Господин Икс Макеев Алексей

Глава 10. Видеорегистратор

Я вышел на улицу. Погода ухудшилась, дул сильный ветер. Наверняка в средствах массовой информации объявили штормовое предупреждение. Колючий ветер забирался за шиворот, и я поднял воротник куртки. Стемнело, на улице включили освещение. Я двинулся к своей машине, пропустив въехавший во двор автомобиль «Вольво» светлого цвета. Машина проехала вперед, развернулась и припарковалась — жильцы дома возвращались после рабочего дня домой. Я шагнул было в сторону своего «БМВ», но тут в салоне «Вольво» вспыхнул свет — водитель включил его, чтобы взять какой-то предмет из бардачка, — я остановился: мое внимание привлек прикрепленный к лобовому стеклу машины видеорегистратор. «Чем черт не шутит, всякое может быть!..» — подумал я и изменил направление, двинувшись к «Вольво», чтобы проверить пришедшую мне в голову идею.

Белобрысый парень все еще возился в автомобиле, складывая вытащенные им из бардачка документы, когда я постучал в стекло дверцы водителя. От неожиданности он вздрогнул, выключил в салоне свет, чтобы не слепил глаза и ему было лучше видно стоящего в темноте человека, то есть меня, и чуть опустил в дверце стекло.

— Вы что-то хотели? — спросил он бесстрастным тоном, очевидно не зная, как реагировать на мое появление рядом с его машиной. И парня можно понять: вокруг много всякого сброда шатается, вдруг к нему бандюга какой-то подошел или автоугонщик.

— Извините, у меня вопрос к вам, — произнес я дружелюбный тоном, стараясь не волновать парня, — насчет произошедшего в позапрошлую субботу 15 октября происшествия. В первом подъезде адвоката Крутькова убили. Слыхали?

Не знаю, за кого меня принял парень, но, во всяком случае, точно не за полицейского, потому что он напрягся.

— А в чем дело? — не отвечая прямо на поставленный вопрос, спросил он.

— У вас видеорегистратор, — я ткнул пальцем в лобовое стекло, где был прикреплен гаджет. — Может быть, сохранилась запись с того вечера. Я тут провожу опрос владельцев автомобилей с видеорегистраторами, вдруг в кадр убийца адвоката попал. Это очень важно, молодой человек, — я, как обычно, заговорил уверенным тоном, так, будто представляю власть. Мои слова сыграли свою роль — парень расслабился, однако мне это ничего не дало.

— У меня видеорегистратор слабенький, всего на три дня памяти хватает, поэтому ничем не могу вам помочь, — произнес он, явно радуясь тому, что у него есть повод от меня отделаться. — Так что извините… — он нажал на кнопку, и стекло в дверце приподнялось, отгораживая его таким образом от меня.

Что ж, не повезло, но я не отчаивался — упорством можно многого добиться. Решив продолжить опрос жильцов дома, имеющих в автомобилях видеорегистраторы, я сел в свою машину и принялся ждать следующего автовладельца.

Я подходил к нескольким водителям, имеющим в машинах автономное устройство цифровой записи, но все напрасно: один в позапрошлую субботу уезжал на дачу; у другого память короткая, в смысле у видеорегистратора, а не у водителя; у третьего видеорегистратор ночью отключается; у четвертого нужный мне подъезд в обзор видеокамеры не попал. Я уже было решил, что затеял гиблое дело и мне не узнать интересующие меня сведения, а потому стал подумывать, чтобы отправиться домой, когда на площадку перед домом въехал крутой внедорожник «БМВ Х5» и остановился. В свете фонаря я успел заметить на лобовом стекле автомобиля видеорегистратор. Решив последний раз попытать счастье, поговорить с водителем, я вышел из своего автомобиля и направился к внедорожнику.

Водитель — седовласый, седобровый мужчина лет пятидесяти, с пучком волос под носом, похожим на картофелину (не с усами, а именно с пучком волос под носом), бакенбардами и круглыми, как у совы, глазами, одетый в красную куртку и джинсы, — собирался вылезти из машины, когда я подошел к нему и, поздоровавшись, с ходу заявил:

— В позапрошлую субботу в первом подъезде произошло убийство адвоката. Я опрашиваю автовладельцев, ставящих машины рядом с этим домом. Возможно, чей-то видеорегистратор зафиксировал входящего после двенадцати часов ночи в подъезд человека. Это очень важно. Если можете помочь, прошу вас, помогите!

Мужик округлил рот и несколько секунд молчал, вспоминая события интересующего меня вечера, потом, прищурившись, медленно сказал:

— В позапрошлую субботу, говорите…

Я встал так, чтобы ветер не дул мне в лицо, и подтвердил:

— Да, после двенадцати.

Он секунду помедлил, прежде чем ответить, потом размеренно произнес:

— Не уверен, что могу вам помочь… Впрочем, влезайте в автомобиль, попробуем поискать интересующую вас запись.

Мужчина, очевидно, принял меня за стража порядка, документы, к счастью, проверять не стал, да и в темноте несподручно как-то разглядывать удостоверение, которого, разумеется, у меня нет. В душе все же надеясь на чудо, я обошел автомобиль и влез на переднее пассажирское сиденье.

— Вы знаете, обычно при заполнении памяти видеорегистратора на старые записи накладываются новые. Этот процесс циклический, так что, возможно, запись и стерлась, — словно рассуждая вслух, проговорил водитель. — А может, и нет, потому что у меня установлен датчик движения и запись производится только тогда, когда в поле видимости камеры попадает движущийся объект. Так что вполне может быть, запись и сохранилась. — Говоря это, мужчина проводил с гаджетом манипуляции, отыскивая нужное место в записи. — А вот, смотрите! — воскликнул он с удивленно-радостными нотками. — Сохранилась! — Он включил «воспроизведение», и на дисплее видеорегистратора в довольно-таки хорошем разрешении и цвете побежала дорога и помчались несколько машин. — Ах да, — уже разочарованно проговорил водитель, — я же в прошлую субботу ездил к теще, забирал гостившую у нее жену. Возвращались мы с нею уже после двенадцати, и неизвестно, попал ли в кадр интересующий вас человек.

Мужчина промотал запись немного вперед и снова включил ее в обычном режиме просмотра в тот момент, когда автомобиль въехал на парковочную площадку перед домом. Машина остановилась — в поле зрения видеорегистратора попал подъезд. На дисплее рядом с датой 15 октября стояли цифры 00:25. Я подавил вздох разочарования. Ну почему же этот мужчина не приехал в позапрошлую субботу на полчаса раньше, тогда бы его видеорегистратор наверняка зафиксировал бы очень интересные кадры.

В этот момент в поле обзора видеорегистратора попал вышедший из автомобиля владелец машины и его супруга. Мужчина был все в той же красной куртке. Он оглянулся, бросив прощальный взгляд на свой автомобиль. Его жену я разглядеть не сумел, она, не оглядываясь, пошла к дому. Муж ее нагнал, и вскоре они исчезли во втором подъезде. Но, как известно, наша жизнь состоит из черно-белых полос, и довольно часто после черной полосы невезения наступает белая, когда везет. Так случилось и в этот раз, и то, что я увидел на дисплее в следующую минуту, заставило меня радостно хмыкнуть. А в поле зрения видеорегистратора попал въехавший во двор темно-синий, казавшийся ночью почти черным «Ниссан», который плавно затормозил, и из него вышла… Черт, у меня аж перехватило дыхание, потому что в водителе я узнал Анну Николаевну Налётову. Вот так номер! Женщина, празднично и ярко одетая, обутая в сапожки на высоком каблуке, довольно быстро прошла в первый подъезд и, набрав на замке код, исчезла за дверью. Часы на дисплее показывали время 00:30.

— Что-то важное? — откликнулся мужчина на мою реакцию при появлении в кадре Налётовой.

— Даже очень! — проговорил я, с трудом приходя в себя от изумления и не сводя глаз с экрана гаджета.

А пять минут спустя из двери первого подъезда вновь вышла Анна Николаевна и быстрым шагом, чуть ли даже не бегом направилась к своему автомобилю. Она торопливо села в «Ниссан», захлопнула дверцу и уехала. Хотя Налётова пробыла в доме всего несколько минут, этого времени вполне хватило бы подняться в квартиру адвоката, ударить его ножом и спуститься вниз. Черт возьми, неужели мне удалось выйти на убийцу Крутькова и снять подозрения с Артема Ялышева, а заодно и с Ангелины? Если это так, то задание Маргариты Александровны я выполнил, осталось, как говорится, взять убийцу за жабры.

— Большое спасибо, вы мне очень помогли, — сказал я водителю. — Извините, как вас зовут?

— Александр.

— Меня Игорь, — я с чувством пожал мужчине руку. — Еще раз благодарю. И если можно, пожалуйста, скиньте на флешку видеозапись! — Я достал из кармана накопитель информации и протянул его водителю.

Он немного поколдовал над видеорегистратором и флешкой и вскоре вернул мне ее.

— Рад был помочь.

— Всего доброго! — я попрощался с Александром, вылез из его автомобиля и направился к своей машине.

Глава 11. Признание

Во вторник занятия у меня начинаются во второй половине дня, а потому я с утра поехал в Саблино. Отправился на машине и не прогадал — довольно удачно миновал забитую машинами часть Москвы, выскочил за город и домчался до Саблина. Пропетляв по самому поселку, остановился у знакомого мне выдержанного в бежево-белых тонах дома под двускатной асимметричной крышей, под длинным концом которой прятался еще и гараж. Небо было более-менее светлым, если можно называть светлым небосклон, по которому бесконечной чередой не плывут, а несутся темно-серые облака. Но дождя нет, и на том господу спасибо!

Припарковав автомобиль, я двинулся через дорогу к дому Налётовых. Хотел было нажать на кнопку домофона, но в этот момент дверь открылась и из нее вышел молодой, немногим за тридцать лет, мужчина. Если бы я был режиссером и задумал снимать фильм по повести Антуана де Сент-Экзюпери «Маленький принц», то непременно взял бы этого человека на заглавную роль… Хотя нет, для Маленького принца он уже староват, а вот на роль Ульянова-Ленина в молодые годы вполне сгодился бы — те же русые кудрявые волосы, большой выпуклый лоб, чуть раскосые глаза, закругленный кончик носа, полноватые губы. Одет вот только не как студент того времени — в сюртук и брюки, а по-современному: в кожаную куртку и джинсы.

— Привет, дядя! — сказал человек каким-то хриплым голосом, улыбнулся, и все очарование его мужской красоты враз пропало. Улыбка у молодого человека была неприятной, как у дебила, дегенерата или олигофрена, это уж кому какой синоним нравится. Бывает, случается с некоторыми людьми подобная метаморфоза, вроде бы привлекательной наружности человек, а как улыбнется или же заговорит, внешность сразу становится отталкивающей.

— Здорово, племянник! — ответил я недоуменно — с чего это вдруг незнакомый парень, почти ровесник, меня дядей называет.

— Племянник, говоришь… — задержавшийся в калитке парень окинул меня оценивающим взглядом. — А ты часом не Налётов Олег Владиславович будешь, братан?

Блатная интонация и это слово «братан» выдавали в парне урку. Я, признаться, подивился тому, что может быть общего у хозяина дома с этим молодым человеком.

— Да нет, — я пожал плечами, — никакой я не Налётов, а Игорь Гладышев.

— Ну ладно, Игорек, извини тогда, ошибся, — парень вновь неприятно улыбнулся, фамильярно похлопал меня по плечу и прошествовал мимо.

Я же, воспользовавшись тем, что калитка оказалось открытой, прошмыгнул в нее. Никем не останавливаемый, довольно быстро пересек двор, взошел на крыльцо, крышей которому служил балкон на втором этаже, и, толкнув незапертую стеклянную дверь, ступил внутрь светлой, со вкусом обставленной прихожей. Было пустынно, и я громко позвал:

— Хозяева!

На зов неожиданно вышла сама Налётова. Она появилась откуда-то из глубины коридора, расположенного на первом этаже, который я в свое первое посещение не заметил. На ней в этот раз были черные легинсы, красная обтягивающая маечка; шикарные чёрные волосы собраны на затылке в замысловатую прическу. Выглядела она довольно соблазнительно. Увидев меня, женщина остановилась как вкопанная и остолбенело уставилась на мою персону.

— Вы что, издеваетесь надо мной? — проговорила она неприязненным тоном, и ее лицо исказила брезгливая гримаса — еще бы, холоп к царице во дворец приперся! — Только-только одного нахала еле из дома выпроводила, как второй заявился. Ну-ка выметайтесь отсюда! — Она встала в монументальную позу и, вскинув свою гордо посаженную голову, указала округлым подбородком в сторону двери, но я не шевельнулся — нынче меня, как в прошлый раз, из дому не выгонишь. Нынче против яда этой змеи у меня есть противоядие.

— Давайте-ка, Анна Николаевна, поговорим без понтов, — произнес я довольно спокойно, однако женщина разозлилась еще больше.

— Что вы себе позволяете в моем доме! — промолвила она, повышая тон, и гневно сверкнула очами. — Я сейчас полицию вызову и обвиню вас в незаконном вторжении на частную территорию.

«И чего она пыжится, когда у меня в руках? — подумал я с усмешкой. — Ведь прикажу же, стриптиз исполнять будет, и никуда не денется». Вслух же с чувством превосходства заявил:

— Это хорошо, что вы решили полицию вызвать, а то уж я сам собрался было вместе с вами в ближайший ОВД ехать.

От такой моей наглости дамочка чуть не задохнулась от возмущения, но взяла себя в руки и довольно-таки холодным тоном, за которым угадывалась еле сдерживаемая ярость, произнесла:

— Молодой человек, вы не понимаете, с кем связались! Если вы сейчас же не покинете мой дом, то я обещаю вам, что в ближайшее время вы свою квартиру смените на тюремную камеру.

Дамочка совсем распоясалась, пора было ставить ее на место.

— Вы тоже не понимаете, с кем связались, Анна Николаевна, — проговорил я сурово. — И смею заверить вас, что в ближайшее время не я, а вы смените свои палаты, — я обвел рукою пространство вокруг, — на камеру со всеми удобствами. Надеюсь, за них у вашего мужа имеется возможность заплатить. А чтобы не быть голословным, могу показать чудесный фильм, записанный на этом носителе информации.

С этими словами я достал из кармана заранее приготовленную флешку и потряс ею так, будто это была миниатюрная погремушка.

Хозяйка дома почуяла неладное, однако всеми силами старалась не подать виду, что обеспокоена содержимым находившегося в моей руке предмета, но поскольку я продолжал молчать, с интригующим видом потряхивая им, все же спросила, скрывая за ироничным, надменным тоном заинтересованность и тревогу:

— И что же у вас там?

Я не стал томить гордую женщину, а то еще лопнет от любопытства. Довольно обыденным тоном, в каком, однако, таилось торжество, заявил:

— Здесь запись с видеорегистратора, установленного в автомобиле, который в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое октября стоял у подъезда адвоката Крутькова.

Налётова, все же надеясь, что пронесет и на видео записано не то, что она думает, с ухмылкой спросила:

— И что же там запечатлено?

Не пронесет, госпожа Налётова! Я опустил руку с флешкой и вежливо пояснил:

— А запечатлены там вы, Анна Николаевна, в то время, когда в 00.30 приходили к адвокату Крутькову. Я так подозреваю, что именно вы убили Валерия Васильевича. Повторюсь, если вы вызовете полицию, я буду вам очень благодарен, потому что, посмотрев запись, полицейские наверняка выпустят из камеры несправедливо обвиненного в убийстве адвоката Артема Ялышева и посадят в нее истинного убийцу — вас, а я буду считать свое частное расследование завершенным и смогу получить у нанявшей меня матери Артема Маргариты Александровны причитающийся мне гонорар.

Холеное, с прямым носом, тонкими губами и высоким лбом лицо Налётовой побледнело. Она почему-то сразу поняла, что я не блефую и на флешке действительно видеозапись момента ее второго посещения адвоката Крутькова. Тем не менее надменный вид она не потеряла. Глянув по сторонам, словно проверяя, не слышал ли кто из домочадцев наш разговор, властно бросила мне:

— Идемте за мной! — Она развернулась и, гордо неся свое чуть оплывшее тело, направилась вглубь коридора.

Мне не оставалось ничего иного, как, скинув с себя куртку, двинуться следом за ней. Мы прошли мимо нескольких дверей и вошли в ярко освещенную столовую с большим окном, выходящим в осенний сад. В помещении стоял столовый гарнитур с длиннющим обеденным столом посередине; дверь справа вела в приличных размеров кухню. Все как в лучших домах: и столовая, отдельно и кухня, не то что у рядовых граждан в секциях, понастроенных Никитой Сергеевичем, — и кухня, и столовая в одном флаконе, причем на шести квадратных метрах.

Хозяйка особняка прошла к столу, отодвинула стул и, усевшись на него, уставилась на мою персону.

— Слушаю вас, — произнесла она таким тоном, будто я действительно был нищим, пришедшим просить у нее милостыню.

Поскольку сесть мне не предложили, а я не привык чувствовать себя учеником, стоящим пред грозным учителем, я отодвинул стул и без приглашения сел.

— Вы, кажется, что-то недопонимаете, Анна Николаевна! — произнес я, безмятежно улыбаясь. — Это я вас слушаю!

Женщина по-своему поняла мои слова, усмехнулась и сказала:

— Сколько?

Честно говоря, я не сразу сообразил, что она имела в виду, и тупо переспросил:

— Что сколько?

Когда Налётова вновь заговорила, в ее словах сквозило презрение.

— Я спрашиваю, сколько вы хотите за запись с видеокамеры?

Ах вон оно что! Женщина приняла меня за банального вымогателя, который раздобыл на нее компромат и теперь пришел требовать денег. Черт бы побрал этих богатеньких! Привыкли все на свой аршин мерить и все вопросы решать с помощью денег.

— А вы знаете, мадам, — промолвил я насмешливо, — Игорь Гладышев не продается!

— Да что вы говорите?! — иронично произнесла хозяйка дома. — Я, наверное, удивлю вас тем, что открою страшную тайну: в этом мире все имеет свою цену, в том числе и запись с видеорегистратора. Еще раз вас спрашиваю: сколько вы хотите за свой товар? Три, четыре, пять тысяч долларов? Это наверняка больше, чем заплатит вам Ялышева за результаты вашего расследования.

Она смотрела на меня с превосходством человека, уверенного в том, что столь низменное, жалкое и алчное существо, как Игорь Гладышев, не устоит перед презренным металлом и продаст душу дьяволу. Я вложил в свои слова весь имеющийся у меня в запасе яд и проговорил:

— Я тоже хочу вам открыть страшную тайну, Анна Николаевна: кроме подлецов в этом мире еще встречаются порядочные люди, для которых деньги не главное в жизни.

— И что же для них главное? Те блага, которые они могут купить на эти деньги?

Хозяйка дома хоть и продолжала говорить с иронией, презрения в ее тоне поубавилось. Неужели зауважала? Вряд ли. Наверняка решила, что я на мелочи не размениваюсь и запрошу за свой товар больше, потому и не до выражения презрения, прикидывает, во сколько же я ей обойдусь. Я вольготно откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и, сцепив руки в замок, охватил ими колено.

— Вы, видимо, не слышали о таких понятиях, как честь, совесть, сострадание, альтруизм…

— Все это пустые высокие слова, — хмыкнула Налётова, затем прихлопнула ладонью по столу и строго произнесла: — Ладно, хватит демагогии, говорите, какого черта вам нужно?

— Вот это деловой разговор! — ощерился я, чувствуя, что инициатива в беседе переходит в мои руки. Подавшись вперед, самодовольно сказал: — Хочу услышать ваше признание.

Хозяйка дома открыто и прямо посмотрела мне в глаза.

— Если вы думаете, что это я убила адвоката, то вы глубоко ошибаетесь, — произнесла она спокойно.

Все же сильная женщина Налётова, она ни при каких обстоятельствах не теряла хладнокровия, чем невольно вызывала к себе уважение. Конечно же, я не был уверен на сто процентов в том, что Анна Николаевна убила Крутькова, иначе пошел бы в полицию, а не приехал к ней выяснить, зачем она возвращалась в дом адвоката. Сдать полиции я ее всегда успею, нужно сначала расколоть дамочку, и если убийца она, то заявить об этом во всеуслышание. А то поторопишься, объявишь невиновного человека преступником, а он окажется чист перед законом, тогда выставишь себя на посмешище, а то и грех на душу возьмешь, если напраслину возведешь на невиновного.

— Тогда скажите мне, что вы делали в 00.30 в доме у адвоката? — отбросив экивоки, спросил я сухо, по-деловому.

Дамочка покусала губу, посмотрела на свои руки, лежащие на столе, потом на меня, потом опять на руки, снова на меня и, наконец, промолвила:

— Вам действительно это необходимо знать?

Я не удержался от сарказма:

— Вы не настолько приятный собеседник, чтобы я завел с вами разговор из праздного любопытства.

Хозяйка дома внимательно посмотрела на меня, словно размышляя, можно ли мне доверить некую тайну, очевидно, решила, что можно, и — о боже! — смущаясь, заговорила:

— Вы понимаете, я… мы… — глаза ее вдруг стали перепрыгивать с предмета на предмет, наконец она выпалила: — В общем, у нас с Валерием Васильевичем были интимные отношения…

Вот это да! Я во все глаза пялился на собеседницу — такая серьезная, высокомерная дама, жена, мать и вдруг бросает вызов обществу, заводит шашни на стороне! Да, все же не перевелись еще Анны Каренины на земле русской. Мне как-то самому стало неловко за Налётову.

— Кхм, — кашлянул я в кулак и уточнил: — Вы хотите сказать, что вы были любовниками?

Хозяйка дома взяла себя в руки и вновь прямо посмотрела мне в глаза:

— Если вам удобно называть нас так, то да.

Хотелось мне поприкалываться над Налётовой, пожурить ее за внебрачную связь, чтобы сбить спесь, но я удержался от подобного соблазна: она дамочка с характером, начнешь подшучивать, пошлет еще подальше, и я не узнаю нужную мне информацию.

— Я называю вещи своими именами, — отрезал я. — И жду объяснения вашего появления в доме адвоката после того, как все гости и вы вместе с ними покинули квартиру Крутькова.

— Хорошо, я расскажу вам все без утайки, — наконец-то перестала тянуть резину Налётова и, стараясь сохранить достоинство, что давалось ей непросто, ибо, вследствие своего признания, перешла из разряда порядочных женщин в падшие, а это всегда заставляет как бы оправдываться за свою безнравственность перед окружающими.

— Наши отношения с Валерой продолжались около двух лет. Все было хорошо, и вдруг на своем дне рождения он сделал предложение этой странной девице Ангелине. Я, конечно же, была в шоке. Поговорить с Валерой мне не удалось, я еле-еле высидела вечер у Крутькова, а когда он наконец-то закончился, вместе со всеми покинула его дом. Машину вела я, потому что мой супруг немного выпил. Во мне бушевало негодование, и когда мой муж спросил у меня что-то, я ответила грубостью. Между нами вспыхнула ссора, Олег попросил остановить машину, и как только я притормозила, вышел из автомобиля, хлопнув дверцей. Он, как выяснилось позже, уехал на такси в ночной клуб. Я же развернулась и вновь отправилась к Крутькову. Мне хотелось выяснить отношения, но лучше бы я к нему не ездила! — воскликнула Налётова и несильно ударила кулаком одной руки в раскрытую ладонь другой. — В общем, у меня был ключ от квартиры Валеры. Время действительно было 00.30, когда я поднялась на площадку его этажа и позвонила. Никто не откликнулся, и тогда я открыла дверь своим ключом. Я его не убивала! — наконец-то Налётова проявила человечность, в ее голосе послышались хоть и отдаленно, но все же напоминавшие задушевные нотки, а глаза блеснули от появившейся в них влаги. А может быть, она просто повернула голову так, что в ее глазах отразился свет яркой люстры. — Когда я пришла, Валера был уже мертв. Он лежал в комнате, той самой, где мы сидели за столом. Лежал Валера на полу, из сердца торчал кухонный нож. Я развернулась, сразу же вышла из квартиры, а затем, покинув подъезд, отправилась на своей машине домой. Вот и всё, — закончила свой рассказ Анна Николаевна и застыла подобно статуе, выражающей скорбь.

Я был разочарован: вместо признания услышал слова оправдания, которые, если являются правдой, переводят Налётову из числа подозреваемых в убийстве в свидетели. Черт возьми, неужели невезуха, у меня снова нет убийцы, дело не закончено, и мне вновь придется продолжать расследование? Я вздохнул.

— А почему вы не вызвали полицию, а ушли? — нарушил я установившееся молчание.

Налётова, будто получила команду «отомри», пошевелилась и поменяла позу.

— Я испугалась, — призналась она. — Побоялась, что полицейские могут заподозрить меня в убийстве Валеры. Это во-первых, а во-вторых, я очень не хотела, чтобы моя связь с Крутьковым стала достоянием общественности.

Я попросил Налётову описать место преступления, вспомнить какие-либо важные, на ее взгляд, детали, но ничего существенного к тому, что рассказала мне о месте, где был найден труп адвоката, Евгения Антоновна — домработница Крутькова, добавить не могла. И тем не менее исключать Налётову из списка подозреваемых пока не следует. Кто знает, может быть, врет она, и, когда Анна Николаевна поднялась в квартиру Крутькова, он был еще жив, и это она, ослепленная ревностью, убила адвоката во время выяснения с ним отношений. Уверен, что у такой сильной, волевой женщины не дрогнет рука вонзить нож в сердце любовника. Так что пускай побудет в списке потенциальных убийц до тех пор, пока не докажу обратное. Но и зацикливаться на Налётовой нельзя, надо идти в своем розыске дальше.

— Если вы не возражаете, я хотел бы поговорить с вашим мужем, — объявил я, заканчивая разговор и вставая со стула.

— Это еще зачем? — удивилась дамочка.

— Хочется услышать версию случившегося из уст вашего супруга, — не стал я лукавить.

Рассказанная мне Налётовой тайна поставила женщину в зависимость от меня, и она не посмела в своей обычной высокомерной манере возразить мне. Секунду поразмышляв, проговорила:

— Ну хорошо, записывайте адрес работы моего супруга: Юрьевский переулок, дом 20. Я предупрежу его о вашем прибытии.

Я достал из кармана телефон и вбил в него продиктованный хозяйкой дома адрес, а заодно и ее номер мобильника, мало ли что, вдруг пригодится.

— Только… — она замялась, — я очень надеюсь в разговоре с моим супругом на вашу порядочность.

Я понял, что хозяйка дома имела в виду. Она хотела, чтобы я не проболтался господину Налётову о ее любовной связи теперь уже с погибшим адвокатом Крутьковым. Вместо ответа я спросил:

— Ваш супруг не знает о том, что вы возвращались в дом Валерия Васильевича?

Налётова тоже поднялась со своего места и ответила:

— Об этом, кроме вас, не знает никто.

Я щелкнул каблуками словно шпорами и на мгновение прижал подбородок к груди. Игорь Гладышев хоть и не царский офицер, для которого честь превыше всего, но тоже человек благородный.

— Можете на меня положиться! — Я развернулся и двинулся к двери, бросив на ходу: — Не надо меня провожать!

Разумеется, это была шутка, ибо хозяйка дома и не помышляла о том, чтобы довести гостя до прихожей. Не в ее это правилах.

Глава 12. Олег Налётов

Выйдя на улицу, я сел в свой автомобиль и открыл карту города. От дома Налётова до его офиса было примерно двадцать минут езды, причем по дороге к моей работе. Я прикинул время — если нигде не задерживаться и Налётов примет меня с ходу, то запросто успею к началу тренировки. Свернув карту, я завел автомобиль и тронулся с места. Двадцать минут спустя я ехал по Юрьевскому переулку, высматривая нужный мне дом. Неказистое двухэтажное строение под номером 20 находилось в глубине жилого квартала.

Припарковав автомобиль, я прошел сквозь приоткрытые железные ворота в железном же заборе, огораживающем территорию учреждения, отыскал с обратной стороны здания неприметный вход и, поднявшись на крыльцо, толкнул дверь. Внутри стеклянной будки сидел пожилой усатый охранник (куда же нынче без них), который встретил меня вопросительным взглядом. Я удовлетворил его любопытство, сказал, к кому прибыл. Оказывается, охранник был предупрежден о моем визите и тотчас же предложил мне пройти на второй этаж в 26-й кабинет.

Крутанув турникет, я миновал его и двинулся к лестнице. Изнутри, надо сказать, здание не отличалось особой красотой, было отделано скромно, без изысков, что, честно говоря, вызывало удивление — хозяева, занимающиеся русскими мехами, могли бы отделать свой офис и побогаче. Хотя понять хозяев тоже можно — зачем выставлять для налоговой инспекции напоказ свое богатство на рабочем месте. Вот где дом, там дело другое, туда налоговая инспекция не ходит, можно и шикануть, пусть гости и соседи завидуют.

Я стукнул пару раз в двери с номером 26 и, дождавшись из-за нее приглашения, переступил порог. Помещение, в которое я вошел, оказалось кабинетом, отделанным в современном стиле. Здесь стоял офисный стол с приставным столиком для заседаний, кожаные кресла, кожаный диван, у стены шкаф, книжные стеллажи — вся мебель стильная, со вкусом подобранная. За столом восседал довольно крупный русоволосый мужчина лет за сорок. Нет, он не был толстым, даже упитанным, просто широким в кости, плотным, крепким. У него было округлое лицо, глубоко посаженные глаза с острым взглядом, нависшие брови, тонкие губы, нос с горбинкой и слабо выраженный, «смазанный» подбородок — свидетельствовавший о слабом характере и неуверенности в себе.

При моем появлении мужчина оторвал взгляд от монитора компьютера, стоявшего на его столе. Я приблизился, пожал руку.

— Игорь Степанович.

Ответное рукопожатие было слабым. Все же безвольный, видать, человек этот Налётов.

— Олег Владиславович… Прошу! — Он указал на кожаное кресло за приставным столом.

Черт, мне никогда не доводилось сидеть в таком кресле. Это было не кресло, а облако, одетое в кожу, и оттого слегка поскрипывающее.

— Супруга звонила мне, просила принять вас. Я слушаю, Игорь Степанович, — негромко произнес Налётов.

Я не очень уютно себя чувствовал в этом кабинете, потому что хозяином положения здесь являлся Олег Владиславович, а следовательно, он мог диктовать свои условия. Было бы лучше встретиться с ним где-нибудь в кафе за чашкой кофе, но, к сожалению, времени на это не было.

— Если вам жена звонила, значит, она предупредила вас, по какому поводу я пришел, — проговорил я мягко, всеми силами стараясь произвести впечатление человека, с которым можно поговорить по душам.

Налётов сделал скорбное выражение лица, соответствующее моменту.

— Да, я в курсе, — произнес он меланхолично, ему явно недосуг было со мной разговаривать, да вот жена позвонила, попросила принять частного сыщика. — Такая трагедия, мы все скорбим по поводу кончины адвоката Крутькова.

Не знаю, лицемерил ли Олег Владиславович, но мне показалось, Налётов искренен.

— В таком случае, я надеюсь, вы поможете мне установить убийцу вашего хорошего знакомого.

— Убийцу? — вскинул свои нависшие брови Налётов. — Разве он не сидит в следственном изоляторе?

— О нет, Олег Владиславович, — проговорил я как человек, который удивляется наивности собеседника. — Конечно же нет, Артем Ялышев, я уверен, ни в чем не виноват.

— Странно! — сказал мой собеседник, и его нависшие брови опустились на место. — Я думал, преступник найден и дело в скором времени будет закрыто.

Я чуть повернулся на облаке, обтянутом кожей, приняв еще более удобную позу, и огорошил своего собеседника.

— Убийца, я думаю, все еще на свободе. Более того, Олег Владиславович, он среди вас, пятерых присутствовавших на дне рождения Крутькова.

Налётов молча выслушал мое сообщение, ничем не выдав своего отношения к моим словам.

— Что вы хотите от меня? — спросил он безрадостно.

— Услышать версию произошедших на дне рождения Крутькова событий в вашем изложении.

Налётов насупился, очевидно не очень-то ему хотелось вспоминать тот вечер, закончившийся трагическими событиями, однако раз уж он согласился на встречу со мной, то должен был это сделать, и Олег Владиславович неохотно, но все же ответил:

— Хорошо, слушайте.

И мне, в который уже раз, довелось услышать теперь из уст Налётова, о вечеринке, устроенной адвокатом Крутьковым в честь дня своего рождения, но ничего нового я не узнал. Все то же самое: встретились, поздравили, выпили, закусили, пообщались, адвокат сделал глупое предложения Ангелине, и около двенадцати все разошлись.

— Ну вот и всё, — с явным облегчением закончил свой рассказ Налётов, очевидно, потому, что разговор был для него тягостным, во-первых, он не хотел вспоминать о недавних событиях по уже известной причине, а во-вторых, как я понял, будучи по своей природе человеком малоразговорчивым, скрытным, тяготился длительным изложением своих мыслей.

— А теперь расскажите о том, — я кашлянул, преодолевая неловкость, вызванную необходимостью перейти к самой тягостной для меня части беседы, — о том, что произошло после того, как вы с женою покинули дом Крутькова.