Неприступный герцог Грей Джулиана

Глава 20

Серовато-коричневые стены монастыря Сан-Джюсто, отливающие золотом в лучах вечернего солнца, были покрыты такой же красной черепицей, что и соседние строения, прилепившиеся друг к другу по обе стороны узкой улочки, ведущей к собору.

— Вы уверены, что это то самое место? — спросил Уоллингфорд у возницы.

— Che cosa? — спросил итальянец, Абигайль быстро перевела, и итальянец энергично закивал: — Si, si. Il conventо, signorina.

— Он говорит, то самое. — Абигайль взглянула на своего спутника. Его лицо вспотело и слегка покраснело под соломенной шляпой. Июльское солнце немилосердно палило, нагревая черную крышу экипажа, который они наняли, сойдя с поезда. Оба окна были открыты, но влетавший в них воздух больше напоминал жар из печи. — Ты подождешь меня снаружи.

— Вот еще. Я пойду с тобой.

Абигайль хмыкнула, а потом засмеялась:

— Дорогой мой, это монастырь. Тебя не пустят внутрь. Сам понимаешь, лиса в курятнике…

— Посмотрим. Я не допущу, чтобы ты оказалась за воротами монастыря, полного призраков. Нужно, чтобы кто-то тебя защитил.

— Ты когда-нибудь встречал на своем пути монахиню, Уоллингфорд?

Герцог задумался.

— Нет, ни одной.

— Тогда ты не знаешь, что самый ужасный деспот ничто по сравнению с аббатисой, защищающей своих послушниц. Будь ты даже императором, это ничего не изменило бы. Монахини тебя не впустят. Кроме того, — добавила Абигайль, поднимаясь с сиденья, — речь идет о трехвековом проклятии.

Уоллингфорд пробормотал под нос какое-то ругательство, а потом спрыгнул на землю, чтобы помочь ей выйти из экипажа.

— Буду ждать тебя на этом самом месте, — сказал он.

— Я недолго. Мне нужно всего лишь поговорить с ней.

— Не понимаю зачем. Какое отношение имеет трехсотлетняя женщина к тебе, к нам или к моему предку? Все это выглядит как чудовищная мистификация. — Уоллингфорд сложил руки на груди и воззрился на Абигайль, желая, чтобы она ему возразила.

Может, не стоило рассказывать ему эту историю? Но разве у нее был выбор? В поезде до Сиены, прежде чем она забылась сном на плече Уоллингфорда, он потребовал объяснить, что такое важное заставило их обоих вылезти из удобной постели и отправиться неизвестно куда. Абигайль не могла сопротивляться, поэтому вкратце пересказала историю замка и проклятия, довлеющего над семьей Монтеверди. При упоминании об английском лорде Уоллингфорд побледнел.

— А теперь ты скажешь мне, что его имя было Коппербридж, — выпалил он.

Абигайль порылась в памяти и вспомнила:

— Точно! Коппербридж!

Герцог с неохотой поведал о том, что владельцем замка является его дед, и это признание поразило Абигайль, точно удар грома.

«Это судьба», — сказала синьора Морини.

Церковный колокол медленно и уверенно отсчитал четверть часа.

Абигайль взглянула в угрюмое лицо Уоллингфорда.

— Подумай о Джакомо и Морини. Подумай о своем деде, владевшем замком.

— Я уверен — всему этому есть какое-то объяснение. Наверняка какой-то трюк этого старого мерзавца герцога Олимпия. Не знаю, зачем ему это нужно? Может, для того, чтобы меня женить?

Абигайль положила ладонь на его руку.

— Не пытайся меня отговорить. Просто позволь посмотреть, действительно ли она здесь. Что дурного может случиться?

— Да все, что угодно, — мрачно пробурчал Уоллингфорд.

— Меня не постригут в монахини, если ты этого боишься. — Она привстала на цыпочки и поцеловала своего герцога в щеку. — Я буду осторожна, обещаю.

— Ну конечно. Ты развеяла мои сомнения.

— Обещаю вернуться через час. Доволен?

— Ну по крайней мере покажись мне, когда окажешься за воротами. — Уоллингфорд собственнически сжал руку Абигайль.

Когда они подошли к крепкой деревянной двери, обитой кованым железом, которая посреди каменной стены выглядела точно вход в средневековую крепость, Уоллингфорд поднял тяжелый дверной молоток и с силой ударил им один раз.

— Благодатное место, — заметил он, стараясь рассмотреть хоть что-нибудь через решетку.

Изнутри не доносилось ни звука. Уоллингфорд вновь ударил молотком по двери. Три раза.

— Здравствуйте! — крикнул он через дверь. — Buon giorno!

— Видишь что-нибудь? — нетерпеливо спросила Абигайль, пытаясь встать на цыпочки и заглянуть через решетку.

— Ничего. Ну и ладно. Может, пойдем поедим пиццы и мороженого? Чертовски жарко. — Уоллингфорд повернулся и взял Абигайль за руку.

— Не глупи. Неужели мы проделали весь этот путь просто так? — Она оттолкнула Уоллингфорда, еще раз стукнула молотком по металлической пластине, да так, что эхо прокатилось по улице и соседним дворам, и громко крикнула:

— Buon giorno!

— Si, si! — раздался голос за решеткой.

— Кто-то идет! — прошипела Абигайль.

Уоллингфорд бросил гневный взгляд на дверь.

— Я уже понял.

— Иду, иду, — послышался сварливый голос, от звука которого, казалось, даже железные прутья решетки вздрогнули.

— Вы говорите по-английски! — удивленно воскликнула Абигайль.

— Si, si, говорю. — В самом центре решетки неожиданно возникли блестящие черные глаза. — Мы не принимаем посетителей.

— Мы не посетители, — сказала Абигайль.

— Нет? — удивился Уоллингфорд.

Абигайль больно ткнула его локтем в ребра.

— Мы паломники. В некотором роде. Приехали сюда, чтобы засвидетельствовать свое почтение… святой синьорине Монтеверди.

— Сестре Леоноре!

В груди Абигайль затеплилась надежда. Она здесь!

— Да. Сестре Леоноре. Мы… — мысли Абигайль скакали, точно сумасшедшие, — слышали о ее… великодушии. И хотели бы… помолиться с ней вместе. — Абигайль, как ей показалось, набожно опустила глаза.

— Совершенно верно, — кивнул Уоллингфорд. Высокий, темноволосый, мускулистый, он выглядел как угодно, но только не набожно.

— Этого нельзя. Сестра Леонора — затворница. Хорошего вам дня. — Монахиня исчезла из поля зрения.

— Подождите! Мы приехали издалека! — закричала Абигайль.

— Господь воздаст вам за это.

— У нас для нее сообщение!

— Напишите ей письмо, — голос зазвучал тише.

— Это очень важно! Оно… оно от лорда Коппербриджа! — в отчаянии выкрикнула Абигайль.

В ответ не раздалось ни звука, только где-то вдалеке капала вода.

Абигайль приподнялась и схватилась за решетку.

Уоллингфорд положил руку на ее спину и негромко произнес:

— Полагаю, это все.

Внезапно калитка отворилась.

— О! — Абигайль едва не упала, лишившись опоры.

Перед ней стояла женщина с иссохшим морщинистым лицом в ниспадающем черном одеянии. Из калитки приятно веяло прохладой.

— Проходите.

— О, благодарю вас, sorella [10]! — сказала Абигайль.

Монахиня указала крючковатым пальцем на Уоллингфорда.

— Вы останьтесь.

— Эта леди моя жена. И я ее не оставлю. — В голосе Уоллингфорда зазвучали герцогские нотки.

Однако палец женщины даже не дрогнул.

— Она не ваша жена. Вы останетесь.

Уоллингфорд посмотрел на палец, затем перевел взгляд на Абигайль, но та лишь пожала плечами.

— Я тебя предупреждала. А теперь тебе придется расплачиваться.

— За что?

— За то, что солгал монахине.

С этими словами она прошла мимо него и скрылась за калиткой.

В коридоре было так темно, что Абигайль с трудом различала очертания идущей впереди монахини. Единственным ориентиром служил белый повой, накрывавший ее голову.

Взошла ли полная луна? Наверняка нет. Впереди еще несколько часов. Ведь сначала должно зайти солнце, не так ли? Возможно, им придется ждать до тех пор, пока…

Пока — что?

Пол был твердым и холодным. Абигайль ощущала это сквозь тонкие подошвы своих туфель. Монахиня свернула за угол, на мгновение скрывшись из виду, и Абигайль прибавила шаг. В конце нового коридора показался слабый свет. Наверное, там располагалась дверь. Откуда-то повеяло теплом.

Сердце отчаянно колотилось в груди, заставляя кровь быстрее бежать по жилам. Абигайль призывала себя не терять разума и проявить терпение, ей ведь ничто не угрожало. Какими бы инструкциями ни располагала синьорина Монтеверди — если, конечно, благодаря какому-то невероятному чуду здесь находилась именно эта несчастная леди, — их с Уоллингфордом наверняка не поразит ударом молнии, если Абигайль не сумеет их выполнить. Если Леонора поручит ей нечто невыполнимое. Или если она просто не успеет сделать то, о чем ее попросят.

Проклятию — если таковое действительно существует — уже триста лет. Так почему же для того, чтобы его разрушить, выбрали именно ее? Это же просто смешно. А в монастырь ее привело просто любопытство.

Тогда почему же в ее сердце закралась тревога?

Темнота вокруг отступала. Свет лился из двери, расположенной почти в самом конце коридора.

Монахиня остановилась и сделала приглашающий жест.

— Сестра Леонора в саду. — Она приложила палец к губам. — Сейчас, когда солнце клонится к закату, у нее время молитвы.

— Как драматично, — пробормотала Абигайль и выглянула за дверь.

Крошечный квадратный сад, выложенный древними серыми плитами и огороженный зеленой живой изгородью, располагался на самом солнцепеке. В его дальнем углу уютно расположилось лимонное дерево, а у стены возвышался золотой крест, перед которым склонилась закутанная в черное одеяние фигурка. В воздухе витал еле слышный аромат лимона и эвкалипта.

Абигайль ждала, что монахиня объявит о ее приходе, но ничего подобного не случилось. Пожилая женщина поспешно скрылась за углом.

— Ничего себе гостеприимство, — вполголоса произнесла Абигайль, и стоящая на коленях незнакомка пошевелилась.

Сердце Абигайль замерло в груди. Незнакомка поднялась с колен, но не медленно и натужно, как старуха, а с легкостью и грацией молодой женщины. Складки ее повоя расправились на плечах.

— Здравствуйте, — сказала Абигайль, а потом поспешно произнесла: — Buon giorno.

— Buon giorno, — не оборачиваясь, ответила женщина.

Абигайль откашлялась:

— Мое имя Абигайль Харвуд.

— Абигайль Харвуд, — повторила монахиня, словно пробуя имя на вкус. Ее голос звучал ясно и молодо. А еще она определенно знала английский. — Я ждала вас сегодня.

— В самом деле?

— Прошло триста лет. Сегодня должна взойти первая полная луна после дня летнего солнцестояния. Вы ведь англичанка, не так ли?

Абигайль показалось, что воздух взорвался вокруг нее мириадами крошечных вспышек.

— Да. А вы синьорина Монтеверди?

Монахиня обернулась, и Абигайль ахнула. Эта женщина обладала какой-то невероятной, неземной красотой. На изящном пропорциональном лице сияли большие карие глаза.

Монахиня протянула руку, указывая на небольшую каменную скамью.

— Да. Прошу вас, садитесь.

Абигайль опустилась на скамью. А что еще она могла сделать? Синьорина Монтеверди села рядом с ней, словно жаворонок в гнездо.

— Стало быть, вы та самая леди, — сказала она.

— Та самая?

— Та, что разрушит проклятие, наложенное моим отцом. — Голос синьорины Монтеверди звучал спокойно и размеренно, без волнения и лишних эмоций.

— Я слышала о проклятии, но не знаю, смогу ли его разрушить. Я всего лишь… — Абигайль судорожно вздохнула. Она никак не могла поверить в то, что сидит здесь, на скамье в монастыре города Сиена, и разговаривает с синьориной Монтеверди. Казалось, даже воздух коробило от нереальности происходящего. — Я обычная женщина.

— Вы любите наследника лорда Коппербриджа?

— Да, — тихо ответила Абигайль.

— А он вас любит?

— Думаю… думаю, да. Насколько он способен на это. — Абигайль облизнула губы. — Это все, что от меня требуется?

Женщина глубоко вздохнула, глядя не на Абигайль, а на усыпанное желтыми плодами лимонное дерево.

— Синьорина Монтеверди?

— Зовите меня Леонора.

— Леонора, расскажите, что с вами случилось. Я должна знать все, раз уж мне предстоит вам помочь. Мне известно, что вы собирались сбежать с Коппербриджем, но пистолет упал, пуля попала в вашего отца, и он проклял вас перед смертью.

— Так и было.

— А что потом? Вы все-таки убежали? Что стало с Коппербриджем?

Леонора пригладила плотную черную ткань на коленях и заговорила так тихо, что Абигайль пришлось напрягать слух:

— Да, мы сбежали. Сели на коня и скакали всю ночь сюда, в Сиену. Моя любовь, мой Артур…

— Артур!

— Si. У него был друг здесь, в храме, который дал нам приют и… — Она нетерпеливо щелкнула пальцами.

— Убежище?

— Si. На следующий день приехал мой дед Медичи — отец моей несчастной матери и друг моего отца. Он и его люди окружили монастырь. Он требовал, чтобы мы вышли, хотел отомстить, но мы были в безопасности в стенах монастыря.

— И все же оставались пленниками.

Леонора пожала плечами.

— А можно было что-то сделать?

Леонора, казалось, погрузилась в воспоминания. На лимонном дереве печально запел жаворонок, и Леонора шевельнулась.

— Я умоляла Артура уехать назад, в Англию. Но он хотел остаться из-за ребенка.

— Ребенок! Ну конечно, вы же были беременны.