До встречи в Лондоне. Эта женщина будет моей (сборник) Звягинцев Александр
– Будьте осторожны. После сегодняшней стрельбы полиция будет искать этого самого парня всерьез, и если вы попадетесь им на глаза, то…
– Я понимаю, Крейг, на мне сразу найдут следы полония. А уж в номере гостиницы просто целый склад.
Вудгейт улыбнулся:
– Вы все шутите!
Он встал, одернул пальто, поправил клетчатую кепку, натянул перчатки:
– Мне пора. Всего доброго. Если что-то случится, я позвоню.
Когда он уже отошел на пару шагов, Ледников окликнул его:
– Крейг! Я надеюсь, никаких обид? Мне бы не хотелось, чтобы вы думали обо мне, как о хитром, скрытном и коварном типе. Да еще и неблагодарном!
– Я так о вас не думаю, Валентин. Я все-таки немного разбираюсь в людях.
Классный мужик, подумал Ледников, с таким в разведку – милое дело.
После ухода Вудгейта Ледников решил прогуляться по садам Кенсингтона, чего раньше ему никогда не удавалось сделать. Во-первых, из-за определенного снобизма – слишком популярное туристическое место, Модест его просто засмеял бы, если бы он потащил его туда. А во-вторых, обычно у него просто не было времени на прогулки. Признаться, времени не было и теперь, но, прежде чем что-то предпринимать, надо было основательно разобраться в сложившейся ситуации.
Он удивился строгости и скромности дворца, изумился смеси готики и варварского великолепия мемориала принца Альберта, посмотрел, как на Круглом пруду подростки запускают в плавание свои хлипкие модели… Однако все это время он думал только об одном: почему Леня решился на подобные подвиги и кто его на это сподвигнул? Представить себе, что опер из поселка Майский сам решился явиться с требованиями к олигарху Муромскому, расправился с ним, а потом объявился в Лондоне, установил слежку за Рафой, запугал Валерию, организовал травлю Гланьки в прессе…
Нет, тут нужны другие мозги и совсем иные возможности! Да, а еще они отследили его, Ледникова, появление в Лондоне, мигом организовали на него компромат… Если предположить, что это Леня, то за ним, конечно, кто-то стоит и этот кто-то им двигает.
Звонок Гланьки прервал жидкий поток его не слишком-то искрометных мыслей.
– Ледников, ты там как?
В ее голосе слышалась искренняя взволнованность.
– Слоняюсь по садам Кенсингтона, – безмятежно сказал он. – Занятие – то еще! И дышится, и верится, и так легко-легко…
– Ты знаешь, что сейчас передали в новостях?
– Знаю. Следы полония нашли в гостинице, где я проживаю. И теперь меня разыскивает полиция.
– Смешно, – оценила его усилия Гланька. – Но передали совсем другое. Утром полиция пыталась осмотреть подозрительную квартиру неподалеку от Ричмонд-парка. Человек, ее снимавший, стал стрелять, а потом скрылся. Ранен полицейский… Они утверждают, что есть основания считать, что это был русский. Что-то они там нашли в квартире, доказывающее это. Тебе это о чем-нибудь говорит? Это не имеет отношения к нам?
Волновать Гланьку не хотелось, но и держать ее в полном неведении тоже было нельзя. Черт его знает, что эти его соотечественники удумают теперь! Одно дело, если Рафы уже нет в живых. А если они его просто перевезли в другое место? Не похоже, конечно…
– Алло, Ледников, ты что замолчал?
– Думаю.
– О чем?
– Я думаю о тебе, – честно признался он.
– Господи, ты о себе лучше подумай! Это не опасно – то, что случилось?
– Помнишь «Бельведер»? И потом на улице…
– О господи! – простонала Гланька. – Я почему-то так и подумала!
– Глань, давай без истерики. Это может быть тот же человек, но… Точно я не знаю.
– Тебе надо улетать в Москву! Немедленно! Если полиция каким-то образом тебя зацепит, она тебя уже не отпустит. Ты же видишь, в каком они состоянии. Они не будут разбираться, чем отличается бывший следователь прокуратуры от сотрудника КГБ. Для них это сейчас одно и то же!
– Смыться и бросить тебя на произвол этой свихнувшейся на полонии публике! За кого ты меня принимаешь?
– Ледников, я уже в порядке. Седрик говорит, что теперь о сделке не может быть и речи. Так что я им теперь неинтересна. И вообще, тут подключились родственники Седрика, так что…
– А они у нас кто? Лорды и пэры?
– Масоны они! Всего-навсего. Так что Майкл Кентский и все эти пэры просто отдыхают.
– Ясное дело, пэр против масона все равно что столяр супротив плотника, – согласился Ледников.
– Дошутишься, Ледников.
– Ладно, у меня тут осталась пара дел, а потом я…
– Ледников, уезжай, а? – тихо сказала Гланька. – Если ты влипнешь, я себе не прощу.
Масоны – это, конечно, хорошо, подумал Ледников, но что-то в этой истории все-таки по-прежнему сильно смущает. Гланька зря думает, что все закончено. Если полиция сядет на хвост всей этой компании, то они вполне могут потянуть за собой и ее. А там пойди доказывай, что ты не верблюд и на самом деле это тебя специально подставили…
Глава 19
A bad beginning makes a bad ending
Плохое начало ведет к плохому концу
– Сэр, для вас оставлен конверт!
Служащий гостиницы, лысоватый, рыжеватый приземистый мужичок с красным носом, типичный английский сквайр, любитель виски и портвейна, смотрел на Ледникова сурово, но заметно нервничал. Конверт он положил на стойку и тут же спрятал руки за спину. Ледникову показалось, что он в резиновых перчатках. Ну, ясное дело, боится получить дозу радиации, они теперь все тут уверены, что русские только и делают, что носятся по Лондону с полонием за пазухой.
– Скажите, конверт приносила женщина? – поинтересовался Ледников.
– Нет, это был мужчина.
– Ага…
Ледников задумчиво покрутил в руках конверт с надписью от руки: «For mr. Lednikov».
– Он случайно не был похож на рок-музыканта?
– Простите, сэр? Что это значит?
– Ну, длинные белые волосы, ковбойская шляпа, кожаные джинсы… И все в таком духе.
– Нет, сэр. Ничего подобного. Обычный мужчина лет тридцати. Скорее он походил на агента полиции, – с намеком сообщил сквайр. – Правда, он был очень бледен и, как мне показалось, не очень хорошо себя чувствовал…
Ледникова так и подмывало сказать, что это несомненно симптомы отравления полонием и потому надобно срочно кричать «Караул!», но он благоразумно сдержался. Такие шутки теперь не проходят, и этот любитель портвейна вполне может вызвать полицию – оправдывайся потом, что ты пошутил…
Он вскрыл конверт и обнаружил там лист бумаги, на котором был написан номер телефона. «Тел.» было написано по-русски…
В номере он какое-то время привычно постоял у окна, тупо глядя на улицу. Подумал мимолетно, нет ли смысла позвонить Вудгейту, прекрасно понимая, что звонить пока он не будет. Опять старина Крейг подумает, что от него что-то скрывают… А вот не позвонить ли Валерии? Но что он хочет от нее услышать?
Потом он набрал номер и услышал простое русское «да». Голос был мужской.
– Это Ледников.
– А-а, слава богу, а я уж думал…
– С кем я разговариваю?
– Моя фамилия – Горегляд. Зовут – Леонид. Но вряд ли вам это что-то говорит.
«Ну, допустим, кое-что это мне говорит, – стараясь унять волнение, подумал Ледников. – Даже не кое-что, а гораздо больше». И спокойно ответил:
– Видимо, вы хотите мне что-то сообщить, Леонид? Кстати, фамилия ваша мне говорит о многом.
– Понятно. Меня предупреждали, что вы человек информированный… Я хочу попросить вас о помощи, Валентин Константинович…
– Понятно. А почему я должен вам помогать? Чего ради?
– Ради Аглаи Востросаблиной. Если вы не поможете мне, я попаду в руки полиции, и тогда… У госпожи Востросаблиной могут начаться большие неприятности.
– Вот как. А вы не преувеличиваете свои возможности?
– Нет. Особенно в нынешней ситуации.
Ледников помолчал. Надо было вскрыть карты, не все, конечно, но хотя бы часть.
– Мы с вами встречались? – спросил он.
– Ресторан «Бельведер», помните?
– Еще бы! Рафаэль Муромский – ваша работа?
– Смотря что вы имеете в виду. У меня есть информация по нему… Черт, садится телефон. Давайте договариваться о встрече или…
– Что вы хотите?
– Мне нужны деньги, чтобы убраться сначала из Лондона, а потом из Англии. Давайте встретимся на кладбище. Том самом, где вы были… С могилой Керенского… Подходите к крематорию, я вас окликну. И поймите: полиция не нужна ни мне, ни вам, ни госпоже Востросаблиной.
– Кладбище, крематорий… Нельзя найти местечко повеселее? И потом, я знаю это место. Я там буду выглядеть как ходячая мишень.
– С моей стороны вам ничто не угрожает. Стрелять я не собираюсь. Вы моя последняя надежда. Просто мне трудно передвигаться, Валентин Константинович, я ранен…
Вот так, подумал Ледников. Наверное, Вудгейта это известие обрадовало бы – значит, его коллеги поутру палили не совсем в небеса.
– Я буду часа через полтора.
– Я жду.
Положив трубку, Ледников подумал, что разговор был, конечно, странный. Но, судя по всему, это был Леня. Значит, он в своих умозаключениях был прав, и Вудгейт теперь может по достоинству его оценить. Как он понял из короткой беседы, знают они с Леней друг о друге немало. Во всяком случае, вполне достаточно, чтобы в какой-то мере представлять ответные реакции друг друга. Но мчаться на кладбище к крематорию, чтобы выручать раненого человека, который, возможно, прикончил собственного отца, отравил несчастного английского журналиста, похитил родного брата, вступил в перестрелку с полицией… Это, конечно, полное безумие.
Тем не менее, придя к такому выводу, Ледников позвонил Модесту, договорился с ним, что тот даст ему денег в долг. По дороге он снял все, что можно, со своей карточки. Модест смотрел озабоченно, все-таки он был русский, и вся эта полониевая истерика и ему действовала на нервы. Уверив его, что все в полном порядке, Ледников поймал такси и приказал ехать к Ричмонд-парку. Когда по дороге мелькнула аптека, он попросил водителя притормозить и купил бинты и йод. Вышел он у супермаркета и до кладбища дошел пешком.
Ледников шел по знакомой уже аллее к крематорию и думал, что совершает чудовищную глупость. Кладбище было совершенно пустынным. Пространство перед крематорием хорошо просматривалось со всех сторон, и любая цель, появившаяся там, стала бы прекрасной мишенью для стрельбы из засады. Не потому ли и встречу ему назначили именно там? Конечно, не очень понятно, зачем Лене Горегляду его убирать, но когда за человеком уже есть несколько трупов, трудно понять, что у него в голове.
Он остановился в паре шагов от карликового деревца перед входом в часовню, быстро осмотрелся. Никого вокруг не было. Надо было ждать. Скорее всего, Леня тоже какое-то время будет выжидать, чтобы установить, нет ли за Ледниковым «хвоста». Все-таки он в прошлом опер. Ну, пусть понаблюдает. Ледников повернулся к часовне спиной. Между тяжелых фиолетовых туч вдруг пробилось и засияло ослепительное солнце, и все вокруг стало нереально четким и ясным, словно на рекламном слайде.
– Валентин Константинович, я здесь!
Русская речь на лондонском кладбище прозвучала неожиданно и как-то неуместно.
Глава 20
Death pays all debts
Смерть оплатит все долги
Ледников обернулся. Из-за могучего одинокого дерева справа от часовни кто-то махал ему рукой. Приглядевшись, Ледников увидел молодого человека, ничуть не похожего на беловолосого разбойника с внешностью рок-музыканта. Он был во всем темном, в черной вязаной шапочке, надвинутой на глаза.
– Извините, мне тяжело идти! – прокричал молодой человек, заметив, что Ледников колеблется.
Ледников пожал плечами и двинулся в его сторону, думая о том, что нет никакой уверенности, что перед ним именно Леня Горегляд… Когда до дерева оставалось пара метров, Ледников остановился. От пули, конечно, это не убережет, а вот внезапно на таком расстоянии напасть не удастся. Теперь ему стало заметно, что у молодого человека бледное осунувшееся лицо, а стоит он, стараясь опираться только на одну ногу.
– Ну, будем знакомы, – выдавив из себя какое-то подобие улыбки, сказал он. – Я – Леонид Горегляд.
– Об этом я догадался, – холодновато сказал Ледников. – Что с вами?
– Ранен… В ногу… Кость не задета, но крови потерял много, – поморщился Горегляд. – Давайте отойдем в лес, а то торчим тут, как на параде.
– А где ваши белые волосы и ковбойские сапоги? – поинтересовался Ледников, чтобы сразу отбросить все сомнения.
– Все осталось на квартире. И вообще это была маскировка. Пойдемте?
– Давайте, – согласился Ледников. – Вам помочь?
– Ничего, сам доковыляю…
Они прошли мимо часовни и башни крематория, и Горегляд направился прямо в чащу уже за границей кладбища. Шел он медленно, сильно хромая, и Ледников, который двигался следом за ним, время от времени оглядываясь, подумал, что долго он так передвигаться не сможет.
– В вас утром попал полицейский? Которому вы сбросили на голову кресло?
– И это вам известно! – не оборачиваясь пробормотал Горегляд. – Попал, зараза! Главное, я, когда мимо пробегал, мог его вырубить, да пожалел… А он очнулся и тут же начал палить из своей пушки!
– У них теперь приказ такой – не церемониться с террористами.
Горегляд доковылял до крохотной поляны и тяжело опустился на поваленное дерево. Стянул с головы шапку. У него оказались коротко стриженные темные волосы. Дышал он тяжело.
– Вы рану-то перевязали? – спросил Ледников.
– Да, перетянул, чем мог, – сжав зубы, нехотя сказал Горегляд.
– Давайте тогда перебинтуем, – приказал Ледников. – Вот бинты, антисептик, пластырь…
Горегляд удивленно посмотрел на него, но возражать не стал.
– Сам справишься? Или помочь? – перешел на «ты» Ледников.
– Не… Я сам. Нас в разведроте учили.
– Ну, сам так сам, – не стал спорить Ледников.
Пока Горегляд бинтовал бедро, Ледников внимательно разглядел его. Выглядит даже моложе своих лет. Смуглое лицо южного красавца. Но без нагловатости и самодовольства.
– Пуля в ноге? – спросил Ледников.
– Не… К счастью, насквозь. Крови вытекло только много.
Толя Троицкий, кажется, разгадал и описал его совершенно верно. На бандита не похож. Даже с учетом тех университетов, что он прошел среди шпаны и уркаганов поселка Майский, в армии и милиции…
Сомнения Ледникова в том, что Горегляд в одиночку не мог провернуть всю эту операцию с Муромскими и Гланькой, переросли в уверенность. И теперь самое главное – выведать, кто за ним стоит. Потому что сам он из игры явно выпадает, а вот тот, кто за ним, остается. А значит, процесс не закончен.
Когда Горегляд со стоном вытянул ногу, Ледников приступил к собеседованию, именно в таком жанре он собирался для начала построить разговор. А там видно будет, может, придется и сменить пластинку.
– Что с Муромским? – резко спросил он.
– С каким?
– С Рафой. Что со старшим, я знаю.
– А-а… Не знаю я.
– Что значит – не знаю? – повысил голос Ледников.
– То и значит! – нахохлился Горегляд. – Сбежал он. Ночью. Куда делся, понятия не имею.
Ничего себе поворот сюжета! Ледников с сомнением посмотрел на понурого Горегляда.
– А может, это ты его убрал, а? Придушил, спрятал, а теперь рассказываешь мне сказки!
– Да не сказки!.. На кой мне его душить? Он в таком состоянии был… Может, жив, а может, и нет уже.
– Что же ты с ним делал? Наркотики, что ли, колол?
– Да нет, таблетки в еду добавлял. Аналог азалептина. Он от них как в затмении все время был.
Значит, азалептин. Применяют при шизофрении, маниакальном синдроме и маниакально-депрессивном психозе, вспомнил Ледников. При лечении могут наблюдаться мышечная слабость, сонливость, спутанность сознания… В последнее время именно азалептин очень часто используется при криминальных отравлениях. Почему-то именно им промышляющие девицы вводят в состояние затмения своих клиентов. Его просто добавляют в водку, в пиво, в вино, и «пациент» вырубается. Через сутки приходит в себя. Правда, тут все зависит от дозы. Азалептин стал даже популярнее клофелина. А клофелином сейчас чаще всего пользуются при суициде, то есть его теперь предпочитают в основном самоубийцы.
Теперь пора его несколько оглоушить, решил Ледников. Дать понять, что у нас такие длинные руки и мы так много знаем, что темнить не стоит.
– Руслана ты специально не предупредил о покушении?
– Руслана? – честно изумился Горегляд. – А-а… При чем тут Руслан? Откуда вы знаете?
– Сам знаешь, при чем. Ты даже не представляешь, как много я о тебе знаю, – многообещающе сказал Ледников. – Так что было с Русланом? Ты же знал, что на него готовится покушение?
Леня облизнул губы. Он смотрел в землю и ничего не говорил. Видимо, пытался сообразить, какое отношение имеет давнишняя история с его приятелем к нынешним делам. Наконец он затравленно сказал:
– Да он сам все знал! Что ему было рассказывать? Сам все знал. У них там тогда настоящая война шла.
– За наследство Джуса?
– Ну да…
– А Джуса действительно Руслан убрал?
– Откуда я знаю? Он в таких вещах мне не исповедовался.
– Но он же был в этом заинтересован?
– Был. Но не настолько, чтобы убивать. Он просто хотел отодвинуть его в сторону, чтобы самому распоряжаться всем бизнесом.
Горегляд поднял на Ледникова затравленные глаза:
– Зачем вам все это?
– А ты догадайся сам, ты же опер!
Горегляд только еще сильнее понурился. Он явно растерялся. Готовился-то он к одному разговору, а тут…
– Видишь ли, Леня, я пытаюсь понять, на что ты способен. На какие такие злодейства. Чего от тебя ждать? Что у тебя на душе лежит?
– Что лежит, все мое, – криво улыбнулся Леня. – Я сам за все отвечу.
– Конечно, ответишь, – не стал возражать Ледников. – А теперь я хотел бы услышать все о твоих делах с семейством Муромских. Давай с самого начала…
Ледников уселся на поваленное дерево напротив Лени и выжидательно уставился на него.
Из того, что рассказывал Леня, что написал Толя Троицкий, что знал сам Ледников, постепенно нарисовалась такая картина…
Вся эта кутерьма началась, когда Леня служил в армии. Он воевал в «горячих точках», был ранен, а в это время настоящими героями страны становились те, кто сделал сказочное состояние на обломках империи. О них трубили газеты, их показывало телевидение, а уж слухи об их богатстве ходили самые фантастические. Среди этих героев был и Муромский. Вот тогда-то город и поселок Майский вспомнили своего блудного сына. Поползли самые дикие слухи о тех временах, когда Муромский химичил в местной типографии, и кто-то вспомнил о его близости со Светой Горегляд, а потом, само собой, сын Светы превратился в сына Муромского.
Слух крепчал и потихоньку стал одной из легенд поселка Майский, спорить с которым было уже бессмысленно. Леня, уходивший в армию сиротой, никогда и в мыслях не державший, что какой-то мужик по фамилии Муромский имеет к нему отношение, вернувшись, тут же получил прозвище Сын олигарха. Никаких возражений никто и слушать не хотел. Самое же подлое и невыносимое было то, что на Леню перенесли часть той завистливой ненависти, с которой относились к новым богатеям. Можно было подумать, что Леня что-то от богатств Муромского имеет! А он не имел ничего, кроме дурацких слухов и подозрений, будто ему что-то перепадает от богатств «отца». И возненавидел он этого «папашу» по-настоящему. И всякое известие о блудном отце вызывало в нем дикое раздражение.
А потом был разговор с Русланом. Леня понимал, что Руслан вцепился в него намертво и уже не отпустит…
Когда Руслана похоронили, он подумал, что эта тема ушла из его жизни, закрылась. Но потом, во время одной операции по задержанию, он угодил под пулю, провалялся несколько месяцев по госпиталям и больницам. За время лечения, когда ему не разрешали неделями вставать с постели, о чем он только не передумал. И об «отце» тоже. В запущенной палате на десятерых, где каждый день кого-то резали, превращая в очередного калеку, в горячечном бреду, скрипя зубами от постоянно сверлящей тело и мозг боли, он думал о том, что ждет его впереди, потому как врачи ничего не гарантировали… Жить будешь. Правда, инвалидом. Вопрос – инвалидом какой степени? Мысли о будущем внушали ужас и отчаяние. И вот тогда-то и родилась в нем эта мысль – пусть Муромский заплатит. За все! В конце концов, не обеднеет…
И мысль о том, что доказательств его «отцовства» нет никаких, уже не казалась ему такой неопровержимой. Он эти доказательства по-настоящему не искал. А Руслан был, как всегда в таких делах, прав – надо было искать. И когда он выберется на волю, он этим займется. И ему уже казалось, что эти доказательства есть. Их не может не быть!
Ему повезло – он стал инвалидом самой легкой, третьей, степени, молодой организм сказал свое веское слово. Однако из органов пришлось уйти. Устроиться удалось лишь в службу безопасности одного скаредного олигарха местного разлива. Впечатления от новой службы, наложившись на милицейский опыт, еще больше убедили его в том, что с новыми богатенькими буратинушками по-хорошему нельзя. Если хочешь что-то получить с них – нужны аргументы с крепостью бейсбольной биты или убедительностью пули хорошего калибра. В суете новой жизни мысль об «отце» несколько потеряла остроту, притупилась, но не забылась… А потом появился он…
– Кто? – сразу заинтересовался Ледников. – Кто он?
– Валерий Олегович, – помолчав, объяснил Леня.
Его вызвал к себе в кабинет сам хозяин. В кабинете, кроме него, был еще один человек. Подтянутый седовласый мужчина в очень дорогом костюме, который сидел на нем чрезвычайно элегантно, в отличие от растолстевшего хозяина, на котором самый лучший костюм моментально превращался в пропотевшую мятую тряпку. Мужчина удивительно походил на американского актера Пола Ньюмена и знаменитого футбольного тренера Марчелло Липпи, который сделал итальянскую сборную чемпионом мира. Сразу чувствовалась хорошо сознаваемая собственная незаурядность и привычка приказывать. Он сидел в кресле, покачивая ногой в безупречном, без единой морщины черном носке. Остроносые черные туфли его сияли.
Хозяин погнал с места в карьер:
– Леня, у Валерия Олеговича к тебе серьезное дело. Он наш земляк, но уже давно живет в Москве. Очень серьезный человек. Постарайся его не разочаровать. Можешь ему доверять целиком и полностью. Как мне!
И хозяин многозначительно поднял палец.
Леня подумал: как раз ему-то доверять целиком и полностью было бы серьезной ошибкой. Валерий Олегович в это время чуть заметно улыбнулся. Видимо, подумал о том же.
– Я вас оставляю, – сказал хозяин, выбираясь из-за стола. – Леня, имей в виду – это очень важно. И прежде всего для тебя самого. Тут дело, которое может переменить твою жизнь.
Когда хозяин испарился, Валерий Олегович встал, подошел к Лене и, в упор глядя ему в глаза, сказал:
– Самое удивительное, что ваш руководитель абсолютно прав. Вы действительно можете совершенно переменить свою судьбу. Но, дорогой мой, для того, чтобы переменить судьбу, нужна воля. Воля, без которой нельзя действовать.
Леня согласно кивнул.
– А вы представляете, о чем я собираюсь с вами говорить? – прищурился Валерий Олегович.
– Наверное, о господине Муромском, – ответил Леня.
О чем еще, спрашивается, они могли говорить?
– Правильно, – одобрительно сказал Валерий Олегович. – Значит, можно не тратить время на лишние разговоры.
Из того, что он услышал потом, Леня уяснил, что господин Муромский принадлежит к числу тех, кто, воспользовавшись бедственным положением страны, присвоил то, что должно принадлежать многим. Мало того, сейчас он гонит награбленное за границу, и его надо остановить. Валерий Олегович относится к числу тех, кто решает эти вопросы. По-разному. В ситуации с Муромским принято решение, что Леня может сыграть определенную роль в этом деле. Раз он сын Муромского, он может претендовать на часть его состояния. Может серьезно помешать его планам перегнать капиталы за границу и вложить в тамошние предприятия и акции…
– И кого он представлял, этот Валерий Олегович? Он сообщил? – осведомился Ледников.
– Так, в общих чертах, – пожал плечами Леня. – Вроде бы какие-то серьезные структуры, связанные с государством… А там кто его знает…
– И что потом?
Потом Валерий Олегович объяснил, что Леня должен понимать – речь идет об очень непростом деле. Достаточно вспомнить, какими способами Муромский сколачивал свое состояние. Защищать его он будет, тоже ничем не брезгуя.
– Ничем! – настойчиво повторил Валерий Олегович. – Вы должны это понимать. Человек он жутковатый, его связи тянутся во все стороны, а безнаказанность и вовсе развратила его. Если он решит убрать вас, то колебаться не будет ни секунды.
– Что, убьет человека, который считает его своим отцом? – не поверил Леня.
– Какой он вам отец? – хмыкнул Валерий Олегович. – Если он вас ни разу не видел?
– А вдруг он вообще не отец мне? Если все это слухи и сплетни? Ведь никаких доказательств у меня нет…
– Их нет, потому что вы их не искали, – отрезал Валерий Олегович. И мысль эта показалась Лене неопровержимой, потому что это была его собственная мысль. – А основания думать о вашем родстве есть. По нашим сведениям, Муромский, будучи в хорошем подпитии, несколько раз признавался, что у него вполне может быть ребенок… Где-то там, где он был молод… Больше того, это становится его навязчивой идеей. Знаете, очень старая история про атамана Кудеяра, в котором, согласно русскому преданию, в конце жизни «совесть Господь пробудил»? В молодости много бито и граблено, в старости надобно душу спасать…
Валерий Олегович нехорошо улыбнулся. В первый раз Лене стало понятно, что от этого человека можно ждать всего, кроме жалости.
– А что касается веских доказательств вашего родства, то они будут представлены. Через пару дней прилетите в Москву, и мы проведем там генетическую экспертизу с биологическими материалами обоих Муромских – и старшего, и младшего… Они у нас уже припасены. Как вы знаете, ошибка тут абсолютно исключена.
– А если выяснится, что…
– Если выяснится, что вы не имеете к этим господам никакого отношения, мы расстанемся и забудем друг друга, – весело развел руками Валерий Олегович. И добавил: – Навсегда.
Через два дня Леня действительно был в Москве, где в каком-то серьезном медицинском учреждении сдал необходимые анализы и через несколько дней получил официальное заключение. Из заключения следовало, что Муромский-старший – его отец, а Муромский-младший – близкий родственник…
По-настоящему осознать, что изменилось в его жизни после этого, Леня так и не успел. Валерий Олегович потребовал немедленных действий. Для начала надо было явиться к Муромскому в Испании, предъявить себя, результаты экспертизы и посмотреть на реакцию. Если реакция окажется неблагоприятной, а скорее всего, она такой и будет, придется объяснить ему, что тогда Леня будет добиваться признания отцовства в судебном порядке и требовать предоставления ему всех прав, которыми обладает Рафа, его младший брат… Со всеми вытекающими последствиями…
– Насколько я знаю, у вас два ранения, полученные при защите родины? – очередной раз продемонстрировал свою осведомленность Валерий Олегович. – Мы организуем вам нетрудоспособность в самом лучшем виде. Сделаем вас заслуженным инвалидом отечества! И ни один суд не посмеет ее не признать. У нас есть юристы, которые готовы немедленно включиться в дело. И журналисты тоже. Шум будет такой, что нашему Кудеяру мало не покажется. Мы ему поможем спасти его черную душу, очиститься от грехов…
Леня обдумал ситуацию. Все-таки он был опер и кое-что повидал. Было ясно, что он лишь часть обширного хитроумного плана, за которым стоят очень серьезные люди и организации.
Когда он сказал об этом Валерию Олеговичу, тот внимательно, изучающе посмотрел на него и разъяснил ситуацию:
– Хорошо мыслите, Леонид, но… Знать все вам попросту не нужно. Лучше даже не думать об этом. Ваша задача – явиться перед Муромским и попытаться получить от него отступные. Если он на это пойдет, ситуация сразу приобретет совсем иной вид и в дело вступят другие силы и люди… Из него вытрясут все. Ваша цель, как я сказал вам при первой встрече, – попытаться переменить свою не самую счастливую судьбу. Вы не должны требовать от него слишком многого. Там такие суммы вертятся, что они вам просто не нужны – не по вашим силенкам. Вам нужно ровно столько, чтобы устроить свою жизнь по-новому. Все, что опричь этого, уже не ваше дело. Дальше с ним будут работать, повторяю, другие… Не хотелось бы потом вспоминать пошлую истину про фраера, которого сгубила жадность, – многозначительно заключил Валерий Олегович.
Леня спорить не стал. А Валерий Олегович, еще раз строго посмотрев ему в глаза, сказал:
– И еще одно. Надеюсь, в вас не взыграют родственные чувства и вы не попадете под чары своего свежеобретенного папаши… Муромский – человек изобретательный. Весьма. Он может использовать для игры с вами не бейсбольную биту, а другой вариант… Распустить для вида сопли, разыграть роль раскаявшегося отца – сынок, я так любил твою маму! – переманить вас на свою сторону, чтобы выведать, кто за вами стоит, и тогда… Тогда из нашего союзника вы станете нашим врагом со всеми вытекающими последствиями. Постарайтесь не поддаваться на его провокации. Наш Кудеяр становится сентиментальным, только когда напьется. А протрезвев, он становится еще более жестоким. От стыда, – развеселился Валерий Олегович.
Уже через пару недель Леня летел в Мадрид для встречи с Муромским. В аэропорту «Барахас» его встретили двое мужчин с холодновато-вежливыми манерами. Отвезли в гостиницу «Гауди» и сразу приступили к разработке плана «Блудный отец». За названием так и виделась высокомерная усмешка Валерия Олеговича.
Договариваться о встрече по телефону? Муромский на это не пойдет или устроит какую-нибудь подлость типа встречи с испанской полицией, которой он накануне сообщит, что его шантажирует вымогатель. Устроить встречу где-нибудь в людном месте? Поговорить не получится, сразу вмешается охрана. Электронная почта? Обычная почта? Теряется элемент внезапности, он успевает подготовиться.
Остается вариант – встреча в его загородном поместье «Моралеха», где он расслаблен и не так насторожен. Как туда попасть? Это дело людей Валерия Олеговича. Они уже изучили его расписание. Самое удобное – послеобеденная сиеста, которую Муромский обычно проводит в тени деревьев рядом с бассейном, балуясь холодными напитками. Сытый, подвыпивший голый человек – хороший объект для наезда.
Они подкатили к вилле Муромского на громадном фургоне, развозящем эксклюзивную мебель известной фирмы. И пока подельники Лени, облаченные в униформу фирмы, морочили голову двум разомлевшим от безделья и жары охранникам, сам он проскользнул мимо них вовнутрь. Собак на вилле, к счастью, не держали, так как у сеньоры Франциски была на них аллергия. Путь к бассейну ему заранее показали на схеме виллы.
«Отец» – так про себя Леня после получения заключения экспертизы звал с некоторой иронией Муромского – возлежал на шезлонге прямо у воды. Рядом стоял металлический столик на ажурных ножках, на котором красовалось серебряное ведерко с бутылкой шампанского, вазы с фруктами, фужеры…
Леня, конечно, уже бесчисленное количество раз проигрывал про себя все возможные сценарии первого разговора, и вот теперь, стоя за могучим слоновьим стволом пальмы, еще раз решал про себя, какой тон будет для начала правильным. И решил, что правильнее всего будет представить «отцу» без слов копию заключения и последить за его реакцией.
Он уже готовился шагнуть из-за пальмы, когда из виллы вышла сеньора Франциска и направилась в сторону мужа. И Лене пришлось стать невольным свидетелем грандиозного скандала, который горячая многопудовая испанка закатила своему непутевому российскому муженьку. Леня из их разговора ничего не понял, кроме нескольких матерных русских слов, которыми Муромский отвечал на проклятия супруги. Наконец он буквально скатился с шезлонга в воду и поплыл подальше от жены. Сеньора Франциска тяжело посмотрела ему вслед, поискала что-то на столике, Леня так и не увидел, что конкретно, потому как ее могучая спина закрывала всю видимость, а потом, тяжело переваливаясь, пошла к дому.
Увидев, что жена ушла, Муромский быстро выбрался на берег. Но тут ему снова помешали, на сей раз Рафа. Он тоже был явно взвинчен и раздражен. Из доносившихся до него обрывков разговора Леня разобрал немногое…