Проект 2012 Юлин Дэн

Танки? Слово упорно не хотело обретать смысл, болтаясь где-то на задворках разума. Какие танки, когда самолёты.

Самолёты… только что сбиты… танки…

– Не меньше двух десятков! – Металлический голос вернул на землю. – Двигаются к на…

Конец фразы потонул в грохоте залпов. Ночь, освещённая вырвавшейся из стальной оболочки энергией, превратилась в день. Десятками маленьких «солнц», пущенных в темноте в сторону бывшего холма.

Остров затрясся, подбрасывая технику и ломая постройки. Лязгнули зубы, норовя оттяпать язык, ноги с трудом удержали массивное тело.

Первые снаряды угодили в защитное поле. «Антенны» пошли радужными пятнами, превратились в огромный и переливающийся мыльный пузырь, в котором угадывались горящие линии силовой решётки. Медленно потухли… Башня огрызнулась, облизывая лучом прижавшиеся к земле приплюснутые тени и превращая их в факелы. Один, другой…

Танки сделали второй залп, на этот раз слаженно, одновременно.

Конец…

Ярость тротила оказалась сильнее упрятанной под землю силовой установки. Десятки снарядов прочертили багровое небо, и генераторы поля не выдержали, сгорая от перегрузки. Мгновение ничего не происходило, а затем… из жерла рукотворной сопки вырвался ослепительно-жемчужный луч, вспарывая темноту небесного купола подобно вспышке электродуговой сварки полумрак цеха, только в тысячу раз мощнее. Земля окончательно ушла из-под ног, меняясь положением с небом. Стало темно и тихо: защита вырубила датчики, спасая глаза от излучения, а лёгкие – от удушливо-обжигающей смеси озона и расплавленного металла. Тишина сменилась бесконечным писком повреждённых датчиков: температура, ходовая часть, сервоприводы и подача топлива. Где-то на периферии звучали вопли рабочих…

Когда человеческий мозг отключился, компьютер запустил аварийную программу. Включились дополнительные источники питания, заработали вспомогательные двигатели, и… покорёженные останки того, что когда-то звалось «Сахалин 19», а ещё раньше… когда было человеком – Виктором Андреевичем Спириным, поднимая пыль и сажу, поминутно останавливаясь, полупоехало, полупоползло в сторону пирса. Уже не думая о бригаде, а стараясь выжить, согласно запрятанной в глубине электронной начинки программы. Но бригада находилась рядом, и неотступно двигалась следом.

Все – кому удалось выжить.

Такие же уродцы из стали и плоти. Расплавленные механические чудища, напоминающие фантастических роботов из старых голливудских фильмов. А затем, оставаясь в спасительной темноте беспамятства, подстёгнутый мощным выбросом таинственной энергии Башни, человеческий разум начал меняться. Разрушая привычные нейронные связи, нащупывая в кибернетических системах лазейки и заменяя ими уничтоженные участки мозга.

Именно в этот миг существо, бывшее когда-то машиной, откликавшейся на позывной «Сахалин 19», по-новому взглянуло на окружающий мир, ужасаясь тому, во что превратилось, и обещая себе, когда наберётся сил – обязательно всё исправить…

Сон…

Сон ли это? Верилось с трудом. Во всяком случае, раньше Михаил о таком не слышал.

Впереди замаячил подъезд.

Входная дверь перекошена, кодовый замок не работает. Странно? Нисколько, в городе многое вышло из строя. И продолжало сыпаться с пугающим постоянством. Говорят, раньше домофоны стояли, штуки такие, типа телефонов, и говорят, даже изображение показывали, как в телевизоре. Не врут, наверное – телевизоры же есть. И телефоны…

Спирин распахнул дверь, в нос ударил удушливый «коктейль» перегара и мочи, и поморщился. Осторожно переступил через лежащее на полу человеческое тело. Сосед из «двенадцатой» опять пьяный валяется. Что-то в позе мужчины заставило замереть. Подобрав к животу ноги и спрятав на груди руки, мужчина являл собой отвратительную пародию на ребёнка, укутанного в грязную чёрную простынь, выброшенного и никому ненужного. В принципе так и было, но не это заставило Спирина остановиться. Поза человека напомнила ещё один сон: огромная комната с теряющимися в темноте стенами, накатывающий волнами шёпот и он – повисший в центре в позе эмбриона, словно зал заполнен не воздухом, а прозрачным желе. Шёпот усиливается, уже можно разобрать отдельные слова…

Мишка пришёл в себя, мокрые ноги противно хлюпнули. Потрепав соседа за плечо, молодой человек звонко хлопнул ладонью по заросшей щетиной физиономии. Услышал не то ругань, не то стон, чертыхаясь, с натугой посадил страдальца ровнее. Постоял, пытаясь найти решение: если жена дома, в квартиру не пустит; значит, тащить соседа на третий этаж смысла нет, но и оставить его на площадке парень не мог – совесть не позволяла.

Вывод?

Пьяный зашевелился, разлепляя грязные глаза, мутные и без единой мысли.

– Пом-моги, – услышал Аспирин. – П-подняться.

Вцепившись в грязную куртку – под ногтями заломило – Мишка напрягся, и медленно, резко выдыхая от натуги, поставил соседа на ноги.

– Домой? – неуверенно спросил он, глядя на раскачивающегося взад-вперёд человека.

– Не-а… Ту-у-да.

Сосед сделал шаг к двери.

– Куда туда?

– Ту-у-да. – повторил сосед.

– Дойдёшь?

– Ту-у-да… – услышал он снова.

– Осторожнее. – Мишка с болью следил, как пьяный, распахнув дверь, качаясь, переступает через порог. Двинулся следом, рука придержала дверь.

Сосед постоял, опустив голову, несколько раз плавно качнулся, но не упал. Встрепенувшись, резко дёрнул головой (Димкин отец называл такое поведение синдромом попугая) и медленно спустился по ступенькам, не останавливаясь, на автопилоте побрёл по дороге в неизвестном направлении.

Провожая страдальца взглядом, Мишка несколько секунд постоял в нерешительности, снова вспомнил про мокрые ноги – так и простудиться недолго, – и нырнул обратно. Бегом поднялся на третий этаж (лифт, как и кодовый замок, давно вышел из строя), запыхавшись подбежал к двери, и… остановился, почувствовав на себе чей-то взгляд. Замер, в ладонь больно впился приготовленный заранее ключ, и медленно повернул голову.

– Привет. – Возле лифта стояла Лена.

– Привет, – задыхаясь, выдохнул Михаил. С шумом втянул в лёгкие воздух. – Ты… – снова выдохнул, – напугала…

– С работы?

– Ну да… угу… а ты… от брата?

Девушка отрицательно мотнула головой, отчего длинные волосы взметнулись огненными брызгами, проследила за его взглядом и нахмурилась.

– Где ты был? Вчера в клубе?

Мишка занервничал, некстати думая, как Ленка похожа на брата. Поведение, речь, даже одежда. Глаза… неожиданно понял, почему удивился облику девушки. Её глаза, вернее, макияж. Сейчас у Лены не было привычного боевого раскраса, превращавшего её в призрак с космическими провалами вместо глаз. Вообще никакой косметики. Перед ним стояла высокая симпатичная девчонка с большими задумчивыми голубыми глазами. И ресницами… длинными-длинными, как хвост у сороки. Наверное, если подойти поближе, можно ощутить от взмахов ветерок, услышать робкий стук сердца и почувствовать клубничный аромат кожи.

Михаил сглотнул.

– Молчишь? – Лена или не заметила его волнение, или не захотела заметить. – Я жду.

Подойдёшь, размечтался…

– Дела были. – Голос прозвучал глухо. – Извини. И брату скажи.

– Брату сам передашь. Какие дела?

– Мои.

– Твои? – возмутилась девушка. – Единственного друга чуть не убили! А ты… – Губы чуть задрожали. – Я думала, вы друзья.

– Друзья…

– Когда он тебе нужен. Говоришь одно, а делаешь другое?

– Неправда. – Пытаясь скрыть раздражение, Михаил повысил голос. – Так получилось…

В порыве девушка шагнула ближе:

– Неужели? Не в первый раз…

Спирин покраснел.

– Знаешь, что…

– Лучше скажи. Какие дела?

– Не могу. – Мишка пытался взять себя в руки. – Может, зайдём? Здесь не лучшее место для разговора.

– Размечтался! Говори здесь.

Чувство вины исчезло окончательно, Мишка начал злиться.

– Послушай, я всё расскажу Димке.

– Нет. Расскажи мне.

– Да почему тебе? С чего?

– С того… – Девушка на секунду замолчала. – Он же мой брат.

Ясно… переживает.

И сердито добавила:

– Не скажешь – хуже будет.

Спирин не смог скрыть удивление.

– Что?

– Заставлю рассказать.

Излучины губ нервно поползли в стороны, но сохранить достоинство не удалось, гримаса лишь отдалённо напоминала улыбку.

Ну и стерва, вся в брата, такая же ненормальная.

– Я жду. Что у тебя с Башкой?

– Ничего… – Мишка вспомнил про мокрые ноги. Раздражение куда-то подевалось. – Так получилось. Позвали меня… – Поймал себя на том, что, несмотря на ситуацию, откровенно Ленкой любуется. – Ты, как брательник, считаешь, я всё подстроил?

Брови девушки взлетели вверх.

– Он так считает?

Спирин вконец запутался.

– Он тебе не сказал?

– О чём?

– О пустыре? – Михаил убрал ключи, рассеянно фиксируя оставшийся на ладони глубокий отпечаток. Потирая больное место, внимательно посмотрел на Лену. – Значит, ты пришла сама, не от него?

– Нет, конечно. В смысле… ой, ну ты понял.

Если бы…

– Вы ходили на пустырь? И что там?

– Ничего. – Оглядевшись, Михаил понизил голос. – И тише. – Подошёл ближе. – Нашли кое-что. Больше ничего не скажу.

Глядя на парня сверху вниз, девушка задумалась. Мишка ждал продолжения.

– Ладно, – наконец произнесла Лена, чувствуя, что пауза затянулась. – А джип?

– Какой?

А то не знаешь, читалось в её глазах.

– Возле клуба. Я видела…

– Костёр… брат тоже видел?

– Не знаю. Спросить не успела.

– Он не дома?

– Нет.

– А где?

– Не скажу. – Лена отвернулась, окинула взглядом коридор, шустро переставляя длинные мальчишечьи ноги, поднялась на площадку между этажами. Посмотрела сквозь треснутое, заклеенное скотчем стекло на улицу, рука дотронулась до ручки, испачкалась и брезгливо отдёрнула пальцы.

– Ясно. – Поражаясь, какой худенькой девушка кажется сзади, Михаил поднялся следом. Вздохнул. – У Машки остался, – спустя секунду добавил он. – Повезло…

Последняя фраза почему-то Лену разозлила. Девушка не удивилась его дедуктивным способностям.

– Повезло? Всё-то ты знаешь. – Снова отвернулась к окну. – Умник…

Некоторое время молодые люди стояли молча. Разглядывая за окном серые мокрые здания, Мишка пытался угадать цель Ленкиного визита. Вряд ли только узнать, где он находился во время драки. Неожиданно, даже для самого себя, признался:

– Я хочу сыграть в шоу.

Повисла тишина. Парень увидел, как двинулись под тоненькой ветровкой острые плечи, услышал, как с шумом вырвался из щуплой груди воздух.

– Ты… – Резко повернувшись, девушка посмотрела прямо в глаза. – Правда?

Мишка кивнул:

– Брату не говори.

– Ты не сможешь. Отец говорит, там «свои» выигрывают.

– Увидим.

– Нет…

– Да. – Мишка грустно улыбнулся, не зная, как объяснить словами. – Я не могу здесь. – Перевёл взгляд на окно, увидел грязный подоконник, прилипшие окурки. – Посмотри, посмотри, – вырвалось у него. – Как мы живём. Так нельзя. Нужно что-то делать.

– Но ты погибнешь.

– Пускай. – Спирин вздрогнул, когда представил, что проиграет. – Я выиграю.

Лена неожиданно улыбнулась и провела рукой по его волосам.

– Ты искал деньги?

– Да. – Мишка кивнул, продолжая смотреть в окно. – Мы с Костром нашли кое-что.

– Ты говорил.

– Я это продал.

– Дорого?

– На игру хватит.

– Ясно, а вчера встречался с покупателями.

– Да. Костёр не вовремя драку затеял. Кстати, передай Димке, я всё уладил. Проблем не будет.

– Понятно… – Девушка проследила Мишкин взгляд, вспоминая, что парень мечтал вырваться из Города с детства. – Отец говорит, за стеной то же самое.

Спирин словно ждал этого.

– Неважно! – воскликнул он с жаром. – Дело не в этом. Я хочу видеть. Да и не верю. Привозят же комплектующие. Сырьё там… бензин. Нет. – В голосе звучала пугающая уверенность. – По-любому есть. – Схватил девушку за плечи. – Представь, а вдруг там леса? Поля с цветами? Реки? И даже море, ты когда-нибудь видела море? – Спирин замолчал, ему не хватило воздуха.

Молчала и Лена, поражённая Мишкиным воображением. Уже забыла, что его дурацкая мечта дорого обошлась родному брату, а могла и вовсе стоить Дмитрию жизни. Друг, называется… С головой ещё хуже, чему у любимого братика. Ой, ли? Кого обмануть пытается? Аспирин казался не только ненормальным. Он был необычным, непохожим на других. Неисправимый циник и зануда, витал в облаках и всё время фантазировал. А его глаза и губы, и вообще… помнит же, как дул ей на коленки, не забыла за столько времени.

Сердце забилось сильнее, низ живота охватил жар, а блузка на груди стала тесной. Неожиданно захотелось парня поцеловать.

– Жаль, вдвоём нельзя, – произнёс молодой человек, только сейчас замечая в своих руках Ленкины плечи, заметил прямо перед собой бледные приоткрытые губы, горящий желанием взгляд. Смутился. – Во-от… Короче… Надо попробовать.

Лена погрустнела: наваждение развеялось. Она снова находилась в грязном подъезде, рядом с парнем, который (теперь она могла признаться) ей очень нравился, но решил распрощаться с руками и превратиться в киборга.

– Всё равно надо брату сказать, – выдавила она. – С друзьями так нельзя.

– Ты права. Просто я боялся, он не позволит. – Мишка замолчал, понимая, что лукавит. Собрался с духом и добавил: – Вернее, за мной увяжется. Отвечай потом за него.

– А может, денег мало? – Лене захотелось парня обидеть. – Решил не делиться?

– Думай, как хочешь, – неожиданно согласился Михаил. – Он играть-то толком не умеет.

– Прости.

– Ты хотела меня заставить, – произнёс вдруг Спирин.

– Что?

– В самом начале сказала, если не скажу, пожалею.

– Да? Так, ерунда, забудь.

– Ну, нет. – Мишка игриво развернул девушку к себе. – Говори, давай.

– Я знаю, – произнесла Лена, пряча глаза, и кожей почувствовала, как напрягся Михаил. – Светка сказала… – добавила едва слышно.

– Что ты знаешь? – Последнее слово далось Спирину с трудом. Лицо снова покраснело. – При чём здесь Светка?

– Ты ей платишь, чтобы не рассказывала.

– Неправда. – Теперь лицо стало бледным. – Со мной всё в порядке.

– Я знаю. – Лена вздохнула. – Никто и не говорит, что у тебя проблемы. Говорю, что слышала.

– Я её просил… – Язык не слушался, Мишке казалось, будто он стоит голый. Нет… если Лена засмеётся…

– Я тогда выпил много, – разлепил он трясущиеся губы. – Все… в одной комнате. Короче, не получилось… – Бросил на девушку быстрый взгляд. – Ну и потом ещё раз… в общем, не могу я так. И… может снова из-за вина. А со временем только хуже стало. Ну и…

– И чтобы разговоров не было, со Светкой договорился, – закончила Лена.

– Да. – Мишка понял: смеяться над ним не будут. А если угадает, почему – узнает и причину посещения. – Она всем растрепала? Знал: этим кончится.

– Ни всем, только мне.

– Тебе? – Глаза девушки притягивали, как магнит. – Почему тебе?

– Ещё не понял? – Лена притворно вздохнула, словно объясняла очевидную истину, а он из-за своей тупости не понимал, и посмотрела на дверь в его квартиру. – Потому что мне интересно… – Улыбнулась, замечая в глазах проблеск понимания. – Всё, что касается друга моего брата.

Мишкины щёки снова стали пунцовыми.

– Не знал. – Язык вдруг, то ли распух, то ли стал длиннее и перестал слушаться. – Ты же маленькая была.

– А ты на коленки дул, – сказала Лена и увидела, как расширились его глаза. – Что?

– Ты помнишь?

– Помню. – Посмотрела долгим взглядом. – Кажется, кто-то в гости приглашал?

Глаза девушки сияли:

– Веди…

На игре.

Свет, свет, ещё раз свет. Много света и много шума. Подсвечивая бегущие на цифровом табло метровые буквы, мигают разноцветные прожекторы, ослепляя привыкшие к полумраку глаза, шипят колючие фейерверки. Перекрывая рёв толпы, звучит электронная музыка, вызывая аплодисменты, орёт в микрофон ведущий. Спирт дешёвого одеколона смешивается с потом уставших людей, а запах свежей краски – с гарью пиротехники.

ИГРА. Начинается.

Воздух дрожит от шума, переполняющих эмоций, гудит от энергии зрителей и с трудом справляющихся кондиционеров… да и не могут они справиться: воздуха уже нет. В огромном зале переделанного крытого стадиона ворочается что-то вязкое, похожее на сироп, но живое, и преследующее единственную цель: передавать, словно компьютерный шлейф, мысли одного человека другому.

Сюрреалистический Колизей, с игроками вместо гладиаторов.

Вглядываясь в конец игровой площадки, где за последним столом съёжился под взглядом толпы Михаил, Дмитрий терпеливо ждал, когда друг почувствует его взгляд и обернётся. Помахал товарищу рукой. Аспирин ответил не сразу, несколько секунд пристально всматривался, наконец, словно древний индеец, поднял вверх руку и грустно улыбнулся, уголки губ чуть раздались, образуя на щеках трогательные ямочки. На несколько секунд товарищ снова стал прежним, превращаясь в родного заумно-вредного Мишку. Тут же нарисовался судья, наклонился к самому уху, сардельки губ зашевелились, наверное, мужчина что-то нашёптывал. Ведите себя прилично, как договаривались и как обещали. С такого расстояния не слышно, даже если орать во всё горло. Поэтому участники пользовались микрофонами, лапкой насекомого прилипшими к правой щеке и заканчивающимися возле губ.

Играя желваками, Костров отвернулся. Пытаясь успокоиться, начал рассматривать игровой стол: круглый и дубовый. Не удержался, с удовольствием провёл ладонями по изумрудно-зелёной, как первая листва, бархатистой на ощупь тканевой обивке. Закрыл глаза, пытаясь представить себя на берегу реки, несколько раз глубоко вздохнул, чувствуя, как успокаиваются нервы и выравнивается дыхание. Хорошо… Снова вернулся мыслями в студию.

Желая размять затёкшую шею, начал потягиваться. Поднял над головой руки, но вспомнил о камерах и лишь пригладил волосы. Не стоит привлекать к себе внимание.

Вместе с ним за столом сидели три молодых человека, три таких же охламона, решивших уцепить судьбу за яйца. Чувствуя, что начинает заводиться, Костёр не смог сдержать улыбки. Нет лучшего способа скрыть страх и волнение, чем заставить себя веселиться. Вот только знают ли противники, почему ему весело? Известно ли им, что он попал на шоу из-за неподчинения властям, и организации (вроде так звучало в заключительном обвинении) государственного переворота? И что играют они с опасным государственным преступником, изменником и предателем?

Да по любому…

Улыбка пропала.

Не самые весёлые обвинения, скорее наоборот, особенно после всего, выпавшего на его долю. Но самое удивительное… то ли из-за царящей в зале атмосферы, то ли из-за упёртого характера, Дмитрий сумел взять себя в руки и настроиться на игру. Не ради выигрыша, конечно (кого ты обманываешь?), просто по-другому не умел, раз уж сюда загреметь умудрился – дерись до последнего.

Итак… Четыре игрока (колода из тридцати шести карт) и четыре стола. Всего – шестнадцать человек, готовых лишиться конечностей. Шестнадцать мудаков, решивших бросить вызов судьбе. Разумеется, судьи. Возле Димки (прямо за спиной) – уже знакомый «Весёлый молочник». Ещё один – шоубизевый близнец – буравит взглядом с противоположной стороны.

Теперь игроки. По очереди. Слева, если верить бейджику – Сергей. Высокий (видел парня, до того, как уселся за стол) и светловолосый, с болезненно-бледным лицом и заметными язвочками угрей на коже. Впалые щёки, узкое и вытянутое лошадиное лицо, подозрительно блестящие глаза. На одного поэта похож, изображённого на стене школьного сортира. Даже одеждой: широкие светлые брюки, мягкие мокасины и мятая рубашка.

Поэт, значит.

Поэт, как окрестил его Дмитрий, встретился с Костром туманным взглядом, левое веко слегка дёрнулось, кадык, словно затвор автомата, тоже подпрыгнул вверх, и быстро отвёл глаза. Слишком быстро, словно в них таилась важная информация (секрет победы) и Костёр мог её увидеть. Ну да… а увидел Дмитрий красноту лопнувших сосудов, неприятную желтизну белков и расширенные пуговицы зрачков. Знакомая картина. Вкупе с нервно теребящими кончик уха пальцами и бусинками пота на лбу, репродукция усложнялась. Наркоманистый пейзаж. Интересно, что заставило такого прийти на игру? Прячется? Или жизнь потеряла остроту? В любом случае играть в таком состоянии – самоубийство.

Под потолком взорвалась шутиха. Гром, искры, яркие огни. На экране – красочный повтор.

Дмитрий до конца отклонился назад, чувствуя спиной приятную теплоту вельветового кресла, незаметно скосил глаза влево и посмотрел под стол, замечая нервное притопывание левой ноги Поэта. Ещё раз вгляделся в лицо бедолаги, решая про себя, что, скорее всего, с этой стороны проблем не возникнет. Посмотрел на беснующуюся толпу, читая имена на плакатах (многие зрители, размахивая перед собой, держали транспаранты в руках), и не удивился, прочитав своё имя. Криво улыбнулся: игра жила по своим законам, и его согласия никто не спрашивал. Подумал и в сомнении качнул плечами: почему бы и нет? Если кому-то хочется сделать ставку и выиграть – пожалуйста, пускай порадуется перед смертью.

Интересно, возникла дурацкая мысль, повлияет на его игру поддержка совершенно незнакомых людей? Болельщиков грёбаных. Ну как у спортсменов, например, когда подбадривают, им это вроде как помогает; или он будет испытывать чувство вины, в случае потери лузерами последних сбережений?

И правда, дурацкая мысль.

Никакой вины он испытывать не будет. И по той же причине, по какой никто из болельщиков не станет оплакивать его руки.

Суки они все…

Дмитрий перестал хмуриться и посмотрел направо (всё равно на спинку облокотился), с грустью разглядывая до блеска начищенные чёрные кожаные ботинки, слишком прочные на вид, чтобы быть действительно хорошими и дорогими. Подумал, как, наверное, жарко их обладателю, и понадеялся, что тот не разуется. Окинул взглядом идеально выглаженные чёрные брюки, с едва заметной внизу более тёмной полоской: похоже, совсем недавно штанины распороли и развернули, делая длиннее.

Маловат костюмчик…

Димка попытался припомнить, одевал ли сидящий справа очкастый брюнет свой шитый в прошлом десятилетии пиджак. Вспомнил: не надевал. Сначала мял холстину в руках (всё-таки жарко), потом повесил на спинку кресла. Наверняка одолжил костюм у знакомых, или достал свой, пылившийся в дальнем углу шкафа ещё с выпускного. Значит, нужда… К тому же по виду – Диман посмотрел на бейджик и прочитал «Пётр» – вылитый отличник: тяжёлые очки с толстыми линзами, прилизанные жёсткие волосы и плюмбум гладко выбритых щёк. Из кармана пиджака выглядывала дешёвая шариковая ручка с прозрачным колпачком. А в другом кармане топорщился платок. С завёрнутыми внутрь соплями.

Дмитрий не выдержал (даже самое удобное кресло не спасало от усталости), привлекая к себе внимание сразу всех игроков, с чувством потянулся. Хорошо… Но про себя усмехнулся: уставились… Вот и поволнуйтесь, понервничайте. То ему плохо, и он бледный, как поганка, а то спокоен, как удав в городском зоопарке, чудом выживший на казённых харчах шланг-змеюка. Похудевший только и уставший, хотя, в отличие от террариумного гада, кормили его неплохо.

Удав – Горыныч…

Почему-то стало тошно, а в голове всплыл последний разговор с Мишкой, последний – в смысле, перед игрой. В студии особо не пооткровенничаешь, это не дома, да и там, как оказалось, за ними следили. Теперь же вообще нельзя слова лишнего сказать, и вопрос, наверное, должен звучать по-другому: не «что нельзя», а «что можно». Ответ, естественно, «ничего». Кроме одного: желания выиграть, победить, даже если в финале придётся сойтись с Аспирином. А если честно, именно из-за этого.

Настроение испортилось окончательно.

Димке снова захотелось обернуться, уставиться в запавшие серые глаза, махнуть товарищу рукой. Костров начал поворачиваться, рука двинулась вверх… остановилась. Нет, нельзя. Мишка теперь не друг, и не партнёр. Он теперь – противник, и вести себя надо соответственно.

Попробуй, скажи это сердцу!

Ему не прикажешь, странную мышцу можно лишь постараться на время не слушать. Что будет с сердцем, если друг лишится рук, а затем и жизни, Диман не хотел думать. Если сделать правильно – все останутся живы.

Разглядывает, предупредил внутренний голос. Давно и внимательно.

Прекращая в задумчивости изучать бахрому покрывала, Дмитрий перевёл взгляд на последнего противника, небрежно развалившегося в кресле с другой стороны стола. Молодой человек посмотрел в ответ: без страха, внимательно, так же, как смотрел всё время до этого, но и немного по-другому.

Костёр вгляделся в зелёные глаза, чувствуя: разгадка поможет выиграть. Одна деталь, пустяшный штрих… может быть, вызов? Ему, другим противникам, если не всему человечеству сразу?

Точно матёрый, встретивший на своей территории неизвестного хищника, зверь, Костёр щурился на игрока, пытаясь найти слабое место.

Ну же…

Есть!

С трудом выдерживая ледяной взгляд, внезапно догадался, с кем придётся сразиться. Профессиональный игрок. Тот самый засланный казачок, играющий, чтобы выиграть. Вернее, чтобы остальные – проиграли. Поэтому и не волнуется. За себя, свою семью и ловкие руки, знает: рук не лишится.

Поддержат, окажут посильную (смешно: любую, я бы сказал) помощь.

Интересно, возникла другая мысль, не для тебя ли или твоих нанимателей предназначались те генераторы? Наверняка… родной ты мой, сладкий…

Зеленоглазый, наконец, не выдержал и отвёл взгляд.

Недолго девочка ломалась…

Диман едва заметно улыбнулся, представляя, каким его видят окружающие: легкоатлет в конце дистанции. Измученный худой детина с широкими плечами, наждачкой небритого подбородка и пеплом поседевших, успевших отрасти волос. С запавшими от бессонных ночей, горящими, точно в лихорадке, глазами. Бегун на длинные дистанции в рваных джинсах и грязных кроссовках, и выцветшей чёрной майке с неприличной надписью на спине. Не бегун, а отморозок, к тому же и официально заявлен, как враг государства…

Костёр продолжал кривить в подобии улыбки губы. Сам он себя отморозком не считал (уже нет), но очень походил на него внешне. Поэтому и переодеваться не стал, дез-ин-фор-ма-ци-я, как сказал бы отец.

Дмитрий окинул взглядом накачанную, но при этом изящную и немного женственную фигуру Казачка, оценил выступающие из-под фирменной майки мышцы. Пригладил волосы, в голове снова стало проясняться, облизал пересохшие губы, замечая недвусмысленный интерес мужчины. Мысленно усмехнулся: «Нравится»? Глаза выхватили имя, и мысль потерялась: «Денисом зовут, как напарника на работе». Значит, хочешь (снова эта мысль) поиграть? Поиграем… посмотрим, Дениска, на что способен, и сможешь ли дойти до второго тура.