Люблю и ненавижу Москвина Татьяна
Лана попыталась улыбнуться.
– Нормально, – тихо ответила она.
Тишина. Никто не находил в себе сил, чтобы начать разговор. Доктор Салливан перетаптывался с ноги на ногу. Ему явно было не по себе.
Странно же мы должны выглядеть в его глазах, невольно подумал Джеймс. Совсем не похожи на убитых горем супругов…
– Я вас оставлю ненадолго, – произнес наконец доктор Салливан, изо всех сил старавшийся, чтобы его голос не звучал слишком обрадованно. Конечно, он ведь нашел выход из ситуации.
Джеймс кивнул.
– Если вам что-то понадобиться, я буду рядом… – и врач поспешно вышел из палаты.
Джеймс подошел ближе и пододвинул к изголовью кровати табурет. Как должен вести себя заботливый муж?
– Как ты? – повторил он бессмысленный вопрос. – За тобой здесь ухаживают?
– Да. – Лана едва шевельнула бескровными губами. – Все очень хорошо.
Наверное, я должен взять ее за руку и сказать, что очень люблю ее, с тоской подумал Джеймс. Ложь во имя спасения, кажется, это называется именно так. И какая разница, если мы оба прекрасно знаем, что это неправда?
– Джеймс, мне так жаль… – провалившиеся глаза Ланы наполнились слезами.
– Не надо, не плачь…
Из меня плохой утешитель.
– Я убила нашего малыша…
– Не смей так говорить! – Джеймс вскочил. – Ты не понимаешь, что говоришь. Это просто случайность.
– Если бы я послушала тебе и осталась дома… – Лана всхлипнула. Джеймс снова подсел к ней.
– Послушай, малышка, – ласково начал он. – Все будет хорошо. Конечно, мне тоже очень жаль нашего ребенка. Но у нас будут еще дети. Главное, что с тобой все в порядке…
Он ненавидел себя за то, что лгал. Смотрел ей в глаза и лгал, хотя знал, что на самом деле ничто не удержит его рядом с этой женщиной, раз больше нет единственного звена, связывающего их, – ребенка.
– Правда, Джеймс? – Слезы Ланы высохли, и она с надеждой смотрела на мужа.
Лана тоже знала страшную правду. Без ребенка не было бы ничего – ни шикарной свадьбы, ни сладкой жизни. Но сейчас на больничной койке так сладко верилось в то, что у них настоящая семья, и сегодняшняя авария – это не конец, а только начало долгого счастья.
– Конечно, дорогая. Ты только выздоравливай.
6
– Сид, поезжай с Биллом домой, а я останусь здесь, с Ланой. Доктор говорит, что ей еще несколько дней надо полежать.
– Но она-то в порядке? – уточнил Сид.
– Точно не знаю. Есть какие-то осложнения, ей нужен полный покой.
– Послушай, тебе не кажется, что было бы лучше перевезти ее в другую больницу? – Сид тактично понизил голос, потому что они разговаривали в холле хантервильского госпиталя. – Если честно, здешний персонал не внушает мне доверия…
Джеймс поморщился. Он и сам видел, что это обычная больница с мебелью подозрительного качества и вряд ли новейшим оборудованием. Но сил на принятие решения у него уже не было. Пусть лучше все остается так, как есть. Тем более, что доктор Салливан говорит, что передвигать Лану сейчас было бы весьма нежелательно, а этот малый производит вполне достойное впечатление.
– Через несколько дней я заберу ее домой, – нехотя ответил Джеймс. – Не стоит трогать ее сейчас, может быть только хуже. Обычная больница не обязательно означает плохая, Сид.
Барнет кивнул головой. Почему-то он ощущал неловкость в обществе Джеймса. Слова соболезнования просились на язык, но что-то в лице друга останавливало его. Некстати Сид вспомнил и подробности скоропалительной женитьбы Джеймса. Кощунственным казалось предположение, что Джеймс должен испытывать облегчение оттого, что его жизненная проблема разрешилась таким способом. Сид не мог позволить себе думать так о лучшем друге. Но тем не менее эта мысль все чаще и чаще приходила в голову. Хотелось хлопнуть Джеймса по плечу и ободряюще сказать: «Не будем печалиться, приятель, все к лучшему. В будущем постарайся не совершать подобных ошибок».
– Хочешь, я останусь с тобой? – вместо этого предложил Сид. – Здесь и отелей-то приличных, наверное, нет. Посидим в баре, пивка выпьем…
– Спасибо, Сид, но не стоит, – Джеймс растянул губы в улыбке. – Я должен побыть один, понимаешь? Мне надо… подумать…
Сиду стало неловко. Он отвел глаза. Тяжело было видеть Джеймса в таком состоянии. Барнет всегда был уверен, что кто-кто, а Джеймс Дилан знает ответ на любой вопрос. Получается, что это не так…
– Хорошо, – решился Сид. – Я поеду. Должен же кто-то управлять компанией в твое отсутствие. Ты только звони мне, ладно?
Вопреки всем попыткам приободриться последний вопрос прозвучал весьма жалобно.
– Не волнуйся, дружище. – Джеймс ласково потрепал его по плечу. – Пойдем, я провожу тебя.
Сид и Билл уехали. Джеймс немного постоял на улице, глядя им вслед. Голова была на удивление легкая и пустая. Не думалось ни о чем. Ничего не ощущалось. Почти ничего. Но Джеймс чувствовал, что где-то в глубине его сердца зарождается бессмысленная, жестокая, но оттого не менее сладкая и желанная радость. Он всем сердцем желал ребенка, но совместная жизнь с Ланой была поистине невыносима… Когда она сообщила ему о том, что беременна, он был вынужден поступить как человек чести и сделать ей предложение, хотя все его естество яростно протестовало. Теперь он с чистой совестью может считать себя свободным. Никаких обязательств перед Ланой больше не существует.
Джеймс развернулся и медленно пошел обратно в больницу. Надо выяснить, где тут поблизости гостиница и где можно купить вещи первой необходимости. Ведь он сорвался с места абсолютно без ничего, только пластиковая карточка в кармане…
Карточка. Джеймс усмехнулся. Его вечная палочка-выручалочка. Если бы не его состояние, Лана вряд ли польстилась бы на него. Нет, он не сомневался в собственных достоинствах, но и не заблуждался насчет искренности чувств своей супруги. Ее феноменальная жадность была все это время для них постоянным камнем преткновения. Как часто Джеймс вспоминал слова матери о том, что она представляет себе его жену несколько иной! С какой радостью он признался бы Элизабет, что она оказалась права и он ужасно сожалеет о том, что поддался минутной слабости!
Но Джеймсу было уже тридцать восемь лет, и не так-то легко в этом возрасте утыкаться носом в материнские колени. Со всеми заботами приходится справляться самому.
Девушка в регистратуре весьма любезно рассказала ему обо всех гостиницах Хантервиля. Их было немного, и Джеймс остановил свой выбор на ближайшей. О комфорте ли ему сейчас думать? Переговорив еще раз с Салливаном, он со спокойным сердцем отправился устраиваться на ночлег. Свидание с Ланой было назначено на следующее утро, и Джеймс был уверен, что сумеет сыграть роль заботливого мужа.
По крайней мере до тех пор, пока Лана полностью не выздоровеет и не будет готова для решительного разговора.
В дверях больницы Джеймс налетел на невысокую темноволосую девушку в легком светлом платье. Она споткнулась и чуть не выронила большую сумку, но Дилан вовремя подхватил ее.
– Простите.
– Ничего страшного, – лучезарно улыбнулась девушка и, машинально поправив темную прядь, прошла мимо него.
Какая хорошенькая, отметил про себя Джеймс. Я уже начинаю реагировать на красивых женщин. Значит, еще не все потеряно…
Карен буквально влетела в холл.
– Джесси, я опять опоздала, – простонала она, обращаясь к коротко стриженной блондинке за стойкой регистратуры. – Второй раз за эту неделю. Меня, наверное, скоро уволят.
Карен явно шутила. Ее опоздание не превышало пятнадцати минут, а на такие вещи в хантервильском госпитале смотрели сквозь пальцы.
– Думаю, тебе не стоит волноваться по этому поводу. Доктор Салливан такого не допустит, – многозначительно произнесла Джессика.
Кровь прилила к лицу Карен. Оно и без того горело из-за весьма красноречивого взгляда, который на нее бросил незнакомец у входа. А уж любое упоминание об Эдуарде Салливане неизменно вызывало краску смущения на щеках девушки.
– Что у нас нового? – спросила она, желая сменить опасную тему.
– Да почти ничего, – зевнула Джессика. – Тишина и покой. Скука невероятная. Ах, нет, часов в двенадцать привезли женщину после автомобильной аварии. Доктор Салливан занимался ею…
Голос Джессики снова был полон намеков. Она с удовольствием бы поболтала о красавчике-докторе. Но Карен не поддалась на провокацию.
– И что с ней такое?
– Какие-то разрывы и переломы, кажется, – вздохнула Джессика.
Она работала в госпитале уже достаточно давно, чтобы перестать интересоваться тошнотворными деталями. К тому же Джессика Снуч не собиралась становиться ни профессиональной медсестрой, ни врачом. Для того, чтобы мило улыбаться больным, заполнять медицинские карточки и отвечать на телефонные звонки, совсем необязательно было вникать в малоаппетитные тонкости.
– А в какой она палате? – продолжала расспрашивать Карен.
Она знала, что Эд потом все равно расскажет ей все подробности, но ей хотелось предстать перед ним уже достаточно осведомленной. Салливан всегда говорил, что хирурги больницы должны быть в курсе всего происходящего, а Карен намеревалась когда-нибудь стать настоящим хирургом!
– Кажется, в третьей, – равнодушно произнесла Джессика. – Я видела ее краешком глаза, такая бледная. Говорят, машина превратилась в груду железа…
– Какой ужас! – Карен прижала ладони ко рту. Она так и не успела привыкнуть к ежедневным человеческим трагедиям, происходящим в больнице. – Бедняжка…
– Да, ее можно пожалеть, – охотно согласилась Джессика. – Но только от мужа она жалости явно не дождется! Он уже побывал здесь, и что-то я не заметила, чтобы он особенно огорчился.
Джессика обрадовалась возможности поговорить не на врачебную тему и принялась описывать мимику Джеймса Дилана в малейших подробностях.
– Джесси, но если человек не стал рыдать при всех, то это не значит, что он не переживает, – сдержанно сказала Карен.
Она знала, что Джессика склонна к мелодраматическим эффектам и способна не заметить притворства в потоке слез или истинного горя в серьезном лице.
– Ну конечно, я же ничего не понимаю в людях, – поджала губы Джессика. – Но ты сама должна была встретиться с этим типом. Он вышел отсюда буквально минут за пять до того, как ты пришла.
Сомнение промелькнуло в голове Карен.
– Такой высокий, в темном костюме и галстуке? – спросила она. – Симпатичный?
– Ага. Точно он, – с убеждением произнесла Джессика. – Был он похож на мужа, убитого горем?
– Н-нет, – протянула Карен. – Но, может быть, это был не он…
– Вечно ты стремишься всех оправдывать! – фыркнула Джессика.
Карен пребывала в растерянности. Мужчина, который так приветливо улыбнулся ей на входе, действительно не был похож на страдающего человека. Но, с другой стороны, кто она такая, чтобы строго судить людей? Постороннему глазу редко видно, что происходит в душе у другого…
– О чем спор? – раздался приятный мужской голос, и к девушкам подошел Эдуард Салливан.
При звуках его голоса мысли Карен приняли гораздо более приятное направление. И мужчина у входа, и пострадавшая женщина были моментально забыты. Эд лично просил ее, чтобы она поменялась сменами с Бланш и вышла на работу сегодня. Именно тогда, когда дежурил он. Более того, когда он был единственным дежурным врачом…
Голова Карен кружилась, когда она пыталась размышлять о том, что может стоять за этой, на первый взгляд, невинной просьбой.
– Добрый вечер, доктор Салливан, – вежливо проговорила она, поворачиваясь к нему.
Никто не сможет упрекнуть Карен Кордейл в том, что она вешается на мужчину.
– Привет, Карен.
Голос и слова Салливана были также корректны и бесстрастны, но глаза радостно приветствовали ее, и на душе у Карен потеплело.
– Я рассказывала Карен о нашей сегодняшней пациентке, – бесцеремонно вмешалась Джессика.
Как и все молодые женщины хантервильской больницы она была немного влюблена в доктора Салливана и, увы, ревновала его к Карен.
– Да, неприятный случай. – Лицо Эдуарда потемнело. – Боюсь, будут последствия. А ведь все произошло по глупости. Разве можно женщине сидеть за рулем так долго! Эти автомобили до добра не доводят…
Сердце Карен сжалось. Она знала, что Эдуард всегда очень переживает, если у его пациентов трудности. Всякое бывает в работе врача, и тяжело прийти в себя, когда все усилия оказываются напрасны…
– Но ведь с ней все будет в порядке? – робко спросила Карен.
– Да, – горько улыбнулся он. – И я очень надеюсь, это научит ее быть осторожнее в будущем. Слабое, но все-таки утешение.
Карен захотелось обнять Эда и прижать его светловолосую голову в своей груди, чтобы облегчить его боль. Но они не в тех отношениях, чтобы она могла спокойно позволить себе подобную фамильярность.
По крайней мере, пока.
– Я пойду переодеваться, – наконец сказала она. – Ведь скоро надо делать обход.
– Я буду ждать тебя у раздевалки, – нежно улыбнулся Салливан.
Они обменялись понимающими взглядами. Сегодня они впервые будут делать обход вдвоем. Без посторонних…
– Доктор Салливан, а вы забыли о моей просьбе? – протянула Джессика.
– О какой?
– Я хотела сегодня уйти пораньше и… – Джессика многозначительно посмотрела на Эдуарда.
У Джессики намечалось романтическое свидание, и она постаралась загодя предупредить Салливана, что ей хотелось бы уйти с работы немного пораньше. Его добросердечие в таких делах было широко известно. Он обещал отпустить ее. Медсестры всегда обращались к Эдуарду с подобными вопросами, и он никогда никому не отказывал.
– Ах, да, я помню, Джессика. Конечно, ты можешь идти.
– Я попросила Саманту Джой заменить меня. Она подойдет попозже.
– Не стоит, – быстро возразил Эд. – Пусть отдыхает. Сейчас очень мало пациентов, и Карен, я уверен, сможет посидеть на телефоне. Так что предупреди Саманту, что ее помощь не потребуется, ладно? Пусть приходит утром, как обычно.
– Хорошо, – кивнула Джессика. – Спасибо вам, доктор Салливан.
– Не за что.
Глядя на спину удаляющегося Эдуарда, Джессика не могла скрыть улыбку. К чему это вы убираете лишних людей на эту ночь, дражайший доктор Салливан? В нашем отделении, получается, будете только вы и Карен Кордейл… Конечно, есть еще педиатрия, но это не в счет. Если это не заранее спланированное свидание, то я не Джессика Снуч! Надо будет рассказать нашим завтра.
И воодушевленная Джессика принялась собираться домой. Ей было приятно, что благодаря свиданию Карен и Салливана, она получила возможность пойти на свидание сама.
7
– Карен, ты готова?
Салливан тактично постучал в дверь раздевалки. Карен отпрянула от зеркала и разгладила на груди кофточку. Она была готова последние пятнадцать минут, но никак не могла заставить себя выйти. Она знала, что Эд ждет ее снаружи, и невольно медлила. Все это было так многозначительно… Фактически, они одни в этом крыле больнице. Пациентов очень мало, работы почти не будет… Карен в очередной раз спросила себя, почему Эдуард попросил ее подежурить именно сегодня, и единственный ответ, который приходил ей в голову, заставлял сердце биться сильнее.
– Я думал, ты там уснула, – улыбнулся Салливан, когда Карен вышла из раздевалки.
Он стоял, прислонившись к стене, и вертел в руках папку. Карен забормотала что-то в оправдание, остро сознавая собственную незначительность. Как она может интересовать его? Такого красивого, умного, талантливого… Ведь в хантервильском госпитале столько привлекательных женщин! И пациенток нельзя сбрасывать со счета. Карен неоднократно замечала, какими глазами женщины смотрят на Эда. И их можно понять.
– Пойдем? – Салливан махнул рукой в сторону палат. – Пустая формальность, конечно, но на всякий случай…
– Да, – кивнула головой Карен и последовала за ним.
И все равно он выбрал меня, радовалась она про себя, едва поспевая за широкими шагами Эдуарда. А другие остались с носом!
Обход занял не более получаса. Карен уже не была новичком в этой работе и могла оказывать Эдуарду вполне квалифицированную помощь. Она с таким усердием выполняла все его распоряжения, будь то занести запись в журнал или принести грелку для больного, что порой на губах Салливана появлялась улыбка.
Пациентов действительно было немного. Можно было надеяться, что если не произойдет ничего чрезвычайного, то они проведут спокойную ночь… Хотя вряд ли Эд так настаивал, чтобы они остались одни сегодня лишь для того, чтобы провести ночь спокойно.
Самой последней они навестили миссис Дилан в третьем боксе, ту самую женщину, которую привезли сегодня утром. Ее красота и молодость поразили Карен. Лицо пациентки было очень бледно, но в целом она неплохо выглядела.
– Как вы себя чувствуете, миссис Дилан? – бодро спросил Салливан.
Карен показалось, что в обращении к другим пациентам его голос звучал более естественно. Конечно, ведь миссис Дилан так хороша собой, подумала девушка не без нотки привычной ревности, но тут же сурово упрекнула себя. Эта бедная женщина попала сегодня в аварию, и Эд считает, что возможны осложнения… Надеюсь, он не думает, что в этом есть и частичка его вины?
Я обязательно постараюсь утешить его, твердо решила про себя Карен, с любовью окидывая взглядом его светлые кудри над высоким гладким лбом.
Салливан поговорил немного с миссис Дилан, уверил ее в том, что вскоре она встанет на ноги и сможет уехать домой, и обход был закончен.
– Уф, наконец-то разобрались с делами.
Эд стер воображаемый пот со лба.
– Теперь предлагаю взять из регистратуры радиотелефон и пойти пить чай…
– А вдруг кто-нибудь придет? – робко спросила Карен. – А внизу никого нет.
– Ерунда, – беззаботно махнул рукой Салливан. – Тедди Кирстен сегодня дежурный санитар, он сидит снаружи с ребятами и если что-нибудь случится, сообщит нам наверх. Не бойся, Карен, все будет в порядке. Надо отдыхать, пока есть возможность!
Салливан шутливо обнял девушку и зашагал к комнате для отдыха, которая находилась дальше по коридору. Карен была слишком счастлива, чтобы спорить. Раз Эд считает, что нет ничего страшного в том, что они немного посидят наверху вместо того, чтобы находиться на своих рабочих местах, значит, так оно и есть. Эд еще ни разу ошибался.
Доктор Салливан стал для нее непогрешимым авторитетом.
Комната для отдыха в хантервильском госпитале была небольшой и уютной. Маленькие шкафчики с посудой и прочими мелочами для приятного времяпрепровождения, стояли с левой стороны, к окну был придвинут большой стол, а по всему периметру комнаты были расставлены приземистые плюшевые диванчики. На огромных окнах висели тяжелые темно-зеленые занавески, и при желании можно было создать интимный полумрак.
Карен редко заходила сюда, предпочитая проводить редкие свободные минуты в холле госпиталя или маленьком кафе. Там было гораздо веселее. Но Салливан явно чувствовал себя в комнате отдыха как дома. Он подошел к шкафчикам, открыл один, потом второй, начал уверенно выставлять на стол чашки.
– Давай я помогу, – вызвалась Карен.
– Сиди, – Эд махнул рукой на диванчик, и девушка послушно опустилась на него. – Я все сделаю сам.
Через несколько минут на столе стояли чашки, заварочный чайник, банка растворимого кофе и пластмассовая вазочка с печеньем.
– Подождешь меня? – спросил Эд.
Карен кивнула. Он вышел и вернулся через пять минут с пакетом в руках.
– Посмотри, что у меня есть, – произнес Салливан триумфально и достал из пакета большую темную бутылку с яркой этикеткой, коробку конфет и несколько апельсинов. – Настоящий ром.
Он весь светился от радости.
– Ты будешь чай или кофе? Рекомендую кофе, с ним ром просто изумительный…
Карен покачала головой. Нет, Эдуард Салливан все-таки настоящий мальчишка. О каком спиртном может быть речь, раз они на дежурстве?
– Эд, нам не стоит пить, – мягко сказала она. – Ведь мы же на работе.
– А я все думал, когда же ты это скажешь, – беззлобно рассмеялся он, насыпая в чашку кофе. – Праведная Карен!
Салливан, конечно, не хотел ее оскорбить, но Карен все равно стало не по себе, как будто она совершила нечто предосудительное. А она всего лишь привыкла жить по правилам. Так ее воспитали.
Салливан инстинктивно почувствовал, что она обиделась, хотя Карен не произнесла ни слова. Он подошел к ней и присел перед ней на корточки.
– Карен, милая, у меня слишком длинный язык. Ты на меня не сердишься?
Она отрицательно замотала головой, не в силах сдержать улыбку. Ах, Эд! Такой забавный, такой безответственный. И такой симпатичный…
– Я же не предлагаю тебе выпить всю эту бутылку, – продолжал он, беря Карен за руку. – Мы только чуть-чуть отметим наше первое дежурство.
Он наклонился к руке девушке и стал покрывать ее осторожными поцелуями. Здравый смысл тут же покинул Карен. Действительно, сегодня очень спокойный день. Вернее, очень важный день. Лучший день в ее жизни.
– Ты согласна, Карен? – Эд поднял голову, почувствовав, что напряжение девушки спало. – Я обещаю, что все будет хорошо.
– Согласна, – прошептала она, замирая от сладкого предвкушения.
Это было слишком прекрасно. Так не бывает. Ее мечты никогда не сбывались целиком. Всегда были какие-то оговорки. Неужели сейчас этот мужчина, предмет восхищения всех женщин госпиталя, действительно смотрит на нее с обожанием и целует ей руки? Неужели она не спит, и все это происходит с ней на самом деле?
Эд нехотя оторвался от Карен. Он встал и принялся возиться с кофе. В каждую чашку он плеснул щедрую порцию рома, но она не стала протестовать. Примерная Карен Кордейл чувствовала себя восхитительно. Она впервые переступала границы того, что считала недозволенным, и это ощущение ей очень нравилось…
Эд выдвинул маленький столик на колесах, нагрузил его чашками с дымящимся кофе, фруктами и конфетами и пододвинул его к Карен. Потом подошел к окну и задернул шторы. Комната погрузилась в приятную темноту. Салливан поколдовал с выключателем, и зажглись две боковые лампы. Подходящая случаю атмосфера была создана.
Карен наблюдала за ним с широко раскрытыми глазами. О чувствах между ними не было сказано ни слова, но она точно знала, что все это Эд делает ради нее. Что она первая и единственная женщина в госпитале, которой он по-настоящему заинтересовался.
Как завидовали бы мне девчонки, если бы узнали об этом, счастливо подумала Карен, даже не подозревая, что благодаря Джессике Снуч они и так все поймут. Сложить два и два будет совсем не трудно…
С приготовлениями было покончено, и Салливан сел рядом с Карен.
– За тебя, – сказал он тихо, поднимая чашку.
Карен последовала его примеру. Горьковатый привкус рома был приятен, но девушка все равно немного закашлялась – для нее это было слишком крепко.
– Ну как?
Салливан с интересом смотрел на нее.
– Вкусно, – улыбнулась Карен. – Я никогда раньше не пила ром.
– Правда? – обрадовался Эд. – Значит, это твой первый раз? За это стоит выпить.
Он поднес к ее чашке свою и легонько стукнул. Карен сделала большой глоток, чувствуя, как по венам разливается живительное тепло. Они быстро допили эту порцию, потом Салливан снова приготовил кофе с ромом. В голове Карен зашумела, она ощущала удивительную легкость и беззаботность. Это была ее ночь и ее мужчина. Все остальное перестало существовать…
Поначалу разговор не клеился. О работе Эд запретил говорить, а любая другая тема была чревата последствиями. Самые невинные слова, окрашенные темнотой и ромом, приобретали двусмысленный оттенок. Карен не владела искусством ведения многозначительной беседы, поэтому многие вопросы Эдуарда повисали в воздухе. Она не могла придумать ни одного остроумного ответа, и тишина воцарялась все чаще и чаще.
Но Эд ни капли не возражал. С каждой выпитой кружкой он чувствовал все большее воодушевление. Пассивность Карен, ее молчаливая податливость только подстегивали его.
Карен расслабилась. Ей было очень тепло, даже жарко, и она недоумевала про себя, почему Эд медлит, почему не пытается обнять ее, поцеловать. Крамольная мысль закралась ей в голову первой прижаться к ему, но Карен тут же отбросила ее. Так не пойдет. Она никогда не сделает первый шаг. Это не в ее характере.
Но Салливан не собирался дожидаться знака с ее стороны. Он осторожно поставил чашку на столик, повернулся к Карен и взял ее за руку. Девушка невольно вздрогнула от его прикосновения. Эд потянул Карен к себе и стал жадно целовать ее щеки, губы, шею.
Губы Эда оказались горячими и опытными, его руки все крепче сжимали Карен. Ей не хватало воздуха, но так сладостны были эти неистовые объятия, что она не решалась сказать ему об этом.
– Ты чудо, Карен, ты просто чудо, – бормотал Эд, развязывая тесемки ее кофточки.
Нельзя сказать, чтобы это было официальным объяснением в любви, но Карен не возражала. Она будет любить его за двоих…
Эд оторвался от Карен и встал. Он отодвинул столик с едой подальше и протянул девушке руку. Недоумевающая Карен встала рядом с ним. Салливан наклонился и принялся раскладывать плюшевый диванчик.
Карен невольно вспыхнула. Не слишком ли быстро развиваются события?
– Ты не против? – спросил Эд встревоженно, инстинктивно почувствовав ее настороженность.
– Нет, – храбро ответила она, глядя прямо в его блестящие от рома и желания глаза.
Конечно, она бы предпочла, чтобы все это происходило не так. Карен не знала как точно, но по крайней мере не на диванчике в комнате отдыха. Но с другой стороны Эд так внимателен, заботлив, нежен. И свободного времени у них не так много, чтобы встречаться где-то вне работы.
С диваном наконец было покончено. В недрах волшебных вместительных шкафчиков была найдена даже белоснежная простыня с цветным орнаментом по краям. Карен невольно спросила себя, сколько раз она уже служила для подобных целей и именно для Эда Салливана, но немедленно устыдилась таких мыслей. У Эда была незапятнанная репутация, и потом, разве они оба не взрослые люди?
Быть взрослым человеком было чрезвычайно приятно. Незнакомое волнение в крови, возбуждающее действие спиртного, смелые ласки Эда, опьяняющее чувство того, что тебя любят и желают – все это оказывало свое воздействие. Карен была счастлива…
Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем противно запищал телефон. Тяжело возвращаться с небес на землю. Она подняла трубку, ощущая смутную тревогу. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Карен, это Тедди. Ты не могла бы найти доктора Салливана? Я никак не могу до него дозвониться, а мне обязательно надо…
Не дослушав, Карен протянула трубку Эду. Наверное, не стоило давать Тедди понять, что Салливан находится сейчас рядом с ней. Однако что в этом странного? Они же вместе работают.
– Да… я понял… хорошо, – бормотал Эд. – Сейчас приду.
– С одним из пациентов плохо, – обратился он к Карен, закончив разговор.
Укор совести кольнул Карен. Они тут развлекаются, позабыв обо всем на свете, а человек нуждается в помощи.
– Я бы могла пойти с тобой, – произнесла она с готовностью.
Эд, который уже натягивал на себя брюки, отрицательно покачал головой.
– Не надо. Не бойся, малышка, все в порядке. Я сам справлюсь.
Он наклонился к Карен и ласково потрепал ее по голому плечу.
– Я туда и обратно. Одной нервной дамочке стало плохо, но это пустяки. Только вколю ей успокоительное и вернусь к тебе.
– Но уколы – это моя работа, – начала протестовать Карен. – Ты не должен делать это за меня.
– Я хочу, чтобы сегодня ночью ты забыла о работе, – улыбнулся Эд. – Тем более, что я уже одет.
Он снова наклонился к Карен и поцеловал ее в губы. Она оттолкнула его, смеясь.
– Иди и возвращайся быстрее, – сказала она.
Эд шутливо поклонился и вышел из комнаты. Карен растянулась на диванчике в блаженной неге. Чувство тревоги и вины постепенно отпускало ее. С больными постоянно что-то случается. Они же не могут с Эдом ходить от одного к другому всю ночь! К тому же он уверял, что ничего страшного не произошло, а Эд знает, что говорит.
Тихонько скрипнула дверь. Карен испуганно вздрогнула. А вдруг сюда войдет кто-то посторонний? Но страхи были напрасны – это вернулся Салливан.
– Ты так быстро? – удивилась она.
– Тебя это расстраивает?
Он сел на диван и взъерошил волосы Карен.
– Нет, ты что, – Карен испуганно округлила глаза. – Что там было?
– Пустяки. – Облачко неудовольствия скользнуло по лицу Эда. – У миссис Дилан случилась истерика. Она принялась рыдать и звать врача, а пациент в соседней палате проснулся и позвонил санитарам. Тедди же вызвал меня.
Эд беззаботно улыбался, но Карен не на шутку встревожилась.
– Если бы я была на своем месте, я бы услышала, – сказала она, поднимаясь. – И в регистратуре тоже никого…
– Естественно, – кивнул Эд. – Зачем нам лишние свидетели? Я разобрался со всеми!
Он состроил кровожадную мину, и Карен против воли рассмеялась.
– В регистратуре сидит сейчас Тедди, так что не беспокойся.
– Тедди? – ахнула Карен. Она представила себе, что санитар думает о ней и Эде. – А что ты ему сказал?
– Ничего. – Салливана явно забавлял испуг Карен. – Он мой приятель и знает, как я к тебе отношусь… Не переживай.