Последний идол (сборник) Звягинцев Александр
Дунька. А ты чего один работаешь? А мои родственнички? Они чего отлынивают?
Неволин(копая). Обещали подойти… Черт, тут корни старые везде, рубить приходится…
Дунька. Ага, ты тут рубишь, копаешь, а эти там выпивают… Что их не знаю! Ох, Неволин, пропадешь ты без меня! Какой-то ты беззащитный, податливый… На тебе все готовы ездить, а ты…
Неволин(усмехаясь). Я уже понял.
Дунька. Что?
Неволин. Что мне без тебя нет в жизни счастья.
Дунька. Ну и молодец. Вот нравится мне в тебе это — что ты понятливый…
Неволин. Но податливый….
Дунька. Ну, это дело поправимое. Под чутким руководством и зорким глазом… Ладно, пойду этих бездельников потороплю. А ты тут особо не усердствуй — не экскаватор им…
Появляется Инга в сопровождении нескольких гастарбайтеров. Что-то им объясняет, показывая на дачу. Видит Неволина, подходит.
Инга. Привет, спаситель. Ты чего тут копаешь, клад что ли ищешь?
Неволин. Наоборот. Решили какие-то обломки закопать, чтобы не мешали. Обломки былого счастья, так сказать…
Инга машет гастарбайтерам: «Идите, свободны!» Те уходят, оглядываясь.
Инга. Ну, что скажешь?
Неволин. Могла бы и помочь, по старой памяти…
Инга. По старой памяти, мне надо бы…
Неволин. Да брось ты! Были молодые, глупые, но ведь счастливые! Вот что помнить надо…
Инга. Знаешь, помочь бы можно… Но пусть попросят, слова найдут… А то все надеются, что им и так все достанется, потому как вроде бы положено… А друг твой все уверен, что если он мне свою лапу под юбку сунет, так я сразу растаю, ноги врозь и все для них сделаю… А у меня от него уже давно ничего не тает. Поэтому и делать мне для них пока нечего. Кстати, и этим их дружкам Юсиным тоже… Ты им, кстати, передай, что их вопрос откладывается…
Неволин. Как откладывается?
Инга. А так… Скорее всего, дача им не достанется. Возник другой вариант, более коммерчески выгодный. Так что передай им там… Пусть не спешат.
Инга уходит, победительно улыбнувшись.
Неволин(глядя ей вслед). Ну вот и докопались!..
Снова высветлена большая комната. Она пуста. Тяжело входит Геннадий Алексеевич Юсин. Видит бюст в распахнутом шкафу, хватается за сердце. Вбегает Тася.
Тася. Геннадий! Ты все-таки приехал… Зачем? Я же просила тебя!
Юсин. Что это? Вот там в шкафу…
Тася. Это бюст Коли. Ты просто забыл о нем. Помнишь, его подарил Коле какой-то скульптор-любитель? Он давно стоит здесь. Его скоро закопают.
Юсин. Закопают? Зачем? Где?
Тася. Тут, на участке. Пусть, пока… А потом мы что-нибудь придумаем…
Юсин. Тася, это все невозможно! Не нужно! Надо немедленно отказаться. Прямо сейчас. Как я мог согласиться на все это! Как?
Тася. Успокойся. Ты выпил лекарство?
Юсин. Это все ужасно, мерзко! Непристойно! У меня и так все шепчут за спиной… Это так унизительно!
Тася. Геннадий, я прошу тебя — успокойся. Тебе нельзя так переживать. Сейчас у всех дачи. Тебе обязаны предоставить тоже. Тебе по должности положено. Вот и предоставили.
Юсин. Неужели ты не понимаешь!..
Тася. Это ты не понимаешь! Вера только рада, что именно мы будем жить здесь. Потому что тогда она сможет сюда приезжать. А если здесь поселятся чужие люди…
Входит Виктор.
Виктор. Здравствуйте, дядя Гена. Как вы?
Юсин. Виктор! А где Вера? Где Максим? Я хочу вам сказать, объяснить… чтобы вы знали… Коля был моим другом, я ему всем обязан!.. А я…
Виктор. Да не переживайте вы так, дядя Гена! Мы все понимаем, и мать тоже…
Юсин. А где Вера? Я хочу, чтобы она… Иначе я не смогу! Только если она скажет, что она… Только…
Тася. Ему плохо! Он должен немедленно лечь!
Входит Вера Александровна.
Вера Александровна. Гена, зачем ты приехал?
Юсин. Вера, я… я… (хватается за сердце).
Вера Александровна. Его надо немедленно уложить! Виктор, помоги!
Виктор и Тася уводят Юсина. Какое-то время Вера Александровна одна. Возвращается Виктор.
Виктор. Уложили… Как бы не пришлось скорую вызывать…
Вера Александровна. Сердце у него давно плохое…
Виктор. Это Таська его втравила, сам бы он не стал…
Вера Александровна. Я знаю.
Входят Максим и Неволин. Потом Дунька.
Максим. Слушайте, тут такой шухер… Инга сказала Неволину, что дачу Таське с дядей Геной не дадут! У них расклад переменился.
Все смотрят на Неволина.
Неволин. Да, она просила передать, чтобы они не спешили с переездом… Больше я ничего не знаю.
Дунька. Отпад! И это, ребята, в натуре круто!
Вера Александровна. А бедный Гена чуть не умер от переживаний. Получается — все зря…
Виктор. Да-а… ситуация… Нет, бог он все-таки не ангел… И если что дает, то на своих условиях…
Вера Александровна. Представляю, как расстроится Тася…
Дунька. Ба, ты еще поплачь о ней… Ладно, но эту штуковину (указывает на бюст) надо все равно закопать… Зря что ли Неволин там такую яму вырыл!
Максим. Надо так надо. Давай, Неволин, заходи с того боку… Сейчас мы его…
Максим и Неволин подходят к шкафу с бюстом.
Максим. Ну, что? Понесли?
Виктор. Какое-то дурацкое ощущение… Будто мы мерзость какую-то затеваем.
Максим. Ну ладно, мы же не человека хороним!
Виктор. Уверен?
Максим. Слушай, кончай свою мистику! А то мать сейчас реветь начнет…
Виктор, Максим и Неволин подступают к бюсту, с трудом поднимают его… Возгласы: «Тяжелый какой!.. Неудобно… На меня подавай!.. Руку перемени!.. Ой, пальцы!»
Вера Александровна(бросается к ним). Осторожно! Разобьете!
Максим и Неволин опускают бюст на пол.
Максим. Мать, ты что — псих? Хочешь, чтобы тебе на ногу свалилось? Ну разобьем, ну и что? Мы же его закапывать несем! В яму, а не в музей!
Вера Александровна. Какой ужас! За что мне все это?
Максим. Виктор, да скажи ты ей! Или мы сейчас закончим этот сумасшедший дом, или… или давайте все вместе дружно сходить с ума! Хором! Это же глина, гипс, камень! При чем здесь отец? Что вы вцепились в этого урода?
Вера. Не смей так говорить!
Дунька. Я сейчас!
Выбегает и возвращается с носилками.
Дунька. Я думаю, так будет удобнее.
Неволин. Действительно.
Дунька ему подмигивает.
Максим. Погнали, пока при памяти.
Максим, Виктор, Неволин укладывают бюст на носилки. Неволин и Максим несут бюст к яме. Виктор поддерживает Веру Александровну, бредущую следом. Дунька идет одна, засунув руки в карманы куртки.
Сад, сумерки. Максим, Виктор и Неволин подносят бюст на носилках к яме.
Опустив носилки на землю, какое-то время стоят, невольно склонив головы.
Максим. Ну, опускаем что ли?
Пауза.
Максим. Или речи говорить будем? (Виктору) Ну, давай, произноси… Скажи, как трудно нам сейчас одним, когда всю ответственность надо брать на себя. Скажи, что нас выгоняют из дома, который он построил, а мы, два бугая, ничего не можем сделать… Скажи, что дом у его жены отнимает его ближайший друг. Мало того, скажи, что его жене негде жить, потому что его сыновья не хотят жить с ней… Если тебе так хочется говорить, говори всю правду!.. Ну, говори же, что ты молчишь? Скажи что-нибудь, потому что уже надоело ждать! Сколько можно!
Виктор молчит, потом вдруг поднимает валяющуюся на земле лопату и замахивается на Максима. Неволин бросается вперед и вырывает лопату из рук Виктора. Вера Александровна страшно вскрикивает: «Виктор! Максим!» и валится на землю. Все бросаются к ней. Крики: «Мама!.. Голову держи!»
Дунька. Вы что, оба совсем очумели! Идиоты, вы ее в могилу сведете! Ведите ее домой, а то у нас тут настоящие похороны начнутся! Мы с Неволиным все без вас сделаем.
Виктор и Максим послушно повели вдвоем мать к дому, который выглядел со стороны таким теплым и уютным со своими освещенными окнами.
Дунька. Ну, Неволин, давай заканчивать весь этот бардак. Больше, как видишь, это сделать некому.
Неволин. Слушай, они там в доме точно друг друга не поубивают? Может, тебе лучше пойти за ними присмотреть?
Дунька. Обойдутся. Ты за них не беспокойся! Это порода особая. Слабаки, но сильно при этом живучие. Сейчас у них все пойдет как по расписанию — поорали немножко, можно и расслабиться, чтобы прийти в себя. Выпить у них всегда что найдется… Вот увидишь, когда мы все сделаем и вернемся в дом, они будут со смехом вспоминать, как чуть не поубивали друг друга. А бабуля будет смотреть на них счастливыми глазами и умиляться… Так что, когда мы туда вернемся, перед нами предстанет святое семейство в лучшем виде. Во всем своем великолепии!
Неволин. А ты, значит, другая…
Дунька. Другая, да не совсем, к сожалению… Ладно, еще разберешься, успеешь… Дай-ка я тебе лучше помогу.
Дунька подошла к бюсту, стоявшему на краю ямы, поставила на него ногу и несильно толкнула. Бюст легко и беззвучно съехал вниз и плюхнулся в темную холодную жижу на дне.
Дунька. Вот и все. Хватит уже, надоело. Нашли себе развлечение! Извини, дед, если что не так. Уж какие есть!..
Дунька дождалась, пока Неволин закидал яму землей, потом взяла его под руку, они медленно пошли к дому.
Вся семья Иконниковых и Неволин за столом. После происшедшего в саду чувствуется опустошение — не о чем говорить…
Раздаются тяжелые шаги. Грубый голос: «Хозяева есть?» Входит шофер.
Шофер. Хозяева живы?
Максим. Да живы-живы.
Шофер. Так ехать будем? Или как?
Максим. Куда же мы денемся…
Виктор(непонятно к кому и о ком). Если бы ты, мужик, знал, как мы тебя ждали… Приехал бы ты вовремя. А у нас все так — не вовремя.
Шофер. А я чего? Пока чинился, потом заправлялся… Покушал потом. Что мне голодному мотаться?.. Я и вообще мог сегодня не приезжать — чинился бы да чинился…
Виктор. Да ты бы всю жизнь чинился, дай тебе волю.
Шофер. Если бы за работу деньги какие надо платили…
Виктор. А какие тебе надо?..
Вера Александровна(словно очнувшись, по-хозяйски). Я сейчас вам все объясню. Что, куда, почем…
Вбегает Тася.
Тася. Геннадий… ему плохо… Он умирает… Я говорила ему: не надо приезжать сюда!
Вера Александровна. Ты лекарство дала?
Тася(рыдая). Дала…
Дунька. В больницу его надо!
Вера Александровна. Надо вызвать скорую!
Виктор. Ты помнишь, сколько ехала скорая, когда отцу стало плохо?
Дунька. Нужна машина! Больница тут не так далеко… Я знаю.
Виктор. А где ее сейчас взять?
Пауза.
Неволин(шоферу). Слушай, шеф, надо человека сначала в больницу отвезти — плохо ему.
Шофер. Какую еще больницу! Про больницу никакого разговора не было! Не успеем мы…
Неволин. Да умирает человек, понимаешь ты!
Тася. Он умирает там… боже мой, он умирает…
Дунька. Так. Сбрасываем вещи, сажаем дядю Гену и едем в больницу!
Шофер. Ни в какую больницу я не поеду! Он помрет еще по дороге!
Вера Александровна. Послушайте, мы вам заплатим…
Шофер. Да что вы мне заплатите! Мне сказано — вывезти вещи, освободить дачу. А жмуриков возить я не нанимался.
Вера Александровна. Каких жмуриков?
Шофер. Трупы! Трупы которые…. Трупы возить специальный транспорт есть. Его и вызывайте.
Тася. Он живой, что говорите?
Неволин(хватает шофера). Слушай, заткнись! Поедешь как миленький, понял?
Шофер (решительно высвобождаясь). Как же! Ты тут не командуй! Нашелся командир! У меня командиров и без тебя хватает!
Дунька. Он без ключей. У него ключи в машине остались.
Максим. А кто машину поведет? Я не умею.
Неволин. Да доедем как-нибудь… Я в армии пробовал грузовик водить…
Шофер бросается к двери. Неволин кидается на него, валит с ног. Борются.
Максим бросается ему на помощь. Виктор смотрит растерянно, не знает, что делать. Свалка. Крики. Неволин и Максим выкручивают шоферу руки за спину.
Шофер. Пусти, кому говорят! Ну, гады, поплачете вы у меня!
Виктор. Ну и что теперь?
Дунька. Да посадите в чулан вместо бюста. Пусть посидит, пока мы дядю Гену отвезем. Потом выпустим.
Неволин и Максим волокут упирающегося шофера к шкафу, где еще недавно стоял бюст.
Шофер. Пусти! Только сядь в машину, только сядь! Посажу гадов! Твари, наплачетесь у меня!
Неволин и Максим заталкивают шофера в шкаф, запирают дверь. Все остальное время из чулана периодически доносится стук и крики: «По суд пойдете! Отпустите, кому говорят!»
Дунька. Папа, давайте с Максимом за дядей Геной… Тася, одевайся быстрее!
Тася. Я сейчас, сейчас… Неужели это наказание?
Вера Александровна. Господи, одевайся быстро, тебе сказали! По дороге будешь рассуждать!
Дунька. Поедем мы с Неволиным. А вы тут будете бабулю охранять от этого… (указывает на шкаф).
Все уходят из комнаты. Пустая сцена и только стук и крики из шкафа.
Появляются все сразу. Виктор и Максим ведут Юсина. Вера Александровна поддерживает Тасю.
Юсин(прерывисто). Вера, все справедливо… Есть вещи, которые нельзя… нельзя себе позволять… Он был моим другом, а я захотел после его смерти занять его дом… Слава богу, все позади… Вера! Мальчики! Поверьте мне…
Тася. Вера, дорогая моя… Я не думала… я не знала! Прости меня!
Вера Александровна(обнимает ее). Все обойдется… Успокойся. Иди, надо торопиться…
Дунька. Ну, все… Мы с Неволиным погнали… Когда вернемся, не знаем… Вы уж тут сами как-нибудь…
Неволин. Вы с этим бугаем поосторожнее (кивает на чулан). С такими надо аккуратно… Мы уедем — выпускайте.
Максим. Оставляешь нас наедине с народом?
Неволин. А другого выхода нет…
Все выходят. Тишина и редкие крики шофера: «Отпустите!» Потом и он замолкает.
Шум отъезжающей машины. Потом возвращаются Вера Александровна, Виктор и Максим.
Вера Александровна. Бедная Тася! Если с Генной что-то случится, она останется совсем одна…
Максим. Зато нам ничего не страшно — у нас же семья!
Из чулана слышится крик: «Откройте!»
Вера Александровна. Да выпусти ты его! Надоел. Орет и орет.
Виктор отпирает чулан. Из него вываливается шофер.
Шофер(задыхаясь от ненависти). Ну, я вам устрою! Я вам сделаю! Я вам сделаю! Под суд пойдете! (уходит).
Виктор. Что же это все нас судить хотят, а мать? Что же мы такого натворили? Чем не угодили?
Вера. На всех не угодишь.
Комната затемняется. Высветляется сад. Неожиданно появляется Клава.
Она подходит к месту, где закопали бюст, поднимает лопату и начинает копать.
Клава. Ишь, чего придумали, в яму закопать!.. С глаз долой, из сердца вон. Как будто все так просто… Нет, так не бывает… Вам не нужен, а нам…
Появляется Инга.
Инга. Ты чего тут ищешь, теть Клава? Неужели Иконниковы клад закопали?
Клава. Клад не клад, а мне нужно…
Инга заглядывает в яму.
Инга. А это… С собой, значит, решили не брать… Не понадобился.
Клава. Ох, Инка, злая ты стала… Ты что их отсюда выжила? За Максима отомстить захотела? Расквитаться? Ты, мол, тогда меня так, а я теперь тебя эдак… Всю семью отсюда повыведу…
Инга(насмешливо). Да брось ты, тетя Клава. Я уж и забыла все, не помню… Что там было, когда?.. Просто мне нужен был дом под общежитие для рабочих…
Клава. Для приезжих, что ли?
Инга. Ага. Для гастарбайтеров… А иконниковский оказался самый удобный. Он на отшибе стоит, просторный… Их в него, этих гастарбайтеров, много влезет… Они люди терпеливые. Так что, тетя Клава, как говорится, ничего личного — дела. Не я, так другой бы их отсюда выпер…
Инга задумывается вдруг, внимательно глядя на Клаву.
Инга. Тетя Клава, а чего это ты так из-за этой хреновины (кивает на бюст) взволновалась? Копаешь тут, надрываешься…
Клава. Не твое дело. Хочу и копаю.
Инга(азартно). Нет, ты погоди… Неужели правду говорили, что твоя Юлька — от него… От Николая Николаевича Иконникова…
Клава. Сказала — не твое дело.
Инга. Значит, правда. А что такого… Ты в молодости, говорят, хорошенькая была… Прямо как я, такая же дурочка… А он что — и не знал? Ты ему и не призналась?
Клава. Не мешай, говорю.
Клава копает, Инга молча наблюдает за ней.
Инга. Ни фига себе история!.. Столько лет молчала! Получается, вы с Иконниковыми, считай, родственники…
Клава молча копает.
Инга. Ладно, ты тетя Клава, одна-то не надрывайся, не молоденькая уже… Я тебе сейчас гастарбайтеров кликну — они помогут…
Инга вдруг свистит по-мальчишески. Потом кричит и машет рукой.
Инга. Эй, Анвар, идите сюда!
Подходят трое гастарбайтеров в спецовках. Один явно главный. Инга обращается только к нему.
Инга. Анвар, вы тетеньке помогите… Выкопайте эту штуку и отнесите, куда она скажет. Вам же здесь теперь жить…
Инга уходит. Гастарбайтеры выкапывают бюст, очищают от земли, о чем-то переговариваются.
Анвар. Какой красивый! Наверное, большой человек был…
Клава. Большой… Красивый… Таких уж нет.
Анвар. Зачем закапывали?
Клава. Теперь уже спросить не с кого… Никого не осталось…
Гастарбайтеры осторожно несут бюст. Клава показывает, куда идти. Уходят.
Налетает ветер, шумит в почерневших ветвях деревьев.
1997–2006
Кто же стоял за убийством Столыпина?
1 сентября 1911 года в 22 часа 30 минут — в Киевском городском театре, в антракте, во время представления оперы Н. А Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане», чуть ли не на глазах самого императора, революционер Дмитрий Богров, бывший осведомителем охранного отделения и пришедший в театр по пропуску, выданному ему охранкой, почти в упор расстрелял Председателя Совета министров Петра Аркадьевича Столыпина. Это было десятое и последнее покушение на жизнь знаменитого премьера-реформатора. Но это было и первое в кровавой истории двадцатого века фактически нераскрытое убийство видного государственного деятеля.