Порочный круг Смит Уилбур
— После расскажешь, — сухо ответил Антон и сразу обратился к Ложникову: — Изольда не говорила, откуда ей стало известно, что портфель хранится у вас?
— Вообще-то она как-то неопределенно начала: «Витя, ты мне хоть маленько из водорьяповских денег отдашь?» Я говорю: «Сколько от сотни осталось, все до копейки тебе отдал». — «А где Ленечкин черный портфель?» — «Не знаю». — «Витя, не обманывай. Маруся Лыкова, бывшая в понятых, говорит, что при обыске квартиры Водорьяпова никакого портфеля не нашли. А я твердо знаю, что портфель с деньгами у него был». — «Ну и что?» — «Ничего, Витя. Отдай портфель, если крупных неприятностей не хочешь». Я подумал, зачем мне неприятности, их и без того хватает… Принес из кладовки портфель. Изольда сразу хотела его открыть, попросила ключ. Я сказал, что нету ключа. С тем она и ушла.
— Больше ее не видели?
Ложников замялся:
— В общем, ночью Изольда прибегала ко мне в Выселки. Была выпивши, шампанским от нее пахло. Ворвалась в избушку и сразу на горло: «Ты, гад, какую куклу в портфеле подсунул?! На хрена мне старые канцелярские бумаги вместо денег!..» — Ложников смущенно ухмыльнулся. — Даже крепче выразилась… В общем, такой злой я раньше никогда Изольду не видел. Удивился: «Чего лаешься? С цепи сорвалась?». Она пуще того: «Сознавайся, где деньги Водорьяпова?» — «Откуда мне знать, я не заглядывал в тот портфель». — «Брешь, душманский недобиток!» Меня будто взорвало. Не помню, как из избушки за дверь ее вытолкнул. Тогда она стала умолять: «Витя, ну хоть половину отдай. Завтра же из Караульного умотаюсь на все четыре стороны. Ну, хочешь, заночую с тобой? Витя, женись на мне, не пожалеешь!» У меня мороз по коже… Показалось, вроде Изольда умом тронулась. Больше часа вдалбливал, что никаких водорьяповских денег не видел. Всю ночь после этого глаз не сомкнул. Сегодня перед похоронами приехал в Караульное — Изольда у конторы стоит накрашенная, улыбается… Страшный сон какой-то, ничего не понимаю…
— Не разговаривали с ней? — снова спросил Антон.
— Да ну ее! Побоялся, развернул коня и галопом — в Выселки. Даже обедать дома не стал.
— Какие же деньги Аксенова искала?
— В этом мы с ней кое-как разобрались. Нынче весной, когда Леонид Николаевич продал «Ниву», он показывал Изольде полный портфель денег, но о том, что отдал эти деньги в колхозную кассу за «Беларусь», ни слова не сказал. Под конец ночного разговора Изольда вроде протрезвела, успокоилась… — Ложников покосился на Сергея. — А недавно примчался в Выселки председатель и оглушил меня, дескать, повесилась…
— Если один портфель Леонида Николаевича хранился у вас с осени прошлого года, значит, у него был другой, такой же? — спросил Антон.
— Не было, — вместо Ложникова ответил Сергей. — Когда Водорьяпов ездил продавать «Ниву», он у меня брал. У нас с ним одинаковые портфели были.
На вопрос о немецкой винтовке Ложников ничего сказать не мог. Он никогда не охотился.
Проводив Виталия к следователю, чтобы тот запротоколировал его показания, Антон повернулся к Сергею, сел рядом с ним на скамейку и сказал:
— Вот теперь выкладывай свою «разгадку» с портфелем.
— Она проще пареной репы, — быстро заговорил Сергей. — Анна Ивановна блестяще надула начальника милиции с помощью Водорьяпова. Дело происходило так… Когда Кролов нагрянул в колхозную контору, мы с Водорьяповым разговаривали в коридоре. В правой руке Леонид Николаевич держал тот самый, его собственный, черный портфель. Не успели обэхээсники войти в бухгалтерию, оттуда выскочила Клепикова с пачкой документов. Сначала сунулась к двери участкового, но быстро передумала и, покосившись на Водорьяпова, нырнула в кабинет зоотехника Баранова. Через какую-то секунду вышла из кабинета с пустыми руками и раскричалась до истерики. Я стал успокаивать Анну Ивановну, а Водорьяпов внезапно вспомнил, что ему надо перед отъездом что-то срочно спросить у Баранова, и зашел к зоотехнику. Там, видимо, и сунул в портфель подшивку с нарядами. Странно, почему он не отдал документы в бухгалтерию, когда все затихло…
— Баранова надо вызывать, — сказал Антон.
— Он же на летнем пастбище. Это в тридцати километрах от Караульного. Собирался там пожить с пастухами, телят полечить.
— Организуй, чтобы завтра был здесь.
— Организую…
Глава 13
Антон Бирюков, Лимакин и Слава Голубев остались ночевать в Караульном. В шесть утра, разбуженный занудливо пискливым карманным будильником «Луч», Сергей громко скомандовал подъем.
День, как и предыдущие, выдался отличным, без единого облачка. Громко отфыркиваясь, умывались во дворе колодезной водой, от которой, по словам Сергея, бодрость наступает лучше, чем от кофе. Вскипятив чайник, по-холостяцки наскоро позавтракали хлебом с домашним маслом, и все четверо отправились в колхозную контору. Возле конторы участковый инспектор разговаривал с моложавой женщиной в белом халате. Лицо женщины показалось Антону знакомым.
— С кем это Андрюша?.. — спросил он Сергея.
— С фельдшерицей нашего медпункта Марусей Лыковой. Забыл? Соседка Водорьяпова, понятая при обыске его квартиры.
— Издали не узнал. Кстати, не забудь послать нарочного за Барановым.
— Я склерозом не страдаю.
— Это хорошо. Клепикова когда на работу приходит?
— Обычно к девяти часам. Сейчас Анна Ивановна или на своей пасеке-кормилице с пчелками шаманит, или Макарычу в больницу харчи повезла.
— Она даже пчелами сама занимается?
— Я тебе говорю: мужик в юбке.
— Манаева где найти?
— Иван Данилыч охраняет склад горюче-смазочных материалов. Ночью — в сторожке спит, днем — дома отсыпается.
— Тяжелая работа, — усмехнулся Антон. — Тимофей Слабуха мне тоже сегодня понадобится.
— Чекист обещал к восьми подойти, чтобы узнать окончательное решение Ложникова насчет совместной аренды.
— У тебя кабинет долго будет занят?
— Проведу утреннюю планерку, и можете занимать. А пока в кабинете участкового поработайте.
— Там слышимость, как в филармонии.
— Баранова нет, через стенку подслушивать некому.
Разговаривая, подошли к конторе. Участковый в ответ на приветствие козырнул и сразу указал взглядом на фельдшерицу:
— Мария вот интересное об Аксеновой знает…
— Ну чего там интересного! — вроде испугалась Лыкова. — Ничего я не знаю, всего лишь предполагаю.
— Для следствия и предположения интересны, — сказал Бирюков и пригласил Лыкову вместе со всеми зайти в кабинет участкового.
В начале беседы Лыкова то ли смущалась, то ли чего-то побаивалась. На вопросы отвечала сбивчиво. Антон не торопил, и в конце концов Мария заговорила смелее. Рассказанное ею на самом деле представляло большой интерес.
…Вечером после обыска в квартире Водорьяпова Изольда Аксенова приходила к Лыковой домой. Сначала посокрушалась о несчастье. Потом стала расспрашивать Лыкову, не появлялись ли у Леонида Николаевича накануне убийства неизвестные люди. Лыкова ответила, что не видела никого, кроме своих деревенских. Тогда Изольда заговорила об обыске, мол, чего следователи искали в квартире Водорьяпова и что нашли? Особенно интересовалась, сколько наличных денег обнаружили у Леонида Николаевича и сколько на сберкнижке. Ну а больше всего Изольду интересовал какой-то черный портфель…
— Что вы рассказали Аксёновой? — спросил Антон.
Лыкова чуть помялась:
— О сберегательных книжках, которые нашли в тайнике под книгами, и о наличных деньгах я, честное слово, не сказала Изольде. Меня ведь предупреждали перед обыском, что распространяться об этом на людях не нужно. Ну а о черном портфеле что я вообще могла сказать, если его не было.
— И Аксенова прекратила расспросы?
— Нет, она долго про портфель выпытывала. Даже спрашивала, мол, в ту ночь, когда убили Водорьяпова, не утащил ли кто портфель тайком из квартиры? Ну я ответила, что ничего подозрительного в соседней квартире не слышала. «Но куда же подевался портфель, если следователи не нашли его?» — снова спросила Изольда. «Наверное, сам Леонид Николаевич к кому-то унес». — «К кому, Маруся?» — «Да, возможно, тому же Виталию отдал. Леонид Николаевич с Виталием теперь на совместной аренде». Это я предположительно сказала насчет Ложникова, но Изольда, подумала-подумала и тоскливо говорит: «Витя, конечно, ни копейки мне не отдаст, а я ведь, откровенно говоря, много лет была неофициальной женой Ленечки. Совместные планы у нас с ним были. Но как теперь доказать мое право на наследство?» Посидела молча еще с минуту, попросила таблетку снотворного и ушла.
— Раньше она часто к вам приходила?
— Когда при Манаеве с выпивкой было свободно, ни разу не заглядывала. А как только новый председатель запретил пьянство, иногда прибегала по вечерам. За снотворным. По-моему Изольда настолько втянулась в алкоголь, что без спиртного не могла заснуть… — Лыкова робко глянула в глаза Антону. — Я об этом сужу еще и по словам Леонида Николаевича. Однажды, помню, спросила его: «Чего вы, такой интересный непьющий мужчина, бобылем живете?» Он вроде удивился: «На какой невесте здесь жениться?» — «Да хотя бы на Изольде Аксеновой, — говорю. — Вон какая энергичная женщина! Молодая, красивая, веселая. Куда вам еще лучше невесту?» Водорьяпов захохотал: «Изольда все пропьет, гармонь оставит, танцевать меня заставит. А я под чужую дудку плясать не умею».
— О самоубийстве Аксенова не заговаривала?
Лыкова задумалась:
— Напрямую — нет, не заговаривала. Так, что-то неопределенное намекала, мол, теперь и без денег, и без мужского покровительства, хоть помирай. Я, помнится, возразила: «О чем говоришь? Живешь без забот, сама себе барыня. Не нравится в деревне — поезжай в город. Там мужиков — располным-полна коробушка. Только глазом подморгни — инженера подцепишь или кандидата наук. Я вон своего; алкаша с треском выгнала, с двумя ребятишками осталась и то нюни не распускаю». Изольда вздохнула: «Если б у меня ребенок был, может и я бы какую цель имела; А так — живу, словно кукушка. Только небо куревом копчу. Тоска зеленая — не жизнь». Вот такой разговор еще состоялся. Однако ушла Изольда от меня, хотя и невеселая, но не сказать, чтобы совсем уж горем убитая. Ни за что бы не подумала, что она такое отмочит…
Закончив писать протокол, Лимакин облегченно пошевелил уставшими от напряжения пальцами и протянул Лыковой два стандартных листа:
— Прочитайте, Мария, внимательно. Если нет возражений, подпишите.
Лыкова быстро прочла протокол, молча расписалась и глянула на Антона:
— Честное слово, больше ничего не знаю.
— И на этом спасибо, — сказал Антон.
Когда фельдшерица вышла из кабинета, Лимакин, словно размышляя, заговорил:
— С гражданкой Аксеновой, по-моему, все ясно: лопнувшая, как мыльный пузырь, розовая мечта о красивой жизни в Крыму, алкогольная горячка и… петля на шее. Зато по убийству Водопьянова-Водорьяпова чем дальше, тем глубже в дебри влазим…
— Коллективом, Петя, из любых дебрей выберемся. Коллектив — это… — оптимистично начал глядевший в окно Слава Голубев и вдруг, оборвав фразу, воскликнул: — Игнатьич! Тимофей Слабуха к конторе топает.
— Позови его сюда, — попросил Антон.
Слава, чуть не опрокинув стул, на котором только что сидела Лыкова, устремился в коридор. Вскоре он широко распахнул дверь кабинета и услужливо пропустил впереди себя нерешительно затоптавшегося у порога Слабуху. На этот раз старик был чисто выбрит и совершенно трезв. Только глаза его, как и прежде, смотрели настороженно-угрюмо. Усевшись на предложенный Бирюковым стул, Слабуха недовольно проговорил:
— Мне, ребята, некогда балакать. К председателю по делу зайти надо.
— Постараемся долго не задерживать, — сказал Антон. — Нам, Тимофей Григорьевич, хотелось бы получить у вас консультацию по немецкой винтовке. Что это за штука такая?
Слабуха нахмуренно уставился в пол:
— Я не оружейник, чтобы по таким вопросам консультировать следователей.
— Но говорят, вы хорошо в оружии разбираетесь.
— Говорят, в Москве кур доят, — пробурчал старик, однако тут же добавил: — Когда помоложе был, разбирался. Теперь и глаз не тот стал, и руки, как крюки. А в чем дело?
— Дело серьезное, Тимофей Григорьевич… — Антон помолчал. — Экспертиза показала, что Водорьяпова убили из винтовки немецкого образца.
Слабуха еще больше нахмурился:
— Откуда в нашей глухомани такое оружие взялось?
— Вот и мы над этим головы ломаем. Может, после войны кто-то из демобилизованных завез?..
— Винтовка — не иголка, чтобы ее незаметно в такую даль привезти.
— Но ведь немецкий бинокль вы привезли…
— То бинокль. Такую трофейную ерунду разрешалось демобилизованным брать. Одежду, фотоаппараты или другую житейскую дребедень тоже брали. Что же касается оружия, было строжайшее указание: сдать все до последнего пустяка.
— Куда вы дели тот бинокль? — не давая собеседнику слишком далеко уклоняться, спросил Антон.
— Манаев выцыганил всего за сто рублей до хрущевской реформы. Иван Данилыч тогда лосей крупно промышлял.
— Тимофей Григорьевич, с какого расстояния обычно стреляют лося? — поинтересовался Антон.
— Это от формы пули зависит, — ответил Слабуха. — Круглая пуля уверенно бьет на дальности до шестидесяти метров. А ежели взять жакан, то можно завалить самого матерого сохатого метров с семидесяти и даже поболее.
— Кроме дальности, чем удобна та или иная пуля?
— Круглой удобно стрелять в зарослях кустарника или камыша. Она не отклоняется, когда зацепит ветки, и не меняет своей формы при этом. А жакан хорош тем, что при ударе в зверя разворачивается и увеличивает поражение. Однако из-за этого же свойства жакановские пули непригодны для стрельбы в кустарниках и других зарослях. Они рикошетят, ударившись об ветки, и улетают в сторону от цели.
— А винтовочные?
— В густом кустарнике винтовочная пуля тоже может срикошетить, но зато дальность стрельбы из винтовки не сравнить с ружейной. Когда у охотника точный глаз да винтовка пристреляна, можно и за сто пятьдесят метров сохатого уложить.
— Значит, с винтовкой удобнее промышлять лося? — спросил Антон.
— Это и ежику понятно.
— А почему самодельные свинцовые пули применяют при стрельбе лосей из винтовок?
Слабуха усмехнулся:
— Ну, когда нет боевых патронов, то приходится свои делать. Тут надо только выверить точную норму пороха да вес пули, чтобы убойную силу не потерять.
— Выходит, для той же немецкой винтовки можно самому сделать патроны?
— Невозможного ничего нету. У немецкого патрона лишь одна закавычка. Капсюльное отверстие у него по диаметру меньше нашего. Стало быть, наш отечественный капсюль в немецкую гильзу не вгонишь, ежели не расширить для него место.
— Как это сделать?
— На токарном станке можно расточить отверстие… — Слабуха словно осекся.
— Вам приходилось растачивать? — заметив его «оплошку», быстро спросил Бирюков.
Старик затянул с ответом, но все-таки сказал:
— Давно было, еще в пятидесятые годы. По просьбе Манаева растачивал десятка полтора немецких гильз. Тогда я токарничал в мехмастерской, ну и… чего душой кривить, не смог отказать председателю колхоза в таком пустяке.
— Значит, Манаев уже в пятидесятые годы постреливал такими патронами? — еще не веря в удачу, опять спросил Антон.
Слабуха угрюмо хмыкнул:
— Ежику понятно, что не для елочных игрушек Иван Данилыч готовил те гильзы.
— Тимофей Григорьевич, — внезапно заговорил Слава Голубев, — помните; лет десять назад вы угощали меня зайчатиной и мы долго беседовали о винтовках?..
Старик исподлобья глянул на него:
— Ну, припоминаю.
— Что ж вы в тот раз мне этого не рассказали?
— Ты о патронах не спрашивал. Тебе хотелось узнать, у кого из карауленцев есть немецкая винтовка, а я таковой в Караульном не видел.
— Но ведь гильзы Манаеву растачивали до того разговора. Могли хотя бы намекнуть…
Слабуха качнул головой:
— Ух, какой смелый!.. Что в ту пору от моего намека изменилось бы? Манаев тогда председателем колхоза был в самом расцвете. Пусть ты даже и нашел бы у него винтовку, все равно ни шиша с ним не сделал, а мне в отместку за «намек» житья бы не стало. Иван Данилыч не таких соколиков, как я, в бараний рог скручивал.
— Если бы милиция тогда изъяла винтовку, убийство в Выселках не совершилось бы.
На угрюмом лице Слабухи появилась растерянность:
— Да у Манаева, возможно, этой винтовки и не было.
— То есть как не было?..
— Вот так, обыкновенно… Иван Данилыч говорил, что те гильзы нужны какому-то другу.
Голубев, похоже, хотел что-то возразить, но Бирюков остановил его:
— Хватит, Слава, рассуждать на тему: «Что было бы, если»… — И вновь обратился к старику: — Тимофей Григорьевич, можете точно вспомнить, в каком году растачивали гильзы?
Старик задумался:
— А в каком была хрущевская денежная реформа?
— По-моему, в шестьдесят первом.
— Разве не в пятидесятые годы?
— Нет, — Антон, пошарив по карманам, нашел пятирублевую купюру и показал Слабухе: — Смотрите, тысяча девятьсот шестьдесят первый год указан.
— Без очков мелкие буквы не различаю, — Слабуха виновато вздохнул: — М-м-мда, значит, обмишулился я. Не в пятидесятых годах это было, а в январе шестьдесят первого. Почему запомнил? Манаев мне за работу бутылку поставил. И покупал ее уже за новые деньги. Старыми поллитровка стоила двадцать один двадцать. Иван же Данилыч заплатил всего два рубля двенадцать копеек. Мы еще посмеялись с ним, дескать, совсем водка подешевела, почти задарма пьем.
— Фамилию или имя того друга, которому делал гильзы, Манаев не говорил?
— Об этом не было разговора. После работы прямо в мастерской быстренько распили поллитровку и разошлись.
— Других «винтовочных» заказов не выполняли?
— Еще формочку для отливки пули вытачивал. Провозился долго — надо было калибр тютелька в тютельку соблюсти. Но все-таки сделал удачно.
— И все?..
— Все. Чего не было, про то сочинять не стану. — Старик хмуро посмотрел на часы. — Как бы мне председателя не проворонить. Он, неугомонный, круглый день челноком туда-сюда мотается…
— Сейчас следователь запишет ваши показания и можете быть свободным, — сказал Антон. — Кстати, если насчет арендного подряда хотите с председателем переговорить, то Виталий Ложников согласился взять вас напарником.
Слабуха вроде повеселел:
— Раз согласился, то станем работать. Лишь бы поскорее Анну Клепикову, чтоб ей тошно стало, на пенсию выгнали. А то опять с оплатой не разберешься.
— Она ведь теперь не главным бухгалтером…
— Эта баба и в экономистах прежнюю политику зажима крестьянина гнет.
— Тимофей Григорьевич, а у Водорьяпова с Клепиковой не было стычек по оплате? — внезапно спросил Бирюков.
Старик пожевал губами:
— Видишь, в чем тут дело… Леня наизусть знал все законы. Анна Ивановна, бывало, чуть против него взбрыкнет, он сразу — параграфом ее по носу! И деваться бабе некуда. Леня ушлый насчет этого был. К физическому труду, прямо скажу, с ленцой относился, но по части законов и пронырливости равных Водорьяпову в Караульном не было. Оттого Клепикова и не задирала перед ним хвост.
— Лично вы хорошо его знали?
— Неплохо. В первый год, когда Водорьяпов здесь объявился, он квартировал у меня. Ждал, пока колхозный дом достроят. Дело к зиме катилось. В одно из воскресений старуха моя в райцентр уехала, внуков проведать, а я по первому снежку отправился утречком с ружьишком зайцев потропить. Завлекся на охоте до темноты. Вечером вхожу в избу — холодрыга, хоть волков морозь. А квартирант мой завернулся в овчинный тулуп и на диванчике кемарит. Спрашиваю: «Леня, ты что это печку не протопил?» — «Дровишек, Григорьич, наколотых не нашел». — «Чурок пиленых — полон двор, топор — в сенях. Взял бы да наколол». — «Об этом, Григорьич, я не догадался»… — Слабуха исподлобья с усмешкой глянул на Антона. — Видишь, какой «недогадливый» на физическую работу был…
— А как Водорьяпов к директрисе Дома культуры относился?
— В то время, когда у меня квартировал, никак. Вроде бы косил на Изольду глаз, но не ухаживал за ней. Это они снюхались после смещения Манаева.
— В селе что-нибудь говорят об убийстве Водорьяпова? — снова задал вопрос Антон.
— В первые дни ничего не говорили. Теперь несут всякую околесицу.
— Что, например?..
— Сошлись вроде бы на том, будто городские таксисты прибили Леню за старые грехи.
— От кого вы слышали?
— От мужиков, с которыми могилу копал. Им же вроде Иван Данилыч Манаев такую байку рассказывал.
— Сами не верите в такое?
Старик пожал плечами:
— Тут хоть верь, хоть не верь. Три года с лишком Водорьяпов жил в Караульном, не тужил. Стоило за арендный подряд взяться — на тебе, Леня, подарок ко дню рождения…
Колхозная контора постепенно стала заполняться служащими. Захлопали двери кабинетов, в коридоре послышались голоса. Видимо, закончилась утренняя планерка.
Лимакин задал Слабухе еще несколько уточняющих вопросов и протянул ему листки протокола. Слабуха дрожащей рукой накорябал под показаниями подпись и сразу заторопился к председателю.
Антон Бирюков отправил участкового Ягодина за Манаевым. Попутно попросил его узнать в бухгалтерии, не появилась ли на работе Анна Ивановна Клепикова. Вышедший из кабинета Ягодин буквально через минуту вернулся и отдал Бирюкову небольшой листок.
— Анна Ивановна спозаранку приходила домой к секретарше Люде, — сказал участковый, — и оставила у нее записку для председателя…
На половинке листа машинописной бумаги канцелярским почерком было написано:
«Сергей Игнатьевич, я срочно уезжаю, чтобы отвезти Георгия Макаровича в областную больницу. У него совсем плохо стало с головой. Оформите мне на два дня отпуск без содержания. Вчера много раз пыталась к вам зайти для личного разговора, но вы были заняты со следователями».
Бирюков молча передал записку Лимакину и повернулся к участковому:
— Не мешкая сходи за Манаевым, пока Иван Данилович тоже куда-нибудь не уехал.
Не успел участковый закрыть за собой дверь, в нее тут же заглянул возбужденный Сергей:
— Кабинет свободен, можете занимать. Скоро вернусь!
— Куда торопишься? — спросил Антон.
Сергей хлопнул ладонью по карману джинсов с торчащей оттуда газетой:
— Районная пресса подает тревожный сигнал. Надо срочно разобраться с доярками…
Глава 14
Иван Данилович Манаев с тяжелым вздохом опустился на предложенный стул и сокрушенно сказал:
— Вот, шут побери, заварилась у нас каша. Не успели одного зарыть — другой гроб строгать надо.
— Да, подобранные вами кадры оказались с сомнительным прошлым, — проговорил Бирюков.
Манаев моргнул заплывшими глазками:
— Пока я возглавлял колхоз, они работали добросовестно. Не пойму, какая вожжа им под хвост попала. Видать, к новым условиям не приспособились…
Антон заговорил об Аксеновой. Иван Данилович без утайки рассказал, что накануне дня похорон Водорьяпова поздно вечером она приходила к нему, чтобы поговорить о Леониде Николаевиче. За ужином попросила чего-нибудь выпить. Манаев достал бутылку водки, привезенную днем из райцентра, и вдвоем незаметно «уговорили» ее.
Изольда сказала, что кто-то из старых врагов свел с Леонидом Николаевичем счеты. Потом она призналась, что сама во многом виновата. Мол, проболталась подругам в новосибирском ресторане о своем нынешнем адресе. А подруги дали адрес бывшему мужу, который недавно привез ей повестку в суд для расторжения брака. Вот муженек по злобе, наверно, передал адрес врагам Леонида Николаевича.
— «Враги» из таксистов? — спросил Бирюков.
— Изольда конкретно ничего не говорила. Про таксиста мне Анна Ивановна Клепикова рассказала, как ехала с черным усатиком от агропрома на вокзал. Из таких двух рассказов я и сделал вывод относительно таксистов, — быстро ответил Манаев и, встретившись со взглядом Антона, смутился: — Не верите в мое предположение?
— Может, и поверил бы, Иван Данилович, да убили-то Водорьяпова… из немецкой винтовки.
— Разве не из револьвера?
— Нет. Что любопытно, самодельная свинцовая пуля отлита из охотничьей дроби… — сказал Антон и опять умышленно сделал паузу.
Манаев всплеснул пухлыми руками:
— Гляди, как хитро замаскировались, разбойники! Где это они выкопали иностранную винтовку?
— Не у вас?.. — в упор спросил Бирюков.
И без того узкие глаза Манаева совсем стали щелками, словно он хотел зажмуриться от внезапно охватившего его страха:
— Вы чего такое говорите?! Я никогда не имел запрещенного оружия. Можете проверить… Скрывать не стану, есть у меня разрешение милиции на владение двуствольным дробовиком, с которым охотился много лет подряд. К слову сказать, как с председательством неприятности начались, всю охоту забросил. Зачем мне в придачу к хорошему ружью поганая винтовка?
— И винтовочных немецких гильз у вас не было?
— Нет, нет! Никогда не было.
— А вот Слабуха нам рассказывал, как по вашей просьбе растачивал на токарном станке у гильз для немецкой винтовки капсюльное отверстие.
— Ничего не знаю! — решительно отказался Манаев. — Это чекист небылицу наплел на меня. Ей-богу, наплел!
— Зря, Иван Данилович, все категорически отрицаете. Это было в январе шестьдесят первого года. В благодарность за выполненную работу вы со Слабухой распили в мастерской бутылку водки, купленную за два рубля двенадцать копеек новыми деньгами. И еще пошутили, будто водка подешевела…
— Вот память у Тимофея! — смущенно воскликнул Манаев. — Надо же так крепко запомнить, а?.. У меня совсем тот случай из головы вылетел.
— Что это за гильзы были? — спросил Антон.
— Кто их знает… припоминаю, вроде Вениамин Юрьевич Шурыгин из областного управления сельского хозяйства просил меня довести до ума несколько патронов, в которые наши охотничьи капсюли не входили.
— Форму для отливки пули тоже он просил выточить?
— Ясно дело! Коли товарищ Шурыгин патроны приспосабливал, так и пули ему нужны были.
Бирюков повернулся к молчаливо сидящему Голубеву:
— В каком году Вениамин Юрьевич стал работать в областном управлении?
— Минуточку… — Голубев торопливо вытащил из кармана записную книжку. — Шурыгин появился в облсельхозуправлении с июня семьдесят второго года. До этого был директором совхоза в Томской области.
— Неувязка получается, Иван Данилович…
— Вот, шут побери, кто же об этом меня просил?.. Кто-то из новосибирцев или из райцентра… Нет, не могу вспомнить.
— Если не вспомните, придется вам самому отвечать, — сухо сказал Антон.
— А как докажете? Я возьму и напрочь откажусь…
Бирюков посмотрел в настороженно прищуренные глаза Манаева:
— Иван Данилович, вы не ребенок и прекрасно понимаете, что убийство человека — не пустяк, который можно списать на хозяйственные убытки. Следствие продлится до тех пор, пока не выяснится истина.
— Хотите записать меня в убийцы?
— Записывать еще рано, но подумайте сами: если у вас были немецкие гильзы, значит, была и винтовка. Или не так?..
Читать бесплатно другие книги:
