2012. Танго для Кали Северный Олег

— Что случилось?

— Пойдёмте.

Слышно было, как в тамбуре открылась входная дверь. Лена прильнула к окну — мимо неё к хвосту поезда быстро прошли три человека. Она продолжала смотреть. Вскоре туда же поспешили ещё четверо, видимо из первых вагонов. Потом ещё несколько человек с тюками в руках.

Снова вернулись проводники, местная и незнакомый парень в форме, видимо из другого вагона. Самые нервные из пассажиров вскочили, чтобы потребовать объяснений, но парень сам шёл им навстречу. Он поднял руку, прося тишины. Разговоры смолкли, люди с расширенными глазами ждали его слов.

— Прошу не поддаваться панике, — с лёгкой хрипотой в голосе произнёс проводник. — Наш поезд сошёл с рельсов. У кого есть запасные тёплые вещи, анальгетики, успокоительные или вода, прошу оказать помощь пострадавшим. Всё необходимое нужно доставить к концу поезда.

Вагон молчал. Только через минуту началось шевеление и возня: первыми пришедшие в себя люди разбирали багаж, доставая то, что их попросили достать. У Лены не было ни тёплых вещей, ни лекарств, только большая бутыль фанты, зато у неё был объёмный пустой пакет, в котором можно было много чего унести. Она застегнула курточку и с пакетом вышла в проход. Парень с сиденья напротив собирал в охапку свитера и шарфы. Они прошли по вагону и спрыгнули на снег.

Вдоль всего поезда бродили группы людей, большинство спешило к хвосту, кое-кто возвращался обратно. Лена и парень, утопая в мокром грязном снегу, добрались до места, где кончался состав. Лена глянула вперёд и застыла на месте, прошептав «мамочки», — следующий вагон лежал на боку, колёс у него не было.

— Идём, — хмуро буркнул парень, которому тоже было заметно не по себе. Они двинулись к ближайшему к ним огоньку — уцелевшие разводили костры.

Возле костра суетились проводники, сидели закутанные в одеяла люди, видимо из опрокинутого вагона. Тут же кто-то при свете огня делал укол. Лена спросила, кому отдавать собранное.

— Что там у вас? — спросил кто-то из проводников.

— Одежда, вода, лекарства.

— Идите дальше, здесь уже всё есть. Там нужно.

Они пошли. Ещё два вагона превратились в помятые железные коробки, Лена старалась на них не смотреть. Возле третьего костра их попросили оставить лекарства. Здесь же сгрузили воду и свитера, в которые поспешно укутались отчаянно дрожащая белокурая женщина и смуглый, подвывающий от страха мальчик. Остальными укрыли ещё пятерых лежащих возле костра человек, раненых.

— Нужна ещё вода, — обратился к ним высокий человек в белом халате поверх пальто. Наверно, рефлекс врача заставил его достать из багажа рабочую одежду, раз потребовалось его профессиональное участие.

Лена подняла опустевший пакет и побрела обратно. Она обошла ещё два вагона, вернулась, потом сходила ещё раз. Девушка замёрзла и устала, но она не могла позволить себе остановиться — так она чувствовала себя нужной, при деле, так немного отступал страх. Она уже знала, что один вагон оторвался полностью, его даже не было видно оттуда, где остановился состав, но не могла заставить себя добраться с помощью до него — было очень страшно.

Откуда-то сбоку ударили лучи света — прорвалась первая машина «скорой помощи». От места катастрофы до станции было почти сорок километров, всё случилось в глухом лесу, дорога сюда была только одна, и то почти непроезжая. Единственное здание в округе — домик подстанции — уже было занято тяжело пострадавшими, но это был очень маленький домик.

Лена как раз в очередной раз освободила пакет, когда ночь прорезал дикий вопль боли. Кричал мужчина, он был далеко, но кричал очень громко. Лену затрясло. Какая-то женщина у костра принялась мелко и часто креститься. С той стороны прибежал молодой проводник с абсолютно белым лицом, согнулся пополам, и его вырвало. Вопль продолжался.

— Что там? — спросил кто-то.

— Ему ногу, живому, режут, — выдохнул проводник. — Под вагоном застряла.

Лена поднялась и, пошатываясь, побрела в свой вагон. Мужчина продолжал кричать, она зажала уши, но не могла не слышать этого жуткого звука. Она забралась в вагон и уставилась в темноту за окном. Её трясло, то ли от холода, то ли от нервов. Она не знала, сколько прошло времени.

— Выгружаемся! — раздалась зычная команда. — Не торопясь, не толкаясь, с вещами — на выход! Все переходим в другой состав.

Люди, нагруженные багажом, медленно высыпались из вагона, скучились у дверей.

— Не толпимся, не толпимся! Проходим вперёд!

Лена влилась в ручеёк хмурых, мрачных людей. Они шли в полной темноте, запинаясь о шпалы, скользя в снежной каше, слыша лишь шум от дыхания соседей, жалобы и причитания женщин, сдавленную ругань мужчин и периодические окрики:

— Поторопись! Не отстаём! Не теряемся!

До подобравшего их поезда было полтора километра. Поезд уже был забит под самые потолки, но всё принимал и принимал людей. Сидели впритирку на нижних и верхних полках. Здешние пассажиры старательно поили вновь прибывших корвалолом, горячим чаем и более крепкими напитками. Их довезли до полустанка, пересадили в «Сапсан». На нём уже доехали до Петербурга.

— Анто-он! Ты слы-ы-ышал?! Ы-ы-ы-ы! — Матрёна ревела в трубку белугой. Чёрный даже испугался, как бы не промок и не выключился её телефон.

— Что слышал?! Что случилось, Матрёш?!

— По-о-ы-ы! По-о-ызд! Наш по-о-езд! Взорва-а-ли-и!

— Какой наш поезд?! Ты о чём, мать?

— Не-э-эвский экпре-э-эсс! На-аш! Понимае-эшь? — Кажется, она чуть-чуть успокоилась. До Антона дошло, что она пытается ему рассказать, и он присел, где стоял. Ничего себе! Тот самый поезд, на который он почти совсем уже взял билет, попал под теракт. Их спасла случайность или?.. Чёрный вспомнил, как в беспамятстве покинул агентство. Сдаётся ему, он знает, как это «или» зовут, и какого цвета у него волосы.

— Мать, но мы же никуда не поехали! Чего реветь-то? Мы тут, в Москве, целые и невредимые. Перестань быстро!

— Мы могли-и поеха-ать! — Матрёна подумала о том, что их миновало, и снова взялась рыдать.

— Мы не поехали! — выделяя голосом каждое слово, прокричал в трубку Чёрный. — С нами всё в порядке!

— Это нас хотели-и, на-а-ас!

— С чего ты взяла?!

— Я знаю-у! Мне сказали!

— Что тебе сказали?

— «Там должны б-бы-ыли быть вы. Мы х-хотели отправить в-вас отдохнуть. Вас хотели у-убить, м-мы это узнали, и, до того как появилась у вас м-мысль, мы её уб-брали из головы». Вот!

— Ничего не понимаю. О чём это?

— Об экспресс-се! То-очно-о!

— Не лезет!

— Куда?

— Никуда не лезет! Мысль об экспрессе никто никуда не убрал, значит, они не об этом. А если убрали, то мы не знаем о чём. Или ты знаешь?

— Не зна-аю.

— Тогда что ревёшь?

— Стра-ашно!

— Мать, ты сама говорила, что мы на войне. Ну-ка, перестань плакать, ну что ты как курица!

— Кто я?! — Было слышно, как Матрёна задохнулась от возмущения. — Кто?!

Телефон отключился. Чёрный хмыкнул и полез в Интернет узнавать новости.

Матрёша проплакала ещё где-то с час, уже не из-за теракта, а от обиды на Чёрного. Он! Её! Обозвал! За что?! Она для него на всё готова, а он! Её! Наконец ей надоело прокручивать в голове одно и то же, слёзы высохли, и она подумала, что надо бы как-то отвлечься от тяжёлых мыслей или ей снова грозит депрессия. Антона видеть она сейчас не желала. Институт прогуливала всё равно, на последнюю пару приходить просто смешно. О! Она поняла, куда ей нужно пойти — конечно, в спортзал! Нет ничего лучше физических нагрузок, когда нервишки шалят.

Она устроила себе марафон, постаралась убиться так, чтобы ни одной мысли не выжило в пропотевшей и чуть гудящей от напряжения голове. Своим рвением заслужила особое внимание тренера — он весь вечер ходил вокруг неё кругами, уточнял, правильно ли она поняла упражнение, приводил её в пример остальным девушкам и пытался подстраховать. Матрёна делала вид, что ничего не замечает. Только пококетничать с тренером ей и не хватает для полноты жизни.

Она медленно шла к метро, лёд застыл на выбившейся из-под шапки, плохо просушенной пряди волос, лёд застывал в душе. Они обычно возвращались вместе, она и Антон. Не торопясь, переходили через эстакаду, спускались, шествовали по теперь уже мёрзлой аллее. Она провожала его до перехода, потом он провожал её до лестницы, потом опять она — его. Обсуждали насущные дела и секреты, гадали о Нечто. Да, она столько всего узнала, а он — её — обозвал!

«А что, — вдруг прорезался незнакомый скользкий голосок в голове, — тренер-то ведь тоже ничего парень — надёжный, сильный».

Матрёна остановилась. Это ещё кто? Или чьё? Не Седой точно. Этого она в первый раз слышит. «А может, — мелькнула подлая мысль, — это и есть твой внутренний голос?» Она тряхнула головой и почти побежала к метро.

Матрёна не звонила и не появилась в аське, но Антон, увлечённый раскопками в Интернете, не обратил на это внимания и только на следующее утро подумал: а ведь он может помочь девушке. Захваченный загадкой Глаза Дракона, он чуть не забыл об остальных артефактах, вышедших из-под его рук. Точно! Седой говорил в своё время, что Единорог — это защита, но не для Чёрного; и не сказал для кого. Он тут же позвонил Матрёше, но её телефон был вне зоны доступа. Второй звонок сбросило. Пришлось отправлять эсэмэску, что он просит её подойти в их кафе вечером. Днём следовало заняться кое-какими делами.

Антон заметил, что пешие прогулки пошли ему на пользу — спина понемногу «расхаживалась», боль отступала. Правда, на общем состоянии это не сказывалось, и на настроении тоже. Его по-прежнему донимали головные боли, головокружения и перебои с сердцем. Хотя тот же Доренко и объяснял ему, что эти симптомы не имеют никакого отношения к проблемам спины. Всё это чистой воды психология.

В самом деле, Антон знал, что боль, которую ощущает любой человек, на две трети состоит из его воспоминаний о боли, которая была когда-то. Значит, боль не в ноге или в спине, она в голове. Также известно, что если кто-то уверен, что он заболел, то он будет чувствовать себя больным, даже если потом окажется, что он ошибался. Осуществление ожидаемого доходило до того, что некоторые женщины (науке известны такие примеры), уверенные в том, что они беременны, начинали толстеть и наблюдать все полагающиеся приметы. И только через много месяцев выяснялось, что причин для этого не было никаких. Вот что может психика, вот где самое страшное оружие и самый совершенный инструмент.

Преподаватель Медицинской школы при Калифорнийском университете Норман Казинс убедил себя в том, что каждый человек владеет особой целительной энергией, которой просто не умеет пользоваться. Впервые он вылечил себя в десятилетнем возрасте от туберкулёза. В конце семидесятых он подхватил редкую болезнь, которая за год превращает здорового человека в паралитика и убивает, и опять вылечил себя сам. Единственным подспорьем от медицины стали слоновые дозы витаминов, которые колол ему его приятель, врач-еретик. В 1983 году Казинс перенёс инфаркт миокарда и остановку сердца — обычно такая комбинация приводит к панике и смерти. Казинс не стал ни паниковать, ни умирать и, может быть, живёт до сих пор. Антон читал его книгу «Анатомия болезни». Он читал так много всего, почему же он до сих пор едва ковыляет и морщится от боли? Наверно, ему следует навести порядок в первую очередь в своей голове.

Матрёша вошла в дверь медленно, двигаясь как автомат, и с совершенно потухшими глазами, остановилась, наверно, искала Антона. Он помахал ей от столика. Она молча прошла, опустилась на стул прямо в шубке и застыла как манекен.

— Ленка вернулась, — ровным, тихим голосом сообщила она.

— Ленка? Какая Ленка?

— Из нашей группы.

— Откуда вернулась? Зачем ты мне это говоришь? — Антон забеспокоился, всё ли у Матрёны хорошо с головой. Уж очень странно она себя вела.

— Она ехала в этом поезде, — всё так же бесцветно произнесла Матрёна.

— И уже в Москве?

— Она из Петербурга сразу же улетела, не могла там быть после всего. А Машка погибла, которая в «Одноклассниках».

Матрёна перестала говорить и теперь сидела, уставившись в одну точку. Антон встал, прошёл к бару. Водки не было, взял коньяк, сразу полстакана. Матрёна выпила залпом и, кажется, не поняла что. Потом напиток начал действовать, её поза потеряла напряжение, она сняла руки с колен, положила на столик. Чёрный опасался, что после ступора её сорвёт на истерику, но обошлось: коньяк выводил из шока достаточно мягко. Наконец она подняла глаза и уже вполне осмысленно посмотрела на Антона.

— Как хорошо, что у нас есть Седой!

— Да. — Чёрный не стал спорить. — У нас есть ещё кое-что. Дай руку.

Девушка с удивлением протянула ладонь, Антон примерился и надел ей на средний палец кольцо.

— Вот так. Поноси пока. Его имя — Единорог.

— Оно тоже из этого, нейзильбера? — Матрёша рассматривала кольцо.

— Типа того. Оно тебя защитит.

— От чего?

— От всякого, нам ненужного.

— От чужих мыслей тоже? — тут же уточнила она.

— От этих должно, а от своих тебя никто не спасёт! — Чёрный с намёком покачал головой. — А что за чужие мысли?

— Да ерунда всякая. Лезет в голову, а я её прочь гоню.

— Правильно, гони её! — Антон улыбнулся. — Ерунда нам не нужна. Нам нужны только полезные мысли.

— Представляешь… — Она смотрела на него расширенными глазами. — Я поймала в своей голове мысль, что можно было бы поразвлекаться с тренером! Из «Жирафика»! Такая дичь.

— А что? — Антон изобразил недоумение. — Да и развлеклась бы. Велико дело!

— Ты что?! Как ты можешь так говорить?! — Матрёна покраснела, потом побледнела, вскочила и была готова броситься вон из кафе.

Тут Чёрный по-настоящему испугался последствий своей неумной шутки. Как же он мог забыть, что взрослый цинизм не для ушей девятнадцатилетней девушки! Её мир ещё устойчив и справедлив, и он сейчас нанёс удар по этой самой устойчивости мира. Нужно было срочно спасать положение.

— Матрёш, да я пошутил! — Антон криво улыбнулся. — Ну что ты так? Я, правда, пошутил, прости дурака.

Он взял её за кисть руки и тихонько погладил. Матрёна дулась и отводила глаза, но руку не отняла. Он потёрся о её ладонь щекой, как старый верный пёс, и ещё раз повторил: «Прости».

Девушка снова опустилась на стул. Антон старался изо всех сил и через полчаса дождался первой слабой улыбки. Матрёна на него больше не обижалась.

Непонятно, от чего защищало кольцо, только Матрёне по-прежнему было плохо. Она постоянно чувствовала себя усталой, всё валилось из рук, мысли ползали со скоростью улиток, сосредоточиться на учёбе стало непосильным трудом. Девушка бродила по дому как бледная тень, мать обзывала её мокрой курицей и грозилась оборвать Интернет. Матрёна слабо огрызалась, что тогда перейдёт на вайфай. Полностью наступила зима, теперь нельзя было подкрепиться даже энергией и теплом солнышка. Спортзал был оставлен, на него больше не было сил. Даже к Антону она старалась лишний раз не выезжать — слишком далеко. Общались по аське.

— Как там пузечко?

— Пузечку хорошо, мне плохо.

— Тебе совсем плохо?

— Как месяц назад. Такой же мандраж в душе. Давай подумаем, в какое время тебя начали проверять?

Антон кутался в одеяло, хотя в комнате было достаточно тепло.

— Хорошо спросил… Наверно, когда тебе плохо стало. А может, и когда твой отец заболел. Мне кажется, Властелины знают, о чём говорил Брюс. И сейчас продолжают, выходит?

— Нет, сейчас основной момент…

— Когда всё должно проявиться?

— …снятия твоей жизненной силы для меня.

— А! Вот про что они говорили!

— Да. Теперь проверяет уже жизнь.

— Надеюсь пройти. Мне тут голосок немножко поднял настроение.

— Отлично. По делу что-нибудь можешь сказать?

— Думаю тут.

— Это полезно. — Чёрный усмехнулся.

— Вот мы хотели найти Березовского в Англии, но сейчас никак. Что не пускает? Или болезнь, или нам так кто-то специально мешает.

— Понимаешь, Матрёш, болезни-то как таковой нету. — Чёрный взялся объяснять то, до чего он додумался, отталкиваясь от слов Доренко, что его симптомы вовсе не связаны со спиной.

— Главное — это болезнь психики, — тут же откликнулась Матрёна.

— Именно! С физикой всё в порядке, — озвучил он результат.

— Не поняла. Это как?

— Ну, смотри. Известно, что до появления антибиотиков больные выздоравливали только потому, что верили в эффективность лекарств. Сами лекарства почти не работали, не было их тогда, реальных, не было!

— Сейчас-то есть.

— Ага. Исследования обезболивающих препаратов показали, что плацебо действует почти так же хорошо, как патентованные крутые колёса.

— Так ведь почти!

— Да, почти, только немного лучше! А это только обманки, которыми убеждают больного в том, что сейчас у него всё перестанет болеть. Если он убеждается — на самом деле перестаёт. Вот так. Понимаешь?

— То есть у тебя на самом деле повреждения позвоночника нет? — Матрёша никак не могла усвоить его мысль.

— Есть. Но оно и раньше было.

— Тогда… Это просто страх? Общий дискомфорт? Да?

— Это просто наезд, Нюша. Классический.

Этот вывод с неизбежностью следовал из всех раздумий и рассуждений, но и самому Чёрному было очень непросто его принять. Все его муки адовы — это результат чьей-то злой воли, — ничего себе! Было очень обидно за собственную недогадливость, и поднималась глухая злость на тех, кому он этим обязан.

— Так давай бороться! Мне очень интересно, кто против нас и почему?

— Мы и боремся.

— Вот! Знак! Фраза только что попалась: «Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, смогут достичь невозможного». Значит, всё будет хорошо, я знаю!

— Конечно, Матрёш.

— И психику нашу мы вылечим!

— Обязательно.

Да, вот теперь уже обязательно. Даже не затем, чтобы отомстить врагам, некогда отвлекаться на месть, но затем, чтобы этим самым врагам не удалось достигнуть их вражьей цели — остановить Чёрного и не дать ему добраться до чего-то очень и очень важного. Но раз его так пытаются остановить, значит, шанс добраться до этого важного у него есть.

— Привет, Нюша!

Сегодня Антон чувствовал себя почти хорошо, конечно, лишь по сравнению с предыдущим. Может, это был ответ мироздания на его решимость?

— Привет.

— Что поделываешь?

— Да ничего вроде, кино смотрела, про олигарха.

— Это про Берёзу, что ли?

— Ага. По мотивам.

— И как?

— Слушай, у меня либо глюки, либо, правда, один момент снимался на канале, где мы гуляем! Там даже табличка есть: канал Москва — Волга. Вот тут у воды, где Речной вокзал, а потом по каналу до того причала, до которого мы доходим. Меня зацепило!

Чёрный попытался представить, о каких местах идёт речь. Любопытно, что фильм про Березовского снимали на их набережной.

— Знаешь, мне кажется, это кино не для всех. То есть его могут смотреть все, но поймут, зачем оно снято, только те, для кого оно сделано. То есть мы!

Антон подумал, что, пожалуй, фильм действительно стоило бы посмотреть.

— Антон, а мы с тобой можем как-нибудь поехать в офис? — вдруг спросила Матрёна. — Ты и там в Инете пороешься, а я повспоминаю.

— Кстати про офис.

— Что про офис?

— Помнишь, как там дверь сама собой закрывалась?

— Ага, хорошо помню.

— В свете того, что происходит, по-другому всё это воспринимается.

— Пожалуй. Кажется, офис сам превратился в маленькую аномальную зону. — Матрёша хихикнула.

— Можешь посмотреть, как пишется «Калиостро» на латыни? — Антона осенила очередная идея, и он подбирал под неё материал.

— На итальянском — Alessandro Cagliostro.

— А перевод?

— Сейчас попробую… С итальянского не переводится, я по словарю проверяла. Перевода нет.

— Поищи в других языках.

Пока Матрёна копалась в Сети, Чёрный успел заварить порцию мате и даже его выпить.

— Я посмотрела в немецком, английском, испанском, украинском даже. Нет.

— Смотри итальянские фамилии.

— Я этим и занимаюсь. Калиостро — фамилия родной тётушки Джузеппе Бальзамо.

— Это я знаю.

— Само имя Джузеппе Бальзамо, если его преобразовать при помощи каббалистических методов, означает «Тот, кто был послан», или «Данный», а так же «Господин Солнца», — это показывает, что оно не было его истинным родовым именем.

— Мне не это имя нужно, а другое.

— Да, я понимаю. Я ищу… Не могу найти ничего про значение фамилии Калиостро, нету, и всё. Всё что угодно, но не это.

— Попробуй другой поисковик.

— Во, тут пишут, что фамилия у него от дяди. Читал «Перстень Калиостро»? Оттуда: «В ходе двухдневного проживания Калиостро в хижине лесничего он предсказал появление великого мага в недалёком будущем, а точнее, ровно в 1990 году. Он будет иметь прямое отношение к магии Калиостро и тайным познаниям».

— Интересно, насколько это правдиво? Это же беллетристика. Всё равно — занятный момент.

— Так, биография, «…после смерти отца Джузеппе ликвидировал малодоходное предприятие родителя и погрузился в полное превратностей путешествие в высшем свете. У Лоренцы, невесты Джузеппе, была тётка Калиостро, её фамилией и воспользовался предприимчивый молодой человек. Впоследствии он назывался также графом Фениксом и графом Тара, но имя Калиостро оказалось самым устойчивым из его псевдонимов». «В Страсбурге его называли Другом Человечества».

— Перевод имени нужен.

Чёрный начал терять терпение. Ну, как она не понимает, что он прекрасно знает и про Лоренцу, и про её тётю и ему нужен конкретный ответ на конкретный вопрос?

— Ищу, что нахожу интересное, тебе кидаю. О, смотри! Целая серия ссылок! Давай, я по ним подборку сделаю.

— Делай. Про что ссылки-то?

— Про Кали. Я по корням искала, и вот нашлось.

По коже Антона вдруг побежали мурашки, волоски на руках встали дыбом. В тот же миг ему показалось, что где-то далеко-далеко протрубил рог. Или это был теплоходный гудок? Нет, какой теплоход, сейчас же зима! Антон поискал обычные объяснения необычного звука и пришёл к тому, что, наверно, ему просто послышалось.

— Собирай!

Матрёна замолчала надолго. Прошло около двух часов, когда она снова стукнулась в асю с коротким:

— Лови!

Антон открыл присланный файл.

«Культы Богини КАЛИ некогда были распространены повсеместно. Это находит подтверждение в свидетельствах священных текстов различных религий, это не опровергается научными данными. Культ Чёрной Богини имел в древности свои прямые аналоги в самых разных уголках мира. И в этом есть НЕЧТО большее, чем простые совпадения в названиях. КАЛИ — Великая Матерь всех существ, почитаемая под разными именами и в разных формах практически повсюду.

КАЛИ — Чёрная. Имя КАЛИ производно от санскритского слова КАЛА, обозначающего чёрный цвет.

„Время (КАЛА) пожирает весь мир во время космического растворения (пралайи), но КАЛИ пожирает даже само Время, потому Она и именуется словом КАЛИ“.

КАЛИЮГА — Чёрная Эпоха, Эпоха КАЛИ.

В КАЛИЮГУ именно почитание Кришны становится господствующей формой вишнуизма, так как Кришна — проявление КАЛИ, а из всех Махавидья и других форм Богини-Матери именно КАЛИ почитается как центральный и главный и часто вообще единственный объект Богопочитания в век КАЛИ. „Только КАЛИ должна почитаться в КАЛ И ЮГУ“ (калау КАЛИ ту кевала), — говорится в „Шакта-прамоде“, известном собрании ритуальных текстов Тантры.

КАЛИ — Чёрная Богиня (инд.). КАЛИгхата — священный храм КАЛИ, построенный в Бенгалии».

Другой источник. Это уже современное прочтение.

«Кали — Богиня вечности, наблюдающая за всеми нашими изменениями и способствующая тем, кто помогает нашему духовному росту. Говоря конкретнее, Кали — это Юга-Шакти или та энергия, сила времени, которая переносит человечество из одной мировой эпохи в другую.

Богиня-Мать как тёмная, мистическая и трансцендентная Деви (богиня — пер. с санскрита) держит ключ к истинной силе и настоящему мироздания во всех своих проявлениях. Кали снова входит в человеческую среду и в сферу Земли, чтобы творить магию и вызывать чувство страха и почтения.

Богиня вызывает все изменения на планете, пробуждая Шакти (энергию) планеты и стимулируя не только индивидуальное, но более глобальное общепланетное сознание. Современные природные и иные катастрофы, которые в настоящее время случаются повсюду на планете, являются проявлением, указанием на изменяющую всё силу Кали…

Чтобы принять вызов Матери Кали, мы должны внутренне измениться… Мы должны научиться жить в согласии с её ритмами и трансформирующими вибрациями, позволяя ей очищать и изменять нашу собственную, в первую очередь психологическую природу.

Она терпеливо ищет тех, кто может нести её милостивую волю.

Существует острая потребность в новых аватарах и формах энергии Кали, в возрождении поклонения ей и в новом, ещё большем потоке её милости. Кали держит ключ от нашего будущего как вида и от судеб наших душ. Мать Кали обладает властью поднять человечество на новый уровень развития…

Нам следует принять очищающий огонь Кали, чтобы она могла поднять нас на новый уровень просвещённости, который только и поможет решить наши личные и глобальные проблемы. Те, кто могут вынести испытание огнём Кали и нести его, могут принести новое знание в мир. Они откроют видение будущего, которое заключается в гармонии с вечной истиной и вселенской гармонии».

Ещё один текст.

«Кли (санскр. , Kl, „чёрная“) — тёмная и яростная ипостась Парвати, тёмная Шакти и разрушительный аспект Шивы. Богиня-мать, символ разрушения. Кали разрушает невежество, поддерживает мировой порядок, благословляет и освобождает тех, кто стремится познать Бога. В Ведах её имя связано с Агни, богом огня.

Этимология имени связана с понятиями „время“ и „чёрный“».

Ничего себе! Чёрный, ты только смотри!

«Время», «Чёрный»! Во как!

Он дочитал до конца и некоторое время не мог подобрать слов для ответа. Его накрыло то ли просветление, то ли инсайт: внезапно в его голове повернулись и совместились разбросанные в беспорядке кусочки мозаики, и, пусть не вся, пусть пока одним небольшим куском, картина начала собираться. Он чётко знал, что теперь он уже ЗНАЕТ НЕЧТО, только не понимал, что именно.

Антон поблагодарил Матрёну и отключился. Он чувствовал, что сейчас ему нужно побыть наедине с собой.

Чёрный ещё некоторое время провёл как сомнамбула в состоянии отстраненности от обычных бытовых дел. Он находился в мире, и в то же время мир проходил мимо него, не задевая. Он не пытался разобраться в своём состоянии, но лелеял его, как куколка, ожидающая превращения. Совсем рядом находились полная ясность и свет, и Антон ждал, когда ему будет позволено войти в расположения этого света. Он боялся потерять это чувство близости и предожидания, боялся разменять на мелочи и всякую ерунду. Тем временем внутри него проворачивались невидимые колёса, куски информации сцеплялись, как шестерёнки, и до времени погружались в глубину подсознания. Его разум старательно переваривал полученный материал. Больше всего на свете ему хотелось сейчас, чтобы все о нём позабыли, но это было неисполнимое желание.

— Привет, пузечко!

— Привет.

— Слушай, тут мне голос вот такое сказал: «Ищи способы наполнить себя энергией. Не хватает». А потом добавил: «Он сам тормозит процесс». Что ты об этом думаешь?

— Не знаю пока. Что ещё?

Хорошо им говорить «сам тормозит», взяли бы и подсказали, как ускорить. Раз видят, что он не понимает. Да, дождёшься от них. Сегодня настроение у Чёрного было ворчливым.

— Я тут таблицу делаю, взяла троих: Берёзу, Калиостро и Кашпировского — и выписываю всё про них. Может, так наглядней будет?

— Ясно.