Хроники Нарнии: Серебряное кресло Льюис Клайв

Глава седьмая

Холм со странными рвами

Спору нет, день был отвратительный. Сверху нависло небо, обложенное снеговыми тучами, внизу трещал мороз, дул сильный, пронизывающий до костей ветер. Старая дорога за мостом была сильно разрушена. Путники шли по огромным камням, пересыпанным галькой, а это очень тяжело для натруженных ног. Но как бы они ни устали, как ни прихрамывали, остановиться они не могли, было слишком холодно.

Часов в десять первые хлопья снега упали Джил на руку. Через несколько минут они уже падали густо. Через четверть часа земля заметно побелела, а через полчаса начался настоящий снегопад. Снег летел им в глаза, они почти ничего не видели (это надо отметить, чтобы понять всё последующее). Вскоре невысокая гора скрыла от них огни в замке. То и дело протирая глаза, путники видели лишь на несколько шагов вперёд. Нечего и говорить, что им было не до разговоров.

Добравшись до подножия горы, они заметили какие-то скалы – кубические, если приглядеться, но никто приглядеться не мог. Сил хватило только на то, чтобы взобраться на ближайший уступ, преграждавший им путь. Он был не больше ярда высотой. Длинноногий квакль без труда вспрыгнул на него и помог остальным. Для них это было непросто, на уступе лежал довольно глубокий снег. За первым уступом, шагов через пятьдесят, возвышался ещё один. Всего их оказалось четыре, и шли они через неравные промежутки.

Карабкаясь на четвёртый, путники были уверены, что теперь-то находятся на вершине. До сих пор склон хоть в какой-то степени укрывал их, теперь ветер дул со всех сторон. Как ни странно, гора была такой же плоской, какой казалась издали. Во многих местах снег едва припорошил камни, ибо ветер поднимал его и бросал им в лицо. Внизу тоже кружились снежные вихри, и ноги скользили, как по льду. В довершение бед гору перерезали и пересекали какие-то выступы, разделяя ее на неравные прямоугольники. С северной стороны этих выступов намело много снегу, и, перелезая через них, все промокли.

Борясь с ветром, Джил надвинула на лоб капюшон и опустила голову. Пальцы у неё окоченели. Она замечала всякие странные вещи: справа высились глыбы вроде заводских труб, слева шёл неестественно ровный утёс. Но ей было всё равно, и она об этом не думала. Думала она о замёрзших пальцах (и носе, и щеках, и ушах), горячей воде и мягкой постели.

Внезапно она поскользнулась, проехала футов пять и с ужасом обнаружила, что скатывается в узкую трещину, неожиданно возникшую перед ней. Это была не то траншея, не то шахта фута в три шириной. Несмотря на встряску, Джил почувствовала облегчение: здесь не было ветра. Затем она увидела встревоженные лица Юстэса и Хмура, склонившиеся над краем траншеи.

– Ты не ушиблась, Джил? – крикнул Юстэс.

– Наверное, сломала обе ноги! – крикнул Хмур. Джил встала и сказала, что всё в порядке, но ей самой не выбраться наверх.

– А куда это ты свалилась? – поинтересовался Юстэс.

– Это окоп какой-то или осевшая тропа, – ответила Джил. – Она довольно прямая.

– Ну и дела! – воскликнул Юстэс. – Она идет прямо на север! А может, это дорога? Тогда мы могли бы укрыться от этого чёртова ветра. Много там снегу?

– Почти нет. Наверное, он через неё перелетает.

– А что там дальше?

– Подожди, сейчас посмотрю, – ответила Джил и пошла вдоль траншеи. Далеко она не продвинулась: траншея резко свернула направо, и она крикнула об этом своим спутникам.

– А что за углом? – спросил Юстэс.

Джил показалось, что там какие-то извилистые ходы и тёмные отверстия пещер. Одной поворачивать за угол ей совсем не хотелось, особенно когда Хмур прокричал сзади:

– Осторожней, Джил! Такие канавы часто ведут в пещеру дракона. У великанов тут могут жить гигантские черви или жуки.

– Кажется, эта дорога недалеко уходит, – сказала Джил, быстро возвращаясь назад.

– Мне хочется самому взглянуть, – сказал Юстэс. – И вообще, что значит «недалеко»?

Он сел на край траншеи и скатился вниз. (Все уже так промокли, что промокнуть больше не боялись.) Джил он просто отодвинул. Хотя он ничего не сказал, она поняла, что Юстэс заметил, как она струсила, и пошла за ним, стараясь не забегать вперёд. Поиски ни к чему не привели. Джил и Юстэс прошли немного вперёд, повернули направо, потом снова повернули, уже налево, и через несколько шагов опять обнаружили поворот направо. Скоро они оказались в тупике.

– Нет, толку не будет, – проворчал Юстэс, а Джил, не теряя времени, отправилась назад. Когда они вернулись, квакль без труда выудил их наверх своими длинными руками.

Наверху было ещё хуже. В траншее уши у них начали оттаивать, они могли ясно видеть, легко дышать и говорить спокойно, не стараясь перекричать ветер. Тем труднее им было возвращаться на этот зверский холод, а тут еще Хмур как раз спросил:

– Ты твёрдо помнишь знаки? Какому надо следовать теперь?

– Да ну их, эти знаки, – заворчала Джил. – Кажется, кто-то что-то попросит ради Аслана. Не буду я их здесь вспоминать.

Как видите, она спутала порядок знаков, и всё потому, что перестала повторять их каждый вечер. Она, конечно, еще знала их и вспомнила бы, если бы потрудилась, но машинально припомнить уже не могла. Вопрос Хмура разозлил ее, ибо она и сама сердилась на себя за то, что не помнила как следует уроков Аслана. Недовольство, муки холода и усталость побудили её ответить: «Да ну их, эти знаки», – в глубине души она так не думала.

– Разве этот знак следующий? – удивился Хмур. – Вроде нет… Ты перепутала. Мне кажется, на этом плато надо осмотреться. Вы заметили…

– О чёрт! – завопил Юстэс. – Нашёл время любоваться видами! Ради всего святого, пошли дальше!

– Ой, смотрите! – воскликнула Джил.

Все повернулись и увидели, что на севере, много выше, появились огни. Ещё отчётливее, чем в прошлый вечер, было видно, что это свет в окнах – в маленьких окнах, наводивших на мысль об уютных комнатах, и в окнах побольше, наводивших на мысль о залах, где гудит огонь в очаге, а на столе стоит горячий суп или вкусное жаркое.

– Харфанг! – воскликнул Юстэс.

– Всё это хорошо, – продолжал Хмур, – но я хотел сказать…

– Да замолчи ты! – оборвала его Джил. – Нельзя терять ни секунды. Разве ты не помнишь, что сказала дама? Они рано запирают. Надо успеть, неужели не понимаешь?! Мы погибнем без крова в такую ночь.

– Ну, ещё не ночь… – начал Хмур. Но дети хором сказали:

– Идём, – и заковыляли по скользкому плато так быстро, как только могли.

Квакль брёл за ними, что-то бормоча, но сейчас, когда дети боролись с ветром, они не услышали бы его, если бы и хотели. А они и не хотели, ибо только и думали о ваннах, постелях и горячем чае и очень боялись опоздать в Харфанг.

Несмотря на спешку, шли они долго. Когда же они наконец пересекли плато, им снова встретились уступы, по которым пришлось спуститься. В конце концов они добрались до самого низа и увидели Харфанг.

Он стоял на высокой скале и, несмотря на многочисленные башни, больше походил на огромный дом, чем на замок. Очевидно, любезные великаны не боялись нападений. Окна были совсем близко от земли – а этого не бывает ни в одной мало-мальски путной крепости. Там и сям виднелись какие-то дверцы, так что войти и выйти из замка можно было и не через ворота. Дети приободрились. Само это место показалось им приветливым, а не страшным.

Сперва взбираться вверх было трудно, потом они нашли слева путь полегче, но всё равно лезли с трудом, особенно после такого дня, и Джил чуть не отказалась идти дальше. Последние шагов сто Юстэс и Хмур почти тащили её. Наконец они очутились перед воротами, те были открыты, а решётка поднята.

Как бы ты ни устал, не так уж легко входить в замок великанов. Несмотря на свое недоверие к Харфангу, Хмур выказал наибольшую храбрость.

– Ну, твёрже шаг! – сказал он. – Не показывайте, что вам страшно. Самое глупое, что мы вообще пришли сюда. Но раз уж мы здесь, глядите посмелее.

С этими словами он шагнул к воротам, встал под аркой так, чтобы эхо усиливало его голос, и громко крикнул:

– Эй, привратник! Принимай гостей! – Ожидая, пока что-нибудь произойдёт, он снял шляпу и стряхнул с полей целый сугроб.

– Знаешь, – прошептал Юстэс, – он, может, и зануда, но в смелости ему не откажешь.

Отворилась дверь, мелькнул весёлый свет очага, и появился привратник. Джил закусила губу, чтобы не закричать. Великан был не такой уж большой – повыше яблони, пониже телеграфного столба. У него были косматые рыжие волосы, кожаный камзол с множеством металлических застёжек, так что получалось что-то вроде кольчуги, и какие-то краги на голых ногах (колени были волосатые). Он наклонился и вытаращил глаза на Хмура.

– Это кто же такой? – спросил он.

Джил собрала всё своё мужество.

– Простите! – прокричала она вверх. – Дама в зелёном приветствует вашего короля и посылает нас и этого квакля – его зовут Хмур – на ваш осенний праздник. Если вы не возражаете, – добавила она.

– Ого! – проговорил привратник. – Тогда другое дело. Входите, малявки, входите! Идите в дом, а я пока доложу его величеству. – Он с любопытством посмотрел на детей. – Смотрите-ка, они синекожие! Вот не знал. Ну да мне всё равно. Наверное, себе вы нравитесь. Недаром говорится, жучок жучка хвалит.

– Мы посинели от холода, – объяснила Джил. – Вообще-то мы другого цвета.

– Тогда идите грейтесь, – пригласил привратник, и они последовали за ним. Было очень страшно, когда сзади закрылась огромная дверь, но они тотчас забыли об этом, едва вошли в комнату и увидели то, о чем мечтали со вчерашнего вечера, – огонь! Четыре или пять деревьев пылали разом, и подойти к очагу ближе чем на несколько ярдов они не могли. Дети опустились на тёплый пол и облегчённо вздохнули.

– А ты, юноша, – приказал привратник другому великану, сидевшему в глубине комнаты и таращившему глаза на пришельцев, – беги в дом, неси весть. – И он повторил то, что ему сказала Джил. Взглянув на них в последний раз, молодой великан громко фыркнул и вышел из комнаты.

– Ну а тебе, лягушонок, – обратился привратник к Хмуру, – неплохо бы взбодриться. – Он достал тёмную бутыль, почти такую же, как у Хмура, но в двадцать раз больше. – Вот что, стакана я тебе не дам, ты в нем ещё утонешь. Пожалуй, с тебя и солонки хватит.

Солонка была уже, чем у нас, с высокими краями, и оказалась прекрасным кубком для квакля. Дети думали, что он откажется пить из недоверия к великанам, но он проворчал:

– Поздно думать о предосторожностях, когда мы уже здесь, дверь захлопнулась, – и понюхал напиток. – Пахнет приятно, – сказал он, – но лучше проверить. – И он сделал глоток. – Неплохо. Но, может быть, только сначала? Интересно, как пойдёт дальше? – Хмур глотнул ещё. – Надо же, – воскликнул он, – всё так же вкусно! Наверное, самая гадость на дне. – И он осушил солонку. Облизав губы, он заметил: – Это я пробую, дети. Если я сморщусь, взорвусь или превращусь в ящерицу, вы поймёте, что тут ничего нельзя ни пить, ни есть.

Великан, стоявший слишком далеко, чтобы его слышать, расхохотался:

– Ну, лягушонок, ты и хват! Посмотрите только, как выдул!

– Я не хват, а Хмур, – нетвёрдым голосом возразил бродякль. – И не лягушонок, а квакль.

Тут дверь отворилась и вошёл молодой великан.

– Вас просят в тронный зал, – сказал он.

Дети поднялись, а Хмур остался сидеть, бормоча:

– Квакль, квакль. Весьма уважаемый квакль. Уважакль.

– Покажи им дорогу, юноша, – сказал привратник. – Лягушонка тебе лучше отнести. Он немного перебрал.

– Ничего подобного, – сказал Хмур. – И я не лягушонок. Никаких лягушат! Я уважаемый кважакль.

Но молодой великан схватил его за пояс и дал детям знак следовать за ним. В таком не слишком достойном виде они пересекли двор. Квакль, брыкавшийся в руках великана, и впрямь походил на лягушку, но у детей не было времени об этом думать. Они быстро вошли в главную дверь – у обоих сильно билось сердце, – миновали несколько коридоров, едва поспевая за великаном, и оказались в огромном, ярко освещённом зале. Огонь пылал в светильниках и в очаге, бросая блики на позолоту потолка и карнизов. Слева и справа стояли великаны в богатых одеждах. На огромных тронах сидели два самых больших – король и королева.

Шагах в двадцати от трона дети остановились. Они поклонились (очень неловко, в экспериментальной школе манерам не учат), а молодой великан осторожно положил Хмура, и тот сел на полу, растопырив руки и ноги. Сказать по правде, на лягушку он был очень похож.

Глава восьмая

В Харфангском замке

– Ну, Джил, говори, – прошептал Юстэс.

Но Джил говорить не могла. Она не сказала ни слова и сердито кивнула Юстэсу, чтобы начинал он.

Подумав, что он никогда не простит ни её, ни Хмура, Юстэс облизал сухие губы и прокричал:

– С позволения вашего величества, дама в зелёном приветствует вас. Она сказала, что вам будет приятно, если мы придём на ваш осенний праздник.

Король и королева переглянулись, кивнули друг другу и довольно противно улыбнулись. Король – с кудрявой бородой и орлиным носом – понравился Джил больше, для великана он был совсем недурён, у королевы же, ужасно толстой, было полное напудренное лицо с двойным подбородком, что и само по себе некрасиво, а уж тем более – когда увеличено в десять раз. Король почему-то облизнулся. Конечно, это каждый может сделать, но у него язык был такой большой и красный, что Джил даже вздрогнула.

– Какие хорошие детки! – сказала королева. («А может, она тоже ничего», – подумала Джил.)

– Да, просто превосходные! – сказал король. – Добро пожаловать. Дайте мне ваши ручки.

Он протянул огромную руку, очень чистую, с множеством колец и жуткими острыми ногтями. Пожать ладони ему не удалось, и он пожал им локти.

– А что это? – спросил король, указывая на Хмура.

– Уважако-квакль, – ответил Хмур.

– Ой! – завопила королева, подбирая юбки. – Чудовище! Оно живое!

– Да он славный, ваше величество, – торопливо заговорил Юстэс. – Он вам понравится, честное слово!

Надеюсь, вы не утратите интереса к Джил, если я скажу, что тут она заплакала. Извинить её можно. Руки, уши и нос у неё только-только оттаяли, вода текла с неё, ноги болели, она с утра не ела. Во всяком случае, слёзы оказались очень кстати – королева сказала:

– Ах, бедняжка! Друг мой, почему наши гости стоят? Эй вы, там! Накормить, напоить, выкупать. Девчушку утешить. Дайте ей леденцов, кукол, капель, чего хочет – печенья, копченья, соленья, варенья и что там у вас есть. Не плачь, милочка, а то ты никуда не будешь годиться к пиру.

Джил – как и вы и я – рассердилась при упоминании о куклах; и хотя конфеты неплохи в своем роде, ей больше понравилось про копченья. Однако нелепая речь королевы имела прекрасные последствия: Хмура и Юстэса подхватил великан-лакей, Джил – фрейлина-великанша, и унесли их в комнаты.

Комната Джил, размером с церковь, казалась бы мрачной, если бы не яркое пламя в камине и не толстый малиновый ковёр на полу. И тут начались радости. К Джил отрядили королевскую кормилицу. С великаньей точки зрения, это была согбенная старушка, а с человеческой – великанша, достаточно маленькая, чтобы войти в обычную комнату и не удариться головой о потолок. Она была очень заботлива, только Джил предпочла бы, чтобы она поменьше причмокивала и восклицала: «Уй-ю-юй, какой цветочек!», или «Ах ты, бедненькая!», или «Вот мы и молодцы!» Она наполнила великанью ножную ванночку горячей водой и помогла Джил в неё залезть. Если вы умеете плавать, как Джил, такая ванна вам бы понравилась. И великаньи полотенца очень хороши: они довольно грубые и колючие, но конца им нет, и вытираться не нужно, просто укутайся и стой перед огнём. Потом Джил одели во всё чистое и тёплое. Платье было просто великолепно, только чуточку великовато, хотя и сшито для людей. «Если дама в зелёном приезжает сюда, они привыкли к таким гостям», – подумала Джил.

Вскоре догадка её подтвердилась, потому что стол, стулья и посуда были обычных размеров. Как нравилось ей сидеть наконец в тепле и чистоте! На обед подали луковый суп, жареную индейку, горячий пудинг, орехи и очень много фруктов. Вот только няня без конца входила и выходила, принося с собой какую-нибудь великанью игрушку – куклу больше самой Джил, деревянную лошадку величиной со слона, барабан, похожий на пустую цистерну, мохнатого ягнёнка. Они были грубо сделаны, выкрашены яркой краской, и Джил не хотелось на них смотреть. Она так няне и сказала, но та ответила:

– Ну-ну-ну! Очень даже захочешь, когда ляжешь баиньки. Уж ты мне поверь, тю-тю-тю! Баиньки, баиньки… Ах ты, ласточка!

Кровать была не великаньей, но огромной, как в старинных гостиницах, и Джил с удовольствием легла.

– А снег ещё идёт, няня? – сонно спросила она.

– Нет, лапочка, теперь идёт дождь, – ответила великанша. – Дождик смоет гадкий снег, и наша куколка погуляет утром во дворе! – Она подоткнула одеяло и пожелала Джил спокойной ночи.

Нет ничего противнее поцелуя великанши. Так подумала и Джил, но заснула через пять минут.

Дождь лил весь вечер и всю ночь, стуча в окно замка, но Джил ничего не слышала, она спала крепко. В самый тихий час ночи, когда в великаньем доме всё замерло, ей приснилось, что она просыпается в той же комнате и видит огонь, а в его свете – огромного деревянного коня; он двигается сам собой по ковру и останавливается у её изголовья и вдруг превращается в Льва, не игрушечного, а настоящего, того самого, которого она видела на горе, за краем света. Благоухание наполнило комнату, но Джил было как-то не по себе, хотя она не понимала отчего, и слёзы полились по её лицу, прямо на подушку.

Лев сказал, чтобы она повторила знаки, а она не смогла и очень испугалась. Аслан взял её губами (да, да, не зубами), поднёс к окну, и ей пришлось посмотреть. Луна ярко светила, по небу огромными буквами было написано: ПОДО МНОЙ. И сон рассеялся. Проснувшись на следующее утро, она ничего не помнила.

Джил встала, оделась и уже кончала завтрак у камина, когда вошла няня и сказала:

– А вот и наши друзья пришли с нами поиграть.

В комнату вошли Юстэс и Хмур.

– Доброе утро! – воскликнула Джил. – Вот здорово! Я проспала часов пятнадцать, и мне совсем хорошо. А вы как?

– Я-то неплохо, – ответил Юстэс, – а у Хмура голова болела. Ух ты, у тебя подоконник есть! Можно взобраться и посмотреть.

Так они и сделали. Но едва взглянув, Джил воскликнула:

– Какой ужас!

Светило солнце, снег почти полностью смыло дождём. Внизу, как карта на столе, лежала плоская вершина, на которую они мучительно взбирались весь вчерашний день. Теперь отсюда было видно, что это великаний город. Стоявшие вкривь и вкось глыбы были остатками гигантских зданий, дворцов и даже храмов. Вчера Джил приняла за скалу кусок стены футов в пятьсот высотой. Фабричные трубы оказались огромными полуразрушенными колоннами; уступы, с которых путешественники спускались на северном склоне и поднимались на южном, – обломками гигантских ступеней. А в довершение всего в центре виднелись огромные тёмные буквы, начертанные на камнях: ПОДО МНОЙ.

Трое путешественников в смятении взглянули друг на друга, и Юстэс сказал то, что каждый из них подумал:

– Второй и третий знак мы тоже проворонили. – И тут Джил вспомнила свой сон.

– Это я виновата, – в отчаянии проговорила она. – Я… я перестала повторять знаки каждый вечер. Если бы я думала о них, я рассмотрела бы, что это город, даже сквозь снег.

– Моя вина ещё больше, – сказал Хмур. – Ведь я его рассмотрел. Мне казалось, что это очень похоже на разрушенный город.

– Ты – единственный, кого нельзя винить! – воскликнул Юстэс. – Ты же пытался нас остановить.

– Значит, плохо пытался, – сказал Хмур. – Да что там, надо было схватить вас. Тебя – правой рукой, тебя – левой.

– Если по правде, – сказал Юстэс, – мы очень уж хотели попасть сюда. По крайней мере, я. С тех пор как встретили даму с немым рыцарем, мы уже ни о чём другом не думали. Мы почти забыли о принце Рилиане.

– Не удивлюсь, если именно этого она и хотела, – сказал Хмур.

– Почему же мы не видели букв? – удивилась Джил. – Может быть, они появились только прошлой ночью? Может быть, это Аслан начертал их? У меня был такой странный сон.

И она рассказала его.

– Ну и дураки же мы! – воскликнул Юстэс. – Мы видели буквы, мы были в них. Не понимаешь? Мы были в букве «М». Мы прошли по левой палочке на север, повернули направо, потом из угла повернули опять, потом ещё раз и пошли на юг. Вот дураки! – И он стукнул по подоконнику. – Я знаю, Джил, что ты думаешь. Я и сам так думал. Ты думаешь, как было бы хорошо, если бы Аслан начертал эти буквы уже после того, как мы прошли их. Тогда виноват был бы он, не мы. Правильно, а? Нет уж. Сами виноваты. Нам дали всего четыре знака, и первые три мы прошляпили.

– Ты хочешь сказать, я прошляпила, – сказала Джил. – Конечно, это я всё порчу с самого начала. Мне очень стыдно, но всё же – что значит «ПОДО МНОЙ»? Чепуха какая-то…

– Нет, не чепуха, – возразил Хмур. – Это значит, что принца надо искать внизу, под городом.

– А как? – удивилась Джил.

– В том-то и вопрос, – сказал Хмур. – Если бы там, в разрушенном городе, мы думали о деле, мы увидели бы дверцу, пещеру, туннель или встретили бы кого-нибудь. Может быть, даже Аслана. Мы бы пробрались под эти глыбы так или иначе. Аслан никогда не скажет зря. Как же нам быть сейчас?

– Я думаю, надо вернуться, – предложила Джил.

– Легко сказать! Начнём с того, что нужно открыть дверь. – И они посмотрели на дверь и увидели, что никому не дотянуться до ручки, а если кто и дотянется – не повернуть.

– Вы думаете, нас не выпустят, если мы попросим? – спросила Джил. Никто ей не ответил, но каждый подумал: «Скорей всего, нет».

Мысль эта была не из приятных. Хмур ни за что не хотел говорить великанам, куда они идут, и просить у них свободы; а дети, конечно, ничего не могли делать без его согласия. Все трое были уверены, что и ночью убежать не удастся. Раз они заперты в своих комнатах, они в плену до утра. Конечно, можно попросить, чтобы двери не запирали, но это возбудит подозрения.

– Остаётся одно – сбежать днём, – сказал Юстэс. – Может быть, они ложатся соснуть после обеда? Проберёмся тогда на кухню – чёрный ход, наверное, открыт.

– Вряд ли это получится, – сказал Хмур, – но попробовать стоит.

Вообще-то план был не совсем безнадёжен. Если вам нужно выйти из дома незаметно, полдень – лучше, чем полночь. Двери и окна скорее всего открыты. А если вас поймают, всегда можно притвориться, что вы никуда и не собирались, просто бродили. (Ни великаны, ни взрослые не поверят этому в первом часу ночи.)

– Нужно как-то обмануть их, – сказал Юстэс. – Ну, притвориться, что нам здесь очень хорошо и мы просто мечтаем об осеннем празднике.

– Он будет завтра вечером, – сказал Хмур. – Я слышал, они говорили.

– Да, да, – сказала Джил. – Сделаем вид, что нам очень интересно, и будем их всё время спрашивать. Они думают, мы детки, и это нам на руку.

– Веселиться, – глубоко вздохнул Хмур, – вот что нужно, веселиться. Как будто у нас нет никаких забот. Резвиться, да. Вы оба не всегда на высоте, я заметил. Смотрите на меня и подражайте. Уж я-то им повеселюсь! – Он криво ухмыльнулся. – И порезвлюсь. – Тут он скорчился и подпрыгнул. – Они и так думают, что я какой-то шут. Боюсь, и вы оба решили, что вчера я подвыпил, но всё это – ну, почти всё – нарочно. Может пригодиться.

Позже, вспоминая свои приключения, Джил и Юстэс никак не могли понять, правда ли было так; но они верили, что сам Хмур в это верил.

– Ладно, веселиться так веселиться, – согласился Юстэс. В этот момент дверь открылась и няня-великанша торопливо проговорила:

– Ну, детишки, хотите посмотреть, как король и придворные поедут на охоту? Ах и красота!..

Не теряя времени, они бросились мимо неё вниз по ступеням. До них доносились лай собак, звуки горнов, голоса великанов. Через несколько минут они очутились во дворе. Все великаны охотились пешими, потому что огромных коней здесь не было. Собаки тоже были, как у нас. Джил подумала, что толстой королеве никогда не угнаться за гончими и она останется дома, но увидела, что её несут на носилках шестеро молодых великанов. Нелепая толстуха была одета во все зелёное, на боку у нее висел рожок. Великанов двадцать-тридцать, во главе с королём, говорили и смеялись так, что можно было оглохнуть; а внизу, на уровне самой Джил, толпились и лаяли собаки, тычась ей в руку носами. Хмур начал было веселиться (что испортило бы всю затею), когда Джил, изобразив самую очаровательную детскую улыбку, бросилась к королевским носилкам и закричала:

– Ой, вы не уезжаете? Вы вернётесь?

– Да, дорогая моя, – ответила королева. – Я вернусь к вечеру.

– Вот хорошо! – обрадовалась Джил. – А можно прийти на завтрашний праздник? Нам так хочется! Нам здесь так нравится! А пока вы охотитесь, можно мы побегаем по замку и всё посмотрим? Можно, да?

Королева кивнула и что-то сказала, но смех придворных заглушил её слова.

Глава девятая

О том, как наши герои узнали кое-что важное

Позднее все согласились, что Джил была в тот день просто в ударе. Как только король со свитой отправились на охоту, она стала бегать по всему замку и задавать вопросы в таком невинном детском духе, что никто ничего не заподозрил. Хотя язычок её ни на минуту не умолкал, она не говорила – она лепетала, хихикала, любезничала со служанками, фрейлинами и старыми великанами, у которых дни охотничьих забав были уже позади. Она сносила поцелуи и ласки многочисленных великанш, называвших ее бедняжкой, не объясняя, правда, почему. Особенно она подружилась с поваром и узнала очень важную вещь: на кухне был чёрный ход, через который можно выбраться из замка, минуя двор и гигантские ворота. На кухне она притворилась страшно голодной и съела все поджарочки, которые удалось наскрести обрадованным кухаркам. Наверху, среди дам, она спрашивала, как будет одета на празднике, и долго ли ей разрешат побыть со всеми, и сможет ли она потанцевать с каким-нибудь малюсеньким великанчиком. А потом (её просто в дрожь бросало, когда она вспоминала об этом) она наклоняла головку набок, как полная идиотка (великаны – они же взрослые – тут же умилялись), и, встряхивая кудрями, сюсюкала: «Ах, никак не дождусь завтрашнего вечера! Как медленно время идёт!» Тогда некоторые прикладывали к глазам огромные носовые платки, словно собирались заплакать.

– Какие они славные в этом возрасте, – сказала одна великанша другой. – Такая жалость, что…

Юстэс и Хмур тоже старались изо всех сил, но у девочек такие вещи получаются лучше, чем у мальчиков, а у мальчиков лучше, чем у кваклей.

Позже случилось то, от чего им ещё больше захотелось сбежать. Второй завтрак им накрыли в огромном зале, на маленьком столике у камина. Метрах в десяти от них за большим столом завтракали человек семь старых великанов. Они так шумели, что дети вскоре перестали обращать на них внимание, как не обращают внимания на уличный шум. Все ели холодную солонину, которой Джил до сей поры не пробовала, и вдруг Хмур так изменился в лице, что бледность проступила даже сквозь серовато-болотный цвет его кожи.

– Не ешьте больше, – сказал он.

– А что такое? – шёпотом спросили дети.

– Вы не слыхали, что они говорят? «Отменный задок. Значит, тот олень просто врал». – «Почему?» – «Ну, когда его поймали, он сказал: не убивайте меня, я жесткотелый, я буду вам не по вкусу».

Джил не сразу поняла смысл этих слов и вздрогнула только тогда, когда Юстэс просто вытаращил глаза от ужаса.

– Значит, мы едим говорящего оленя, – сказал он. Открытие это подействовало на них по-разному. Джил, не привыкшая к этому миру, просто жалела бедняжку оленя. Юстэс, побывавший здесь раньше и друживший с говорящим зверем, пришел в ужас. А Хмур, урожденный нарниец, был почти в обмороке.

– Мы навлекли на себя гнев Аслана, – сказал он. – Вот что значит не следовать знакам. Вероятно, на нас падет проклятие. Нам бы зарезаться этими ножами, но нельзя, запрещено.

Никто из них не мог больше есть, и они тихо выскользнули из зала. Близилось то время дня, на которое они наметили побег, и волнение их усилилось. Они слонялись по переходам, ожидая, когда кругом всё стихнет. На кухне убирали и мыли посуду, и было истинным мучением ждать, когда великаны уйдут. Наконец осталась одна старая великанша. Она суетилась без толку, и путешественники с ужасом поняли, что она вовсе не собирается уходить.