Грехи отцов Арчер Джеффри

44

Эмма влетела в библиотеку, сжимая в руке письмо. Поскольку она редко прерывала Гарри во время работы над книгой, он понял, что дело важное, и отложил ручку.

– Прости, милый, – сказала она, придвинув стул. – Но я только что получила важное известие и не могу не поделиться.

Гарри улыбнулся женщине, которую обожал. Ее понятие о «важных новостях» простиралось от Себа, облившего водой кошку, до срочного звонка из офиса лорда-канцлера. Он откинулся на спинку кресла, гадая, под какую категорию подпадет нынешняя.

– Пришло письмо от бабушки Филлис, – сообщила Эмма.

– К которой мы все относимся с благоговейным трепетом, – поддразнил Гарри.

– Не ерничай, дитя. Она объясняет, как доказать, что мой папа не был твоим отцом.

Гарри перестал улыбаться.

– У тебя и твоей мамы группа крови резус-отрицательная, – продолжила Эмма. – Если у моего отца резус-положительная, то он никак не может быть твоим отцом.

– Мы уже много раз обсуждали это, – напомнил ей Гарри.

– Но если мы докажем, что группы крови не совпадают, то сможем пожениться. Конечно, если ты еще хочешь.

– Только не сейчас, дорогая, – возопил Гарри, изобразив скуку. – У меня тут, знаешь ли, происходит убийство. – Он улыбнулся. – Мы все равно не знаем группы крови твоего отца. Он никогда не проверял, несмотря на внушения твоей мамы и сэра Уолтера. Очевидно, тебе придется написать, что тайна останется нераскрытой.

– Не обязательно, – возразила Эмма. – Бабушка Филлис пристально следит за этим делом и предлагает выход, который никому из нас в голову не пришел.

– Небось она каждое утро покупает «Бристоль ивнинг ньюс» на углу Шестьдесят четвертой?

– Нет, но зато она читает «Таймс», даже недельной давности.

– И что? – спросил Гарри, желая вернуться к своему убийству.

– Она говорит, что ученые научились определять группу крови давно умершего человека.

– Зовем на помощь Бёрка и Хэра,[35] дорогая?

– Вовсе нет, – отозвалась Эмма. – Бабушка напоминает, что отцу перерезали артерию и кровь не могла не запятнать ковер и одежду.

Гарри встал, пересек палату и взялся за телефонную трубку.

– Кому звонишь?

– Главному инспектору Блейкмору, который вел это дело. Возможно, ничего и не выйдет, но я клянусь, что больше никогда не буду смеяться над тобой и бабушкой Филлис.

– Не возражаете, если я закурю, сэр Гарри?

– Извольте, главный инспектор.

Блейкмор зажег сигарету и глубоко затянулся.

– Ужасная привычка, – проговорил он. – А все сэр Уолтер.

– Сэр Уолтер?

– Рэли,[36] а не Баррингтон.

Гарри рассмеялся и сел в кресло напротив детектива.

– Итак, чем могу служить, сэр Гарри?

– Зовите меня, пожалуйста, мистер Клифтон.

– Как вам угодно, сэр.

– Я рассчитывал на вашу помощь в получении некоторых сведений о смерти Хьюго Баррингтона.

– Боюсь, что это будет зависеть от того, к кому я обращаюсь, потому что подобный разговор я вправе вести с сэром Гарри Баррингтоном, но не с мистером Гарри Клифтоном.

– Почему же не с мистером Клифтоном?

– Потому что подробности дела такого рода позволительно обсуждать только с родственником.

– Что ж, ради такого случая я буду сэром Гарри.

– Так чем я могу помочь, сэр Гарри?

– Когда Баррингтона убили…

– Его не убили, – поправил главный инспектор.

– Но из газет я понял, что…

– Как раз этой важной детали в газетах и не было. Но справедливости ради, репортеры и не могли изучить место преступления. Иначе, – продолжил Блейкмор, упреждая новый вопрос, – они обратили бы внимание на угол, под которым нож вошел в шею Хьюго и перебил артерию.

– Почему это так важно?

– Во время осмотра тела я заметил, что лезвие ножа было направлено не вниз, а вверх. Если бы я захотел кого-то убить, – Блейкмор встал и взял линейку, – и был бы выше и тяжелее своего оппонента, то поднял бы руку и нанес удар сверху в шею, вот так. Но будь я ниже и легче его, а главное, если бы защищался, – Блейкмор опустился на колени перед Гарри и посмотрел на него снизу вверх, целясь линейкой ему в горло, – то это объяснило бы, почему лезвие вошло в шею сэру Хьюго именно под таким углом. Исходя из этого, можно предположить, что сэр Хьюго упал и напоролся на нож. Все это позволило мне заключить, что произошло, скорее всего, не умышленное убийство, а убийство при попытке самообороны.

Гарри обдумал слова детектива и молвил:

– Вы сказали «ниже», «легче» и «защищался». Не думаете ли вы, что в гибели Баррингтона виновна женщина?

– Из вас выйдет первоклассный сыщик.

– И вы знаете, кто она?

– Кое-какие подозрения есть, – признался Блейкмор.

– Тогда почему ее не арестуют?

– Потому что довольно трудно арестовать человека, который после убийства бросился под лондонский экспресс.

– О боже… – вырвалось у Гарри. – Мне и в голову не приходило связать эти события.

– Да и с чего бы? Вас тогда и в Англии не было.

– Верно, однако после выписки я протралил все газеты, где упоминалось о смерти сэра Хьюго. Вы узнали, кто была эта леди?

– Нет, тело оказалось настолько изуродованным, что опознанию не подлежало. Однако коллега из Скотленд-Ярда, который тогда расследовал другое дело, сообщил мне, что сэр Хьюго больше года жил в Лондоне с женщиной и та родила дочь вскоре после его возвращения в Бристоль.

– Это тот ребенок, что был найден в кабинете Баррингтона?

– Он самый, – подтвердил Блейкмор.

– Где он сейчас?

– Понятия не имею.

– Вы можете хотя бы назвать имя женщины, с которой жил Баррингтон?

– Не могу, – покачал головой Блейкмор, раздавив сигарету в переполненной пепельнице. – Однако не секрет, что сэр Хьюго нанимал частного детектива, который в настоящее время сидит без работы и, возможно, согласится поговорить за скромное вознаграждение.

– Тот самый. Хромой, – вспомнил Гарри.

– Дерек Митчелл. Он был чертовски толковым полицейским, пока его не списали по инвалидности.

– Но есть вопрос, на который Митчелл не ответит, а вы, по-моему, сможете. Вы сказали, что нож перерезал артерию. Значит, крови вытекло много.

– Так оно и было, сэр, – ответил главный инспектор. – К моему приезду сэр Хьюго лежал в луже крови.

– Известно ли вам, что стало с тогдашним костюмом сэра Хьюго или хотя бы с ковром?

– Нет, сэр. Как только расследование закрыли, все личные вещи пострадавшего вернули ближайшим родственникам. Что же касается ковра, он все еще оставался в кабинете, когда я заканчивал расследование.

– Вы мне очень помогли, главный инспектор. Большое спасибо.

– Всегда рад, сэр Гарри! – Блейкмор встал и проводил Гарри до двери. – Позвольте выразить восхищение «Дневником заключенного». Я не любитель слухов, но читал, что вы пишете детективный роман. После сегодняшней беседы буду ждать его с нетерпением.

– Можно показать вам черновик как специалисту?

– В прошлом, сэр Гарри, вашу семью не особо заботило мое профессиональное мнение.

– Уверяю вас, главный инспектор, что мистеру Клифтону оно важно.

Покинув участок, Гарри сразу отправился в Мэнор-Хаус поделиться новостями с Эммой. Та выслушала внимательно и огорошила его первым же вопросом:

– А не сказал ли инспектор Блейкмор, что стало с девочкой?

– Его это, похоже, не интересовало, да и с чего бы?

– С того, что она могла быть Баррингтон – моя сводная сестра!

– Какой же я эгоист! – воскликнул Гарри, заключая Эмму в объятия. – Мне это и в голову не пришло.

– Да и с чего бы? – повторила за ним Эмма. – У тебя и так полно забот. Позвони моему деду и спроси, что стало с ковром, а я позабочусь о девочке.

– Как же мне с тобой повезло, – улыбнулся Гарри, неохотно выпуская ее.

– Берись-ка за дело!

Когда Гарри позвонил лорду Харви спросить о ковре, его ждал еще один сюрприз.

– Я заменил его через несколько дней после того, как полиция завершила расследование.

– А со старым что сделали?

– Лично бросил его в заводскую печь и дождался, пока он сгорел дотла, – с чувством ответил лорд Харви.

Гарри чуть не выругался, но прикусил язык.

За ланчем он спросил миссис Баррингтон о судьбе одежды сэра Хьюго. Элизабет сказала, что велела полиции избавиться от нее любым способом, который сочтут приемлемым.

После ланча Гарри вернулся в Баррингтон-холл, позвонил в местный полицейский участок и спросил у дежурного сержанта, не помнит ли тот, как поступили с одеждой сэра Хьюго Баррингтона.

– Все должно быть отражено в оперативном журнале, сэр Гарри. Будьте добры подождать, я проверю.

Сержант вернулся через несколько минут:

– Как же летит время… – заметил он. – Я, признаться, запамятовал – так это было давно. Но мне удалось найти эти подробности. – (Гарри задержал дыхание.) – Мы выбросили рубашку, нижнее белье и носки, но выдали мисс Пеналигон, которая распространяет невостребованные вещи от имени Армии спасения, пальто серое в количестве одна штука; шляпу коричневую, фетровую, одна штука; костюм зеленовато-серый, твидовый, один комплект, и пару туфель коричневой кожи. Не самая простая в общении женщина, – добавил сержант, не вдаваясь в объяснения.

Табличка на конторке гласила: «Мисс Пеналигон».

– Это совершенно не по правилам, сэр Гарри, – заявила высившаяся за табличкой женщина. – Абсолютно.

Гарри порадовался, что захватил с собой Эмму.

– Однако может оказаться крайне важным для нас, – возразил он, беря Эмму за руку.

– Не сомневаюсь в этом, сэр Гарри, и тем не менее это незаконно. Не представляю, что скажет мой начальник.

Гарри не сумел представить себе этого начальника. Мисс Пеналигон повернулась спиной и принялась изучать аккуратный ряд папок на полке без единой пылинки. Наконец она вытянула одну, промаркированную сорок третьим годом, и положила на конторку. Затем раскрыла ее и стала листать, пока не нашла, что искала.

– Похоже, коричневая фетровая шляпа никому не понадобилась, – объявила она. – Между прочим, она все еще на складе. Пальто перешло к мистеру Стефенсону, костюм – к какому-то Старому Джоуи, а коричневые туфли – мистеру Уотсону.

– А не подскажете, где найти этих джентльменов? – спросила Эмма.

– Они редко разлучаются, – ответила мисс Пеналигон. – Летом не покидают муниципального парка, а зимой мы селим их в нашем приюте. Я уверена, что сейчас они, стало быть, в парке.

– Благодарю вас, мисс Пеналигон, – сердечно улыбнулся ей Гарри. – Вы нам так помогли!

Мисс Пеналигон просияла:

– Всегда к вашим услугам, сэр Гарри.

– Так я, глядишь, и привыкну называться сэром Гарри, – заметил тот Эмме, когда они вышли на улицу.

– Не привыкнешь, если все еще думаешь жениться на мне, потому что я не хочу быть леди Баррингтон.

Гарри застал его на парковой скамейке. Тот лежал спиной к ним, закутавшись в серое пальто.

– Простите, что беспокою вас, мистер Стефенсон, – обратился Гарри, мягко коснувшись его плеча. – Но нам нужна ваша помощь.

Из-под пальто выметнулась грязная рука, но человек не повернулся. Гарри вложил в раскрытую ладонь полкроны. Мистер Стефенсон попробовал монету на зуб, прежде чем высунуть голову, чтобы взглянуть на Гарри.

– Чего надо? – спросил он.

– Мы ищем Старого Джоуи, – вежливо сказала Эмма.

– У капрала скамейка номер один, он старше годами и званием. А эта скамейка – номер два, и номер один перейдет ко мне после смерти Старого Джоуи, которая не за горами. У мистера Уотсона скамейка номер три – значит, он получит номер два, когда мне достанется первая. Но я его уже предупредил, что ждать ему придется долго.

– А вы не в курсе, носит ли еще Старый Джоуи зеленый твидовый костюм? – поинтересовался Гарри.

– Он его не снимает, – ответил мистер Стефенсон и добавил с коротким смешком: – Сросся с ним, так сказать. Он получил костюм, я – пальто, а мистеру Уотсону достались башмаки. Говорит, что тесноваты, но не жалуется. А шляпу мы не взяли.

– Так где же нам искать скамью номер один? – спросила Эмма.

– Да там же, где всегда, на эстраде для оркестра, под навесом. Джоуи говорит, что это его место. Только имейте в виду, он малость придурковатый по случаю контузии. – Мистер Стефенсон повернулся к ним спиной: должно быть решил, что отработал свои полкроны.

Гарри и Эмме не составило труда отыскать эстраду и Старого Джоуи, который оказался там единственной живой душой. Он сидел аккурат посреди скамейки, очень прямо, словно на троне. Эмме не понадобилось высматривать выцветшие коричневые пятна на ткани, чтобы узнать старый отцовский костюм. Но как уговорить Джоуи расстаться с ним?

– Вам чего? – с подозрением спросил Старый Джоуи, когда Гарри с Эммой взошли по ступеням в его королевство. – Если за моей скамейкой, то даже не думайте, потому что владение – девять десятых права собственности, как я постоянно напоминаю мистеру Стефенсону.

– Нет, – мягко ответила Эмма. – Ваша скамейка нам не нужна, Старый Джоуи, но мы хотим предложить вам новый костюм.

– Благодарю вас, мисс, но я доволен тем, что имею. Мне тепло, и другой мне не нужен.

– Но мы дадим вам новый, такой же теплый, – сказал Гарри.

– Старый Джоуи не сделал ничего плохого, – сказал старик, поворачиваясь лицом.

Гарри уставился на его награды: «Звезда Монса», медаль за долгую службу, «Медаль победы» и одинокая нашивка на рукаве.

– Нужна ваша помощь, капрал.

Старый Джоуи вскочил по стойке «смирно», козырнул и выпалил:

– Штык примкнут, сэр, только отдайте приказ, и парни готовы идти в атаку.

Гарри стало стыдно.

На следующий день они вернулись с пальто из ткани «в елочку», новым твидовым костюмом и парой башмаков для Старого Джоуи. Мистер Стефенсон гордо обходил парк в новом блейзере и серых фланелевых брюках, а мистер Уотсон, скамейка номер три, восхищался двубортным спортивным пиджаком и кавалерийскими брюками, но в новой обуви не нуждался и попросил Эмму отдать ее мистеру Стефенсону. Остатки гардероба сэра Хьюго Эмма передала благодарной мисс Пеналигон.

Гарри вышел из парка с твидовым, запятнанным кровью костюмом сэра Хьюго.

Профессор Инчкейп пристально изучил кровавые пятна под микроскопом и высказал свое мнение:

– Для окончательной оценки мне нужно провести еще несколько тестов. Однако и после предварительного осмотра я вполне уверен, что смогу назвать группу крови исследуемых образцов.

– Вы нас обнадежили, – сказал Гарри. – Но как скоро будут готовы результаты?

– Полагаю, дня через два, – сказал профессор. – Самое большее – через три. Как только узнаю, сразу же позвоню вам, сэр Гарри.

– Будем надеяться, что вы позвоните мистеру Клифтону.

– Я связался с кабинетом лорд-канцлера, – сказал лорд Харви, – и сообщил о том, что проводится анализ образцов крови, взятой с одежды Хьюго. Если кровь резус-положительная, то он попросит лордов-судей пересмотреть вердикт в свете открывшихся фактов.

– А что, если мы не получим результат, на который надеемся? – спросил Гарри.

– Лорд-канцлер внесет в парламентское расписание дебаты, и они состоятся, когда палата соберется после всеобщих выборов. Но будем надеяться, что по результатам профессора Инчкейпа это не понадобится. Кстати, а знает ли Джайлз о твоих планах?

– Нет, сэр, но мы встречаемся днем, и я все расскажу.

– Только не говори, что он втянул тебя в агитацию.

– Боюсь, что это так, хотя ему отлично известно, что я буду голосовать за тори. Но я заверил его, что мама и дядя Стэн будут голосовать за него.

– Только не проговорись прессе, что сам не будешь, потому что она ищет любой возможности вбить между вами клин. Старая дружба не стоит на повестке дня.

– Тем больше причин надеяться, что профессор найдет верный результат и наши напасти закончатся.

– Да будет так, – сказал лорд Харви.

Уильям Уорвик уже был готов раскрыть преступление, когда зазвонил телефон. Мысленно держа в руке пистолет, Гарри покинул библиотеку и снял трубку.

– Это профессор Инчкейп. Могу я поговорить с сэром Гарри?

Жестокая реальность вытеснила вымысел. Дальше можно было не слушать.

– Говорите, – ответил он.

– Боюсь, мои новости совсем не те, что вы надеялись услышать, – признался профессор. – У сэра Хьюго резус-отрицательная кровь, а потому нельзя исключить, что он мог быть вашим отцом.

Гарри позвонил в Эшком-холл.

– Харви слушает, – ответил знакомый голос.

– Это Гарри, сэр. Боюсь, вам придется позвонить лорд-канцлеру и сообщить, что дебаты продолжатся.

45

Джайлз увлекся подготовкой к выборам в палату общин в качестве кандидата от бристольских доков, а Гарри – публикацией книги «Уильям Уорвик и дело о слепом свидетеле», и оба они настолько погрузились в дела, что, получив приглашение в загородный дом лорда Харви на воскресный обед, расценили это как семейный сбор. Но по приезде в Эшком-холл молодые люди не нашли там ни одного родственника.

Лоусон проводил Джайлза и Гарри не в гостиную и даже не в столовую, а в кабинет его светлости, где они увидели лорда Харви, сидевшего за столом, перед которым стояли два пустых кожаных кресла. Он не стал терять время на светский разговор.

– Из кабинета лорд-канцлера меня уведомили, что дебаты назначены на четверг, шестое сентября, и там решится, кто из вас наследует титул. У нас два месяца на подготовку. Я буду открывать дебаты с передней скамьи, а оппонентом, наверное, будет лорд Престон.

– Чего он добивается? – спросил Гарри.

– Он хочет подорвать систему наследования и, надо отдать ему должное, не делает из этого секрета.

– Может, если бы я попал к нему на прием, – начал Гарри, – и рассказал о моих взглядах…

– Твои взгляды ему неинтересны, – возразил лорд Харви. – Он просто-напросто использует дебаты как платформу, чтобы обнародовать свою хорошо известную позицию о принципе наследования.

– Но мне, наверное, следует написать ему…

– Я уже это сделал, – перебил его Джайлз. – И хотя мы с ним в одной партии, он даже не потрудился ответить.

– Он считает, что исход всего дела куда важнее, чем один конкретный случай, – сказал лорд Харви.

– Неужели такая непримиримая позиция будет одобрена их светлостями? – спросил Гарри.

– Необязательно, – ответил лорд Харви. – Редж Престон был профсоюзным активистом до тех пор, пока Рэмси Макдональд не предложил ему место в палате лордов. Он всегда был потрясающим оратором и с тех пор, как присоединился к нам на красных скамьях, сделался человеком, которого не следует недооценивать.

– А может палата разделиться во мнениях? – спросил Джайлз.

– Правительственные «кнуты»[37] сообщат мне, если положение станет угрожающим. Лейбористские лорды поддержат региональных, поскольку не могут позволить себе подпасть под подозрение в защите принципа наследования.

– А тори? – спросил Гарри.

– Большинство поддержит меня, и не в последнюю очередь потому, что им не хочется, чтобы по принципу наследования ударили прямо у них на заднем дворе, хотя есть еще пара колеблющихся, с которыми мне предстоит поработать.

– Как насчет либералов? – спросил Джайлз.

– Одному Богу известно, хотя они заявили, что будет свободное голосование.

– Свободное голосование? – повторил Гарри.

– Голосование без партийной установки, – пояснил Джайлз. – По личным убеждениям.

– И наконец, есть независимые члены палаты, – продолжил лорд Харви. – Они выслушают аргументы обеих сторон и сделают выводы согласно тому, что подскажет им совесть. Поэтому мы узнаем их позицию только в момент голосования.

– Так чем мы можем помочь? – спросил Гарри.

– Ты, Гарри, как писатель, и ты, Джайлз, как политик, можете начать с моей речи. Ваши соображения придутся как нельзя кстати. Давайте набросаем за ланчем план.

Все трое направились в столовую, и ни Гарри, ни Джайлз не отвлеклись на такие мелочи, как скорые общие выборы и дата выхода в свет романа.

– Скоро ли ждать твою книгу? – спросил Джайлз, когда уже ближе к вечеру они отъехали от Эшком-холла.

– Двадцатого июля, – ответил Гарри. – Уже после выборов. Издатели хотят, чтобы я отправился в поездку по стране и провел несколько пресс-интервью и автограф-сессий.

– Будь осторожен, – посоветовал тот. – Тебя будут спрашивать не о книге, а о мнении насчет титула.

– Сколько же можно повторять им одно и то же: меня интересует только Эмма, и я пожертвую чем угодно, чтобы провести с ней остаток жизни! – Гарри едва сдерживал гнев. – Забирай титул, состояние и «все, что в нем» – мне ничего не нужно, если у меня будет Эмма.

«Уильям Уорвик и дело о слепом свидетеле» был хорошо встречен критиками, однако Джайлз оказался прав. Прессу, похоже, больше волновал не столько честолюбивый молодой детектив из Бристоля, сколько альтер эго автора – Джайлз Баррингтон и его шансы на возвращение фамильного титула. Гарри твердил прессе, что титул его не интересует, но журналисты лишь сильнее уверялись в обратном.

Все газеты, кроме «Дейли телеграф», поддерживали в так называемой «битве за наследство Баррингтонов» обаятельного, отважного, добившегося всего собственным трудом умника из классической школы, который, как постоянно подчеркивали они, вырос на задворках Бристоля.

При первой возможности Гарри напоминал репортерам, что Джайлз тоже учился в Бристольской классической школе, сейчас представляет лейбористов от бристольских доков, получил Военный крест за Тобрук и, конечно, не мог выбирать, кем ему родиться. Однако его преданность другу лишь добавила Гарри популярности как у прессы, так и у публики.

Джайлз же, хотя его избрали в палату общин более чем тремя тысячами голосов и он уже занял место на зеленой скамье, понимал, что на скамьях красных уже через месяц состоятся дебаты, которые определят их с Гарри судьбу.

46

Гарри привык просыпаться от веселого пения птиц в листве вокруг Баррингтон-холла, да еще будил его Себастьян, без приглашения и спроса врывавшийся в библиотеку, или шаги Эммы, когда она шла к завтраку после утренней верховой прогулки.

Но сегодня все было иначе.

Его разбудили уличные огни, шум транспорта и Биг-Бен, неустанно отбивавший четверти, словно напоминая ему, сколько часов осталось до того, как лорд Харви поднимется с места и откроет дебаты, после которых совершенно не знакомые ему люди проголосуют и определят будущее его и Джайлза на тысячу лет.

Гарри долго принимал ванну; спускаться к завтраку было рано. Одевшись, он позвонил в Баррингтон-холл, но дворецкий сообщил, что мисс Баррингтон уже уехала на вокзал. Ответ озадачил Гарри. Зачем Эмме спешить на ранний поезд, если они не собирались встретиться до ланча? Когда в самом начале восьмого Гарри вошел в столовую, он не удивился, застав там Джайлза, уже читавшего утренние газеты.