Самоубийство Суворов Виктор

ГЛАВА 18

НЮРНБЕРГСКИЙ ВЫБОР.

Пусть они не делают вид, будто не понимают, что коммунизм и фашизм — во многом явления одного порядка, с той существенной разницей, что последний раздавлен и проклят, тогда как коммунизм куда более коварен и потому живуч.

Эдуард Кузнецов. Выступление в парижском Дворце конгрессов 2 октября 1985 года.

Изучение материалов Нюрнбергского процесса в Советском Союзе решительно и жестко пресекалось. На английском языке материалы процесса выпущены в 116 томах. А у нас при Сталине материалы процесса не публиковались вообще. При Хрущеве выпустили… семь томов. На том и заглохло. Казалось бы, Советский Союз вел войну святую и освободительную, мы — самая пострадавшая сторона, нам бы громче всех трубить… Неужто британцам или американцам в 16 раз больнее, чем нам? Почему же нашему народу, мягко говоря, коммунисты не рекомендовали вникать в детали? Любопытных ласково успокаивали тем, что лет через сто, через двести, «когда придет время», материалы Нюрнбергского процесса будут частично рассекречены. А сейчас, говорили нам, время еще не пришло…

Между тем при самом поверхностном взгляде на ход процесса выплывают факты изумительные… Интересующимся настоятельно рекомендую найти и три раза прочитать написанную с блеском статью А. Плутника «Тайны Нюрнбергского процесса не раскрыты и 50 лет спустя» («Известия». 13 октября 1995 г.).

А мы с вами снова оказались у той же самой печки. Мы снова столкнулись с удивительным парадоксом: история-то у нас секретная, изучение истории почему-то запрещено и преследуется. И тот же вопрос на повестке дня: если война была святой и освободительной, если суд над гитлеровцами был праведным, то почему материалы процесса спрятаны от народа? Что это вы там, товарищи коммунисты, от нас прячете?

Нюрнбергский процесс с советской стороны направлял товарищ Вышинский Андрей Януарьевич. Но и за Вышинским кто-то стоял. И дергал за веревочки… И был это — товарищ Сталин. Это он выдвинул идею и настоял на проведении процесса. Сталин был главным режиссером Нюрнберга, хотя в то время еще не все это понимали. Нюрнбергский процесс готовился Сталиным с такой же тщательностью, как и Маньчжурская стратегическая наступательная операция. Интересы Советского Союза на процессе защищались яростно, как руины Сталинграда. Все, что делал Сталин, особенно в данном случае, имело смысл и железную логику. Эта логика понятна, когда вешают Розенберга. Он осуществлял оккупационный режим. Мы представляем, что это такое. Но была железная сталинская логика и в приговорах Риббентропу, Кейтелю и Йодлю…

Собака вот где зарыта.

Министр иностранных дел Риббентроп заявил на процессе, что война Советскому Союзу была объявлена. Советские обвинители это категорически отрицали. Доказательство у советских обвинителей стандартное: а где документ?

Риббентроп: так наш же посол в Москве фон дер Шуленбург ранним утром 22 июня 1941 года вручил Молотову соответствующие документы!

Наши: не было такого!

Риббентроп: а я, кроме того, лично в тот же момент в Берлине вручил такие же документы вашему послу Деканозову.

Наши — свое: не было такого. Не можем мы никакого документа найти, а раз так, значит, нам его не вручали, а раз не вручали, значит, война не была объявлена.

Судьи США, Британии и Франции в знак одобрения покорно головами кивали: раз советская сторона не может найти документы об объявлении войны, значит, немецкая сторона их не вручала… И в приговор вписали: «22 июня 1941 года Германия без объявления войны…» (Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. Сборник материалов. В 7 т. М., 1960. т. V. с. 569).

И — конец Риббентропу.

И нам десятилетиями вбивали в головы: без объявления войны!

А потом вышли мемуары Маршала Советского Союза Жукова.

«В кабинет быстро вошел В. М. Молотов: „Германское правительство объявило нам войну“. И. В. Сталин опустился на стул и глубоко задумался» (Воспоминания и размышления. М.: АПН. 1969. с. 248).

В том далеком 1969 году меня, весьма зеленого лейтенанта, эти строки вышибли из седла и пришибли. Тогда в первый раз шевельнулось подозрение: что-то неладно с этим самым Жуковым и его мемуарами. В каждой книге о войне сказано: без объявления… И в каждой советской газете раз в год 22 июня: без объявления… Одно из двух: или Жуков газет не читал и книг про войну, или не читал своих мемуаров.

Но вот что интересно. Вся коммунистическая пропаганда, все эксперты, а за ними сотни миллионов людей во всем мире продолжают повторять: без объявления войны.

И тут же эти же миллионы людей читают Жукова: «Германское правительство объявило нам войну». Откровения Жукова переведены на все мыслимые языки. Неужели всем читающим не ясно, что у коммунистических агитаторов не стыкуются самые простые вещи? Неужели не понятно, что наши пригэбленные историки, идеологи и мемуаристы не способны увязать самые основные моменты?

Кто же прав: Риббентроп и Жуков, которые утверждали, что война была объявлена, или обвинители и судьи Международного трибунала в Нюрнберге, которые записали в смертный приговор Риббентропу, что война не была объявлена?

Прав был Риббентроп. И Жуков. Война была объявлена. И теперь это признано даже официальной советской исторической наукой. «В том же духе был составлен меморандум, врученный И. Риббентропом 22 июня советскому послу в Берлине. В нем утверждалось, что Советское правительство стремилось взорвать Германию изнутри и готово в любой момент осуществить агрессию против нее. Столь „опасное положение“ будто бы и вынудило нацистское правительство начать войну» (История Второй мировой войны. Т. 4. с. 31).

Почему же советские обвинители в Нюрнберге отрицали факт объявления войны? Почему наши обвинители врали, что Риббентроп 22 июня 1941 года не вручал никакого документа советскому послу в Берлине? Почему обвинители, мягко говоря, совершали преступление против правосудия, почему шили Риббентропу явно вымышленное обвинение?

Дело вот в чем. Молотову в Москве и Деканозову в Берлине помимо «Ноты министерства иностранных дел Германии советскому правительству» были вручены три приложения к этой ноте:

— «Доклад министра внутренних дел Германии, рейхсфюрера СС и шефа германской полиции германскому правительству о диверсионной работе СССР, направленной против Германии и национал-социализма»;

— «Доклад министерства иностранных дел Германии о пропаганде и политической агитации советского правительства»;

— «Доклад Верховного командования германской армии Германскому правительству о сосредоточении советских войск против Германии».

В тот же день, 22 июня 1941 года, через несколько часов после получения этих документов, заместитель председателя СНК и нарком иностранных дел СССР В. М. Молотов выступил по радио с обращением к советскому народу. Слово не воробей, Молотов на весь мир сообщил, что правительство Германии предъявило претензии, и эти претензии Молотовым получены. Более того. Молотов сообщил, какие именно претензии предъявлены: «Германское правительство решило выступить с войной против СССР в связи с сосредоточением частей Красной Армии у восточной германской границы» («Известия». 24 июня 1941 г.).

Молотов должен был бы сказать: вранье, нет никакого сосредоточения! Но он этого не сказал. Нота германского министерства иностранных дел Правительству СССР и три приложения к ней ни Молотовым тогда и вообще НИКЕМ НИКОГДА не были опровергнуты.

И опровергнуть германские претензии нечем.

Советская разведка действительно вела активную разведывательную и подрывную работу против Германии и ее союзников. Теперь мы этого не скрываем — мы этим гордимся.

Советское правительство действительно проводило скрытую кампанию неслыханной интенсивности по подготовке советского населения и армии к неизбежному и скорому — в ближайшие недели — всесокрушающему удару по Германии и Румынии. Тем, кто интересуется подробностями, настоятельно рекомендую книгу В. А. Невежина «Синдром наступательной войны. Советская пропаганда в преддверии „священных боев“ 1939-1941» (М.: АИРО-ХХ, 1997).

Советское командование действительно концентрировало небывалое в мировой истории количество войск на границах Германии и Румынии. Интереса ради возьмите подшивки «Военно-исторического журнала» и начните листать. Как только пойдет речь о начале войны, ищите номера дивизий, корпусов и армий. Встретился номер советской дивизии, например 86-й стрелковой, — возьмите карточку и впишите главное, что сказано о ней: командир — Герой Советского Союза полковник М. А. Зашибалов. Численность дивизии на 1 июня 1941 года — 10 258 человек. 13 июня 1941 года в момент передачи по радио знаменитого Сообщения ТАСС дивизия дополнительно приняла в свой состав 4000 резервистов. Управление и штаб дивизии — в имении графов Стажевских в городе Цехановец. Граница — рядом…

Если не лень, в карточку впишите номера трех стрелковых и двух артиллерийских полков в составе этой дивизии. И не забудьте главного: дивизия не готовилась к обороне, не рыла окопов и траншей, не строила блиндажей и огневых точек. Первые снаряды войны попали в штаб, где сгорели все документы и боевое знамя дивизии. Такие подробности с удивительным постоянством вам будут попадаться и дальше. В Прибалтике, в штабе 125-й стрелковой дивизии, случится то же самое происшествие. И в Бресте тоже. В штабе 22-й танковой дивизии.

86-я стрелковая дивизия входила в 5-й стрелковый корпус 10-й армии. Заводите карточку на 5-й стрелковый корпус, которым командовал генерал-майор А. В. Гарнов, и еще карточку на 10-ю армию. Напишите на маленьком флажке «86 сд» и воткните в карту. Воткните еще два флажка рядом: «5 ск» и «10 А». Занятие удивительно увлекательное. Ума не надо. Нужен интерес. Картина вырисовывается как из проявителя: вначале — неясно и расплывчато, потом — контрастно и четко. Весьма скоро вы получите частокол флажков на советских западных границах. Скоро вы с удивлением отметите: флажки некуда втыкать. А если еще и аэродромы будете отмечать, госпитали и склады, командные пункты фронтов и узлы связи, то весьма скоро потребуется клеить огромную карту на всю стену. На обыкновенной вам всех этих дивизий не уместить. И карточек на дивизии, корпуса и армии у вас соберется много-много. Сведения эти — не из ноты гитлеровца Риббентропа, а из официального органа Министерства обороны СССР, а теперь — РФ. Так что не врал Риббентроп, вручая ноту о небывалой концентрации советских войск.

Так, может быть, все эти дивизии, корпуса и армии выдвигались к границам для обороны? Опять же нет. Коммунистические агитаторы повторяют, что сосредоточение советских войск на границах осуществлялось в целях оборонительных, в предвидении германской агрессии. Ответ им простой: пусть назовут номер хотя бы ОДНОЙ советской дивизии, которая перед германским вторжением отрыла окопы полного профиля и встала в оборону, как это было сделано летом 1943 года на Курской дуге. Так вот, ни одна советская дивизия из двухсот на западной границе в обороне не стояла.

22 июня 1941 года в первый момент войны Молотову не пришло в голову отрицать факт поистине чудовищной концентрации советских войск на границах Германии и Румынии. Но 3 июля 1941 года по радио выступил Сталин. Он уже не вспоминал о том, что Красная Армия всей своей массой была для чего-то сосредоточена на границе. Сталин не говорил о германских претензиях и причинах войны. Он выразил все просто: братья и сестры, враги напали, нам надо обороняться.

Вскоре была пущена в оборот формула: вероломно, без объявления войны. Зачем нужна была такая формула? Затем, что германские претензии были обоснованными и отрицать их было невозможно. Потому и решили в Кремле: раз возразить на немецкие претензии нечем, значит, объявим, что нам претензии не были предъявлены, не было причин для германского нападения и войну нам никто не объявлял.

В Нюрнберге советские следователи требовали от Риббентропа только одного: скажи, что Советский Союз нападать не собирался; скажи, что Советский Союз был к войне не готов и угрозы не представлял; скажи, что война не была объявлена и никаких документов ты нам не вручал.

Если бы Риббентроп на предварительном следствии принял советские предложения, то немедленно был бы переведен из подсудимых в разряд свидетелей обвинения. Но Риббентроп стоял на своем. В тюремной камере Риббентроп писал заметки, которые сейчас опубликованы: «Крупная концентрация советских войск в Бессарабии вызвала у Адольфа Гитлера серьезные опасения с точки зрения дальнейшего ведения войны против Англии: мы ни при каких обстоятельствах не могли отказаться от жизненно важной для нас румынской нефти. Продвинься здесь Россия дальше — и мы оказались бы в дальнейшем ведении войны зависящими от доброй воли Сталина. Такие перспективы, естественно, должны были побудить у Гитлера недоверие к русской политике. Он высказал мне, что, со своей стороны, обдумывает военные меры, ибо не хочет быть застигнутым Востоком врасплох».

Врет проклятый фашист?

Может быть, и врет. Но если Риббентропа за такие слова повесили, то давайте же повесим и генерала армии Гареева с полковником Орловым. Я недаром целую предыдущую главу не пожалел, их слова цитировал. Орлов с Гареевым о том же говорили, что и Гитлер в тесном кругу, что и Риббентроп на процессе, и никто Гарееву и Орлову ни в Советском Союзе, ни в России не возразил и смертного приговора не вынес. И если за такие слова вешают, то почему бы не повесить министра обороны России и начальника Генерального штаба, которые с мнением Гитлера — Гареева и Риббентропа — Орлова согласны?

О том же на предварительном следствии говорил и генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель. Он стоял на своем: «Нападение на Советский Союз было совершено с целью предупредить нападение России на Германию». И далее: «Я утверждаю, что все подготовительные мероприятия, проводившиеся нами до весны 1941 года, носили характер оборонительных приготовлений на случай возможного нападения Красной Армии. Таким образом, всю войну на Востоке в известной мере можно назвать превентивной. Конечно, при подготовке этих мероприятий мы решили избрать более эффективный способ, а именно: предупредить нападение Советской России и неожиданным ударом разгромить ее вооруженные силы. К весне 1941 года у меня сложилось определенное мнение, что сильное сосредоточение русских войск и их последующее нападение на Германию могут поставить нас в стратегическом и экономическом отношениях в исключительно критическое положение. Особо угрожаемыми являлись две выдвинутые на восток фланговые базы — Восточная Пруссия и Верхняя Силезия. В первые же недели нападение со стороны России поставило бы Германию в крайне невыгодные условия. Наше нападение явилось непосредственным следствием этой угрозы» (Протокол допроса 17 июня 1945 года. ВИЖ. 1961. No 9. с. 77-87). Об этом же говорил и генерал-полковник А. Йодль: «Существовало политическое мнение, что положение усложнится в том случае, если Россия первая нападет на нас» (Протокол допроса 18 июля 1945 года. ВИЖ. 1961. No 4. с. 84-91).

Вот за эти слова их и вешали. Даже не за эти слова, а за нежелание от них отказаться.

«Идею судебного разбирательства выдвинул Советский Союз. Англия и США полагали, что фашистских главарей надо казнить без суда и следствия» (Н. Лебедева. Сталин на Нюрнбергском процессе. «Московские новости». 1995. No 19).

Мы привыкли гордиться тем, что именно Советский Союз был инициатором проведения Нюрнбергского процесса. Однако Советский Союз — страна большая. Много в ней лесов, полей и рек. И не думается мне, что чабаны с заоблачных пастбищ выдвинули идею проведения Нюрнбергского процесса. Как не думается мне, что жители Вышнего Волочка или Усмани были инициаторами. Но почему-то думается мне, что инициатива исходила от товарища Сталина. Во всяком случае, если бы идея Сталину не понравилась, то Советский Союз не стал бы инициатором этого дела.

Вот и подумаем: зачем Сталину процесс, если Британия и США предлагают казнить гитлеровцев без суда и следствия? Может быть, воспитанный на уважении к законам, товарищ Сталин не мог себе позволить бессудной расправы, как это могли позволить себе лидеры США и Британии, которые не привыкли считаться с законами и юристами?

6 марта 1946 года Международный трибунал в Нюрнберге принял решение об официальном издании всех документов процесса, в том числе и стенограмм судебных заседаний, на четырех рабочих языках. Проголосовали единогласно. На трех рабочих языках документы были опубликованы, а на русском — нет. А ведь это уже не вольная воля: хочу — публикую, хочу — нет. Это официальное решение трибунала, за которое голосовал и представитель Советского Союза.

Снова загадка: сначала требуем проведения процесса, а потом не публикуем его материалов… Зачем же такой процесс был нужен товарищу Сталину?

Десятилетия подряд нам рассказывали, что Сталин организовал Нюрнбергский процесс ради того, чтобы в законном порядке наказать злодеев, которые уничтожили миллионы невинных людей.

Иными словами: сталинский мотив — благородное стремление к справедливости. Звучит красиво. Но из этого гладкого объяснения выпирает острый царапающий угол: зачем Сталину наказывать злодеев, если он сам такой? Сталин — верный ученик Ленина, который истреблял людей миллионами. И сам товарищ Сталин от Ленина в этом деле не отстал. И сам товарищ Сталин истребил столько, что Гитлер мог бы позавидовать, причем Сталин истребил миллионы задолго до прихода Гитлера к власти. Удивительно: Сталин решил гитлеровцев наказать, но не сам ли Сталин открыл Гитлеру дорогу к власти и преступлениям? И если Сталиным движут благородные мотивы наказания злодеев, то ему следовало самому приехать в Нюрнберг и повеситься.

Еще нам рассказывали, что Сталин организовал Нюрнбергский процесс, чтобы судить нацистов за концлагеря. Этот рассказ смешнее первого. В деле организации концлагерей Гитлер был всего лишь верным ленинцем, учеником Антонова-Овсеенко, Бухарина, Троцкого, Сталина. Когда нацистов судили и вешали в Нюрнберге, нацистские концлагеря на захваченных Красной Армией территориях вовсе не пустовали и пока еще не были превращены в музеи. Они были включены в систему ГУЛАГа и процветали, только теперь уже не под красным флагом национал-социализма, а под красным флагом интернационал-социализма.

И давайте не поверим, что Сталин организовал Нюрнбергский процесс ради того, чтобы наказать поджигателей войны. Он сам эту войну организовал. Он — единственный государственный лидер, который присутствовал при подписании Московского пакта о начале Второй мировой войны. Если вешать поджигателей войны, то начинать следовало со Сталина.

Удивительно поведение США, Британии и Франции. Представители этих стран сели за судейский стол вместе со сталинскими людоедами, чтобы судить гитлеровских людоедов за людоедство. Так может быть, лидеры западного мира не знали, с кем за судейский стол садятся? Если они этого не знали — значит, идиоты. Если знали — преступники. Запад предавал демократию не только в Ялте, но и в Нюрнберге. Сев за один судейский стол вместе с коммунистическими палачами, Запад тем самым списал все преступления коммунизма и отдал Центральную Европу на изнасилование Сталину, обосновав это тем, что он ее спас и теперь в полном праве ею пользоваться по своему усмотрению.

Ах, воскликнут коммунисты, да ты решения Международного трибунала в Нюрнберге пересматривать решил? Товарищи коммунисты, не надо меня обвинять в ваших собственных грехах. Советский Союз игнорировал решения Международного трибунала уже в ходе процесса. Дальше — больше. В Нюрнберге решили, что Вторая мировая война начата гитлеровской Германией, и советские представители под этим подписались. А потом было заявлено: «Виновниками войны были не только империалисты Германии, но и всего мира» («Красная звезда». 24 сентября 1985 г.). Вот это — коренной пересмотр решений Нюрнберга.

Западные лидеры сели за один стол со сталинскими людоедами творить правосудие, в результате чего сами оказались зачисленными в людоеды. А советские товарищи от таких обвинений себя застраховали, прикинувшись умственно и физически неполноценными…

Идея хорошая: главных гитлеровских преступников истреблять без суда и следствия. Так сказать, мочить в сортире. Но не преступники интересовали Сталина и не их преступления. Сталину надо было уничтожить тех, кто обвинял Советский Союз в подготовке агрессии против Европы. Но всех не уничтожишь: и многие из них — на территориях, не подконтрольных Сталину. Как заткнуть им рты? Ответ: страхом.

Для того Сталин и затеял Нюрнбергский процесс. Сталин показал всем бывшим гитлеровским генералам, адмиралам, офицерам и дипломатам: вот Риббентроп, передо мной он ни в чем не виноват. Наоборот, он привез в Москву такую бумагу, которую я на радостях утвердил подписью в 58 сантиметров. Но я вешаю Риббентропа, чтобы не болтал лишнего.

Вот Кейтель и Йодль, они на моей территории не воевали, планов против моей страны не составляли, а выдумывали фантастические прожекты похода на Индию. Я их тоже вешаю. По той же причине: чтоб не болтали.

А вот преступников Манштейна, Гудериана, Паулюса, Гальдера, Цейтцлера и еще тысячи таких же — милую. Если мне легко вешать тех, кто на моей территории не воевал, то на любого, кто на советской территории был, я дело состряпаю. Болтните лишнее, и сотни моих свидетелей уличат лично вас во всем, что требуется для смертного приговора. А писать мемуары так: русские дурачки к захвату Европы не готовились и по причине слабоумия замышлять такого не могли.

Германские генералы правила игры поняли и приняли. Вот образец поведения понятливого генерал-фельдмаршала: «9 января 1946 года Ф. Паулюс обратился с письменным заявлением к Советскому правительству, в котором разоблачал конкретных виновников развязывания Второй мировой войны, рассказывал о допущенных ими зверствах и злодеяниях на оккупированных территориях» (ВИЖ. 1990. No 3. с. 52-53). Вот это именно то, что надо товарищу Сталину. И вот свидетель Паулюс появляется в Нюрнберге: «Все присутствующие в зале ожидали, что войдет германский генерал-фельдмаршал в истрепанной военной форме с сорванными погонами. Но Паулюс появился в черном костюме, при белой рубашке с бабочкой, в лакированных туфлях» (Там же. с. 53).

В этом эффектном выходе, точнее — выходке, двойная мерзость. Ты — пленный германский генерал-фельдмаршал. Ты взят в плен в ходе сражения. Сохрани же достоинство. Появись в своем мундире, пусть рваном и истрепанном. Не принимай лакированные штиблеты из рук бериевского вертухая. Подумай, за какие заслуги тебе выписали заграничный костюм со склада НКВД. Ты же Гитлеру служил. До генерал-фельдмаршала дослужился. Маршальский жезл тебя не смущал. Широкие лампасы на штанах носил — не краснел. А теперь стесняешься? Из Нюрнберга тебя вернут в советский лагерь военнопленных мотать срок. Ты и в лагере среди других пленных генералов в белой рубашке с бабочкой красуешься?

И тут же — наша советская мерзость: за какие заслуги фашиста наряжаем? Какие такие подвиги во славу советской Родины совершил военнопленный Паулюс, что ему штаны новые выписали? А заодно и пиджак. За какую доблесть военнопленный Паулюс сверкающими штиблетами поскрипывает? Вот сидит на скамье подсудимых Вильгельм Кейтель, такой же генерал-фельдмаршал. Он в старом мундире со споротыми погонами, без знаков различия и наград.

Почему Кейтеля советские товарищи не обули в лакированные штиблеты? И Геринг в своем мундире. И Йодль. Почему бы и их в новые штаны не нарядить? А потому, что они говорят не то, что товарищу Сталину требуется.

На следующей странице «Военно-исторический журнал» описывает не стесняясь, как после судебного заседания главный советский обвинитель на Нюрнбергском процессе, будущий Генеральный прокурор СССР товарищ Руденко Роман Андреевич в своем рабочем кабинете кормит Паулюса обедом: жри, сука, заслужил! А к обеду сами знаете, что полагается. В той статье, написанной свидетелем происходящего, про водочку не забыто. Правда, сказано, что Паулюс водку сам себе наливал и пил стаканом, а про товарища Руденко и других товарищей ничего не сказано. Знать, непьющие подобрались…

Картиночка — краше не изобразишь. Товарищ Руденко, главный советский обвинитель на Нюрнбергском процессе, товарища Паулюса, того самого, который «Барбароссу» придумал, в своем рабочем кабинете водочкой поит: будешь правильную линию гнуть — лет через пять еще одни штиблеты выпишем.

Если бы мы и не знали этой закулисной гадости, то все равно появление генерал-фельдмаршала Паулюса на процессе и его речи говорили о том же: крепко перековался товарищ. Или точнее, по-русски, — ссучился.

И сучились все остальные гитлеровские генералы и фельдмаршалы. До них Сталин ломал хребет старому русскому уголовному миру. Сталин в массовом порядке ссучивал воров. Но сучились не все. Многие тысячи ушли в смерть, не изменив воровскому закону. А гитлеровские генералы и фельдмаршалы в подавляющем большинстве приняли принцип: лучше сучиться, чем мучиться. Они писали воспоминания с ясным ощущением прохлады, которая веяла от занесенного над ними топора. Они знали: на каждого заведено дело, и, если потребуется, советские товарищи выставят свидетелей сотнями. А свидетели подтвердят все, что им прикажут. Поэтому германские генералы писали мемуары так, чтобы советским идеологам (а также следователям МГБ и палачам) не досаждать.

Вскоре гитлеровцы и сами вошли во вкус, оценили прелести ссучивания. Они и сами поняли: такая игра им на руку — пиши о своих гениальных способностях и о русской неполноценности, тебя тут же на весь мир прославят и в Москве издадут, на тебя коммунистические историки ссылаться будут как на величайший авторитет. Худо ли?

И вот нам рекомендуют ссылаться на те авторитеты: Гудериан, мол, ничего не писал про подготовку Красной Армии к нападению… И Манштейн заявлял, что не готова была Красная Армия наступать…

А мы в данном вопросе на этих господ ссылаться не будем. Мы пойдем другим путем. Мы скажем так: перепачканный кровью и перепуганный до смерти мерзавец Гудериан в угоду советским исполнителям приговоров писал то-то и то-то; спасая свою шкуру и задницу, трусливый садист и палач Манштейн по подсказке коммунистов умолчал о некоторых подробностях и кое-что, мягко говоря, извратил…

Вы думаете, в этой главе я доказываю, что Сталин готовился к нападению? Нет. Эта глава о другом.

22 июня 1941 года Гитлер обратился к германскому народу и объявил, что война против Советского Союза вынужденная, превентивная, ради спасения Германии от неизбежной советской агрессии.

Никто не возразил.

После разгрома Германии Сталин объявил, что Советский Союз — невинная жертва, что никакой агрессии против Германии не замышлялось. Возразили трое: один германский министр, один фельдмаршал и один генерал. И были повешены.

Остальные гитлеровцы не возражали. Остальные не протестовали.

Вывод: гитлеровские полководцы в подавляющем своем большинстве были трусливыми, бесхарактерными, беспринципными приспособленцами.

С такими полководцами Германия победить не могла.

ГЛАВА 19

ЧТО ОНИ ЗНАЛИ ПРО БЛИЦКРИГ?

Большая часть германской армии передвигалась пешком с обозами на конной тяге.

Генерал-лейтенант Г. Блюментрит, Роковые решения. с. 91.

Известный израильский журналист Ярон Лондон в статье «О чем не хотел знать Сталин» пишет: «Недоверие, идеология и непроверенные слухи действовали на Сталина сильнее, чем сотни танковых дивизий, готовых к нападению на его страну» (Газета «Едиот ахронот». Русский перевод в журнале «22». 1995. No 96. с. 122).

Итак, на границе Советского Союза сосредоточены сотни гитлеровских танковых дивизий, а глупый Сталин не хочет об этом знать. Сталин верит непроверенным слухам и сплетням, а реальную угрозу не видит и видеть не желает. Он, уверяют нас, боялся смотреть правде в глаза…

А нам бояться нечего. Потому давайте этой правде в глаза посмотрим.

К затяжной войне Германия была совершенно не готова. С этим не спорит никто. Оставался только один вариант: блицкриг. Но для всякой работы нужны соответствующие инструменты. Если мы решили плавить сталь, нам нужна мартеновская печь. Если решили запустить спутник, нужна ракета. А если решили завоевать мир молниеносной войной, нам нужны танки и самолеты.

И тут мы видим главное несовпадение во взглядах на ведение войны: советские командиры считали, что танки должны быть хорошими и их должно быть много, а германские генералы Гудериан, Манштейн, Роммель, Клейст и Гепнер считали, что германские танки должны быть плохими и их должно быть мало. Мне возражают: они тоже в какой-то мере понимали, что танков должно быть много и они должны быть хорошими. Это удивительное заявление. Оно заводит нас в тупик. Если действительно гитлеровские генералы понимали значение и роль танков, то как случилось, что они вступили во Вторую мировую войну, не имея даже трех тысяч танков? 1 сентября 1939 года в Германии танков было всего только 2980. Как случилось, что из этого количества почти половина (1445 танков Pz-I) вообще не имела пушек? Как случилось, что вторая половина (1226 танков Pz-II имела всего только жалкие 20-мм пушки? Как случилось, что танков Pz-III с никуда не годными 37-мм пушками было всего только 98, а танков Pz-IV с 75-мм короткоствольными пушками, которые для борьбы с танками не годились и не предназначались, было только 211?

Среди танков, с которыми Гитлер вступил в Польшу (т.е. во Вторую мировую войну) не было ни одного тяжелого танка, как не было и ни одного среднего. Все они были в весовой категории до 20 тонн.

Если германские стратеги понимали, что нужно иметь много танков, как же случилось, что в момент начала Второй мировой войны боевой вес всех германских танков был всего только 27 тысяч тонн. Для сравнения: Франция, которая явных стремлений к мировому господству не проявляла, на строительство одного только линкора «Ришелье» выделила в полтора раза больше броневой стали, чем гитлеровские стратеги на строительство всех своих танков, которые они сумели построить к началу Второй мировой войны. И в Германии в тот момент строились линкоры «Бисмарк» и «Тирпиц». На их строительство потребовалось более 80 тысяч тонн стали. А помимо этого строились крейсера, эсминцы и подводные лодки.

В момент начала Второй мировой войны флот Германии уступал по боевой мощи флотам США, Британии, Японии, Франции, Италии или Советского Союза. А на создание танков германские стратеги тратили ничтожную долю материальных, трудовых и интеллектуальных ресурсов в сравнении с тем, что выделялось на развитие флота.

Как же случилось, что страна, которая объявила блицкриг основой своей стратегии, тратила на создание танков гораздо меньше средств, чем на развитие своего отнюдь не самого мощного флота?

Как случилось, что германская армия 22 июня 1941 года вступила на советскую территорию, имея всего 3410 танков? (История Великой Отечественной войны Советского Союза. т. 1. с. 384). По немецким сведениям, танков было еще меньше — 3200 (Г. Гудериан. Воспоминания солдата. с. 193). Противоречия в этом нет. Гудериан считает танками только те машины, которые имели хоть какую-нибудь пушку, пусть даже и 20-мм. А советские историки в число германских танков засчитывают и те машины, которые вообще пушек не имели.

И если германские генералы понимали, что нужны хорошие танки, то как случилось, что они вступили на советскую территорию, не имея ни одного танка с дизельным двигателем? Как случилось, что они вступили в войну, не имея ни одного танка с противоснарядным бронированием? Как вышло, что они начали войну, не имея тяжелого танка даже в проекте? Как получилось, что они не имели плавающих танков даже на рисунках? Как случилось, что у них не было ни одного танка с мощной пушкой? Как произошло, что самая мощная германская танковая пушка была не способна пробивать советский KB, в то время как KB пробивал любой германский танк насквозь? И если немецкие генералы теоретически понимали, что нужны хорошие танки, как случилось, что все немецкие танки 1941 года были не только устаревшими, но и порядком изношенными?

Удивительно: если теоретически они понимали роль танков, то почему ничего не сделали для того, чтобы хорошие танки создать? И если нет хороших танков, то почему бы не вооружить армию достаточным количеством плохих танков? Почему плохих устаревших оказалось так мало?

Выдающийся теоретик стратегии Б. Х. Лиддел Гарт так оценивает отношение германских генералов к танкам: «Немцам пришлось расплачиваться за то, что на практике они оказались на двадцать лет позади теории, которую сами же считали ключом к успеху» (Вторая мировая война. М.: Воениздат, 1976. с. 153).

Мало иметь танки. Надо создать мощные танковые соединения. В Германии были созданы танковые дивизии. Но они, мягко говоря, были неполноценными. В 1939 году у Гитлера было шесть танковых дивизий. Давайте отложим книгу, закроем глаза и оценим этот факт: Германия вступила во Вторую мировую войну, имея ШЕСТЬ танковых дивизий! И вот какие-то недобитые прохвосты теперь утверждают, что германские генералы понимали, что такое блицкриг! И вот, имея ШЕСТЬ танковых дивизий, они вознамерились расширять жизненное пространство!

В 1940 году танковых дивизий у Гитлера стало десять. А в следующем, 1941-м — 21. Можно подумать: вот теперь-то они начинают понемногу понимать роль танков в войне. Но это иллюзия. Рост числа танковых дивизий был достигнут не за счет производства танков, а за счет, так сказать, перераспределения. Практически одно и то же количество танков делилось сначала на шесть дивизий, потом — на десять, потом — на 21. Литр водки можно разлить в две пол-литровые бутылки, а можно — в десять. И добавить воды. Так Гитлер разбавлял свои танковые дивизии пехотой.

Образно говоря, не самый лучший игрок садится играть в надежде обыграть весь мир. Он явно не понимает, что можно не только выиграть, но и проиграть. А ставка стандартная: его подлая жизнь. У него шесть тощих пачек денег. И вот из шести денежных пачек он делает сначала десять, потом еще одиннадцать. Способ простой: между настоящими хрустящими бумажками он кладет простую бумагу. Этим он никого не обманет. Но сам себя он чувствует богаче.

Лиддел Гарт комментирует: «Это удвоение численности бронетанковых войск оказалось чисто иллюзорным, так как было достигнуто главным образом за счет уменьшения количества танков в дивизиях… Кое-кто из квалифицированных экспертов-танкистов пытался возражать против подобного решения, поскольку действительным результатом этой меры было умножение числа штабов и вспомогательных войск в так называемых бронетанковых войсках… Из 17 тысяч человек в составе дивизии только около 2600 были в этом случае танкистами. Но Гитлер был упрямым. Видя перед собой огромные пространства России, он хотел чувствовать, что у него больше дивизий, способных наносить удары в глубину, и рассчитывал на то, что техническое превосходство над русскими войсками послужит достаточной компенсацией за „разжижение“ его бронетанковых войск… Однако сокращение числа танков в дивизиях усугубило главный недостаток „немецкой танковой дивизии“ — то, что в основном ее части и подразделения, по сути дела, были пехотными и не могли передвигаться по пересеченной местности…» (Там же. с. 152-153).

Термин «немецкая танковая дивизия» Лиддел Гарт берет в кавычки. Он объясняет свою точку зрения: «Танки могли бы продолжать наступление, но они, как и другие гусеничные машины, составляли лишь небольшую часть каждой так называемой танковой дивизии» (Там же. с. 158).

Блицкриг — это тайная концентрация танковой мощи на узких участках фронта и внезапный стремительный удар в глубину. Высшей организационной единицей германских танковых войск в июне 1941 года была танковая группа. Во всей германской армии было четыре такие группы.

Каждая танковая группа состояла из корпусов, а корпуса — из дивизий. Но мы уже установили, что танковые дивизии Гитлера были неполноценными. Кроме танковых дивизий, в составе танковых групп были моторизованные дивизии. Их можно охарактеризовать одним штрихом: во всех германских моторизованных дивизиях, вместе взятых, количество танков — 0.

Чтобы добавить ударной мощи танковым группам, в их состав, помимо так называемых танковых и моторизованных дивизий, которые и так были перенасыщены пехотой, включили еще… и пехотные дивизии. В водку, уже разбавленную водой без всякой меры, добавили еще ведро водички. Для крепости.

В 1-й танковой группе 14 дивизий, в том числе семь пехотных.

Во 2-й танковой группе 13 дивизий, в том числе одна кавалерийская и четыре пехотные.

В 3-й танковой группе 11 дивизий, в том числе четыре пехотные.

В 4-й танковой группе восемь дивизий, в том числе две пехотные.

Каждая немецкая пехотная дивизия — это 16 859 человек и 6358 лошадей, запряженных в телеги. Пехотные дивизии объединялись в корпуса, а каждый корпус имел свои собственные гужевые обозы, помимо тех, что были в составе дивизий.

Получилось, что инструмент блицкрига — танковые группы, а это громоздкие образования и их основным составом является пехота. Танковая группа — это 150-250 тысяч человек, 15-45 тысяч лошадей в обозах, 10-20 тысяч автомашин очень низкой проходимости… и 600-1000 устаревших танков.

Надо было быть большими фантазерами, чтобы такие орды называть танковыми группами. И пусть не клевещут продажные гитлеровцы, что Красная Армия копировала эту организацию. Нечего тут копировать. Ничего подобного этому позору в Красной Армии никогда не было.

Вот вам и разница: советские генералы понимали, что такое маневренная война, потому советские механизированные корпуса 1941 года, а впоследствии танковые армии — это однородные соединения. Они состояли только из подвижных войск: танковых, мотострелковых, артиллерийских на механической тяге. Были среди них укомплектованные и неукомплектованные (как, впрочем, и у немцев), но никто не додумался разбавлять советские механизированные и танковые корпуса стрелковыми дивизиями.

Пехотные соединения германских танковых групп передвигались так же, как египетская пехота четыре тысячи лет назад, — ножками. Давно известно, что скорость эскадры ограничена скоростью самого тихоходного корабля в ее составе. Скорость подвижной группы ограничена скоростью самого неповоротливого ее подразделения. Суммарная скорость так называемых немецких танковых групп не могла быть выше скорости пехотных дивизий, которые входили в их состав. Чем в стратегическом плане отличался этот так называемый блицкриг от действий ассирийской, карфагенской, римской, спартанской или македонской пехоты?

О каком блицкриге речь, если командующий танковой группой двинул танки вперед, в оперативную глубину, а позади пылит пехота и скрипят осями телеги пехотных обозов? И командующий танковой группой, тот же Гот или Клейст, вынужден одновременно управлять и «подвижными» соединениями, и пехотой, которая просто не способна все время бежать за танками. И куда это они с таким блицкригом намеревались добежать?

Это мы говорим о четырех танковых группах — «подвижных» германских группировках. Вся остальная армия была малоподвижной.

Вся остальная германская армия не имела НИ ОДНОЙ моторизованной дивизии

— все так называемые моторизованные дивизии были включены в состав танковых групп.

Вся остальная германская армия не имела НИ ОДНОЙ кавалерийской дивизии. Единственная кавалерийская дивизия была включена во 2-ю танковую группу Гудериана.

Во всей остальной германской армии, действовавшей против Советского Союза, не было НИ ЕДИНОГО танка. Все 3410 были разделены между четырьмя танковыми группами.

Вся остальная германская армия на Восточном фронте — это пехота, пехота, пехота и 750 тысяч лошадей в обозах. Вот генерал-полковник Лотар Рендулич описывает свою 20-ю горную армию: «За исключением транспортных тыловых частей, армия состояла сплошь из пеших войск — 200 тысяч солдат и 70 тысяч лошадей» (Управление войсками. С, 60).

Однажды журнал «Шпигель» (1996. No 6) поместил статью, в которой, мягко говоря, не лучшим образом отозвался о моей книге «День М». Статью для наглядности усилили снимками глубокомысленного Гитлера, склонившегося над картой, а также финских лыжников, которые показали всему миру, «насколько слаба Красная Армия». А в начале статьи — на разворот — огромная фотография смеющихся германских солдат. И эта одна фотография сказала больше правды о войне, чем вся статья и множество таких же статей и целые библиотеки книг. На фотографии — 1941 год, блицкриг, германские солдаты идут по советской земле. Их много. Все — пешком. У них — ни одного автомата. Вооружение — винтовки образца 1898 года и несколько пулеметов. А на втором плане — телеги, телеги, телеги. Вот это и есть блицкриг. Если хочется посмеяться, найдите тот журнал — фотография на страницах 100-101.

Нам рисуют Сталина, «который верил сплетням и непроверенным слухам», который боялся смотреть правде в глаза, который отказывался видеть «сотни танковых дивизий, готовых к нападению на его страну». Между тем Сталин отказывался видеть «сотни танковых дивизий» не потому, что их боялся, а потому, что их просто не было. «Сотни танковых дивизий» придумал Ярон Лондон. При всем своем фанфаронстве, ни Гитлер, ни Геббельс не похвалялись тем, что у них есть «сотни танковых дивизий». Ярон Лондон добавил им недостающее. Между тем разоблачить выдумки Ярона Лондона весьма просто. У Гитлера против Советского Союза было 3410 танков. Если представить, что у Гитлера только одна сотня танковых дивизий, то получится, что в каждой дивизии по 34 танка. Это не дивизии, не бригады и даже не полки. Это батальоны. А если представить, что танковых дивизий у Гитлера не одна сотня, а несколько сотен, тогда эти «дивизии» превратятся в роты и взводы.

Печально то, что представления о гитлеровской мощи и сталинской слабости укоренились настолько прочно, что заявления о том, что у Гитлера были «сотни танковых дивизий» никого не удивляют и никого не возмущают. Никто этих безответственных болтунов не останавливает и не спрашивает о мотивах их поведения. Никто им не задаст вопроса: а откуда у вас эти симпатии к Гитлеру?

Только движение приносит победу. Это сказал Гудериан. За две тысячи лет до него это же самое изрек один весьма мудрый китаец. Блицкриг — маневренная война. Основа германской маневренности во Второй мировой войне — пара лошадей, впряженных в телегу. И тут мы должны сказать правду хотя бы самим себе. Если дело обстояло так, то блицкриг был невозможен. Допустим: так называемые германские танковые дивизии ушли вперед, но без пехоты и артиллерии они беззащитны и бесполезны. Потому они вынуждены остановиться и ждать, пока подойдут пехота и артиллерия. А это уже не блицкриг.

И если конягу сделали ключевой фигурой блицкрига, то следовало иметь лошадей в достатке.

Гальдер, 17 сентября 1941 года: «Положение с конским составом. Рейхсмаршал не разрешил более вывозить из Германии ни одной лошади».

Рейхсмаршал — это Геринг. Он командовал авиацией. А заодно и всеми лошадьми. Он повелел: лошадей из Германии не вывозить, и — конец блицкригу. Но винить толстого в данном случае нельзя. Без лошадей замирала вся хозяйственная жизнь Германии. Отдай лошадей на проведение блицкрига, и это будет самоубийством, но только с другого конца — наступит крах экономики. В Германии мало бензина. Практически все отдано армии, авиации и флоту. Отдай в армию еще и лошадей и голода не миновать, и промышленность остановится.

Генерал-майор Мюллер-Гиллебранд: «Поскольку потребность в лошадях также нельзя было удовлетворить, то нельзя было восстановить подвижность войск за счет использования конной тяги» (Т. 3. с. 67).

Первая мировая война поставила перед всеми воюющими армиями почти неразрешимую задачу: если противник встал в глухую оборону, то как прорвать его фронт?

Британская армия эту задачу в ходе Первой мировой войны решить не сумела. Французская — тоже. Прорыв стратегического фронта был впервые осуществлен русским генералом А. А. Брусиловым в мае 1916 года. А попытки германской армии прорвать стратегический фронт к успеху не привели. Самое успешное германское наступление в марте 1918 года завершилось тем, что фронт удалось не прорвать, а выгнуть в сторону противника.

После Первой мировой войны во многих странах развернулось строительство долговременных оборонительных полос с применением броневой стали и фортификационного железобетона. Такие полосы возводили на своих границах Германия, Франция, Финляндия, Чехословакия, Бельгия, Маньчжурия, Голландия… Командование Красной Армии весьма четко понимало: наносить удар на огромную глубину — дело нужное, важное, эффектное. Но для этого прежде всего надо прорвать фронт противника. Вопрос встал вот какой. Оборона в Первой мировой войне — это траншеи в грязи, колючая проволока, пулеметы и блиндажи в три наката. И это практически непробиваемо, не прогрызаемо. Брусиловский прорыв — исключение, а не правило. В новой войне ко всему этому оборона будет усилена железобетонными казематами, противотанковыми рвами, бетонированными перекрытыми окопами, стальными ежами, сваренными из рельсов, бетонными тетраэдрами, эскарпами и контрэскарпами, стальными, бетонными и гранитными надолбами, противотанковой артиллерией, бескрайними минными полями. Красивое дело — блицкриг. Да только как через такую оборону вырваться на простор?

Вот и еще разница: теория и практика советской глубокой операции состояла из двух частей — прорыв и действия в глубине. Немецкий блицкриг — это действия в глубине. Теория прорыва в Германии не разрабатывалась, и проблема прорыва не ставилась. Считалось, что прорыв может быть осуществлен в случае достижения внезапности. Сравнить это можно вот с чем. Советские теоретики и практики считали, что нужно уметь взломать сейф и его обчистить. А германские считали, что надо уметь обчистить. Но как в него попасть? Ответ: нахрапом, внезапным нападением, когда сейф не заперт.

Германский подход срабатывал в начальном периоде войны, если противник не стоял в глухой обороне, если удавалось застать его врасплох. Но если противник переходил к обороне и относился к ней серьезно (например, Красная Армия на Курской дуге), то немецкая военная машина буксовала. Танки сами по себе прорвать оборону не могут. Танк вооружен пушкой. У пушки настильная траектория. Пушечный снаряд летит над окопами и траншеями, а мы пригнем головы. Вот и все. Танки при прорыве глубокоэшелонированной обороны уязвимы. Это работа не для них.

Массированные удары авиации помогали танкам прорваться, когда оборона противника была слабой или ее не было вовсе. Но когда перед танками минные поля километрами и полосы траншей десятками одна за другой, когда в окопах ждет противотанковая артиллерия, то прорыв танковой массы невозможен. Этого немцы не осознали даже после войны.

Непонимание важности прорыва влекло за собой последствия.

Главным инструментом прорыва обороны в Красной Армии была признана полевая артиллерия. Прежде всего — гаубичная. Гаубица в сравнении с пушкой при том же весе имеет меньшую начальную скорость снаряда и меньшую дальность стрельбы. Зато ее снаряды более мощные и траектория навесная, что и требуется для стрельбы по зарывшемуся в землю противнику. Артиллерией Красной Армии долгие годы руководил Маршал Советского Союза Григорий Иванович Кулик. В пору его руководства были созданы лучшие в мире артиллерийские системы, прежде всего — гаубицы. Выпущены они были в количествах, превосходящих всю полевую артиллерию остального мира. Для их обеспечения были возведены самые мощные заводы боеприпасов.

Нас приучили Григория Ивановича Кулика считать идиотом. Мы не гордые: пусть будет идиотом.

А у Гитлера таких идиотов не нашлось. Там — одни гении. Потому в области полевой артиллерии не было сделано ничего. А как оборону без гаубиц проламывать? Ответ стандартный: авось сама как-нибудь проломается.

Вдобавок к гаубичной артиллерии в Красной Армии было разработано принципиально новое оружие — реактивные установки залпового огня. Если мы будем проламывать оборону противника днями, неделями и месяцами, то противник к участку прорыва подтянет новые силы и позади участка прорыва создаст новую оборонительную полосу. Поэтому было очень важно иметь такую систему оружия, которая позволяла бы в короткие промежутки времени, в минуты, нанести мощное огневое поражение противнику. Таким оружием и стали БМ-13 «Катюши». Первоначально эти установки разрабатывались для того, чтобы в короткие промежутки времени заражать большие участки местности отравляющими веществами. Приказ на разработку не только химических, но еще и осколочно-фугасных и зажигательных снарядов для БМ-13 отдал Маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов. Нас учили и Ворошилова считать идиотом. Что ж, будем действовать в соответствии с учением. А у немцев идиота, равного Ворошилову, не нашлось. Потому немецкие гении никакой «Катюши» не придумали.

По взглядам командования Красной Армии, после артиллерийской подготовки огромной мощи оборону противника взламывает пехота. Для этого было решено разработать и дать советской пехоте собственные танки. Каждая советская стрелковая дивизия имела собственный танковый батальон Т-26. Нас приучили над этим танком смеяться. Но у немецкой пехоты собственного танка не было. У нас — плохой. А у них — никакого.

И вот это воинство решило сотворить блицкриг, не имея на то соответствующего инструмента. Сталин знал, что Германия имеет слишком мало танков, что все германские танки устаревшие и изношенные. Из этого он делал правильный вывод: с такой неготовой к войне армией начинать войну нельзя.

Защитники Гитлера говорят, что действительно танков у Гитлера было мало и все они были устаревшими. Однако, возражают они, не на танки гитлеровские стратеги делали ставку в молниеносной войне, а на телеги. Немецкая же телега, утверждают они, была лучшей в мире. Можно ли с этим спорить? Я с этим не спорю. У меня другое возражение: если даже немецкие телеги и были лучшими в мире, то их было совершенно недостаточно для осуществления молниеносной войны. Поэтому германская армия была вынуждена использовать для блицкрига не только немецкие телеги, но и мобилизовать их со всей покоренной Европы. Дневник Гальдера, запись 2 мая 1941 года: «Распределение крестьянских подвод, прибывших из генерал-губернаторства. Примерно по 200 подвод на дивизию». Генерал-губернаторство — это оккупированная немцами Польша. У польских мужиков отняли телеги всех видов, всех размеров, возрастов и расцветок. Своих (лучших в мире) телег было недостаточно, потому сто семь германских пехотных дивизий перед началом блицкрига в Советском Союзе были пополнены телегами, конфискованными в Польше, Словакии, Бельгии, Голландии, Сербии и Франции.

Сталин не учел одной вещи: действия дурака предсказать нельзя.

Дурак непредсказуем.

Некоторым не нравится история такой, какая она есть. Пошла мода историю переписывать. В пользу Гитлера. Пример с «сотнями танковых дивизий» — только один из множества. Если этим вымыслам верить, то Сталин выглядит полным идиотом. Но если вспомнить действительное положение вещей, то поведение Сталина понятно: перед ним орды пехоты с телегами и лошадьми, а среди них — кое-где мелькают устаревшие танки в удивительно малых количествах. Если смотреть правде в глаза, то идиотами надо считать Гитлера и его доблестных стратегов. Они мечтали о блицкриге, как импотенты об изнасиловании. Но для любого дела требуется соответствующий инструмент.

ГЛАВА 20. ПРО БОЕВОЙ ОПЫТ.

Фюрер высказал ряд мыслей, в серьезности и последовательности которых я сомневаюсь.

Генерал-полковник Ф. Гальдер. Военный дневник. Запись 30 августа 1941 года.

Мало иметь инструмент. Надо уметь им работать. Нужен опыт. В 1941 году боевой опыт Красной Армии в ведении современной войны резко превосходил опыт германской армии. На это защитники Гитлера презрительно отвечают: подумаешь, боевой опыт! Это не играет никакой роли!

А некоторые гитлеровские горлопаны идут дальше: они утверждают, что в 1941 году армия Гитлера по боевому опыту почти равнялась Красной Армии. Жуков Георгий Константинович договорился до того, что германская армия на 22 июня 1941 года якобы имела почти два года опыта ведения современной войны.

Такие заявления почему-то никто не разоблачает.

Давайте разберемся. 1939 год. Война против Польши. Польша уже практически окружена германскими войсками с трех сторон. С четвертой — Красная Армия и НКВД в готовности ударить топором в спину Польше и беспощадно истреблять ее граждан, Польша отрезана от всего мира, и ждать ей помощи неоткуда. Обещания Британии и Франции — болтовня. Представьте: мы — на ярко освещенной арене цирка и нас мало. Вокруг наши враги. Они сильны, и их много. Организовать круговую оборону невозможно, да это и противоречит элементарным принципам стратегии, ибо тот, кто обороняет все, не обороняет ничего. И как бы польское командование ни расположило свои дивизии, всегда была возможность ударить им в тыл. На языке моего хулиганского отрочества такая ситуация называлась пятым углом. Один в кругу, вокруг — озверевшая кодла. Оружие разное, самое ходовое — цепь с висячим замком на конце и заточенная велосипедная спица. В какую бы сторону тот в кругу ни развернулся, ему все равно достанется звенящей цепью между ушей. И в задницу ему спицы воткнут. Хорошо, когда не в печень.

В принципе Сталину и Гитлеру в Польше никакой блицкриг и не требовался. Можно было просто перекрыть все каналы снабжения, удавить польскую экономику и разделить страну на зоны оккупации.

Но Гитлеру надо было продемонстрировать мощь. А Сталину надо было, чтобы Гитлер вляпался в грязное дело. В сентябре 1939 года сложились просто великолепные условия для проведения молниеносной войны Германией. Сплошная оборона польской армии по периметру страны была невозможна. «Польша, к ее несчастью, являлась идеальным местом для демонстрации таких действий. Ее граница с Германией тянулась на две тысячи километров; после оккупации немцами Чехословакии германо-польская граница увеличилась еще на 800 километров. В результате этого южный фланг Польши, как и северный, примыкавший к Восточной Пруссии, оказался неприкрытым. Таким образом, Западная Польша представляла собой обширный выступ, охваченный с трех сторон немецкой территорией» (Лиддел Гарт. Стратегия непрямых действий. с. 314). Германской армии не надо было прорывать оборону. Впереди — ровная местность, идеально подходящая для наступления и совершенно непригодная для обороны. Через Польшу течет Висла. Но ее форсировать не надо. Войска Гитлера находились по обе стороны Вислы и шли к ней с разных сторон. Других серьезных водных преград нет. Удар по Варшаве можно наносить с любой стороны. От границы основной территории Германии до Варшавы — 230 километров. От границы Восточной Пруссии до Варшавы — 110 километров. Это означает, что базы снабжения переносить не надо. Можно снабжать войска со стационарных складов мирного времени. Никакие сотни тысяч тонн боеприпасов, горюче-смазочных материалов и прочих предметов снабжения не требуется никуда перемещать. В принципе рывок к Варшаве можно совершить без дозаправки танков. Заправились в Германии — и вперед! Обороны-то впереди нет. Она невозможна. И не надо разворачивать полевых госпиталей, можно раненых вывозить в стационарные госпитали мирного времени. Авиацию также никуда перебазировать не придется — она ведет боевые действия со своих постоянных аэродромов. И командные пункты с узлами связи остаются на месте в подземных бункерах. Вперед можно выдвинуть только небольшие оперативные группы управления.

Война началась 1 сентября 1939 года. Весь блицкриг — одна неделя. Через неделю начались бои за Варшаву. Это уже не блицкриг. Это штурм города продолжительностью в три недели. И вот эту бандитскую расправу гитлеровские агитаторы возвели в ранг выдающейся стратегической операции: Германия, мол, постигла принципы ведения современной войны!

Однако не все шло так гладко, как это сейчас представляется. Об этом не было принято говорить: а ведь германский блицкриг в Польше провалился. 15 сентября 1939 года, через две недели после начала Второй мировой войны, резко снизилась активность германской авиации и началась массовая остановка германских танковых и автомобильных колонн. Мне посчастливилось беседовать с польскими военными историками, которые показывали совершенно потрясающие документы: в германской армии иссяк бензин. Я не вхожу подробно в этот вопрос потому, что в Польше над этой темой давно и упорно работают мои польские коллеги, которым я всей душой желаю успеха. Считаю, что разработка этой темы открывает нам совершенно новую перспективу на всю Вторую мировую войну: вторжение Красной Армии в Польшу 17 сентября 1939 года — это сталинская рука помощи бесноватому другу. Без этого весь блицкриг захлебнулся бы еще на второй неделе войны.

Перед тем как иссяк бензин, в германских военно-воздушных силах случился другой конфуз: «За первые 14 дней войны с Польшей немецкая бомбардировочная авиация истратила весь запас бомб» (Г. Керль. В сб. «Итоги второй мировой войны». с. 364). Они готовились покорить Европу и мир, а у них кончились бомбы уже в Польше. Вот это и есть уровень стратегического планирования, их готовность к мировой войне. Вот это их уровень понимания современной войны.

И пусть не рассказывают наши заслуженные мемуаристы, что Красная Армия вошла в Польшу из-за страха, как бы германская армия сразу не пошла походом на Москву. Не было у Гитлера таких сил. И если бы он пошел на Москву в октябре 1939 года, то с его доблестной армией случилось бы именно то, что случилось в октябре 41-го: она бы увязла в грязи. Красная Армия шла в Польшу по другой причине: как бы гитлеровский блицкриг не застопорился. А он уже тормозился. Представьте ситуацию: стоят все немецкие танки и машины, не летают самолеты. Лошадей в германской армии много, правда, это обозные лошади, а не кавалерийские. Вот в этой ситуации польская кавалерия могла показать, что значит преимущество в стратегической мобильности… Но Гитлера снова спас товарищ Сталин.

С точки зрения большой стратегии операция в Польше — это полный провал Гитлера и его генералов. Это первый акт самоубийства гитлеровской Германии: вступили в войну, имея одного противника — Польшу, а через месяц блистательно завершили войну, имея врагами Британию, Францию, Индию, Австралию, Новую Зеландию, ЮАР, Канаду и потенциально — США. Войну против всех этих стран блицкригом выиграть нельзя, а других вариантов у Гитлера не было…

В результате блицкрига в Польше у Гитлера появилась общая граница с «нейтральным» Советским Союзом. Согласитесь: в обстановке войны против всех Гитлеру лучше бы иметь границу с Польшей, чем с Советским Союзом. От товарища Сталина можно было ожидать чего угодно…

И еще: а ведь Польша отнюдь не была разгромлена блицкригом. Немедленно после падения правительства в Варшаве было создано Польское правительство в Лондоне, которое было признано большинством стран мира и Лигой Наций. По давней польской традиции на оккупированной территории Польши возникли подпольное государство и тайное подпольное местное самоуправление. И возродились вооруженные силы. По самым осторожным оценкам, Армия Крайова насчитывала 350 тысяч солдат и офицеров, спаянных железной дисциплиной, хорошо подготовленных, организованных и вооруженных. Кроме того, поляки воевали против Гитлера на всех фронтах: в Британии, Франции, Италии, Африке, Голландии и Советском Союзе. Начиная с 1939 года численность польских формирований, воевавших против Гитлера, постоянно находилась на уровне миллиона человек. Блицкриг начался в 1939 году в Польше, а завершился в 1945 году штурмом Берлина, в котором принимали участие 1-я и 2-я армии Войска Польского.

В октябре 1939 года германские и советские дивизии в Польше прекратили боевые действия. На оккупированных территориях Польши работали гитлеровские и сталинские палачи и каратели, шли массовые чистки с уничтожением тысяч людей. Но это уже не из области боевого опыта. Эти действия не могли дать Вермахту дополнительного опыта ведения современной войны. А на Западе — «странная война», т.е. никакой войны. Всю осень и зиму германская армия и армии западных союзников простояли друг против друга, не предпринимая ничего.

В апреле 1940 года германская армия захватила Данию и Норвегию. Захватила быстро. Но считать это блицкригом нельзя. Тут не было использовано сколько-нибудь значительного количества танков, артиллерии и авиации. В смысле развития военного искусства эти операции не дали ничего нового.

10 мая 1940 года начинается настоящая война против Франции. Германские войска нанесли массированный удар через Арденнские горы в обход «линии Мажино». 20 мая германские танковые колонны вышли к Па-де-Кале. Операция блистательна в замысле и исполнении. Германские генералы нашли слабое место в обороне противника и двинули вперед танковые дивизии, которые стремительно вышли к морю. «Немецкий танковый поток промчался в обход громоздких скоплений союзников» (Лиддел Гарт. Стратегия непрямых действий. с. 307).

Все это великолепно. Но это только 300 километров пути и десять дней боевых действий. Никакого особого опыта войска от таких действий не получают. Войска идут в колоннах. Каждый танковый экипаж видит перед собой только корму танка, который идет впереди. Никому, до командиров батальонов и полков включительно, ни о чем думать не надо, не надо принимать никаких решений: только держи скорость и дистанцию. Выход к морю означал поражение западных союзников. После этого германские танковые дивизии были повернуты на юг и совершили бросок, некоторые — 400 километров, а некоторые — 500. В принципе им уже никто не мешал.

Гитлеровские генералы действовали выше похвал. «И все-таки именно французское верховное командование в наибольшей степени способствовало успеху Гитлера… Французские военачальники, привыкшие к медлительным методам времен Первой мировой войны, оказались морально неспособными справиться с танковым прорывом. И это обстоятельство парализовало все их действия» (Лиддел Гарт. Вторая мировая война. с. 78-81).

С точки зрения большой стратегии молниеносный разгром Франции был еще одним позорным провалом Гитлера и его генералов. Самым тупым курсантам-первокурсникам известны слова Клаузевица: «ЛЮБОЕ НАСТУПЛЕНИЕ, КОТОРОЕ НЕ ВЕДЕТ К МИРУ, КОНЧАЕТСЯ ОБОРОНОЙ».

Гитлеру противостояла коалиция Британии и Франции. Францию разгромили, но Британия расположена на неприступных островах. «К моменту падения Франции немецкая армия совершенно не была готова к вторжению в Англию» (Лиддел Гарт. Вторая мировая война. с. 95). Францию разгромили молниеносным ударом, но война все равно становится затяжной. Потому неправомерно использовать сам термин «молниеносная война». Война с самого начала, с 3 сентября 1939 года, стала затяжной и иной быть не могла. Надо говорить не про блицкриг, а про отдельные блиц-операции.

Я утверждаю: разгром Франции — это не блицкриг. Это — эпизод. Это короткая красивая операция в ходе длительной войны на истощение.

После разгрома Франции война на континенте снова утихла. Продолжалась война на море против Британии. Но ничего нового в действии флотов не было. Через океан шли конвои, подводные лодки топили транспортные корабли, а надводные боевые корабли охотились за подводными лодками, линкоры гонялись за линкорами… Все это никак не могло прибавить боевого опыта немецким танкистам, пехоте, артиллеристам, мотоциклистам, велосипедистам, саперам, войсковым разведчикам, погонщикам гужевых обозов.

Продолжалась также воздушная война против Британии: бомбардировщики бомбили города, заводы, порты и аэродромы, а истребители их отгоняли. Ничего нового и революционного в этих действиях не было. Эти действия давали опыт летчикам, но никак не обогащали теорию блицкрига, ибо авиация действовала самостоятельно, а германские сухопутные войска бездействовали. И если эти налеты и воздушные бои продолжались месяц за месяцем, то никакой это уже не блицкриг. Точно такой же опыт имели и сотни советских летчиков, которые воевали в Испании и Китае: долгие месяцы воздушных боев, удары по городам, коммуникациям, аэродромам…

Так кто же придумал глупость, что германская армия вступила на советскую территорию, имея двухлетний опыт ведения современной войны? Я насчитал 17 дней: 7 — в Польше и 10 — во Франции.

В апреле 1941 года последовало вторжение в Югославию и Грецию. Тут все прошло быстро и успешно. Как введение советских войск в Афганистан: прошли через всю страну без сопротивления и расположились гарнизонами. А потом понемногу началось… Победа на Балканах была хуже поражения. Блицкриг обернулся затяжной войной. В этой войне возможность победы Германии (как и на других фронтах) равнялась нулю.

О том, что в 1941 году германская армия уже имела два года опыта ведения современной войны, я узнал в 1961 году. В те дальние, почти былинные, времена вышел первый том «Истории Великой Отечественной войны». Мне было 14 лет. Смотрю, стоит в библиотеке тяжеловесный том в 530 больших страниц. Никто его не читает. А я решился.

Вообще-то я хотел только картинки посмотреть. Раскрыл том где— то на середине. Страница 200. А тут цветная карта: «Война Германии против Польши. 1 сентября — 5 октября 1939 г.». Том и распахнулся именно тут потому, что цветная карта вклеена.

Красивая карта. Красочная. Смотрю в карту — и ничего не понимаю: проклятые немцы захватили только половину Польши, а вторая половина осталась нетронутой: Вильно, Гродно, Барановичи, Пинск, Луцк, Ровно, Львов, Тернополь, Станислав… Отчего же немцы вторую половину не тронули? И отчего поляки с этой второй половины по немцам не ударили? Вспоминаю: так в ту же восточную часть Польши Красная Армия вошла, 17 сентября 1939 года. Отчего же на карте не показаны действия Красной Армии? Почему бы не показать: вот с севера, с запада, с юга — синие немецкие стрелы. А с востока — красные советские? Но нет на карте моей любимой армии-освободительницы. Выходит, в западной части Польши действовала германская армия с 1 сентября по 5 октября, а в это время в восточной части Польши вообще ничего не происходило…

Эге, думаю, эту книжку надо читать. И очень внимательно. Читаю: «В поражении Польши в сентябре 1939 года сыграло свою роль предательское поведение правящих кругов Англии и Франции по отношению к польскому народу… Определенную роль в поражении Польши сыграли и США, которые ничего не сделали для обуздания фашистских агрессоров» (С. 211).

Красная Армия вместе с гитлеровцами терзала Польшу, снабжала их горюче-смазочными материалами, немецкие бомбардировщики использовали наши радиомаяки в Минске, потом победители провели совместный советско-фашистский парад в Бресте… А виновата во всем Америка, которая агрессора не обуздала.

Со следующей страницы начинается глава о «странной войне» в Западной Европе. Вместо того чтобы помочь Польше и разгромить Германию, французские дивизии бездействовали, никакой войны на Западе не было. И доказательств — на много страниц: «Война была объявлена, а активных действий не велось…». И вопиющие примеры того, как французские офицеры получали нагоняй за перестрелки, которые иногда возникали по недоразумению. Для наглядности даны фотографии: французский генерал раздает солдатам футбольные мячи…

Читаю дальше. Вот гитлеровцы начали тайную подготовку к нападению на Советский Союз: «Немецко-фашистская армия, заблаговременно отмобилизованная и всесторонне оснащенная военной техникой, обладала почти двухлетним опытом ведения крупных боевых операций» (с. 387).

Вот такая у нас история. Сначала нам рассказывают, что французская армия играла в мячики и никакой войны на Западе не было, потом французская армия из-за тупости военного командования и предательства политического руководства была разгромлена за десять дней. А через 176 страниц в той же книге те же люди нам рассказывают, что у германской армии было почти два года опыта ведения современных боевых операций. Против кого?

Против французов, которые военных действий не вели?

Могла ли германская армия набраться боевого опыта за время «странной войны», пока французы играли в мячики?

А теперь вспомним об опыте, которого так не хватало германской армии.