Меценаты зла Данилов Павел

Глава пятнадцатая

Проснулся он еще более уставшим, чем ложился. Всю ночь ему снились какие-то чертовски неприятные сны. То как взрывается термоядерный двигатель, то как разгерметизируется скафандр, когда он работает в открытом космосе. Но хуже всего – это покрывающийся шерстью мутант Эгон Шульц, бесшумно ступающий по их дому. Главный помощник Рекса подкрадывается сзади к матери Кирилла, тянет алчущую руку к ее горлу… Громов хочет закричать, кричит, но в ту же секунду просыпается с четким осознанием, что он на другой планете. И помочь – бессилен.

Первым делом Кирилл включил свет и проверил счет. Денег стало меньше. Последней операцией была автоматическая оплата номера за следующие сутки. Громов устало потянулся и сел на кровати. Поэт сонно сощурился и еще сильнее закутался в одеяло. Француз встал, собираясь первым занять туалет.

– Мне нужен компьютер, – задумчиво глядя на экран, сказал Кирилл.

– В четырехзвездочной гостинице компьютер был бы в номере, – заметил Жак.

– Хватит и экрана, – ответил Громов, тыкая в кнопки наручного компьютера. – Голограммная сетка что-то ерундит. А на двухдюймовом экране резюме особо не напишешь.

– Резюме? – в один голос переспросили Поэт и француз.

– Вам бы тоже неплохо что-нибудь такое сделать. Хотя с Иваном вообще беда. Ни документов, ни информации в реестре общей базы данных человечества.

– А получить их никак нельзя? – жалобным голосом поинтересовался Иван.

– Будем думать… без них тебе не улететь.

Экран осветился, и Кирилл вошел в зону интернета планеты Кришна. Найдя сайт, где были собраны вакансии для космонавтов, Громов начал листать страницы. Большинство работодателей принимало электронное резюме, некоторые требовали личного контакта даже при его подаче. Но сроки рассмотрения удручали. Самые быстрые обещали ответить в течение трех дней.

Громов отредактировал резюме и отправил его десятку заводов, сотрудничающих со Spes. Заводы номер три, семнадцать и тридцать шесть он решил посетить лично. Начав действовать, Кирилл словно подбросил сухих дров в затухающий костерок надежды. Dum spiro spero[9], как говорится. Только воздух – это деятельность.

Кирилл наскоро умылся, выдавил тюбик витаминизированной овощной пасты в саморазогревающийся суп и быстро все проглотил. Сейчас было не до вкусностей.

– Сидите в номере, чтобы я вас не искал, если понадобитесь, – сказал Кирилл, подходя к двери.

– И что нам делать? – спросил Поэт.

– Фильмы смотрите, стихи пишите, – пожал плечами Громов. – Радуйтесь спокойным дням.

И вышел, не дожидаясь ответа.

Кирилл сидел в отделе кадров завода тридцать шесть.

– Мы рассмотрим ваше резюме в течение недели.

– Недели?! Это же пятнадцать дней! На дворе середина двадцать четвертого века, а работаете, словно почту на лошадях возят!

– Вы нам не подходите, – сухо улыбнулась девушка.

– Еще бы! – вставая, воскликнул Кирилл. – Нанимайте улиток, они до Индры три года лететь будут.

Громов вышел на улицу злой и недовольный. Видимо, на Кришне звездолетчики с подобным опытом не редкость. Иначе чем объяснить то равнодушие, с которым его приняли на всех трех заводах? Теперь оставалось ждать перевода от отца либо ответа на электронную почту от какого-нибудь работодателя.

С этим неутешительным выводом о собственном бессилии, Кирилл вернулся в отель. Жак и Иван смотрели какой-то космический боевик. Поэт, видевший лишь фильмы столетней давности, сидел с приоткрытым от удивления ртом, француз поглядывал на экран с ленивым интересом телевизионного завсегдатая.

– Чувствую, Жак, придется идти тебе работать водителем, – усмехнулся с порога Кирилл.

– Да здесь же сплошные роботы.

– Не все компании могут себе позволить грузовики с автопилотом. Платить зарплату на первых порах намного проще.

– И сколько здесь можно заработать?

– Думаю, на полет до Spes за пару лет отложим. Надо же еще где-то жить и чем-то питаться.

Поэт, не знакомый с бытовыми проблемами, переводил удивленный взгляд с одного старшего друга на другого. Он хотел красоты и свободы, а вместо этого сидел в тесной комнате без единого живого листочка. Главной радостью стало окно, сквозь которое можно было видеть бесконечность неба и знать, что оно – настоящее. Еще одним открытием для него стало, что небо каждый день разное. Его глубина, неуловимый оттенок бесконечно меняются. Оказывается, небо не имеет пять стандартных режимов, три из которых им показывали в столовой. Небосвод Тайлы невозможно спутать с голубовато-серым воздушным куполом Кришны. Теперь он хотел сравнить их с суровым небом Spes. Но новой мечтой его жизни стало увидеть солнце в сияющей голубизне колыбели человечества.

Жак засмеялся.

– Думаю, не пройдет и недели, как все решится само собой.

– Снова пророчествуешь, – оскалив зубы, хмыкнул Громов. – Хватит уже. Я в бункере наслушался предостаточно.

Иван, услышав напоминание о брате, вмиг погрустнел.

– Как он там? – вздохнул он.

– А ты разве не чувствуешь? – удивился Кирилл. – Вы же братья. И, похоже, оба с какими-то астральными способностями.

Иван посмотрел на него пронзительным взглядом, как тогда, в бункере, и тут же зажмурился.

– Что ты там говорил? Двадцать шесть парсеков? – с иронией спросил француз, глядя на медитирующего Поэта.

– И сотни метров земли от поверхности до бункера, – добавил Громов.

– Неплохая телепатическая связь, – кивнул Жак.

– «Темный передатчик» и гипернити отдыхают, – поддержал шутку Кирилл, хотя в голосе не осталось и нотки иронии.

На миг ему показалось, что перед ним мертвец. Будто Поэт ушел, оставил тело, как бесполезную одежду. А сам унесся далеко, оставив под опущенными веками стеклянные глаза, а в груди – редко бьющееся сердце.

Пауза затягивалась, Кирилл шагнул вперед, чтобы вывести Ивана из транса. Но не успел.

– По крайней мере, он жив, – встрепенувшись, сказал Поэт. – А рана почти зажила.

– Так и сказал? – приподняв брови, спросил Жак.

Поэт кивнул и добавил:

– В эфирном пространстве нет границ. Я и не думал, что в него так легко войти. Мой брат там настоящий принц. Видимо, тонкий эфир любит пророков. Ведь они – его голос в мире материи.

Кирилл в сомнении нахмурил лоб, но разубеждать Поэта не стал. Как и любой человек, не обладающий сверхспособностями, он относился к «отклонениям» с изрядной долей скепсиса.

– Это он тебе все рассказал? – с улыбкой поинтересовался француз.

– Я это увидел.

Поэт описывал брата, находившегося за триллионы километров, словно стоящий перед носом экзотический цветок. Кирилл покачал головой и стал перебирать запасы провизии. Сейчас, когда голод и страх смерти отступили в область неприятных воспоминаний, а день принес ворох мелких неудач, хотелось закусить чем-нибудь вкусным и, хотя бы с виду, натуральным.

Громов позвонил и заказал ужин на три персоны. На первое была уха с форелью, на второе – картофельное пюре и бутерброды с семгой.

Еду принес спустя двадцать минут смуглый парень лет шестнадцати. Смотрел он в пол, и весь был какой-то нескладный, сутулый. Секунд на двадцать он задержался в дверях, лишь на миг взглянув на постояльцев. Видимо, дожидался чаевых, но у Кирилла не было наличными ни копейки.

Друзья набросились на еду, словно весь день постились и тяжело работали. Даже Иван во время трапезы потерял свой одухотворенный вид, превратившись в обычного голодного парня.

Вечер прошел в расслабленной сытости и ничего незначащей болтовне. Кирилл начал дремать, изредка возвращаясь в реальность. В одну из таких вспышек ему показалось, что кто-то возится с ключами. Но ведь Жак и Иван никуда не выходили…

Кирилл вскочил и зажег свет. Первым делом он удостоверился, что щеколда закрыта. Слабая защита, но все-таки. Прислушавшись, он понял, что кто-то пытается взломать замок. Громов растолкал француза и Поэта. Жак, нужно отдать ему должное, сразу понял, что творится, и схватил телефон. Служащие отеля не отзывались. Видимо, нападающие об этом уже позаботились. Зато француз дозвонился до полиции и, назвав номер отеля, выкрикнул:

– Проникновение со взломом! Вооруженное нападение!

Иван никак не мог справиться с чарами Морфея, и звездолетчик затолкал его в ванную комнату. Замок на двери щелкнул, и теперь людей Рекса, а Громов не сомневался, что это они, держала только хлипкая щеколда.

Кирилл схватил тумбочку, на которой стоял телефон, и застыл в нескольких шагах слева от двери. Первый же вошедший испробовал ее крепость, и оглушенный растянулся на полу. Его вытащили за ноги в коридор, но небольшой пистолет остался лежать на паркете.

С другой стороны Жак с размаху пропечатал ногой дверь. Она ударила, словно клюшка шайбу, пистолет, и захлопнулась. Оружие полетело в сторону и Кирилл, словно пес за пластиковой летящей тарелкой, прыгнул вслед за ним. Через миг дверь снова распахнулась, но Громов уже лежал на полу с оружием в руках. Такого пистолета он еще не видел, но курок и прицел были на месте. А большего ему и не нужно; щадить он никого не собирался.

Дверь была достаточно узкой, и враги могли вламываться только по одному. Секунд пятнадцать ничего не происходило. Нападающие поняли, что эффект неожиданности потерян, а жертва оказалась с зубами. И теперь никто не хотел лезть на рожон. Самое странное было то, что обе стороны молчали. Никаких угроз, криков, просьб. Только несколько едких проклятий пробурчал кто-то себе под нос. Будто люди из номера и коридора выполняли какую-то сложную, хорошо знакомую совместную работу.

В дверном проеме мелькнул силуэт, и Громов нажал спуск. Темно-зеленая пуля врезалась в солнечное сплетение противника и взорвалась. От удара шарика у врага сперло дыхание, но бронированная ткань лишь едва заметно потемнела от микровзрыва. А голова, скрытая маской с прозрачным забралом, и вовсе осталась невредимой. Рядом с Кириллом разорвалась такая же пуля, а затем дверной проем снова посветлел.

Громов попятился вглубь номера, и опустился на одно колено. Сердце бешено колотилось, гоняя кровь по возбужденному телу. Несмотря на пистолет в руке, страх усилился, словно он оказался на корабле с неисправным компьютером. Броня противников его обескуражила.

Однако они медлили, удивленные прытью жертвы. По ощущениям Кирилла в коридоре было четыре человека, один из которых лежал оглушенный.

В номер ворвались сразу двое, поливая Кирилла огнем. Один микровзрыв слегка обжег ногу выше колена, другой – левую ключицу и подбородок. Воздух наполнился запахом паленых волос – отросшая за три дня щетина сгорела напрочь.

Громов выстрелил в ответ четырежды. Он целил в оружие. И один из шариков достиг цели. От пули Кирилла весь заряд пистолета взорвался одновременно. Громов с наслаждением, словно маньяк-садист, увидел брызнувшую из разорванных пальцев кровь. Красные ручейки текли под оглушающий, на одной ноте крик. «Видимо, он почувствовал настоящую боль впервые в жизни», – заметил Кирилл и трижды выстрелил в другого противника, шокированного воплем товарища. Но пуля вылетела всего одна.

Времени на размышления не было. Кирилл, словно разжавшаяся пружина, полетел к противнику и сбил его с ног. Тот с размаху пропечатал темечком дверь и потерял сознание. Отгораживаясь его телом от дверного проема, Громов толкнул в живот перешедшего на всхлипы врага. Мужчина, баюкавший раненные пальцы, мешком вывалился в коридор. В момент, когда Кирилл захлопнул дверь, с улицы донесся приглушенный звукоизоляцией вой сирен. Впервые в жизни Громов по-настоящему обрадовался приезду полицейских.

Кирилл услышал быстро удаляющийся топот. Первым порывом звездолетчика было выскочить и обезвредить последнего противника, но здравый смысл подсказывал, что и его удача может когда-нибудь кончиться.

Громов стащил маску с начавшего приходить в себя врага. Под ней оказался мужчина лет пятидесяти с сальными волосами грязно-желтого цвета. Он открыл глаза, но увидев над собой Кирилла, даже не стал пытаться шевелиться. Подошел Жак, из ванной выбрался Поэт и приподнял брови. Пол рядом с Громовым покрывали брызги крови и выжженные пятна.

– С автоматом я был бы куда увереннее. А так… – сказал Кирилл, чтобы хоть как-то снять напряжение.

– А так тумбочка оказалась лучшим оружием, – усмехнулся француз.

– Ты молодец, что ударил дверь. Иначе вряд ли бы мы отделались так легко. Похоже, им приказали работать на поражение, – сказал Кирилл и с напором добавил, глядя на лежащего мужчину: – Ведь так?

Тот кивнул.

– Лучше всех сработал Поэт, – перевел свою заслугу в шутку Жак, – досыпал в ванной, никому не мешал.

Вид у Ивана и, правда, был такой, словно он еще минуту назад спал.

В коридоре раздался топот целого взвода. В комнату вошли четверо полицейских, остальные заняли позиции в коридоре.

– Всем поднять руки! – проорал первый вошедший. Полицейские, в отличие от террористов, предпочитали работать вначале голосом.

Друзья отошли вглубь номера и послушно подняли руки. Сальноволосый, как окрестил про себя тайльского пса Громов, встал на колени и под дулом автомата показал пустые ладони.

– Выше! – рыкнул на него полицейский.

Вскоре в номер вошел человек, в котором Кирилл без труда признал начальника. Людей, привыкших приказывать, выдает каждое движение, каждая мышца лица.

– Вы постояльцы, – сказал он. В голосе не было и намека на вопрос. – Опустите руки и покажите документы.

Громов показал удостоверение космолетчика. Руководитель операции кивнул и спросил:

– А ваши?

Жак протянул тайльский паспорт левой рукой. Металлический каркас пальцев блеснул в свете ламп, но лицо полицейского не дрогнуло. С равнодушием осмотрев пластиковую карточку с обеих сторон, он вернул ее французу.

Поэт жалобно посмотрел на Кирилла, словно преданный пес, взглядом спрашивающий хозяина как поступить. Громов показал на Ивана и сказал:

– У него нет документов, но я полностью за него ручаюсь, и как раз собирался решать вопрос о документах…

– Вам придется поехать с нами, – обращаясь к Поэту, сказал руководитель операции. – Это чистая формальность. Вы целы?

– Я поеду с ним, это во-первых, – медленно проговорил Громов. – Во-вторых, я требую, чтобы вы разрешили нам носить оружие. – Не дождавшись реакции, Кирилл добавил: – Раз вы не можете обеспечить нам безопасность!

– В общественных местах это исключено.

– Позвольте его хотя бы распаковать! – показывая на оружие в спецмешках, воскликнул Кирилл. – Следующей же ночью, если не сегодня днем, наши враги попытаются снова добраться до нас! А им, как я посмотрю, вы разрешили носить оружие где угодно и когда угодно.

– Мы не разрешали…

– А что же это у них было? Детские пистолетики?

– Однако вы неплохо справились, – впервые позволил себе улыбнуться руководитель операции. – Решим все вопросы в участке. Сколько их было?

– Думаю, что четверо, – уже спокойнее ответил Громов.

Начальник кивнул. В этот момент в номер вошло еще двое полицейских.

– Мы обыскали весь отель – его нигде нет, – сказал один из них.

– Наверное, убежал на крышу, – предположил Громов. – А оттуда улетел на флаере.

Полицейский посмотрел на него с нескрываемым скепсисом. И через секунду объяснил свой взгляд:

– Здание оцеплено. Никакой воздушный или наземный транспорт от гостиницы не отходил.

– Значит, подземный отъехал, – пожал плечами Кирилл. – У этих крыс с Тайлы в каждом доме есть нора. Они вообще там любители подземелий. Особенно тайных.

На последние слова Жак нервно рассмеялся.

– Мы проверим подвал, – пообещал руководитель операции. – Самым тщательным образом… а сейчас – пойдемте.

Кирилл подхватил рюкзак и пакет с оружием. Жестом указал друзьям сделать то же самое.

– Не хочу сюда больше возвращаться, – объяснил он.

Они вышли в холл в сопровождении десятка полицейских. Громов сдал ключ испуганному портье, поблагодарил его за хороший номер и пожелал более удачных постояльцев.

Троих террористов сажали в большую бронированную машину. У одного рука была перевязана от кончиков пальцев до сгиба локтя. Кирилл снова усмехнулся, вспомнив, как попал прямо в дуло пистолета этого неудачника.

Их посадили на средний диванчик восьмиместного полицейского флаера. Сзади расположились трое полицейских, впереди – водитель и начальник операции.

– В участок, – сказал он.

Рюкзаки друзья поставили в ноги, пакеты с оружием легли на колени. Флаер поднялся на вторую высоту дороги, предназначенную для служебного транспорта, и ракетой понесся над машинами обычных граждан.

Кирилл с интересом наблюдал за водителем, державшим в руке рычаг с четырьмя кнопками. Он не управлял машиной в прямом смысле. Водитель только отдавал команды: ехать, остановиться, развернуться, повернуть влево или вправо. А вот под каким углом, и с какой скоростью поворачивать решал компьютер.

До участка они добрались минут за семь. Громов отметил, что к ним на помощь полицейские приехали и того быстрее. Когда флаер опустился на землю, Кирилл вышел сразу же после руководителя. Жак и Поэт выбрались следом и стали озираться по сторонам – на улицу они вышли впервые за два дня.

Полицейский участок находился в центре города и занимал три восьмиэтажных здания. Архитектура была далека от утонченной. Видимо, при строительстве руководствовались только жестким прагматизмом. Окна смешивались с круглыми и прямоугольными шлюзами. Иногда по три этажа подряд тянулась голая стена, а в некоторых местах балконы выступали на добрых десять метров.

– Красивое здание, – заметил Поэт.

– Я бы сказал необычное, – уточнил Громов.

– А красота и не бывает обычной! – распахнув глаза и тряхнув золотой копной, воскликнул Иван. – Чем может поразить сухая прозаичность?

– Но не всегда необычное – красиво, – ответил Громов.

Иван развел руками, как бы говоря, о чем тут спорить? Потухал он так же быстро, как и вспыхивал.

– Для тебя нет ничего красивее солнца и неба, а для некоторых это – обыденность, – вступил в разговор Жак.

Но Поэт уже потерял интерес к спору и ответил самым многосмысленным жестом – пожал плечами. Руководитель, шедший в двух метрах впереди, обернулся. Теперь на его лице была искренняя улыбка.

– Вас ведут в полицейский участок, а десять минут назад чуть не убили, – сказал он, – а вы рассуждаете о красоте!

– Завидуете или смеетесь? – поинтересовался Кирилл.

Служитель порядка на миг задумался, а затем ответил так же, как и Поэт – пожал плечами.

Рядовые полицейские постепенно разошлись кто куда, а друзья и руководитель подошли к кабинету в середине коридора. Перед тем, как зайти, служитель порядка показал на дверь напротив и сказал:

– Это регистрационная. Зайдите туда после аудиенции со мной.

– А они работают? – с сомнением глянув на табличку, спросил Кирилл.

– Центральные участки работают круглосуточно, – сухо ответил он и открыл дверь.

Кабинет был спартански прост. Из мебели: длинный стол, стулья, стеллажи. Из техники – только настольный компьютер. И ни одного предмета, хоть как-то характеризующего личность обладателя кабинета. Ни картины, ни фигурки, ни фотографии. Словно это был ангар робота, а не рабочее место человека.

Полицейский достал из ящика одноразовый диктофон, информацию с которого можно было уничтожить только вместе с ним.

– Расскажите, кто, почему и как охотится на вас. После этого я отпущу вас, но пару ребят приставлю посматривать за вами. Для безопасности.

Кирилл кивнул и начал давать показания, тщательно фильтруя слова. Но и сглаживать ситуацию он не собирался. Если с ним что-то случится, то, по крайней мере, на Кришне будут знать, кто виноват. Четверть часа спустя Громов сказал: «Все». Руководитель выключил диктофон, не задав ни единого вопроса.

– Спасибо, вы свободны, – сказал он.

– А как быть с оружием? – напомнил звездолетчик.

– Полицейские, в случае нападения, снимут блок.

– Если их не убьют раньше, – мрачно отозвался Кирилл.

– Не убьют.

Громов скептически хмыкнул и, не прощаясь, вышел. Он постучал в дверь регистрационной службы и, не дожидаясь ответа, шагнул внутрь. За столом сидела женщина лет семидесяти.

– Проходите, – не поднимая глаз, сказала она, – Кирилл, Жак и Иван, прошу присаживаться.

Друзья расселись по стульям.

– Вас нужно зарегистрировать.

– Такая ситуация… – начал Кирилл.

– Я в курсе. Но вы же понимаете, что без документов человека как будто бы и нет?

– Так давайте его создадим! – с энтузиазмом произнес Громов.

– Так что произошло? Почему у Ивана нет ни единого удостоверения личности?

Кирилл не знал, что придумать, потому сказал правду.

– Думаю, вы наслышаны о политическом строе Тайлы. Так вот, Иван родился в бункере. Внук людей, сбежавших от репрессий Рекса. И еще. Сегодня ночью на нас было совершено нападение, и мы хотим срочно покинуть вашу планету.

Кажется, последний аргумент подействовал сильнее всего.

– Фамилия?

– Э-э… – в замешательстве протянул Громов и посмотрел на Ивана.

Поэт пожал плечами.

– Пускай будет Лермонтов, – сказал он.

– Хорошо, – улыбнулась она. – Иван Лермонтов, мы выдаем вам трехлетнюю визу-представительство. Если в течение трех лет за вами не будет замечено никаких правонарушений на территории Союза трех систем, если вы не получите гражданство другой планеты, и добровольно прибудете на Кришну, то после собеседования мы, скорее всего, сможем дать вам наш паспорт.

– И если к тому времени мое сердце будет еще биться, – пафосно добавил Поэт. – Благодарю вас.

– Мертвецам паспорт ни к чему, – легко согласилась работница регистрационной службы. Затем показала на дверь справа от себя. – Зайдите в эту комнату, там снимут ваши физиологические данные.

Иван посмотрел на Громова. Звездолетчик кивнул, и Поэт скрылся за дверью. Женщина продолжила работу, не обращая внимания на двух мужчин. Жак секунд двадцать поерзал на жестком стуле и, устав от искусственной тишины, спросил у Кирилла:

– И что с ним делают?

– Берут анализ ДНК, фиксируют сетчатку глаз и отпечатки пальцев. Ну и, наверное, фотографируют, замеряют рост, вес и возраст, – ответил Громов. Помолчав, добавил: – Органы взвешивают, стоимость каждой кишки оценивают. Тут же почти все медики.

Жак громко хмыкнул, женщина и глазом не повела на шутку звездолетчика. Поэт вышел спустя десять минут еще более бледный, чем обычно. В руках он сжимал пластиковую карточку – визу-представительство планеты Кришны.

– Ну что, Лермонтов, поздравляю с рождением, – улыбнулся француз.

– Спасибо вам, – поблагодарил работницу Громов.

– Не за что. В нашей базе данных документ зарегистрирован. На других планетах Иван Лермонтов родится в течение трех суток. Всего доброго.

– Прощайте, – ответил Кирилл. Он искренне надеялся, что посещает участок полиции на Кришне в последний раз.

– Иван… – позвал Жак.

– Ты читал Булгакова? – нервно перебил его Поэт. – Так вспомни, у Мастера не было мирского имени. Я – Поэт.

– А у самого Булгакова имя было, – сказал Кирилл. – Причем такое же, если я не ошибаюсь, как у Лермонтова.

– И у тебя теперь есть документ, где написано… что? Поэт? – с сарказмом поинтересовался француз. – Что ж ты так полицейским и не сказал?

Иван угрюмо молчал. Выдача документа стала посягательством на его индивидуальность.

– Поэт, ты чего-то боишься? – спросил Кирилл, видя смятение друга.

Иван храбро мотнул головой. Про себя Громов усмехнулся. «Нашел, что спросить, – подумал он. – Человек всю жизнь рос в норе с кучкой таких же кротов, а решив выбраться, трижды побывал в перестрелке, совершил гиперпрыжок в двадцать шесть парсеков, увидел тысячи новых вещей: здания, машины, других людей, в конце концов. Людей формальных, сухих, безликих и равнодушных. А ведь он привык знать каждого по имени. А я спрашиваю, боится ли он. Да ему орден за отвагу можно давать. И все же ему сейчас легче, чем мне».

– Мир огромен, – только и сказал Поэт.

Друзья вышли на улицу, и Кирилл сразу выхватил взглядом две шестиместные машины, возле которых переговаривались трое полицейских. Одного из них он точно видел на сегодняшней операции.

– Ребята, вы свободны? Подвезете до отеля? – спросил Громов, улыбаясь своей самой доброжелательной улыбкой.

– Мы полицейские, а не таксисты, – сухо ответил тот, на чью помощь Кирилл рассчитывал. Двое других словно и не услышали его.

Звездолетчик скрипнул зубами. Можно было подумать, он просил привозить его сюда. Рассказы об отзывчивости и бескорыстии жителей Кришны начали отходить для него в область радужных сказок.

В который раз Кирилл задумался, кто так мастерски испоганил его карьеру и подставил под удар жизнь всей семьи Громовых. Новые дни усиливали страх за родных, а от очередных трудностей и унижений жажда мести разгоралась сильнее. Кирилл не представлял, кто стоит за клеветой: влиятельный человек, член правительства или конкурент отца, но ненавидел его всей душой. И в училище и в школе у него были недруги, но чувство черной ненависти он испытывал впервые. Громов начал мечтать, чтобы виновник не просто понес наказание, а чтобы это наказание было совершено его руками. И Кирилл не знал, хватит ли у него милосердия пощадить человека, который заставил его пережить столько бед.

Громов устало вздохнул. Желание отомстить съедало разум, словно черная тля сочный цветок. Кирилл знал, что не сможет жить дальше, пока не узнает, кто стоит за предательством.

– Вот ублюдки, – сказал Жак, когда они отошли на сотню шагов.

Кирилл хмыкнул, продолжая идти к основной дороге. Телефона не было, а возвращаться в участок было противно. Ночь постепенно переходила в робкий рассвет.

– Может, они заняты, – попытался оправдать полицейских Поэт. – И они же все-таки спасли нас…

Француз хохотнул.

– Спас нас Кирилл. Я уже сбился со счета, который раз, – сказал он. – А полицейские всех времен и народов обычно приезжают любоваться на трупы и разрушения. Либо когда все разрешилось само собой, как сегодня.

– Единственная их заслуга сегодня, что они сделали тебя Лермонтовым, – оглянувшись на Поэта, сказал Громов. – Но из-за них мне снова придется тратиться на такси.

– Лучше всего у них получается доставать мирных граждан и сдерживать любые митинги протеста. По крайней мере, на Тайле, – продолжал француз.

Поэт переводил удивленный взгляд с Кирилла на Жака, не понимая их озлобленности.

– И, кстати, где та обещанная парочка нянек? – оглядываясь, спросил Жак.