Хирург. Бегун. Беглец Волгин Юрий
— Можно? — спросил он.
— Я знала, что ты придешь.
Лаура сидела к нему спиной в полумраке перед зеркалом и красила ногти бордовым, резко пахнущим лаком. На ее тонких пальцах они смотрелись шикарно.
Странник неловко стоял в проходе, не решаясь войти.
— Между нами пробежала искра — так говорится в женских романах. Я сразу это почувствовала. Там еще что-то красивое про глубины естества говорится, я точно не помню, но книжки хорошие, добрые.
— Странно, я вроде ничего не ощутил.
— Все мужчины одинаковые. Да ты проходи. — Девушка улыбнулась, глядя на него в зеркало.
Он вошел и уселся на разобранную кровать. Туда, куда сутки назад сел Бородин.
— Что ты делаешь? — спросил странник.
— Придаю себе сексуальный вид, чтобы оправдать статус королевы местной помойки. Тебе нравятся девушки с яркими ногтями?
— Не знаю. У тех, с кем я встречался, были обычные ногти.
— О, тогда я поздравляю тебя с открытием — иногда девушки делают странные вещи, чтобы понравиться мужчинам.
— Например, мажут ногти жутко вонючей краской?
— Да. — Лаура растопырила пальцы и подула на левую руку.
— Кому же ты хочешь понравиться?
— Тебе, сладкий.
— С чего бы? — удивленно спросил Густав.
— Говорю же, ты мне сразу понравился. Симпатичный. И тело хорошее. Можно даже сказать, что я немного влюбилась.
— Да ладно. — Странник смущенно хмыкнул.
— Не веришь — не надо.
— Но ты даже имени моего не знаешь.
— Зачем оно мне? Я все равно не запомню.
— Как это?
— У меня плохая память. Через неделю я буду помнить только о том, что ты был во мне. А через месяц и вовсе тебя забуду.
— Был в тебе? — растерянно повторил Густав. — Стоп! Я же не об этом. Я о том, что как это ты меня забудешь, если влюбилась? Когда люди испытывают друг к другу подобные чувства, то их нелегко забыть.
— Ты путаешь, сладкий. — Лаура осторожно потрогала лак и, убедившись, что он высох, принялась красить ногти на правой руке. Это получалось у нее намного медленнее.
Густав оглядел ее взрытую, словно море в шторм, кровать и подумал, что совсем недавно эта сумасшедшая кувыркалась здесь с пиратом, делая все, что он пожелает, и чуть больше, а вот теперь говорит ему, что влюблена.
Врет? А какой ей смысл врать?
Странный народ женщины.
— Что я путаю, по-твоему? — спросил Густав.
— Слова. Любовь и влюбленность. Любить можно, но это редкое чувство, редчайшее, как чистый сортир. Любовь существует для особых, необычных людей. А влюбляться можно направо и налево. Хотя я не сказала бы, что ты обычный. Ты мне нравишься, даже очень. Но это не любовь, извини, если обидела.
— Чем ты могла меня обидеть? Я просто был в небольшом замешательстве, теперь-то все понятно.
— Вот и хорошо, сладенький. Как насчет того, чтобы трахнуть меня?
Странник поперхнулся и глупо заулыбался:
— После всего, что было, причем не между нами?
— А что именно?
— Пираты, стрельба, убийство, кровь. Тебе что, абсолютно все равно?
Лаура развернулась, сидя на стуле, и раздвинула ноги. На ней была надета короткая юбка, черные чулки с широкой резинкой и больше ничего. Странник мельком глянул туда, куда следовало не только смотреть, и быстро поднял глаза.
— Смущаешься, сладкий? Это хорошо. — Лаура помахала обеими руками, а затем подула на них.
— Я обычно смущаюсь, когда мне неловко, — сказал странник. — А вот ты, видимо, нет.
— Незачем смущаться естественных вещей, — просто сказала девушка.
— Смерти, например?
— Да, это тоже естественно. Тот парень, пират, сам виноват. Ты же не хотел его убивать?
— Не хотел. — Густав опустил голову, с трудом вспоминая выстрел, вероятно спасший жизнь и ему, и бегуну.
— Вот и славно. Ты не убийца, ты жертва обстоятельств.
— Но это не так!
— Так.
Лаура оттолкнулась от пола и подъехала на роликах стула ближе к страннику, закинула ноги на кровать. Она положила руки на плечи Густаву, попутно любуясь своими ногтями, и сказала:
— Все попадают в передряги. Ты хороший человек.
— Ты видела, что я сделал с другим пиратом.
— Раскрошил ему рот?
— Именно.
— Но ты мог бы этого не делать, расскажи он тебе все, что нужно?
— Но он не рассказал! И мне пришлось превратить его зубы в кашу.
— Вот именно, потому что он — плохой человек, — уверенно произнесла Лаура. — Он заслужил.
— А я, стало быть, хороший.
— Ты еще заплачь! — Лаура убрала волосы со лба странника и поцеловала его.
Он замер, впитывая нежное прикосновение ее мягких губ.
— Не надо. Я… Я пришел просто поговорить с тобой. Мой друг, Руслан, спит. Ты тут, похоже, самая адекватная.
— Поговорить о чем? О том, что ты сделал? Ты не жалеешь об этом, но хочешь найти оправдание. И еще хочешь трахнуть меня.
Лаура подвинулась ближе, и Густав ощутил сладкий аромат вымытого тела. Десять банок сгущенного молока можно, не думая, отдать за такое. А то и двенадцать. Он глубоко вздохнул и отстранился как можно дальше.
— Я пришел поговорить, — твердо повторил странник.
— Ну так говори! — воскликнула Лаура. — Дело разговору не помеха.
— Послушай! — Густав перехватил ее руки, уверенно двинувшиеся к его ремню. — Тебе никогда не хотелось отсюда выбраться?
— Зачем? — Лаура замерла, прекратив попытки расстегнуть пряжку.
— Чтобы не заниматься тем, чем ты занимаешься.
— Это естественно, сладкий, разве не помнишь? По-моему, я тебе говорила об этом три минуты назад.
— Естественно заниматься сексом со всеми подряд под присмотром отца с матерью?! Прости, но я не могу этого понять. Ты умная, сообразительная, красивая, как можно тратить свою жизнь на это?
— У тебя найдутся иные варианты растрат?
— Конечно же!
— Например?
— Например, уйти отсюда к чертовой матери.
— Это единственный вариант, сладенький. И как ты думаешь, сколько времени я продержусь вне дома одна? День, неделю, месяц? Через сколько меня изнасилуют дикари? Как долго ждать момента, пока не поймают мутанты, не четвертуют и не съедят? Тебе легко говорить, у тебя есть пушка и корабль, но что делать мне?
— Бороться.
— Бороться?
Лаура резко двинулась вперед, соскочила со стула и оседлала странника. Он упал на кровать.
— Как ты считаешь, у меня хватит сил бороться?
— Наверное. Но есть лучший выход: ты можешь найти общину, где тебя не будут эксплуатировать, как резиновую куклу.
— Где же я ее найду? Если бы все было настолько легко, как ты описываешь, меня бы давно и след простыл! Но это невозможно. Я уже привыкла. Я сдалась.
— Неужели никто ни разу не хотел забрать тебя отсюда?
Лаура задумчиво заправила за ухо выбившийся локон.
— Был один. Симпатичный.
— И?
— Я отказала.
— Почему?!
— Он был бесперспективным. Ходоком. Без корабля. Путешествовал по миру в одиночестве. Что бы я приобрела, уйдя с ним? Только все бы потеряла. Он жил у нас целую неделю, все меня уговаривал. Я отказывалась.
— А потом?
— А потом он начал уговаривать мою сестру. Видимо, любовь у него новая к ней возникла, как ты говоришь. Пришлось пожаловаться отцу, и он его выгнал, когда у бедняги кончились средства на оплату жилья.
— Лишь когда кончились?
— Да. Агний не упустит своей выгоды.
— Это не то, — сказал странник. — Ты ему нужна была в том качестве, в каком находишься и здесь.
— Шлюхи? Ну да. А ты, что ли, меня забрать хочешь, сладкий? В другом качестве, типа художницы или ассистента, а?
— Я могу тебе помочь. Отвезти подальше отсюда. Знаешь, — Густав прикрыл глаза и тут же почувствовал на шее теплое дыхание Лауры, — однажды я уже пытался изменить жизнь нескольких людей. Вырвать их из болота. Но никто из них не пошел вслед за мной, у всех находились причины. Вот и у тебя тоже.
— Может быть, дело в том, что ты другой?
Настойчивые пальцы пролезли под футболку и теперь блуждали по телу Густава.
— Я такой же, как и все, я — человек.
— Не согласна, сладенький. Ты привык смотреть на вещи под одним углом, не принимая во внимание тот факт, что у других есть свои углы и правила. Ты эгоист. И это мне нравится. Во всяком случае, сейчас. Эгоисты сладкие на вкус.
Звякнула пряжка ремня, и прошелестела молния. Густав задрожал.
— Я постоянно хочу сделать что-то хорошее, — сказал он. — Но у меня не выходит.
— Неудивительно. Разве можно сделать в плохом мире что-то хорошее? Не смеши меня.
— Почему нет?
— Потому что, что бы ты ни создавал, находясь по горло в дерьме, оно все равно в нем запачкается. Можешь высекать шикарные статуи из белого мрамора, толку-то?
Футболка, снятая через голову, на мгновение закрыла лицо Густава, погрузив его в кромешную тьму. Он чуть приподнялся, подняв руки, и Лаура швырнула его одежду на пол.
— У тебя много шрамов, — прошептала она. Ее палец следовал по телу странника замысловатым маршрутом, прокладывая кольцевые возле сосков и пупка, закладывая извилистые виражи возле старых и свежих ранений и просто прочерчивая прямые вдоль ребер, заставляя Густава слегка улыбаться от щекотки. — Кто-то причинял тебе боль всю жизнь, сладенький.
— Это всего лишь раны. Но…
Густав замолчал, когда палец Лауры замер на его правом плече и ее ноготь слегка надавил на широкий и короткий белый шрам.
— Всего лишь? — спросила Лаура. — Ведь ты вспомнил сейчас что-то, когда я нажала на эту кнопку, сладенький, расскажи.
— Это был странник, — неохотно произнес Густав. — Мы не поделили с ним магазин. Мне тогда стукнуло лет пятнадцать, а ему было больше тридцати. Я пытался урегулировать все на словах и победил, по-настоящему победил его, потому что он был тупым и агрессивным. Я думал, что слова много значат в нашем мире. И повернулся к нему спиной. А он…
Странник рукой прижал ладонь Лауры к шраму. Она закусила губу и тяжело задышала, слегка вращая бедрами.
— Он всадил мне крюк в плечо. Исподтишка. Я думал, что он мне руку вырвет.
— И как ты ответил? Сделал ему что-то хорошее?
— Сначала я прострелил ему ногу. Потом яйца. Потом плечо. И…
— Голову?
— Нет. Я оставил его умирать, — сказал Густав.
Бедра Лауры двигались все быстрее, и она прижималась к вздувшейся плоти странника с удвоенной силой.
— И ты веришь, что поступил неправильно?
— Говорю же, это в прошлом. Но я бы предпочел, если бы он тогда послушался меня и просто отвалил. Законченные идиоты представляют угрозу не только для себя, но и для других.
— Это был единственно верный вариант. — Лаура лизнула шрам странника и заскользила в направлении его уха.
— Да. Других просто не было.
— И он бы не изменился в лучшую сторону, если бы ты хоть на собственной спине вывез его куда-то в другую жизнь. Ведь он сам был странником, властелином своей судьбы. Все, что происходит в этом мире с людьми, зависит не от тебя, а от самих людей. И ты можешь помочь только себе.
— Но я… О, боги!
Раскаленный влажный язык девушки проник в ушную раковину, и странник вытянулся в струнку, ощущая непомерную, каменную напряженность внизу живота.
— Помоги себе сам, и жизнь наладится. Не думай о других, сладенький, век короток. А у тебя, как ни у кого другого, есть шанс его продлить. Не стоит тратить силы на то, чтобы пытаться изменить жизнь таких людей, как я. Мы не хотим изменений.
— Наверное, не стоит, ты права. — Сейчас Густав мог согласиться с любыми доводами Лауры.
— Тогда постарайся сделать мне хорошо этой ночью. И я в долгу не останусь.
Странник кивнул, гладя аккуратную, очень упругую и нежную грудь девушки. Когда она успела раздеться? Когда успела снять с себя все, кроме… Густав приоткрыл один глаз: кроме чулок?
Его одежда упала на пол.
Лаура приблизила к нему лицо.
— Только не целуй меня в губы, — сказал странник.
Глава 32
Бородину связали руки впереди, дали два «холодных» пакета для компресса и уложили на кушетку в корабле Густава. Бегун с Гексом должны были отправиться в пиратском корабле.
Во избежание неприятных сюрпризов Руслан тщательно обшарил кабину и салон. В кораблях обычно много потаенных местечек, и постороннему человеку их не отыскать. Руслан все же потратил полчаса на то, чтобы буквально обнюхать всю машину Гекса от пола до потолка. Два других пиратских аппарата остались в гараже «Белого шторма», но не потому, что так решил странник, а потому, что управлять ими было некому.
Странную четверку из двух пиратов, странника и бегуна поздним утром провожали хозяин, стоявший поодаль, у входа в гостиницу, и Лаура.
Странник старался избегать ее, так как Агний буквально обжигал его взглядом. Чтобы ни думал Густав, все же хозяин в некотором роде переживал за дочь. По-своему, морально уродливо, но переживал, как отец и родитель, этого у него было не отнять.
И странник, ставя себя на его место, держался от Лауры на расстоянии, взяв на себя все хлопоты с погрузкой и организацией их небольшого каравана.
Но, когда посадка закончилась, девушка, выбрав момент, прильнула к нему, обняла и прижалась к нему всем телом.
— Это тебе, сладенький. — Лаура протиснула кулачок между своей грудью и грудью странника, стараясь, чтобы никто не увидел, и разжала его.
— Что это? — спросил Густав.
— Подарок.
Странник двумя пальцами взял предмет с ладони Лауры и расправил его — им оказались ее полупрозрачные трусики.
— Я не каждому такое дарю, сладкий. Это знак внимания. И симпатии.
— И влюбленности?
— И ее тоже, — согласилась девушка. — Когда ты вернешься, просто покажи их мне, и я тебя вспомню.
— Зачем?
— Как это зачем? — удивленно спросила Лаура. — Чтобы не платить. У нас все будет по любви, бесплатно.
— А без них ты меня не вспомнишь?
— Нет, я же говорила, у меня плохая память. — Лаура чмокнула странника в подбородок. — Завтра я забуду цвет твоих глаз, через неделю — черты лица. Через месяц — про нашу встречу.
— Ты специально это сделаешь?
— Да нет, просто так само получается.
Густав кивнул и засунул трусики в задний карман джинсов.
— Скажи, именно это тебе помогает?
— О чем ты?
— О памяти. Ты все забываешь, и это помогает тебе нормально жить?
Лаура опустила глаза:
— Тебе уже пора, сладенький.
— Не уходи от ответа! — Странник легонько встряхнул девушку.
— Почему ты меня все время спрашиваешь об этом?
— Потому что мне это важно!
— Важно что? Какая тебе разница, как я живу? Мы все выяснили вчера, папочка.
Странник наклонился и прошептал Лауре на ухо:
— Представь, что я ищу источник вечного счастья и, глядя на тебя, осознаю, что практически нашел его, но спешу проскочить мимо на всех парах.
Лаура поежилась и засмеялась, втянув голову в плечи:
— Щекотно!
— Ты опять увиливаешь? — спросил Густав.
— Нет. — Девушка потерла ухо и улыбнулась. — Это не счастье, странник, ты ошибся.
— Почему?
— Потому что плохое забывать нельзя. Потому что, если ты забудешь обиду, с тобой будут делать это снова и снова. Снова и снова. Пока ты не сдохнешь. А мало кто хочет сдохнуть, сладенький.
— Понимаю.
— Ни черта ты не понимаешь. Это твоя самая главная проблема, да? — Лаура залезла рукой в задний карман Густава, не тот, где лежали трусики, а свободный, и сжала его ягодицу.
— На этот раз ошибаешься ты. Я знаю больше, чем кто бы то ни было, — твердо сказал странник и высвободил руку девушки.
— Ты только не злись, сладенький, ты знаешь, но не понимаешь. И не надо спорить со мной. — Лаура приподнялась на цыпочки и поцеловала Густава в губы.
Он облизнулся и хотел что-то сказать, но девушка остановила его.
— Иди, — сказала она. — Я уже начинаю забывать тебя, сладенький.
— Меня зовут Густав, — сказал он с улыбкой.
Лаура пожала плечами, отвернулась и направилась к «Белому шторму». Агний обнял ее, поправил перекрутившиеся бретельки платья и повел в гостиницу.
Из пиратского корабля, черного и жутко грязного, высунулся бегун и крикнул:
— Поехали?!
— Да. — Странник кивнул, стер с губ поцелуй и запрыгнул в машину.
Бородин встретил его тяжелым взглядом заплывших глаз, в которых, словно в отражении лазерных CD, мелькали ненависть и страх. Но Густав не обратил на него внимания. Вернее, сделал вид, что не обратил.
Вообще, ему почему-то вдруг стало ужасно неловко перед Бородиным, словно наутро отличному парню, примерному школьнику, который однажды напился и хорошенько отделал хулигана, мешавшего ему жить, удивив и окружающих, и, в первую очередь, себя, потому что не знал до этого момента, сколько силы кроется в его кулаках.
Странник не мог подозревать, конечно же, что чувствуют в подобных ситуациях школьники, но он видел достаточно фильмов о добре и зле. Некоторые аспекты подобного рода кино казались ему смешными и надуманными. Взять хотя бы бесконечные улыбки, мелькающие на экране. Казалось, что в прошлом мире улыбались все и всегда. Шлюхи, когда их били битой, водители, когда их кто-то подрезал, продавцы, когда у них покупали жвачку и рулон туалетной бумаги, и так далее. Исключений не существовало.
Наверное, в прошлом мире легко вычислялась степень возмущения человека, думал странник. Нет улыбки, значит, нужно опасаться. Значит, перед тобой плохой парень и тебе грозит опасность!
Но теперь люди задействовали лицевые мышцы лишь тогда, когда это было действительно необходимо. Теперь люди редко улыбались, стали честными и очень суровыми. И общались друг с другом без мнимого, наносного дружелюбия.
Густав вывернул колеса и махнул рукой, хотя его никто не видел и уж точно никто не улыбался на прощание.
Они покинули «Белый шторм».
Им предстояло проехать совсем немного до места встречи с кукловодом — он назначил встречу с пиратами рядом с гостиницей. Время тоже было оговорено заранее. Гекс сказал, что никаких договоренностей по поводу того, кто будет отдавать очиститель, не было. И Бородин это вроде бы подтверждал недовольным мычанием. Это играло на руку страннику, потому что лишние объяснения в мире без фальшивых улыбок приводили к тому, что тебя не слушали, а всаживали пулю в лоб, забирали все, что можно забрать, и катились дальше.
Гекс сказал, что ехать им нужно до «паруса», как он выразился, а затем свернуть. «Парусом» оказался старый рекламный щит на обочине. Но вместо предложения чудодейственного стирального порошка или выгодного кредита на его металлической раме были натянуты человеческие кожи. И когда дул ветер, они выгибались, совсем как настоящий морской парус. Гекс уверял, что висит эта штука давно, уже лет пятнадцать. Возможно, пираты соорудили ее просто для смеху.
У странника, когда он увидел щит, на этот счет родилось другое мнение, но он не стал его озвучивать, лишь подумав, что у мутантов с Той стороны пограничья есть подражатели или последователи на Этой стороне.
Миновав «парус», Густав свернул с шоссе и практически сразу остановился. Впереди, перегораживая заросшую травой грунтовую дорогу с приличной колеей, стоял большой корабль кукловода. Он выглядел даже хуже, чем представлял себе странник, и имел два уровня — наверху было приспособлено что-то вроде капитанской рубки, грубо сшитой из гнутых листов железа. Из этой конструкции торчала телескопическая дуга, на конце которой болталась высушенная голова мутанта.
Корабль кукловода покачнулся, дверь распахнулась, и наружу выбрался его владелец. В одной руке он держал внушительных размеров револьвер, а в другой — птичью ногу, с которой обильно капал жир.
Его лицо было таким, как и описывал Гекс, его тело действительно покрывали лиловые шрамы, похожие на следы от какой-то божественной сварки, а не на хирургические швы.
Несмотря на жару он был одет в свитер с высоким горлом и кожаный плащ неопределенного цвета, довольно длинный, но при высоком росте кукловода едва достававший ему до колен.
Щурясь от солнца, он дожевал мясо, смачно откусил мягкую часть косточки, отбросил остальную часть в сторону и тщательно вытер руку о плащ.
Было очевидно, что он совсем не боится двух остановившихся неподалеку кораблей. Да и чего ему бояться, он заключил выгодную сделку! Страннику тоже незачем убивать кукловода, ему нужна информация о беглеце. И за эту информацию он без проблем отдаст очиститель.
Странник заглушил двигатель, посмотрел на уткнувшегося в стенку Бородина и сказал:
— Лежи и не дергайся, понял? Если что — попрощаешься с той хреновой жизнью, что у тебя осталась. Будешь вести себя как следует — отпущу. Понял?
Тишина.
— Значит, понял.
Густав засунул за ремень пистолет, еще раз глянул в окно. Кукловод неподвижно стоял у своего корабля.
Тогда странник нажал на гудок и неторопливо, сохраняя достоинство, вышел под яркие лучи солнца.
Читать бесплатно другие книги:
