Против всех Суворов Виктор
Апрель 1918 года - Камышлов.
Май-июнь 1918 года - Полевской, Нейво-Рудянка, Северский, Павловский, Камбарка, Колчедан, Нижний Тагил, Шемахинский завод.
Июнь 1918 года - Невьянск, ВИЗ, Кусинский завод, Сатка, Бакал, Нижние Серги, Нязепетровск, Белебей, Ирбит, Златоуст, Шадринск, Екатеринбург.
Июль 1918 года - Шемахинский завод, Надеждинск, Суксун, Пермь, Березовский.
Август 1918 года - Пискор, Сеныч, Новомихайловск, Верещагино, Очер, Павловск, Оханск.
Август-сентябрь 1918 года - Камбарка.
Это только за полгода! Шквал восстаний, по сути, - рабочая война сопротивления.
Кстати, И.Малышев был убит на этой войне в ходе карательной акции у Златоуста.
И тогда возникает сакраментальный вопрос: случайна ли Ижевско-Воткинская дивизия у Колчака? В свете всего сказанного безусловно, нет. Восстание на западноуральских заводах - высшая точка протеста уральского рабочего класса против "рабоче-крестьянской власти". По такому же сценарию, кстати, развивались и пресненские события 1905 года: сперва стачка, а потом, когда коса нашла на камень, - восстание. А то, что ижевцы и воткинцы стали белогвардейцами - это в силу обстоятельств. Их вооруженное выступление было кульминацией антибольшевистской борьбы пролетариата, самостоятельной по своим целям и формам, но в условиях Урала 1918 года блокироваться повстанцам-рабочим, кроме белых, было не с кем. На Урале не было других мощных антикоммунистических движений (типа массовых крестьянских восстаний, которые происходили тогда в Сибири и на Украине). А в одиночку ижевцам и воткинцам выстоять бы не удалось, и они это отчетливо осознавали. Так и родился феномен белой рабочей дивизии - зримый символ крайне пестрого состава сил антибольшевистского сопротивления. Эта пестрота, к слову, одна из причин поражения всего движения, так как ни цели, ни средства их достижения у большинства его участников не совпадали.
А то, что не только сами западноуральские повстанцы, но и все сражающиеся прекрасно понимали, что речь идет не о случайном событии, но о феномене самостоятельного рабочего сопротивления режиму, свидетельствует такой факт.
Красные части, состоящие из мобилизованных рабочих центральной России, при соприкосновении с ижевцами и воткинцами немедленно переходили на их сторону, отнюдь не спеша это делать при столкновении, скажем, с дутовцами или каппелевцами. Как бы сказали марксисты, "пролетарская солидарность". Это и была она - в борьбе с антинародным режимом, как бы в насмешку назвавшим себя "диктатурой пролетариата".
Земля - крестьянам,
или Первая попытка раскулачивания
Крестьянство и большевизм - еще один больной вопрос современного исторического сознания. На эту тему в последнее время было много публикаций, но достаточно редко эта проблема рассматривается на уральском материале. Это и понятно. Урал никогда не был крестьянским краем, в том смысле, как, скажем, Российское Черноземье, Украина или даже Сибирь. Поэтому, естественно, самые значительные события, связанные с крестьянской проблематикой, происходили за пределами Урала.
И тем не менее...
В наших краях есть целый ряд районов с преобладающим крестьянским населением.
Это, в первую очередь, Зауралье (Курганская область, ряд юго-востоных районов Свердловской области), где в свое время был даже очаг помещичьего землевладения.
Это известный всем далматовский монастырь. В XVIII веке дважды имели место антифеодальные выступления монастырских крестьян, о чем поведал Д.Мамин-Сибиряк в повести "Охонины брови". Затем обширные территории Южного и Юго-Западного Урала (Челябинская область и юго-запад Свердловской области, Башкирия), и по сей день имеющие сельскохозяйственную направленность. Затем обширные земли Приуралья (Удмуртия, Башкирия, Прикамье). И наконец, весьма протяженная территория по восточному склону Уральских гор, в природно-климатическом отношении примыкающая к Сибири (Ирбитский, Слободо-Туринский, Тавдинский, Туринский и другие районы Свердловской области, а также местность от Богдановича до Тугулыма). Там со времени освоения края существовала крестьянская культура фермерского типа, никогда не знавшая крепостного права. Прибавьте к этому крестьян-иногородних в казачьих областях, и вы получите картину, заставляющую пересмотреть традиционное отношение к Уралу только как к промышленному, "опорному краю державы".
На Урале была мощная крестьянская прослойка, и притом преобладали в ней зажиточные крестьяне. В этом достаточно убедиться, даже бегло посмотрев на старые уральские села, скажем, по Сибирскому или Курганскому тракту. Большие и Малые Брусяны, Логиново, Мезенка, Курманка - везде в облике сохранившихся построек (и в остовах разрушенных церквей, масштабами своими сделавшими бы честь немаленькому городу!) видны следы капитальности, основательности, которые не смогла искоренить до конца последовавшая позже разруха. Так что к общероссийским крестьянским проблемам наш край имеет прямое отношение.
Немного предыстории аграрного вопроса. То, что он был в русской революции центральным, стало уже общим местом. Однако и здесь есть свои нюансы. Наши представления о российской деревне как о пышащем недовольством вулкане при царизме, мягко говоря, преувеличены. Да, помещики в начале века спали с револьвером под подушкой (об этом мне рассказывали очевидцы). Да, в 1905 году по Центральной России и Поволжью прокатилась волна крестьянских бунтов, сопровождавшихся актами вандализма. Кстати, в основном не против лично помещиков, а почему-то против их хозяйства, в том числе домашнего скота! И все же...
Во-первых, безусловно, столыпинская реформа резко ослабила социальное напряжение на селе. К 1911 году в районах, где реформа проводилась наиболее активно (к ним, кстати, относились практически все крестьянские территории Урала), имели место не только экономические успехи, но даже ... электрификация и строительство домов культуры. (А мы-то все повторяли: "Лампочка Ильича!").
А во-вторых (и это, на мой взгляд, главное), в работе "Лев Толстой, как зеркало русской революции" Ленин откровенно признал, что явное меньшинство крестьян даже в 1905 году склонно было браться за оружие. Большая часть, по Ленину, плакала, молилась и посылала "ходателей" - совсем в духе Толстого. Стоит выделить здесь слова "посылала ходателей", ибо здесь гвоздь проблемы, на которую Ленин не обратил внимания (а может быть, и сознательно опустил ее).
Дело в том, что сей факт, трактуемый Лениным (и его последователями) как традиционная крестьянская отсталость, на самом деле говорит о совершенно обратном. Крестьянство в начале века, не проявив желания устраивать вселенскую пугачевщину, выказало при этом тягу к политической деятельности - сперва через крестьянские союзы, а затем - через непосредственную поддержку тех или иных фракций Государственной Думы. И практическую сметку при этом русские мужики выказали отменную: они прекрасно разобрались в том, кто в Думе болтается, извините, как дерьмо в проруби, на кого нет смысла тратить время, а кого можно и нужно поддерживать. Именно крестьянскими голосами во всех составах Думы поддерживались кадеты (до событий первой мировой войны) и в особенности трудовики, легальное политическое крыло эсеровской партии.
Безумно интересное занятие - читать письма, в которых крестьяне давали наказы своим депутатам: даже сегодня полезно прислушаться к ним профессиональным политикам. В общем, сколько бы марксисты ни говорили о том, что "крестьянство консервативно и даже реакционно, оно стремится повернуть вспять колесо истории"
(это я "Манифест Коммунистической партии" цитирую), факты русской истории свидетельствуют о другом.
В начале 1918 года, приняв с восторгом Декрет о земле (еще бы, с 1905 года именно этот проект проталкивался в Думе трудовиками), крестьяне тем не менее не попались на удочку, прекрасно вычислили подлинных адресантов (авторов декрета) - левых эсеров (по сути, авторство текста принадлежит в основном М.Спиридоновой).
И на выборах в Учредительное собрание дружно провалили большевиков, отдав голоса своей "родной", народнической партии социалистам-революционерам. Тем самым сорвали большевикам весь спектакль. Эти выборы нужны были Ленину, чтобы легитимизировать свою, взятую переворотом власть. И пришлось коммунистам разогнать Учредительное собрание - со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Уже из этого факта ясно, что отношения у большевиков с крестьянством должны были сложиться, мягко говоря, непростые. Не случайно с рубежа 1917 и 1918 годов у Ленина звучат в статьях следующие отдающие металлом нотки: "Большинство и громадное большинство земледельцев - мелкие товарные производители", "мелкие буржуи имеют запас деньжонок в несколько тысяч", "мелкий буржуа, хранящий тыщонки, - враг", "многомиллионный слой мелких собственников крепко держит деньги, прячет их от государства и ни в какой социализм и коммунизм не верит". И наконец - гром грянул: "Не видят мелкобуржуазной стихии как главного врага социализма у нас" (выделено мной - Д.С.).
Вот так, слово сказано. "Рим высказался". Главные враги, оказывается, мужички. А их, между прочим, восемьдесят пять процентов населения (!). То есть, по сути, вся страна...
Но кроме того, Ленин пишет (еще в начале октября 1917 года, то есть до переворота) следующее: "Хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность является в руках пролетарского государства, в руках полновластных Советов самым могучим средством учета и контроля... Это средство контроля и принуждения к труду посильнее гильотины... Нам надо сломить не только какое бы то ни было сопротивление, нам надо заставить работать в новых организационных, государственных рамках. И мы имеем средство для этого - хлебная монополия, хлебная карточка, всеобщая трудовая повинность".
Все ясно? Или еще требуется доказывать, что именно "дедушка Ленин" крестный папа тоталитаризма?
И тут вот в чем загвоздка. Крестьянам только что дали землю (по Декрету о земле). Иначе нельзя - и дня у власти в крестьянской стране не продержишься. Как же тогда осуществлять хлебную монополию? Да очень просто. Программа-минимум:
отбирать у крестьян весь урожай. Программа-максимум: начать постепенно отбирать у крестьян всю землю. Третьего не дано.
И эти программы большевики, как минимум, с весны 1918 года начинают реализовывать. Для грядущей земельной экспроприации создаются так называемые комитеты бедноты. Тут самое время спросить: а откуда беднота? Ведь не только столыпинская реформа, но и раздел земли по упомянутому Декрету уже позади.
Выходит, и при большевиках тоже - беднота?
А ларчик открывается просто: комбеды - это, если хотите, органы власти сельских люмпенов, которые были, есть и будут на селе всегда. Органы, заметьте, параллельные власти Советов - точь-в-точь как впоследствии "двоевластие" Советов и КПСС (а фактически власть только последней). У комбедов тоже цель двоякая: как минимум - расколоть деревню, устроить там "классовую борьбу" (удалось, надо сказать, блестяще). А в перспективе отобрать землю в пользу "бедных" (то есть государства). Иначе говоря, раскулачить. Тогда это не получилось по причинам, о которых - ниже. А удалось раскулачить только в 1930 году.
А для изъятия урожая создаются печально известные продотряды, вводится продразверстка. И поскольку карательных войск на всю Россию не хватает, приходится натравливать на мужиков рабочих. Нет ничего проще: подержать крупные города месяц-другой на голодном пайке. В стране хлеба, что называется, завались, и Ленин это знает и даже прямо признает в статьях. Но особо верные заградительные части просто придерживают хлебные эшелоны до поры, не пропуская их в крупные центры.
А затем - лозунг: "Крестовый поход на голод"! И тысячи обманутых рабочих идут отбирать хлеб у крестьян. "Легко представить, - пишет по этому поводу писатель В.Солоухин, - с какой яростью шли они в продотряды, чтобы отнимать хлеб, и какую ненависть со стороны крестьян вызывали эти действия".
А у большевиков еще один шар ложится в лузу: стравили между собой "народные массы" - и можно не опасаться, что они объединятся против супостатов.
Так разжигалось пламя гражданской войны против крестьянства. И она заполыхала во всех мужицких районах страны. И едва ли не в числе первых оказался Урал.
Мы уже сообщали ранее о красноуфимском побоище, происшедшем в середине 1918 года. Явление само по себе не экстраординарное - продотряд пришел, ему сопротивляются. Впечатляет здесь именно масштаб: сопротивление вылилось в настоящее сражение с участием нескольких сот человек с обеих сторон, с применением всех имеющихся огневых средств и с тяжкими обоюдными потерями. Это уже не просто бунт - это начало настоящей крестьянской войны.
И она очень скоро заполыхает по всей России. Ситуация усугубится тем, что и белое движение не сумеет создать приемлемый "модус" решения крестьянского вопроса (во всяком случае, на практике), а демократические движения в годы войны отойдут в тень. И крестьянство выступит самостоятельно, под собственными лозунгами. Программным лозунгом восставших крестьян станет клич: "За Советы без коммунистов!" И плюс - вся традиционная аграрная программа эсеров и трудовиков.
Здесь есть очень интересный момент. Мы часто говорим о стихийности крестьянских восстаний. Она, безусловно, была - если иметь в виду огромное количество мятежей в масштабе одного уезда или даже села (на Урале такое было, к примеру, в Башкирии) и почти полное отсутствие координации усилий повстанцев в разных регионах. И тем не менее стихийность крестьянской войны 1918-1922 годов явно преувеличена. Это следует хотя бы из того, что практически на всех территориях, контролируемых повстанцами (а территории эти были весьма значительны - почти вся Левобережная Украина, многие районы Центральной России и особенно Южная Сибирь - от Алтая почти до Читы), были созданы органы политической власти в виде...
Советов. Да-да, только там и была тогда в России настоящая Советская власть в ее непосредственном понимании! В ряде мест были провозглашены республики.
Черноморская - со столицей в Сочи, Свободно-Баджейская и Минусинская в Сибири. И кроме того, повстанцы создавали большие и хорошо организованные армии, выдерживавшие противостояние с регулярным противником: формирования Махно на Украине, Антонова на Тамбовщине, Мамонтова, Громова, Кравченко, Щетинкина, Каландаришвили в Сибири.
И еще одна очень важная особенность событий тех лет. Крестьянское движение могло выступить совершенно самостоятельно (как на Тамбовщине), но очень часто оно блокировалось с другими политическими и военными силами. А вот с какими - выбор был зачастую случаен: по принципу "враг моего врага мой друг". Именно поэтому очень много крестьян воевало в рядах белых, зачастую целыми дивизиями - не зря же звали командарма колчаковской Северной армии, 23-летнего А.Пепеляева, "мужицким генералом". Его армия держала фронт на Урале к северу от Екатеринбурга. При этом "белые крестьяне" отчетливо осознавали принципиальное отличие своей позиции от политического идеала белого движения и отнюдь не отождествляли себя с "барами", обещая при случае после победы над "бесами-большевиками" разобраться и с белыми. Об этом откровенно поведал на страницах своей книги "Конь вороной" Борис Савинков. Но то же самое наблюдается и в рядах красных! И тоже мы встречаем целые соединения, формально "красные" , а фактически - "зеленые"...
Имело ли это место на Урале? Ответ, неожиданный для большинства читателей: да.
Именно на уральском материале мы лучше всего и познакомимся с описываемым явлением. Дело в том, что наиболее широко известный феномен "красно-зеленого"
соединения - всем хорошо знакомая Чапаевская дивизия.
Подавляющее большинство читателей сразу вспомнит легендарный фильм братьев Васильевых. Фильм, бесспорно, замечательный, однако что касается исторической правды... Напомню, что в Голливуде 20-х годов, посмотрев картину, оценили ее так: "Гениальный кинематографический эпос!" Тут ключевое слово именно "эпос" - то есть, по сути, мифология (в самый корень зрят американцы!). А настоящая правда лежит рядом - в... романе Д.Фурманова (только мало кто туда заглядывает).
Итак, прочтите внимательно литературный первоисточник. Там картина вырисовывается предельно ясная: Чапаевская дивизия возникла как территориальное ополчение крестьянской самообороны. И большинство полков носят названия местностей, где они были сформированы, - такие, как Домашкинский или Новоузенский. Специфика дивизии в том, что она состояла из крестьян-иногородних, антагонистов казачества, и поэтому оказалась на красной стороне баррикады. Но при этом чапаевцы отнюдь не забывали свое "зеленое" происхождение и, по свидетельству Фурманова, неоднократно приветствовали типично красноармейские части... картечью.
Да и впоследствии, интегрировавшись в Красную Армию, прославленная дивизия не раз преподносила командованию сюрпризы. Например, в 1919 году после взятия Уфы вдруг поставила М.Фрунзе ультиматум: воюем только с казаками, в направлении города Уральска! (Напомню, что это было стратегически не самое главное направление.) И красному командованию пришлось подчиниться: а иначе, чего доброго, и к противнику перейти могут! Фурманов, судя по его книге, опасался этого постоянно.
Да и назначение Фурманова комиссаром в Чапаевскую дивизию - факт, заслуживающий размышления. Я уже сообщал в предыдущих статьях, что Фурманов был анархистом.
Факт, между прочим, беспрецедентный - политкомиссар одной из лучших дивизий самого важного для режима фронта - и не член правящей партии! Но это была неизбежная плата за приручение чапаевцев - "стопроцентного" коммуниста на этом месте могли просто пришить. И таких случаев на Восточном фронте, по словам того же Фурманова, было немало.
Вообще, восстания в крестьянских частях и их переход на другую сторону - едва ли не система. М. Шолохов в "Тихом Доне" описывает переход к белым Сердобского полка, набранного из поволжских крестьян. Если помните, при этом они перебили коммунистов. Такой же переход в масштабе целой дивизии (так называемая Тульская дивизия) зафиксирован в документах армии Н.Юденича. У него чуть ли не треть всей армии состояла из таких вот бывших "красных", если считать еще отряды атамана Булак-Булаховича, бывшего красного комбрига. Противоположный случай - переход мобилизованных белыми крестьян к красным - описывает все тот же Фурманов в "Чапаеве". А С. Касвинов в книге "23 ступени вниз" упоминает о подавленном восстании мобилизованных сибирских крестьян в Тюмени накануне ее взятия красными. Эти примеры можно множить...
Однако большинство уральских крестьян предпочитало не связываться ни с одной из воюющих сторон, а бороться за свою правду. И уже к весне - лету 1918 года все без исключения "мужицкие" области Урала заполыхали огнем войны сопротивления. От Верхотурья и Новой Ляли до Златоуста и Верхнеуральска и от Башкирии и Прикамья до Тюмени и Кургана - по всему уральскому краю крестьяне громили большевиков.
Только в районе Оханска - Осы повстанцев было более сорока тысяч человек.
Пятьдесят тысяч восставших обратили в бегство красных в районе Бакал Сатка - Месягутовская волость. 13-15 июля у Нязепетровска и 16 июля под Верхним Уфалеем красноуфимские повстанцы разгромили части 3-й армии красных. 20 июля крестьяне взяли Кузино и перерезали Транссибирскую магистраль, заблокировав Екатеринбург с запада (при уничтожении заслона у Кузино погибнет Л.Вайнер). В это же время огнем восстания было охвачено около двух третей Кунгурского уезда. С марта 1918 года беспрерывно сражались Златоуст и его окрестности. Горело Приуралье: за оружие взялись крестьяне Глазовского, Нолинского уездов Вятской губернии. С весны 1918 года огнем восстания были охвачены Лаузинская, Дувинская, Тастубинская, Дюртюлинская, Кизилбашская волости Уфимской губернии. В общем, к концу лета огромные территории Урала, где - и это принципиально - белых еще не было, были самостоятельно освобождены от красных крестьянскими повстанцами. Это - почти весь Южный и Средний, а также часть Северного Урала. Факт, достойный тщательного осмысления...
Пик же самостоятельной крестьянской борьбы пришелся на 1921 год, когда белого движения уже не было и единственным врагом остались красные. Это год Кронштадта и Тамбовского восстания. И еще - год великого восстания в Западной Сибири, захватившего своим левым крылом и Урал. Мы уже ранее сообщали о штурме Ирбита, когда тысячи плохо вооруженных крестьян в течение суток шли на красные пулеметы.
Тут большевикам удалось отбиться. Зато крупный успех выпал на долю повстанцев в Южном Зауралье, где они овладели городом Петропавловском (ныне в Казахстане).
Город несколько дней находился в руках крестьян (большевики называли их, видимо из пропагандистских соображений, "белыми"); до этого крестьяне уже фактически контролировали все Зауралье.
Ожесточение с обеих сторон было ужасающее. Повстанцы с жуткой свирепостью расправлялись с коммунистами: берлинская газета "Руль" впоследствии сообщала, что, отбив город, красные в течение трех месяцев еженедельно, каждое воскресенье, с музыкой хоронили по пять - шестьдесят трупов коммунистов, страшно изуродованных. Красный террор был еще ужасней. По свидетельству той же газеты, все окрестные деревни были вырезаны: не щадили ни женщин, ни стариков, ни детей, ни даже скотину. Изувеченные тела крестьян лежали по дорогам, в деревнях и в...
мясных рядах (!) городского базара. Лежали не один месяц - их запрещалось хоронить в назидание другим. В числе убитых был местный архиерей и несколько священников. Их трупы пролежали на привокзальной площади две недели... А в местном ЧК расстрелы (круглые сутки!) продолжались с марта по июнь 1921 года.
Стоит, пожалуй, лишь добавить, что уральские и сибирские повстанцы так и не сложили оружия. С боями прорвались они через границу и ушли в Китай, на соединение с белогвардейской Оренбургской армией. Трагический финал этой армии в Монголии я уже описывал.
Была ли крестьянская борьба тех лет напрасной? Едва ли. То, что большевики в 1921 году спасовали, пошли на отмену продразверстки, на введение НЭПа, то, что они на десять лет оставили идею раскулачивания, следствие отчаянного сопротивления российской деревни. И не вина крестьянства в том, что режим, дав ему расслабиться, поверить в свою победу, затем смог нанести в 1929-1930 годах предательский удар под дых. Удар последовал, когда у крестьян не было в руках оружия и на горизонте уже не маячили ни белые, ни зеленые. Никто, кто мог бы прийти на помощь. Только тогда смогли осуществиться "гениальные" ленинские идеи о всеобщей трудовой повинности - во что это вылилось, мы все слишком хорошо знаем.
Вот что стоит вспомнить, когда мы снова читаем привычный лозунг: "Земля - крестьянам".
Каста должна быть разрушена
Интеллигенция в послеоктябрьских бурях
Среди многих мемориалов классам, нациям, сословиям, социальным группам России, так или иначе пострадавшим в революционные годы, одиноко и скорбно возвышается памятник интеллигенции. О том, какая ей выпала доля, можно даже особо не распространяться - отношение к этому социальному слою пережило революцию, гражданскую войну и все, что за ними последовало.
Вряд ли нужно объяснять тому читателю, которому за тридцать, что в советские годы само слово "интеллигенция" (чаще всего с эпитетом "гнилая") было эквивалентом презрительного ругательства, что ей было марксистской наукой отказано в праве называться не то что "классом", но даже "социальной группой".
Было придумано определение "общественная прослойка", и слово это "прослойка" - также немедленно приобрело уничижительный оттенок. Императивом официальной идеологии стала фраза из толстовского "Хождения по мукам": "Вас, интеллигентов, надо перевоспитывать!" - со всеми вытекающими отсюда последствиями. К слову, китайский ГУЛАГ в годы Мао назывался "лагеря перевоспитания" (вот так!).
Наконец, материальная дискриминация интеллигенции не умерла и досель. Вопиющий пример: советские музыканты, одни из самых высоко котирующихся в мире, были одновременно и самыми низко оплачиваемыми в мире - здесь мы переплюнули даже Эфиопию, Гаити и Папуа - Новую Гвинею. Думаю, представители других интеллигентских профессий - учителя, врачи, "простые инженеры" и прочие - могут с успехом дополнить сей "обвинительный акт".
Однако вопрос об интеллигенции сложнее и глубже, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что - как показывает самый беглый экскурс в прошлое - этот общественный слой никогда, ни при каких режимах и правительствах, не ходил в фаворитах, по крайней мере в России. Судите сами: средневековые предшественники интеллигенции - интеллектуалы из духовенства - начиная как минимум с XV века определяются в своей оппозиционности к власти великих князей московских либо пополняя собой ряды еретиков. Таковы братья Курицыны, одни из наиболее просвещенных людей в окружении Ивана III, одновременно вожди так называемых "жидовствующих" в конце XV века или жившие полувеком позже российские предтечи протестантизма - Феодосий Косой и Матвей Башкин.
Другие, требуя от государства гордого права на духовную независимость, отказываются от имущественных притязаний. Совсем как нестяжатели, следовавшие евангельскому "Отдайте кесарю кесарево, а Божие - Богу!".
Третьи напрямую вступают в интеллектуальный и этический поединок с властями, как Назарий Новгородец в XV веке и Вассиан Патришев в ХVI веке. И государство отвечало им "полной взаимностью": все вышеупомянутые деятели были или убиты - сожжены, как Курицыны и Башкин, замучены, как Назарий или Вассиан, или, в лучшем случае, сосланы. Это, заметим, еще до опричнины. Сформировавшаяся приблизительно в Петровскую эпоху собственно интеллигенция проходит аналогичный путь. Разве что эпоха Просвещения вносит некоторые гуманные коррективы, и Ломоносов, Новиков и Радищев не горят, а только "сидят".
В XIX веке общий нонконформистский настрой интеллигенции по отношению к официозу несомненен: даже если многие деятели культуры декларативно солидаризировались с официальной идеологией, их эпистолярное наследство и особенно творчество убедительно свидетельствует об обратном. Наиболее показательный в этом плане пример - наш земляк Петр Ильич Чайковский.
К Серебряному веку эта тенденция еще более усиливается: в рядах почти всех формирующихся в начале XX века политических партий, разумеется оппозиционных, мы встречаем интеллигентов: социолога П.Сорокина среди эсеров, историка П.Милюкова и великого ученого В.Вернадского среди кадетов. Даже в пресловутой "черной сотне" мы встречаем художника с мировым именем - В.Васнецова. И отношение правящей верхушки соответственное: вряд ли случайно, что во время подавления Краснопресненского восстания - как известно, рабочего - в декабре 1905 года карателям из лейб-гвардии Семеновского полка зачитали приказ, где зачинщиками "бунта" объявлялись... студенты! Привычный образ врага! И результат - всех, кто был в студенческой униформе, на улицах Москвы убивали на месте. И среди множества погибших абсолютно безвинных студентов оказался, в частности, племянник прославленного композитора А.Лядова.
Так что и раньше, в "проклятое" (или "золотое", как хотите) царское время, интеллигенция не пользовалась доверием власти. Кстати, именно этот факт служит сегодня поводом для воплей "патриотической" прессы о том, что-де интеллигенция, причем непременно "оторвавшаяся от корней", "русофобская", "пропитанная гнилым духом Запада" (чувствуете запашок 1948 года - времени так называемой борьбы с космополитизмом незабвенной памяти "дяди Иосифа"), так вот, именно интеллигенция якобы и развалила Россию.
Авторы подобного вывода явно не хотят замечать оскорбительности сего утверждения не для интеллигенции, но для России: в самом деле, что это за страна и система власти, если ее можно разрушить нормальной духовной жизнью, да еще художественной и интеллектуальной культурой мирового значения. А что в России была именно мирового значения культура, вряд ли нужно доказывать. Или прав был Ильич, говоря: "Стена, да гнилая: ткни, и развалится"? Что же касается пресловутой оппозиционности интеллигенции, то, думается, это есть неотъемлемое качество настоящей интеллигенции, исходящее из самого главного ее занятия - думать. Думать и делать выводы не всегда лицеприятные, но зато обладающие качеством, если хотите, диагноза. Об этом прекрасно писал и говорил А.Солженицын в своей Нобелевской лекции и на страницах "ГУЛАГа". На диагноз же не обижаются, и принимать врача, ставящего зачастую неутешительный диагноз, за убийцу впору только варварам.
Как известно, по отношению к интеллигенции большевики были особенно непримиримы.
"Интеллигенция - не мозг нации, а говно", - это Ленин. "Эта каста должна быть разрушена", - это Сталин. И разрушали все семьдесят с лишним лет, плоды чего и сейчас пожинаем. Однако живучая, надо сказать, попалась "каста" - к несчастью для палачей и к счастью для России. Но при этом пикантная подробность: рабочая партия ВКП(б) явно возглавляется выходцами из этой самой "касты", начиная с самого Ленина и многих из его ближайшего окружения.
Вряд ли случайно, что на Западе первые составы Совнаркома называли "самым интеллигентским правительством в мире". На местах - та же картина. На Урале, например, многие члены Уралсовета - оттуда, из "касты", Толмачев, Сафаров, Дидковский. Глава уральской ЧК Федор Лукоянов вчерашний студент, даже студенческую тужурку на традиционную чекистскую "черную кожу" сменить не успел.
Дочери Николая II не зря сравнивали его с Петей Трофимовым из чеховского "Вишневого сада".
Или вот вам, так сказать, фактик - тоже местного, уральского, разлива. Первым председателем Совдепа в городе Шадринске был... Андрей Александрович Жданов (да-да, он самый). Его дальнейшая роль в ВКП(б), в частности участие в травле деятелей культуры, общеизвестна. А вот такой факт, который почти никто не помнит: выступая на печально известном пленуме 1948 года, распекая Д.Шостаковича и С.Прокофьева, Жданов в качестве примера "формализма" и "сумбура вместо музыки"
приводил отрывки из сочинений обоих "обвиняемых", которые он сам играл на рояле (по партитуре, между прочим, где от тридцати до семидесяти строк, - музыканты, оцените!). Не пытаясь обелить Андрея Александровича, объективности ради отметим, что ни один из его преемников на посту министра культуры на такой подвиг был уже не способен.
Впрочем, коммунисты-интеллигенты - это случай, безусловно, особый. Подавляющее большинство интеллектуалов аллергически отреагировало на большевизм, особенно по мере того, как он все более и более "раскрывался". Даже самая левая часть интеллигенции, первоначально с восторгом принявшая октябрьские лозунги, - Блок, Есенин, Маяковский, футуристы, многие деятели модерна, - впоследствии отшатнулись от большевиков. И многие из них были репрессированы - как отсидевший десять лет композитор А.Мосолов. Между прочим, в 1918-1921 годах он - боец бригады Котовского! Как буквально убитый созданным вокруг него вакуумом молчания гениальный композитор Н.Рославец, заведующий музыкальной частью "Окон РОСТа". Да и смерть В.Маяковского очень уж смахивает на убийство.
Однако и с белым движением у интеллигенции были не самые простые отношения.
Причина та же - террор, репрессии, диктатура. Писатель Роман Гуль, участник корниловского "ледяного похода", после гибели Корнилова покинул белые ряды. Это - почти судьба Рощина из "Хождения по мукам".
Другие воевали до конца, как поэт Арсений Несмелов. Он, кстати, служил на Урале, в армии А.Пепеляева, и сражался с красными под Ирбитом, о чем впоследствии написал в одном из стихотворений. Но и он не захотел до конца солидаризировать свою духовную позицию с колчаковским официозом. Как и А. Куприн - с позицией Юденича, несмотря на то, что последний спас писателя от неминуемой гибели:
авангард Юденича освободил Куприна от домашнего ареста в Гатчине, где тот ждал... расстрела как заложник по приказу Г.Зиновьева.
Здесь нужно сделать следующее отступление. Интеллигенция как социальная группа в России была чрезвычайно неоднородна, так как пополнялась выходцами из всех слоев общества. Так было, по крайней мере, с 1861 года, хотя и ранее наблюдалась тенденция в этом же направлении. Хрестоматийные примеры: С.Есенин - интеллигент из крестьян (и Рославец, кстати, тоже), М.Горький - интеллигент из рабочих. Все, подчеркиваю, интеллигенты в первом поколении, то есть сохранившие черты, так сказать, родительского менталитета.
А например, легендарный Мешков, судовладелец-миллионер из Перми, хозяин Камского пароходства и - после его национализации в 20-е годы - его "красный директор"?
Он принадлежал к числу редкостного типа капиталистов, ставших спонсорами...
большевиков. При этом был высококультурным человеком, поддерживал многие начинания, связанные с наукой, искусством, здравоохранением, просвещением. Кто же он, этот уральский Савва Морозов, с классово-социальной точки зрения?
Буржуа-интеллигент. Ох, как нам не хватает сейчас "новых русских"!
Или другая фигура, тоже имеющая к Уралу прямое отношение, Гарин-Михайловский.
Как известно, он был не только прекрасным писателем, но и талантливым инженером, "крестным отцом" Транссиба. Но не все помнят, что ему приходилось при строительстве магистрали выполнять и чисто управленческие функции: принимать решения не просто как инженеру, но как чиновнику. Известно, что на этом поприще ему пришлось выдержать испытание купечество Томска и Тобольска давало ему взятку с тем, чтобы дорога прошла через их города. А получив отказ, купцы накатали в столицу донос на ... самих себя - мы-де давали главному начальнику взятку. На что не пойдешь, чтобы свалить неугодную администрацию! Но Гарин-Михайловский отстоял свою правоту в столичном суде, и все осталось на своих местах. Кто же есть в этой ситуации Гарин-Михайловский все с той же пресловутой социальной точки зрения? Чиновник-интеллигент. И сей список можно продолжить. Кстати, не без гордости сообщаю, что мой прапрадед, Николай Васильевич Суворов, был одним из заместителей Михайловского в описываемый период и возглавлял строительство Южно-Уральского участка Транссиба.
Особенно интересной становится ситуация, если под таким углом зрения поближе познакомиться с военными руководителями белого движения. И красного, кстати, тоже.
Здесь можно встретить два типа офицеров-интеллигентов: тип потомственного военного-интеллектуала наподобие генерала Ковалевского из фильма "Адъютант его превосходительства". Его прототип - генерал В.Май-Маевский был именно таким. Из мелькнувших на Урале это в первую очередь, безусловно, А.Колчак, а также легендарный "рыцарь белого дела" Владимир Каппель. На противоположной стороне баррикады таковых было немало; к примеру, на уральской земле взошла звезда военной славы истинного победителя белых, начальника штаба Восточного фронта, бывшего царского генерала Ф.Новицкого.
Другой тип лучше всего воплощает в себе фигура А.Деникина. Не все помнят, что его отец был... крепостным крестьянином. А сын закончил кадетский корпус, Академию Генштаба и дослужился до генерала. И не просто дослужился - стал истинным интеллигентом, навсегда заслужив это звание своми великолепными мемуарами "Очерки русской смуты". Великолепными и с исторической, и с литературной точек зрения.
Кстати, пером многие деятели белого движения владели превосходно: и П.Врангель, и П.Краснов, и атаман Семенов, и командир дроздовской дивизии Антон Туркул, и комендант Екатеринбурга в 1919 году генерал Дитерихс. Очень интересный пример такого типа интеллигента с красной стороны Владимир Мартинович Азиньш (Азин), начдив легендарной Железной дивизии, ворвавшейся летом 1919 года в Екатеринбург.
Он так же, как и Денинкин, был и интеллигентом, и крестьянским сыном.
Я так подробно останавливаюсь на этом, поскольку типажи военных руководителей обеих враждующих сторон весьма разнообразны: здесь и тип откровенного солдафона-"гориллы" (как Юденич) или, на худой конец, просто служаки (на Урале это командарм белой Южной армии Ханжин); и тип вчерашнего солдата или "капрала", выбившегося в генералы в окопах Первой мировой войны или в водоворотах гражданской. Таковыми были в наших краях у красных - Блюхер, у белых - уже упоминавшийся в предыдущих главах юный командарм колчаковской Северной армии А.Пепеляев. Наконец, немало было и мясников, садистов, "палеонтологических типов, вышедших наружу из треснувших недр России". Так писали колчаковские газеты о легендарно свирепом бароне Унгерне. На уральской земле таковым проявил себя палач Надеждинска (Серова) командир так называемого Летучего отряда штабс-капитан Казагранди. Не случайно впоследствии он подвизался именно у Унгерна и был убит по его же приказу. Красных эквивалентов не счесть - имя им легион! К примеру, это весьма и весьма знакомые нам и П.Ермаков, и И.Малышев, и прочая, и прочая...
Но самое, пожалуй, главное - в следующем. Огромное количество трудовой, служилой интеллигенции - врачи, учителя, служащие, научные и промышленные деятели, юристы и так далее - дистанцировались и от красных, и от белых. Им, людям самых гуманитарных, то есть человечных (в переводе) профессий, оказалось не по пути с любым "человеком с ружьем", без разницы, в погонах он или без. И если их все же втягивал в свою чудовищную воронку водоворот гражданской войны, то происходило это зачастую не из-за их сознательного выбора, а, так сказать, в силу обстоятельств.
Вот история одной совершенно конкретной семьи, жившей в те годы в одном небольшом городке Екатеринбургского уезда Пермской губернии. Назовем ее условно семьей С. Подчеркиваю, вся эта история - абсолютно подлинная.
Семья эта - типичный образец служилой интеллигенции Урала. Среди предков - выходцы из самых разных сословий: купцы, священники, чиновники, военные (и нижние чины, и офицеры), земские деятели, даже потомки бежавших от Петра бояр-раскольников. Судьба - типичная для пореформенной эпохи. Глава семьи, Николай С. - для справки, сын писаря, - дослужился до действительного статского советника, получил "Анну" на шею ( и с ней личное дворянство), пробыл поочередно попечителем учебного округа - точно, как его современник Илья Николаевич Ульянов, городским головой, мировым судьей, председателем земства и еще, и еще, и еще... Работал так, что и умер на рабочем месте. Женат был на дочери екатеринбурского протоиерея. Потомки ее братьев покоятся ныне в ограде Иоанно-Предтеченской церкви. Воспитал восемь детей - пять сыновей и три дочери.
Показалось мало, взял еще приемную дочку. Дочери все пошли "в народ" сельскими учительницами. Ни одна не вышла замуж. Только Серафима С. дожила до преклонных лет, учительствуя в селе Борневка под Шадринском. Остальные дочери - Елизавета и Вера С. - умерли от чахотки, не дожив до тридцати лет, в революцию.
Старший сын, Виктор С., военный, сделал карьеру в рядах лейб-гвардии Уланского полка в столице, входил в личную охрану императрицы. Младший, Сергей С., - адвокат, умер рано, тоже в революцию. Оба они не успели создать семью. Виктор в 1923 году заболел пневмонией и умер. Средний брат, Алексей С., стал промышленным деятелем, организовал товарищество по импорту сельскохозяйственной техники.
Принимал активное участие в политической жизни провинции, как говорят, в рядах октябристов, и... сошел с ума на митинге в дни Февральской революции. В больнице он скончался. Об еще одном брате, Михаиле С., удалось узнать только, что он был председателем банка. У двух последних братьев были семьи, но нити к ним теряются.
Зато обстоятельно удалось проследить биографию еще одного брата Николая С., человека с весьма колоритной судьбой. Выпускник Казанского университета по двум факультетам: медицина и химия; учился, кстати, в те же годы, что и Ленин. Правый эсер. (Колоритная палитра партий в одной семье, правда? И никаких распрей на эту тему - на семейных фотографиях все вместе, дружно, с домочадцами и собакой.)
Женат он был на купчихе. Имел двух сыновей и двух дочерей. Одна пошла по стопам отца, стала врачом и умерла от туберкулеза в молодом возрасте, другая стала актрисой и прожила бурную, долгую и интересную жизнь.
В 1918 году семья застала многократную смену властей. А 1 июля 1919 года старший сын, тоже Николай, нарушил веселье семейного торжества криком: "Мама! Красные в Перми!" За этим последовала мобилизация в армию Колчака отца и старшего сына.
Отца тогда мобилизовали в качестве начальника госпиталя, а сына юнкером.
И Николай-младший - ему было восемнадцать лет - прощался с семьей, плакал, слушая звуки "Вечернего звона", и говорил: "Не пришивайте погоны слишком крепко, мама..." От него долго не будет писем, а потом внезапно одно, из далекого Николаевска-Уссурийского: "Мама, я жив. Еду повидать виды Востока". И снова его следы теряются, на сей раз на двадцать пять лет. Пока возвращавшиеся после Второй мировой войны из Китая эмигранты с КВЖД не сообщат: Николай С. в 1929 году был жив, здоров, женат, имел дочь, жил в Шанхае и потом, когда войска китайской Красной Армии приблизились к городу, отплыл в Австралию, где его следы потерялись окончательно.
А что с отцом, Николаем-старшим? Он предусмотрительно взял с собой в кошмарное отступление осенью и зимой 1919-1920 годов всю семью. И правильно сделал - в августе 1919 года их городок был взят кавбригадой Г. Томина, причем бой шел на улицах. На некоторое время семья задержалась в Омске, где четырехлетняя младшенькая (будущая актриса) дочка собственноручно преподнесла букет цветов Колчаку.
Потом - самое страшное. Отступление по Транссибу зимой. Крушение поезда. Отец пропадает без вести. И, представьте, догоняет ушедший состав - обмороженный, ободранный, но догоняет. Чуть-чуть не погибает под колесами состава все та же отчаянная младшенькая. Она устроила качели... между вагонами.
Наконец - замкнувшееся под Красноярском кольцо окружения. Тиф, уложивший в лазарет всю семью. Кроме младшей дочери - воистину ее хранило провидение: в эти дни она отморозила ноги, но удалось спасти девочку. Штабеля трупов на улицах сибирского города Ачинска (там красные расстреляли в полном составе целую дивизию чехов).
И нагрянувшие в лазарет красные партизаны: "А ну, контра, показывай, где офицерье!" А "офицерье" - в соседней комнате с замурованной дверью. Им через вентиляционное окошко Николай С. раз в день спускал еду. Потом, когда смертельная опасность схлынула, он даст офицерам фальшивые солдатские документы и выведет из города. Понимал ли он всю смертельность риска, и не только для себя - для всех родных? Мы сейчас знаем, как могли с ними расправиться. В книге С.Мельгунова "Красный террор в России" есть эпизод, где красные медсестры - именно так! - разбили голову белого доктора о кирпичную стену в Таганроге. Но Николаю С. повезло - партизанам нужно было позарез опохмелиться, и аптечный денатурат пришелся как нельзя кстати.
А затем... А затем у партизан тоже тиф, тоже раненые - в общем, "дохтура" мочить нельзя, хоть и в погонах. И поедет семья обратно в родной город по Транссибу весной 1920 года уже под алым стягом. Будет Николай С. снова начальником госпиталя, только уже в 5-й армии товарища Тухачевского. Не правда ли, ситуация прямо со страниц "Доктора Живого" или романа И.Римской-Корсаковой "Побежденные"?
И сие сохранит семье жизнь. Хотя их лишат избирательных прав и вручат отчаянной младшей дочери "волчий билет", закрывший для нее двери вуза. В ответ девушка запустит чернильницей прямо в физиономию партийному чину. А ее второй брат Александр пустит себе пулю в висок:
И в дальнейшем, уже после нэпа, судьба опять даст семье небывалую по тем временам поблажку. Николай С. был страстным охотником, и... местные чекисты тоже. Так они и ходили на уток вместе с "врагом народа": азарт превыше классовой бдительности!
Младшая дочь и тут была верна себе - говорила чекистам все, что думала о них и о Сталине: те даже терялись от такой дерзости. Парадокс: Николай С. умер в своей постели в 1961 году восьмидесяти с лишним лет от роду, ни дня не пробыв за решеткой. А чекистов тех кончили в 1937 году на печально известной Золотой горе под Челябинском.
И еще гримаса тех лет. Очередной местный босс, фамилия была у него Скаредин, решил выслужиться и настучал в Москву донос: здесь-де живут недорезанные буржуи, семья бывшего председателя... Государственной Думы. Отец-то Николая С., помнится, городскую Думу возглавлял, вот "ошибся маненько" товарищ Скаредин - а может, и специально, для усиления впечатления так написал? Да только эта ошибка и спасла семью: из Москвы канцелярские крысы прислали ответ - согласно реестру, председателем Государственной Думы числится не Николай С., а... Родзянко. Вот так и еще несколько лет передышки получила семья - аккурат для того, чтобы уехать в Свердловск, где ищейки НКВД их след потеряли. А неугомонная младшая еще надумает в 1938 году ходить в инъюрколлегию - искать своего брата-колчаковца. И опять сошло! Воистину, сюрреализм той эпохи беспределен.
Почему я пишу об этом столь подробно? Да потому, что семья С. - мои предки, а дерзкая младшая дочь - моя покойная бабушка, Нина Николаевна Суворова.
История эта, повторяю, абсолютно невыдуманная. И подобных историй можно рассказать несметное множество - с вариациями, с, увы, не всегда столь благополучным (относительно, конечно) финалом. Наверное, чуть ли не в каждой семье память хранит подобные эпопеи, в которых отразились все перипетии "века-волкодава". Я рассказал ее потому, что она - лучшая иллюстрация трагической судьбы интеллигенции на Урале ( и в России), но также и символ несокрушимости, возрождения - как Феникса из пепла - этого удивительного, не истребимого никакими ЧК социального слоя. Имя которому российская интеллигенция. Духовная элита народа.
Маргиналы - "булыжник" большевиков
Полагаю, что проблема этой главы может быть сформулирована внимательным читателем самостоятельно. И дело вот в чем.
В России практически не было классов и социальных групп, чьи интересы совпадали бы с интересами коммунистов. Как же тогда последние победили? Ведь если Советская власть "висела в воздухе" (популярное эсеровское определение), то шансов на успех у нее вообще не должно было быть! А тем не менее гражданскую войну большевики все-таки выиграли - хотя бы формально. Как же это понимать?
Может быть, все-таки был в России какой-то класс или социальный слой, поддерживавший большевиков? Да, такой социальный слой в стране был. Только его в упор не замечали десятилетиями и заговорили о нем лишь сейчас, в последние годы.
Имя ему - маргиналы.
Слово это (от латинского "маргиналис" - пограничный) означает людей, выбившихся из одной социальной группы и не до конца интегрировавшихся в другую. Если хотите, людей на пограничье. Такая прослойка возникает, когда идет резкая и масштабная ломка привычных социальных структур: именно это и происходило в России в эпоху Александра II и затем Витте и Столыпина.
Есть давно подмеченный парадокс. Реформы всегда дают эффект спустя некоторое время - когда сработает их коэффициент полезного действия. В ходе же самих реформ чаще всего наиболее сильно ощущаются как раз их побочные, негативные последствия - не случайно у китайцев самое жуткое проклятие: "Чтоб вам жить во времена реформ!" Причина здесь не только и не столько в экономических факторах, сколько именно в социально-психологической ломке и общества в целом, и многих конкретных его членов в частности. Помните у Н. Некрасова: "Порвалась цепь великая, порвалась, расскочилася: - одним концом по барину, другим по мужику!"
Именно в такие годы появляется - и это неизбежная болезненная плата за реформы, зачастую угрожающая обществу, - множество людей с пограничной психологией, с характерным промежуточным менталитетом. Уяснить черты подобного менталитета нам поможет классическая русская литература.
Хрестоматийный и наиболее известный пример маргиналов - люмпены, или деклассированные элементы. "Продукт гниения общества" - по Марксу, "субпассионарии" - по Л.Гумилеву, персонажи, впервые нашедшие свое художественное отражение в творчестве А.Горького. Легендарные горьковские босяки, контрабандист Челкаш, Старик из одноименной пьесы... А уж "На дне" - так это же маргинальный паноптикум, целая галерея лиц, выбитых из привычного социума. Причем люмпены тут рекрутируются из всех социальных слоев: дворянства (Барон), интеллигенции творческой (Актер) и технической (Сатин), мещанства (Бубнов), крестьянства (Лука), пролетариата (Клещ)... Об этом же, кстати, сказано и у В.Короленко в его "Дурном обществе".
Но маргиналы - это не обязательно люмпены! Можно стать маргиналом, что называется, и не потерять лица.
Возьмите поэму Н.Некрасова "Кому на Руси жить хорошо?" Да всем плохо! И все потому, что все без исключения герои поэмы - и помещики, и священники, и крестьяне, и холуи - все, что называется, в подвешенном состоянии: прошлое (плохое, но определенное!) ушло, новое пока зыбко, и не знаешь, как себя вести... Знакомое ныне состояние, не правда ли?
А чеховский "Вишневый сад"? Присмотритесь внимательней: там же все маргиналы.
Помещики, теряющие поместье; прислуга, оказывающаяся не у дел; лакей, для которого отмена крепостного права стала личной катастрофой... А уж про Петю Трофимова, недоучившегося студента, и говорить не приходится - чистой воды маргинал с характерными революционно-анархическими настроениями.
Сохранился интересный факт: вспоминая образ Пети Трофимова в тобольской ссылке, императрица Александра Федоровна заметила: "Ну, сейчас такие все в Питере комиссарами". Проницательный человек была последняя русская императрица...
К слову сказать: недоучившимся (по сути) студентом был у нас Владимир Ильич, а семинаристом - Иосиф Виссарионович. Такие вот дела...
Наконец, маргинальность может быть и чисто психологическим феноменом без потери человеком социальной определенности. Вспомните хотя бы горьковского Егора Булычева. Ведь купец до мозга костей, до боли узнаваемый (сколько таких "булычевых" описал, к примеру, А.Островский!). Так нет же - тесно ему в купеческом обличье, и "выламывается" он из своего класса (подлинные слова Горького). Выламывается с треском, бунтует, что называется, шикарно, замахиваясь не только на близких, но и на Господа Бога и сатану, вместе взятых. Вот это по-русски - прямо как у Достоевского: "Широк русский человек - так широк, что сузить бы не мешало!" И при этом не приносит ему бунт внутреннего покоя - наоборот, жуткая обреченность в его последних словах: "Эх, Шура, Шура..." А Шура, дочь? Уж так ей невмоготу в обличье купеческой дочки, что мечтает она стать... "кокоткою", а затем находит более практическое приложение своим мечтаньям - уходит в революцию. (Сходный мотив есть у Горького и в "Деле Артамоновых".)
Вы скажете: мало ли что Горький напридумывал! В том-то и ужас, что все это писано с натуры! Вспомните судьбу легендарного заводчика Саввы Морозова: своих рабочих в кулаке держал, а финансировал собственного могильщика - большевиков (и одновременно - художников Серебряного века!). И когда окончательно понял, что, мягко говоря, заблудился - пустил себе пулю в лоб. Такой судьбы ни одна литературная фантазия не придумает. А ведь Савва Морозов был далеко не одинок:
вспомните уральских магнатов Бугрова (Екатеринбург) и Мешкова (Пермь) те хоть и не застрелились, а все же меценатствовали будущим экспроприаторам...
В общем, к 1917 году этот слой стал угрожающе многочислен и многолик. Причем он как бы вроде и не на виду был - оттого его и не заметили: формально (за исключением откровенных люмпенов) каждого конкретного маргинала можно при желании счесть членом какой-нибудь определенной социальной группы. И так чаще всего и делается. А выводы о состоянии общества будут ложными. И вот почему.
Самое главное в характеристике маргиналов - отсутствие устойчивой социальной психологии. Система ценностей смещена или крайне релятивна ("Что есть истина?"
Эти слова Понтия Пилата можно счесть эпиграфом ко всему, что написано о маргиналах). И отсюда - негативность их миросозерцания. Будучи социально-психологическими "пограничниками", они комфортнее чувствуют себя не в сфере созидания, а совсем даже наоборот. Ведь созидание - это в перспективе стабильность, а маргиналы - дети нестабильности и, даже страдая от нее, не могут вырваться за пределы ее духовной атмосферы, становясь своего рода заложниками тревожного времени. Это как раз тот самый случай, который описан в "Собачьем сердце" М.Булгакова: люди поют революционные песни, вместо того чтобы заниматься неотложными делами, и язвительный профессор Преображенский - нормальный человек, не маргинал ядовито замечает: "Если каждый день гадить в прихожей, обязательно будет разруха". Что мы и поимели...
Отсюда - не просто стремление к деструктивным действиям, но поэтизация разрушения. Как у В.Брюсова: "Ломать я буду с вами, строить - нет!" Не случайно доминанта советской поэзии 20-х годов - "хмельная романтика разрушения старого"
(цитирую школьный учебник 70-х годов). Не случайно с такой симпатией выписана у А.Толстого героиня рассказа "Гадюка" - женщина, до такой степени привыкшая только убивать, что и в мирной жизни в любой конфликтной ситуации ее рука тянется к браунингу, и он в конце концов стреляет - в соседку по коммуналке.
(Вспомните афганский синдром.) Не случайно, наконец, талантливый пролетарский поэт В.Кириллов в 1918 году написал строки, от которых просто обязан содрогнуться любой считающий себя культурным человек:
"Во имя нашего Завтра - сожжем Рафаэля, разрушим музеи, растопчем искусства цветы!" Лихо, не правда ли? И самое кошмарное то, что эти строки - не инструкция с Лубянки: нет, поэт был искренне очарован своим бесподобным эстетическим вандализмом.
Вряд ли нужно пояснять, что маргинальный социум был находкой для большевиков.
Маргиналы их не просто поддержали - они стали для них главной питательной средой, откуда рекрутировались кадры "большевиков и прочих" (так в "Чевенгуре" у А.Платонова), от руководящего звена до рядовых бойцов. Именно здесь, в маргинальной стихии, идея революционного, насильственного переустройства мира нашла своих паладинов, своих фанатических последователей, готовых взойти за нее на крест или послать туда других - кто не согласен.
Взгляните на "знакомые все лица" - на уральских большевиков, отправивших "в штаб Духонина" царскую семью. Федор Лукоянов и Ян Цвикке (Родионов) - студенты, отрекшиеся от великого студенческого братства (помните, как гордо именовал себя московским студентом булгаковский профессор Преображенский и с каким вызовом, рискуя попасть под расстрел, носил на Соловках запретную студенческую фуражку Дмитрий Сергеевич Лихачев?). Николай Толмачев и Борис Дидковский - интеллигенты, порвавшие с контрреволюционной кастой. Рейнгольд Берзин и уже упоминавшийся Цвикке-Родионов - латыши, отрекшиеся от своей исторической родины во имя пресловутой мировой революции. Яков Юровский, Филипп Голощекин, Леонид и Пинхус Вайнеры - евреи, отошедшие от еврейства (об этом писал сам Юровский). Воистину, в буквальном смысле слова: "Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног..."
И так по всей стране. Все порвавшие со средой - под красным стягом. Как в "Хождении по мукам" А.Толстого: Рощин - бывший офицер, Красильников бывший солдат, Лева Задов - бывший артист:. Все "бывшие". Все - за левых. И все стреляют: "Товарищ, винтовку держи, не трусь! Пальнем-ка пулей в святую Русь!".
Самый многочисленный и сыгравший кардинальную роль в истории гражданской войны отряд - это отряд маргиналов, это полупролетарская масса осевших в городах вчерашних крестьян. Слой этот начал расти в пореформенную эпоху. Быстрое разложение феодальных отношений и столь же быстрое развитие промышленности гнали в города все новых и новых рекрутов Великой индустриализации. Они становились рабочими, но рабочими в первом или втором поколениях, не порывавшими с крестьянством ни экономически, ни психологически. Вспомните, как описаны такие полушахтеры-полухуторяне в "Разгроме" А.Фадеева.
Они несли с собой в город особую субкультуру - ту, что позднее социологи назовут культурой посада (или предместья: "Они восстали из предместий" - так и напишет о них впоследствии М.Волошин). Многие из черт этой субкультуры оказались чрезвычайно живучими в советскую эпоху. Так, неоднократно констатировалось исследователями, что, к примеру, коммунальный быт или, скажем, старушечьи посиделки во дворе, превращающиеся для обитателей этого двора в натуральную полицию нравов, не что иное, как уродливо трансформировавшиеся в условиях города черты сельско-общинных норм поведения. Кстати, нечто подобное довольно часто встречается в XX веке и за пределами России - в странах, где происходят схожие процессы (например, в Латинской Америке, что четко зафиксировано послевоенной латино-американской литературой магического реализма).
Как известно, Урал - край традиционно промышленный и рабочий. То, что заводы на Урале строились с петровских времен, привело к тому, что рабочий класс здесь стал потомственным, с психологией мастеров, зачастую владеющих семейными производственными секретами и передающих их по наследству. Рекомендую всем желающим обратиться в Нижнетагильский краеведческий музей - там материала на эту тему, что называется, залежи: из этой демидовской вотчины вышли десятки талантливых инженеров, механиков, изобретателей (среди них - создатели первого российского паровоза Ефим и Мирон Черепановы и изобретатель первого велосипеда Ефим Артамонов), а также династия художников и граверов Худояровых. Квалификация таких рабочих (они гордо называли себя мастеровыми) была чрезвычайно высокой, и в пореформенную эпоху ей стал соответствовать и уровень жизни: очень советую опять-таки посмотреть в том же Нижнетагильском музее зал быта рабочих весьма впечатляющее зрелище в смысле достатка!
Уральские рабочие вообще, в отличие от своих собратьев из Центральной России, отнюдь не были пролетариями, которым нечего терять, кроме своих цепей. Уральцы, все без исключения, имели дома, приусадебные участки, земельные угодья - то есть сохраняли в себе некоторые черты крестьянства. Именно это привело их к конфликту с большевиками, так как последние вовсю старались сделать из уральских мастеров хрестоматийных пролетариев. Коммунисты не только отбирали у рабочих землю и недвижимость, но даже запрещали им ловить в заводском пруду рыбу. Дескать, знай, быдло, свой станок! А остальное тебе не обязательно...
Рабочие Урала создали не только мощную промышленность, но и оригинальный и богатейший фольклор. По части представительности жанров и по художественности народное творчество нашего края - одно из самых полных в России.
Не могу не процитировать следующий перл, записанный в 1961 году от 83-летнего Ф.Верещагина в Шалинском районе:
"Преславное чудо, небо украшено звездами, земля - цветами, Петербург господами, Москва - церквами, Дон - казаками, Казань - татарами, Вятка слепнями, Оренбург - башкирами, Красноуфимск - черемисами, Екатеринбург торгашами, Верх-Исетский - мастерами, Шарташ - варнаками, Шадринск пихтовыми голенищами, Верх-Нейвинск - обушниками, Шура - немытыми кулаками, Таволги - шубниками, Висим - кокуручниками, Грязной завод творожниками, Нижний Тагил - хохлами, Верхний Тагил - кошелями, Воробьи зобами, Утка - новыми лаптями, Пермяки - грязными местами, Сылва дубасами, Шайтанка - хвастунами, Мартьянова - зипунами, Волегова токунами, Илимка - колдунами, Тепляки - соломой, Кедровка - пареньками, Симонята - ерунами, Лом - тремя зобами, Кын - бражниками, Пермь - сигами, а мы, братья, здесь - добрыми делами".
Великолепно, не так ли? Каково языковое художество! Так и напрашивается аналогия с уральскими народными промыслами (многие из которых всемирно известны - тагильские подносы и кружева, туринская игрушка, Касли, оружие из Златоуста).
Между прочим, эта фольклорная россыпь - та самая "Малахитовая шкатулка", из которой потом будет черпать свои самоцветы Павел Петрович Бажов...
Я не случайно привел полностью эту фольклорную присказульку (так ее называют на Чусовой): в ней очень четко отражена чрезвычайная региональная индивидуализация уральского фольклора (зачастую на уровне отдельных местностей). Известен, например, такой феномен, как полушутливые прозвища, закрепившиеся за населением конкретных заводов и отражающие характерную местную специфику. Фольклористы зафиксировали, к примеру, что жителей Бакала называли "батами" (за привычку пересыпать речь диалектизмом "бает" - то есть говорит, произнесенным характерной уральской скороговоркой), жителей Каслей, Бисерти, Нязепетровска, Михайловского, Нижних Серег"гамаюнами" (за певучий выговор), кыштымцев и сысертцев - "жженопятиками" (намек на частые производственные травмы), жителей Верх-Нейвинска "обушниками" (после того, как рабочий Пузанов обухом зашиб до смерти самодура-управляющего). Во многих частушках также обыгрывается местный колорит - типа следующей, записанной под Алапаевском: "Шадринские девки модненьки, Бутаковские - сводненьки, Фоминские девки - прошницы, охлебалися горошницы".
Таким примерам нет числа... И тут возникает вопрос: а как все это соотносится с фольклором позднейшего вышеописанного полупролетарского слоя?
Контраст разителен. В последнем - никакого регионального и местного своеобразия, никакого богатства жанров - в основном, частушки. На место индивидуализации приходит нивелирование. Да и лексика-то становится преимущественно матерной. Во всяком случае, процитировать подобные примеры у меня рука не поднимается.
И это не случайно. Хлынувшая на заводы масса вчерашних крестьян, преимущественно деклассированных, так как крепкие хозяева вели хозяйство и в города не бежали, не могла создать своеобразного фольклора, потому что не обладала соответствующей психологией. Они - и не хозяева, и не мастера, они - маргиналы. Квалификации тоже в массе своей еще не приобрели. А зачастую она и не требовалась: одно дело - металлургия или машиностроение, совсем другое, скажем, - акцизное дело (то есть, попросту говоря, производство водки). Таковы были, к примеру, заводы братьев Злоказовых, превратившиеся в предреволюционные годы на Урале в настоящую "питейную империю". Чтобы гнать горячительное, особого мастерства не требуется соответственно и работать тут могут не мастера, а вчерашние лапотники...
Но и крупные организации типа картелей и синдикатов жадно поглощали рабочую силу, там активно скапливался вышеупомянутый маргинальный элемент. Конечно, это не могло продолжаться вечно - рано или поздно эти полулюмпены обязательно превратились бы в стопроцентных фабричных тружеников с собственными традициями, с устойчивой психологией. Но для этого требовалось время. А вот этого-то тайм-аута историческая судьба России и не дала...
Я не случайно вспомнил злоказовское питейное дело. Именно злоказовских рабочих мы встречаем, и в немалом количестве, в правовом деле Ипатьевского дома. И Авдеев, и Медведев, и Никулин, и Якимов, и еще многие злоказовцы. То есть те самые вчерашние. И в каком же облике они предстают перед нами (и перед историей)?
Отсылаю читателя к популярной книге Э.Радзинского о Николае II. Вышеупомянутые персонажи "не просыхают". Изощряются в непристойности (вспомните мерзкие рисунки на стенах уборной, куда ходили великие княжны). Всегда готовы не просто к убийству, но к убийству зверскому - именно такие будут докалывать штыками агонизирующих женщин в подвале Ипатьевского дома и забивать прикладом великомученицу Елизавету и ее товарищей по несчастью у алапаевской ямы. Наконец, они обуреваемы "голубой мечтой" - изнасиловать царственных пленниц. Одна такая попытка была пресечена Лукояновым на пароходе "Русь", на котором девушек под конвоем везли из Тобольска на Урал. А потом, уже после бойни в ночь с 16 на 17 июля... По воспоминаниям очевидцев, когда братва комиссара Ерагакова, рвавшаяся поучаствовать в расправе, узнала, что всю работу за них сделали чекисты, искренне огорчились, глядя на мертвых княжон: "Что ж вы их нам неживыми-то привезли?"
Что и говорить, "печаль великая, несносная": не дали побаловаться с девочками...
Хотя один из них удовлетворил свои желания и так - впоследствии с гордостью вспоминал: "Можно и помереть спокойно - п... у царицы щупал"(!!!).
Нет слов... Воистину, холодные убийцы-латыши по сравнению с ними выглядят чуть ли не идеалом милосердия... Именно таких поэтизировал и идеализировал А.Блок в поэме "Двенадцать". И без прикрас, беспощадно, гиперболически вывел М.Булгаков - в образе Шарикова...
Кстати, о латышах. Ведь это - тоже еще одна разновидность маргиналов: некие гастарбайтеры в чужой стране - что может вообще быть маргинальнее? Так что их роль в российской трагедии вполне закономерна: они там, где им и полагается быть.
У нашего прославленного земляка, скульптора И.Шадра, есть знаменитая работа:
"Булыжник - оружие пролетариата". Так вот, булыжником в той войне стали маргиналы (только, понятно, не у пролетариата, а у большевиков). Все негативные качества маргинальной психологии - оторванность от традиционных ценностей, тяга к деструктивным действиям как к самоцели и отсюда психологическая готовность к насилию со всеми вытекающими отсюда последствиями - были сознательно поставлены на службу формирующемуся режиму и культивировались им. А ведь такой ход событий был не фатальным. Можно было направить эту энергию и в позитивное русло - маргиналы не были ублюдками, они всего лишь люди на перепутье. И маргинальная опасность не вечна, как не вечна болезненная ломка реформируемого общества.
Грозный урок! Особенно нам, ныне живущим, - ведь и мы живем во времена реформ...
Каратели, или Первая Красная Армия Правды В истории гражданской войны в России есть еще одна страница, которую всегда открывали, можно сказать, с неохотой. Это и понятно - речь пойдет о проблеме, в которой, как в капле воды, отражается картина взаимоотношений "рабоче-крестьянской" власти с народом - картина, мягко говоря, неприглядная.
Речь идет о проблеме карателей.
Гражданская война с самого начала приобрела характер крестьянской войны против нового режима. Плюс рабочие, казачьи, национальные восстания. В общем, хотели того большевики или нет, но им приходилось иметь дело с массовым народным сопротивлением. Это помимо белой гвардии! Отсюда и характер военных действий:
крупномасштабные фронтовые столкновения и карательные акции в тылу. Причем последние явно имеют тенденцию все более и более усиливаться к финалу братоубийственного противостояния: к 1920 году три четверти губерний России - на военном положении! Ни в одной из них уже нет белогвардейцев - война идет с собственным восставшим народом! В числе этих губерний - Оренбургская, Уфимская, Пермская, а также Уральская область (Казахстан) - то есть территория нашего края.
В связи с этим вопрос о том, кто будет подавлять эти движения, для большевиков - отнюдь не праздный.
Надо сказать, что причины, толкавшие крестьян на восстания, обычно освещаются несколько односторонне. Чаще всего пишут о произволе комбедов и продотрядов.
Это правда, но правда не вся. Не меньшее значение имели массовые реквизиции скота, тягловой силы и иного имущества для нужд Красной Армии каждая такая акция множила ряды возмущенных (кстати, в белом тылу картина аналогичная). Еще большее недовольство вызывали мобилизации в действующую армию, которые большевистская Москва регулярно проводит начиная с лета 1918 года: историк И.Анишев впервые обратил внимание на прямую взаимозависимость мобилизационных мероприятий Кремля и массовых восстаний на Волге и Урале весной и летом 1918 года (добавлю - в 1919 году и 1920 году картина аналогичная, с тенденцией в сторону разукрупнения антибольшевистских движений). Такие массовые акции, как "чапанная война" в начале 1919 года и "вилочное восстание" в начале 1920 года (место действия обоих восстаний - территория средней Волги и Южного Приуралья, включая Башкирию и Оренбуржье), напрямую связаны с мобилизациями и реквизициями красных.
Но была и еще одна причина вооруженных выступлений. Причина эта, как сие ни диковато звучит, - Декрет о земле. Дело в том, что, как вы помните, в Декрете сообщалось: "Помещичья земля передается крестьянам без всякого выкупа".
Замечательно! Но... "гладко было на бумаге, да забыли про овраги - а по ним ходить". Как быть с теми регионами, где помещиков нет и никогда не было? А ведь это огромные территории: Урал, Сибирь, Русский Север, да и на Волге таких мест немало... Оставить их в покое? А как тогда с пресловутой социальной справедливостью? И волна переделов земли накрыла все без исключения крестьянские территории. При этом переделы происходили по "принципу Шарикова": от одного отнять, другому передать.
Но весь абсурд заключался в том, что первоначально пострадала беднейшая часть деревни. Дело в том, что перекраивали все без исключения земельные наделы - и большие, и малые: таким образом, кромсали и скудные участки бедноты. Отсюда характерный парадокс первого года земельной реформы: зажиточные крестьяне - несмотря на то, что они сразу оказывались подударными в плане возможного раскулачивания - нередко получали земельный приварок за счет своих беднейших соседей!
Картина эта запротоколирована в тысячах источников по всей России.
Именно это обстоятельство объясняет странный на первый взгляд и весьма типичный для 1918 года факт поддержки беднотой сил антибольшевистского сопротивления и лояльность кулаков по отношению к Советской власти. Все с точностью до наоборот!
Потом, конечно, зажиточные крестьяне, поставленные Советами вне закона, изменили свою ориентацию, а вот убогая часть деревни, униженная и оскорбленная в которой раз, лояльность к красным отнюдь не обрела. В особенно бедственном положении оказались столыпинские переселенцы - весьма значительная часть мужицкого населения Урала и Сибири: они за счет земельных переделов теряли фактически все, ради чего покинули родные места и столько лет врастали в новую родину.
В довершение всего пришедшие на смену большевикам белые также не сделали решающего шага - не восстановили переселенцев в правах юридически и документально. Таким образом, огромные массы сельского населения оказались в подвешенном состоянии и предоставлены самим себе. Результат почувствовав себя противопоставленными всем, мужики восстали против всех. Вот где корень характерного южносибирского повстанчества против белых: так называемые сибирские партизаны не были за красных - они вообще не были ни за кого, кроме самих себя.
Красные их услугами просто пользовались до поры. В тех же регионах, где белых не было - на Волге и в Приуралье, например, - такое же движение носило, естественно, антикрасный характер. В общем, мужики воевали за себя и только за себя. А противников и союзников выбирали смотря по обстоятельствам.
Но вернемся к проблеме карателей. Уже к 1918 году внутри Красной Армии начинает складываться структура, сущность которой будет сформулирована позднее - в 20-е годы - крупнейшим военным теоретиком Красной Армии В.Триандафилловым: необходимо разделение труда между полевыми и карательными войсками. Первые сокрушают врага на поле боя, вторые устанавливают нужный порядок в тылу. То есть система, как в Третьем рейхе: есть вермахт и есть СС! Справедливости ради следует отметить, что идею СС в Германии заимствовали в СССР, у того же Триандафиллова, а не наоборот... Так вот, карательные вооруженные структуры создаются в Красной Армии уже в 1918 году: это части особого назначения (ЧОН), специальные отряды ЧК и так называемые советские карательные войска. Да-да, открытым текстом почитайте внимательно шолоховский "Тихий Дон", там об этом рассказано прямо и без эвфемизмов. Цель этих войск одна - подавлять. Подавлять собственный народ и специализироваться на "свободном применении насилия". Это подлинные слова М.Тухачевского. На фронтах мы такие войска практически не увидим, за исключением самых критических для режима случаев: да каратели и не очень-то умеют драться с регулярным противником - у них другая специализация.
Карательные войска - движущая сила красного террора, и методы их соответствующие. Сейчас общеизвестно: М.Тухачевский со страшной жестокостью подавлял в 1921 году Тамбовское восстание, не останавливаясь перед геноцидом, сгоном населения в концлагеря и применением газов. "Этот выродок применил боевые отравляющие вещества против собственного народа", - гневно писал о Тухачевском Виктор Суворов и справедливо квалифицировал его как "первого гауляйтера XX века, могущего стоять в одном ряду преступником вместе с Ежовым, Гиммлером и Пол Потом". Все это совершенно справедливо, но объективности ради следует сказать, что Тухачевский был не первым, кто прибегнул к столь варварским методам истребления соотечественников. Случаи боевого применения газов в обстановке карательных акций зафиксированы уже в 1918 году - при подавлении Ярославского восстания, например. А известный красный командарм М.Муравьев - впоследствии сам поднявший оружие на большевиков и погибший при этом - в начале 1918 года, взяв Киев, лично телеграфировал Ленину: "Я бил снарядами с удушающими газами по дворцам и церквям, по попам и монахам" (!!!). И у Ильича протестующих слов не нашлось...
И вот тут возникает проблема. В связи с перспективой таких акций против своих кого набирать в карательные войска? Ведь не всякий выдержит... Идеально, конечно, посылать на "мокрые дела" "интернационалистов", да вот беда - они и на фронте нужны позарез.
Нет, конечно, латышей, китайцев и мадьяр тоже использовали в качестве эсэсовцев, и весьма активно, но все-таки их место не в тылу, а на переднем крае - защищать режим. Поэтому приходилось изыскивать другие резервы.
Главной питательной средой для формирования карательных частей стали рабочие предместья. Именно из среды неквалифицированных пролетариев, плохо разбирающихся в обстановке и, по сути, беззащитных перед одурманивающим воздействием красной пропаганды, будут черпать большевики основные кадры подавителей.
Сохранился прелюбопытнейший документ, изданный в 1931 году в Москве и Ленинграде. Озаглавлен он так: "Устные рассказы уральских рабочих о гражданской войне". Справедливости ради следует сказать, что здесь мы не увидим мемуаров уральских рабочих - участников антибольшевистских восстаний. Нет, слово дано только карателям. Мемуары карателей изумительное чтиво! Я бы его издал отдельной брошюрой для политического просвещения масс. Привожу несколько отрывков, сохраняя стиль и орфографию авторов:
"Ну, я сжато могу сказать, так что это скоро будет... Работал в заводе лудильщиком... В начале революции, при свержении, так сказать, самодержавия, был в красной гвардии... После, значит, этого, нас отправили на восстание в Троицк - на восстание, значит, казаков. Которое восстание было подавлено, значит. Мы забрали казаков в плен человек по пятьдесят, по сорок и по двадцать. Из них выбирая главарей, расстреливали... После, значит, отдыха месячно, были отправлены опять в Соликамск, на восстановление советской власти то же самое...
Потом в Кизеле. И вот в периоде этого, значит - тут получилось, так сказать, маленькие недоразумения во время облав... Кизеловская рота повела себя не так как это надо, стала позволять себе, так сказать, не как Красная армия... которую пришлось по этим соображениям расформировать... Дальше, значит, поедем, за Оренбург... Там Красная армия переживала трудное время, вот семь месяцев, окруженная неприятелями. Потому что там чуть не каждый день дрались, а в некоторые дни по несколько раз мы, значит, с казаками и с башкирами... А в Тургайской области, как черт его знает, город был Актюбинск, город Актюбинск и станция Есен..." .