Самоубийство Суворов Виктор

ГЛАВА 10

А В ЭТО ВРЕМЯ…

Система высшего командования немецкими вооруженными силами вообще была странной.

Генерал-лейтенант Б. Циммерман. Роковые решения. с. 237

Гитлеровская армия и государство отличались от других армий и государств запредельной точностью и аккуратностью.

А в это время в германской армии и государстве процветали хаос и разгильдяйство, которых свет не видал с момента сотворения.

Начнем с самого верха. «Гитлер часто необдуманно подписывал указы, противоречащие ранее изданным, создавая тем самым невообразимую сумятицу» (Шпеер. с. 348).

«Он постоянно стремился к тому, чтобы ввести себя и окружающих в заблуждение относительно истинного положения вещей… Он не отдавал себе никакого отчета в том, что говорил и какие решения принимал» (Гудериан. с. 613).

«Глубоко чуждая его натуре дисциплина отнюдь не способствовала принятию им разумных и взвешенных решений» (Шпеер. с. 401).

Итак, во главе Германии стоял путаник. Уже одного этого было достаточно для полной анархии. Но кроме этого, Гитлер занимал множество должностей: партийных, государственных и военных: он — лидер партии, рейхсканцлер, президент Германии, военный министр, Верховный главнокомандующий Вермахта, главнокомандующий сухопутными войсками. Так было и у Сталина, правда, должностей у него было поменьше. Но разница не в количестве должностей. Коренная разница в другом. В каком бы качестве Сталин ни представал — Генеральный секретарь ЦК, Председатель Совнаркома, Верховный главнокомандующий, — механизм власти оставался единым. Он скромно именовался «Секретариат т. Сталина». В любом случае все доклады, доносы, рапорты, донесения, все звонки, все письма на имя Сталина, от посланий Черчилля, Гитлера или Рузвельта до записок странных людей, сходились именно в этот центр, в конечном итоге — к одному человеку. Был это товарищ Поскребышев, который докладывал Сталину и получал от него указания.

А у Гитлера каждой должности соответствовала отдельная канцелярия. Всего личность Гитлера представляли пять разных структур. Каждая из них считала себя главной и основной и от имени фюрера отдавала приказы и распоряжения, не интересуясь тем, что пишут ребята за стеной. Нет, даже не так. Оттого, что каждая из этих структур считала себя главной, она старалась действовать вопреки трем остальным: ах вы такую линию гнете, чихать мы на вас хотели и поступим как раз наоборот.

Но хаос этим не кончался, а только начинался.

Непосредственное окружение Гитлера — адъютанты (и их жены), секретарши, врачи, пилоты, водители, фотограф, охранники — имели на него влияние, и каждый занимался государственными делами, и каждый тянул в свою сторону. Мечту Ленина о кухарках, управляющих государством, немецкие социалисты не сумели осуществить до конца, но в этом направлении они весьма далеко продвинулись. Старший адъютант Гитлера Шмундт, к примеру, одновременно занимал должность начальника главного управления кадров сухопутных войск. Казалось бы, пусть адъютант занимается своим делом — носит портфель, точит карандаши, а начальник главного управления кадров пусть руководит своим многосложным и чрезвычайно ответственным хозяйством. Но нет. Адъютант получает и сдает оперативные карты, носит их за Гитлером в черном портфеле, выполняет мелкие поручения, а между делом назначает и смещает генералов с их постов, присваивает воинские звания, распределяет кадры в войсках, ведет учет выслуги лет, наград и потерь в многомиллионной армии. А еще — ведет свою собственную политику.

«Гитлер часами просиживал со своими адъютантами и секретаршами, обсуждая до рассвета свои планы» (Гудериан. с. 612). С секретаршами можно обсуждать множество проблем. И все же они — не стратеги. Стратегические проблемы надо обсуждать в другом кругу.

«Постоянный заместитель Гиммлера бригадефюрер СС Фегелейн, который, женившись на сестре Евы Браун, стал свояком Гитлера, начал бестактно использовать свою близость к фюреру. Личный врач Гитлера Морель, занимавшийся сомнительными гешефтами, и, к сожалению, генерал Бургдорф, ставший после смерти Шмундта начальником управления личного состава сухопутных войск, также не отличались благородством своих поступков. Эти люди образовали клику интриганов и окружили Гитлера кольцом, которое мешало фюреру узнать всю правду о событиях. Они предавались безудержному пьянству…» (Гудериан. с. 625). Министр вооружений и боеприпасов Шпеер сообщает, что в окружении Гитлера его поддерживали адъютанты и лечащий врач Гитлера Карл Брандт (с. 379). Министру вооружений, для того чтобы пробить какие-то свои вопросы, нужна поддержка влиятельных лиц, и он ее находит у врача… Но что может знать врач о производстве подкалиберных снарядов, о разработке систем управления баллистических ракет, о силовой передаче и подвеске «Королевского тигра»?

В борьбу за влияние на Гитлера включился также генерал-полковник А. Йодль. «Для осуществления своего замысла он выбрал полковника авиации Кристиана. Этот сравнительно молодой человек на оперативных совещаниях имел лишь право совещательного голоса, но зато обладал одним неоспоримым достоинством: его жена была непременной участницей устраиваемых Гитлером ночных чаепитий» (Шпеер. с. 415).

Ловко задумано: жена полковника ночами пьет чай с Верховным главнокомандующим и выгибает стратегическую линию Третьего рейха в нужную сторону… Сей замысел, конечно, провалился. А все потому, что Гитлер упивался своей болтовней, и никого, включая и жену полковника, не слушал. Фраза «обсуждал планы с секретаршами» вовсе не означает, что Гитлер слушал советы секретарш: он просто выбалтывал им свои планы.

Идею влиять на Гитлера через чужую жену осуществить не удалось, но интересен подход. Генерал-полковник Йодль — начальник штаба оперативного руководства Вермахта, т.е. главный создатель гитлеровских стратегических планов. Если он не может убедить Гитлера в своей правоте, то следовало действовать честно и прямо: мой фюрер, моих советов вы все равно не слушаете, потому отправьте меня на фронт, а себе подберите другого советника, которому вы будете доверять, к советам которого будете прислушиваться. Ан нет, Йодль на фронт не просится и своего места, как и Кейтель, никому не уступает. Ближайший военный советник Гитлера пытается убеждать своего фюрера не блеском доводов и неотразимой логикой, а окольным путем через чужую жену… Ай да стратегия! А ведь для того чтобы эта баба (фрау — если хотите) могла влиять на принятие важных решений, ее следовало посвятить в самые сокровенные стратегические планы Вермахта. Чтобы влиять, она должна быть в курсе самых последних веяний в самом высшем стратегическом руководстве, она должна многое понимать, вникать в нюансы. Если бы план удался, то ее, несомненно, посвятили бы в стратегические замыслы, детали и подробности.

Вот вам уровень разгильдяйства, который нам и не снился в пьяном бреду. Бывало, что гитлеровские планы (например, план операции «Цитадель») попадали на сталинский стол быстрее, чем в штабы германских армий, которым этот план предстояло осуществлять. За такие достижения надо благодарить не только могущественную сталинскую разведку, но и Гитлера, который рассказывал свои планы кому угодно. Благодарить надо и всех окружающих Гитлера генералов и фельдмаршалов, которые были готовы доверять высшие военные тайны женам молодых полковников.

В связи с этим еще одно замечание: когда гитлеровские планы ложились на сталинский стол, он не всегда им верил. И мы должны понять сталинское сомнение. Легко ли было поверить, что в окружении Гитлера царит преступная халатность и вопиющая безответственность?

Впрочем, в Берлине случались ситуации и более веселые. Доходило до того, что никакой злопыхатель придумать бы не смог. Пристегните ремни, держитесь за стены, я расскажу нечто более интересное, чем история про запрет на содержание удава…

Итак, личный гитлеровский фотограф Генрих Гофман подробно докладывает фюреру… о ходе ядерных исследований. А откуда фотографу знать положение дел в области создания ядерного оружия? (Держитесь крепче!) Оказывается, личный фотограф Гитлера «был дружен с министром почт Онезорге. Тот проявлял большой интерес к проблемам расщепления атомного ядра и — подобно СС — также имел под своим началом научно-исследовательскую лабораторию» (Шпеер. с. 315).

Гитлеру следовало сообразить: способен ли министр почт создать ядерный заряд или не способен. Если способен, то следовало его освободить от контроля над сортировщиками писем и приказать заниматься только созданием ядерного оружия. А если не способен, тогда следовало влепить ему выговор с предупреждением, чтобы народные деньги зря не тратил и почтальонов от дел не отрывал. А ядерные исследования сосредоточить не на главном почтамте Берлина, а в подходящем для такого дела месте и поставить на это людей более сведущих, чем главный почтмейстер.

Если бы стало известно, что у Сталина каждый, кому не лень, начиная с министра почт, создает свое собственное ядерное оружие, что министр докладывает фотографу, который, в свою очередь, подробно излагает суть возникающих проблем Верховному главнокомандующему, то над нами смеялось бы все прогрессивное человечество. Этот анекдот переписывали бы из одной диссертации в другую. Но вот загадка: мемуары Шпеера переведены на все языки, примеры вроде этого — почти на каждой странице, один смешнее другого, и… никто не смеется. И все повторяют, что Гитлер был к войне готов, что он был умен и страшен, а Сталин глуп и труслив, что все у немцев было отработано и отлажено, что у них порядок, а у нас — сплошная дурь и глупость…

Руководители органов высшей военной власти Германии, начиная с начальников Генеральных штабов, лично подписывают инструкции о соблюдении образцового порядка в бардаках, а в это время… в органах высшей военной, политической и административной власти свирепствует небывалый, невиданный нигде в мире бардак. Я не ошибся, когда о Генеральном штабе написал во множественном числе: у Гитлера их было три. Вооруженные силы Германии были разделены на три вида вооруженных сил, каждый из которых имел свое главное командование: сухопутных войск (ОКХ), авиации (ОКЛ) и флота (ОКМ). Каждый из трех главнокомандующих имел свой собственный Генеральный штаб и сам планировал войну. А еще было независимое от всех командование войск СС со своим собственным штабом. Каждый видел ситуацию со своей колокольни, каждый отдавал свои приказы. И не надо иметь буйной фантазии, чтобы представить последствия. Вот результат, один из многих тысяч. Рассказывает бывший командующий 3-й танковой группой генерал-полковник Г. Гот (Танковые операции. с. 69). Дата — 22 июня 1941 года. Внезапный всесокрушающий удар германских войск. 19-я танковая дивизия 57-го танкового корпуса 3-й танковой группы пересекла советскую границу и стремительно уходит вперед. Вслед за 19-й танковой дивизией идут колонны 8-го авиационного корпуса — две тысячи автомашин, в том числе — тяжелые грузовики с телеграфными столбами. Через несколько часов движения танковым подразделениям требуется привал: дозаправка, проверка двигателей, радиаторов, масляных фильтров и т.д. Танковая дивизия остановилась на обочинах лесных дорог. Этим воспользовались транспортные подразделения авиации — они обогнали танковые колонны и рванули вперед на противоположный берег Немана. (У них-то свои планы!) Вскоре они попали на плохой участок дороги и застряли. Дороги — сплошной песок. Обойти нельзя — кругом лес. Сидят в песке по самые оси машины с телеграфными столбами, а все, кто позади, включая танковую дивизию, загорают на солнышке. И весь блицкриг застопорило. Прямо 22 июня.

Говорят, песок виноват. Тут не возразишь. Но, черт побери, действие происходит на территории, которая совсем недавно была единым государством — независимой Польшей. Условия по обе стороны границы одинаковые. Что по ту сторону границы, что по эту — тот же лес, та же дорога и тот же песок. Неужто трудно провести до начала войны маневры и посмотреть, что будет, если тыловые подразделения авиации попрут вперед танковых дивизий? Неужто трудно это сообразить без маневров? Неужто непонятно, что колонны тыловых подразделений не могут, не должны, не имеют права лезть вперед танковых частей? И нужно ли объяснять, что вооруженные силы не могут иметь сразу ТРИ Генеральных штаба? Разве трудно понять, что если войну одновременно планируют ТРИ разных Генеральных штаба, то последствия такого планирования неизбежно приведут к хаосу, путанице и поражению?

Наличие трех Генеральных штабов, да еще и командования СС, вело к тому, что Германия была вынуждена вести одновременно четыре разные войны.

Три разных Генеральных штаба и командование СС не координировали свои действия. Каждый для себя разворачивал собственные системы управления и связи. Образно говоря, каждый для себя тащил телеграфные столбы.

«Мы подробно обсудили негативные последствия поспешных и плохо продуманных оперативных приказов и пришли к выводу, что штаб Верховного главнокомандования в значительной степени утратил контроль над ситуацией. Генерал Фельгибель рассказал, что наличие у каждого из родов войск собственной системы связи требует использования неимоверного количества обслуживающих их солдат и огромных дополнительных расходов. Он пытался доказать Гитлеру, что, даже если отбросить заботу об экономии, все равно гораздо разумнее было бы проложить, скажем, от Афин или Лапландии не две линии связи, соединяющие дислоцированные там соединения сухопутных войск и Военно-воздушных сил с их высшими командными инстанциями, а одну, но гораздо более мощную и способную выдержать любую перегрузку. Гитлер категорически отверг его предложение» (Шпеер. с. 506).

Но дело даже не в том, что у каждого вида вооруженных сил были собственные системы и органы управления, связи, снабжения, обеспечения, начиная от собственного Генерального штаба и кончая своими внутриведомственными походно-полевыми бардаками. Комедия состояла в том, что «каждый вид вооруженных сил действовал самостоятельно» (Генерал-лейтенант Б. Циммерман. Роковые решения. с. 254).

Каждый, кто изучал историю Вермахта, неизбежно в основу своих изысканий должен был положить капитальный трехтомный труд, который написал генерал-майор Б. Мюллер-Гиллебранд. Это основа основ. Это классика. И начинает он свой труд с уничтожительной критики структуры высшего военного руководства, которая попросту не позволяла эффективно руководить страной и ее вооруженными силами. «Жесткое руководство в связи с наличием множества независимых друг от друга властей (начальники корпусных округов, начальники военно-воздушных округов, председатели правительств земель, гауляйтеры, областные представители генерального уполномоченного фюрера, начальники органов СС и т.д.) было очень затруднено» (Т. 1. с. 30).

«Неразбериха в высших органах государственной власти» (Там же. с. 31).

«Коренные ошибки в сотрудничестве высшего политического и военного руководства привели к катастрофическим последствиям. Они были вызваны совершенно недопустимой организацией высших органов руководства Германии и крайне нечетким разграничением ответственности внутри их. Эти тяжелые ошибки не могли быть компенсированы ни еще большими усилиями в строительстве вооруженных сил, ни способностями командного состава, ни боевыми качествами войск» (Там же. с. 162).

У Сталина система управления была простой, понятной, эффективной. Организационная единица — фронт. Против Германии в начале войны действовало пять советских фронтов, в конце войны — десять. Во главе каждого фронта — командующий и штаб. В составе фронта — несколько общевойсковых и танковых армий и своя собственная авиация: несколько авиационных дивизий и корпусов или целая воздушная армия. Командующий фронтом и его штаб планируют и направляют боевые действия как общевойсковых и танковых армий, так и своей авиации. Каждый советский фронт — это единый механизм, состоящий из объединений сухопутных войск и авиации. Поэтому и авиация, и сухопутные войска действуют по единому замыслу и плану. Фронт имеет единую систему управления и боевого обеспечения. Война — это перманентный кризис. Все время чего-то не хватает: солдат, офицеров, средств связи, боеприпасов, топлива, транспорта и т.д. Всего в избытке бывает только в день победы. А до того дня надо постоянно покрывать нехватку за чей-то счет. Советская система позволяла это делать, ибо все под контролем одного командующего и его штаба. Если танкисты, пехота, артиллерия стоят в глухой обороне, а авиация ведет напряженные воздушные бои, значит, командующий фронтом все свои средства направляет на обеспечение действий авиации: на нее будут работать системы связи, транспорт и все остальное.

А если стрелковые и танковые корпуса пошли вперед, а погода не позволяет авиации работать, как было в первый день Сталинградской стратегической наступательной операции, значит, все средства фронта — танкистам, пехоте и артиллерии.

Ничего подобного в гитлеровской армии не было. Если в данный момент в каком-то месте у летчиков горючего в избытке, а танкистам его не хватает (или, наоборот, у танкистов избыток, у летчиков недостаток), то не существовало никакого механизма, который позволял бы об этом знать, а тем более эти излишки получить: сухопутные войска воюют под одним командованием, авиация — под другим.

И все же главное в другом.

В Красной Армии взаимодействие разных видов вооруженных сил осуществлялось ПРИКАЗОМ. Пример. 15-16 июля 1944 года войска 1-го Украинского фронта прорвали оборону противника в районе Тернополя. Образовалась брешь в немецкой обороне, так называемый Колтовский коридор — шириной 4-6 километров и длиной 18 километров. Это «чистый» прорыв, но слишком узкий и длинный. Коридор насквозь простреливается германской артиллерией с двух сторон. Расширить коридор не удается. Командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза И. с. Конев принимает решение ввести в прорыв 3-ю гвардейскую танковую армию. Номер смертельный — танковая армия на одном маршруте под перекрестным артиллерийским огнем с двух сторон. Для обеспечения ввода танковой армии в прорыв командующий фронтом дополнительно бросает в сражение два танковых корпуса, крупные силы артиллерии и поднимает в небо 2-ю воздушную армию. Воздушной армии приказ: обеспечить полное господство в воздухе в районе прорыва и подавить фланговые группировки противника. 16 июля в небе над Колтовским коридором одновременно работали шесть советских авиационных корпусов и три отдельных авиационных дивизий. Главный принцип стратегии — концентрация. Концентрация мощи против слабости. Вот она — концентрация.

3-я гвардейская танковая армия прошла через коридор и вырвалась на оперативный простор, и тогда Маршал Советского Союза Конев принимает решение вводить через Колтовский коридор еще одну танковую армию, 4-ю. Две танковые армии, одна за другой, по одному маршруту… Такого история войн не знала. Риск чрезвычайный. Но и результат соответствующий. Этот маневр стал возможен только потому, что командование было сосредоточено в одних руках. Один человек все решает. И несет полную ответственность за свои решения.

Речь, однако, не о нем. Речь о германской армии.

Организационная единица сухопутных войск — группа армий, авиации — воздушный флот. Воздушные флоты взаимодействовали с группами армий, поддерживали их. Повторяю: взаимодействовали и поддерживали. Группы армий подчинялись Гитлеру, а воздушные флоты — Герингу. Воздушный флот поддерживал группу армий, но не входил в ее состав. Командующий группой армий не имел никакой власти над воздушным флотом, который действовал в данном районе. Он не мог ПРИКАЗАТЬ. Он только мог ДОГОВОРИТЬСЯ.

Тот же пример. Прорыв двух советских танковых армий через Колтовский коридор. Коневу противостояла германская группа армий «Северная Украина». Ее поддерживал 4-й воздушный флот. Задача Конева — вывести две танковые армии на оперативный простор. Он ПРИКАЗЫВАЕТ командующему 2-й воздушной армией прорыв обеспечить. Тот отвечает «Есть!» и действует.

Коневу противостоит генерал-полковник И. Гарпе, командующий группой армий «Северная Украина». Его задача прямо противоположна: не позволить советским танковым армиям вырваться из Колтовского коридора. Он должен их остановить. Единственная возможность: поднять в воздух 4-й воздушный флот. Но власти над воздушным флотом у него нет. Он может ПРОСИТЬ, УГОВАРИВАТЬ, может ДОГОВОРИТЬСЯ. Но не может ПРИКАЗАТЬ.

Командующий 4-м воздушным флотом имеет полное право командующего группой армий попросту послать. Отношения между командующим группой армий и командующим воздушным флотом — это отношения посторонних людей на улице. На просьбу о помощи можно ответить, а можно и не ответить.

Если командующий воздушным флотом не захочет выполнить ПРОСЬБУ командующего группой армий «Северная Украина» (что и случилось), тогда действует следующая цепь: генерал-полковник И. Гарпе должен звонить Гитлеру и объяснять ситуацию. Гитлер должен приказать Герингу. Тогда Геринг своей властью отдает приказ 4-му воздушному флоту действовать. Пока командующий группой армий «Северная Украина» из Львова звонил Гитлеру в «Волчье логово» (а он приказал себя не тревожить), пока Гитлер связался с Герингом (а тот был не в себе), пока приказ Геринга возвращался во Львов к командующему 4-м воздушным флотом… Львов был окружен и взят.

Теперь события развиваются в обратном порядке. Самолеты 4-го воздушного флота поднялись в воздух и улетели. Но воздушный флот имеет огромные запасы и столь же огромные наземные тыловые подразделения. Они беззащитны. Их надо спасать. Командующий 4-м воздушным флотом обращается к командующему группой армий «Северная Украина»: спасай, соседушка! А тот ему вежливо: дозвонись до Геринга, пусть он разбудит Гитлера, Гитлер мне прикажет, и я тебе непременно помогу!

Так как в Красной Армии воздушные армии были составной частью фронтов, командующий фронтом при отступлении был обязан спасать тыловые части авиации — это ЕГО авиация. Собственная. Он ею командовал и он за нее отвечал. А в германской армии командующие группами армий воздушными флотами не командовали и за них не отвечали: спасайтесь, ребятки, сами.

В германской армии сухопутные, авиационные и флотские командиры, а также командиры войск СС должны были между собой СГОВАРИВАТЬСЯ. Как на базаре. Это не военный подход. И такая армия победить не могла.

В Красной Армии над всеми фронтами и флотами — Ставка Верховного Главнокомандующего (СВГК). Это сам Сталин и группа выдающихся (это действительно так) полководцев, с которыми Сталин держит совет и которых может поспать туда, где в данный момент решается судьба войны. Ничего равного этому органу у Гитлера не было. Рядом с ним не было талантливых полководцев, если не считать адъютантов и секретарш. Теоретически только они могли подсказать Гитлеру гениальное решение, и только они могли его поправить. На практике этого не делал никто.

Рабочим органом сталинской Ставки являлся Генеральный штаб, который собирал и анализировал все сведения, готовил решения для Ставки ВГК и после их утверждения контролировал исполнение.

Небольшой нюанс — в Красной Армии существовал командующий ВВС, который имел свой штаб. Однако его положение и круг ответственности были четко определены. Командующий ВВС, его управление и штаб занимались подготовкой кадров, формированием и укомплектованием авиационных соединений. Обобщением боевого опыта и еще множеством самых разнообразных задач и вопросов, кроме одного — они не занимались планированием боевых действий. Все боевое планирование шло по прямой и четкой линии: Ставка ВГК и Генеральный штаб передают приказы командующим фронтам и их штабам.

А у Гитлера — три главнокомандующих видами вооруженных сил и три разных Генеральных штаба. «Было явной ошибкой ставить во главе каждого вида вооруженных сил командующего. Деление вооруженных сил на составные части (сухопутные войска, военно-морские и военно-воздушные силы) является целесообразным лишь с точки зрения организации боевой подготовки, оснащения их вооружением и техническими средствами и т.д. И не вызывается необходимостью их раздельного оперативного использования» (Б. Мюллер-Гиллебранд. т. 1. с. 129). И вот результат: в Норвегии находятся соединения германской авиации, флота и сухопутных войск. Всем им, работающим вместе и выполняющим в принципе единую боевую задачу, поступают из Берлина разные указания из трех разных Генеральных штабов. А войскам СС, находящимся там же, поступают приказы из того же Берлина, но только совсем из другого штаба.

То же самое — в Африке. И в Греции. И в Италии. И в Советском Союзе, и во Франции. Далее — везде.

Как же организовать взаимодействие трех независимых Генеральных штабов и командования войск СС? Гитлер придумал: поставить над ними еще два штаба, но так, чтобы они тоже друг другу не подчинялись, а были бы независимыми. И великую идею претворили в жизнь. Так родились штаб Верховного Главнокомандования Вермахта, во главе которого стоял генерал-фельдмаршал В. Кейтель, и штаб оперативного руководства Вермахта, во главе которого стоял генерал-полковник А. Йодль. «Именно Йодль как начальник штаба оперативного руководства Вермахта должен был координировать военные действия на всех фронтах. Но Гитлер демонстративно взял эту задачу на себя, однако так толком и не занимался ее выполнением. В сущности, Йодль не обладал четко определенными полномочиями. Желая вообще получить хоть какое-то поле деятельности, его штаб взял на себя руководство операциями на отдельных фронтах. В результате Гитлер оказался как бы между двумя конкурирующими генеральными штабами… Чем хуже становилось положение, тем ожесточеннее эти штабы спорили между собой» (Шпеер. с. 336).

Система управления вооруженными силами Германии, а также наукой, экономикой, внешней и внутренней политикой, захваченными территориями и так далее была воистину удивительной. Именно это слово используют германские генералы и фельдмаршалы. «Прямо-таки удивительная организация управления войсками на южном крыле Восточного фронта германской армии. Группа армий „А“ вообще не имела своего собственного командующего. Ею командовал „по совместительству“ Гитлер» (Манштейн. с. 353).

Между некоторыми штабами систему подчинения установить было вообще невозможно, потому что они подчинялись одному человеку.

Вот ситуация в 1942 году.

Штаб группы армий «А» выполняет приказы своего командующего, которым является Адольф Гитлер.

Выше находится Генеральный штаб сухопутных войск. Он выполняет приказы главнокомандующего сухопутными войсками, которым является Адольф Гитлер.

Еще выше — штаб оперативного руководства Вермахта. Он выполняет приказы Верховного главнокомандующего, которым является Адольф Гитлер.

А над ними — штаб Верховного главнокомандования Вермахта, который тоже выполняет приказы Верховного главнокомандующего, которым является Адольф Гитлер.

Все эти штабы получали указания непосредственно от Гитлера, и это обстоятельство делало их примерно одинаковыми по значению. Начальник каждого из этих штабов получает приказы от Гитлера, поэтому просто не может и не должен подчиняться какому-то Кейтелю или Йодлю. Когда Адольф Гитлер находится в роли главнокомандующего сухопутными войсками, то он отдает приказы, не считаясь с мнением Верховного главнокомандующего, того же самого Адольфа Гитлера. А когда опускается на ступень ниже, превращаясь в командующего группой армий «А», то перед ним открывается вид с более низкой колокольни, и он отдает другие приказы, теперь уже игнорируя самого себя и как Верховного главнокомандующего, и как главнокомандующего сухопутными войсками. Нижестоящие штабы, получая указания непосредственно от Гитлера, игнорировали указания более высоких штабов и были совершенно правы.

В течение дня, а то и часа Гитлер, не выходя из своего бункера, превращался то в командующего группой армий «А», то в Верховного главнокомандующего, то в главнокомандующего сухопутными войсками. Каждый раз он смотрел на ситуацию как бы с другой колокольни: то с высокой, то с низкой, то со средней. Беда (для Германии) была в том, что разным штабам Гитлер давал разные указания в зависимости от высоты колокольни, на которой находился в данный момент. И между штабами возникала грызня, которую Гитлер остановить не мог, потому что был вынужден спорить с самим собой, ибо разные штабы выполняли не чьи-либо, а его собственные указания. «Гитлер проявил полнейшую беспомощность, ибо никак не мог выбрать один из двух вариантов. Он поддерживал то одну, то другую сторону и издавал противоречащие друг другу приказы» (Шпеер. с. 531).

Гудериан эту организацию называет «нагромождением штабов». Любые его попытки сделать систему высшего военного руководства простой, понятной и работоспособной проваливались. Навести хоть какой-то порядок в этом сумасшедшем доме пытались и Манштейн, и Браухич, и другие. Но порядка не получалось, а хаос усиливался. «Плохая организация наших верховных военных органов и еще более плохой подбор людей на руководящие посты… существование различных инстанций — Верховного командования вооруженных сил, штаба оперативного руководства вооруженными силами, главного командования сухопутных войск, главного командования военно-воздушных сил, главного командования военно-морских сил, командования войск СС, министерства вооружения и боеприпасов — создает путаницу в руководстве вооруженными силами» (Гудериан. с. 405).

Однако Гитлеру было мало всего этого безобразия, и он вмешивался в управление войсками и на более низком уровне. В Сталинграде воюет 6-я германская армия. Она подчинена группе армий «Б». «В результате вмешательства Гитлера штаб группы армий оказался в значительной мере отстраненным от руководства действиями 6-й армии» (Манштейн. с. 354).

Полная анархия и неразбериха в органах высшего военного руководства вела к неизбежному поражению. «Отсутствие четкой субординации приводит к полнейшей безответственности» (Шпеер. с. 529). Поэтому в войска поступали удивительные приказы. Манштейн идет на Ленинград, а ему передают множество самых разных приказов, которые противоречат один другому и отменяют ранее поступившие распоряжения. «Даже я, как командир корпуса, не мог ничего понять в этих вечных переменах… Не было ясно, какую оперативную цель мы преследуем, в чем заключается смысл всех этих боев» (Манштейн. с. 211).

А Гудериан идет на Москву. 10 октября 1941 года в штаб 2-й танковой группы, которой он командует, приходят приказы: овладеть Курском; очистить котел в районе Трубачевска; завершить окружение котла, образовавшегося северо-восточнее Брянска; нанести удар по Туле. Все выполнить одновременно и немедленно. Начальник штаба танковой группы запросил вышестоящий штаб о степени срочности выполнения этих указаний: что важнее — удар на Курск, на Тулу, на Брянск или котел в районе Трубачевска? Ответа на запрос не поступило: в вышестоящих штабах сидели генералы, не задумывавшиеся над приказами, которые сами отдавали войскам.

Но ведь и это не все. Помимо штабов и правительства, существовал еще и Имперский совет по обороне, созданный 30 августа 1939 года. Председатель — Геринг. Это еще одна его должность. И еще одна бюрократическая опухоль на теле государства. Еще один источник ценнейших указаний и полюс хаоса и неразберихи. Появление этого органа привело к тому, что «Верховное командование вооруженных сил в значительной мере утратило свое влияние на высший орган руководства страны» (Мюллер-Гиллебранд. Т. 2. с. 31).

Сухопутные войска, авиация и флот вели войну на свой лад. Каждый считал себя важнее других и подгребал что мог. Геринг набрал в авиацию столько людей, что им попросту было нечего делать. Самолетов мало, а бездельников много. Организацию военно-воздушных сил многие гитлеровцы, начиная с Геббельса, называли ублюдочной и рахитической. Но Геринг упорно не желал отдавать этих офицеров и солдат сухопутным войскам, где людей катастрофически не хватало. Гитлер по своему слабоволию и малодушию приказать Герингу не смел. Война требовала крови, мяса и жизней, а сотни тысяч отобранных откормленных геринговских лентяев расслаблялись на тыловых аэродромах. Но вот пропели жареные петухи, и людей все равно надо посылать в бой. А Геринг упирается. Что может сделать Гитлер? Не может же он приказать. Было подсчитано, что в ВВС бездельников — миллион двести тысяч. Армия требовала передать их в свои ряды. Геринг упрямился. Он сумел снизить число передаваемых в сухопутные войска до миллиона, затем — до семисот тысяч. Когда с этим согласились, он решил торговаться дальше и снизил это число до полумиллиона, затем до трехсот, наконец, — до двухсот тысяч. В ВВС больше миллиона тунеядцев, но попадет на фронт только один из шести. Но и тут Геринг продолжал упорствовать. И своего добился. Гитлер пошел на уступки. Получился компромисс под названием авиаполевые дивизии.

Напрашивалось простое, понятное, логичное решение: двести тысяч солдат и офицеров передать в состав сухопутных войск и распределить по боевым дивизиям. В этом случае никогда не воевавшие люди попадут в крепко сколоченные коллективы фронтовиков под командование опытных командиров. Если пехотное отделение пополнить двумя-тремя ранее не воевавшими солдатами из авиации, то они быстро освоятся в новой обстановке и вскоре станут настоящими бойцами…

Но такой вариант Геринга не устраивал. В этом случае двести тысяч солдат выходили из-под его командования. А Геринг их отпускать не хотел: отдай их сухопутным войскам, а как же с них деньги на подарки Герингу собирать? Вот и возникли из ничего двадцать авиаполевых дивизий. Что это такое? Это Геринг решил самостоятельно вести войну на сухопутных театрах. Созданные дивизии — пехота, но они укомплектованы личным составом авиации. В каждой из этих дивизий все от командира и начальника штаба дивизии до самого последнего рядового не имели никакого опыта войны, и научиться им было не у кого: в каждой дивизии все десять тысяч человек такие же неопытные люди, которые не знают, чем отличается основная огневая позиция от запасной. «В январе 1943 года, когда под Сталинградом была потеряна 6-я армия, на южный участок Восточного фронта были направлены три такие злосчастные дивизии, из которых две после их прибытия по железной дороге в пункт выгрузки оказались не в состоянии ни сосредоточиться, ни вступить в бой, потому что их командование не было обучено выполнению этих тактических задач. Дивизии исчезли…» (Мюллер-Гиллебранд. Т. 3. с. 101).

Но это — присказка. Главное заключалось в том, что авиаполевые дивизии вели боевые действия вместе с обычными дивизиями сухопутных войск, однако оставались в подчинении ВВС. И до этого ВВС вели свою войну, флот — другую, сухопутные войска — третью. Такое положение дел могло кончиться только катастрофой. Ситуация усложнилась. Теперь на сухопутных фронтах воевали дивизии сухопутных войск, которые подчинялись своему Генеральному штабу, имели свои линии связи и системы снабжения и комплектования, а между ними воевали дивизии Геринга, которые выполняли совсем другие приказы и инструкции, имели свои линии подчинения и боевого обеспечения.

Жареные петухи пели свою песнь, и Герингу приходилось отдавать новые десятки и сотни тысяч людей, которым в ВВС было решительно нечего делать. Количество пехотных дивизий Геринга возросло до 32. Некоторые из этих дивизий шли на фронт под названием парашютных, но они таковыми не являлись. Это просто наземный персонал аэродромов. Для управления таким количеством дивизий пришлось создавать корпуса. И их создали. Пример: парашютно-танковый корпус «Герман Геринг». Он состоял из парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг» и парашютно-моторизованной дивизии. Догадайтесь, как она называлась? Правильно: тоже «Герман Геринг» (Мюллер-Гиллебранд. т. 3. с. 402).

Парашютно-танковый корпус — это бред. Танковые части легко сочетаются с подразделениями боевых вертолетов и десантно-штурмовыми частями, которые вертолетами перебрасываются. Но в то время не было ни боевых, ни транспортных вертолетов. А объединять танковую мощь и парашютно-десантную легкость в единую организационную структуру просто нет смысла. Это помесь гуся с носорогом.

А во флоте тоже людей избыток. К 1944 году флот был практически уничтожен, и тысячам матросов делать нечего. Их отправляют на фронт, объединив в морские пехотные дивизии. У нас было нечто подобное. Флот, особенно Тихоокеанский, фактически бездействовал, потому в критический момент по приказу Сталина моряков снимали с кораблей, формировали морские стрелковые бригады и бросали в бой. Разница в том, что это были все-таки бригады, а не дивизии. Во-вторых, командный состав этих бригад еще при формировании разбавляли сухопутными офицерами, в основном — фронтовиками из госпиталей. Но главное, что советские морские стрелковые бригады сразу, полностью и навсегда передавались в состав сухопутных войск. А у Гитлера морские пехотные дивизии, как и авиаполевые, формировались полностью однородным, совершенно неопытным составом. И что самое главное, морские пехотные дивизии воевали на сухопутных фронтах, но оставались в подчинении флота.

Описать всю глупость гитлеровской структуры управления мне не дано. Это бесконечная, бездонная и неисчерпаемая тема. Еще только один пример. Помимо всего прочего, существовали войска СС. Они имели свое собственное командование, свою структуру, свою форму одежды, свою систему комплектования, управления, снабжения, свою систему воинских званий и собственные знаки различия, свой собственный штаб войск СС. Это была особая организация, которая вооруженным силам не подчинялась. «Рейхсфюрер СС постоянно стремился к показному обособлению войск СС от вооруженных сил» (Мюллер-Гиллебранд. Т. 3. с. 217).

Силы СС были разнообразными и огромными. Перечень дивизий и корпусов СС впечатляет: 8-я кавалерийская дивизия СС «Флориан Гейер», дивизия личной охраны СС «Адольф Гитлер», 21-я горнострелковая дивизия СС «Скандербег», 9-й горнострелковый корпус СС, 16-я моторизованная дивизия СС «Рейхсфюрер СС», дивизия СС «Мертвая голова», 36-я гренадерская дивизия СС. Общее количество дивизий СС — 43. В их числе — танковые, гренадерские, егерские, кавалерийские, горнострелковые, пехотные, полицейские и другие. Общее количество корпусов СС — 18, включая четыре танковых корпуса СС и два горно-егерских корпуса СС. Гиммлер имел в своем подчинении даже 6-ю танковую армию СС.

Кроме войск СС, под дисциплинарным контролем рейхсфюрера СС, т.е. под юрисдикцией СС, находились 50 дивизий фольксштурма (Мюллер-Гиллебранд. т. 3. с. 262). Всего в прямом подчинении Гиммлера было 93 дивизии. Для сравнения: в разгар «холодной войны» в Центральной Европе все страны НАТО имели 22 дивизии.

50 дивизий фольксштурма — это ублюдочные формирования. Но дивизии СС, корпуса СС и 6-я танковая армия СС — это элита. Солдаты этих дивизий вышли ростом и лицом, смотрелись красиво в черной форме с серебряными кантами и нашивками. Но существовали и проблемы… Будущий генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн вступил на советскую территорию командиром корпуса, в составе которого находилась лучшая дивизия СС «Мертвая голова». Манштейн характеризует ее положительно и продолжает: «Но все эти качества не могли возместить отсутствия военной подготовки командного состава. Дивизия имела колоссальные потери, так как она и ее командиры должны были учиться в бою тому, чему полки сухопутной армии давно научились. Эти потери, а также и недостаточный опыт приводили, в свою очередь, к тому, что она упускала благоприятные возможности и неизбежно должна была вести новые бои, ибо нет ничего труднее, как научиться пользоваться моментом, когда ослабление силы сопротивления противника дает наступающему наилучший шанс на решающий успех. В ходе боев я все время должен был оказывать помощь дивизии, но не мог предотвратить ее сильно возраставших потерь. После десяти дней боев три полка дивизии пришлось свести в два.

Как бы храбро ни сражались дивизии войск СС, каких бы прекрасных успехов они ни достигли, все же не подлежит никакому сомнению, что создание этих особых военных формирований было непростительной ошибкой. Отличное пополнение, которое могло бы в армии занять должности унтер-офицеров, в войсках СС так быстро выбывало из строя, что с этим никак нельзя было мириться. Пролитая ими кровь ни в коей мере не окупалась достигнутыми успехами. Понятно, что нельзя в этом упрекать войска. Вину за эти ненужные потери несут те, кто формировал эти особые соединения из политических соображений вопреки возражениям всех авторитетных инстанций сухопутной армии… Несомненно, большая часть состава войск СС приветствовала бы выход их из подчинения Гиммлера и включение в состав сухопутной армии» (Манштейн. с. 197).

Любые сравнения с советской практикой не в пользу Германии. У нас войска НКВД, у них — войска СС. Тут много общего. Это карательные войска. Их задача: массовое истребление людей, охрана концлагерей, конвоирование пленных, охрана правительства и важнейших объектов государственного управления, охрана тылов действующей армии. А разница состояла в том, что во время войны войска НКВД стояли позади частей Красной Армии, не позволяя отходить без приказа или подбадривая наступающие части пулеметными очередями в затылок. В боях части НКВД практически участия не принимали. Есть несколько исключений, когда фронт Красной Армии был прорван и частям НКВД, которые стояли в тылах, приходилось вынужденно вступать в бой. Однако при первой возможности этих тыловых героев отводили с фронта на выполнение свойственных им задач: на борьбу с врагами внутренними.

А войска СС активно воевали на фронте. Это были самые лучшие войска Германии. Но именно это и создавало проблемы. Вот рядом воюют три немецкие танковые дивизии: одна — из сухопутных войск, другая — из ВВС, а третья — из СС. Три дивизии получают приказы и инструкции не из единого центра, а из трех разных. У нас танковые войска — единый род войск. Сидел в Москве товарищ Федоренко со своими ребятами, изучал опыт боевого применения танковых войск, обобщал его, собирал сведения об их запросах и потребностях, разрабатывал рекомендации и инструкции, совершенствовал структуру и систему боевой подготовки. А в Германии были не единые танковые войска, а три враждебных друг другу танковых племени. И отношения между ними — как между гвардейцами кардинала и мушкетерами короля. Каждое из этих племен изучало только свой опыт, готовило кадры для себя и снабжало себя… И было на войне четыре разные пехоты: пехота сухопутных войск Гитлера, авиаполевая пехота Геринга, пехота СС Гиммлера да еще и пехота из моряков, подчиненная Деницу. И четыре разные артиллерии. И две разные кавалерии. И т.д. и т.п.

Ситуация сложная. Во-первых, вооруженные силы искусственно разделены на три составляющих, что мешает их использованию. Во-вторых, сухопутные войска, в свою очередь, разделены на четыре составляющих. Летописец организационного развития германских вооруженных сил генерал-майор Б. Мюллер-Гиллебранд неоднократно в своем исследовании такое положение вещей характеризует одним словом: распад.

Для управления всем этим создавались и плодились штабы невероятных размеров в огромных количествах. Только два штаба — один под управлением Кейтеля, другой — Гудериана — это 54 тысячи генералов и старших офицеров, не считая охраны и обслуги. Штабы множились и раздувались раковыми опухолями. «Едва только была восстановлена нормальная связь, как на нас обрушился бумажный поток» (Манштейн. с. 206). И чем больше приказов, инструкций и распоряжений писали штабы, тем быстрее распространялась анархия. Помимо штабов, инструкции писали партийные канцелярии, гауляйтеры, министры, уполномоченные и еще многие и многие. Эффект был обратным: «На приказы и директивы из Берлина все чаще и чаще не обращали внимания» (Шпеер. с. 558).

Летом 1944 года Шпеер писал Гитлеру: «Американцы и русские добились таких поразительных результатов именно благодаря предельно упрощенным формам организации своей хозяйственной жизни, в то время как мы сильно отстаем от них из-за чрезмерно сложной системы государственного регулирования экономики. Эта война является одновременно борьбой двух систем. Если мы у себя ввели систему чрезмерной заорганизованности, то наш противник отдал предпочтение искусству импровизации. И если мы не найдем ей замены, то потомству придется только констатировать: мы проиграли войну, ибо наша изжившая себя, скованная традициями и потерявшая гибкость система потерпела полный крах».

Под конец войны даже Геббельс признал превосходство советской системы управления над немецкими пирамидами распоряжений, приказов и инструкций. «Для оккупации Румынии нам потребовалось в свое время 240 тысяч человек, в то время как Советы, как достоверно сообщают, довольствуются четырьмя дивизиями НКВД. Этого вполне достаточно. Мы, немцы, всегда совершаем на оккупированных территориях ошибку, стремясь все делать сами. С одной стороны, мы потратили на это слишком много сил, а с другой — лишь настроили против себя население оккупированных районов» (Последние записи. 15 марта 1945 г.).

ГЛАВА 11

БЕЗУМСТВО ХРАБРЫХ?

Война с Россией — бессмысленная затея, которая, на мой взгляд, не может иметь счастливого конца. Но если, по политическим причинам, война неизбежна, мы должны согласиться, что ее нельзя выиграть в течение одной лишь летней кампании. Вы только посмотрите на эти огромные пространства. Мы не можем разгромить противника и оккупировать всю западную часть России от Балтийского до Черного моря за какие-нибудь несколько месяцев.

Генерал-фельдмаршал К. фон Рундштедт. Май 1941 г. Роковые решения. с. 76

Нас всех так учили: танков у Сталина было мало, и они были в своем большинстве легкими, устаревшими, к тому же — изношенными. Нам рисовали общую картину неготовности, а в детали вдаваться не рекомендовали.

А мы вдадимся.

И начнем с самого легкого советского танка. Назывался он Т-37А. Принят на вооружение Красной Армии 11 августа 1933 года.

Весил 3,2 тонны. Экипаж — 2 человека. Бронирование — противопульное. Вооружение — один пулемет ДТ. Мощность двигателя — 40 л.с. Максимальная скорость — 36-40 км/ч на грунте и 6 км/ч на плаву.

За пределами нашего Отечества над этими характеристиками дружно смеются. И у нас — тоже. Не ищите похвал этим танкам в маршальских творениях. И упоминаний об их количестве не ищите. Зачем старье считать? За все годы существования Советского Союза ни одного хорошего слова (которое и кошке приятно) об этих танках сказано не было и количество этих танков не было названо. Полистайте шедевры спасителя Отечества великого военного гения товарища Жукова: в книге посчитаны только Т-34 и KB, все остальные советские танки вынесены в разряд «легких и устаревших» и в статистику не включены.

Веселые ребята, которые писали «мемуары Жукова», использовали избитый пропагандистский ход. У них в одной связке хорошее и плохое: легкие и устаревшие. Этим приемом можно изгадить все, что прикажут. Можно, например, сказать: космонавты и педерасты. Мы не сказали ничего плохого про космонавтов. Но осадок остался.

Так и творцы «жуковских мемуаров» говорят на одном дыхании про легкие и устаревшие, а у любого неискушенного читателя формируется негативное отношение к легким танкам: легкий — это плохо. Легкий — это нечто родственное устаревшим. Легкий — это отсталость.

Т-37А был легким. Но легкий — это не значит плохой. Не значит отсталый. Т-37А — первый в мире плавающий танк, принятый на вооружение войск. Советский Союз создал, испытал, принял на вооружение и развернул серийное производство плавающих танков, когда во всем остальном мире никто этим не занимался. Даже если бы Т-37А был действительно плохим, то все равно внедрение такого танка в войска означало технический прорыв эпохальной важности, ибо в других странах в это время не было ничего подобного и близкого. Высмеивать наш Т-37А — это примерно то же самое, что называть первый в мире советский искусственный спутник Земли легким и несовершенным… в ситуации, когда ни у кого в мире не было вообще никаких спутников. Да, Т-37А — легкий. Но малый вес плавающему танку не помеха. Посмотрим, что будет, если мы поплывем через Днепр где-нибудь в районе Черкасс или Кременчуга на тяжелом танке. На немецком «Тигре», к примеру. Так ведь редкий «Тигр» доплывет до середины Днепра.

Плавучесть тяжелых и средних танков равна плавучести топора. И легких — тоже, если они не создавались специально как плавающие танки.

Так что давайте, товарищи маршалы и академики, не будем придираться к плавающему танку за малый вес. Считать малый вес недостатком плавающего танка — то же самое, что упрекать балерину в отсутствии необъятной груди, могучих бедер и мощной задницы.

Но у Т-37 противопульное бронирование! И пулеметное вооружение!

Да. Как ни прискорбно, за все надо платить. И за способность плавать тоже. Одно из двух: или мы трехпудовыми гирями мощь качаем на берегу, или в речке плаваем… оставив гири на песочке. А совместить противоснарядное бронирование танка с возможностью плавать до сих пор никому не удалось, как и плавание спортсмена с трехпудовыми гирями в руках.

К слову сказать, немецкий T-I поступил на вооружение годом позже — в 1934 году, вес имел почти такой же — 3,5 тонны, экипаж такой же — 2 человека, такую же противопульную броню и пулеметное вооружение.

Только плавать не умел.

И когда супостаты (и соотечественники) скалят зубы над моим Т-37А, я предлагаю характеристики нашего самого старого, самого легкого плавающего танка сравнить с характеристиками самого лучшего, самого мощного немецкого плавающего танка. И тут смех стихает. Выясняется, что в Германии плавающих танков нет и никогда не было. До войны не было и в ходе войны не появилось. Великая Германия вступает в XXI век без плавающих танков. И неизвестно, когда начнет их создавать. А у нас плавающие танки были еще в начале 30-х годов XX века. Мы Германию в этом вопросе почти на столетие обошли.

И во Франции плавающих танков не было. И в Британии (прости, Британия, не гневайся на правду) плавающих танков ни перед войной, ни в ходе не создали. А день рождения танковых войск Америки 10 июля 1940 года. Когда Вермахт сокрушал танками Польшу, Бельгию, Голландию, Францию и войска Британии на Европейском континенте, когда Красная Армия громила танками 6-ю японскую армию на Халхин-Голе и «освобождала» Финляндию, Эстонию, Литву, Латвию, Бессарабию и Буковину, в Америке вообще танковых войск не было. И только после разгрома Франции и британских войск на континенте американские генералы сообразили, что пора пересаживаться с коней, пора думать о создании танковых войск. Через год, в июне 1941 года, в США было менее 400 танков (British and American Tanks of World War II. New York: ARCO, 1969. p. 11). Это были маломощные старомодные клепаные уроды огромной высоты с очень легкой броней и многоярусным расположением совершенно устаревшего вооружения. Самое мощное танковое орудие американских танков в 1941 году — 37-мм пушка. Но она стояла только на некоторых танках. В своем большинстве американские танки имели только пулеметы. Никаких плавающих танков в Америке в то время не было. Под закат войны, в 1944 году, в США появились огромного размера плавающие бронетранспортеры, некоторые из них имели башни легких танков. Это были надежные машины, они имели отменную плавучесть. Но все же — это не танки, и танками их никто не называл. Итак, разница: в Америке появилось нечто похожее на плавающий танк под конец войны, а у нас — плавающие танки были приняты на вооружение войск задолго до ее начала.

И вот американцы смеются над нами: в 1933 году у вас, русские дурачки, плавающие танки были очень плохими.

Над нашими плавающими танками немцы смеются, французы и британцы зубы скалят: у вас плавающий танк в 1933 году был плохо вооружен и слабо бронирован. И весь мир со стульев сползает, над нами, сиволапыми, хохочет.

А мы сами — громче всех: мы были к войне не готовы! у нас танки были легкими и устаревшими! Устаревшими? В сравнении с кем?

Что же представлял собой «легкий, устаревший» Т-37А?

Вот кое-что о нем, а заодно — и о наркоме обороны Ворошилове. В августе 1935 года по приказу Ворошилова семь Т-37А стартовали в Ленинграде, прошли на гусеницах несколько десятков километров, дальше — вплавь по реке Луге, сквозь непролазные водоросли, затем — река Шелонь и озеро Ильмень. А на озере шторм. Путь через Ильмень — 55 километров. Это расстояние танки преодолели вплавь через крутые волны за 8 часов 15 минут. Далее — река Волхов, Новоладожский канал, свирепая, коварная Нева. Все семь танков финишировали у Петропавловской крепости. За 11 дней они прошли 700 километров, в том числе 600 — вплавь. Без единой аварии и даже поломки.

Я знаю, что такое рекорды. Не каждый Т-37А был способен на такое, и не каждый водитель. И все же это рекорд, который никому с 1935 года по сей день превзойти не удалось. И приблизиться к нашему рекорду тоже никому не удалось. Да и как немцам к таким рекордам приближаться, если плавающие танки они могли видеть только у противника?

А теперь давайте себя называть дураками, посыпать головы пеплом и кричать, что мы были к войне не готовы. Давайте обзывать Т-37А легким и устаревшим. Давайте вопить на весь свет, что нарком Ворошилов — кавалерист и дурак, а Гудерианы и Манштейны, которые никогда не имели в подчинении плавающих танков, не понимали их значения и даже не удосужились нарисовать плавающий танк на бумаге, — ужасно умные, прогрессивные и передовые.

До 1941 года ситуация во всем остальном мире в области создания плавающих танков не изменилась. В 1941 году Красная Армия так и оставалась единственной армией, имевшей плавающие танки. Во всех странах Европы и Америки в тот момент не было ничего даже в проектах. До стадии проектов и экспериментов в 1941 году дошла только Япония.

Т-37А выпускался с 1933 по 1936 год. Танк, если нет войны, служит десять, пятнадцать, двадцать лет. Теоретически Т-37А, которые вышли с заводов в 1933 году, подлежали замене в 1943-1948 годах. А то и позже. А последние, выпущенные в 1936 году, подлежали замене в 1951-1955 годах. Как же они могли устареть в 1941 году? И как это получилось, что мы свои уникальные танки, которые прослужили к 1941 году всего по 5-8 лет, вычеркнули из истории?

А зачем они нужны? И какая от плавающих танков польза?

Если мы защищаем свою землю, если мы ведем святую оборонительную войну, то плавающие танки нам не очень нужны. Обойдемся и без них. Для того чтобы противника остановить, желательно иметь танки с тяжелой броней и мощными пушками. Чем тяжелее и мощнее, тем лучше.

Если в оборонительной войне остановить противника не можем, приходится отходить. Отходим по своим мостам. При угрозе захвата поднимаем мосты в ясное небо. От танков с очень легкой броней и пулеметным вооружением в оборонительной войне пользы мало. А их способность плавать вообще остается невостребованной: некуда в оборонительной войне плавать.

А вот если мы ведем святую войну за мировое господство, за то, чтобы все население планеты загнать в концлагеря, казармы и трудовые армии, как учил дедушка Маркс, тогда ситуация меняется.

Для того чтобы прорвать фронт противника, нам все так же нужны тяжелые танки: больше брони и пушка посильнее. Если возникло встречное сражение, если две танковые лавины схлестнулись — опять нужны танки мощные.

Но вот фронт прорван, танковые лавины противника сокрушены и отброшены, и наша задача — воспользоваться моментом, совершить рывок в тыл противника на максимально возможную глубину, чтобы рассечь его оборону, чтобы выйти на коммуникации, на линии снабжения, на аорты, чтобы их перерезать, чтобы отсечь супостата от баз снабжения, чтобы вырваться к его столице, к промышленным районам, к источникам и хранилищам нефти, к портам. Для такого броска тяжелый танк подходит мало. Своим весом он ломает дороги и мосты, мешая всем, кто идет следом. Тяжелый танк пожирает много горючего. Попробуйте снабжать несколько тысяч танков и артиллерийских тягачей и несколько десятков тысяч автомобилей, которые рванули на сотни километров в глубь вражеской территории. Кроме всего, тяжелый танк тихоходен и малоподвижен. Он замедляет движение ваших колонн. К тому же он быстро изнашивается и захлебывается, как тяжеловес на марафоне. Для рывка в глубину хороши средние и легкие танки. У них меньше брони, у них слабее вооружение, зато у них выше скорость, маневренность и проходимость, больше запас хода, они экономнее.

А вот наша броневая лавина перед водной преградой. А тут все тяжелые и средние танки и те легкие, которые плавать не обучены, теряют все свои наступательные возможности. И цена им — ноль. Нужен мост. Но противник мосты охраняет и при угрозе захвата — взрывает. Мосты надо отбивать. Лучше не с нашей стороны, а со стороны противника — откуда меньше ждут. И в этой ситуации цена легким плавающим танкам круто взвинчивается. Если два, три, пять, десять таких танков ночью переплыли реку в стороне от моста и внезапным рывком с тыла захватили его, то это может решить судьбу целой операции, а то и всей войны. Теперь по захваченному мосту гоните на вражеский берег все свои тяжелые и средние танки, самоходки, артиллерию, пехоту, штабы, госпитали, тысячи тонн боеприпасов, топлива и запасных частей. По захваченным мостам подбрасывайте резервы, переправляйте в тыл раненых, пленных, трофеи, поврежденную технику в ремонт.

Если же мосты захватить не удалось, тогда плавающие танки становятся поистине бесценными. Если нет захваченных мостов, тогда надо наводить свои понтонные мосты и переправы. А для этого нужны плацдармы на том берегу. И в бой идет пехота. На бревнах и досках, на надутых пузырем гимнастерках она плывет к тому берегу. А по ней гвоздят минометы, ее поливают пулеметным огнем, расстреливают из винтовок и автоматов. И тут бы среди плывущих беззащитных людей иметь десяток-другой пусть и легких, но все же танков. Их броня нечувствительна к пулям и осколкам, а их пулеметы так важны, когда никто из плывущих людей не имеет возможности стрелять.

Вот выбрались на тот берег. Теперь главное — зацепиться, минут за двадцать врыться в землю, тогда никакие контратаки не страшны. Тогда не так губителен минометный и артиллерийский обстрел, тогда не так досаждают вражеские пулеметчики и снайперы. У нашей мокрой, израненной, истерзанной пехоты нет с собой ни тяжелого оружия, ни боеприпасов в достатке. (Не пробовали в октябре плавать через Вислу с полной выкладкой, с автоматом, четырьмя снаряженными магазинами и двумя гранатами?) Так вот, в эти самые первые, самые страшные минуты на вражеском берегу нашей пехоте присутствие, помощь и поддержка одного даже очень легкого танка с одним лишь пулеметом куда дороже и важнее, чем десяток сверхмощных KB, которые остались на том, на нашем, берегу.

А отсутствие легких плавающих танков при форсировании и на вражеском берегу оборачивается большой кровью пехоты и в воде, и на захваченном пятачке. Если эту первую волну десанта противник сбросит в воду, не позволив закрепиться, тогда не будет здесь плацдарма, не наведут тут переправу и оставшиеся на том берегу сверхмощные танки не смогут развивать наступление — они бесполезны.

Потом, когда всю несокрушимую мощь по наведенным и захваченным переправам перебросят на вражеский берег, легкий плавающий танк снова станет сереньким гадким утенком на фоне грозной брони и могучих орудий.

Впрочем, без работы легкие танки не останутся. Для того чтобы прорывать оборону на самом выгодном участке, чтобы развивать успех по самому перспективному направлению, нужно знать, где находится противник, где он слаб, где силен. А для этого, помимо всех других видов разведки, надо противника постоянно прощупывать силовой разведкой. Постоянно в его тылах надо иметь наши разведывательные группы. Нужно, чтобы танки этих разведывательных групп были максимально экономными. Нужно, чтобы поменьше рева, грохота и лязга. И для такой работы лучше иметь танки маленькие и легкие. Хорошо на них иметь мощное оружие, но можно обойтись и без него: по тылам противника не часто встретишь сильное сопротивление. А если встретишь, то можно обойти стороной, не ввязываясь в бой. Среди всех характеристик разведывательного танка умение плавать «едва ли не самое главное. Противник охраняет мосты в своих тылах и разведчиков на них не пустит. Потому разведывательные танки должны иметь способность самим переправляться через водные преграды. Иначе — грош им цена. Они остановятся перед первой речкой, и дальше их не пустят. А их работа — быть далеко впереди главных сил. Причем незаметно. И при возможности не только самостоятельно форсировать водные преграды, но и обеспечивать переправу главных сил.

Вот для такой освободительной войны на чужой территории, для такой работы создал товарищ Сталин тяжелые танки прорыва, средние танки развития успеха и легкие плавающие для силовой разведки и форсирования водных преград. И давайте над легкими впредь не будем смеяться. Танк — это инструмент. Вроде молотка. Мы же не говорим, что тяжелый молоток — это хороший инструмент, а легкий — плохой. Булыжник дробить — подавай кувалду. Гвозди вбивать — молоток. А в ювелирном деле — маленький, почти игрушечный молоточек. В мастерской Фаберже кувалда широкого применения не находила.

Разведка, в том числе силовая, — дело ювелирное. Но без этой деликатной работы — тяжелый танк слеп, как циклоп с выбитым глазом. В наступательной захватнической войне достаточно ситуаций, когда легкие плавающие танки нужнее и дороже тяжелых и средних. В такой войне достаточно обстоятельств, когда без легких плавающих танков тяжелые и средние бесполезны.

Количество советских плавающих танков замалчивалось полвека. Потом стало понемногу проясняться-просвечиваться…

Сколько же их было?

Ответ: легких плавающих танков Т-37А было построено 2627 (А. В. Карпенко. Обозрение отечественной бронетанковой техники. 1905-1995 гг. с. 194). В локальных конфликтах Т-37А применялись мало, братьям по классу не поставлялись. Так что к 1941 году практически все они были в строю.

В 1936 году был начат выпуск более совершенного плавающего танка Т-38. Серийный выпуск — до 1939 года. Всего построено 1375 танков этого типа (Там же. с. 200). Кремлевские историки и этот танк называют устаревшим. А мы зададим тот же вопрос: как мог устареть танк, который не имел аналогов в мире и которому возраст от двух до пяти лет?

19 декабря 1939 года — самый яркий, самый ослепительный день в истории мирового танкостроения. В этот день на вооружение Красной Армии был принят сразу полный спектр нового бронетанкового вооружения — три новейших танка: легкий плавающий Т-40, средний Т-34 и тяжелый танк прорыва КВ.

KB оставался сильнейшим танком мира в первой половине Второй мировой войны, вплоть до Сталинградского перелома. Ни в одной стране мира не было не только его аналогов, но даже и такой весовой категории. KB имел неслыханный конструктивный резерв, который позволил, пройдя несколько этапов совершенствования от КВ-1 до КВ-13, превратить его в ИС-1, а потом и в ИС-2

— самый мощный танк Второй мировой войны.

Т-34 — лучший танк всех времен и народов.

Но не уступал им и Т-40. В своем классе он тоже был лучшим в мире и тоже не имел аналогов.

Интересно, что кремлевские историки помнят про Т-34 и KB, но забывают о Т-40. Между тем Т-40 имел новую, невиданную до сих пор форму корпуса, весил 5,5 тонны и был вооружен двумя пулеметами: крупнокалиберным ДШК и обыкновенным ДТ. Существовал вариант этого танка Т-40С, который вместо пулемета ДШК был вооружен 20-мм автоматической пушкой.

Официально считалось, что до 22 июня 1941 года было выпущено 222 танка Т-40 («Красная звезда». 22 июня 1996 г.). Теперь, имея в руках «Статистический сборник No 1», мы можем эти цифры уточнить. 222 Т-40 — это то, что было в войсках на 31 мая. Но заводы работали и отгружали новую продукцию. До 21 июня в войска было направлено еще 27 танков Т-40. Чудесный справочник (С. 234) позволяет даже узнать, когда и куда эти танки отправляли: 31 мая отгружено 10 Т-40 на станцию Новоград-Волынский, 12 июня

— 17 Т-40 на станцию Броды.

Кроме того, заводом No 37 до 21 июня выпущены, военной приемкой приняты, но пока в войска не отправлены еще 28 танков Т-40. Возразят: так они же не отправлены! Правильно. Тем лучше для них — воевать они будут, но под первый удар не попадут.

Всего на 21 июня 1941 года танков Т-40 было построено 277.

Кстати сказать, эта же страница справочника позволяет уточнить и количество Т-34 и КВ. Нас приучили к цифрам: 508 KB и 967 Т-34. Многие, даже знающие и честные, историки говорят и пишут, что на 21 июня 1941 года в Красной Армии было «всего только» 508 KB и 967 Т-34. Это не так. Столько танков Т-34 и KB было в пяти западных приграничных округах. Но туда же тайно прибывали и разгружались войска Второго стратегического эшелона. В их составе тоже были танки Т-34 и КВ. Всего в Красной Армии было 1225 Т-34 и 636 КВ.

Но и это не все. Столько их было в войсках на 31 мая. А до 21 июня заводы отгрузили еще 41 KB и 138 Т-34. Кроме того, были выпущены, приняты, но не отгружены 34 KB и 37 Т-34.

Таким образом, 21 июня 1941 года Советский Союз имел 711 KB, 1400 Т-34 и 277 Т-40.

Ах, велика ли разница: 222 Т-40 или 277?

Велика. У Гитлера на 22 июня 1941 года на Восточном фронте танков в категории до 6 тонн было 180 (И. Шмелев. История танка. с. 77). Ни один из них не был плавающим, и ни один из них не мог бороться с советскими легкими танками.

А у Сталина в этой весовой категории 4279 танков. И все плавающие. В их числе 277 Т-40, которые были не только плавающими, но и способными своими крупнокалиберными пулеметами ДШК (тем более — 20-мм пушками) пробивать броню немецких танков T-I.

Кроме того, производство немецкого Т-I было прекращено в 1938 году, а Т-40 — в производстве.

Иностранные эксперты, те, кто хоть немного понимает в танках, говорят о Т-40 с придыханием, величают великолепным. Подавляющее большинство Т-40 имело возраст менее одного года. Некоторые вышли из заводских ворот 21 июня, а некоторые были еще на заводском дворе.

Когда же они успели устареть?