Рука мертвеца Мартин Джордж

© Самухин А., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

* * *

Понедельник, 18 июля 1988 г.

5.00 утра

Деревья колыхались, хотя ветра не было.

Он не знал, ни сколько он шел, ни как он попал в это место, но он был здесь, один, и был испуган. Была ночь, и она была длиннее и темнее всех тех, что он когда-либо видел. Лунный свет изрисовал пейзаж серыми и черными тенями, но луна неприлично распухла, окрасившись при этом в цвет протухшего мяса. Он взглянул на нее, и в один кошмарный момент она, казалось, запульсировала. Он понял, что больше смотреть нельзя. Что бы ни случилось, больше на нее смотреть нельзя…

Он шел. Шел и шел. Серая тонкая трава, казалось, прирастала к его голым ступням с каждым шагом, норовя запустить скользкие усики между пальцами. А деревья колыхались. Колыхались без ветра. Длинные безжалостные ветви, лишенные листьев, скручивались и изгибались при его приближении и нашептывали тайны, которых он не хотел знать. Остановись он на мгновение, он бы услышал их явственно, он бы понял. И тогда, конечно, безумие. Он шел.

Под этим сладковато-болезненным лунным светом неодушевленные предметы просыпались и двигались. Широкие кожистые крылья ударяли о воздух, наполняя ночь запахом разложения. Силуэты сухопарых пауков, гнилых, покрытых чешуйками проказы, скользили между деревьями как раз за пределом видимости, лапы их мягко шелестели при движении. Они были невидимы, но всегда были неподалеку. Однажды протяжный низкий стон огласил окрестности, становясь все громче и громче, пока даже деревья не застыли в молчании и страхе.

А потом, когда чувство страха стало настолько густым, что им, как он подумал, можно поперхнуться, впереди он увидел павильон метро.

Павильон стоял посреди леса, облитый этим проклятым лунным светом, но он знал, что это здесь как-то уместно. Он побежал. Казалось, он двигался медленно, как будто каждый шаг длился вечность. Медленно вырос вход в павильон. Ступени спускались в темноту, изношенные перила, знакомые указатели; они звали домой.

Наконец он достиг верха лестницы, как раз когда уже был не состоянии более бежать. Позади слышались звуки, но он не осмелился оглянуться. Ослабевший от облегчения, он устремился вниз по ступеням, держась за перила. Спускался, как казалось, долго. В темной пропасти, глубоко под ним, громыхали поезда. Он все спускался. Теперь он опять мог ощущать страх. Ступени закручивались в спираль, уходя все глубже и глубже.

Затем под собой он заметил другого пассажира, который тоже спускался. Он побежал быстрее, голые ступни шлепали по холодному камню, вокруг и вниз, и опять он увидел того, крупного мужчину в тяжелом черном пальто. Он попытался окликнуть его, но здесь, в этом месте, голос пропал. Он побежал еще быстрее. Он бежал, пока ноги не начали кровоточить. Ступеньки сильно сузились.

Кончились они внезапно, и он вступил на длинную узкую платформу, подвешенную над бескрайней чернотой, над поглощающей весь свет тьмою. Другой стоял на платформе. В его пропорциях было что-то странное, что-то беспокоящее ощущалось в том, как он там стоял, сгорбленный и молчаливый. Тут он повернулся, и Джэй увидел его лицо, бесформенный белый конус, оканчивающийся мокрым красным отростком. Это существо подняло голову и начало выть. Джэй закричал…

…и проснулся, дрожа, в темной, пахнущей мочой комнате.

«Черт побери», – пробормотал он. Сердце стучало как рок-барабанщик в ударе, белье пропиталось потом, и он замочил постель. Плохи дела.

Джэй потянулся включить светильник, свесил с кровати ноги и сел, ожидая, когда уйдет кошмар.

Он казался таким реальным. Но это всегда. Этот проклятый кошмар был при нем с детства. Когда он начал дважды в неделю просыпаться, крича от ужаса, родители убрали Г. Ф. Лавкрафта[1] с книжной полки и выбросили его драгоценную коллекцию комиксов от E. C. Comics[2]. Это не помогло, сон остался с ним. Иногда он пропадал месяцами. Затем, когда Джэй думал, что избавился от него навсегда, возвращался во всем неистовстве, появляясь ночь за ночью. В этом году ему исполнится сорок пять, а сон был таким же живым, как в первый раз.

Всегда одно и то же: долгий путь через кошмарный лес, павильон метро в старом Нью-Йорке, бесконечный спуск под землю и под конец конусоликое существо на платформе. Иногда после пробуждения Джэй думал, что во сне было что-то еще, какие-то забытые части, но так ли это, ему знать не хотелось.

Джэй Экройд зарабатывал на жизнь частным сыском. У него было здоровое почтение к страху, который раз или два спас ему жизнь, но его нелегко было испугать, по крайней мере наяву. Но был у него один тайный страх: что однажды ночью он окажется на той платформе, конусоликое существо обернется, поднимет голову, завоет… а он не проснется.

«К черту извинения», – вслух сказал Джэй.

Он посмотрел на часы. Пять минут шестого утра. Нет смысла ложиться спать снова. Он должен быть в «Хрустальном дворце» менее чем через два часа. Кроме того, после одного из этих снов ничто, за исключением остановки сердца, не смогло бы его заставить снова закрыть глаза.

Джэй убрал постель, сложил простыни, одеяла и свое нижнее белье в корзину, чтобы при первой возможности отнести к стиральному автомату. Следующую неделю или две он будет спать на простынях «Хрустального дворца» столько, сколько будет продолжаться работа на Хризалис. Он отчаянно надеялся, что кошмар уйдет на какое-то время. Он полагал, что Хризалис вряд ли сильно испугается, узнав, что ее нового телохранителя мучает возвращающийся кошмар, настолько его ужасающий, что он мочится в постель. Особенно если она в постели, им увлажняемой. Джэй клеился к Хризалис уже несколько лет, но она не уступала его чарам. Он надеялся, что это его шанс. Тело ее такое живое. Сквозь прозрачную кожу видны кровь, струящаяся по венам, призрачное движение угадываемых мускулов, видно, как работают ее легкие под ребрами грудной клетки. И у нее великолепные сиськи, хотя большая часть их и не видна.

Он открыл окно, чтобы проветрить спальню, но воздух, поднимающийся по вентиляционной шахте в его квартиру на четвертом этаже в доме без лифта, был почти столь же зловонен, как и в комнате. Как следует вымочив себя в ванне на птичьих ногах, он вытерся пляжным полотенцем с вылинявшим изображением пингвина Опуса[3].

Джэй нашел чистые трусы в верхнем ящике комода. Черные носки во втором ящике. Затем подошел к платяному шкафу и осмотрел костюмы. Он обладал классным, по моде, помятым белым льняным костюмом, угольно-серой тройкой от братьев Брукс и синим с белой полоской костюмом из Гонконга, тщательно подогнанном по его фигуре. Все три предоставил ему Хирам Уорчестер. Хирам всегда настаивал, чтобы Джэй был получше одет. К нему будет больше уважения, обещал Хирам. Его заметят. Может быть, у него появятся девушки. Насчет девушек звучало соблазнительно, но у Джэя их не было. «Хирам, – объяснял он, – я частный сыщик. Сижу в припаркованных машинах и в закусочных. Щелкаю полароидом через окна мотелей. Подкупаю швейцаров и прячусь в кустах. Я хочу, чтобы меня не замечали. Если кто-то будет шить костюмы под цвет обоев в отелях «Холидэй-Инн», я куплю шесть штук». Но на каждое Рождество Хирам дарил ему еще один чертов костюм.

Похоже, будет жара. Джэй выбрал белую рубашку с короткими рукавами и пуговицами на воротничке, темно-коричневые слаксы под цвет волос и желтовато-коричневый блейзер. Без галстука. Галстуки он ненавидел.

7.00 утра

Бреннан проснулся от долгого сна без сновидений, как только луч восходящего солнца просочился через окно и коснулся его лица. Дженифер Мэлой перевернулась и что-то пробормотала, когда он бесшумно выскользнул из-под покрывавшей их футон[4] простыни и прокрался к стулу, на котором была разложена его одежда. Он надел шорты, утболку, кроссовки и тихонько направился к открывающейся наружу задней двери.

Солнце взошло, земля наполовину проснулась, мокрая от росы, ожившая запахами чистого деревенского утра. Бреннан глубоко вздохнул, наполняя легкие чистым воздухом, и потянулся, готовя тело к ежедневной пробежке.

Пробежав перед каркасным домом, построенным в виде буквы «А», и перейдя на посыпанную гравием подъездную дорожку, пошел мелкой рысцой. Достигнув въезда на дорожку, повернул налево, распугав игравших на лужайке кроликов, миновал надпись, гласящую: «ЛАНДШАФТНЫЙ ДИЗАЙН И ПИТОМНИК АРЧЕРА». В начале наступившего нового прекрасного дня он чувствовал себя живым и чистым, в мире с самим собой и с окружающим.

После того как в третий раз на стук не ответили, Джэй вошел в «Хрустальный дворец».

Дверь была не заперта. Это его удивило. Да, она ждала его, но она ждала также и неприятностей. Иначе зачем же ей беспокоиться и нанимать телохранителя? Когда ждешь неприятностей, наверное, закрываешь двери. Джэй просунул голову в темный бар.

– Кто-то дома? – тихо позвал он. – Хризалис? Элмо?

Ответа не было. «Вот как хорошо», – пробормотал он шепотом. Неудивительно, что ей нужен телохранитель. Он хотел было включить свет, но одумался и подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Медленно из мрака стали проступать очертания знакомой комнаты. Стулья с прямыми спинками перевернуты на маленькие круглые столики. Вдоль одной стены стойка бара, за ней ряды бутылок перед длинным серебряным зеркалом. Кабинки вдоль прохода. А в глубине, чуть в стороне от всего остального, в отдельном алькове, старинный стол, за которым сама Хризалис вершила суд, потягивая свой амаретто.

На какой-то момент в утреннем полумраке Джэю показалось, что увидел ее, укутанную тенью, с тонким мундштуком из слоновой кости, зажатым между костлявыми пальцами, и дым лениво клубится по прозрачной плоти ее горла, когда она откидывает назад голову, чтобы улыбнуться.

– Хризалис? – тихо позвал он, медленно двигаясь по бару. Но когда он добрался до ее кресла, то увидел, что оно пусто.

Странный холодок прошел по коже.

Это был момент, знакомый Джэю Экройду.

Он не двигаясь постоял перед столом, прислушиваясь и вспоминая, что он знал о «Хрустальном дворце». Хризалис жила на четвертом этаже, в комнатах, заставленных дорогой викторианской мебелью.

Элмо, ее карлик-вышибала, жил на третьем этаже. Там же жил Саша, безглазый телепат, который присматривал за ее баром. Все комнаты для посетителей были на втором этаже. Там же был ее офис. Джэй решил начать с него.

Офис находился с задней стороны здания, под лестницей. В него вела деревянная, покрытая резным орнаментом дверь, открывающаяся круглой ручкой из хрусталя. Джэй достал из кармана мятый платок и осторожно, двумя пальцами, повернул ручку. Дверь открылась.

В комнате без окон стояла чернота, но Джэю не нужно было глаз, чтобы понять, что он найдет внутри. Смерть имеет свой запах. Тяжелый медный запах крови, потный дух страха, вонь дерьма. Ему уже случалось ощущать этот запах. Знакомые миазмы ждали его, и под всем этим запах ее духов.

– Черт тебя побери, – тихо сказал Джэй, ни к кому не обращаясь. Он протянул руку, в которой все еще держал платок, и нащупал выключатель.

Когда-то в этой комнате было свое очарование. Полированные полы из твердого дерева, роскошный восточный ковер, от пола до потолка книжные полки, заставленные первоизданиями в кожаных переплетах, солидный дубовый письменный стол возрастом постарше Джэя, большие кожаные кресла, выглядящие так, будто они из старейшего в мире мужского клуба.

Кресла были вдребезги разбиты, деревянные ножки переломаны и расколоты, обивка из мягкой кожи содрана и разорвана. Три высоких книжных шкафа были перевернуты, один разломлен надвое. Белесые обломки, острые как ножи, торчали из того места, где ранее соединялись две половины. Везде разбросаны книги.

Хризалис лежала на спине, распростершись на обломках разбитых кресел, под ней мешанина из кожаных подушек и сломанных ножек. На верхнюю часть ее тела, закрывая лицо, был опрокинут огромный дубовый стол. На ней были синие джинсы и простая белая блузка. Блузка была спереди забрызгана мелкими капельками крови. Левая нога была переломана в колене, и, прорвав ткань джинсов, высовывался красный зазубренный обломок берцовой кости. Джэй присел на корточки возле ее левой руки. Сквозь призрачные очертания сухожилий и нежную чистую кожу виднелись костяшки ее пальцев. Все пять были переломаны, безымянный в двух местах; ее прозрачная плоть наполнилась розовым сиянием от разорванных капилляров. Джэй вложил ее переломанные пальцы в свою ладонь. Слабое тепло еще жило в ней, но, даже пока он держал руку, тело успело остыть.

Через мгновение он отпустил ее руку и попытался снять с нее стол. Тот был тяжел. Он наморщился, толкнул сильнее и, хрипя от усилия, поднял его. Только когда стол был прислонен к стене, он опустил свой взгляд на Хризалис.

У нее не стало лица.

Череп был не просто разбит, он был уничтожен. Обивка на спинке стула стала липкой от крови. Мозговая масса комьями просочилась между разбитыми костями. Все было красным и мокрым. Небольшая лужица крови собралась под остатками стула, впитываясь в восточный ковер. Джэй взглянул вверх и увидел еще кровь, слабую ее струйку на передней стороне стола и внизу стены, вокруг электрической розетки. Узорчатые старинные обои, очень викторианские, были темно-пурпурного цвета; различить на них кровь было сложно, но ее капли там все же виднелись.

Джэй встал и постарался отрешиться от чувств. Он уже повидал достаточно трупов, более чем ему бы хотелось, и Хризалис уже очень давно начала играть в опасные игры. Она знала чересчур много секретов. Рано или поздно что-нибудь в этом роде и должно было случиться.

Он изучил положение тела, зафиксировал в памяти. Теперь это была не Хризалис, просто мертвая плоть, свидетельство. Увидев все, что ему было нужно, Джэй обратился к исследованию комнаты. Тут-то он и заметил маленький картонный прямоугольник, лежащий у ее левого бедра.

Он обошел вокруг нее и присел на корточки, чтобы получше рассмотреть предмет. Не притрагиваясь. Нельзя притрагиваться. На нем не было ни капли крови, и он лежал лицевой стороной вверх. Игральная карта.

Туз пик.

– Сукин сын, – произнес он.

Закрывая за собой дверь офиса, он услышал шаги на лестнице. Джэй прижался к стене и стал ждать. Секунду спустя в зал вошел стройный мужчина с тонкими усами. На нем были шлепанцы и шелковый халат, а там, где должны были быть глаза, лишь бледная кожа. Голова его медленно поворачивалась, пока не обратилась к тому месту, где в тени прятался Джэй.

– Я вижу твои мысли, Джэй-попугай, – произнес он.

Джэй выступил вперед.

– Саша, вызови полицию, – сказал он. – И не называй меня Джэем-попугаем, черт побери.

8.00 утра

Бреннан направился к холму, легко дыша и работая руками, взбежал вверх по крутому склону в конце пути, который вел его через лесистые холмы и покрытые росой луга. Он выбирал разные маршруты, но они всегда заканчивались немощеным проселком, слегка влажным и очаровательно извивающимся, возвращающим его на посыпанную гравием подъездную дорожку с плакатом «ЛАНДШАФТНЫЙ ДИЗАЙН И ПИТОМНИК АРЧЕРА» на въезде.

Дорожка эта вилась меж посадками, которые служили живой рекламой его ландшафтного искусства. Сначала был миниатюрный японский садик на холме в стиле цукияма[5], затем английская кустарниковая аллея и, наконец, традиционная клумба, засаженная двенадцатью разновидностями цветов двенадцати различных оттенков. Дорожка огибала клумбу и, пройдя за двумя оранжереями, одна для тропических, другая для пустынных образцов растений, вела к каркасному дому в форме буквы «А».

Пробежка закончилась мощным рывком, приведшим Бреннана на задний двор дома. Он потратил несколько минут на то, чтобы остыть и выровнять дыхание, затем принял удобную для медитации позу и принялся созерцать сад камней, расположенный на наклонной, покрытой гравием поверхности, волнистой, как если бы застыла вода, колыхаемая утренним ветерком. В гравий были погружены три каменные триады. Бреннан проводил так бессчетные часы, погруженный в омут медитации дзен, всматриваясь в камни, в отбрасываемые ими тени или в покрывавшие их узоры мха, после чего легко вставал, успокоенный, освеженный и готовый к предстоящему дню.

Он прошел в спальню, которая была скупо меблирована: футон на деревянном полированном полу, удобное кресло с торшером и столиком, заваленным книгами, большая плетеная корзина для белья. Дженифер уже встала. Из смежной со спальней ванной доносился шум душа. Бреннан скинул с себя пропитанную потом футболку и бросил ее в корзину, затем направился в комнату, которая сочетала в себе офис и гостиную. Включил телевизор, чтобы узнать утренние новости, и запустил компьютер, чтобы посмотреть расписание на сегодня.

Пока компьютер искал нужный файл, посмотрел телевизор. Большая часть новостей была посвящена съезду демократической партии, открывающемуся сегодня в Атланте. Хотя ничего существенного еще не случилось, но уже была непомерно раздутая аналитика и изобилие предсказаний.

Фаворитом был Грег Хартман, но ему предстояло побороться за номинацию, в особенности со своим непосредственным оппонентом в политической философии и в религии, преподобным Лео Барнетом.

Бреннан питал недоверие ко всем политикам, но если бы мог голосовать, то сделал бы выбор в пользу Хартмана. Этот выглядел честным и внимательным человеком, особенно по сравнению с демагогом Барнетом.

За Хартмана стояло много разных джокеров. Камеры репортеров демонстрировали панорамы общественных парков Атланты, заполненных тысячами людей, шумно демонстрирующих нации горячую поддержку сенатору.

Бреннан просмотрел несколько интервью с джокерами на улицах, затем приглушил в телевизоре звук и обратился к экрану компьютера. Он желал добра Хартману и поддерживающей его публике, но день уже входил в силу, и у него были свои заботы.

На экране возникло расписание, и оно сулило, что день будет заполнен. «Ландшафтный дизайн Арчера» был занят двумя делами. Бреннан занимался разбивкой на холме сада, в котором был цутаи очи, миниатюрный водопадик, журчащий в выложенном для него каменном русле, для только что переехавшего сюда жить японо-американского банкира, а еще он сооружал многоуровневый кустарниковый парк с рыбным прудом для живущего вниз по дороге доктора. Иоахим Ортиз, прораб Бреннана, должен был возглавить бригаду, работающую для доктора, а себе он возьмет другую работу. Японские сады были по его части.

Бреннан откинулся в кресле, все еще слегка удивляясь тому чувству удовлетворения, с которым он встретил наступающий день. Оставить разрушение и смерть и обратиться к простой деревенской жизни – лучшее, что он когда-либо проделал в жизни. Он ощущал чистоту, покой и удовлетворение впервые за много лет. Иногда его посещало чувство вины за то, что он оставил свою вендетту против Кина и общества «Тень кулака», но в последние несколько месяцев это чувство приходило все реже и было оно все слабее.

С полки для справочников он взял «Сакутейки», классический труд Ташибаны Тошусины по устройству садов, но перед тем, как просмотреть его в поисках идей для новой работы, взгляд его остановился на экране телевизора, заполненном картинкой, на которой была запечатлена хорошо ему памятная женщина. Он прибавил звук.

«…Загадочная женщина, о которой известно лишь ее имя, Хризалис, была обнаружена сегодня утром мертвой в офисе принадлежащего ей ночного клуба «Хрустальный дворец». Полиция пока что воздерживается от комментариев, но туз пик, найденный на ее теле, указывает, что убийство связано с творящим самосуд загадочным стрелком из лука, известным как Йомен[6], который ответственен по меньшей мере за пятьдесят смертей в 1986 и в начале 1987 годов».

Бреннан все еще сидел, уставясь в экран, когда в комнату вошла, неся две чашки чая, влажная после душа Дженифер Мэлой.

– В чем дело? – спросила она, увидев выражение на его лице. Что случилось?

Бреннан обернулся к ней, в глаза его вернулся холод, и лицо приняло обычную жесткость.

– Хризалис мертва.

– Мертва? – переспросила она, не веря.

– Убита.

– Как? Кем? – спрашивала Дженифер, опускаясь в кресло напротив него. Она протянула ему чашку. Он ее механически принял и отставил в сторону.

– В репортаже этого не сказано. Но ее убийца пытался подставить меня, положив на труп туз пик.

– Подставить тебя? Зачем?

Бреннан впервые взглянул на нее.

– Не знаю. Но собираюсь узнать.

– Полиция…

– Полиция думает, что это сделал я.

– Но это же безумие, – сказала Дженифер. – Нас ведь не было в городе уже более года.

Они были так заняты, что не заметили, сколько прошло времени с тех пор, как Бреннан оставил вендетту против главаря банды «Кулак тени» по имени Кин и уехал из Нью-Йорка с Дженифер. Время их было занято путешествиями, отдыхом, лечением ран, они учились любить друг друга и в конце концов осели близь Гошена, маленького городка к северу от Нью-Йорка. Дженифер начала писать то, что станет, как она надеялась, полной биографией Роберта Томлина. Бреннан, уставший играть со смертью, жаждущий не разрушать, а созидать, занялся ландшафтным дизайном. Он открыл в себе недюжинные способности к садоводству, она же была счастлива, занимаясь изысканиями для написания книги. Их вполне устраивала такая вот тихая, спокойная, уединенная жизнь.

– Кто-то хочет меня поймать, – сказал Бреннан глухим голосом. – Кто?

Он взглянул на Дженифер.

– Кин.

Она в размышлении откинулась назад.

– Зачем?

Бреннан пожал плечами.

– Может, он пронюхал о том, что Хризалис известно, что он глава «Тени кулака». А может, считает, что так можно избавиться и от меня, и от нее одновременно.

– Пока мы здесь, полиция тебя ни за что не найдет.

– Может быть, – признал Бреннан. – Но при этом может быть и то, что они никогда не найдут настоящего убийцу Хризалис.

– Мы же здесь кое-что строим, – сказала Дженифер. – Не можем же все это бросить.

Все бросить. Это, должно быть, легко, сказал себе Бреннан, предать забвению прошлое и жить настоящим и будущим. Но он не в состоянии. Кто-то убивает бывшую любовницу. Он не может про это забыть. При этом убийца его подставляет. Он не может этого простить…

Он встал.

– Я этого так не оставлю. Не могу. – Дженифер лишь взглянула на него. Через мгновение он повернулся, вышел во двор и открыл дверь в амбар, где хранил оружие. Он загрузил фургон и сидел в нем несколько минут, гадая, собирается ли Дженифер к нему присоединиться.

Затем завел двигатель и уехал прочь. Один.

Полдень

Мэйзрик играл роль доброго копа, Кент злого, и оба заслуживали самые восторженные отзывы. Надо сказать, Джэй Экройд этот спектакль уже видел. Мэйзрик был тощим и смуглым, с ярко-фиолетовыми глазами. Кент был лысым увесистым джокером со змеиным взглядом и острыми зубами. Когда Джэй в седьмой раз рассказывал свою историю, то стал думать, не поменялись ли они ролями в ситуации, когда подозреваемый – темная лошадка. Взглянул на Кента и решил, что лучше не спрашивать.

Ближе к обеду даже эти двое устали ходить по кругу.

– Если ты пытаешься нас провести, то сильно об этом пожалеешь, – сказал Кент, оскалив зубы.

Джэй хочет кинуть, и кого? Меня! Глядите-ка!

– Я уверен, что г-н Экройд рассказал нам все, что ему известно, Харв, – сказал Мэйзрик. – Если вы случайно вспомните еще что-либо существенное, позвоните нам.

Мэйзрик дал ему визитку, Кент сказал, что ему нельзя покидать город, и его отвели в дежурку для подписания протокола.

В полицейском участке было полно знакомых лиц. Швейцар из «Хрустального дворца» давал показания какому-то копу в форме, а в углу громко всхлипывала официантка, которую Хризалис уволила месяц назад. Прочие работники «Дворца» ожидали на деревянных скамейках около окна. Он узнал трех официантов, посудомойку и парня, игравшего ночами по четвергам регтайм в Зеленой гостиной. Но важнее всего были не виданные ранее им лица.

Лупо, бармен в ту смену, сидел в одиночестве за незанятым столиком. Покончив с бумагами, Джэй подсел к нему.

– Ты можешь в это поверить? – спросил его джокер. – Это что же с нами будет? – У Лупо были глубоко сидящие красные глаза и волчье лицо. Он линял; плечи его джинсовой рубашки были сплошь в волосах. Джэй отряхнул их. Лупо это едва заметил.

– Слышал, это ты обнаружил труп, – сказал он. – Так это что, в самом деле тот тип с пиковым тузом?

– Карта лежала рядом с трупом, – сказал Джэй.

– Йомен, – сердито пробормотал Лупо. – Сукин сын. Я думал, он отошел отлить. Он обычно пил Талламор дью[7]. Я наливал ему раз или два.

– Видел его когда-нибудь без маски?

Лупо помотал головой.

– Нет. Надеюсь, они поймали прохвоста. – Его длинный красный язык высунулся из уголка рта.

Джэй снова оглядел комнату.

– А где Элмо?

– Его никто не видел. Я слышал, копы на него дали АПБ[8], как они это называют.

За их спинами возник Кент.

– Твоя очередь, Лупо, – сказал он, указывая в сторону комнаты для допросов. Затем уставился на Джэя. – Ты еще здесь.

– Иду, иду, – сказал Джэй. – Вот только посещу здесь маленькую комнатку.

Кент показал, где ее найти. Когда Джэй вернулся, Кента, Мэйзрика и Лупо уже не было. Они занимались своими делами. Джэй подошел к выгородке для начальства и непрошеным вошел.

Капитан Анжела Эллис сидела за столом, непрерывно куря и читая какую-то папку, перелистывая при этом страницы, как скоростной сканер. Она была миниатюрной азиаткой с зелеными глазами, длинными черными волосами, и у нее была самая крутая работа в полиции Нью-Йорка. Ее непосредственный предшественник был найден мертвым в этом офисе, предположительно от сердечного приступа, однако были люди, которые в этом сомневались. Тот, который был до него, также был убит.

– Ну, – спросил он, – вы уже вышли на Элмо?

Эллис затянулась и взглянула на него. Мгновение она вспоминала, кто перед ней.

– Экройд, – наконец произнесла она с отвращением. – Я как раз читала твои показания. В твоем рассказе дыры, в которые грузовик пролезет.

– Ничем не могу помочь, другого у меня нет. А что вам рассказал Саша?

– Очень немногое. – Эллис встала и начала ходить по помещению. – Проснулся, ощутив присутствие в доме какого-то странного разума, спустился по лестнице и обнаружил, как ты прокрадываешься из офиса Хризалис.

– Я не прокрадывался, – сказал Джэй. – Вообще я прокрадываюсь хорошо, первым был по прокрадыванию в школе сыщиков, но в данном случае я вот не прокрадывался. И ничего странного в моем разуме нет. Так вам про Элмо пока ничего не известно?

– Что ты знаешь про Элмо? – спросила Эллис.

– Маленький такой паренек, – сказал Джэй.

«Мал, да силен», – задумчиво проговорила Эллис. – Думаю, достаточно силен, чтобы сделать из головы кровавый пудинг.

– Так-то оно так, – сказал Джэй, – да не так. Элмо был предан хозяйке. Искренне. Ни за что бы не причинил ее вреда.

Ответом был ее смех, тяжелый и безрадостный.

– Экройд, ты, наверное, лучший в мире специалист по распутным мужьям, но ты мало знаком с убийцами. Они не бывают по-настоящему жестоки с посторонними, это они берегут для родных и друзей. – Она снова принялась расхаживать по комнате. С кончика сигареты упал пепел. – Может, твой приятель Элмо был чересчур предан. Я слышала, что Хризалис трахалась направо и налево. Может, он устал от вида вереницы мужиков у дверей ее спальни, может, сам пытался к ней подкатиться, а она над ним посмеялась.

– Решила подставить Элмо? – спросил он.

Эллис задержалась у стола ровно настолько, чтобы успеть затушить сигарету в полной окурков пепельнице.

– В этом участке не подставляют.

– С каких это пор? – спросил Джэй.

– С тех самых, как я его возглавила, – ответила она ему. Она вынула из кармана куртки пачку «Кэмела», вытряхнула из нее сигарету, прикурила и продолжила свое хождение. – Ты вроде бы сыщик. Взгляни на факты.

Остановилась на мгновение у стены, чтобы поправить висящий на ней диплом в рамке, затем обернулась к нему.

– Голова расплющена, как дыня, которую переехал грузовик. Обе ноги сломаны, все пальцы левой руки перебиты, органы из чашевидной полости найдены в шести местах, множественные внутренние кровоизлияния. – Она подчеркнула сказанное, направив на него сигарету. – Был у меня случай, я тогда в патруле работала, когда гангстеры Гамбионе[9] обработали одного парня шиномонтажными лопатками. Все кости у него были перебиты. А еще я видела, что осталось от проститутки, забитой накачанным ангельской пылью[10] сутенером. Он это сделал бейсбольной битой. Те тела смотрелись отвратительно, но все же лучше, чем Хризалис. Там были обычные удары. Такой силищи, как здесь, нет ни у кого. Кроме туза или еще какого-нибудь джокера со сверхъестественной силой.

– Многие подходят под это описание, – отметил Джэй.

– Но лишь один из них жил в «Хрустальном дворце», – возразила Эллис. Она села за стол, открыла папку. – Элмо был достаточно силен…

– Может быть, – сказал Джэй.

Элмо крепок, это так, но есть же такие, по сравнению с которыми он будет выглядеть хиляком девяноста семи фунтов. Молот Гарлема, Тролль, Палач, Чудо-Юдо, даже эта золоченая жопа Джек Браун. Было ли у Элмо достаточно физической силы, чтобы совершить то, что было сделано с Хризалис, вопрос, на который Джэй не был способен ответить.

Капитан Эллис проигнорировала его намеки.

– У него же была возможность в любой подходящий момент. – Она начала перекладывать папки в корзине для исходящих, роняя при этом на них пепел.

– На это меня не купишь, – сказал Джэй.

– Если Элмо невинен, как ангел, то где же он? – спросила Эллис, поигрывая степлером. – Мы обыскали его комнату. Постель не разобрана. Во «Дворец» он не возвращался. Куда же он направился?

Джэй пожал плечами.

– Ушел.

– Она его уела, но будь он проклят, если согласится это допустить.

– Сдается мне, что у тебя есть куда более подходящая кандидатура.

Капитан Анжела Эллис отшвырнула степлер и выпустила длинную струю дыма через всю комнату.

– Так. Ладно. Убийца с пиковым тузом. – Голос ее не выражал эмоций. – Мы собираемся найти Элмо, – пообещала она, туша сигарету. – И когда мы это сделаем, то ставлю пять к десяти, что карту оставил твой приятель-карлик. Колоду карт можно купить в любой пятнадцатицентовой лавочке. Ты вроде бы неглупый парень, Экройд. Ну-ка, сообрази, что тогда будет.

– Попробую, – сказал Джэй.

Анжеле Эллис это совсем не понравилось. Она встала, ярко-зеленые глаза сузились.

– Хочу, чтобы ты меня хорошо понял. Я не люблю пи-ай[11]. И не люблю тузов. Так что ты, наверное, догадываешься, каковы мои чувства к тузовому пи-ай. Так что не становись у нас на пути, а то можешь попрощаться со своей лицензией.

– В гневе ты просто прекрасна, – сказал Джэй.

Эллис не обратила внимания.

– И еще я не люблю, когда в моем участке путаются под ногами.

– Ты, должно быть, очень несчастна, – сказал Джэй, направляясь к двери. Он остановился на мгновение, оглядывая стеклянный отсек.

– Так это здесь убили капитана Блэка? – осведомился он с невинным видом.

– Да, – отрезала она раздраженно. Джэй понял, что задел за больное. Эта нью-йоркская полиция ей, наверное, и нового стула-то не дала. – Чего же ты ждешь? – сказала она.

– Запечатляю в голове картину места, – ответил Джэй. Он хитро улыбнулся, сложил пальцы пистолетом, три пальца согнуты, большой палец согнут в виде курка, указательный направлен на Анжелу Эллис. – Капитан, я хороший мальчик. Наткнусь на вашего убийцу – пришлю сюда.

Она озадачилась на мгновение, затем вспыхнула, вспомнив, что он мог бы сделать.

– Тузы, – пробормотала она. – Проваливай отсюда.

Он так и сделал. Кент и Мэйзрик вернулись в дежурку.

– У капитана месячные? – спросил Джэй, проходя мимо них. Они обменялись взглядами и проследили за его уходом. Джэй вышел через переднюю дверь, обошел вокруг здания, вошел через заднюю и спустился в подвал.

Архив участка помещался рядом с котельной, в тускло освещенной комнате с низким потолком, часть которой когда-то занимал угольный подвал. Теперь здесь располагались: пара компьютеров, ксерокс, стальные, набитые папками стеллажи, занимающие всю стену, а также один очень бледный, очень маленький и очень близорукий полицейский.

– Привет, Джо, – сказал Джэй.

Джо Мо повернулся и потянул носом затхлый воздух. Он был менее пяти футов роста, сутулый, с брюшком и с лицом какого-то грибного цвета. Маленькие красноватые глазки выглядывали из-под больших затемненных очков, самых толстых из когда-либо виденных Джэем. Он нервно потирал белые безволосые руки. Мо был лучшим джокером в полиции Нью-Йорка и более десятка лет единственным. Его назначение, продавленное под флагом положительных перемен во время правления мэра Хартмана в начале семидесятых, вызвало такую бурю, что начальство поспешило упрятать его в архив, подальше от глаз публики. Джо не возражал. Он был любителем архивов, так же как и подвалов. Его прозвали Сержант Моль.

– Джэй-попугай, – сказал Мо. Он поправил очки. Молочная белизна его кожи резко контрастировала с темно-синей униформой, и он всегда носил фуражку, зимой и летом, даже в помещении. – Это так?

– Ну, так, – ответил Джэй.

Мо стал парией уже в «Форт-Фрик», едва вступив в ряды полиции. Никто не хотел быть его партнером, и в барах, где собирались копы, его не привечали. Свободное время он стал проводить за выпивкой в «Хрустальном дворце», как только открылись двери заведения, расплачиваясь по счетам, демонстрируя мнимую свою добродетельность, с десяток раз ему передавали бабло под столом за то, что он был глазами и ушами Хризалис в участке.

– Слышал, это ты обнаружил тело, – сказал Джо Мо. – Дрянь дело, не так ли? Заставляет задуматься, куда катится Джокертаун. Уж если кто-то мог чувствовать себя в безопасности, так это она. – Его глаза моргнули за толстыми затемненными стеклами. – Чем могу помочь, приятель?

– Мне нужно просмотреть дело убийцы с пиковым тузом.

– Йомена, – сказал Джо Мо.

– Йомена, – задумчиво повторил Джэй Экройд. Итак, опять он. «Йомена я не опасаюсь», – сказала Хризалис ледяным голосом той ночью полтора года назад, когда они перетирали дело в полутемном баре «Дворца». Она всегда недооценивала. «Помню», – сказал он.

– Зачем, ведь стрелой никого не убивали уже более года, – сказал Мо. – Думаешь, это в самом деле он?

– Надеюсь, нет, – сказал Джэй.

Йомен, бесшумный как дым, возник в баре и, прежде чем кто-либо успел его заметить, наложил зазубренную стрелу и оттянул тетиву. Но Хирам Уорчестер уже вступил на тропу праведного негодования, и Джэй взял парня на мушку. Внезапно Йомен превратился в воздушный вихрь. Джэй Экройд был проецирующим телепортом. Когда в его правой руке возникал пистолет, он мог послать цель в любое месте, лишь бы оно был ему памятно настолько, что он мог его вообразить.

Только вот он отправил этого гребаного Йомена не в то место.

– Джо, я уверен, что мог бы замочить сукина сына, – сказал он. – Мог бы послать его прямо в Гробницы[12]. А послал в центр Тоннеля Холланда[13] бог знает почему.

Может, дело в тоне, каким он отвечал Хризалис, или в читаемом по глазам отвращении, с которым он посмотрел на Вирма, или же в том демонстративно вежливом промедлении в ответ на то, что Хирам выступил вперед и блокировал его выстрел. А может быть, это из-за сопровождавшей его одетой в бикини из одних ниточек и нацепившей маску блондинки – девушка выглядела такой свежей и невинной.

Это не было взвешенным и обдуманным решением; как и много раз перед этим, Джэй следовал тому, что чуял нутром. Но если он ошибся в ту ночь, Хризалис заплатила за это своей жизнью.

– Мне в самом деле нужно видеть эту папку, – сказал он.

Джо Мо издал грустный кудахтающий звук.

– Зачем это тебе, Джэй, ведь папка на столе у капитанши. Она за ней послала сразу, как только в полицию поступил звонок о произошедшем. Конечно же, я ее откопировал перед тем, как послать наверх. Что-то может пойти не так, и не хотелось бы лишиться важных документов. – Он поморгал, огляделся. – И куда же я ее положил. Чудо будет, если я с моими глазами что-то найду.

Копия лежала на ксероксе. Джэй пролистал папку, свернул ее и спрятал под блейзер, положив взамен две двадцатки.

– Уверен, ты их унюхаешь, – сказал он.

– Ну а если нет, – сказал Джо, широко улыбаясь розовым ртом, – то ведь всегда могу сделать другую копию, когда капитанша вернет оригинал. – И он вернулся к своим папкам, но когда Джэй открыл дверь, чтобы уйти, тихо позвал: – Джэй-попугай!

Джэй обернулся.

– Что?

– Найди ублюдка, – сказал Джо Мо. Он снял темные очки и взглянул просительно. – Мы все тебе поможем, – пообещал он, и Джэй понял, что речь идет не о полиции.

Уже выехав на автостраду номер 17 в одиночестве, Бреннан терял Дженифер. Он не мог ее осуждать за то, что она не стала участвовать в поиске убийцы Хризалис. И ведь она права, вот в чем дело. Они жили тихой спокойной жизнью. С чего это вдруг он с такой готовностью возвращается в полный смертельных опасностей город?

И речи нет о том, понял Бреннан, чтобы он получал удовольствие от насилия и убийств. Лучше разбивать сады, чем увертываться от пуль в зловонных замусоренных переулках. Все свелось к тому, что, как говорила Дженифер, все идет своим чередом. Он не смог выбросить Хризалис из головы. Он не слишком часто вспоминал о ней. Жизнь с Дженифер его вполне удовлетворяла, и ни к чему было страдать о том, что могло бы быть с другой.

Но иногда по ночам он просыпался и, лежа рядом со спящей Дженифер, вспоминал женщину из хрусталя. Он вспоминал, как ее невидимая плоть превращалась в нежно-розовую по мере того, как нарастала страсть, вспоминал ее вскрики в темноте, ответные движения ее тела. Он все это помнил и спрашивал себя, а как бы все выглядело, прими она предложенную им любовь и защиту. Смотрел на спящую рядом с ним Дженифер, знал, что доволен и счастлив, и все же вопрос оставался. Память о той была ноющей болью, которая не покидала его.

Страницы: 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Китайская рефлексотерапия – уникальный метод оздоровления! Достаточно всего лишь 10 минут в день сти...
Камалашила (740–795 гг. н. э.), ученик великого буддийского ученого Шантаракшиты, был приглашен в Ти...