Русская Америка Бушков Александр
Откуда 29 сентября получил я от е. пр-ва следующее письмо.
Пр-бный отец Гедеон, м-вый г-дрь мой!
Достигнув по благости Божией Ново-Архангельского порта минувшего августа 26-го поутру, нашел я здесь с соседством [т. е. индейцами тлинкитами] не весьма еще мирную жизнь. Партию [с промыслов] ожидаем с часу на час, но она не возвратилась еще. Мы живем на кекуре, имея всегда вооруженных людей и заряженные пушки, а потому почел нужным предварить вас, что в рассуждении присылки сюда для проповеди Слова Божия подвиг сей для здешняго края невозможен, а когда можно будет, то Александр Андреевич [Баранов] известит вас. Я прошу объявить духовным отцам миссии, чтобы подвизались они во славу Триипостасного Бога в пределах кадьякских, где уже начали внимать Святому Имени Его; впрочем, помещение здесь крайне нужно, а кормы еще нужнее. Мы живем весьма скучно; дожди каждый день проливные, и как ни нужны работы, но от них отбивает. Между тем устроятся здесь верфь, эленги для двух судов очищены, лес помаленьку валим и в скором времени поставим с Божию помощью на стапели военный бриг о 16 и тендер о 8 пушках, которым чертежи и сметы уже кончены.
Я поручаю содействию вашему успехи школы, которая столь же близка моему попечению; прошу вас также внушать, чтоб сохранялось повиновение к начальству и американцы безропотно исполняли повинности их, доколе не улучшим мы края сего, ибо иначе все может разрушиться, и ежели не будет в партовщики достаточного числа людей, то ножи, под которыми мы ведем здесь жизнь свою, употребятся ко вторичному россиян истреблению. Удивительно, что за варварские здесь народы; страх теперь обуздал их, но злоба осталась, и с пленниками нашими, как слышим, производят неописанные бесчеловечия. Я располагаюсь здесь пробыть зиму, а думаю, что Александр Андреевич к вам будет. Затем поручая себя в продолжение ваших ко мне благорасположении всегда с совершенным почтением. В. пр-бия покорнейший слуга Николай Резанов.
Сентября 11-го, 1805 года. Остров Баранов, Порт Ново-Архангельск.
24 октября получил я еще следующее письмо.
Пр-ный отец Гедеон, м-вый г-дрь мой!
Изъявленное вами желание видеть порт Ново-Архангельск, приятный в бытность мою в Кадьяке вызов ваш разделять со мною труды на пользу Отечества и собственное мое нелестное к достоинствам вашим почтение — все сие совокупно обязывает меня, ежели письмо сие найдет вас в прежних расположениях, предложить вам участие в предпринимаемой мною секретной сего же года экспедиции. Купленный у бостонцев в компанию трехмачтовый, обшитый медью корабль Юнона под начальством г-на лейтенанта Хвостова отправился в Трехсвятительскую гавань за кормами, с тем, чтоб как можно поспешнее возвратиться, а потому как он ни часу мешкать не должен и не может, то покорнейше прошу вас, буде предложение мое будет вам угодно, поспешить немедленно в байдаре в помянутую гавань, без малейшей кому-нибудь огласки и закрыв надобностью моею в вас на Ситхе, доставить тогда скорее удовольствие увидеться с вами пребывающему с совершенным почтением вам, м-вому г-дарю моему, покорнейшим слугою Николай Резанов.
Октябрь 4-го дня 1805 г. Ново-Архангельск.
В походной церкви нет нужды, ибо в сыром здешнем климате, где строение еще без печей, она сгниет без пользы, а возьмите один только образ для корабля, чтоб иногда совершить молебствие. Впрочем повторяю еще, что прибытие ваше зависит совершенно от воли вашей.
На что е. пр-ву 1806 года апреля 14-го дня ответствовано сим.
В. пр-во, м-вый г-дрь!
Удостоен быть очевидцем ревностных в. пр-ва о благе отечественном трудов и, сладостно воспоминая таковой образ мыслей ваших, лестною почел мою обязанность сопутствовать вам на корабле Юноне в секретной вашей экспедиции. Но, к крайнему моему сожалению, стечение обстоятельств положило преграду таковому исполнению.
По получении приятного вашего письма 24 октября минувшего года Иван Иванович г-н Баннер не согласился меня отправить в старую гавань и посланному от меня монаху Иоасафу с гневом сказал: "Ехать ему туда нет ни байдары, ни людей, а судно Елисавета готово здесь к выходу, то пусть на нем и едет". Почему я принудил себя следовать к острову Баранова на означенном судне Елисавете.
Из гавани вышли 26-го числа того же месяца. К несчастию, встретил нас жестокий противный ветер; прошедши юго-западный мыс Лесного островка, стали на якоре. 28-го вечером совершенно уже вступили в настоящий путь; два удара на отмели Горбуновой, понесенные нашим судном, не воспрепятствовали продолжению нашего плавания. 9 ноября самым жестоким штормом принесены были в ночное время к земле близ Ледяного пролива Входа Креста, от коей едва отошли, быв подвержены очевидной гибели. Несколько раз видели Льтуйские горы, кои поразительным своим видом более умножали горесть о неблагополучном нашем плавании. Переменная погода: то стужа, то слякоть, то противные жестокие ветры, то туманы томили нас унылым чаянием увидеть порт Ново-Архангельск. Опасность опасности преследовала. 23-го ночью еще были принесены к Окойску — краю горести; по пролитии с сокрушенным сердцем молении помилованы Всемогущим; того же дня видели на короткое время Якутатскую бухту, хотя и держались около трех суток.
1 декабря увидели гору Св. Лазаря и чрез целую ночь в недальнем расстоянии веселыми глазами взирали на нее, но утром с крайним прискорбием оставили оный Ново-Архангельский колосс по причине жестокого противного ветра. Забыв сие, еще трижды питали себя томною надеждою быть на острове Баранова, т. е. 3-го, 6-го и 7-го числа сколько близко подходили к вышеупомянутой горе, столько удаляли нас с оной противные ветры, кои потом очень усилились. Вот несчастие! Люди обносились, появились больные, от частой слякоти не успевали просушивать платья, вода приходила к умалению, потом наступила стужа, еще горестнее, замерзали паруса, кои разволочивали гоншпугами, а руки и зубы уже не помогали, от желанного берега удалены. Что начать? Итак, 10 декабря принуждены были спуститься к Кадьяку, который 18-го и увидели с полуночи. Кажется, очень близко к нему находились, начали отлавироваться, но течением принесены были к берегу Тонкого мыса в небольшом расстоянии от острова Угак, где после сильного удара о камень в 6-м часу: утра положили якорь. 19-го ветр с половины дня усилился, якорь не удержали, гибель предстояла неизбежная, начали облегчать мачты, потом (слеза на глазах, ох, в сердце) срубили грот-мачту. Какой ужас! И теперь мятутся мои чувства! Наконец, при столь жестоком волнении, что песком от клокочущей стихии ослепляло нас, выброшено судно на берег уже [за]темно. С дрожащими членами от мокроты и холода и с теплыми слезами благодарности ко Всевышнему все сошли с судна благополучно — и тем решилась наша участь. Все плавание наше было горестно. Позднее время, сильные противные ветра, переменная погода, один мореход без помощника, упорность или лучше сказать необузданность промышленных, слабость здоровья морехода, который, в сим жалком положении силясь выходить на берег, вприбавок к нашему несчастию упал и расшиб правую руку — все сие совокупно немалою было преградою к достижению желаемого предмета. Что же принадлежит до хорошего порядка, бережливости и попечительности в сохранении груза и кормовых припасов, чему я очевидный свидетель, то делает великую честь достоинствам г-на Карпинского. Жалко только, что люди приказания его исполняли с понуждением, а по разбитии судна явные оказывали знаки непослушания; и если бы каюры не были при сем случае, то большая часть компанейского имущества погибла. Без его присутствия работа не производилась от нравственной упругости промышленных, почему принужден он [был] находиться во все время выгрузки неотступно, будучи сам нездоров.
На третий день по разбитии принудил меня холод удалиться в Игатскую артель, в которую, надев торбаса, пошел пешком в сопровождении трех алеутов. Дорога была весьма беспокойна и затруднительна по причине большого снега, частых высоких хребтов и крутых утесов. На хребты поднимались посредством толстых палок, которые, вонзив в снег и отоптав себе дорогу, подвигали далее наискось крутизны, а при спуске помогали друг другу поясами. За противною погодою пробыл я две недели в оной артели и по свершении священных треб 6 генваря текущего года отправился оттуда в байдарке и едва-едва успел пристать к месту разбитого судна. Настали сильные штормы, жестокие морозы и необыкновенные пурги или метелицы, кои еще недели удержали меня на сем пустом берегу. 14-го возвратился в Павловскую Гавань, где претерпел не менее прежнего беспокойства.
Желая умножить в училище пользу и успехи, соответствующие ревностному в. пр-ва попечению, положил в намерение назначить учителя для обучения арифметике, географии и рисовальному искусству, который бы обучал сим предметам в училище, потому более, что иеродиакон Нектарий отказывался от преподавания арифметики, да и занят [был] другими предметами, что самое его затрудняет и успехам от того выходит препятствие. Г-н Борисов с великим усердием и охотою вызвался принять на себя сей труд из любви к пользе здешнего юношества. Способность его в обучении принятых им двух мальчиков и надлежащий порядок были мне к тому поводом и порукою чаянных успехов. О таковом моем намерении известил я контору, предоставляя в. пр-ву определение и утверждение оного. Но контора весьма обидно для меня отозвалась, неприлично напоминая мою должность, грубо предписывая свои правила и укоряя самовольством, выводила из такового моего благонамеренного к общей пользе избрания нелепые мнения о каких-то неприятностях начальству. Притом от некоторых из конторских проявляются следы расстройки духовных: иеромонаха Афанасия и иеродиакона Нектария, кои мне оказали после несчастного разбития судна великие грубости, да и самые начальствующие подают к тому повод. И потому нетерпеливо желал бы увидеться еще с вами на Кадьяке, как вы мне изволили прежде обещать, и увидеть облегчение моей участи. Чувствую в здравии своем великую слабость, особливо от ушиба правого бока, случившегося мне при разбитии судна. Перед ненастьем ноги пухнут, грудь закладывает, в голове бывает великое кружение, а ушибленное место немеет.
[Подпись]. Апреля 14-го дня 1806 года. Павловская Гавань. Копия
1807 года 21 апреля Российско-Американское училище имело приятный случай дать второй публичный экзамен в присутствии г-на [главного] правителя, коллежского советника Александра Андреевича Баранова и иностранных морских г-д капитанов и прочих посетителей. За успехи учеников правитель благодарил меня следующим письмом.
В. пр-бие, м-вый г-дрь отец Гедеон!
Во изъявление моей признательности за положенные начала образования здешних областей собранного в училище Кадьякском юношества, руководством вашим впечатленные, приемля то с чувствами сердечными тем наипаче, что в продолжение начальства моего устрояется желаемое издавна к общему благу во славу Отечества просвещение и благоустройство в здешних диких, отдаленных, но единому российскому скиптру принадлежащих пределах, честь имею служить от собственных избытков моих в. пр-бию пятьсот рублей и еще двести рублей на тех первой статьи школьников, кои более имеют способностей во изучении преподаваемых от вас в науках правил и могут других обучать тому, поколику сами достигли в сведениях. Поручаю награду сию вам же соразмерно способностям разделить тем [ученикам] вещами, какие рассудите и есть в наличности, от лавки на счет мой, о чем и приказчику сообщается, равно и в. пр-бию отпускать, ежели здесь заблагорассудите получать вещами. Но буде не нужно [вещами можете получить] и деньгами от Охотской или Иркутской кон-тор, когда рассудите по предметам вашим выбывать отсель; на счет же мой оный также в таковом случае поручится открытое вам сообщение. На таковый же предмет награды отличающимся в науках школьникам г-н акционер Василий Иванович Малахов от лавки же ассигнует в ваше распоряжение сто рублей. Пребываю, впрочем, с должным почтением моим в. пр-бия покорным слугою Александр Баранов.
23 апреля 1807 года. Кадьяк. Павловская Гавань.
12 мая пришло из Ситхи вновь построенное душнаго дерева, или американского кипариса, судно Ситха, и 15-го уведомил я правителя о возвращении моем в Россию.
В. в-дне, м-вый г-дрь!
По предметам моим имею необходимость отправиться в Охотск на судне Ситха; то покорнейше прошу вас, м-вый г-дрь, приказать изготовить для меня место и снабдить как меня на означенное путешествие провизиею и прочими нужными потребами, так и будущих при мне двух больших учеников: Прокопия Лаврова и Парамона Чумовицкого, чему здесь прилагается реестр. Относительно же нужных по духовной части дел сообщить в. бл-дию не умедлю, пребывая с совершенным почтением и проч.
На другой день правитель, объясни мне многие затруднения и дорогое содержание в доставлении вышеупомянутых учеников, между прочим, просил открыть на то волю е. пр-ва г-на Резанова. На таковое его объяснение ответствовано сим.
В. в-дие, м-вый г-дрь!
Объяснение в. в-дия я имел честь получить. Прописываемые в оном советы как плоды долговременной опытности вашей тем более любезны моему сердцу, что острое и дальновидное ума вашего зрение ограждает меня в столь дальнем путеследовании осторожностию к большему моему спокойствию. Почему я, пользуясь сим важным напутствием, сознаю себя обязанным ко всегдашнему вам, м-вый г-дрь мой, благодарению. Воля же е. пр-ва Попечительного образователя здешних областей Николая Петровича г-на Резанова в части сей такова: он изволил в сношении ко мне прописывать, что по высочайшей воле е. и. в-ва был возложен как на него, так и на меня лестный подвиг к лучшему усовершенствованию края сего. Посему во многих советах, и письменных и словесных, с особливым почтением к духовному званию призывал меня быть ревностным при исполнении важных его в том усовершенствовании предприятий поборником. А я, оправдывая столь великое е. пр-ва обо мне мнение, с своей стороны со всевозможным усердием старался распространить общие выгоды, между коими за нужное почитал, чтоб чрез большее просвещение в Санкт-Петербурге учеников сих оказать мою услугу Отечеству, сделав их полезными для края сего и для большей чести благодеющей им Российско-Американской компании. Открыв вам и волю е. пр-ва, и образ моих мыслей, имею честь быть с совершенным почтением и проч.
Майя 16-го дня 1807 года.
17-го уведомил я г-на Правителя о препоручении начальства духовной миссии преподобному отцу Герману.
В. в-дие, м-вый г-дрь мой!
Небезызвестно, думаю я, в. в-дию, что весьма прискорбно было слышать Попечительному образователю Российско-Американских областей, как он сам изволил выражать в своем ко мне отношении, что разврат и буйство допущены в Кадьяке послаблением начальства и что он к строгим мерам приступить должен, чтобы искоренить навсегда зло сие, также с сожалением уведомляет и почти невероятным поставляет, что и между духовными посеялись личные неудовольствия. Дошли до него верные слухи, что иеродиакон Нектарий не повиновался моему начальству, равно и иеромонах Афанасий. Безначалие везде вредно, да и республика ни в какой части е. и. в-ву не угодна. А как из прежде бывших предписаний епископа кадьякского Иоасафа ясно видно, что иеромонах Афанасий, яко не имеющий нужных к начальствованию способностей и по неосновательности своего рассудка и по малограмотству, был подчинен иеродиакону Нектарию, так что не велено ему даже "до островка отлучаться из гавани, разве прогуляться в лес, кольми паче в объезды ни под каким видом, а за ослушание и дерзость приказано наказывать разнообразно, как-то: поклонами, постом и другим образом, как рассудится; до буйств не допущать, как случалось многажды и здесь, то, приковав, на цепи до тех пор держать, пока, исправившись, в погрешности просить будет извинения". Что самое иеромонах Афанасий подтвердил своим упрямым, своенравным поведением и в мое здесь пребывание.
Смотрению же монаха Германа от бывшего епископа как вверены были весь дом, имущество и экономия, равно поручены были его попечению и оставшиеся здесь духовные, велено поступать с ними по его рассуждению, решительно отказывать в их прихотях и располагать всем особенно предоставлено его воле сообразно обстоятельствам, какие встретиться могут. По таковым причинам и я при настоящем моем отъезде в С.-Петербург, с особливым почтением обращая взор мой к великим достоинствам и редким ума и сердца качествам сего просвещенного, опытного, трудолюбивого и пречестнейшего отца в полном уверении, что от ревности, бдительности и проницательности ничего упущено не будет, с вожделением и совершенным удовольствием поручаю ему начальство здешней духовной миссии, к коему да благоволите вы, м-вый г-дрь, что только надлежать имеет до духовной части, относиться и делать ему всевозможное пособие к пресечению каких-либо могущих случиться неблагопристойностей. О таковом моем нелицеприемном избрании не премину я по долгу моему донести Святейшего правительствующего Синода первенствующему члену, Высокопреосвященнейшему митрополиту и кавалеру Амвросию; а более, признаюсь вам искренно, меня в оном избрании утешает и ободряет, что я о сем кротости, тихости и смиренномудрия преисполненном и миролюбивом старце весьма часто имел удовольствие слышать великую похвалу и от. в. в-дия, как мужа опытного, достойного великой чести, — мужа, проведшего век свой в похвале по причине многих трудов для пользы Отечества. Сия-то похвала важнее для него прочих похвал.
Подпись. 17 мая 1807 года. Копия
18 майя нужная для путеследования моего провизия г-ном Правителем ко мне прислана, а 19-го просил я его о нижеследующем.
В. в-дие, м-вый г-дрь мой!
Е. пр-во в сношении ко мне упомянул, что он, по высочайшей воле государя императора приступая к образованию Американского края, имел нужду знать, сколько в котором месте жителей. Но, как сам изволил выражать, "в конторе Кадьякской не нашел верной переписи народа, кроме сведений, в 1800 году полученных"; для того просил меня о числе родившихся и браком сочетавшихся ежегодно сообщать ведомости в Кадьякское правление компании. Вашему же в-дию известно, что духовная миссия не имеет письмоводителей; в таковом случае при крещении и бракосочетании благоволите вы, м-вый г-дрь, иеромонаху Афанасию от конторы вашей делать вспоможение. Относительно бракосочетания тех россиян, кои здесь остаться пожелают или имеющих быть здешними гражданами, от меня начальнику Америко-Кадьякского духовенства его преподобию отцу Герману предписано быть имеет. Что же касается до умерших, то духовной миссии сведения иметь невозможно. С истинным почтением имею быть и проч.
[Далее приложена копия еще одного письма Гедеона А.А. Баранову].
В. в-дие, м-вый г-дрь мой!
Волею е. и. в-ва, по словам е. пр-ва, возложенный на нас с ним купно известный в. в-дию подвиг, равно и его на меня в поборничестве моем упование, принуждают меня напомянуть вам, м-вый г-дрь мой, образ Попечительного образователя мыслей к большему исполнению высочайшей воли. Напомянуть, что образование края сего занимало все душевные и телесные его силы (чему я сам очевидный свидетель) и множества частей, в составе сем находящихся, развлекали [разъединяли, противоречили] их иногда так, что он сам терялся в способах. "Ибо в жительствующих здесь россиянах образ мыслей, — изволил он в одном ко мне сношении открыть, — доселе на несовместных человечеству правилах существовал". "Развращенные умы, — продолжал в другом сношении, — ездят поныне в Америку обогащаться только для того, чтоб, возвратясь, рассыпать, как прах, в несколько дней то, что многими годами на слезах чужих стяжали. Столь отчаянные люди уважат ли ближнего? Удалясь они навсегда семейственной жизни, не имеют в глазах доброго примера. Потому бедные американцы к стыду России приносятся в жертву распутству их. Промышленные суть такой народ, которого большая часть из них по сие время и для отечества и для Америки, можно сказать, к единому вреду существовала. Почему е. пр-во просил меня искренно в отсутствие его напрягать умы всех к положенным им в основание трем началам: 1 — земледелию, 2 — просвещению и 3 — разумножению народа, посредством которых мыслит он скорее облагодетельствовать край сей.
А хотя я, поборником названный, был теми же чувствами одушевлен и как волею человеколюбивейшего монарха, так и более законом Царя царствующих, и им же сильнии пишут правду, к человеколюбию обязанный, имел по мере сил моих старание во всем оном тяжком бремени подвига делать вспоможение. Однако е. пр-во, придавая еще большую к общеполезным трудам силу, не упустил в одном ко мне сношении просить и всех находящихся здесь духовных мужей таким же образом приложить ревностное их старание поспешествовать великим сим предметам, да и лично, а более при своем отсюда отъезде к вашему острову просил преподобного отца Германа по воле государя императора о крае сем особенное иметь попечение.
Уже я имел честь сообщить вам, м-вый г-дрь мой, что по отъезде моем сему трудолюбивому старцу поручено начальство здешней духовной миссии, а теперь во исполнение той же всевысочайшей воли и благотворной о здешних областях Попечительного образователя ревности от меня предписано ему и в рассуждении трех вышеупомянутых начал, основание которых еще до прибытия е. пр-ва на Кадьяк под бдительным руководством отца Германа с желаемым успехом произведено.
1 — касательно земледелия во многие годы на различных землях делаемы были разных семян опыты и с большим успехом разведены огороды.
2 — касательно просвещения е. пр-во изволил признать необходимость водворения "хотя несколько семейств, которые бы добрым примером благонравия и хозяйственной жизни смягчили дикость жителей и дали бы тем первый шаг к просвещению". Ласковым же отца Германа обращением по долгу проповедника в диконравном народе некоторые из американцев к трудолюбию, дружественной связи и хозяйственной жизни приучены и за таковое их к нему послушание лично от уполномоченной Особы награждены. На все то с великим вниманием взирая благосклонным оком, Попечительный образователь не только сам изволил уважить неожидаемое таковых начал основание, но еще просил меня доставить ему о опытах, успехах и замечаниях сведение для того, дабы еще и при всеподданнейшем е. и. в-ву донесении его о сей столь нужной хозяйственной в Америке части за отличные в земледелии труды и упражнения отцов духовной миссии мог отдать всю достодолжную им и главному их путеводцу справедливость.
К сему второму началу также принадлежит и заведенное мною Российско-Американское училище. Небезызвестно в. в-дию, что оно по приезде моем на Кадьяк с 1805 года марта 20-го дня свое основание получило из остатка, почти издыхающего, прежде бывшей кадьякской школы. Того же года к 15 августа оно возросло до 50 человек, с каковым числом показало оно плоды свои на публичном экзамене в присутствии Попечительного образователя г-на Резанова и прочих посетителей. Отличившиеся ученики личного удостоены награждения от е. пр-ва. Вскорости по отбытии г-на Резанова к острову вашему, в порт Ново-Архангельск, возросло оно с отрядом учеников школы практического земледелия до 80 человек разных племен. По прибытии вашем на Кадьяк 1806 года с октября при благотворном вашем о бедных сиротах попечении уже нечувствительно умножилось оно до 100 человек, в числе которых даже обучались и колюжских народов аманаты, принявшие охотно и добровольно нашу греко-российскую православную веру 23 ноября того же 1806 года, которых аманатов имена суть сии: 1. Никострат Лькайна, 25 лет, 2. Никтополион Тыгике, 19 лет, 3. Нирс Шукка, 19 лет, 4. Наркис Ельке, 18 и 5. Неон Каш-кинат, 17 лет. В таком вышеупомянутом числе учеников имел я приятный случай произвести и второй публичный экзамен 1807 года 21 апреля в вожделенном присутствии в. в-дия как главного попечителя благотворных в Америке заведений и почтенного вашего сотрудника отца Германа и прочих посетителей: духовных мужей, равно иностранных морских капитанов и почетных кадьякского новоучрежденного общества граждан.
Благодетельное ваше сообщение от 23 апреля и благородное примеру вашему подражание г-на акционера Василия Ивановича Малахова к пользе края в полной мере доказали мне те великия чувствия, коими преисполнена была душа ваша при обозрении сих плодов юношества. Теперь приятно вам сообщить, что из воспитанников Российско-Американского училища заступили уже учительские места; начат по особому е. пр-ва предписанию быть собираем словарь алеутского язык под руководством старшего ученика переводчика Парамона Чумовицкого, да и грамматике того же языка основание положено, которого ученика яко способнейшего к сим предметам по совету вашему я оставлю здесь под особым надзиранием здешнего духовного начальника отца Германа. Вы же, м-вый г-дрь мой, с своей стороны покорно о том прошу, не отлучайте его от Российско-Американского училища. В осеннее время по малости здесь кормовых припасов может он отлучиться на целую зиму для общей пользы с особым отрядом учеников в Алитакскую артель к крестному своему отцу и благодетелю почетному байдарщику Тимофею Леонтьевичу Чумовицкому, а весною к 1 майя должен представить свой отряд к публичному экзамену и паки продолжать дело свое до осени в селении Павловской Гавани, т. е. исправлять словарь, заниматься переводами при духовном начальнике миссии. Малолетний ученик грамматики Алексей Котельников оставлен при учителе Иване Кадьякском и при товарище его Христофоре Прянишникове; все они поручены от меня под непосредственный призор благочестием украшенного мужа отца Германа для научения страху Божию яко началу премудрости истинной.
3) Относительно 3-го начала, т. е. разумножения народа, по той же все высочайшей воле духовным советами своими о сбережении народа чинить вспоможение Кадьякскому правлению компании.
При окончании сего прошу вас как особенного здешнего края любителя духовному начальнику отцу Герману по двум вышеописанным началам для общей пользы делать всевозможную помощь, а по третьему благоволите в отсутствие ваше предписать, кому от вас поручено быть имеет светское начальство, дабы в случаях необходимых советы во исполнение вышеупомянутой образователя воли принимать не отрицаться.
С истинным почтением имею честь быть и проч.
Майя 26-го дня 1807 года
[Затем приводится еще одно письмо Гедеона А.А. Баранову].
В. в-дие, м-вый г-дрь мой!
Е. пр-во ревностный Попечитель здешнего края [Н.П. Резанов], обращая благотворный свой взор во все подробности, изволил писать ко мне тако: "Приводя во устроение всю часть Американского края, из первых моих обязанностей поставляю вникнуть в настоящее состояние пребывающей здесь духовной миссии и положить прочные меры к отвращению нужд отцов ее". Осыпая многими лестными похвалами усердие их, продолжал: "Отдавая с достодолжным почтением всю принадлежащую ревностным успехам их справедливость и главному их путеводцу свидетельствуя искреннейшую свою признательность", просил меня уведомить о ежегодно нужном содержании духовенства и благолепия Храма Божия для того, чтоб он мог преподать к тому зависящие от него способы. А по получении ответа изволил уверять, что каждогоднее содержание по их требованию имеет быть выполняемо от Главного правителя Российско-Американских областей, о чем предпишется Кадьякскому правлению компании. Того ради, в. в-дие, покорнейше прошу сим (как сам высоко-уполномоченный изволил назвать) "благочестивым мужам, кои, удалясь мирских попечений, грядут во Имя Господне просвещать и образовать невежествующее человечество", относительно пищи, одежды и всех домашних надобностей по обещанию е. пр-ва отпускать, дабы мог я со известною в оном надеждою по долгу моему донести Святейшего Синода первенствующему члену Высокопреосвященнейшему митрополиту и кавалеру Амвросию.
С истинным почтением имею честь быть и проч.
Майя 27-го дня 1807 года.
[И следующее письмо Гедеона А. А. Баранову].
В. в-дие, м-вый г-дрь!
Помощию Всевышнего по возвращении моем в Санкт-Петербург необходимо нужно донести мне по долгу моему Святейшего Синода члену Высокопреосвященнейшему митрополиту и кавалеру Амвросию как о бедственных приключениях разбития судна, на коем находился бывший здесь епископ Иоасаф, равно и о выкидах признаков судовых и других каких-либо из имуществ: где, сколько, когда, какие именно найдены были? То благоволите, в. в-дие, дать мне о сем подробное сведение. А я с истинным почтением имею честь быть и проч.
Майя 27-го дня 1807 года.
На последние два мои отношения получил я в ответ от г-на правителя Баранова следующее.
Бывшему при Кадьякской духовной миссии Александро-Невской лавры соборному иеромонаху Гедеону от правителя Баранова
М-вый г-дрь мой!
На сообщение ваше от 27 числа сего майя, мне доставленное, честь имею объяснить. На первое — касательно разбития компанейского фрегата Феникса и на оном потери бывшего Преосвященного Иоасафа со всею его свитою и судовым экипажем.
Помянутое судно отправилось из Охотска в осень 1799 года прямо сюда, на Кадьяк, а видели его 28-го числа октября того году недалеко от Уналашки, против острова Умнак, русские и алеуты тамошние; но где оно разбилось, и по сих пор не получено никаких верных сведений. Причиною ж несчастию сему полагают бывшие при отправление их в Охотске ту, что там свирепствовало тогда смертоносное поветрие кашля, кровавых поносов и горячки; много народу померло, а может быть, из следующих при сем транспорте более 70 человек промышленных некоторые заражены были теми же болезнями и распространили на прочих. И статься могло, что и мореход коллежский асессор г-н Щильц от той же [болезни] скончался, а другого не было, а потому и судно, может быть, без управления осталось в беспрепятственном действии стихии волн и ветров. Однако ж, видимо, было вблизи Уналашки под парусами при сильной погоде к Кадьяку путь направляемым.
Выкиды судовые показались здесь, на Кадьяке, и в окружных местах в конце майя и в начале июня последующего уже 1800 года, из коих месяцев в первом возвратился я из-под Ситхи по прозимовке там. Выкидывало судовые доски, бимсы, бушприт и брамшпиль; на Тугидоке — тунтай берестяной с маслом; на Шуяке, Укамоке и по разным местам даже и около Уналашки — восковые свечи и несколько порожних и с напитками, смешанными с рассолом, фляг, каковую и около мыса Св. Илии нашли же партовщики, а на острове Сюкли, в Чугатской губе, — 2 оболочки кожаные с больших книг и тоже несколько восковых свеч средних и малых, кои, сколько получено, и отданы были в церковь здешнюю. В том же 1800 году осенью найден под Ситхою того судна руль, а далее недалеко от острова Румянцева, в бухте две того же судна мачты, около 56° северной широты; но более никаких выкидов неизвестно и верных слухов о месте разбития не перенято. Сказывал только один из американских капитанов, Иосиф Океин, якобы слышал от других, будто около бухты Бокорело, или Бобровой, где приставал прежней Беринговой экспедиции капитан Чириков, видели у тамошних диких народов в 1801 году платье целое и в лоскутьях, подбитое лисьими мехами, какового народы те не имеют, ни торгующие пришельцы не доставляют, то и полагают быть российскому. Но правда ли то, за верное утвердить не можно.
На 2-е, относящееся к удовольственному содержанию остающихся при миссии трех духовных особ.
В первобытное прошедшее по сие время духовной миссии отцам, поскольку позволяли избытки и обстоятельства, компанейских продуктов и прочего ни в чем отказываемо не было, и впредь за удовольствие поставляю подкреплять во всех надобностях, в чем последуют недостатки их, а в компании состоит то в наличности. Притом же и сама компания в долгу еще состоит духовной миссии взятыми е. пр-вом 40 сумами ржаного провианта и на довольную сумму прежде полученных заимообразно же товарных вещей. И хотя теперь не находится в наличности ни фунта первого, но довольно есть сарачинского пшена, коим и замениться пуд за пуд есть возможность. Из товарных же вещей, какие есть и впредь поступят, также беспрепятственно отпущаться будет по их требованиям. А между тем по обнадеживанию е. пр-ва ожидать должно и решительного о духовной миссии ограниченного штатом и о прочем в известность введенного положения. Но прошу покорно сделать также разрешения: по требованиям ли только начальствующего отца Германа производить отпуски или каждому из них порознь, и также для поверки отчетов старосты и приказчика нужно в конторе иметь и со стороны духовной в получаемом свидетельство. Пребываю с должным почтением моим в. пр-бия покорным слугою Александр Баранов.
Майя 28-го дня 1807 года. О. Кадьяк
На что г-ну правителю ответствовано сим.
В. в-дие, м-вый г-дрь мой! Желаете вы, м-вый г-дрь мой, знать, [что] на оставшихся здесь духовных производить отпуска по требованиям ли только начальствующего или каждого порознь? На сие имею честь сказать вам кратко: по правилам порядка должны быть производимы отпуски на одно лицо — начальствующего отца Германа, а письменное его требование или записка может служить доказательным свидетельством в поверке отчетов старосты и приказчика. С непременным и истинным моим почтением во всю жизнь пребуду и есьмь и проч.
29-го дня 1807 года, Павловская Гавань.
1 июня поручено от меня отцу Герману следующее.
Пр-ный отец Герман! По благодетельному ко мне сообщению е. в-дня Александра Андреевича Баранова от 23 апреля сего года поручаю вам получить для награды определенную на воспитанников Российско-Американского училища, отличившихся как примерными в науках успехами, так в благоповедении примерном и показавших довольные способности в обучении других учеников при бывшем экзамене 21 того же месяца, сумму триста рублей, разделив их следующим образом: Ивану Кадьякскому девяносто рублей, Парамону Чумовицкому девяносто рублей, Христофору Прянишникову восемьдесят рублей и Алексею Котельникову сорок рублей. С истинным почтением имею честь быть и проч.
11-го отдано начальствующему отцу Герману следующее постановление.
Пр-бный отец Герман!
Отправляясь теперь в С.-Петербург по долгу моему, непременно нужным признал поручить вам начальство Америко-Кадьякской духовной миссии, о чем я уже уведомил е. в-дне г-на коллежского советника и Главного правителя здешних областей Александра Андреевича Баранова. Вам же, сверх личных моих с вами объяснений, к лучшему устроению и на письме объявить мои мысли обязанностию почитаю.
1) Зная ваши достоинства и благодетельную о пользе здешнего края ревность, лестною почитаю себя надеждою, что не оставите вы опытными своими наставлениями вкоренить в сердца россиян и американцев правила благочестия, христианские добродетели и дружественную между обоими племенами связь. Известно вам, что духовных есть первый долг показывать образ христианской святости в житии своем; то я не сомневаюсь, что вы употребите должное им к тому руководство; особенно в. пр-бию предлежит, да всяк в должности, в какую он призван, пребывать радетельно, честно и благоугодно.
2) Во всей здешней церкви находится великая течь, о чем прежде от меня была уведомлена Кадьякская контора; то ваш долг еще настоять теперь о перекрытии ее. Ризница, утварь и книги, для отправления службы Божией необходимые, от вас зависит поручить смотрению или иеромонаха Афанасия, или монаха Иоасафа, и о тщательном всего того сбережении особое имейте попечение.
3) По приезде моем с удовольствием приметил я в экономии вашей редкую умеренность и примерное хозяйство, как верные способы к сохранению хлеба, за который даже е. пр-во [Н.П. Резанов] отдал вам истинную благодарность, был одолжен сорока суммами для подкрепления его плавания; то я и оставляю излишним напоминать вам о наблюдении подобного прежнему хозяйства как в оставшемся хлебе, равно и в прочем имуществе, будучи совершенно уверен, что вы не опустите всего того, что только по сему предмету может зависеть от ревности вашей.
4) Е. пр-во [Н.П. Резанов] сообщил мне, "чтоб впредь до воспоследования е. и. в-ва воли не сочетать браком иных, кроме тех, кои здесь остаться пожелают, и в таком случае брать с них подписки, засвидетельствованные правителем, и с поручительством трех человек из тех, которые объявили себя навсегда здешними гражданами. О чем уже заведенный в конторе порядок и впредь продолжайте. Относительно доставления ежегодной народной переписи в контору о рождении, бракосочетании и умерших американцев выполнить невозможно, во-первых, потому, что народ компаниек", как мужской, так и женский пол, от своих жил рассылается в разные далечайшие стороны, не давая о том духовной миссии никакого сведения; во-вторых, духовная миссия имеет только одного иеромонаха, которому также от церкви и гавани отлучиться далеко невозможно; напоследок, оставшиеся по жилам люди распоряжаются компанейскими байдарщиками, от коих также духовные никакого о рождении и умерших сведения не получают. Поелику ж духовная миссия не имеет у себя писарей, то в случае крещения и бракосочетания для записки требовать вам от конторы вспоможение, о чем от меня уже сообщено е. в-дню здешнему правителю.
5) По прибытии моем на Неве в дикообразный и удаленный сей край первое воззрение как на суровость климата, так и на нагую грубость природы сотрясало все мои чувства ужасом; но когда увидел вожделенные плоды ревностных ваших успехов в ласковом с американцами обращении и в производимыми чрез них земледелии и хозяйственной экономии, тогда неожидаемая таковая случайность наполнила дух сладким спокойствием. Да и е. пр-во [Н.П. Резанов] по приезде своем, с подобным взирая удовольствием на таковые ваши в диковидной сей стране произведения, к большему еще поощрению лично при вас наградил приласканных вами американцев за их к вам послушание в трудолюбии. Потом для образования края сего признал за лучшее во основание положить три начала: 1 — земледелие, 2 — просвещение, 3 — разумножение народа — и просил меня напрягать к тому всех умы, чтоб скорее можно облагодетельствовать край сей. То и я с моей стороны при отъезде моем вам, как оные начала уже положившим, напоминаю иметь еще наибольшее о том попечение, почитая излишним о сих подробностях объяснять вам, яко довольно в том опытном. Помощь же в оном можете получать от компании, о чем от е. пр-ва [Н.П. Резанова] уже конторе предписано, а от меня сообщено его в-дню Александру Андреевичу Баранову.
6) С удовольствием поручаю особенному в. пр-бия попечению заведенное мною Российско-Американское училище. В первом отделении дети должны обучаться чтению, письму и краткому катехизису; во втором — грамматике, арифметике, священной и светской историям и географии. Кроме наук не забывайте предметы, относящиеся к хозяйственной части, занимайте вместо отдыха, как приуготовлять огороды, садить и сеять овощи, полоть, собирать нужные травы, коренья и удить рыбу. Установленный в училище порядок должен быть и впредь сохраняем; наставление там от меня оставлено. Учителем признан Иван Кадьякский, товарищем его Христофор Прянишников и помощником при них Алексей Котельников. Парамону Чумовицкому при вспомоществовании других вверено собирание словаря алеутского языка и сокращенное начертание грамматики того же языка; он должен быть и переводчиком при вас. Также за отрядом учеников земледелия имейте должное смотрение и прилежание. Зависящие к тому способы компания имеет долг доставлять вам. Более всего потщитесь напоить юные сердца их правилами веры, страха Божия и всей нравственности; за преступления наказывайте. Любовь ваша ко всему благому не дозволяет мне сумневаться, что все сие от вас наилучшим образом исполнено быть имеет.
7) Содержание ваше, по уверению е. пр-ва (как и вам известно), представлено попечению здешнего правителя, о чем и я с моей стороны просил его. Для лучшего же порядка требования ваши должны быть на одно ваше лицо.
8) Паче всего старайтесь сохранить между братствующими мир, тишину и согласие. Я надеюсь, что монах Иоасаф, яко ваш духовный сын, не пренебрежет ваших наставлений, но иеромонах Афанасий, конечно, будет вам тяжел, ибо при прежде бывшем здесь начальнике оказывал он многие грубости; то я повелеваю вам силою сего предписания наказывать по вашему рассуждению. Из предписания при отправлении в Якутат видно, что он был подчинен иеродиакону Нектарию и ведено его наказывать поклонами, постом и другим образом, как рассудится. В таковой крайности я предоставляю вашему рассмотрению, истинно уверен будучи, что вы, яко опытный и искусный духовный врач, сохраните во всем должную меру. Я же с моей стороны прошу и молю Всевышнего даров дателя да ниспошлет вам силу и крепость, во еже творите и деяти о благоволении его и проч.
Июня 11-го дня 1807 года
ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ГЕДЕОНА ОТ КАДЬЯКА ДО ИРКУТСКА
(из записок иеромонаха Гедеона)
Того же дня в 3-м часу пополуночи вышли из Павловской Гавани. Г-н правитель с духовными отцами проводил меня до Лесного островка, а помощник его, губернский секретарь Баннер, сопутствовал мне на Ситке до Уналашки. Выход нам был неудачен: настал противный ветр с туманом и дождем и около Кадьяка продержал нас до 17-го числа, которого в 5-м часу пополудни скрылся от глаз наших Кадьяк. 23-го и 24-го терпели жестокий шторм; 29-го увидели Уналашку; в начале 7-го часа пополудни положили якорь в Барбосской [Бобровской?] бухте. Откуда на другой день поутру пришли пешком на алеутское жило, Имагня называемое. Дорога была неприятна по причине неровных и болотистых мест. С Имагни приехали в байдаре к селению Согласия, где находится главное здание Российско-Американской компании.
Во время однонедельного там моего пребывания кроме надлежащего сделанного мною наставления Святым миром помазано детей обоих племен [т. е. русских и алеутов] мужеского пола 91, женского 50; браком сочетано: русских 5, алеутских 35 пар. Жители острова Уналашка, равно как и прочих островов всей Алеутской гряды, весьма привержены к вере. Знают и благоговейно почитают все праздники, с крайнею охотою и любовью слушают внушаемые наставления и оные самым делом исполняют. Они очень понятны [понятливы], трудолюбивы, кротки, усердны и честны; юрты их чище и приборнее кадьякских; некоторые имеют свои и огороды, в которых родится только картофель и репа. На острове Умнак построена часовня во имя святителя Николая старанием грамотного тоена Ивана Глотова, который сам и отправляет там утренние молитвы и часы в воскресные и праздничные дни. Оная часовня от Уналашкинской конторы снабдена нужными книгами и другими потребностями, для благолепия ее относящимися.
7 июля оставили Уналашку. При противных ветрах чрез три недели, прошед острова Лисьи, Андреановския и Крысьи, приблизились к островам, Ближними называемым; 14 августа увидели камчатскую землю; 21-го вошли в Третий Курильский пролив; ввечеру с сильным дождем настал жестокий от юго-востока шторм, который принес наше судно почти к самому берегу, где единым только провидением спасены. После сего, лавируя при противных ветрах более недели у Первого Курильского пролива, силились еще пройти его, но позднее время, малое количество провизии, воды и дров, также противные ветры принудили поворотить к Камчатке, в Петропавловскую гавань, которую 4 сентября по ошибке одного промышленного прошли мимо. Вечером сделалась тишина, в это время находились мы в недальнем расстоянии от берега; опасаясь быть принесенными к оному сильным течением и волнением, стали на дреке, утром вдруг ветр скрепчал; дрек поднять не могли, а отрубили его прочь. Таким образом едва успели мы избавиться от этой опасности, как большая еще нас ожидала. Небо помрачилось, густой туман скрыл от глаз наших верхи гор и самый даже берег, крепкий ветр прижимал к земле, не имели никакого вида к спасению. Неустрашимый дух нашего морехода англичанина Барбера, с самой юности проведшего жизнь свою в беспрестанном хождении на море, начал терять свою бодрость. Целый день Ситха наша боролась с волнами. К счастию, сквозь густой туман открылась небольшая бухта, в которую пошли между крутыми утесами с острыми каменьями при сильном волнении на 6 саженях глубины; тут-то билось у каждого из нас сердце. Грунт ненадежен, глубина убавлялась, жестокий ветр превратился в страшную бурю. Что делать? Бросили якорь, спустили стенги, дожидались через всю ночь смерти. 6-го числа с восходом солнечным озарил луч надежды и наши темные души; ветр началстихать, а в полдень совершенно утих. 7-го числа вечером вышли из оной бухты и опять направили путь свой к Петропавловской гавани, в которой 12-го в 6-м часу пополудни стали на якорь.
23 октября отнесся я к г-ну Правителю Камчатской области И. Петровскому следующим образом.
В. пр-во! М-вый г-дрь!
При отправлении моем из Санкт-Петербурга в экспедицию кругом света между прочим поручено мне от Святейшего Синода члена Высокопреосвященного митрополита и кавалера Амвросия обозреть камчатские церкви и духовенство; для сего намерен я отправиться зимним путем, во-первых, в Нижнекамчатск, а потом в другие места, судя по возможности; то со всем достодолжным особе вашей уважением и обращаюсь теперь к вам, м-вый г-дрь, с покорною моею просьбою о сделании мне в означенном путеследовании возможного начальнического вашего пособия. Предоставляя будущему времени лично рекомендовать себя в. пр-ву, с истинным почтением имею честь быть и проч.
На что 12 декабря получил я от е. пр-ва следующий ответ.
Священнейший отец Гедеон!
По отзыву в. пр-бия ко мне от 23-го исшедшего октября, который и сердцу и душе моей был приятен, сделав распоряжение мое о благоуспешном вашем сюда прибытии, с нетерпеливостью ожидаю иметь удовольствие лично принять чрез вас Святое благословение и с сими чувствами имею честь быть к в. пр-бию усерднейший слуга Иван Петровский.
Нижнекамчатск, 17 ноября 1807 года.
30 генваря 1808 года отправился я из Петропавловской гавани вокруг Камчатки в нарте, запряженной 12 собаками. До Нижнекамчатска сопутствовал мне Российско-Американской компании комиссионер иркутский купец Петр Ильич Мясников, а из Нижнекамчатска тамошнего баталиона командир г-н подполковник Семен Яковлевич Сибиряков и протоиерей Никифор Никифорович. Объезд мой продолжался около двух месяцев.
Во всей Камчатской области состоит 8 церквей. В городе Нижнекамчатске две, обе деревянные: 1-я — Успения Пресвятыя Богородицы, заложена в 1793-м, освящена в 1796 году ноября 12-го дня, 10 саженей 2 аршин длины, 9 аршин 10 верхов ширины и 7 V4 аршина высоты, прочная, теплая, и потому отправляются в ней службы Божий только зимою, 2-я — Святителя и чудотворца Николая, заложена 1759 года; освящена 22 майя 1761 года, длины 7 сажен 2 верхов, ширины 3 сажен 13 верхов и высоты 4 сажен 13 верхов; ветха, но службу Божию отправлять безопасно. Обе сии церкви снабжены весьма достаточным благолепием: 28 риз, 12 подризников, 16 стихарей, 13 епитрахилей, 4 набедренника, 5 поясов, 8 орарей, 12 поручей, 8 воздухов; довольно книг и церковной казны 628 руб. 14 копеек.
3-я — в Болыперецком остроге церковь Успения Пресвятыя Богородицы, деревянная, заложена в 1783-м, освящена 2 генваря 1784 года. Вышины 6 V2 аршин, ширины 10 аршин, длины 9 саженей, ветха; в ней совершать службу Божию очень опасно; а вместо оной сооружается новая; благолепия достаточно: сосуды серебряные под золотом, 16 богатых риз, 4 подризника, 7 стихарей, 7 эпитрахилей, 12 пар воздухов, 12 пелен к образам, 10 пар поручей, 3 пояса, 5 орарей и 2 завесы; довольно книг, церковной казны 966 руб. 38 копеек.
4-я — в Верхнекамчатском остроге церковь Богоявления Господня, деревянная, заложена 1747 года, освящена 1748-го. По причине ее ветхости службы Божий в ней не отправляются с августа 1805 года. Образа и книги ветхи, [имеется] 12 риз, 4 подризника, 3 епитрахили, 14 пар поручней, 27 пелен, 13 воздухов, 7 пар покровцов, 2 завесы и церковной казны 702 рубля.
5-я — в Петропавловской гавани церковь Рождества Пресвятыя Богородицы, была выстроена и освящена 1 сентября 1748 года в Паратунском остроге, но вместо оной строится теперь в Петропавловской гавани новая; благолепия мало: 6 риз, 3 подризника, 2 пояса, 2 епитрахили, 4 пары поручей, 6 воздухов; книг очень мало. Церковных денег 714 рублей, по расписке — 545 руб. 20 копеек.
6-я — в Тигильской крепости церковь Рождества Христова, заложена 1764-го, выстроена и освящена 1766 года февраля 12-го дня; в ней отправлять службу Божию безопасно, благолепием снабжена достаточно: 2 сосуда серебряных под золотом; 20 риз, 8 подризников, 15 епитрахилей, 4 пояса, 18 поручей, 5 стихарей, 11 пелен; церковных денег 514 руб. 11 коп.
7-я — в Ключевском селении церковь Живоначальныя Троицы, деревянная, заложена 1783-го, выстроена и освящена 1784 года октября 2-го дня; в ней отправлять службу Божию можно; имеется 11 риз, 4 подризника, 6 епитрахилей, 12 поручей, 3 пояса, 7 воздухов, 2 пары покровов, 3 налойных пелены, 16 пелен к святым образам; книг довольно, церковных денег 285 рублей 47 копеек.
8-я — в Ичинском остроге церковь Вознесения Господня, деревянная, заложена 1800 года, выстроена и освящена 1801 года декабря 30-го дня, длины 8 сажен, ширины 7 аршин 10 верхов, высоты 5 аршин и 2 V2 верха; украшена порядочно: сосуды дорогие, 11 риз, 4 подризника, 6 епитрахилей, 3 пояса, 7 поручей, 4 воздуха, 5 налойных пелен, 4 пелены к святым образам, церковных денег 991 руб. 78 копеек.
Все священно- и церковнослужители Камчатской области в знании своих должностей искусны, поведения порядочного, по тамошней дороговизне жизненных припасов достатка небольшого; пропитание имеют от заготовления рыбы и малой части скотоводства.
Камчадалы к церквам очень усердны, но по причине дальнего расстояния церквей от их острожков и частого занятия своими промыслами редко посещают оные. Священники в отдаленных острожках исправляют Св. требы по большей частью зимою, ибо летом весьма труден переезд в ботах по речкам.
28 июня 1808 г. перешел я на судно Марии, принадлежащее Российско-Американской компании; 30-го в 2 часа пополудни снялись с якорей и вышли из Авачинской губы; к несчастию, при выходе нашем из сей бухты нечаянно упал матрос за борт и утонул. Плавание наше две недели продолжалось благополучно; 15 июля терпели шторм, 19-го ввели наше судно в реку Охоту.
В Охотске пробыл я по причине дождливого времени до 17 августа. Сего числа оставил я Охотск; до самого Якутска ехал я верхом с двумя из якутов проводниками. Дорога была самая беспокойная и трудная по причине многих гор, густого леса, частых топей и рек.
В Якутск приехал я 20 сентября и остановился квартирою в доме [Российско-] Американской компании, часто посещал Якутский монастырь. Духовная якутская школа находится без призрения, учеников мало, да и успехов немного, что можно видеть из ведомости; в 1801, 1802, 1803 и 1804 годах существовала оная в лучшем виде и устройстве.
В сем городе прожил я два месяца и 4 дня, дожидаясь порядочного зимнего пути по реке Лене, 26 ноября выехал из него на почтовых лошадях; 23 декабря, [1808 г. ] нигде не останавливаясь, прибыл благополучно в Иркутск.
По принятии архимандритом Аполлосом в Вознесенском монастыре настоятельской должности старанием его с 1807 года сделано следующее: заведена общая трапеза, а дабы оная навсегда могла остаться, то ежегодная от рыбных ловель доставлена сумма по 300 рублей и на устроение монастыря выговорено также от тех же ловель по 500 рублей каждогодне; расписано 2 церкви, что не стоит ни копейки монастырю. За неимением порядочной ризницы посредством сборной книги сшито 24 ризы самой богатой парчи, 12 стихарей и 8 подризников; сделано 5 риз серебряных с позолотою на местные образа и 10 вызолоченных кивотов; выстроены каменная кухня с покоем, кладовыми и погребами, внутри и снаружи обштукатурена и снабжена приличной мебелью, сделаны колокольные часы с менуэтом: "Кто крепко на Бога уповает"; испрошен монастырю военный караул; и, наконец, в бытностью мою у сего архи-мандрита 27 декабря упросил он благотворительного купца Чупалова выстроить для монахов еще каменные новые кельи.
ОПИСАНИЕ О. КАДЬЯК И ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ СВЕДЕНИЯ О ЕГО КОРЕННОМ НАСЕЛЕНИИ
(из записок иеромонаха Гедеона)
2-го по выходе моем на берег первым и священнейшим почел долгом принесть в Америко-Кадьякской церкви Подателю всех благ искреннее благодарение о благополучном совершении нашего плавания около половины Света. Слабо перо мое к объяснению тех душевных излияний, кои вполне ощущал я, услышав, что в Новом Свете — стране, столь удаленной от России, стране еще дикой — благоговейно прославляется имя Триипостасного Бога и превознесенное паче всякого имени на земле живых имя всеавгустейшего его помазанника Александра Первого.
21 августа в проливе, отделяющем Аяхталик от Кадьяка, скорбию наполнено было мое сердце. Ибо после тишины и тумана настал сильный и жестокий ветр при противном течении; гребцы устали, погода усилилась, волнением беспрерывно нас покрывало, у гребцов из носа лилась кровь от большого напряжения сил, явная предстояла гибель, ежеминутно ожидали от свирепости волн опрокинутия или разодрания байдарок; но с крайним изнурением сил, слава Богу, едва добились до пустого берега, где пробыли трое суток; благодарили Промышлителя всячески, что в пище, т. е. юколе и китовине, недостатка не имели.
Во все время моего объезда, т. е. в два месяца и 5 дней, крестил обоего пола 503 души от одного до 10 лет, в том числе 22 души сорокалетних, 38 пар обвенчал.
В Павловской Гавани все строения из елового леса. На берегу, близ которого на якорях стоят суда, такелажная с другими большими для поклажи горницами. Напротив оной на горе новый правительский дом с библиотекою, а от него в виде продолговатого четвероугольника восемь разных семейственных домов. Против правительского дома при самой оконечности мыса стоят церковь и колокольня с ветхими крышами. Пред самым входом в церковь по правую сторону — общая компанейская поварня, а по левую — сарай для байдар и разных поделок, позади сарая — кладовые для кормов и балаган, т. е. на столбах сарай, в котором пол из жердей для свободного проходу воздуха; в нем хранится юкола и качемаз. В кладовых содержат китовое, сивучье и нерпячье мясо, жир китовый и сивучий, сарану и ягоды, шикшу, брусницу, морошку. Все оные кормовые припасы привозятся из артелей.
Против церкви, за ручьем, на возвышенном месте, прежде бывшая деревянная полуциркулем крепость, коей третья часть за ветхостию уже отломана, а остались только покои для конторы, казармы для промышленных, магазин для пушных товаров, лавка с погребами и немного в отдалении кузница с слесарнею. Все оное строение ветхо. Засим под горою старый правительский дом, где теперь находится Российско-американское училище, ветхие покои для духовной миссии, общая компанейская баня, круглый кажим, где живут каюры и больные, и новый скотский дом. От сего последнего в недальнем расстоянии находятся дом правительского помощника и гостиные покои.
Кроме оного селения на Кадьяке находятся следующие артели:
1) Сапожникова, близ Павловской Гавани, в коей построена одна деревянная казарма для русских, скотский двор, балаган и алеутские юрты. Здесь содержится более коров, нежели в других артелях. С великим трудом и неудовольствием сеют немного ячменя и овса. Соху таскают алеуты вместо быков. И юколы заготовляют до 30 000 [штук].
2) На южной стороне Кадьяка — Игатская артель в бухте того ж имени. В ней все строения из тополевого и ольхового леса. Дом для байдарщика и русских промышленных, кормовая барабара (кладовая), поварня для китового жира, кухня, баня, анбар, новый скотник, алеутский кажим, сарай и два лабаза, т. е. столбы с перекладинами, на коих для сушки развешивают рыбу. От артели в расстоянии трех верст на устье озера — забор [запруда], сарай 8 саженей длины с тремя лабазами и земляная юрта. Здесь заготовляется до 60 000 юколы. С 10 апреля гольцы идут из озера в море; красная подходит к забору 23 апреля и ранее, хайка и горбуша приходят с моря в половине июня. Из сих трех последних рыб приуготовляется юкола посредством женщин, кои своими американскими ножами, наподобие наших сечек, сперва разрезывают пополам рыбу, потом, отняв голову, вынимают всю хребтовую кость и таковые пластинки весят для сушки на лабазы, а с оных относят высушенные в балаган. Кижуч, из рода лососей, приходит к запору в половине сентября и ранее; из него также приготовляют юколу и качемаз, в коем хребтовая кость не вырезывается.
3) Артель в Трехсвятительской гавани. В ней строения из тополевого и ольхового леса; покои для байдарщика и приезжающих, казарма для десяти семей, кузница, поварня, три барабары (кладовые) на 15 сажен длины. В первой хранится жир и производится резка китовины. Части свежего кита, сперва изрезав на малые кусочки, кладут в большие кади и дают отстояться без прибавки воды 10 дней, а с водою 20 дней, потом вытапливают жир умеренным огнем в больших котлах около 20 ведер, прибавляя в каждый котел по 8 ведер воды. Если же кит долго пробудет в море и начнет портиться от солнечного жара и морского воздуха, то, изрезав, такого кита не кладут в кади, а скорее в котел, прибавляют более воды и вытапливают самым легким огнем. А сивучий и нерпичий жир вытапливают, не прибавляя воды. В хороший лов запасается до 50 бочек китового жира. Брюховые части свежего кита особенно парят в котлах и, для предохранения намазав икрою с вареною кислицею, кладут их в кади. Таковая китовина называется павлиною и заготовляется оной здесь для одних русских более 200 пудов. Провесною называется та, которую режут прутьями из ластов свежего кита и из брюховых частей и ластов пробывшего долго в море. Оную китовину употребляют для каюров и каюрок. В средней барабаре (кладовой) — юкола, коей в хорошее время заготовляется до 90 000. В третьей — 4 чана ягод шикши с китовым жиром, из коих выходит более 30 бочек. Между второю и третьею барабарами сделан сусек или ларь (закром) для сараны, коей собирается в урожай более 600 ведер. Ее копают в июне, потом, отварив, толкут и, высушив, кладут в вышеупомянутый закром. Таковая сарана, водою разведенная, называется бурдуком. Близ барабар скотник, сарай для сена, байдар, байдарок и юрта для каюров.
4) Артель Алитакская на западной стороне Кадьяка. Она построена на горе подле небольшой речки следующим образом; одна для байдарщика горница из досок, кругом окладенная дерном, другая подле нее с двумя урунами для русских промышленных, сени, поварня и кладовая; немного подалее — поварня для жира, китовины и сараны, две большие барабары для кормовых припасов. В 1-й — две большие кади сараны, 15 бочек шикши с жиром и две кади павлиной китовины; во второй хранится китовый жир в 25 сивучьих пузырях, около 150 ведер; сарай для разных поделок, скотник, свинарник, сенник и балаган с юколою, коей здесь заготовляется до 70 000, и под горою еще сарай для байдарок и байдар.
5) Карлукская артель на северной стороне Кадьяка. На горе подле речки Карлук крепость обнесена небольшим земельным валом, с морской стороны 27 сажен, а с прочих трех — около 50. В ней строение следующее: довольно чистая и светлая казарма из досок, кругом окладенная дерном; 7 сажен длины и 4 ширины с 11 урунами для русских промышленных, покои для байдарщика и наверху две летние горницы, сени, поварня, балаган 8 саженей длины и 4 ширины. Здесь юколы в доброе лето припасают до 300 000; две барабары, одна — для кормовых припасов, из коих сараны 200 ишкатов, шикши 30 бочек 25-ведерных, три кади китового жира и две бочки морошки, а другая — для поклажи разных вещей; погреб для сбережения картофеля и репьг; летняя поварня, баня и сарай для разных поделок, будка или караульня. За крепостию в недальнем расстоянии от ворот — скотник, сенник, свинарник 3 саженей [длины и ширины], квадратный кажим с большою юртою 3 саженей длины и 4 ширины для каюров, коих при одной здешней артели состоит налицо 20, а каюрок — 18 и для чистки рыбы 25 женщин с разных жил. Под горою сарай для байдар и байдарок.
Кроме сих кадьякских артелей находятся еще на острове Афогнаке две с подобными постройками и заведениями; на Лесном островке — одна, где юкола не заготовляется, потому что нет ни одной речки. На сем островке делают кирпичи и вываривают соль. При каждой артели кроме скотоводства имеют огороды, в которых садят только картофель и сеют репу. Некоторые из тоенов кадьякских по приезде г-на Резанова построили себе по одной русской горнице — без печей. Хотя все ему обещались строиться по примеру русских, однако они не имеют к тому довольных сил и способов. Обыкновенное ж их строение состоит в следующем: прихожая, или сени, по-алеутски чиклюак, в 12 аршин длины, 8 ширины и 2 высоты, обставлена досками с продолговатым отверстием для входа; потом на поставленных по углам стойках начинаются по три со всех четырех сторон перекладины, очень отлого положенные клеткою, и на них еще по три покруче, так, что наверху остается отверстие немного более аршина; снаружи покрыто травою и насыпано землею. По сторонам с малым круглым в прихожую отверстием (как только можно человеку пролезть) приделаны небольшие квадратные отделения подобной постройки с одним на боку окошечком и присыпаны землею. В сих-то отделениях они спят, работают и парятся, наносив туда накаленных в прихожей каменьев. Внутри оных по сторонам вместо украшения повешены стрелки, для памяти промышленных зверей грудные позвонки или уринные пузырьки и бобровые головки; а нанизу лежат разных величин блюдца, чашечки, ложки и калужки, т. е. продолговатая посуда для воды. В прихожей хранятся в особенном отгородке кормовые припасы, как-то: юкола, красной рыбы икра, ягоды с жиром и сарана, только всего в очень малом количестве.
У богатого и семейного тоена в 8 и 10 аршин бывает квадратный кажим; в 21/2 аршина вышины обставлен он толстыми неотесанными досками со входом в прихожую; по углам утверждены толстые стойки, с которых отлого начинается квадратным уменьшением склонение сводов, числом до 6-ти перекладин, расстоянием немного менее аршина одна от другой, клеткою положенных таким образом, что наверху остается один квадратный люк, покрытый сивучьими или нерпичьими кишками, от которого во всем кажиме очень светло бывает; снаружи покрыт травою и присыпан землею. Внутри по всем сторонам сделаны лавки для гостей. Таковых кажимов видел я только три на всем Кадьяке. В них-то бывают игрушки.
Тоены учреждены по приезде г. Шелихова на Кадьяк, а до него на каждом жиле начальствовал анаюгак — хозяин. Он непременно должен был иметь собственный кажим. Сие достоинство было наследственно для детей и для ближних его сродников, как-то: сын, брат, дядя, племянник и зять постепенно заступали его место. Анаюгак назначал по себе наследника еще заблаговременно до своей смерти; для сего созывал всех в кажим, куда сам приводил и назначаемого, нарядив его в лучшее платье. Тут пред всеми объявлял его своим наследником, который непременно должен потчевать и угостить всех собравшихся. В это время женщины не бывают, а те девицы, коим дано имя мужское и содержаны были вместо сына, имели право находиться в собрании. За таковый их вход в кажим отец каждогодне обязан дарить анаюгаку втрое больше, нежели другие дарят за мужчину. По окончании собрания и угощения на игрушку приходят все женщины, уже вечером. Власть анаюгака состояла в том, что отлучающийся должен объявить причину своей надобности и что он делал еще показания относительно посылок, а наказывать других ничем не мог, разве за собственную свою обиду, управлял только своим семейством, воспитанниками и калгами (пленниками); на войну склонял советами и подарками; при собраниях занимал первое место и давал разные наставления. В присутствии его наблюдалось глубокое молчание — и малый ребенок не должен ходить. Вот отличительная примета его чести!
Богатым между алеутами тот почитался, кто кроме одетаго семейства имел только для себя одну бобровую, 5 еврашечьих, 5 тарбаганьих или оленьих, 5 урильих и 5 топорковых парок, двадцативесельную байдару, три байдарки, много лавтаков, т. е. сивучьих и нерпичьих кож, у которых шерсть по выпарении снята, довольно китовины, два сивучьих пузыря китового жира, две калуги для воды, 5 калюках (из дерева согнутых наподобие лукошка) шикши с жиром и столько же сараны, сивучий пузырь икры красной рыбы, 10 больших связок юколы, также несколько палтусиной и тресковой. За всем сим, выключая разные стрелки и прочие домашние орудия, для каждого необходимые, должны у него находиться еще служащие к украшению следующие вещи: 1-е — 4 и более янтарей, которые находили они сами на острове Укамок, и светло-беловатый ценили, да и теперь ценят дороже желтого; 2-е — аиминак (сукли), т. е. тонкие косточки, червяку подобные, в длину более и менее полутора вершков; 3-е — куикак, т. е. тонкие пластинки в вершок длины и ширины, вырезанные из самой средины перламутровой ракушки; и 4-е — довольное количество различных бисеров.
На войне употребляли щиты кубахкинак из деревянных, толщиною менее полвершка, шириною в вершок и длиною на спине в 3 1/2, а напереди в 2 четверти, крепко между собою жильными нитками связанных дощечек, к которым еще прикрепляется нагрудник хакаать из тоненьких палочек в 1 четверть длины, так искусно и прочно между собою теми же нитками переплетенных, что копье сильного ратника удерживать мог. Бывали также щиты, подобные нагруднику: ими прикрывали одно только туловище. Сверх сих щитов надевали еще плащ улихтать, таким же образом из длинных дощечек сделанный, смотря по росту человека. Ошейником служила жильная сетка, коею, крепко скрутив, обвертывали шею. Шапку имели из топольного дерева или из толстой звериной кожи. Вымарав краскою все лицо, выходили на войну, держа в правой руке костяное копье, а в левой лук. Колчан со стрелами повешен также на левой стороне. Лук бывает сделан в 2 аршина длины из американского кипариса, который иначе называется душным деревом. У стрелок древко бывает длиною в 3 четверти и более, с наконечником оленьей кости, при трех в одну четверть насечках и с каменным или медным на нем копьецом в полтора вершка.
С таковым снарядом в летнее время смелые и предприимчивые по сделанному прежде позыву съезжались на жило к главному начинщику или своему воеводе. По собрании достаточного числа таковых ратников входят они в кажим и садятся на лавках по распоряжению предводителя, как хозяина кажима; сам же он садится на полу близ входа. Потом жена его с самым скромным видом приносит в калуге воды, присядет на минуту подле мужа и вдруг выходит для того, что женщины не должны быть при таковых собраниях. А мальчики из родных или калги (пленники) подают воду пить по старшинству каждому гостю. Засим опять жена при помощи других женщин ближней родни приносит в больших четвероугольных и круглых мисках толкуши, т. е. 1) растертой и перебитой с водою и жиром сараны, 2) с жиром растолченной красной рыбы икры и 3) шикши с жиром; потом подают вареное сивучье и нерпичье мясо и сырую изрезанную палтусину, которую едят для того, чтобы не отрыгалось жиром.
В продолжение такого пиршества никто не смеет говорить, кроме стариков, и строгий во всем наблюдается порядок. Кто даже в собрании протянет ногу, тот повинен заплатить штраф. По окончании обеда жена еще приносит воды, а ближние родные вносят изготовленные на сей случай подарки и кладут их на полу среди кажима. Тут встает один только — сам воевода (первый их анаюгак), берет в руки побрякушки, т. е. небольшие обручики с привязанными вокруг их красными носками морской птицы, топорком называемой, и начинает плясать; в ту же самую минуту родные его бьют в бубны, т. е. большие с ручкою обручи, обтянутые тонкою кожею, и поют, воспоминая дела своих праотцов и отцов, славно воевавших. По окончании таковой военной песни хозяин из своих рук дарит гостей по старшинству: анаюгаков (тоенов) — бобрами или еврашечьими парками, стариков — лавтаками или урильими парками, молодых — некоторых янтарями, а прочих суклями или бисером и просит извинения в том, что мало одарил, обнадеживая большею добычею, каковую они имеют получить у неприятелей. На другой день изготовляются к отъезду без всякой церемонии; жены провожают их, сидя на берегу. Мужчины расстаются с ними очень хладнокровно: ни один из них не выронит ни одной капли слезы и даже не вздохнет, что почлось бы знаком трусости и не воина; садясь в байдару, едва удостоит одним словом сквозь зубы: фаяй — прощай.
Отправлялись для такого похода в 30 байдарах в каждой по 20 человек (иногда более или менее), северные жители вместе с западными против аляскинцев, а южные с восточными против кенайцев или чугач. От острова Шуяк в два дня переезжали в Кенайскую губу, стараясь нападать на сонных: стариков и взрослых убивали, жен молодых и девиц и подростков брали в плен, малолетних оставляли с старухами, и все нужныя вещи обирали в добычу. Когда побежденный тоен пожалеет детей и жен, то при посредстве других жил [селений] получает мир. Победители никогда в том не отказывали, давали с обеих сторон в аманаты из знатных и по согласию выменивали пленников. Аманатов содержали у себя отлично, одевали самым лучшим платьем, оказывали им великую учтивость, постилали для принятий их бобров и дарили лучшими вещами, когда они приходили в гости.
Во время неприятельского нападения кадьякские жители защищались не оружием своим, а побегом на большие, высокие или почти неприступные приморские камни, на коих они еще прежде приготовляли себе жилище и, запасшись всем, для себя и семейства нужным, выдерживали долговременную осаду или с великою выгодою отбивали нападающих. У которых жил не было близко таковых камней, те уходили в горы и там спасались.
Осенью по заготовлении кормовых припасов алеуты обыкновенно исправляют свои зимники; для прикрытия их траву рвут руками и обсыпают землею; заготовляют также траву и на зиму для постели в своих спальнях. В обделывании кажима все помогают хозяину, который по окончании работы угощает того ж вечера трудящихся подобным вышеупомянутому обрядом. Женщины исключены из сей работы.
Желающий сделать игрушку [празднество] созывает всех соседей своих в кажим. Когда они сядут на лавках, а он, принеся толкушу, поставит на средине и станет у дверей, тогда все начинают петь, похваляя его сродников. По окончании таковой песни садится на полу и объявляет всем, кого он намерен позвать на игрушку, какой ему сделает подарок и когда за ним пошлет. После сего, встав, дарит хозяина кажима и того старика, который во время игрушки своими разговорами должен забавлять гостей, а особливо когда по окончании одной пляски и песни, еще другая не так скоро начинается. Наконец, сам подносит толкушу каждому по старшинству. Едят учтиво, понемногу, чтоб каждому досталось. За таковое угощение поблагодарив его, расходятся по домам.
Игрушки их обыкновенно продолжаются в конце осени и в начале зимы до тех пор, пока у них находятся кормовые припасы. Делают их по причине разных обстоятельств и случаев: иной отправляет игрушку, желая с кем познакомиться и свести теснее дружбу, которая за велико между ними почитается; другой по причине женитьбы; третий из благодарности к одолжившему чем-нибудь; четвертый из обыкновения; пятый для щегольства пред другими, что он богат и довольно у него корму и проч. Производятся они в кажиме, а на котором жиле нет его, в алеутской прихожей или в большом отделении, где спят. Сходятся все — мужчины, женщины, девицы и малые.
Мужчины в кажиме сидят на лавках, а женщины — под лавками на полу, каждая под своим мужем. Старики бьют в бубны и начинают песни в честь своих праотцов и отцов, вспоминая, что у них байдары бывали, бобры бывали и проч. За ними все поют, а мужчины в своих нарядных шапочках и узорчатых колпаках, нарочито для таковых случаев сделанных, в то же время пляшут поодиночке с побрякушками в руках, то подпрыгивая, то приседая, то уклоняясь во все стороны — размахивая побрякушками в такт; в таковых движениях представляют разные свои промыслы, например, как китовый промышленник колет стрелою кита и от него увертывается, как гоняют бобра и проч. Потом, скинув нарядные колпаки, надевают странные личины разных видов и разные маски и в оных так же под песни пляшут с побрякушками или поодиночке или по два, тоже представляя.
Женщины и девицы всегда танцуют одни, без мужчин, важно став в прямую линию одна подле другой плотно, то приседая тихо, мало, почти неприметно и подобным образом выправляясь, то склоняясь на правую и на левую стороны. Они при начале своей пляски сперва выставляют вперед левую руку согнувши пальцы, держат ее в таковом положении до тех пор, пока поют без речей; когда же те, которые бьют в бубны и продолжают песню в честь своих умерших, чуть упомянут имя и смерть своего сродника, тогда они вдруг стройно оборачивают ладонью к земле. Во время их пляски веселые старики различным образом стараются довести их до того, чтоб другия из них рассмеялись, для того что, по их обыкновению, тот отец или муж непременно обязан платить штраф в пользу старых или бедных, чья дочь или жена хотя чуть улыбнулась во время пляски. И мне отец подарил лавтак, а муж — кожу нерпичью за нарушение дочерью и женою такового их древнего предания, а я отдал сии вещи в пользу бедных, за что получил от всех приседящих стариков великую похвалу и благодарность. Таковые игрушки продолжаются чрез всю ночь почти до самой зари. По окончании делающий игрушку дарит парками, янтарем и суклями или тем, чем богат, того, кого звал в гости, также хозяина кажима, говоруна и кого еще заблагорассудит. Расходятся без всяких обрядов, но скромно, без шума, молча.
Вот песня, двоюродною сестрою острова Ситхинока жила Убагунк тоена Афанасия, 63-летнею старухою Василисою Кунуан сочиненная по случаю смерти ее брата:
- Что я плачу, смерть эта везде,
- Амчй хви кеннёгли; тугу мання нууг-найток,
- Что я кручинюсь, смерть эта везде,
- Амчй хви палюнёгли; тугу мання нууг-найток,
- Что я чернюсь, смерть эта по всем местам,
- Амчй, хви иканёгли; тугу мання шундок,
- Самое имя собственное [т. е. кужиктагмют] от смерти не изъято.
- Иканкутлю кужиктагмют тугум нунытей.
Кужиктагмют, по их мнению, такие жители, далее которых уже нет никого на свете. Под сим разумеют отдаленных лисьевских алеутов. Вот еще старинная их песня, сообщенная мне аехталикским тоеном Алексеем Икуйк:
- Дедушку исправно ищу,
- Апака кашкакля ивахпагйка,
- У дедушки байдары бывали, Аминака ищу,
- Апака аншакля; Аминак ивахпагака,
- Дедушку исправно ищу, у Агнака бобры бывали,
- Апака кашкакля ивахпагака, Агнак ахнякля,
- Дедушка Кигиляк — промышленник,
- Апака Кигиляк нахщагля,
- Дедушка Ухатаяк крикивал.
- Апака Ухатаяк катлиакля.
Сию песню кадьякцы очень любят и на игрушках часто ее поют с крайнею жалостию. Ибо в ней упоминается:
1) что прежде у них байдары бывали, а теперь редкий тоен имеет и трехлючную байдарку;
2) что у них бобры бывали и носили бобровые парки, а теперь с великим трудом иной едва успевает добыть и топорковую парку, которую прежде носили их калги, и
3) что прежний их анаюгак по приезде с байдарами к жилу или при встрече гостей чуть только закричит громко, то вдруг выбегало великое множество народа и выносило на себе байдару и байдарки, а теперь весьма многие жила совсем опустели, хотя, впрочем, повальных болезней не было.
На другой день игрушки в 9-м и 10-м часу пополуночи опять все собираются в кажим и бывает угощение толкушами и ягодами с жиром от женщин с подобными вышеописанными распоряжениями, скромностию и порядком. За таковую игрушку тот, для кого она была сделана, непременно должен отблагодарить таковою же игрушкою хотя на другой год или далее.
Когда женщине приходило время родить, тогда, призвав бабушку, отводили ее в особую, немного поодаль сделанную юрточку. Там по разрешении женщины от бремени бабушка холодною водою обмывает младенца и, перевязав пупок, уходит домой. Имя давали новорожденному по согласию мужа и жены в честь деда, или отца, или ближнего сродника, или приятеля, когда младенец был мужского пола; а младенцу женского пола в честь бабки, или матери, или сродницы, или подруги. По исходе 5 дней для пожилой родильницы, а для молодой по исходе 10 дней топят баню, чтобы обмыть ее с младенцем, и из бани прямо уже переводят в обыкновенную ее спальню. Когда женщина лежит в вышеупомянутой юрточке, в то время никто из мужчин не должен туда входить. Относительно такового отлучения родильницы от жилища сделано мною должное тоенам наставление потому, что в холодное время или зимою мать с младенцем удобно может получить повреждение в здоровье.
Воспитание детей в том состоит, чтобы не допустить до плача не только младенца, но даже и семилетняго ребенка; по сему можно заключить, что отцы и матери весьма нежно любят детей. Они никогда ничем телесно не наказывают как малолетних, равно и взрослых, а только советуют. Когда ж приметят неисправление, тогда выговаривают и стыдят при собрании стариков. Если и сие последнее средство не подействует, то, презирая его, все почитают дураком или диким. Теперь отцы и матери приучают уже малых кланяться другим и молиться Богу. Девочки с 6 лет начинают работать: сучат ниточки, вяжут плетеночки (маутки) с довольным искусством и порядочною чистотою. Мальчики с 7 лет вместо забавы занимаются деланием стрелок, байдарочек, веселочек, часто на берегу бросают стрелки, а чрез то приучаются заблаговременно к будущим промыслам, помогают на реках в заготовлении кормовых припасов; с 14 лет приучают их ездить в байдарках, в тихое время удить рыбу и по бухтам стрелками гонять птиц; с 16 лет берут с собою отцы и родные в партию для промысла бобров. Женятся в то время, когда они собственными своими промыслами заготовят для себя и будущей своей жены нужное одеяние и свадебные подарки. Жених старается по большей части выбирать ту невесту, которая бы умела шить байдарку, парки и камлейки, хотя бы она была и гораздо старее жениха.
Сын просит прежде у отца позволение жениться, объявляя имя невесты. Отец иногда одобряет таковое его намерение, иногда назначает по своему выбору другую. Если сын на то согласен, то посылает он близкого своего сродника объявить о сем невестину отцу. Получив же желаемый ответ, на другой день жених сам приходит ночью к невесте, ложится подле ее во всей одежде; поутру, встав, идет за дровами, накаливает в прихожей каменья для бани, где моется вместе с невестою. По выходе из бани родные принесут жениховы подарки, которые прежде состояли в бобровых, еврашечьих, тарбаганьих и урильих парках, калгах, янтарях и суклях. Ими дарит тестя и прочих его сродников. На третий день приходит сын с своею женою к отцу, который, подарив ее паркою, камлейкою, суклями и бисером, потчует толкушею и при прощании скажет своему сыну: люби свою жену. После сего новобрачный с молодою опять возвращается к своему тестю, у которого живет столько времени, сколько пожелает. Новобрачные должны хранить целомудрие до 5 дней. Осенью, если богат, делает молодой игрушку. Сей обряд наблюдали еще до крещения. Иные с малолетства назначали жениху невесту, и это происходило только между самыми искренними друзьями.
Мужья с женами обходятся очень ласково, в присутствии других не смеют даже друг другу выговаривать и показать суровый вид, иначе с обеих сторон причтено будет к несносной обиде. Когда жена приметит, что муж не соответствует ее любви, то, рассердясь по причине ревности, бросается ему в лицо и ногтями царапает его; виновный муж сидит, повеся голову, не отваживаясь поднять руки своей на правосудную мстительницу. Теперь случается нередко, что муж наказывает жену, усмотрев ее непорядочную жизнь, а прежде сего мужья воздерживались от наказания жен по той причине, что сии последний угрожали побегом в утесы, лишением себя жизни или утоплением в воде. Сие самое действительно оные выполняли.
Случалось также нередко, что если кто, изобличив жену свою в неверности, не видел нималого ее исправления, то, отгоняя ее от себя, давал тот [знак] другим на замечание о ее неверности, отрезывая конец носа, а сердитый откусывал зубами. Жена ж, приметив и изобличив неверность своего мужа, имела право свободно его оставить, отойти к другому. У иных проворных и рукодельных баб бывали половинщики, кои жили между собою дружно и мирно.
Женщин и девиц отлучали и теперь отлучают от жилищ в особливую юрточку, когда только приметят немощь, ежемесячно свойственную их полу, и подают им туда пищу в особых посудинах и воду в особой калужке.
От колотья в груди лекарством служит алеутам малая морская рыба — бык каюлюк, которую одну отдельно употребляют в пищу до самого выздоровления; до и после также воздерживаются от других жирных снедей. Причину колотья приписывают внутренним созревающим чирьям, кои, по мнению их, происходят от нечистоты женщин. По прорвании таких чирьев приступают к другому лекарству. Наскоблив корня растения чикиналяхпак и хорошо отварив, дают пить поутру и вечером. Таковый отвар очень противен и так горек, что другой не может снести его употребления. В это время едят треску и другую нежирную рыбу.
При самом первом появлении наружных чирьев разрезывают своими ножами больное место и до созревания их для того не допускают, что они тогда бывают опаснее.
Когда болят печенки, тогда против их в пахах, где чувствуют боль, также разрезывают тело и по выпущении дурной крови засыпают пухом.
Если человек опухнет и покажутся на всем теле желваки, то прорезывают до кости пяты; во время тошноты, случающейся от многого истечения крови, кладут между пахами холодные камни, а унимают кровь истертою в порошок еловою гнилушкою. Когда пятки начнут подживать, тогда прорезывают и снимают на верхушке головы кожу в полтора вершка длины и более полвершка ширины. При сем случае очень много выходит крови, которую унимают или тем же порошком, или от палтуса сырым мясом, или глиною. Когда страждущий каменною болезнию от несносной боли сделается без чувств, в то время иногда вынимали камни — только малые, — разрезывая обыкновенными своими ножами оконечность тайного уда.
В случае застарелой глазной болезни производят иногда страшную операцию: выточенною из медвежьей кости толщиной в соломину палочкою прокалывают с обеих сторон начиная немного повыше оконечности бровей, так, чтоб она прошла, минуя глазное яблоко, до самой переносицы. В продолжение такой ужасной операции кладут страдальцу в рот еловаго дерева сук для того, чтоб от нестерпимой боли не откусил языка. После чего ничем не прикладывают и не обвязывают.
От головной болезни пониже темя прорезывают кожу до кости с той стороны, где более чувствуют боли, и по довольном истечении крови присыпают пухом.
Подняв иглою жилу и прорезав своим ножом, пускают кровь от головной болезни из той руки, в которой стороне чувствуют боль, из-под языка — от кашля и горла, от живота — из ног и из руки. Примечают дурную кровь по цвету, а унимают растертою гнилушкою; судят также по цвету крови о жизни и смерти человека.
Чинкак — коренья петрушки, — испарив, употребляют с жиром в пищу, а столокши, горячими припаривают опухоль.
Атунат — кислица толченая и отваренная — служит рвотным, а иногда и слабительным лекарством.
Чавыхят — чистяк (касички); отвар его кореньев бывает самым лучшим слабительным; сей корень едят и сырым с великою пользою от запора, который часто случается от неумеренного употребления малины.
Таганак — кутагарник горький. Этот корень, истолокши, парят на раскаленных каменьях и потом прикладывают к опухшему месту.
Кюйюхатъ. Одни дробные его корешки, приготовляя, подобно таганаку, употребляют от опухоли, но с большею пользой, нежели первый.
Амаютъ. Отвар истолченных его кореньев пьют поутру и вечером от венерической болезни, а особливо когда болит горло. В это время не едят целый день, а отварами припаривают больное место. Сии последние две травы обыкновенно растут на ровных песчаных местах приморского берега.
Шулялюнак — кровоочистительная трава, похожа листьями на наш подбел, растет на северной стороне острова Кадьяк, близ Карлукской артели. Коренья ее близко подходят к продаваемому в лавках декокту. Отварив их в закупоренном сосуде, алеуты пользуются от венерической болезни. Выпив немного сего отвару, дают жевать сырой корень черноголовника мжулингок (который не мокнет), а слюну глотать, хотя она горька и едка.
Вообще во всех болезнях наблюдают великую диету. Даже малые дети, заметив у себя на теле пупырышек, непринужденно воздерживаются от еды, а особливо от жирного.
Если кто из алеутов умрет, то, кроме малых детей, созывают всех родных и знакомых, кои, собравшись, садятся вокруг умершего, плачут, приговаривая над мужчиною, что он уже не будет промышлять зверей, делать игрушки, есть толкуши, китовины, ездить на войну и проч. Над женщиною или девицею — что она не будет носить парок, янтарей, суклей, бисера, танцевать на игрушках, шить байдарки и есть китовины, сараны и ягод с жиром, как-то: морошки, княженики и малины (это их лакомство) и проч. После сего копают яму в довольном расстоянии от жилищ, гроб делают в могиле клеткою из дров, когда случается — кладут их туда во всей любимой одежде и украшении, прикрывают лавтаками, складывают каменьями, потом засыпают землею и сверх могилы некоторые ставят наискось длинные лесины. Зимою зарывают в спальнях.
После 5 дней остригают себе волосы в знак печали и по зорям ходят полгода и более на могилу, где плачут, поя жалобные песни, подобные следующей.
Собственные их имена: Акнак, Аминак, Ухитаяк, Кигиляк и проч. Имена лисьевских островитян: Акнак, Кашаюкснок, Кашилюк, Кинашадак.
Имена кенайских жителей: Калчача, Ништату, Кахтак, Унинука…
К каждому из сих имен прибавляют следующие два стиха: Акнак как человек умер, оживет, Акнак каю шухка тугум агмй, — унуякля. Полно плакать, свет этот небессмертен. Тавань кеннёгли; тля уна накшильгвидок.
Сими словами шестидесятилетний старик Никифор Шиппй, житель алитатский, на утренней заре оплакивал смерть сына своего в бытность мою на том жиле. Стон его, или, лучше сказать, унылый рев, почти у всех соседей отнимал сон.
Кадьякцы с соседями живут мирно и дружелюбно, в нуждах друг другу помогают и во время недостатка охотно ссужают один другого кормовыми припасами. Для приезжающих нарочито оставляют рыбу, положив ее среди прихожей, в то время, когда все уходят на работу: женщины для копания сараны и собирания ягод, а мужчины для промысла нерп и прочих зверей; в обхождении наблюдают великую скромность и учтивость; осуждают также того, кто не встретит и не проводит другого. Если кто к кому обратится спиною, то сие почитают знаком неучтивости, а занявшийся работою просит извинения. Когда хозяин поставит гостю толкушу или ягоды с жиром, то должен непременно прежде сам откушать. Жена не должна к мужу протягивать ноги, хотя бы и вместе сидели, а отворотясь, свободна от сего закона. Кто приезжает в гости, тот обязан с собою привезть корму в гостинец хозяину; равномерно и хозяин в напутствие снабжает гостя кормом, да и те остатки, чем был потчеван, должен взять с собою, в противном случае почитается пренебрежением и неучтивостью. За обиду вменяют, если приходящий начнет непристойно поступать и с другими ссориться; такового не толчком, а более стыдом выгоняют вон.
Кто несправедливо назовет другого бедным, непроворным, ленивым и непромышленником, того обиженный вызывает вон, при свидетелях рассказывает свою обиду другим и, наконец, удовольствуется тем отмщением, что при посторонних выругает и наплюет в глаза. У них никаких нет особенных для ругательства слов. В самом великом жару гнева скромный кадьячанин с важным видом скажет: "Твой отец не имел байдарки, а я не носил нерпичьей парки".
За воровство телесно не наказывали, а по отнятии украденной вещи стыдили при всех и упрекали вором; случалось, что у того, который не признается и не отдаст добровольно украденной им вещи, отнимали силою и для большего стыда в пример другим снимали с него парку. Калгов же (пленников) за воровство наказывали палочными побоями, а за большую вину ломали руки и ноги.
Ревностный промышленник, ночью часто выходя, смотрит на облака, примечает погоду и, судя по своим наблюдениям, выезжает для промысла очень рано. Жена, любя и почитая своего мужа, не употребляет пищи до тех пор, пока он возвратится. При посторонних муж обедает прежде, потом жена в особенных своих посудинах, без посторонних же часто едят вместе, ничего не говоря. Во время обеда дети не должны ходить. Женщины, принимаясь приготовлять какую-нибудь пищу, непременно должны умыть прежде руки. Женин долг принесть воды для мужа в особой его калуге.
Ловить бобров выезжают в море за 6 и 8 верст разными отделами; в каждом отделе находится от 8 до 15 двухлючных байдарок. Первый, увидев бобра, делает знак другим, подняв вверх весло; прочие стараются окружить то место расстоянием, как можно стрелкою попасть в зверя. Одни только сидящие в передних люках бросают стрелки наперерыв друг перед другом, а сидящие в задних люках управляют байдарками. Бобр тому достается, кто первее поранит его; иногда вдруг ранят двумя стрелками, в таком случае тот получает бобра, чья стрелка поранила зверя подле головы или повыше другого стрелка. Если же ровно попадут стрелки, то бобр принадлежит тому, кто, прежде начиная стрелять, кричал: ку-ку-ко! Это делает для того, чтоб другие видели, что он первый начинает бросать стрелку. Непроворный бобр ослабевает от 5 ран, а проворный получает до 10.
Нерп ловят сделанною из сего зверя чучелою (илишуак), которую, надув, поставляют на лайде, т. е. на отмелом прибрежном месте, кое во время морского прилива бывает покрыто водою, а во время отлива сухо, там, где выходят сии звери. Ловец, сидя за сею чучелою в деревянной, подобной нерпичьей голове шапке, кричит, подражая хрипловатому голосу сего зверя: yвa. По мере приближения зверя к чучеле, бросает в него стрелу на мауте [гарпун] 10 сажен и, вытянув на берег, добивает поленом-дрегалкой пикхудак.
Их промышляют еще сеткою из жильных ниток 30 сажен длины, 3 ширины с привязанными к ней сверху поплавками, а снизу малыми камнями. Ловец, проезжая в байдарке, старается весьма тихо растянуть такую сетку чрез всю бухточку в то время, когда спят сии звери или на самом берегу, или на высоких прибрежных камнях; потом кричит из всего горла. Зверь, испугавшись, бросается в воду и попадает в сеть.
Северные и западные обитатели Кадьяка производили торг меною по большей части с аляскинскими американцами, а южные и восточные — с кенайскими и чугачскими. Первые у аляскинцев выменивали на сукли и янтарь, рога для стрелок, оленьи парки и длинную оленью от груди шерсть, которую кадьякские женщины употребляют для вышивания разных на парках и камлейках узоров и на тех колпаках и шапочках, в которых мужчины танцуют только на игрушках. Оленей иногда и сами стреляли, подкрадываясь к ним против ветра, равно как к медведям и нерпам, потому что сии звери имеют острое обоняние. Последние [т. е. западные обитатели] на еврашечьи парки выменивали у кенайцев тарбаганьи парки, а у чугач — сукли и ложки. От ситхинских жителей получали пластинки перламутровых ракушек. Часто также менялись и теперь меняются между собою, особливо если кому другому вещь понравится. А теперь за упромышленные звериные кожи, коих они в своих руках, кроме лавтаков, никогда не имеют, получают из русских товаров то, что им дадут. Русские товары по большей части выходят на русских промышленных; а кадьячане еще при отправлении в партию в долг под бобров забирают то лавтаками для байдар, то топорковыми парками, то кишечными камлейками, так что редкий остается не должным компании по окончании в партии промысла.
Кадьякские американцы роста среднего, собою редкие статны, по большей части сутуловаты, лицо имеют немного широкое, смуглое, иные румяно-белое, нос посредственный, глаза и волосы черные, брови густые, уши широкие, губы несколько толстые и зубы белые. У мужчин и женщин около всей почти окружности обоих ушей проняты дырочки, в которых носят бисера, сукли, вышеупомянутые пластинки, корольки, а богатые еще по два янтаря. У стариков нижняя губа и [носовой] хрящ прорезаны. Прежде сего у каждой женщины борода была вытутована, а у иных на теле еще две широкие полосы чрез оба плеча накрест также разными вытатованы узорами. Это почиталось отменным знаком щегольства и отличия. Таковые полосы имели самые богатые и знатные мужчины [женщины?]. Сию татовку производили, подняв острием иглы немного кожи так, чтоб кровь выступила, и вдруг намазывали чернилою из елового угля, коб, смешавшись с кровью, представляет на теле темно-синий цвет. У женщин на нижней губе пронято до 5 и 6 дырочек, из которых в каждой повешена ниточка бисера в полчетверти длины, а под носом в пронятый хрящ вкладывали тонкий кривой зуб некоторого зверя; уши унизаны бисером, суклями, а у богатых еще двумя янтарями, кои у редких находятся; на шее, на руках и на ногах носят из разноцветного бисера ожерелья в вершок ширины, а другие на руках и на ногах по пяти железных или медных колец. На игрушках, особливо когда потчуют толкушек", и в другое радостное время расписывают или просто намазывают лицо красною и другою какою-нибудь краскою, кроме черной, коею мараются во время печали. Да и мужчины для тех же причин мажут лицо, а особливо при возвращении из промысла, подъезжая к жилам.
Народ кадьякский, по преданию старых людей, перешел на Кадьяк с Аляски. Предки их жили прежде на северной стороне Аляски близ большой реки Квигнак. У них анаюгак (хозяин) был именем Атлювату. Он имел одну только любимую дочь, которая без вести пропала. Для поиска ее, взяв свою команду и согласив с собою другого анаюгака, по имени Якунака, ходили довольное время по разным местам; приблизившись же к южной стороне Аляски, увидели землю и назвали ее Кигихтак, что, собственно, на их языке значит «остров». Сим именем назывался Кадьяк до самого прибытия русских. Потом Атлювату и Якунак захотели полюбопытствовать и, увидев там свои выгоды, согласили прочих со всеми семействами переселиться на Кигихтак. Сходство языка аляскинского с кадьякским довольно подтверждает справедливость такового события.
О сотворении мира имели следующее понятие: был некто Кашшихилюк (мудрец или хитрец). В то время не было ни дня, ни ночи. Он начал дуть соломиною, отчего постепенно выходила из воды земля и неприметно расширялась; потом, когда он еще не переставал так же дуть, открылось небо, явилось солнце, а после вечера показались звезды и взошел месяц; наконец, увидели зверей и людей.
О круглости земли заключали из следующего происшествия: предки их послали две байдарки, в которых для такового пути поехали молодые, назад возвратились уже стариками, а конца земли не нашли; следовательно, у земли, утверждают, нет конца, а потому она и кругла.
Шаманства их походили на детские забавы. Шаман, иногда голый, иногда нарядясь или намараясь самым странным образом, прыгает, ломается, ревет из всего горла, упоминая имя злого духа, бегает вокруг жилища и в таком чрезмерном движении до того себя доводит, что глаза нальются кровью и от усталости упадет почти без чувств на землю. В это время рассказывает он различные бредни. Иногда при таковых случаях употреблял разные обманы, например отгадывал другим то, что прежде у кого видел сам или знал посредством своих учеников. Если кто-нибудь требовал того, что ему невозможно сделать, то и в сем случае отклонял обманом или чем-нибудь удивительным, например уверяя, что он весь изойдет кровью, когда только примется за такое дело. Для сего нарочито заготовляли кожаные пузыри, наполненные кровью, и носили с собою. В сие состояние отцы и матери назначали детей своих еще при рождении, давая им имя женское и обучая тому рукоделию, которое только прилично оному полу, а напоследок поручали известному шаману. По таковой причине все шаманы их были неженаты и бороды имели вытотованные.
О шаманстве подробно узнать мне было невозможно потому, что многие из старых шаманов померли во время бывшей в июне месяце 1804 года на всем Кадьяке болезни, а другие скрывали. В бытность мою на Игатском жиле один шаман притворился, что будто бы у него отнялся язык от испугу страшного во сне видения.
Вышеупомянутая болезнь случилась пред самым нашим на Кадьяк приездом по приходе с калифорнских берегов америко-бостонского судна «Океин», на коем находились кадьякские американцы для промысла бобров. Сперва болела голова до двух недель, по уменьшении головной боли следовал насморк с кашлем; потом закладывало все уши и производилось в грудях колотье; наконец, лишался человек позыву на пищу и ослабевал. Кроме шаманов, умерших было очень мало.
Китовые промышленники прежде тайно выкапывали недавно зарытые умерших тела, уносили в хребты гор и вытапливали жир для намазывания тех стрелок, коими кололи китов. Для того же предмета собирали и червей от мертвых тел и, тайно высушив, привязывали к тем же стрелкам.
Смирного, несердитого, веселый и ласковый вид имеющего почитали добрым человеком.
Между двоюродными братьями сохранялась самая искренняя дружба и всякая тайна чистосердечно друг другу была открываема.
О сохранении здоровья правила их следующие: кои хотят здорово и долго жить, те должны, во-первых, есть не досыта, во-вторых, зари не просыпать, в-третьих, от жен воздерживаться и, наконец, быть по большей части в движении.
Все знают, что они от неумерного употребления бань преждевременно стареют, теряют зрение и слабеют, но по привычке от сего трудно им отвыкать. Молодые теперь поступают в сем умереннее.
Кадьякцы по большей части молчаливы, а в ответах скоры, замысловаты и шутливы. Один на вопрос мой, где сыскивает лекарство от болезней, вдруг ответствовал: "Во мне, в жене, в воде и на берегу". Увидев на высоком утесе великое множество чаек, спросил я у другого, может ли он пересчитать сих птиц. Он ответствовал: "Я бы их пересчитал, если бы они каждогодно не клали яиц".
Жителей на Кадьяке и на прилежащих к нему островах было 4830 душ обоего полу во время моего объезда 1804 года.
Каюры. Каюрами называются те алеуты, кои для разных работ по артелям и в гаванях берутся по произволу компании с разных жил. Они в половине марта по приказанию байдарщика утверждают на речках запоры для промысла рыбы, приготовляют лабазы для сушки оной и начинают неводить в тех местах, где по бухтам рыба появится. Когда же рыба пойдет в речки, тогда уже неводить перестают, а отпирают в запоре ворота, где поставляют садки. По наполнении оных рыбою запирают ворота для того, чтоб она вверх не проходила. Ибо рыба оная назад в море никогда не возвращается, но всегда силится пробраться на самый преснец воды. Каюры рубят дрова, носят на плечах лес, где близко, а из отдаленных мест возят на байдарах, косят сено; во время осени рассылаются по одиночкам промышлять в компанию кляпцами лисиц; зимою доставляют корм в главную квартиру или [Павловскую] Гавань. Иные употребляются для варения соли, делания кирпичей и собирания еловой смолы и прочие работы, какие б в компании ни случились, исполняют. В награду за все сие выдается им от компании одежда, т. е. птичья парка, рубаха с портками и для зимы лавтак на торбаса; иным сверх сего суконный курт с шароварами.
Жены их и каюрки, т. е. работницы безмужние, употребляются для заготовления юколы, копают сарану, папоротное коренье на квас, рвут крапиву, выделывают из нее прядено на сети и невода, собирают разные ягоды, режут китов, топят из жирных частей китовых жиры, выделывают птичьи кожи, кусая зубами и высасывая ртом жир, шьют из них парки; из китовых, сивучьих, нерпичьих и медвежьих кишок шьют камлейки, кои обыкновенно употребляются от дождя, и к весне шьют компанейские байдары и байдарки. Таковым работницам выдаются от компании через целый год за труды на каждую одна птичья парка, рубаха и торбаса.
Приложение 3
ДОНЕСЕНИЕ Н. П. РЕЗАНОВА МИНИСТРУ КОММЕРЦИИ ГРАФУ Н. П. РУМЯНЦЕВУ О ПЛАВАНИИ В КАЛИФОРНИЮ И ПОЛОЖЕНИИ В РУССКИХ КОЛОНИЯХ. НОВО-АРХАНГЕЛЬСК, 17 июня 1806 г