Большая книга приключений и загадок Кузнецова Юлия

I

Запах был плотный, как дымовая завеса.

Сначала – масло. На сковородке раскалили ароматное подсолнечное масло. Потом – лук. Его кинули в масло и долго обжаривали. Наконец, мясо. Но какое? Не свинина, не говядина. Не птица. Очень, очень странный запах. Но определенно – мясо. М-да, запах жареного мяса. То, чем легко можно меня разбудить.

Я чихнула и открыла глаза. Лежу на диванчике, на боку. Передо мной стол. Чуть подальше – плита. Но на ней ничего не жарят. Рядом – раковина, потом сушилка. Все пустое, без посуды. Небольшой холодильник отечественной фирмы. Дверь. Плотно прикрыта. В двери стеклянная вставка. Сквозь нее видны две двигающиеся фигуры.

Я подняла голову, чтобы разглядеть другую часть кухни, и тут же вскрикнула от боли в затылке. Это от удара? Или от наркотика, который мне сунули в платке?

Как по звонку, дверь открылась. В комнату в облаке запаха жареного мяса влетел человек. Он низкий, щуплый. На лице – маска: шляпа с кустиками на голове, с полей опускается плотный накомарник, закрывающий лицо. Это сон?

Он поставил на столик тарелку. На тарелке, не очень чистой, – бутерброд с «докторской» колбасой. Дверь снова открылась, и в проеме появилась кружка, из которой торчит нитка с бумажкой. Человек взял протянутую кружку и поставил рядом с тарелкой. Чай.

– Я не ем друзей, – сказала я, морщась от боли.

Долгий, видимо, непонимающий, взгляд.

– Я про колбасу. Я – веган[40].

Человек пребывал явно в замешательстве. Он взял кружку и придвинул ее поближе ко мне. Я приподнялась на локте и добавила:

– И чай химический не пью.

– Пей! – сипло приказал он.

Я поняла, не по словам, а по угрожающим жестам: лучше выпить.

Уверена на тысячу процентов: в чай что-то подмешано. Ладно, если меня не убили до сих пор, не убьют и сейчас. Им просто нужно меня зачем-то вырубить.

Я сделала несколько глотков. Сладкая мерзость, оставляющая разводы на стенках чашки. Фу, ненавижу. Меня сразу стало клонить в сон. Нельзя, нельзя!

Человек в маске забрал кружку и тарелку с бутербродом. Дверь за ним закрывается. Как же хочется спать… Но тут я слышу голоса.

– Отказалась! – возмущается сиплый.

– Что сказала?

– Что не ест д-друзей!

Сиплый перестал сипеть, зато начал заикаться. Его собеседник засмеялся.

– Добре, узнаем, что ест, накормим.

– А з-зачем с ней так церемониться? Может, как обычно?

Меня накрыло облачко страха. Даже сон слегка слетел.

– Нет. Дзайчинка[41] должна вспомнить.

– Если как обычно, и так в-вспомнит.

– Нет. Информатор сказал, она упрямая. Если как обычно, будет только сопротивляться. Надо создать комфорт.

– И п-почему ты к-командуешь?

Сон снова подкрался ко мне.

– Потому что я старше…

Я отключилась.

II

Младший резал мясо.

– Мне с кровью, – велел старший, протягивая тарелку, – дзякуй![42]

– Н-нема за што[43]. З-запасов хватит на две недели. Если ты б-будешь с ней церемониться…

– Ешь, остынет. М-м смачна мяса… Когда мы забили этого лосяру?

– В начале лета.

– Бачиць[44], хватает почти на полгода. Бацька был бы доволен. А с дзайчинкой разберемся. Я сам с ней поговорю, как очнется. Главное – подготовить Информатора.

III

– Зачем она тебе? – в третий раз спросил Мишка.

Мак скривил губы.

– Ты, Михаил, непоследователен. То просишь за нее, то не знаешь, где она.

– Я-то знаю, где она. Мы соседи по лестничной клетке. А вот почему ты решил ее принять? Может, она тебе нравится?

– Вот и я г-говорю, – подал голос Маркиз.

– А тебя никто не спрашивает! – оборвал его Мак, – просто в Сети в новостной ленте было сообщение о том, что пропала девчонка, Екатерина Птицына.

– Однофамилица, – уверенно сказал Миша, – иначе моя мама давно бы все узнала. Они дружат с Катькиной.

– А ты сходи и проверь! – настаивал Макинтош.

– Д-давайте все вместе сходим, – предложил Маркиз.

– Да я сам, – сказал Мишка.

– Н-но мы же к-команда. «Т-три М»…

Мишка недовольно кивнул. Понятное дело, Катя дома, и лучше ему обнаружить это одному. Без Маркиза, и уж тем более без Мака.

Но Кати дома не оказалось. Дома у Кати обнаружился беспорядок, крики и терпкий запах валерианы. Екатерина Птицына действительно пропала.

I

– Птуша, – услышала я сквозь сон.

Голос не сиплый, наоборот – приятный, с мягким акцентом. Что за акцент? Украина? Нет, не похоже. Молдова. У нас на даче молдоване чинили крышу.

– Птуша, просыпайся!

Нет, не Молдова. Они говорят медленнее и по-другому растягивают слова.

– Птуш, кончай притворяться. Снотворное больше не работает.

Я открыла глаза и зажмурилась от резкой боли. Солнечный свет.

– Открывай, открывай, – терпеливо сказал человек.

Я вздохнула и повиновалась. Человек сидел передо мной на табурете. На нем – та же маска с плотным накомарником, клетчатая рубашка и джинсы, на руках перчатки. Он крупнее и плотнее первого.

– Что-нибудь болит?

Я покачала головой. В предыдущий раз болела голова, сейчас – только легкий туман и раздражение, какое бывает, когда спишь слишком много.

– Хорошо. Так, красавица, нам с тобой нужно заключить договор. Нам от тебя кое-что нужно.

Я пыталась сосредоточиться на его словах, но голова кружилась, мысли путались. Что у них за накомарники? Какие-то необычные, плотные. От тропических насекомых?

– Нам нужно, чтобы ты кое-что вспомнила. И готовы выслушать твои условия пребывания у нас в гостях.

Он говорил мягко, почти ласково. Но от его ласковости мне стало гораздо более не по себе, чем от агрессивных жестов его напарника. Этот был похож на снежного барса, осторожно ступающего по каменистой земле и готовящегося к прыжку. Мои мысли стали на место, я сосредоточилась.

– Сначала… – сказала я хрипло, потом прокашлялась и продолжила: – Сначала я хотела бы услышать ваши условия.

– Не торгуйся, птуша, – попросил Барс, – скажи, что ты кушаешь.

Мне даже показалось, я слышу рык. Но сдаваться не в моих правилах. Разозлю его по-другому.

– Овощи: морковь, белый редис, клубень сельдерея. Фрукты: айву, гранаты, инжир и хурму. А еще соевый творог тофу, орехи и лаваш. И белый чай, конечно.

– Записал? – крикнул Барс через дверь.

– Угу, – сипло отозвался напарник.

– Превосходно, – сказал Барс.

К моему удивлению, он не рассердился на обширный список, а обрадовался. Псих.

– Теперь, птуша, моя очередь. Ты должна вспомнить как можно больше своих старых детских игрушек. Все, в которые ты играла дошкольницей. Сиди, пей белый чай и вспоминай.

– А зачем ей тофу? – спросил из-за двери Сиплый.

– Чтобы тебя позлить, – отозвался Барс, встал и, подойдя к двери, добавил: – Главное, птушка, вспомни о Мишулике.

II

Свинка с визгом вырывалась.

– Она меня п-поцарапала! – вскрикнул младший.

– Ничего, главное, закрепи ее в клетке. И поднеси к горлу нож. Ближе. Добре.

– А вдруг она чем-нибудь м-меня з-заразит?

– Она жила у девочки больше семи лет, – тихо сказал Информатор, – а Катя без ума от животных. Думаю, у Свити есть все прививки.

– Слышал? – сказал старший младшему, – а теперь отойди.

Он щелкнул фотоаппаратом.

– Готово. Все, отпусти ее, надоел визг. Слышишь, Информатор? А младший-то в школу к этим детишкам не зря ходил.

– Я знаю. Он нашел канал, по которому мы скачали всю информацию.

– Не, не только. Он там и заикаться отучился. Только теперь сипит.

Младший, не поворачиваясь, возился со Свити. По его резким движениям было видно – он рассержен.

– Как думаешь, Информатор, что больше дзайчинкам нравится – когда хлопец заикается или сипит?

Младший вылетел из комнаты, хлопнув дверью.

– Зря вы с ним так, – осудил Информатор, – он ведь работал над своим голосом. А изменение тембра голоса усиливает харизматичность. Делает характер более сильным.

– Я и так его более сильным сделаю. Махнем с ним в Канаду. До весны на озерах отсидимся, а там на гризли пойдем. И на барибала. Как только наша птуша вспомнит то, что должна. А если братчык[45] маме шкуру барибала привезет…

– Сойдите с красной дорожки, – перебил Информатор.

– Што?

– Вы стоите на красной дорожке. Я просил ходить только по зеленым полоскам ковра.

– У тебя столько тараканов в голове, что всех и не упомнишь. Отвяжись.

– Сойдите!

– Да плевал я на твои красные дорожки!

– Вот именно! Вам плевать на мои просьбы, потому что вам плевать на меня! Вы спокойно говорите, как отправитесь на охоту, при мне!

– А что такого?

– Вы не предполагаете, что мне, инвалиду, будет неприятно это слышать!

– Да плевал я на твои чувства! И на тебя тоже!

Тот не ответил.

– Эй, – позвал старший, – Информатор… Ты што? У тебя приступ? Где лекарство! На тумбочке? Нет? На кухне? Да не плевал я, не плевал. Все, при тебе – ни слова про охоту.

– И с красной дорожки сойдите, – упрямо прошептал Информатор, как только обрел возможность говорить.

III

Через пару часов ребята вышли из Катиного подъезда.

– П-подведем итоги, – пробубнил Маркиз, и на этот раз ребята внимательно его слушали.

– Катины р-родители п-предполагают, – продолжил Маркиз, сверяясь со своими записями, – что дочь могла уйти в п-поход с друзьями-биологами. Поскольку однажды она сбежала в экспедицию по с-спасению…

Он пролистнул блокнот.

– Орланов-белохвостов.

– Было дело, – подтвердил Миша, – если Катя что-то решает, она не всегда считает нужным объявить об этом окружающим. Помню…

– Слушай, ты, специалист по Катиному характеру, мы с тобой поговорим попозже, – оборвал его Мак. – Маркиз, что еще?

– Да в общем-то все. Версию о похищении они отвергают. В милиции она заявлена п-просто как пропавшая.

– Понял. Теперь обратимся к специалисту. Который мог бы стать свидетелем, если бы не бросил Катю одну с морской свиньей.

Миша побелел, потом покраснел и опустил голову.

– Где ты ее оставил?

– За нашим домом – детский садик. Ей надо было выпустить Свити на траву, и я предложил…

– Пошли в садик. А ты, специалист, вспоминай, в каком именно месте детского садика ты оставил Катю.

Но была суббота, и ворота садика оказались заперты. Мак потрогал тяжелый замок и хмуро посмотрел на Мишу.

– Вон там, – показал тот через прутья, – мы стояли возле люка. Потом начало моросить. А Свити потерялась. Я предложил ее найти. Катя отказалась…

– Если бы на твоем месте был я, Катя бы не отказалась, – проворчал Мак.

– Так и знал! – не выдержал Миша. – Она тебе нравится!

– Да мне все равно. Просто в жизни не стану слушаться девчонку.

– Катя не просто девчонка! Она… Необычная.

– Да? И ты допустил, чтобы ее, такую необычную, украли?

– Да ее, может быть, вообще не украли! Она, может, в поход ушла!

– Интересно, – пробормотал Маркиз, – что лежит вон там, у бордюра? Что-то н-необычное.

Мак и Миша перестали спорить и уставились на бордюр.

– Ну? – усмехнулся Мак, – кто из вас, умников, готов перелезть через забор ради необычной девочки?

– Я, – сказал Миша.

– Застрянешь, – поддел Мак.

– А ты лопнешь от избытка желчи!

– Не с-спорьте, – попросил Маркиз.

Он вытащил из кустов, росших у забора, ветку.

– Мак, п-помоги, п-пожалуйста. У тебя руки с-самые длинные.

Мак просунул ветку сквозь прутья и попытался ею достать странный предмет, похожий на сморщенный грязный шарик.

– Сдурели? – раздался хриплый голос, и к ним приблизился охранник садика, – что это вы делаете?

– У нас мячик теннисный к вам залетел, – нашелся Миша, – вон он, у бордюра. Подайте, пожалуйста.

Охранник наклонился, взял шарик:

– М-да, пацаны, – фыркнул он, передавая Мише мячик, – боюсь, в теннис им уже не сыграешь. Все, валите отсюда.

Но члены команды «Три М», не слыша его, столпились вокруг Миши, разглядывая находку.

– Ребята, – прошептал Миша – ее украли.

На ладони он держал раздавленный засохший мандарин.

– Это Катькин. Она покупает их для Свити. И вряд ли просто выбросила его. Ее похитили. Вместе со Свити.

Маркиз выронил блокнот. Мак вздохнул и произнес:

– Гоните версии!

– Я знаю, как ее похитили, – сдавленным голосом сказал Миша, – когда я вернулся в детский сад, от площадки отъехал грузовик с надписью «Хлеб». На нем были дипломатические номера!

– И н-номер ты, к-конечно, не з-запомнил? – спросил Маркиз, наклоняясь за блокнотом.

Лицо Миши стало пепельно-серым. Он покачал головой.

I

На столике передо мной: баклажаны-гриль, фаршированные шпинатом и грецкими орехами, желе из голубики и печенье из арахисового масла.

Ребята расстарались: еда заказана в ресторане. Баклажаны нанизаны на нитку и похожи на экзотические цветы. Очень-очень красиво. Совсем-совсем не хочется есть. Тошнота подкатывает, как при виде мяса.

«Поделом им», – со злорадством думаю я о стараниях похитителей. Мои мысли перекидываются на родителей. Они, наверное, заявили в милицию о моем исчезновении. Интересно, как меня описали? Девочка, высокая, склонная к полноте, с длинными каштановыми волосами, всегда распущенными. Или отделались фотографией?

А если их спросят, в чем была Катя в день исчезновения? Вряд ли кто-то из них вспомнит, что на мне были голубые джинсы клеш, рубашка в цветочек и свитер брусничного цвета. Родителям не до меня. Папа с утра до ночи в «Мариотте», мама – в библиотеке. Что я только не делала, чтобы они обратили на меня внимание! И в олимпиаде участвовала, и в походы с биологами уходила. Им плевать.

Но ничего – может, хоть сейчас разволнуются. Так им и надо.

Я встаю и начинаю мерить кухню шагами. Восемь шагов в длину, шесть в ширину. Итак, Мишулик. Мишулик – игрушечный мишка, которого мне связала бабуля. Она обожала вязать игрушки, и вообще всякое рукотворчество, например готовку. Еще бы: она много лет отвечала за приготовление десертов в «Национале», а из сына вырастила шеф-повара «Мариотта».

Но чем Мишулик заинтересовал преступников? Обычная вязаная игрушка шоколадного цвета, с глазами-пуговицами и носом, вышитым мулине.

Дверь без стука распахнулась. Вошел Барс, как обычно – в защитной маске.

– Я смотрю, ты любишь ходить, – начал он, но тут же осекся.

Взгляд его упал на столик с едой.

– Почему ты не ешь?

– Не хочется.

Он помолчал. Я отвернулась, скрывая ухмылку.

– Я вижу, ты любишь ходить, – повторил Барс, – хождение помогает тебе думать. Выходи на балкон.

– Что?

– Я серьезно. Открой и выходи.

– Хотите меня столкнуть вниз?

– Отравить проще. Меньше хлопот. Нет, хочу, чтобы ты гуляла на свежем воздухе и вспоминала о Мишулике.

Я пожала плечами и открыла щеколду балкона. Дернула дверь на себя и вдохнула свежий воздух. Осторожно переступила через порог.

Обычный балкон, забитый рухлядью. Стулья, поставленные друг на друга, старый комод, какие-то коробки с надписями. Застеклен, но окна закрыты на щеколду.

Внизу – дворик и детская площадка. Малыши в песочнице и бабули на скамейке. Голуби.

Я берусь за щеколду окна – просто так, чтобы проверить реакцию Барса, тоже вылезшего за мной на балкон.

– Только не надо кричать, – попросил Барс, словно прочитав мои мысли.

– Я могу выходить на балкон и без вас?