Хобби Сереги Костикова Константинов Евгений

— Да иди ты со своими деньгами! — зло крикнула она, отчего Сереге вновь захотелось заткнуть уши. — Сюда посмотри!!!

Серега послушно опустил взгляд и увидел Вику. Голова кореяночки лежала на коленях подруги, глаза были закрыты, губы сжаты, откинутая правая рука что-то карябала на асфальте.

У Сереги потемнело в глазах…

— В общем, если бы не Марина Савельева, главным подозреваемым был бы ты, — закончил короткий рассказ капитан Клюев, приехавший в больницу имени Боткина, чтобы навестить поступившего туда накануне Сергея Костикова.

— Хотя, Шуба, чего уж там скрывать, с тебя все равно подозрения пока не сняты.

— Это понятно, Борисыч, — Серега в очередной раз слегка погладил внушительную шишку на голове. — Все правильно ты говоришь. Я бы тоже первым делом подозревал оставшегося в живых. Хотя наводчиком мог быть любой, даже убитый…

Марина Савельева, работавшая в универсаме кассиром, оказалась единственным, но очень важным свидетелем убийства и ограбления. Преступники разработали простой до примитивности план, который в итоге и осуществили, но только с непредвиденными дополнениями.

Один из них, заранее спрятавшись в примыкающем к универсаму хозяйственном дворе за нагромождением пустых коробок и ящиков, дождался, когда сборщик выйдет из магазина с сумкой с ценностями, оглушил его ударом палкой по голове, вытащил у него из кобуры пистолет системы Макарова, подошел к инкассаторской «Волге» и четырьмя выстрелами через стекла убил водителя и тяжело ранил в голову старшего маршрута.

Сразу после этого в хоздвор въехала еще одна легковушка, водитель которой открыл левую заднюю дверь инкассаторской машины, вытащил под завязку набитый сумками с ценностями брезентовый мешок и забросил его в свой багажник. Тем временем убийца подбежал к потерявшему сознание сборщику, собираясь вложить ему в руку пистолет.

Он это сделал, но не сразу — перед этим из магазина на улицу выскочила девушка-кассир, Виктория Ким, в которую убийца с близкого расстояния, почти в упор выпустил одну за другой еще три пули. После чего стрелявший, как и планировал, вложил пистолет в руку Костикова, прихватил валявшуюся рядом сумку с ценностями и побежал к машине, за рулем которой его ждал подельник.

Побежал, никак не реагируя на крики еще одной кассирши — Марины Савельевой, видевшей, как убивали ее подругу. Пистолет убийца подбросил Костикову, и убрать второго свидетеля не было возможности. Не оставив своих отпечатков пальцев, действовавшие в перчатках грабители-убийцы, поспешили скрыться с места преступления.

Водитель инкассаторской машины Сергей Скворцов и кассир универсама Виктория Ким, не приходя в сознание, скончались на месте. Старший маршрута Петр Терентьев в крайне тяжелом состоянии находится в реанимации в той же больнице, куда скорая привезла Костикова…

— Как Боярин? — спросил Серега у Клюева.

— В коме. Одна пуля попала в плечо, вторая по касательной задела голову. Врачи разводят руками — не знают, выживет или нет.

Тут, видишь, какое дело. Дверь старшего, которую Боярин должен был разблокировать при твоем подходе к машине, так и осталась заблокированной. Не открыл Боярин кнопку тому, кто подошел.

— Или наоборот — закрыл перед самым его носом, — сказал Костиков.

— Не понял? — удивился Клюев.

— Что тут непонятного? Думаешь, все инкассаторы инструкцию от и до выполняют. Да забываем мы закрывать двери на эти самые кнопки. Элементарно забываем. Редко, конечно, но бывает.

— Значит, Боярин…

— Если кнопка была не закрыта, — продолжил вместо капитана Серега, — и он увидел, что к машине подхожу не я, а кто-то другой, то автоматически ее закрыл и, по идее, насторожился.

— А если бы кнопку не закрыл…

— То преступник спокойно бы распахнул дверь и стрелял бы не через стекла, а практически в упор. И, кстати, тогда лично я оказался бы в еще большем подозрении.

— Ну да, — согласился Клюев. — Получилось бы, что старший открыл тебе дверь, и тут ты его с водителем того…

— Абсолютно идиотская версия.

— Которая, тем не менее, оставалась бы версией. Да, повезло тебе, Шуба, со свидетельницей.

— А как мне, Борисыч, вообще повезло, — горько усмехнулся Серега и вновь дотронулся до шишки на голове, — ты просто не представляешь. Век бы свою голову под удары дубиной подставлял.

— Ладно, Шуба, заживет твоя голова. Какие-нибудь мысли, кто мог ограбить, имеются?

— Те же самые мысли, что и у любого инкассатора, — горько ухмыльнулся Серега. — К делу подошли продуманно, все рассчитали правильно. Могли бы, конечно, еще позже грабануть, чтобы не один мешок с деньгами унести, а два, но дальше по маршруту таких удобных точек для ограбления нет. Да им и одного мешка с универсамовской сумкой на двоих вполне достаточно будет.

— На двоих. А возможно, и на троих, — задумчиво изрек капитан.

— Ты на что намекаешь, Борисыч? — нахмурился Серега.

— Не на тебя, Шуба, успокойся, — по-доброму улыбнулся Клюев. — Выходит, грабили люди кое-что знающие. В теории — те же инкассаторы, водители, которые могли раньше на этом маршруте работать. Или вообще в плане инкассации осведомленные.

— В теории — ты абсолютно прав, Борисыч. А знаешь, что самое обидное? Меня с Бояриным сегодня, именно сегодня собирались на броневик пересадить. Представляешь, как удивились бы преступники, увидев вместо «Волги» совсем другую машину — с бронированными стеклами, которые никакая пуля не возьмет? Все! Об ограблении Хорошевского маршрута можно забыть.

— А кто еще был в курсе про броневик?

— Кому надо, тот и был в курсе. У Матвея можешь уточнить. То есть, у нашего начальника — Александра Петровича Матвейчикова…

— Уточню, а как же без этого.

— Уточнит он, как сказал бы сейчас тот же Матвей. Слушай, Борисыч, можешь похлопотать, чтобы меня домой сегодня же отпустили?

— Тебе бы лучше в стационаре полежать, — замялся Клюев, — под наблюдением врачей.

— И под наблюдением милиции, да?

— Брось, Шуба. Тут такая ситуация, что не только ты и другие инкассаторы под подозрением, но даже я, — как твой знакомый, который с тобой за несколько часов до происшествия общался.

— Так я еще и с подполковником Заводновым общался, — усмехнулся и тут же поморщился Серега. — И с начальником инкассации, и с его заместителем… Давай, вообще всех подозревай.

— Приходится подозревать, Шуба, приходится. Кстати, по поводу Завода, в смысле твоего ему обещания… В смысле пластилиновой композиции…

— Ну, так пластилин-то у меня дома…

— Я могу…

— Вот только не надо говорить, что сюда пластилин привезешь. Ничего у меня в больнице не получится. Не та обстановка, не тот настрой. Домой мне надо. Если сегодня за композицию возьмусь, до субботы успею слепить охотников на привале… А вообще-то, Борисыч, я могу и без твоего содействия отсюда свалить. Я же не под арестом. Подумаешь, голова слегка кружится, так это не значит, что я не могу дома лечение проходить. Вот сейчас встану и…

— Добре, Шуба, добре, — Клюев похлопал по руке, собравшегося встать с кровати Костикова. — Успокойся и подожди чуток. Я сейчас все улажу и доставлю тебя домой в лучшем виде.

Оказаться у себя дома, причем, чем раньше, тем лучше Серега был просто обязан. Там у него, в сумраке серванта семнадцать живчиков почти сутки томились в ожидании, когда их вытащат на свет божий.

О дюжине «старожилов», а также о Клюеве с Любкой, появившихся в Застолье четыре дня назад, по большому счету, можно было не переживать. Все необходимое для жизни, в том числе и личная комната на каждого, у них имелось, они могли свободно перемещаться по сравнительно большой территории и общаться друг с другом.

Другое дело — находившиеся на островке-пляже Шуба и Вика и на таком же небольшом плоту — Пан Зюзя, Фуфел и Боярин. Но если островитяне могли мучиться от голода и жажды, то три алкаша должны были страдать еще и от похмелья. Ох, и не завидовал Серега Костиков своим «коллегам» по работе! Не завидовал и отдавал себе отчет, что сам виноват в их страданиях-переживаниях, и сам же должен, как можно быстрее, привести все в норму.

Борисыч не подвел, с докторами о выписке пострадавшего договорился, привез Костикова домой на служебной машине и даже до квартиры проводил. Приглашать его в гости Серега не стал, сослался на головную боль и уверил, что как только отдохнет, сразу приступит к лепке охотников на привале. В свою очередь, Клюев пообещал держать его в курсе, если возникнут какие-нибудь новости в связи с ограблением, и наведаться завтра в первой половине дня.

Голова у Сереги действительно побаливала, но не кружилась, и тошноты он не испытывал, разве что некоторую слабость. Но слабость можно было объяснить просто, — у Сереги почти сутки маковой росинки во рту не было. В больнице приглашали на завтрак, но он отказался. Костиков вообще впервые в жизни провел в больнице целую ночь. Болел он редко, никогда ничего себе не ломал, правда, иногда зарабатывал вывихи или растяжения конечностей, но случалось это либо на охоте, либо на рыбалке и всегда — по пьяной лавочке. Если когда и получал по голове, так только в детских драках. Как оказалось — крепкая у него голова.

В холодильнике продуктов хватало: пельмени, колбаса, сало, консервы, кое-что из овощей. Но есть совсем не хотелось, только пить. К огромной радости, Серега обнаружил на нижней полке холодильника баночку пива. И, хотя врачи, строго-настрого предупреждали о недопустимости употребления любого алкоголя при травме головы, махнул на все рукой, открыл баночку и с наслаждением сделал несколько глотков. Водка в холодильнике тоже была, но пить сейчас… — нет, может быть, попозже. Помянуть убитых, расслабиться. А сейчас не до водки — срочно к живчикам!

Остров-пляж и плот находились в дальнем углу нижнего отсека серванта, поэтому в первую очередь скульптор доставал и формировал из платформочек материковую часть Застолья. К живчикам-старожилам не приглядывался — успеется. Быстрее бы взглянуть на собственную копию, которую Серега про себя иначе, как Шуба не называл. Быстрее бы взглянуть на крошечную Вику, на троицу беспробудных пьяниц!

Когда все до единой платформочки заняли свои места на столе, он быстро пересчитал живчиков. Все семнадцать были на месте. Коровы со свиньями мирно паслись на выгоне, куры с петухом сидели на насестах, две кошки и две собаки тоже никуда не делись… Значит, никто не переступил границу жизненного пространства. Значит, все в порядке?

Уже в следующее мгновение скульптор почувствовал, что в созданным им Застолье далеко не все в порядке. Живчики не суетились, как обычно, не размахивали руками, пытаясь донести до него какие-то свои просьбы и требования… Задрав головы, они молча смотрели на своего создателя.

Но смотрели на него не все. На желтом песочке острова-пляжа, на спине лежала Вика, укрытая по шею пледом, глаза ее были закрыты. А на плоту, тоже на спине и тоже с закрытыми глазами лежал Боярин…

Накануне вечером и ее, и его прототипы во время нападения на инкассаторов Хорошевского маршрута были расстреляны неизвестным из пистолета, принадлежавшего Сергею Костикову.

Скульптор перевел взгляд на собственную копию — Шуба, сидевший на песке рядом с неподвижной Викой, приложил руку к своему затылку и поморщился. Трясущимися пальцами Серега взял пинцет и при помощи него откинул с тела девушки плед. Одно крохотное отверстие зияло чуть выше пупка, второе — под левой грудью, желтый песочек под телом Вики потемнел от крови.

Все было ясно — пластилиновые копии пострадали точно так же, как их прототипы: Вика — убита, Боярин — в коме, у Шубы — скорее всего, легкое сотрясение мозга.

Серега внимательней присмотрелся к живчикам, находившимся на плоту: Боярин с вытянутыми по швам руками лежал в самом центре, вдоль бревен; Фуфел с Паном Зюзей уже не просто смотрели на скульптора, задрав головы, но открывали в беззвучных криках рты, вовсю размахивали руками, давая понять наблюдателю, что им очень худо, что требуется его срочная помощь — в плане опохмелки, конечно же! А что им еще делать на плоту — только пить и остается.

— Заткнитесь, — устало сказал им Серега. — Потерпите две минуты, будет вам и белка, будет и свисток…

Но ничего лепить скульптор не стал — слишком сильно тряслись пальцы. Только сейчас, глядя на сидевшего рядом с мертвой Викой и поглаживающего голову пластилинового Шубу, до Костикова дошло, что преступник, ударивший его по голове, мог оказаться чуть сильнее, либо удар пришелся бы немного левее или правее, и тогда…

Только сейчас до него в полной мере дошло, что водитель Хорошевского маршрута балагур Сергей Скворцов, который все делал с рас-че-том, ничего уже впредь ни с расчетом, ни по расчету, ни просто так сделать не сможет. Нету больше на этом свете Сергея Скворцова! Только сейчас до Костикова в полной мере дошло, что и кореяночки Виктории Ким, его так недолго любимой Вики тоже нет в живых, убили ее двумя выстрелами практически в упор. И виноват в ее смерти, в первую очередь, он, Костиков…

Виноват ли? Откуда же он мог знать, что в хоздворе при универсаме прячется убийца, не мог Серега знать, что, услышав выстрелы, Вика выскочит на улицу… Винить себя можно было лишь в том, что создал и оживил пластилиновую копию кореяночки, которая теперь тоже мертва.

— Так, внимание! — громко сказал скульптор, обращаясь ко всем живчикам сразу. — Сейчас в Застолье прибудет пополнение. Четыре человека, среди которых копия меня самого и копии трех моих знакомых, также существующих в естественном мире. Вчера в этом добрейшем мире произошло ограбление инкассаторского маршрута, на котором работал я. Меня оглушили ударом палкой по голове, и она у меня до сих пор шумит, так что понапрасну прошу не беспокоить…

Девушку Вику, которую вы видели живой на острове, вчера во время этого ограбления убили. Вернее, застрелили насмерть прототип Вики в естественном мире, ну и ее пластилиновая копия тоже погибла. Она на некоторое время так на острове и останется.

Один из четверых мужчин, по имени Боярин, вчера же получил серьезное ранение. Теперь он и там, и здесь находится в коматозном состоянии. Его надо поместить в пустующую комнату. Маргарита Николаевна — под твое постоянное наблюдение и ответственность.

Остальным троим, — господам Фуфелу, Пану Зюзе и Шубе, то есть, мне, для начала дайте опохмелиться и поесть. Никодим, Шубе ничего объяснять не надо, а двум другим растолкуй, что и как. Вскоре сделаю для них дополнительные комнаты, а пока что потеснитесь как-нибудь. Что-то хочешь сказать, Федот? Понял, понял. Быстро же вы все выпили…

Воспользовавшись пинцетом, скульптор аккуратно перенес Шубу на газон. После чего вплотную к газону придвинул плот; Фуфел с Паном Зюзей перенесли на материковую часть Застолья бесчувственного Боярина и с рук на руки передали другим живчикам. Как и велел скульптор, Боярина перенесли в пустующую комнату и уложили на кровать поверх одеяла…

Без пятидесяти граммов водки Серега все-таки не обошелся. Может, и не стал бы пить, но слепив и оживив алкоголь для живчиков, глядя, как вместе с другими Шуба, Фуфел и Пан Зюзя расселись за столом и, видимо, выпив за знакомство, закусывают и о чем-то оживленно беседуют, скульптор «составил им компанию».

И ведь помогла водка — в плане пальцев, которые перестали трястись. Однажды, во время утиной охоты на вечерней зорьке он вместе с другом Максимом попал под проливной дождь. Дело было на одном из островов Рыбинского водохранилища под Весьегонском. Пока переправлялись на лодке на материк, пока добирались до охотничьего домика, промокли до нитки, продрогли, а Максим умудрился еще и руку себе до крови поранить…

Зато в домике у них был спирт. Друзья этот спирт, как положено, разбавили, рану обработали, печку быстренько растопили, выпили по первой, по второй, закусили, расслабились, и принялись рассуждать о водке. В том плане, что как она в некоторых случаях бывает необходима: и как дезинфекция, и как анестезия, и чтобы согреться… Если грустно человеку — развеселит, весело — еще веселей станет, хочется заснуть — поможет, хочется взбодриться — тем более… Ни тот, ни другой в быту особо-то алкоголь не употребляли, но вот, поди ж ты, сидя в тепле охотничьего домика, уставшие и довольные жизнью, едва не сочинили поэму, посвященную водке.

Вот и сейчас помогла Костикову сорокоградусная жидкость, и он, взбодрившись, вплотную приступил к созданию композиции «Охотники на привале». Переставшие трястись пальцы, сноровисто разминали послушный пластилин, воображение работало, и уже готовой для применения площадке «Лесная опушка» пустовать осталось недолго.

Серега лепил и нет-нет да поглядывал на Застолье. Как и предполагалось, дорвавшиеся до опохмелки Фуфел и Пан Зюзя не торопились покидать обеденный стол, на который Зинаида выставила местную закуску: яйца — из курятника, свежие огурцы, помидоры, редиску и зелень — с грядок, яблоки, груши и сливы — с деревьев. Шуба, слегка утолив голод, разговорился с Борисычем. Скульптор был уверен, что в Застолье они, как и в естественной жизни станут приятелями.

Своим появлением новички нарушили в Застолье равновесие полов, и теперь было очень интересно узнать, как сложатся дальнейшие отношения между живчиками. Справится ли Никодим с обязанностями коменданта, которые скульптор не собирался передавать кому-либо другому? Он вообще не собирался вмешиваться в социум живчиков, пусть сами разбираются.

В сложившейся ситуации, в первую очередь интересно было бы понаблюдать за женщинами. Кто из них положит глаз на видного парня, весельчака Фуфела, у которого влечение к женскому полу все-таки превосходило интерес к зеленому змею? Приглянется ли хоть кому-нибудь Пан Зюзя? А Шуба — не стыдно ли скульптору будет наблюдать за своей копией со стороны? Во всяком случае, на острове, наедине с Викой лицом в грязь Шуба себя не уронил. А как поведет себя на материковой части композиции? Впрочем, Серега всегда легко вливался в компании, найдет общий язык и с живчиками.

Про Боярина, который в любой момент мог выйти из комы, тоже нельзя забывать. Вообще-то в Застолье стоило бы вновь восстановить равновесие полов. Серега вспомнил про незаконченную «военно-фашистскую» композицию, для которой были почти полностью созданы как раз четыре женщины. А что — отобрать у фашисток оружие, добавить недостающие детали одежды, и чем они будут отличаться от той же прапорщицы Тамары? По большому счету — ничем.

Но прежде необходимо позаботиться о жилье для каждого отдельно взятого живчика. Об этом стоило посоветоваться с комендантом Никодимом. Еще хотелось «поговорить» с глазу на глаз с Шубой, который для лучшего понимания мог бы воспользоваться тетрадью и карандашом Маргариты Николаевны…

Не успела эта мысль прийти в голову, как скульптор увидел, что с его опередили — тетрадь вновь задействовал Владислав Мохов.

«Привет, дружище! — Серега принялся читать через лупу его новое послание. — Деньги по карточке получил? Я свое обещание выполнил, ты — пока не полностью. Понимаю, у тебя проблемы. Могу помочь их решить…»

— Влад, я выполню все обещанное, дай срок, — посмотрел Серега сверху вниз на коротко стриженого живчика, в одиночестве стоявшего посередине фруктового сада. — Вновь хочешь предложить денег? Что попросишь взамен?

Понимая, что без тетрадки не обойтись, скульптор перенес ее пинцетом к ногам Мохова. Тот торопливо начеркал в ней еще что-то.

«Если ограбили инкассаторов, менты могут нагрянуть сюда с обыском?»

— Вряд ли, — ответил Костиков, но, словно спохватившись, добавил. — Хотя все может быть.

Здесь он лукавил. С места ограбления его доставили в больницу, затем домой, сюда. Предположить, что он в сговоре с грабителями, еще было можно, но чтобы они в его отсутствие притащили в его квартиру на двенадцатом этаже огромный мешок денег…

«Тогда перенеси всех в нас в другое место», — написал живчик.

— Куда? — Серега вспомнил недавний не слишком правдоподобный рассказ пожилого инкассатора Николая Гавриловича. — Была бы у меня потаенная квартира — другое дело.

«У меня есть такая квартира. Двухкомнатная. Пустая».

— Шутишь, Влад?

«В том же доме, на Сретенке, в котором я живу. В соседнем подъезде, на том же этаже. Эти две квартиры имеют одну общую стену и замаскированную дверь».

— И? — только и смог выговорить Серега, в очередной раз перенеся тетрадь пинцетом к ногам Влада.

«Квартира давно мной приватизирована и надежно заперта на металлическую дверь. Коммунальные услуги и все остальное оплачивается со специального счета из-за границы».

— И… что ты предлагаешь?

Мохов, конечно, миллионер, Серега хорошо это знал, но чтобы иметь вторую квартиру в самом центре Москвы и не сдавать ее каким-нибудь иностранцам за очень приличную сумму, — как-то в голове не укладывалось.

«Ключи от квартиры у мужика, который отдал тебе банковскую карточку. Назвав ему кодовое слово, без проблем получишь ключи».

— А что взамен, Влад?

«Пообещай, что исполнишь!»

— Как я могу обещать, не зная твоих требований? Вдруг ты захочешь, чтобы я кого-нибудь убил? К примеру, Артура Новикова. Или всех остальных живчиков, в том числе и мою собственную копию!

«Не всех, — через минуту почел Костиков новую запись в тетради. — Только двоих…»

— Что!?

«Зинаиду и Тимофея. Они на меня чихнули, и я оказался здесь. Если они умрут, я вернусь в нормальный мир…»

— С чего ты взял, что вернешься?

«Надо попробовать!»

— Нет, Влад. Не могу.

«Не хочешь, чтобы я вернулся?»

— Причем здесь это?

«Признайся. Будь честным…»

— Влад, ты же сам называл живчиков моими детишками! А теперь предлагаешь их уничтожить? Да и не получится из этого ничего. Я просто уверен, что со временем все само собой вернется в естественное состояние.

«Пусть не получится. Я должен использовать шанс».

— Невозможно, Влад.

«КВАТРИРА! БУДЕТ! В ТВОЕМ РАСПОРЯЖЕНИИ!!!»

— Моя собственная квартира тоже в моем распоряжении. Все, Влад, мне жратву для вас лепить надо… Да и за тетрадью очередь уже образовалась.

Сереге и в самом деле не терпелось напрямую пообщаться с Шубой. Но Мохов не спешил закончить общение и вновь принялся писать в тетради:

«Ладно. Я и не рассчитывал. Другую мою просьбу за ключи от квартиры выполнишь?»

— Какую? — вздохнул Серега.

«Мне нужно привилегированное положение. Льготы».

— А сейчас ты, в каком положении?

«Сейчас — льгот совсем чуть-чуть. Обещай, что после переезда в мою квартиру, выделишь мне отдельный остров. Но не пляж, а скалу, на которой будет мой личный дом со всеми возможными удобствами и фруктовый сад. Остров должен соединяться с материком надежным мостом, ведущим от моей комнаты. Машка должна остаться при мне служанкой. Наверное, ей не помешала бы постоянная помощница… Остальное, по мелочам потом обговорим».

— Тебе не кажется, Влад, что другим живчикам, у которых на сегодняшний момент все поровну, такой вот королек-падишах, владеющий собственным островом и двумя служанками, придется не очень-то по душе?

«Я прошу не слишком много — взамен собственной квартиры, в которой все будут в полной безопасности!»

— Не слишком много… — хмыкнул Серега. — Подожди, мне надо подумать, прежде чем обещать.

Костиков прошел на кухню, где выпил еще пятьдесят граммов водки и сварганил бутерброд с докторской колбасой. С Владом Моховым они были ровесники, и насколько знал Серега, родители приятеля богатого наследства ему не оставили, и клад он не находил. Просто в то время, пока Костиков служил в пограничных войсках, а потом работал инкассатором, Мохов, откосивший от армии, благодаря липовой медицинской справке, ударился в бизнес. Как бы тривиально это не звучало, но своей стране Мохов не приносил абсолютно никакой пользы, зато собственные карманы набивал постоянно и очень туго.

Задержавшись на кухне, чтобы дожевать бутерброд и сполоснуть руки, Серега кое в чем мысленно согласился с новым русским миллионером — ведь и в самом деле не хотелось ему, чтобы Владислав Мохов вернулся в свое естественное состояние. А зачем? Чтобы тот и впредь поворачивал не очень чистый бизнес, сорил деньгами, проживал век бобылем и глядел сверху вниз на простых людей, которые и своей стране, и своим родным и близким хоть какую-то пользу, но приносили…

В памяти всплыл один из эпизодов, связанных с Владом. В середине зимы Костиков с друзьями рыболовами-спортсменами приехал на озеро, расположенное рядом с дачей Мохова. Вскоре предстояли соревнования по подледной ловле рыбы на блесну, и необходимо было проверить, придутся ли по вкусу окуням, щукам и судакам новые приманки, изготовленные своими руками. Тренировка проходила успешно, погода радовала, рыбка поклевывала. На время прекратив ловлю, друзья скучковались, чтобы немного перекусить и согреться — кто чайком, а кто и чем-нибудь покрепче. И тут блеснильщики заметили в сторонке знакомую фигуру.

Владислав Мохов в ярком спортивном костюме и вязаной шапке, ни на кого не обращая внимания, вальяжно шествовал на лыжах по белоснежной целине. За ним, проваливаясь в снег, едва поспевали два зачуханных мужичка: один — в запахнутом халате и цветастом тюрбане нес на плече разобранный ледобур, другой — в сальной телогрейке и шапке-ушанке тащил за господином его рыболовный ящик. На ногах у обоих были простые резиновые сапоги.

Не реагируя на оклики Сереги и остроты других рыболовов, Мохов отошел от них подальше, остановился на приглянувшемся месте и начал командовать рабами: первый сверлил ледобуром лунки в толстом сыром льду, второй расчищал их шумовкой от шуги. Господин же утруждал себя исключительно процессом ловли. Так продолжалось часа два, после чего новый русский миллионер покинул водоем. Пообщаться со знакомыми рыболовами не посчитал необходимым, и поступил мудро, ведь мог бы без затей и в грызло получить — чтобы много из себя не ставил…

Серега открыл холодильник и уставился на початую бутылку водки. Голова болеть вроде бы совсем перестала. Так стоит ли еще выпить еще или не стоит? Нет, лучше все-таки воздержаться. Хотел уже закрыть холодильник, но взгляд остановился на консервной банке сайры атлантической в масле. Когда в охоточку — это же мировой закусон!

Если уж рассуждать, положа руку на сердце, то лично ему, Сереге Костикову, вообще не было никакого резона в возвращении коротко стриженого живчика. Миллионер и про должок, равный одной тысяче двумстам американских долларов тут же вспомнит, и, ничтоже сумняшеся, потребует вернуть сумму, снятую Серегой с его банковской карты. Да еще и с процентами. К тому же приплетет какую-нибудь компенсацию за не приобретенную по вине скульптора выгоду, — как-никак, уже больше двух недель не занимался Мохов бизнесом.

Но гораздо хуже всех денежных разборок оказались бы виды Влада на само Застолье, на связанную с живчиками перспективу дальнейшего своего обогащения. Костиков четко осознавал, что совладелец ресторана «Фазан и сазан», одержимый этой идеей фикс, живьем с него не слезет, да еще и второго совладельца подключит — Артура Новикова… О подобном раскладе Сереге даже думать не хотелось.

Он не знал секрета обратного превращения Влада и Машки. И получалось, что не хотел знать, а если бы и знал, то тысячу раз подумал, прежде чем этим секретом воспользоваться. В конце концов, и тот, и другая сами были во всем виноваты, и пусть еще спасибо скажут, что все сложилось так, а не гораздо хуже.

Ну а потаенную квартиру Мохова на Сретенке надо иметь в виду. Наверняка, пригодится. Сервант для Застолья стал тесноват, да и надоело Сереге каждый раз доставать, а потом убирать платформочки в его внутренности. Рано или поздно что-нибудь сломает или, не дай бог, кого-нибудь уронит. Живчикам тоже вряд ли нравилось большую часть времени проводить в сумерках.

Тем более, скульптор собирался добавлять действующих лиц и расширять территорию. Места для этого в однокомнатной квартирке Костикова категорически не хватало. К серьезным переговорам о потаенной квартире можно вернуться позже. Ну, а создать для Влада собственный остров с домом… Да пусть подавится. У Сереги и заготовка подходящая имелась — та самая шунгитовая «скала», изначально предназначавшаяся для военно-фашистской композиции. Но без собственного фруктового сада и второй служанки миллионеру все-таки придется обойтись.

Вернувшись в комнату с бутылкой, стаканом, сайрой и куском черного хлеба, Серега поведал заждавшемуся Мохову свое решение, чем, кажется, сильно его расстроил. Тем не менее, Влад вновь принялся что-то писать в тетради.

«Ладно. А свои прежние обещания ты сейчас выполнишь?»

— Какие именно обещания? — нахмурился Серега, возвращая тетрадь. Влад застрочил в ней, время от времени покусывая кончик карандаша. Серега с нетерпением ждал, когда он закончит. Не дождавшись, поинтересовался:

— Не слишком ли много я там наобещал?

Влад с явным сожалением положил тетрадь на песок. Последняя запись оказалась неровной, со множеством сокращений:

«Питье — шампанск., мартини полуслад., вискарь, мин. вода (ессентуки № 17 — 2 бут.), кефир, кумыс (2 бут.), сок манговый…

Еда — кусман буженины — не очень жирной, котл. по-Киевски (2 шт.), палку колб. брауншвейгской, лаваш, помид. солен. (4 шт.), огур. малосольный (3 шт.), арбуз больш., дыня переспе…»

— Значит, сок именно манговый, а колбаса — брауншвейгская? — усмехнулся скульптор. На что Влад, скрестив на груди руки, важно кивнул.

— Что ж, — Серега вспомнил слова Данилы Багрова — главного героя из своего любимого фильма:

— Я свое слово держу…

Костиков действительно практически всегда выполнял свои обещания. Если влезал в долги, непременно записывал, сколько и у кого занял и когда обещал вернуть. При необходимости перезанимал у кого-нибудь, но должок кредиторам обязательно отдавал вовремя. Он частенько спорил с друзьями по поводу разной ерунды — на парочку пива или, в крайнем случае, на пузырь водки, и если оказывался не прав, никогда не забывал расплатиться даже такой мелочью. Дело было в принципе — либо отвечай за свои слова, либо молчи в тряпочку.

Кстати, тот же Влад Мохов нарушал свои обещания сплошь и рядом — взять того же Артура. Ну да черт с ним, с Моховым. В настоящее время перед Серегой стояла задача успеть меньше чем за два дня создать композицию с тремя действующими лицами, а это подразумевало несколько часов трудоемкой, сосредоточенной работы не только пальцев, но и воображения.

Обычно Серега начинал работать над композицией с самого сложного в плане исполнения персонажа. Из трех охотников таковым ему представлялся «представитель организации, название которой лучше не произносить». И все потому, что выглядел он слишком уж худым на лицо. Толстомордого генерала и того же подполковника Заводнова, лепить было гораздо проще; все равно слишком толстыми они у Костикова не получились бы. Зато над «представителем» с его впалыми глазницами, серыми глазами, узким аристократическим носом, тонкой полоской усов над такими же тонкими, растянутыми в ухмылке губами, и донельзя острым подбородком придется покорпеть.

Следующим персонажем для пластилинового воплощения Костиков наметил генерала. С ним особо придется постараться в отношении одежды: чтобы на бушлате хорошо виднелись погоны с соответствующими званию звездочками, чтобы папаха — с кокардой, а штаны — с лампасами, и чтобы на блестящих кожей сапогах не было ни капельки грязи. Важно, чтобы и добытый зайчишка, лучше всего — крупный заяц-русак лежал ближе к ногам к генерала, чем к его товарищам, что ясно давало бы понять, кто именно был автором меткого выстрела.

Повторно слепить копию подполковника Заводнова скульптору казалось наименее сложным. Он и в первый-то раз управился довольно быстро, теперь же надо было вместо рыбацкой одежды слепить охотничью, которые между собой не очень-то и разнились. Другое дело, что по сравнению с рыбаками у охотников имелось больше причиндалов, соответствующих охотничьей страсти: ружья, набитые патронами патронташи, ягдташи, ножи в чехлах… И чтобы все это выглядело стильно и богато.

И обязательно надо постараться слепить собаку. Хотя, прежде неплохо бы уточнить через Клюева, какая порода больше всего по душе подполковнику или самому генералу. Сереге больше всего нравился русский охотничий спаниель, но можно потрудиться и над сеттером, и над гончаком….

Для пущей красоты очень важно, чтобы среди добытой пернатой дичи можно было различить и крякового селезня с отливающими зеленью крыльями, и упитанных куропаток, и бекаса с длинным клювом, и рябчика с ярко-красной полоской на прикрытом веке… да чего уж там мелочиться, можно и тетерева с хвостом-лирой слепить.

И закуска у притомившихся охотников должна быть доброй. А еще неплохо бы вылепить закопченый котелок, подвешенный над тлеющими угольками. И стаканчики в руках у охотников, а у подполковника Заводнова — еще и флажка, из которой он только что эти стаканчики наполнил…

Вот только успеть бы все это сделать в срок!

Да, и самое главное! Как бы невзначай не чихнуть на охотников на привале, когда работа над композицией завершится. Не хватало в Застолье подполковников с генералами, да еще и вооруженных…

— Алло, алло, Костиков? Алло, это ты, Костиков?

— Я, Скоросчётова, я…

— Привет, Костиков! Привет, привет, с тобой все в порядке? Костиков, с тобой все…

— Нет, Скоросчётова! Со мной не все в порядке. Меня вчера из больницы выписали с сотрясением мозга. И сейчас я спал, а ты меня разбудила!!!

— Вот-вот-вот, Костиков! В том-то все и дело, что сотрясение мозга. Ты мне и ночью такой же приснился, все ходил вокруг да около, все морщился и за голову держался…

…Работу над композицией «Охотники на привале» вчера он так и не закончил. И это было правильно. Заканчивать надо на трезвую голову, а накануне Серега, наплевав на запреты докторов, неслабо злоупотребил алкоголем. Хорошо, хоть закусывал. Весь вечер лепил, пил, закусывал и, время от времени, поглядывал на живчиков.

В Застолье тоже пили — кто больше, кто меньше, но усугубляли все без исключения. Благодаря стараниям скульптора, настоящее гуляние устроили живчики.

Влад и Машка, уединившись вдвоем в его комнате, хлестали шампанское с мартини, закусывая вперемешку переспелой дыней, брауншвейгской колбасой и малосольными огурцами. Остальные — либо безвылазно сидели за обеденном столом, либо периодически оказывались рядом, чтобы махнуть стопку, чем-нибудь закусить и вернуться к своим делам: Маргарита Николаевна проведывала Боярина; Федот, Тамара и Степан, который всем другим напиткам предпочитал пиво, то и дело заглядывали на скотный двор; Зинаида с Ниночкой не забывали появляться на кухне и, возвращаясь за стол, вместе с другими хохотали над анекдотами и остротами, отпускаемыми весельчаком Фуфелом.

Наименее усидчивым был Шуба, видимо собравшийся исследовать каждый уголок Застолья, причем, в компании Борисыча, с которым без умолку о чем-то беседовал. Их сопровождали две кошки — Федора и Рыжая, которую именно так называла Маргарита Николаевна. На скотном дворе Шуба помог Федоту доить Буренку, после чего выпил полкружки парного молока, а вторую половину налил в блюдечко — кошкам. В саду Шуба попробовал яблоко и грушу, понюхал, как пахнут на грядках спелые помидоры, съел горсть малины. Потом уговорил Тимофея пустить его на льдину, где уселся на рыболовный ящик, окунул удочку в майну и вместе с кошками минуты три внимательно следил за поплавком, который так и не пошевелился.

Надолго задержались Шуба с Борисычем за бильярдным столом, благо стол обеденный был рядом. Они играли партию за партией, постоянно прикладывались к спиртному, и Шуба время от времени поглядывал в сторону острова-пляжа, на котором, укрытая пледом, лежала мертвая Виктория Ким…

— Мне вообще в последние три или четыре ночи такая галиматья снится, — продолжала тараторить в трубку Любка Скоросчётова. — Костиков, ты даже представить себе не можешь, что мне снится! И главное — все время одно и то же место снится и одни и те же люди. Сегодня ночью приснилось, будто ты с острова к этим людям, то есть, к нам перебрался. А на острове осталась та самая голая девочка, которую кто-то из пистолета застрелил. Кто застрелил? Ничего не понятно, Костиков. Галиматья, самая настоящая галиматья!

А вместе с тобой, Костиков, среди нас еще три мужика появились. Один какой-то то ли полуживой, то ли полумертвый, самостоятельно передвигаться был не в состоянии. Другой — такой весь из себя видный, веселый, все шутки шутил… А третий, с фингалом под глазом, нажрался как свинья и начал ко мне приставать, представляешь, Костиков. Щипаться начал. Ну, я ему и…

…Вчера, незадолго перед тем, как окончательно дойти до кондиции скульптор заострил на этом эпизоде внимание. Для начала назюзюкавшийся Пан Зюзя едва не схлопотал от своего собутыльника Фуфела. Это в естественном мире один был начальник, а другой его подчиненный, водитель суточной машины, крутивший баранку, куда велят. В Застолье они оказались в абсолютно равном положении, но, в отличие от бывшего водителя, бывший начальник, кажется, еще не до конца это осознал. Ну и в один прекрасный момент Фуфел просто-напросто отмахнулся от Пана Зюзи, как от назойливой мухи, и тот кувыркнулся с табуретки на пол. Возможно, обидевшись, Пан Зюзя переместился подальше от Фуфела, зато поближе к Любке и в итоге получил по физиономии от любительницы покататься на лыжах…

— Будет знать, как щипаться. Теперь у него и под другим глазом фингал. Я тебе свой ночной сон рассказываю, Костиков. И главное, Костиков, все пьют и пьют, пьют и пьют, куда только влазит! И ты, Костиков в моем сне тоже напился хорошенько и прямо на бильярдном столе уснул. Я, чего уж греха таить, тоже пьяной напилася, но этот видный такой — молодец, до моей каморки меня проводил, все под ручки поддерживал, чтобы я не упала…

— Люба, — Серега попытался перебить свою бывшую одноклассницу. — Люба, Люба, Люба… Скоросчётова!

— Что, Костиков?

— А затем ты мне все это рассказываешь?

— Как зачем, Костиков?! Я же про тебя рассказываю, какой ты в моем сне был, как…

— Скоросчётова!!! Я и без тебя все это знаю. Нам с тобой одни и те же сны снятся, Люба.

Как и в прошлый телефонный разговор с Любой, в трубке вдруг повисла тишина, а потом и короткие гудки послышались. И так же, как и ровно три дня назад, не успел Серега отложить мобильник, как ему позвонил Клюев.

— Привет, Борисыч. Пока еще не до конца охотничков долепил. Но сделаю в срок, как и обещал…

— Это хорошо, Шуба. Очень хорошо. Слушай, нам с тобой срочно побеседовать надо. По поводу ограбления…

— Не нашли еще ублюдков?

— Найдешь их, как же… — вздохнул Клюев. — Слушай, Шуба не мог бы ты сейчас…

— Неужели хочешь в отделение вызвать? — возмутился Костиков. — Нет уж, Борисыч. Ихт бин кранк. Я есть больной, у меня и справка имеется. Тебе надо, ты и приезжай. Тем более, сам же вчера проведать грозился.

— Добре, — чуть подумав, ответил капитан. — Скоро буду.

Клюев и в самом деле мог приехать довольно быстро, поэтому Серега поспешно стал разбирать Застолье и по одной, в определенном порядке, убирать платформочки в нижний отсек серванта. От этого занятия его оторвал новый телефонный звонок. Не узнать писклявый голос заместителя начальника инкассации Вячеслава Лисавина, было сложно.

— Костиков, как здоровье? — поинтересовался Пан Зюзя с деланным сочувствием.

— Голова очень сильно болит Вячеслав Васильевич, — соврал Серега начальнику. Если голова и побаливала, то совсем немного — благодаря вчерашнему усугублению алкоголя.

— Ничего, пройдет, она у тебя крепкая, ха-ха, — якобы пошутил Лисавин.

— Должна пройти…

— Сергей, — посерьезнел Лисавин. — У меня к тебе существенная просьба. Прошу исполнить, и я долгу не останусь, ты меня знаешь…

— Какая просьба, Вячеслав Васильевич?

— Ты фингал у меня под глазом видел?

— Фингал? Какой такой фингал?

— Сергей, не придуривайся. Боярин не мог не рассказать, что фингал мне та самая кореянка поставила, которую на следующий день при тебе убили. Я к ней спьяну обниматься полез, вот она и… Это только Боярин с Фуфелом видели. Фуфел поклялся, что никому не скажет, Боярин — сам знаешь… К тебе просьба тоже никому об этом не говорить. Вообще никому. Особенно ментам. Договорились?

— А при чем тут менты? — искренне удивился Костиков.

— Ну, мало ли, какие подозрения у них могут возникнуть. Начнут на ровном месте копать, сопоставлять одну нелепость с другой. Типа, девка ударила мужика, а на следующий день вдруг три пули схлопотала.

— Не вижу связи…

— Потому что нет никакой связи. Но менты за любую фигню уцепиться готовы, сам знаешь.

— Да, менты они такие.

— Вот и я о чем. Так, что, Сергей, обещаешь никому про тот случай не рассказывать?

— Добре, Вячеслав Васильевич, обещаю.

— Договорились! Выздоравливай, Костиков, тебя твой маршрут заждался. Или теперь на какой другой попросишься? Так я это устрою, только скажи.

— Договорились…

Поразмыслить о том, что вскоре опять предстоит с пистолетом на поясе возить по московским улицам мешки денег, у Сереги как-то не было времени. Голова была занята другим. Теперь же он четко представил, как приезжает инкассировать универсам «Детский мир», как вместо кореяночки его встречает пухленькая девушка-кассир Марина, как он возвращается с сумкой через хоздвор, где его ударили по голове, где увидел мертвую Вику, где стояла «Волга» с разбитыми стеклами, с убитым водителем и истекающим кровью старшим маршрута…

Наверное, прав заместитель начальника инкассации, маршрут лучше поменять, иначе до крайности развитое воображение Сереги Костикова могло сыграть с ним злую шутку.

Но надо было учитывать и другое. Инкассаторов грабили редко, что правда, то правда. В большинстве случаев, похищенные ценности так и оставались не найденными. И, как правило, инкассаторы, подвергшиеся нападению и ограблению и оставшиеся в живых, потом с работы увольнялись. Возможно, понимая, что потеряли доверие у начальства и сослуживцев: проспал, проворонил, струсил, не нашел в себе мужества уберечь доверенные ценности. Возможно, у выживших происходил какой-то внутренний надлом… Конкретная причина увольнения не афишировалась.

Боярин после ограбления не уволился, хоть ему и сломали руку. Но в том случае и злоумышленников арестовали, и все до последней копейки деньги уже на следующий день были возвращены государству. Несколько лет тому назад боженька Боярина предупредил, и вот — на тебе…