Грехи отцов Арчер Джеффри

– Так же, как он выслушал Гарри?

Джелкс повернулся к Гинзбургу:

– Если вы сочтете возможным не публиковать дневник, то я обещаю оправдать ваш поступок.

– Я не могу поверить, что вы говорите серьезно, – сказала Эмма.

Джелкс продолжил обращаться к Гинзбургу, словно Эммы не было в комнате:

– Конечно, я понимаю, что вы понесете немалый убыток, если решите не давать делу ход.

– В случае «Дневника заключенного» – больше ста тысяч долларов, – отозвался Гинзбург.

Сумма, похоже, настолько потрясла Джелкса, что он не ответил.

– Добавьте к этому перечисленный Ллойду аванс в размере двадцати тысяч, – продолжил Гинзбург. – Он причитается мистеру Клифтону.

– Будь Гарри здесь, он бы первым сказал, что его интересуют не деньги, а только одно: чтобы этот человек оказался в тюрьме.

Гинзбург испытал шок.

– Эмма, моя компания заработала репутацию не на скандалах, и прежде, чем я приму окончательное решение о публикации, мне придется понять, как отнесутся к ней более именитые авторы.

– Вы абсолютно правы, мистер Гинзбург. Репутация превыше всего.

– Вам-то откуда знать? – вопросила Эмма.

– Коль скоро зашла речь об именитых авторах, – продолжил Джелкс с некоторым пафосом и проигнорировав слова Эммы, – вы в курсе, наверное, что моя фирма имеет честь представлять имущественно-правовые интересы Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. – Он откинулся на спинку кресла. – Я отлично помню, как Скотти говорил, что если он вздумает поменять издателя, то выберет «Викинг».

– Вы же на это не клюнете, мистер Гинзбург? – спросила Эмма.

– Дорогая Эмма, бывают случаи, когда разумнее заглянуть в отдаленное будущее.

– Насколько оно отдаленное, это будущее? Шесть лет?

– Эмма, я только стараюсь учесть интересы каждого.

– А мне кажется, что в итоге выиграют только ваши. Потому что как только речь заходит о деньгах, вы становитесь не лучше его. – Она показала на Джелкса.

Издателя покоробило от обвинения Эммы, но он быстро оправился. Гинзбург повернулся к адвокату и спросил:

– Мистер Джелкс, что у вас на уме?

– Если вы согласитесь ни в каком виде не публиковать ранние дневники, я с удовольствием выплачу компенсацию, эквивалентную сумме, заработанной вами за «Дневник заключенного», а также полностью возмещу двадцать тысяч долларов, которые вы заплатили в качестве аванса мистеру Ллойду.

– Вам осталось только поцеловать меня в щечку, мистер Гинзбург, – молвила Эмма, – и тогда он поймет, кому отдавать тридцать сребреников.

– А Фицджеральд? – спросил Гинзбург, не обратив на нее внимания.

– Я предоставлю вам издательские права на произведения Фрэнсиса Скотта Фицджеральда на пятьдесят лет при тех же условиях, что у его нынешнего издателя.

Гинзбург улыбнулся:

– Составляйте контракт, мистер Джелкс, и я с удовольствием его подпишу.

– Какой псевдоним поставите под контрактом? – осведомилась Эмма. – Иуда?

Гинзбург пожал плечами:

– Бизнес есть бизнес, милочка. К тому же ни вы, ни Гарри не останетесь без вознаграждения.

– Очень рад, что вы об этом заговорили, мистер Гинзбург, – подхватил Джелкс. – Я уже некоторое время храню чек на десять тысяч долларов для матери Гарри Клифтона, который не мог ей переправить из-за войны. Возможно, мисс Баррингтон будет так добра и передаст его миссис Клифтон по возвращении в Англию. – Чек скользнул по столу к Эмме.

Та не обратила на него внимания.

– Вы бы не заикнулись о чеке, не прочти я о нем в оригинале дневника. Вы пообещали Гарри послать миссис Клифтон десять тысяч долларов, если он займет место Тома Брэдшо. – Эмма встала. – Вы оба мне отвратительны, и я очень надеюсь, что жизнь больше нас не сведет.

Она стремительно вышла из кабинета, не добавив ни слова и оставив чек на столе.

– Целеустремленная девушка, – сказал Гинзбург. – Но я уверен, что со временем мне удастся убедить ее в правильности нашего решения.

– Я уверен, Гарольд, – отозвался Джелкс, – что вы уладите этот мелкий инцидент со всем умением и дипломатией, которые отличают вашу достойную компанию.

– Спасибо на добром слове, Сефтон, – поблагодарил Гинзбург, поднимаясь с кресла и убирая чек в бумажник. – Я позабочусь, чтобы миссис Клифтон получила его.

– Я знал, что могу на вас положиться, Гарольд.

– Безусловно, Сефтон, и я с нетерпением жду новой встречи, когда вы подготовите контракт.

– Я составлю его к концу недели, – пообещал Джелкс, выходя за ним из кабинета. – Странно, что мы не работали прежде.

– Согласен, – кивнул Гинзбург. – Но мне сдается, что это начало долгого и плодотворного сотрудничества.

– Будем надеяться, – сказал Джелкс. Они подошли к лифту, и он нажал кнопку вызова. – Я свяжусь с вами тотчас же, как только контракт будет готов.

Когда кабина достигла первого этажа, Гинзбург вышел и сразу увидел Эмму, устремившуюся к нему.

– Вы были неподражаемы, дорогая, – похвалил он. – Признаюсь, мне было почудилось, что вы переигрываете, особенно с электрическим стулом, но – нет, вы правильно оценили этого типа.

Они покинули здание рука об руку.

Эмма провела большую часть дня в своей комнате, перечитывая первую тетрадь, где Гарри описал события до приезда в Лэйвенэм.

С каждой страницей она вновь и вновь убеждалась в том, что он намеревался освободить ее от всяких перед ним обязательств. Эмма решила, что если когда-нибудь разыщет этого идиота, то уже не отойдет от него ни на шаг.

С благословения мистера Гинзбурга Эмма с головой погрузилась в публикацию исправленного и переработанного издания «Дневника заключенного» – оно же первое, как называла его она. Эмма присутствовала на редакционных собраниях, обсуждала тиснение обложки с главой отдела художественного оформления, подбирала фотографию на оборот обложки, писала краткий очерк о Гарри и даже обратилась к конференции по сбыту.

Через шесть недель коробки с книгами развезли железнодорожным, автомобильным и воздушным транспортом по всей Америке.

В день выхода книги в свет Эмма стояла у «Даблдэйз» и ждала, когда распахнутся двери книжного магазина. Вечером она доложила бабушке Филлис и кузену Алистеру, что было распродано все. Подтверждением этого стал список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», где исправленное издание «Дневника заключенного» вошло в первую десятку всего через неделю после начала продаж.

Журналисты и издатели со всей страны сходили с ума, желая заполучить интервью Гарри Клифтона и Макса Ллойда. Но Гарри не числился ни в одном исправительном учреждении Америки, а Ллойд, как писала «Таймс», был «недоступен для комментариев». «Нью-Йорк ньюс» была менее прозаична, выйдя с шапкой «Ллойд скрывается от полиции».

В день публикации контора Сефтона Джелкса выпустила официальное заявление, разъяснявшее, что фирма больше не представляет интересы Макса Ллойда. Хотя «Дневник заключенного» держался на первой строчке списка бестселлеров «Нью-Йорк таймс» следующие пять недель, Гинзбург уважил договоренность с Джелксом и не опубликовал ни строчки из более раннего дневника.

Однако Джелкс подписал контракт, который предоставил «Викингу» исключительные права на публикацию всех трудов Фицджеральда на протяжении пятидесяти лет. Джелкс полагал, что выполнил свои обязательства, а вся эта история со временем наскучит прессе и страсти утихнут. И он, возможно, оказался бы прав, не напечатай журнал «Тайм» полностраничное интервью с Карлом Коловски, с недавних пор отставным детективом отдела полиции Нью-Йорка.

«…Поверьте, – приводились его слова, – что пока опубликованы только пресные фрагменты. Немного терпения, и скоро вы узнаете, что случилось с Гарри Клифтоном до того, как он очутился в Лэйвенэме».

Около шести вечера по восточному времени посыпались звонки, и мистер Гинзбург получил их к утру более сотни.

Джелкс прочел статью в машине по пути на Уолл-стрит. Выйдя из лифта на двадцать втором этаже, он обнаружил у кабинета своих партнеров – его поджидали все трое.

39

– Выбирай: какое первое? – спросила Филлис, вертя в руках два письма. – Хорошие новости или плохие?

– Хорошие, – сразу ответила Эмма, намазывая маслом очередной тост.

Филлис положила одно письмо обратно на стол, поправила пенсне и начала читать второе.

Дорогая миссис Стюарт!

Я только что дочитал «Дневник заключенного» Гарри Клифтона. В сегодняшнем номере «Вашингтон пост» есть превосходная рецензия, автор которой в конце задается вопросом, что же произошло с мистером Клифтоном после того, как он семь месяцев назад покинул тюрьму Лэйвенэм, отбыв всего треть срока.

По соображениям национальной безопасности, которые, уверен, Вы поймете, я не вправе вдаваться в этом письме ни в какие детали.

Если мисс Баррингтон, которая, насколько я понимаю, живет с Вами, нуждается в новых сведениях о лейтенанте Клифтоне, то пусть она свяжется с этим офисом, и я буду рад договориться о встрече.

Поскольку это не нарушает Закона о борьбе со шпионской деятельностью, я позволю себе добавить, что мне очень понравился дневник лейтенанта Клифтона. Если верить слухам, напечатанным в сегодняшней «Нью-Йорк пост», я с нетерпением жду рассказа о его жизни до Лэйвенэма.

Искренне Ваш

полковник Джон Клевердон

Бабушка Филлис подняла взгляд и обнаружила, что Эмма прыгает, как школьница на концерте Синатры. Паркер подлил миссис Стюарт кофе, как будто позади не происходило ничего необычного.

Внезапно Эмма застыла.

– А что за плохие новости? – спросила она, возвращаясь за стол.

Филлис взяла второе письмо.

– Это от Руперта Харви, моего троюродного брата.

Эмма подавила смешок. Филлис строго взглянула на нее поверх пенсне.

– Не ерничай, – сказала она. – Большая семья имеет свои плюсы, в чем ты сейчас убедишься.

Она прочла:

Дорогая кузина Филлис!

Очень рад услышать тебя после столь долгого перерыва. Большое спасибо, что обратила мое внимание на «Дневник заключенного» Гарри Клифтона, который я с удовольствием прочитал. До чего же, должно быть, грозна эта молодая леди, кузина Эмма.

Филлис вскинула глаза и уточнила:

– Он твой троюродный дед.

Я с удовольствием помогу Эмме в ее нынешнем затруднении. А именно: в посольстве есть самолет, который в следующий четверг вылетает в Лондон, и посол согласился, чтобы мисс Баррингтон присоединилась к нему и его сотрудникам.

Если Эмма соизволит заглянуть ко мне в офис в четверг утром, то я подготовлю все необходимые документы. Обязательно напомни ей захватить паспорт.

C любовью,

Руперт

P. S. Неужели кузина Эмма настолько красива, как описывает ее мистер Клифтон?

Филлис сложила письмо и убрала его в конверт.

– А что тут плохого? – не поняла Эмма.

Филлис потупилась, поскольку не одобряла сантиментов, и тихо молвила:

– Дитя мое, ты даже не представляешь, как мне будет не хватать тебя. Ты мне как дочь… которой у меня никогда не было.

– Сегодня утром я подписал контракт, – объявил Гинзбург, поднимая бокал.

– Мои поздравления, – сказал Алистер, и все сидевшие за столом тоже подняли бокалы.

– Простите меня, – заговорила Филлис, – если окажется, что я одна не вполне понимаю… Если вы подписали контракт, который не позволяет публиковать предысторию Гарри Клифтона, то что же мы отмечаем?

– То, что я положил сто тысяч долларов Сефтона Джелкса на банковский счет моей компании, – ответил Гинзбург.

– А я, – подхватила Эмма, – получила чек на двадцать тысяч долларов из того же источника. Аванс Ллойда за книгу Гарри.

– И не забудьте про десять тысяч долларов для миссис Клифтон: вы этот чек оставили, а я забрал. Откровенно говоря, мы все неплохо заработали на этом, и теперь, когда контракт подписан, станем получать еще больше – в течение пятидесяти лет.

– Возможно, – не успокоилась Филлис, – но меня, мягко говоря, задевает, что вы позволили Джелксу выйти сухим из воды в истории с убийством.

– Вы скоро обнаружите, что он продолжает путь на плаху, – возразил Гинзбург. – Правда, я признаю, что мы предоставили ему трехмесячную отсрочку казни.

– Теперь я и вовсе ничего не понимаю, – сказала Филлис.

– В таком случае позвольте мне объяснить. Дело в том, что сегодняшний договор заключен не с Джелксом, а с «Покет букс» – издательством, выкупившим права на публикацию всех дневников Гарри в мягкой обложке.

– А что такое мягкая обложка? – спросила Филлис.

– Мама, – вмешался Алистер, – такие книги гуляют уже много лет.

– Как и десятитысячные банкноты, но я пока ни одной не видела.

– Ваша матушка говорит дело, – отметил Гинзбург. – Как раз поэтому Джелкс и попался, так как миссис Стюарт представляет целое поколение, которое никогда не примирится с книгами в мягких обложках и будет читать их только в твердом переплете.

– А как вы поняли, что Джелкс не вполне представляет суть мягкой обложки? – спросила Филлис.

– Его навел Фрэнсис Скотт Фицджеральд, – подал голос Алистер.

– Будь добр не пользоваться сленгом за обеденным столом.

– Это Алистер нам посоветовал, – сказала Эмма. – Джелкс встретился с нами без своего юрисконсульта, а это означает, что он не доложил партнерам ни о существовании предыстории, ни о том, что если ее напечатают, то это повредит репутации фирмы больше, чем «Дневник заключенного».

– Тогда почему Алистер не пошел на встречу и не зафиксировал все, что говорил Джелкс? В конце концов, этот человек один из самых скользких адвокатов Нью-Йорка.

– Вот именно поэтому я и не пошел, мама. Мы не хотели ничего фиксировать, и я был уверен в самонадеянности Джелкса, который счел, что имеет дело лишь с недалекой девушкой-англичанкой и издателем, которого наверняка подкупит и возьмет за штаны.

– Алистер!

– Однако, – продолжил Алистер, войдя во вкус, – как только Эмма в гневе вылетела из кабинета, мистер Гинзбург показал себя истинным гением. – (Эмма была озадачена.) – Он заявил Джелксу, что будет с нетерпением ждать встречи, когда тот подготовит контракт.

– Именно это Джелкс и сделал, – подхватил Гинзбург. – При первом взгляде на договор я понял, что он слеплен по образцу контракта для Фрэнсиса Скотта Фицджеральда – автора, который печатался исключительно в твердом переплете. Там не было сказано ничего, что помешало бы нам публиковать книгу в мягкой обложке. Поэтому субдоговор, который я подписал сегодня утром, позволит «Покет букс» издать первый дневник Гарри без нарушения договоренности с Джелксом.

Гинзбург подставил Паркеру бокал, и тот налил шампанского.

– Сколько вы заработали? – спросила Эмма.

– В жизни порой приходится не зевать, юная леди.

– Сколько вы заработали? – вторила Филлис.

– Двести тысяч долларов, – признался Гинзбург.

– Вам понадобится каждый пенни этой суммы, – заметила Филлис, – потому что как только книга появится в продаже, вам с Алистером вчинят десяток исков и вы будете судиться года два.

– Вряд ли, – возразил Алистер, едва Паркер налил ему бренди. – Более того – держу пари на десятитысячную купюру, которой ты, мама, в глаза не видела, что Сефтон Джелкс доживает последние три месяца в качестве старшего партнера компании «Сефтон, Майерс и Эбернети».

– Откуда такая уверенность?

– У меня есть сильное подозрение, что Джелкс не сообщил своим партнерам о первой тетради Гарри, а потому, когда «Покет букс» ее опубликует, ему останется только подать в отставку.

– А если не подаст?

– Тогда его вытурят. Фирма, которая настолько безжалостна к своим клиентам, не сделается в одночасье гуманной к своим сотрудникам. И не забывай, что на место старшего партнера всегда найдется претендент… Поэтому я вынужден признать, Эмма, что ты куда интереснее, чем «Амальгамированная проволока»…

– …против «Нью-Йорк электрик»! – дружно договорили все, подняв бокалы за Эмму.

– И если когда-нибудь вы надумаете поселиться в Нью-Йорке, юная леди, – сказал Гинзбург, – для вас всегда найдется работа в «Викинге».

– Благодарю вас, мистер Гинзбург, – ответила Эмма. – Но я приехала с единственной целью найти Гарри, и вот оказывается, что он в Европе, а я застряла в Нью-Йорке. После встречи с полковником Клевердоном я сразу вылетаю к сыну.

– Гарри Клифтону чертовски повезло, что у него есть вы, – с легкой завистью проговорил Алистер.

– Если вы когда-нибудь познакомитесь с ним, Алистер, вы поймете, что это мне повезло.