Порочный круг Смит Уилбур

Глава 19

Иван Данилович пришел в приличном выходном костюме с таким количеством наградных планок, какое в мирное время можно увидеть не у всякого генерала. Был он не то с глубокого похмелья, не то в депрессии. Часто морщился, без нужды поправлял расстегнутый ворот белой рубахи. По признанию Манаева, его основная вина заключалась в том, что слишком много доверял главному бухгалтеру и, утверждая наряды на выполненные работы, «подмахивал» их, не вникая в содержание.

— Я и требования на получение материалов со склада, бывало, подписывал не читая, пока Сергей Игнатьич меня не проучил… — Манаев с виноватой усмешкой глянул на Сергея. — Вот он, здесь, не даст соврать. Позапрошлой зимой, когда еще был главным инженером, приходит ко мне с требованием: «Иван Данилыч, морозы трескучие начались, тормозная система у техники застывает. На колхозном складе есть технический спирт. Выпиши для гаража три литра, чтобы тормоза надежно работали». — «Ты, — говорю, — непьющий, для машин литровки хватит». И влепил резолюцию кладовщику: «Отпустить один литр». Сергей Игнатьич, помню, расхохотался: «Данилыч, прочитай, чего подмахнул!» Вперился я глазами в требование, а там в графе «Назначение» главным инженером написано: «Для втирания очков председателю колхоза»… — Иван Данилович обратился к Сергею: — Так ведь, проказник, ты утер мне нос?..

Сергей, сдерживая улыбку, торопливо кивнул.

— Теперь скрывать нечего, — продолжил Манаев, — водился за мной такой грех. И с ремонтом Дома культуры проявил доверчивую беспечность. Замысел был хорош, да окончился плохо. Вода в карауленских колодцах стала пропадать. Решили сделать по селу водоразборные колонки, но где взять для водопровода трубы?.. Договорился я в Новосибирске на одном из заводов за пятнадцать тысяч наличными — хоть полный вагон этих труб. Посоветовался с Пупыниным. Он говорит, чего, мол, пустое спрашивать. Неужели при миллионном обороте пятнадцать тысяч не найдешь?.. Словом, дал намек. Вот я и «нашел» на ремонте Дома культуры. Надо было с наличностью немедля ехать в Новосибирск забирать трубы, да Водорьяпов заартачился. Дескать, за такое посредничество можно в тюрьму угодить. Пока я искал другого посредника, трубы перехватили. А куда мне наличные деньги девать?.. Опять приехал к Пупынину. Михаил Михалыч всыпал мне перца за неразворотливость и семь тысяч из наличности забрал на ремонт своего кабинета, то ли всей конторы агропрома. Мол, в колхозе эти деньги уже списаны.

— Прямо наличными отдали? — спросил Бирюков.

— Я не ватой набитый, да и Пупынин — не дурак. Приехал от него в Караульное представитель дикой бригады и через нашу кассу под роспись в ведомости забрал деньги, будто шабашники Дом культуры ремонтировали.

— Остальные тысячи куда ушли?

— Деньги, они ж как вода. Туда — сюда и нету. За электромотор для зерносушилки, кажется, тысячи три отдали. Много на монтаж летней дойки потратили. Проще говоря, теперь трудно вспомнить, но если в старых документах порыться, там можно найти, кому и сколько заплатили… — Манаев задумался. — Пупынин теперь делает вид, что знать ничего не знает. Вчера ездил к нему, да что толку. Не могу понять, отчего Михаил Михалыч столь круто изменился?..

— Оттого, что время изменилось, — сказал Антон и заговорил о Водорьяпове.

Иван Данилыч еще больше потускнел, стал отвечать на вопросы неопределенно. Особенно расстроило Манаева утверждение Анны Ивановнах о том, что Клепиковы подвезли его в своей «Ниве» от склада до дому. После безуспешных попыток увильнуть от ответа он повздыхал и вроде бы с неохотой стал рассказывать. Доехал он от пасеки верхом до склада и решил передохнуть. Оказывается, в желтом бидончике Иван Данилович вез не мед, а медовуху. Присев за складом на лужайке, отхлебнул из бидончика и так затяжелел, что не смог взобраться на коня. Стреножив мерина, оставил его под седлом пастись возле склада. Сам же, пока совсем не подвели ноги, заторопился домой. Тут и подвернулись на машине Клепиковы.

Ситуация выглядела вроде бы правдоподобной. Грузному Ивану Даниловичу даже в трезвом состоянии было нелегко взобраться в седло. После медовухи — тем более. Однако Бирюков этому не поверил. По дальнейшим словам Манаева выходило, что, отлежавшись дома, он вовремя вышел на дежурство. Затем ночью отлучался из сторожки, чтобы проверить в пруду поставленную на карасей мордушку, и до самого утра забыл о нерасседланном коне. Такой забывчивости не мог допустить самый безалаберный крестьянин. Скорее всего здесь было одно из двух: или Манаев кому-то передал коня, или ночью ездил на нем сам. Настораживало и упорное отрицание Иваном Даниловичем показаний Кузьмы Широнина. Кузьма утверждал, что в ночь убийства кто-то приезжал к манаевскому дому верхом на лошади и якобы даже завел лошадь во двор.

Так толком ничего и не добившись, Бирюков отправил Манаева подумать в кабинет к участковому Ягодину и пригласил на допрос бригадира Клепикова.

Георгий Макарович, едва зашел с ним разговор, прикинулся настолько непонятливым, что Антону пришлось почти каждый вопрос повторять дважды. О ремонте Дома культуры Клепиков ничего не знал. Делал там, что заставляли, но что именно — теперь уже и не помнил. Денег за ремонтную работу ни копейки не получал. Этим занимается жена. Анна Ивановна даже основную зарплату и премиальные по итогам года всегда за него получает. Не мог он вспомнить и того, откуда с ними ехал в «Ниве» Иван Данилович Манаев: то ли прямо от пасеки сел в машину, то ли по дороге его подвезли.

— Ну а лошадь-то где он оставил? — спросил Бирюков.

Георгий Макарович уставился в пол:

— Не помню. Об этом спросите у Ивана Данилыча или у моей Анны. У них головы светлее, чем моя бестолковка. Я чего-то в последнее время основательно памятью свихнулся.

— Что Манаев вез с пасеки в бидоне?

— Наверно, мед, чего более…

— Не медовуху?

— Не знаю. Может, и медовухи налил. В пасечном погребе у Ивана Данилыча во фляге оставалось на донышке.

— Пьяным был?

— Я не принюхивался.

— Ну а по виду?..

— По виду Данилыча не сразу поймешь, тверезый или выпивши. Он вроде всегда навеселе.

— В ту ночь, когда убили Водорьяпова, вы где были? — внезапно спросил Антон.

Клепиков испуганно глянул на него и первый раз ответил, не задумываясь ни секунды:

— Дома, конечно, был, где более…

— За карасями на пруд не отлучались?

Георгий Макарович опять задумался:

— Карасями я бросил заниматься, как председатель колхоза пристращал штрафом. Супруга моя рыбу не ест. Мне же, если захочется, можно в сельмаге мороженого минтая купить.

— А куда Манаев дел немецкую винтовку? — вновь неожиданно спросил Бирюков.

Клепиков с тяжелым вздохом пожал плечами:

— Говорит, будто украли.

— Может, он подарил ее вам?

— Винтовку?.. Она денег стоит, а мне запрещенное оружие и даром не надо. У меня хорошее двуствольное ружье имеется. Для чего с винтовкой на рожон лезть?

— А если мы поищем?..

— Кого? — словно не понял Георгий Макарович.

— Винтовку, разумеется.

— Где?

— Допустим, на пасеке, — почти наугад сказал Антон.

Клепиков надолго замолчал.

— Ну чего молчите? — поторопил Антон.

— Чего зря говорить. На пасеках оружие не держат. Истратите попусту время. Лучше уж, если такое желание имеете, ищите в доме у Манаева или у меня.

— Дома, значит, найдем?

— Ружья найдете, а винтовок у нас нет.

— Тогда почему на пасеке не поискать?

Клепиков впал в глубочайшую задумчивость:

— На пасеку вон сколько ехать надо, а дом — рядом. Тут и пешком дойти можно.

Ответ был из серии «Нарочно не придумаешь», однако именно он укрепил у Бирюкова внезапно возникшую мысль: на клепиковской пасеке не все чисто. Переглянувшись со следователем, Антон сказал Сергею:

— Организуй понятых. Поедем к Георгию Макаровичу пчелок смотреть.

Сергей вышел из кабинета. Клепиков, уставясь на Бирюкова, вдруг вспылил:

— Зря вы эту канитель затеваете. Я, однако, с вами не поеду тратить время на пустое дело.

— Придется не только вам, но и Манаеву поехать, — ответил Антон.

Выехали на двух машинах. Антон Бирюков, Манаев и Клепиков сели в «газик» к Сергею; следователь Лимакин с участковым Ягодиным и понятыми — в прокурорский УАЗ. Езда заняла всего пятнадцать минут.

Пасека находилась в двух километрах от Выселков, по другую сторону щебеночной дороги Караульное — райцентр. На краю поля, почти у самой опушки березняка, чернел приземистый омшаник, похожий на вросшую в землю избу с заделанными наглухо окнами и с ветхой дощатой крышей, затянутой седыми пятнами лишайника. Около омшаника на четырех толстых столбах стоял невысокий, в рост человека, навес. Под ним хранилась медогонка, старые ульи, дымокур и сотовые рамки. Судя по конским шевякам и примятой траве у одного из столбов навеса, возле него не так давно стояла привязанная лошадь. Чуть поодаль, справа от строений, тремя рядами вытянулись два десятка разноцветных домиков-ульев, у которых озабоченно вились трудяги-пчелы.

Не успели Бирюков с Лимакиным оглядеться, к пасеке на полной скорости подкатила в зеленой «Ниве» Анна Ивановна Клепикова. Выбравшись из машины, она подошла к Антону и нерешительно спросила:

— Можно поприсутствовать?..

— Дело ваше, — ответил Антон.

На предложение следователя — добровольно выдать винтовку бригадир Клепиков промолчал, а Манаев, сунув под язык таблетку валидола, тяжело вздохнул:

— Отдал бы, шут побери, весь арсенал, если б он имелся.

— Что ж, придется искать, — тоже со вздохом сказал Лимакин и стал объяснять понятым, одним из которых оказался колхозный конюх Шура Слабуха, их права и обязанности.

Обыск продолжался больше часа. Ни в омшанике, заставленном всякой рухлядью, ни в просторном погребе, где, кроме пустой пятидесятилитровой фляги с крепким запахом медовухи, ничего не было, ни под навесом не обнаружили даже намека на какой-либо тайник. После этого следователь, за ним — участковый и Шура Слабуха взобрались по приставной шаткой лестнице на чердак омшаника.

Антон Бирюков исподволь наблюдал за Манаевым и супругами Клепиковыми. Они не проявляли никаких признаков тревоги. Иван Данилович, усевшись на бревно, по-прежнему чмокал валидол. А Георгий Макарович, устроившись рядом с Манаевым, настолько равнодушно жевал стебель сорванной медуницы, что, казалось, происходящее совершенно его не касается. Анна Ивановна с веселым любопытством поглядывала на хмурого от неудачи следователя.

Когда облепленные паутиной Лимакин, Ягодин и Шура Слабуха ни с чем спустились с чердака, Клепикова игриво спросила Сергея:

— Что они, чудаки, ищут?

— Вчерашний день, — серьезно ответил Сергей.

В этот момент у Антона Бирюкова шевельнулась неприятная мыслишка, что время, как и предупреждал тугодумный бригадир, потрачено впустую. Стараясь сосредоточиться, он стал рассматривать возле омшаника зеленую траву. Недалеко от бревна, на котором сидели Манаев с Клепиковым, внимание привлекла желтая полоса метра полтора длиной и сантиметров тридцать в ширину. Без всякого сомнения, совсем недавно на этом месте лежала доска, и придавленная ею трава почти погибла. Вопрос возник сам собой: куда эта доска подевалась?..

Антон отошел от омшаника и внимательно посмотрел на покрытую седым лишайником крышу. Ни одна из досок там нарушена не была. Вернувшись к строению, заглянул под карниз. Здесь соединяющиеся концы кровельных стропил когда-то были обшиты тесом по всему периметру омшаника. От времени тесины покрылись зеленоватой порослью, некоторые из них превратились в труху и оторвались. В образовавшихся проемах виднелись пыльные стропилины. Одна из досок привлекла внимание Бирюкова. Точнее, даже не доска, а два свежих гвоздя, которыми она была прибита к стропилам.

Антон подозвал Лимакина:

— По карнизу на чердаке смотрели?

— Там сто лет не ступала нога человека. Все сплошь затянуто паутиной, дышать нечем, — отряхивая пиджак, ответил тот.

Бирюков показал на белые шляпки гвоздей:

— Видишь?..

— Вижу, — обрадовался Лимакин.

— Тащи лестницу, топор и отрывай доску.

Минут через десять, стараясь не свалиться с шаткой лестницы, следователь управился с доской. Засунув чуть не до плеча руку в образовавшееся отверстие, он пошарил над карнизом, с трудом вытащил из-под стропилины узкий брезентовый мешок с чем-то тяжелым и осторожно опустил его Бирюкову. Антон, развязав узел, вынул из мешка хорошо сохранившуюся винтовку.

Бригадир Клепиков, не дожевав, проглотил медуницу и уставился на Манаева. Иван Данилович такими же удивленными глазами смотрел на бригадира.

— Гоша, ты чего-то намудрил, — растерянно сказал он.

— Данилыч, она ж денег стоит… — будто оправдываясь, промямлил Георгий Макарович.

— Эх, Гоша, Гошенька… — Манаев указательным пальцем крутнул у виска. — Зря от тебя областная психушка отказалась. Ты ведь по правде круглый дурак.

Услышав этот диалог, Анна Ивановна побагровела.

— Козлы!!! — звонким дискантом неожиданно выкрикнула она.

Сердито сплюнув, Клепикова широким шагом, чуть не разрывая узкую юбку, устремилась к «Ниве». Втиснувшись за руль, хлопнула дверцей и так резко рванула машину с места, что из-под задних колес взметнулись комья земли. Через несколько секунд ревущая мотором «Нива», вильнув по проселку, исчезла из вида.

Сергей, наклонившись к уху Антона, указал взглядом на застывших истуканами бывшего председателя и бригадира:

— Братан, кто из них основной «дурак»?

— В этом надо еще разбираться, — тихо ответил Антон.

Глава 20

Полная картина преступления стала известна Антону Бирюкову только через две недели, когда были завершены необходимые экспертизы, опрошены свидетели и Лимакин, наконец, принес ему на утверждение обвинительное заключение. Целый рабочий день понадобился Антону, чтобы изучить обоснованность каждого факта обвинения. Вчитываясь в материалы расследования, Антон сверял заключения экспертов, показания свидетелей и обвиняемых. Постепенно разрозненные, вроде бы случайные факты увязывались в убедительную цепочку неприглядных поступков, завершившихся трагическим финалом.

…Катастрофа назрела в Караульном уже в октябре прошлого года, когда на отчетно-выборном собрании колхоза «Верный путь» провалилась кандидатура председателя этого хозяйства Ивана Даниловича Манаева. Анна Ивановна, предвидя грядущие перемены, торопливо принялась наводить в бухгалтерии порядок. Будь Клепикова покладистее характером и добрее к людям, она наверняка удержалась бы в главных бухгалтерах до пенсии и успела бы спокойно зачистить свои грехи. Однако выведенные из терпения ее постоянными окриками и обсчетами колхозники на первом же собрании выразили Анне Ивановне недоверие и потребовали от нового правления немедленно убрать ее с должности главбуха. Удар для Клепиковой был непоправимым — прекратился свободный доступ к бухгалтерским документам, где еще оставалось много огрехов. И Анна Ивановна почувствовала себя как на раскаленных углях.

Развязку ускорил оскорбившийся начальник райотдела милиции Кролов, которому Сергей отказал в покупке «Волги». О предстоящем приезде сотрудников ОБХСС в Караульное Клепикова узнала от Баранова, подслушавшего через тонкую стенку кабинета телефонный разговор участкового Ягодина с Кроловым. Больше всего Анну Ивановну тревожили оплаченные наряды по Дому культуры, где она с мужем за пустяковый ремонт сорвала богатый куш. В самый последний момент, когда милицейская машина уже подъехала к колхозной конторе, ей удалось тайком забрать в кабинете главбуха пятнадцатый том архивной подшивки. Унести документы домой на глазах у людей было нельзя, и Клепикова решила на время переполоха спрятать их у Баранова. Увидев в коридоре Водорьяпова, разговаривающего с новым председателем колхоза, Анна Ивановна от волнения чуть не ворвалась в кабинет участкового.

Водорьяпов, занимаясь снабжением и строительством, многое знал о махинациях Ивана Даниловича Манаева и главбуха. Заметив, как взволнованная Клепикова оставила у зоотехника документы, он сообразил, что здесь можно поживиться. Надо было действовать только быстро и решительно. К его стремительному напору Баранов оказался совершенно неподготовлен и мигом отдал документы.

Если бы Кролов проводил выемку бухгалтерского архива по закону, финансовые злоупотребления в колхозе «Верный путь» уже тогда были бы разоблачены. И вряд ли Пупынину удалось бы взять под свое крыло любимцев, в махинациях с которыми он сам увяз. Однако Кролов захватил колхозные документы с корыстной целью, без всяких на то оснований, и авторитетному в руководящих кругах района Михаилу Михайловичу не стоило большого труда, чтобы оборвать карьеру зарвавшегося начальника милиции. В разговоре с Манаевым и Клепиковой Пупынин строго отчитал их за ротозейство и посоветовал собирать факты против «Смутьяна», чтобы убрать его из председателей.

Туча, сгустившаяся над Манаевым и Клепиковой, вроде бы пронеслась, но не надолго. Через несколько дней после того, как сотрудники ОБХСС вернули в колхоз документы, Анну Ивановну встретил Водорьяпов и с улыбочкой намекнул, мол, не хочет ли она выкупить «компромат»?

— Приходи вечером, разопьем бутылку, — сказала Анна Ивановна.

— Так дешево?.. — засмеялся Водорьяпов. — Я ведь больше одной рюмки не пью, а вы с Даниловичем там хапнули в особо крупных размерах. Если умный следователь раскрутит ваш порочный круг, за милую душу схлопочете до пятнадцати годков с конфискацией имущества.

— Сколько же ты хочешь с нас сорвать?

— По тысяче рубликов за год предполагаемой отсидки.

— Это выходит…

— Пятнадцать тысяч.

— Ишь чего захотел! — возмутилась Анна Ивановна. — Нашел дураков…

— Жадность фрайеров погубит, — угрожающе проговорил Водорьяпов. — У тебя, Аннушка, только особняк на пятьдесят тысяч тянет. Жалко будет, если его сделают народным достоянием. Подумай на досуге, ладно?..

Клепикова обещала подумать. Вечером она пригласила на совет Ивана Даниловича. Узнав о вымогательстве, Манаев распетушился и пригрозил стереть Водорьяпова в порошок.

— Данилыч, ты теперь не у власти, — подзадорила Анна Ивановна. — Что ты, сторож, сделаешь с Водорьяповым?

Еще больше распаляясь, Манаев стукнул кулаком по столу:

— Убью гада!

— А кто в тюрьму за убийство сядет?..

— Отсижу, но одним паскудником станет меньше!

— Не дури, убийца… Может, сбросимся по семь с половиной тысяч?

— Ого! Это у вас с Гошей тысячи несчитанные. Я же после такого выкупа без штанов останусь.

Клепикова посмотрела на молчаливо насупленного мужа:

— Ну чего надулся, будто мышь на крупу? Посоображай своей бестолковкой, авось свежую мысль подкинешь.

— Что тут соображать, — помрачнел Георгий Макарович. — Данилыч правильно говорит. Мы с ним вон каких быков-сохатых валили, а этого блатягу запросто кокнем.

Анна Ивановна вздохнула:

— Сравнил человека с сохатым, балбес. Ты ведь в тюрьме без жратвы мигом загнешься!

— На армейской службе не загнулся, а там тоже неважно кормили.

Клепикова сокрушенно покачала головой:

— У дурака — дурные мысли.

— Ты шибко умная, — обиделся Георгий Макарович. — Кто тебе говорил: не гонись за деньгами, куда нам столько? Еды по горло хватает…

— Вот, видишь! Твоя забота — лишь бы еда была.

На этом неудавшийся «совет» закончился.

Водорьяпов долго молчал. При встрече с Анной Ивановной он двусмысленно улыбался, но однажды, когда подписал договор об аренде, все-таки спросил:

— Что, Аннушка, надумала насчет «компромата»?

— Давай, Леонид Николаевич, договоримся так, — сказала Клепикова. — Все расходы по аренде я тебе рассчитаю по минимальным тарифам, а за полученный привес — по максимальным. При таком раскладе твой арендный навар будет в два раза больше наших крох.

Водорьяпов насмешливо подмигнул:

— Ох, авантюристка!.. Не втягивай честного человека в аферу. Арендные деньги мне нужны чистыми. А пятнадцать тысяч на карманные расходы ты принесешь без свидетелей.

— Держи карман шире!

— Не ерепенься. Тебе деваться некуда. Мой метод, извини, старый-престарый, как древний мир. Однако и жизнь наша что-то не особо обновляется. Для окончательного расчета даю два месяца, а там… или разойдемся миром, как в море корабли, или… по пятницам пойдут свидания и слезы горькие… Слыхала такую популярную песню о тоске по воле?

— Подожди до лета, — попросила Клепикова.

— Надеешься, золотой дождик прольется?

— Соберу к тому времени деньги и тарелочку с голубой каемочкой куплю, — съязвила Анна Ивановна.

— Подожду. Только к пятнадцати тысячам собери еще пять.

— За что?

— Долговые проценты.