Судьба с чужого плеча Иванова Анна
— Торчала бы я здесь, будь у меня «мазда», — нервно смеется она. — Поставь абсент, а?
Я от греха подальше опускаю бутылку на стойку, но все еще держусь рукой за горлышко.
— Не было с ним никаких баб, придумала все твоя подруга. Он приезжал сюда с мужиком. На красной «мазде», это правда. Мы думали, он того, альфонс. Баб не снимал, на нас внимания не обращал, — встряхивает хвостом она. — Лапочка, но какой-то странный.
— Понятно, — отпускаю бутылку и вытираю пот со лба. — Значит, они отдыхали вдвоем?
Барменша кивает.
— И никого не клеили?
Снова кивок. Она ставит бутылку на место, а я от греха подальше выхожу из-за стойки.
— Так зачем они вообще сюда приезжали?
— Сидели рядышком, выпивали, слушали музыку, шептались… Как голубки, честное слово. Однажды мы, было, засомневались: твой благоверный полвечера пялился на аппетитную бабенку за соседним столиком. В итоге подошел к ее мужику… Ну мы и поставили на лапочке крест. Ты извини, если лишнего сказала…
— Это ты меня прости, — выставляю вперед руки. — Подруга, видно, наврала.
— Да ладно, — отмахивается она. — Знаешь, сколько жен в бар приходят мужей своих забирать? Потому мужики и шляются, что бабы их разбаловали. Ходят за ними по пятам, умоляют домой вернуться. Дуры! Погулял бы кобель день, неделю, месяц…
— Год, — подсказываю я.
— Хоть и год. Обратно бы приполз как миленький. Не пускать! Чтоб знал, чего баба стоит. Приходят тут, рыдают, драться лезут. На себя посмотрите, кому вы такие нужны? Вы себе не нужны! Себя уважать надо, чтоб мужик зауважал, понятно?
Киваю и плетусь к выходу. На улице меня охватывает мелкая дрожь, кожу покрывает испарина — заторможенная реакция на страх. Голову уже заполняют совсем другие мысли, а тело только начинает осознавать опасность. Барменша права: я виновата в том, что позволяла Олегу себя бить. Нужно было прекратить это после первого же раза. Надо самой себя ценить, чтобы заслужить уважение окружающих. Это правило действует даже в детском доме.
С самого начала нельзя было идти на поводу у заводил. В детстве я сильно испугалась, а потом перестала верить в себя. Мир вокруг, каждый человек рядом — все казалось важнее меня. Всю жизнь я выполняла чужие планы и никогда не обращала внимания на свои желания и мечты. Однажды Ира уговорила меня сбежать из детского дома. Ей некуда было пойти — мать-алкоголичка ее даже не узнавала, а свою тетку я видеть не хотела, но подруга так сильно мечтала о свободе, что я поверила в ее идею. Мне даже показалось, будто это моя собственная мечта. Больше всего я боялась, вдруг тетка обидит Иру, обзовет, прогонит. О себе я даже не думала, как и о том, чем может закончиться это путешествие.
Тетка, хоть и неохотно, все же впустила нас в дом. Даже налила чаю, который мы так и не успели допить — люди из социальной службы приехали быстрее. В тот же день нас отвезли обратно в детдом. Наказание от воспитателей было ерундой по сравнению с тем, что устроили нам другие девчонки, лишившиеся из-за нашего проступка телевизора на неделю. Ире досталось больше меня — ее привязали к кровати и били табуреткой по животу. Меня заставляли наблюдать за ее мучениями. Они кричали: «Смотри, что мы сделаем с твоей защитницей! В следующий раз получишь ты, а она не сможет заступиться». От страха я потеряла сознание. Меня не смогли сразу привести в чувство и отправили в лазарет.
Я винила себя за то, что подруге пришлось отвечать за нас обеих. Несмотря ни на что, жизнь Иры вошла в обычное русло, и она опять стала одной из заводил, крутых девчонок. Мое существование в детдоме с того момента превратилось в настоящий кошмар. Подруга обо всем забыла и стала снова меня защищать, а я каждую ночь просыпалась в холодном поту, вспоминая муки, которые испытывала той ночью, вдвойне — за себя и за Иру. Наверно, именно с того момента я боялась сказать «нет» и позволяла любому себя унижать. Ужас, который этот случай породил в моей душе, был страшнее ударов табуреткой. Но еще больший ущерб принесло мне чувство вины. До сих пор я ни разу не задумывалась, была ли на самом деле в случившемся моя вина. Как ни страшно это осознавать, но Катина смерть помогла мне разобраться в себе. Я задумалась, многое поняла, переосмыслила свое прошлое и сделала правильные выводы. Теперь я знаю секрет и никому не дам себя унижать.
— Почему так долго? — Поворачивается ко мне Игорь. — Допросила весь бар?
— Тебе какая разница? Главное — есть результат.
— Ты чего рычишь? Я же пошутил, — встает с мотоцикла он.
— Артур был голубым.
— Чего? — садится обратно. — У кого ты выпытала такую информацию?
— Сама догадалась.
— Фух! — облегченно выдыхает Игорь.
— Артур приезжал сюда на красной «мазде», за рулем был мужчина. Они сидели вдвоем, выпивали и о чем-то шептались. На женщин внимания не обращали.
— Из этого ты сделала вывод, что они голубые?
— Не только я. Так считает барменша и, если верить ее словам, все работницы «Замка».
— Бред! Может, он приезжал сюда с лучшим другом. Сидели, разговаривали по-мужски.
— Интересно, откуда у его друга такая машина?
— Раз у парня нет денег, так и богатых друзей быть не может?
— Допустим, может. Давай узнаем, кто этот богатый друг. Есть предложения?
— Есть. Поедем ко мне на работу. Там я за полчаса узнаю, у кого в городе имеется красная «Мазда»-тройка.
— Боюсь, список будет немаленький.
— Ничего, ты всех допросишь. Расколются, как миленькие, дня не пройдет. Интересно, чем ты их берешь?
— Отверткой, — припоминаю его недавний промах.
Игорь надевает шлем и то ли не слышит, то ли игнорирует мое последнее замечание. Мотоцикл оживает. Я прижимаюсь к плечу Игоря. Несмотря на пластиковое забрало, в ноздри проникает горьковатый аромат его кожи. Я так глубоко втягиваю носом воздух, что голова идет кругом. Приходится сильнее прижаться к спине Игоря, чтобы не свалиться с мотоцикла на повороте. Мы останавливаемся возле странного двухэтажного здания, больше напоминающего кирпичную коробку. Я снимаю шлем, чтобы убедиться, что зрение меня не подводит: к стене прибиты два настоящих мотоцикла. Игорь, сидя, осматривает здание так, будто, как и я, видит его впервые. Картина ему явно нравится. Он довольно кивает и, раскинув руки, объявляет:
— Добро пожаловать в святую святых байкерского движения! Батон, открывай! — кричит двустворчатым металлическим дверям.
Полминуты спустя одна из створок открывается, и на пороге нас встречает кучерявый парень в огромных пластиковых очках и комбинезоне. Улыбаясь во все тридцать два зуба, он кричит:
— Батон, Батон! Че сразу Батон…
Увидев меня, он замирает на полуслове. Игорь отодвигает окаменевшего парня в сторону и пропускает меня вперед. Батон неожиданно приходит в себя и, подпрыгивая, убегает в глубь здания. Через минуту оттуда доносится крик:
— Мужики, шеф модель притащил!
— Какую? Серия? Номер? — раздаются голоса в ответ.
— Топ-модель, самую настоящую, одни ноги два метра!
Игорь пропускает крики мимо ушей и подталкивает меня вперед. Мы проходим по коридору вдоль расставленных в ряд мотоциклов.
— Это трупы, — машет в их сторону Игорь. — Что у нас здесь? — приподнимает полиэтиленовый чехол на одном из мотоциклов. — Тоже труп, — переходит к следующему и чуть не подпрыгивает от радости. — Смотри, какая красота! На прошлой неделе покрасили.
Я нехотя наклоняюсь и заглядываю под чехол. С языка почти срываются слова: «Мы не за этим сюда приехали», но тут я замечаю яркий глянцевый бок мотоцикла и охаю от восхищения. Он на самом деле прекрасен: оранжевый корпус подсвечивает стальное обрамление, как заходящее солнце — морскую воду. Рука сама тянется потрогать эту красоту, но Игорь тащит меня в комнату, вдоль стен которой выстроились мотоциклы. В промежутках виднеются компьютерные столы, Игорь подводит меня к самому большому из них. На кожаном кресле висит настоящая байкерская куртка, с молниями и клепками. Именно этой детали не хватало, чтобы представить Игоря в образе байкера, только не шаблонного, с грязными сосульками волос и торчащей в стороны бородой, а неправдоподобно гламурного, с модной прической и легкой небритостью, будто сошедшего с обложки глянцевого журнала.
— Это мое кресло, — хвалится он.
— А я думала, у тебя личный кабинет. Ты же начальник!
— Я не конторская крыса. Я сам, этими руками, — подносит чистые пальцы с ухоженными ногтями к моему лицу он, — копаюсь в мотоциклах.
— Сколько человек здесь работает?
— Со мной пять, а без меня никто не работает.
— Шеф, у нас будет секретарша? — заглядывает Батон, пританцовывая под звуки старого рок-н-ролла, доносящегося из огромных, словно в кинотеатре, колонок. Следом за ним, хихикая, как маленькие дети, на пороге появляются еще трое мужчин.
— Вот это цыпа, — присвистывает качок в костюме цвета хаки.
— Родион, — с самым серьезным видом протягивает мне руку мужчина в вязаной шапочке.
— Мы его рабы, — говорит высоким, почти детским, голосом низенький полный паренек в джинсах с оттянутыми коленками. — А вы кто будете?
— Мужики, это Дина, — объявляет Игорь. — Дина, это мужики. И нет, Батон, она не будет работать у нас секретаршей. Я вообще никогда не приведу женщину-секретаря в ваш дружелюбный блудливый коллектив. Будешь ко мне с этим приставать — уволю.
— Я думал, рабов не увольняют, а продают…
— Покажите гостье, чем вы здесь занимаетесь, когда я за вами наблюдаю. А я пока отлучусь. Надо навести кое-какие справки.
— Раньше он сюда подружек не приводил, — замечает Батон, когда за Игорем закрывается дверь.
— Я не подружка.
— Да, а кто? — спрашивает мужик в шапочке.
— Любовница? — предполагает коротышка.
— Нет, — стараюсь сохранять невозмутимый вид, — соседка.
Мужчины переглядываются.
— Другое дело, — замечает качок.
— Соседка — это уже серьезно, — кивает головой коротышка.
— Игорь помогает мне разобраться с одним делом, — непонятно с какой стати оправдываюсь я.
— Это многое объясняет, — смеется Батон.
Кажется, он, как и я, не понимает, чему так удивляются остальные.
— Он нам всем в свое время помог разобраться с делами, — говорит мужик в шапочке.
Я вспоминаю слова коротышки о рабах, и мне становится не по себе.
— Ты чего так испугалась? — не то спрашивает, не то наезжает качок. — Помог в хорошем смысле!
— Прямо на душе полегчало.
— Я к нему пришел бабла просить, а он мне предложил заработать самому.
— Ничего себе помог, — говорю я.
— Конечно, помог! Ходил бы я до сих пор и просил, а так сам зарабатываю, ни от кого подачек не жду. Лехину семью он вообще от голодной смерти спас, — кивает качок в сторону коротышки.
— На заводе сократили, работы в городе нет, жена в декретном отпуске. То там починю, то там донесу — вот тебе и копейка. У старшего от недоедания рахит начался. Если б Игорюху не встретил… — машет рукой он.
— А мне он душу спас, — признается мужик в вязаной шапочке.
— Из запоя он тебя вытянул! — смеется коротышка.
— Говорю же, — кивает мужик, — душу спас.
— А ты? — качок толкает в бок Батона.
— А что сразу Батон? — пошатывается от удара тот. — Я его племянник.
— Игорь, оказывается, настоящая мать Тереза, — говорю я.
— А ты не знала? — удивляется коротышка.
— Что же ты тогда здесь делаешь? — наезжает качок.
— Ты не достойна! — вносит свои пять копеек Батон.
— Я уже начала догадываться и скоро наверстаю упущенное.
— Другой разговор, — кивает мужик в шапке.
— Только сильно не обольщайся, — говорит коротышка. — У Игорюхи уже есть настоящая любовь. Это место тебе не занять.
— Какая же?
— Его мотоцикл. Ни одному из нас, своих лучших друзей…
— Его рабов! — перебивает Батон.
— Он не дает даже пальцем притронуться к этой реликвии.
Нет, вы ошибаетесь. Игорь доверил мне самое ценное — позволил управлять своим мотоциклом. Рискнул не только самой большой любовью, но и собственной жизнью. Игорь по-настоящему в меня верит. Он единственный убежден, что у меня все получится, и подпитывает меня своей уверенностью. Рядом с ним я на самом деле могу многое.
— Или у нас в городе подпольный завод «мазда», — с порога кричит он, — или люди живут не так бедно, как говорят. Нашел девять красных машин этой модели, — протягивает мне распечатку. — Жалко, на фотографии не видно номера. Разглядеть бы хоть кусочек…
Я пробегаю глазами по бумаге.
— Угораздило же Артура стать геем. Лучше бы он встречался с женщиной. Их в списке всего две.
— Это что ж получается, — обращается к Игорю качок, — твой сосед — голубок?
— Артур не мой сосед, и называть его геем нет никаких оснований.
— Дорогие подарки и посиделки без женщин в баре — не основания? — бросаю вызов Игорю.
— Может, они по-мужски разговаривали, без баб, — встревает в спор Батон.
— Именно, — поддерживает его Игорь. — Например, обсуждали моторные лодки и ружья для подводной охоты.
— Да, — киваю я, — и для этого ездили в бар по будням, чтобы меньше народу видело, как они сидят в обнимку и загадочно шепчутся о рыбалке.
— А телефон Артуру, — игнорирует мое замечание Игорь, — подарили на День рождения.
— По-моему, ты отрицаешь очевидные факты.
— То, что Артур якобы был гомосексуалистом, ты называешь очевидным фактом?
— Принимая во внимание все обстоятельства дела, да. Вспомни, что сказала его мать: несмотря на внешнюю привлекательность, девочки Артура недолюбливали.
— Смазливая мордашка — еще не залог успеха у противоположного пола.
— Погоди! — перебивает коротышка. — Может, ваш Артур и не был голубым.
— Вот и я говорю, — кивает Игорь.
— Просто переспал с мужиком.
— Да е-мое! — хватается за голову он. — Вы что, сговорились?!
— В городе такая безработица, многие были бы рады сходить в бар на халяву. Про подарки вообще молчу. Если бы не ты, я не знаю, какой стороной повернулась бы ко мне жизнь.
Игорь закатывает глаза и, снимая со стула кожаную байкерскую куртку, кивает в сторону выхода:
— Поехали.
— Погоди, — останавливает его коротышка. — У тебя мотор трещит, отсюда слышно. Давай починим.
— Сам займусь.
— Не бойся — не сломаем! — кричит вдогонку Батон.
— Как же, не сломаешь ты.
Мы в сопровождении всего рабочего коллектива покидаем мастерскую. Друзья Игоря наблюдают за тем, как я перекидываю ногу через сиденье мотоцикла. Плохо в коротком платье, зато хорошо в шлеме — не видно, как я краснею. По дороге домой Игорь то и дело качает головой. Он явно не согласен с моими выводами и зол на друзей, которые меня поддержали. Чувство безысходности мешает мне радоваться победе. Я стараюсь как можно быстрее двигаться к разгадке, но чем ближе подбираюсь, тем хуже видно дорогу. Кажется, убийца на расстоянии вытянутой руки, но непонятно, куда надо повернуть, чтобы поймать его и самой не попасться в ловушку. Боюсь, впереди не дорога, а целое поле, по которому можно кататься бесконечно, так и не приехав к цели.
Игорь заезжает во двор. Мотоцикл останавливается, а земля, кажется, продолжает двигаться под ногами. Я пытаюсь сохранить равновесие и удержать хотя бы одну мысль в голове. Чувствую себя опустошенной. Игорь выносит из гаража какие-то инструменты, а я стою и наблюдаю за каждым его движением.
— Что дальше? — спрашиваю я, когда он ловит на себе мой взгляд.
— Дальше я буду чинить мотоцикл. В это время ты могла бы обзвонить мужчин из списка.
— Что мне у них спросить: «Вы бывший любовник Артура Гуренкова?»
— Вряд ли кто-то из них ответит «Да».
— Только настоящий гомосексуалист. Факты налицо: у Артура был состоятельный любовник.
— Допустим, ты права. Но он должен скрывать свою любовь к мужчинам, если хочет выжить в нашем городе.
— Вполне возможно. Состоятельные люди всегда на виду…
— Значит, договорились.
Игорь опускается на корточки возле мотоцикла и в ту же минуту забывает о моем существовании. До чего же он становится вредным, когда я оказываюсь права. Стоило притвориться, что он меня переубедил. Тогда бы Игорь не потерял интерес к расследованию. Теперь придется все делать самой.
Дом заполнен переливающейся на свету пылью и тишиной. В воздухе витает дух одиночества, от которого по коже пробегает холодок. Со стационарным телефоном и мобильником Артура в руках я перебираюсь на кухню, где из окна могу видеть Игоря. Думаю начать обзвон, но рука застывает на полпути к телефонной трубке. Допустим, сейчас я сразу же попаду на нужного человека. Как он отреагирует, когда незнакомая девушка, да еще с неизвестного номера, начнет его расспрашивать о погибшем любовнике? Предсказуемо — положит трубку. А если увидит на экране телефона номер Артура? Непредсказуемо. В таком случае у меня хотя бы будет шанс вычислить его по реакции. Набираю на мобильном номер первого мужчины из списка. После четвертого гудка трубку поднимает женщина.
— Алло?
— Александров Александр Вячеславович? — выпаливаю заготовленные заранее слова и зажимаю рот ладонью, чтобы не выпустить из себя еще какую-нибудь глупость.
— Издеваетесь? — серьезно спрашивает женский голос.
— Извините, а господин Александров дома?
— Господин Александров на работе, как обычно в полчетвертого дня.
Точно, сейчас же рабочий день! Кого я собралась расспрашивать в такое время? В списке, как назло, одни короткие номера, а значит, домашние. Далеко не на всех стационарных телефонах есть определители номера, и редко какие из них показывают номера мобильных. Выходит, нужный мне мужчина может и не узнать, что звонят с телефона Артура. Набираюсь наглости, чтобы задать вопрос, на который при обычных обстоятельствах никогда бы не решилась:
— А вы кто?
— Я?! — голос женщины переполнен возмущением. — Я жена! А вы кто такая?!
— Извините, — говорю я и кладу трубку, понимая, что испортила Александровым вечер.
Зато Александра Вячеславовича можно вычеркнуть из списка. Или нет? Наличие жены — алиби? Допустим, любовник Артура материально обеспечен и занимает высокое положение в обществе. В нашем городе, с пуританскими нравами жителей, гею трудно достичь успеха. Скорее всего, любовник Артура скрывает свою ориентацию и, вполне возможно, прикрывается фиктивной женой. Как все запутано!
Я встаю из-за стола и кругами хожу по комнате, пока мой взгляд не прилипает к окну. За ним Игорь, стоя возле мотоцикла, плавным движением стягивает рубашку. Он наклоняется за щеткой. Мышцы на животе напрягаются, влажная кожа блестит на солнце. Смахнув пыль, он бросает щетку и опускается за шлангом. С распущенных волос стекают капли. Наверно, облился, когда откручивал кран. Зажав пальцем край шланга, он медленно водит по мотоциклу струей воды. Живот Игоря снова напрягается. Он отпускает шланг и поднимает щетку, уверенными плавными движениями полирует корпус мотоцикла. Я перевожу взгляд на лицо Игоря, сосредоточенное и угрюмое. Его приоткрытые губы выглядят напряженными и соблазнительными. Капли с волос стекают на плечи и скатываются по широкой груди. Хочется дотянуться и губами собрать эту влагу, запустить пальцы в сверкающие на солнце волосы.
Игорь снова берется за шланг и одним движением руки смывает с мотоцикла остатки грязи. Он наклоняется вбок, джинсы опускаются на пару сантиметров, оголяя соблазнительно округлый, но упругий низ живота. Бляха на ремне всей тяжестью давит на ширинку. Канистра с бензином закрывает самый интересный вид. Я готова расплакаться от обиды. Руки Игоря напрягаются, проступают вены, пальцы бережно откручивают крышку. Канистра отстраняется от джинсов и летит на траву. В это мгновение Игорь разворачивается и бежит к окну. Крик «Открывай!» выдергивает меня из пьянящей фантазии. Щелчок щеколды, и Игорь забирается в комнату. Он оказывается так близко, что я чувствую жар, исходящий от его тела. Он рывком поднимает меня на руки и несет в глубь комнаты.
— Отойди от окна! Менты!
Глава 8
Вместе мы сила
— Что? — удивляюсь скорее интонации Игоря, чем смыслу слов.
— Полицейская машина возле дома.
Новость отрезвляет. Бог наказывает меня за бесстыдные желания. Волосы на затылке стягивает холодок, в животе образуется неприятная пустота. Через секунду я вообще перестаю чувствовать свое тело. Игорь ловит его на полпути к полу.
— Соберись, — встряхивает меня за плечи он. — Главное, ничем себя не выдать.
— Все пропало! Они навсегда закроют меня в тюрьме, а я так и не узнаю, кто на самом деле убил Катю.
— Не закроют. Я им тебя не отдам, обещаю.
Стук в дверь.
— Открывайте, полиция! — раздается еле слышный голос.
Расстояние до прихожей меня ободряет. Хочется верить обещанию Игоря.
— Но что ты можешь сделать?
— Это они ничего не могут сделать. Чтобы зайти в дом, им нужен ордер на обыск. Поверь, его у них нет.
Я перевожу дух. Прижимаю руку к груди, чтобы приглушить стук сердца.
— Главное — сиди тихо. Все будет хорошо, — отпускает мои плечи и идет к двери Игорь.
— Кто там?
— Полиция!
Стоит Игорю выйти из комнаты, как голос снаружи начинает казаться громким.
— Что вам нужно?
— Панин Игорь Дмитриевич?
— Да, это я.
— К нам поступили сведения, что вы укрываете гражданку Паукову. Она подозревается в убийстве.
— Вас обманули, никакой Пауковой здесь нет.
— У нас постановление о производстве обыска. Если вы не откроете, нам придется выбить дверь.
Больше всего на свете я хотела, чтобы слова Игоря оказались правдой, поэтому поверила, что ордера быть не может. Теперь голос полицейского кажется ненастоящим. К сожалению, это не кошмарный сон, а реальность, в которой меня вот-вот посадят в тюрьму. Я вскакиваю с кресла и оглядываю комнату. Что делать? Куда бежать? Где спрятаться?
— Подождите. Найду ключи и открою, — отвечает Игорь.
Он забегает на кухню и хватает меня за локоть.
— Вылезай в окно.
— Они меня заметят!
— Не заметили же, как я сюда запрыгнул.
— А дальше? Куда мне бежать?
— Спрячься в сарае. Они осмотрят дом и уедут. Не трясись! Я тебе обещаю: все будет хорошо.
Ты обещал, что у полицейских не будет ордера на обыск, думаю я, но беспрекословно подчиняюсь приказу Игоря. Сажусь на подоконник и свешиваю ноги. Пусть это и первый этаж, но выпрыгивать из окна все равно страшно.
— Нам долго ждать? — подгоняет голос снаружи.
— Иду! — отзывается Игорь и, подбадривая, гладит меня по спине.
Я поднимаю глаза к небу в молитве и спрыгиваю вниз. Почти бесшумно приземляюсь на ноги. Дожидаюсь, пока Игорь откроет дверь и впустит полицейских в дом. На корточках проползаю под окном и заглядываю за угол: снаружи никого. Привстаю и на полусогнутых ногах бегу к сараю. Замираю возле двери. Только бы не заскрипела! Тише, милая, тише… Дверь приоткрывается, я боком пролезаю внутрь. Сердце колотится так громко, что кажется, его стук слышен в доме. Колени дрожат, то и дело касаясь друг друга. Последние силы уходят на удержание равновесия. Я медленно опускаюсь на пол. От напряжения ноет каждая мышца. Закрываю глаза и стараюсь сосредоточиться на глубоком дыхании. Вдох, выдох, еще один вдох… Постепенно стук в груди затихает, как и все звуки вокруг. Угрожающий мир отдаляется, а я погружаюсь в успокоительную дрему.
Сквозь сон до меня доносится приглушенный голос Игоря:
— Я же говорил — никого, кроме меня, здесь нет.
Следом раздается хлопок двери. Между досок в темноту сарая пробивается свет. То ли медитация, то ли сон — что бы это ни было, оно помогло разложить мысли по нужным полкам, в голове прояснилось. Я поворачиваюсь к стене, глаза сужаются до размеров щели. Игорь с двумя моими старыми знакомыми спускается с крыльца. Высокий полицейский с руками до колен направляется в сторону мотоцикла. Игорь что-то рассказывает его молодому напарнику и идет следом. Они подходят ближе, и я слышу, как Игорь расписывает достоинства своего мотоцикла. Полицейские, кивая, рассматривают байк со всех сторон. Молодой с полными зависти глазами проводит ладонью по полированному боку мотоцикла. На лице Игоря отражается недовольство. Он с трудом сдерживается, продолжая заговаривать полицейским зубы. Длиннорукий, как орангутанг пальмовой веткой, ковыряется в зубах сигаретой и безрезультатно щелкает зажигалкой. Игорь закуривает сам и подносит зажигалку к лицу полицейского. Тот недовольно косится на дорогой аксессуар, но подкуривает.
— Это Зиппо?
— Небось, п-подделка? — спрашивает молодой.
Игорь только пожимает плечами.
— Давайте отойдем от мотоцикла, — предлагает он.
— Что, боишься? — ухмыляется длиннорукий.
Лицо Игоря передергивает от злости.
— Знали бы вы, сколько стоит этот мотоцикл, — отвечает он на удивление спокойным голосом, — не стали бы возле него курить.
Длиннорукий пренебрежительно пожимает плечами, но отходит шагов на пять в сторону.
— Эй, хозяин, — говорит он, глядя на сарай. — Что у тебя там?
Я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть. Хватаю ртом воздух, но вместо того, чтобы дышать, только надуваю щеки. Идиот! Цел бы остался твой мотоцикл, а мне теперь крышка. Стараюсь снова прищуриться так, чтобы разглядеть, что творится на улице. Оба полицейских идут прямо на меня. Я надеюсь на чудо, но оно не происходит. Игорь вместо того, чтобы спасать положение, снова щелкает зажигалкой. Я перевожу взгляд с приближающихся ментов на подставившего меня Игоря и замечаю что-то неладное в его поведении. Он украдкой оглядывается на мотоцикл и, сделав шаг вперед, бросает горящую зажигалку в его сторону. Валяющаяся рядом канистра с бензином, которую Игорь оставил при появлении полицейской машины, вспыхивает, как факел циркача.
— Вашу мать! — кричит Игорь. — Я же говорил, нельзя курить возле мотоцикла!
Менты останавливаются в метре от сарая, а Игорь спешит к ним.
— Пять литров бензина! Кто теперь за это запла…
Голос Игоря заглушает громовой раскат. Столб огня накаляет воздух вокруг, трое мужчин падают на землю, а я пригибаюсь и накрываю голову руками. Когда звук окончательно затихает, в тишине раздается голос полицейского:
— Так с-сколько он с-стоил, ты г-говоришь?
Я поднимаюсь на локтях, пытаясь разглядеть, что произошло. Одного взгляда на Игоря достаточно, чтобы понять: мотоцикла больше нет.
— Я вас в долговую яму засажу, — широким шагом направляется к останкам мотоцикла Игорь.