Поход Командора Волков Алексей

19

Лудицкий. Попытка к бегству

Романтика парусов хороша в мечтах или же с берега. Наяву море быстро надоедает до тошноты. У многих – в обоих смыслах этого слова.

На свое счастье, морской болезнью Лудицкий не страдал. Порой он жаловался на здоровье, только жалобы имели лицемерный характер. Надо же показать, как губительно сказывается забота об избирателях! Стрессы, волнения, недосыпания…

Откровенно говоря, Петр Ильич был здоров. Может, не как бык, к физической работе по извечному примеру российской интеллигенции депутат всегда относился отрицательно, но уж во всяком случае не болел. Если же случалось поспать поменьше, ну там, женщины, затянувшаяся вечеринка, то потом это наверстывалось следующей ночью. В итоге выходило то на то.

Совсем иначе было сейчас. Никто не желал использовать все предыдущие знания и богатый опыт Лудицкого в деле управления. Не то что использовать, все старались этого не замечать. Настолько, что уважаемому человеку пришлось пойти слугой к бывшему собственному телохранителю, лишь бы не умереть с голода.

Трудиться было унизительно. Петр Ильич всегда считал: подобный род занятий выпадает на долю наиболее никчемных людей. Тех, кто ни при каких обстоятельствах не способен на большее. Поэтому сильнее был обрушившийся удар.

Объявившиеся англичане подарили Лудицкому надежду. Парламентская страна с давними традициями, не чета прочим, они могли понять истинного партийного деятеля, включить в существующую систему. Для начала хотя бы в качестве советника какого-нибудь лорда.

Поначалу вроде бы не только поняли, но и, пусть несколько туманно, пообещали нечто подобное. В обмен на определенные услуги. Так задаром ничего никогда ведь не делается! Уж кому, как не Лудицкому, это знать!

Обманули. Нагло, бессовестно, без стыда и без чести. Стоило помочь людям, доставить шлюх Командора к ждущим шлюпкам, как отношение к Лудицкому стало меняться.

Нет. Тогда в суете торопливой посадки и последующего отплытия сам Ягуар, не то побочный сын, не то племянник знатного лорда, пообещал позаботиться о дальнейшей судьбе российского депутата.

Малость задели лишь две вещи – высокомерная снисходительность пирата и его явно юный возраст. Мог бы быть повежливее к пожилому человеку!

Но намного хуже отнеслись к Лудицкому простые моряки. Сами ни на что не годные, стоявшие на самом низу социальной лестницы, смотрели на Петра Ильича так, будто даже находиться рядом с таким противно.

И окончательно все испортил Кабанов со своими сундуками.

Каждый раз при воспоминании о коварстве бывшего телохранителя Лудицкого душила злоба. Это же надо не доверять своему нанимателю до такой степени, что внаглую говорить, будто деньги, драгоценности и карта с координатами острова сокровищ лежат именно здесь! Самому же запрятать все ценное неведомо куда и не обмолвиться ни одним словом!

Подобное недоверие, переходящее в немыслимое хамство, элементарно не помещалось в голове депутата. Хотя он уже давно был о Кабанове не самого лучшего мнения, однако не до такой же степени!..

Обрушившаяся кара добила Лудицкого окончательно. Вместо элементарной благодарности англичане заставили депутата превратиться в простого матроса. И как по-подлому заставили! Предложили выбор – или в матросы, или за борт. Из-за одного человека корабль к берегу подходить не будет. Не хочешь отрабатывать хлеб, можешь добираться до твердой земли вплавь. Для облегчения пути могут подсказать, в какой стороне та земля находится. Кроме воды, ничего не видать…

Петр Ильич попробовал возразить, хотя бы поговорить с капитаном, напомнить об обещании…

Капитан до разговора не снизошел. А его помощник, пресловутый Милан, вместо ответа больно огрел депутата тростью и только потом процедил:

– Дышать будешь только по моей команде, тварь!

Лудицкого никто и никогда не называл до этого тварью.

Петр Ильич прежде задохнулся от боли и обиды, потом хотел возмутиться, но в бегающих глазах помощника увидел такое, что предпочел промолчать.

Следующим обидчиком стал боцман Джордж. Он первыми фразами дал понять, что прошлое Лудицкого не играет никакой роли. Если же играет, то сугубо отрицательную. И вообще, девятихвостая плетка, именующаяся еще кошкой, из любого придурка в состоянии сделать человека. А нет – тогда есть другие, еще более доходчивые методы убеждения.

Например, протягивание под килем.

Оказаться под килем Лудицкий не хотел. А плетки отведать пришлось. И не один раз.

Вроде грубая, примитивная работа, бери веревки да тяни, но сколько надо знаний! Веревок на судне оказалось столько, и у каждой свое название. Если же перепутаешь, схватишься не за ту, вполне могут всыпать – на спину не ляжешь!

По сравнению с нынешним, прошлые плавания с Кабановым стали казаться отдыхом. Хотя Лудицкого тоже заставляли работать наравне со всеми, но хоть не наказывали!

Кто бы посмел наказать депутата! Пусть даже бывшего. В прежнем мире было прекраснейшее понятие – депутатская неприкосновенность. А эти британские козлы…

Спасало лишь то, что Лудицкого никто не заставлял лазить по мачтам. Петр Ильич твердо знал: он непременно грохнется, и весь вопрос заключался – куда? На заставленную пушками и бочками палубу или в море. В первом случае, как минимум, гарантировался перелом позвоночника, а то и шеи, во втором, пусть депутат в отличие от подавляющего большинства нынешних моряков умел плавать, все равно никто бы не сделал попытки спасти человека за бортом.

Постоянно болели руки, плечи, спина. Ладони покрылись мозолями. Нестерпимо чесалось немытое тело. Мучила жажда, утолять которую приходилось протухшей водой, да и той не хватало. Мало было еды. Про сон нечего говорить. Голова раскалывалась, не могла родить ни одной мысли. Спасение заключалось в одном – в бегстве из этого ада. Куда угодно, лишь бы больше не надо было болтаться среди волн. К французам, англичанам, испанцам… Должны же быть среди них добрые люди, которые не дадут пропасть бывшему депутату Думы от демократической фракции!

На беду, в порт корабль не заходил, и бежать было некуда. Еще хуже Лудицкому стало тогда, когда на горизонте появились паруса и по команде пронеслось пугающее слово «Командор».

Ничего хорошего от Кабанова Лудицкий не ждал. Этот флибустьер отправил на тот свет столько народа, что одним человеком больше, одним меньше, ему уже все равно. Убьет без малейших угрызений совести, если еще не получит при этом садистского удовольствия.

Поэтому во время бегства Лудицкий старался изо всех сил. Еще больше постарался он на следующее утро, сумев перебраться с фрегата на бригантину.

И вот теперь он был вынужден болтаться в неведомом порту неподалеку от суши да вместе с остальными моряками гадал: не объявится ли и здесь грозный Командор?

Днем Ягуар разрешил морякам небольшими группами сходить на берег. Все-таки люди пообносились, нуждались в покупках разных необходимых мелочей, да и просто постоять на твердой земле чего-нибудь стоит.

Условием стала обязательная трезвость. В том смысле, что по стаканчику пропустить разрешалось, но никакого затяжного пьянства. Да моряки и сами прекрасно понимали – в Испании, против которой столько лет были направлены их грабительские набеги, они никому не нужны, а напьешься – так еще можешь задержаться и попасть к Командору.

Если бы не затянувшийся шторм, ни о каких увольнениях не было бы речи. Но раз в море пока все равно не выйти…

Лудицкий тоже смог попасть в число отпускников. Во время бегства с Гаити он не успел даже толком собраться. Точнее, посчитал, будто на новом месте благородный лорд обеспечит будущего советника всеми необходимыми для джентльмена вещами. Зачем же тогда брать с собой обноски?

Кто ж знал, что джентльменом Лудицкого никто не считает? Но кое-какие денежки у экс-депутата при себе были, вполне можно прикупить кое-что необходимое. Лучше же – воспользоваться правом покупки как предлогом, чтобы навсегда покинуть ненавистную палубу. Не может быть, чтобы в раскинувшихся на гигантском континенте колониях не нашлось теплого местечка для умного человека.

Никаких приятелей среди моряков у Лудицкого не появилось. Хотя плавание, ремонты и прочее заняли немало времени, Петр Ильич не желал сближаться со всевозможным быдлом. Да и моряки отнюдь не горели желанием подружиться с новичком. Наверное, рядом с ним понимали собственную ущербность. И по той же причине пытались хоть как-то выделиться на невыгодном для себя фоне, при случае третируя того, кто стоял заведомо выше и в моральном, и в умственном плане.

Добираться до берега пришлось на шлюпке. Довольно малоприятный способ передвижения, учитывая крутую волну и возможность опрокинуться в любой момент. Хотя до берега была от силы сотня метров.

Этот путь чем-то напомнил Лудицкому другое шлюпочное путешествие в далекую роковую ночь. А также долгое блуждание по морю после битвы, в которой были уничтожены остатки эскадры сэра Джейкоба. Уничтожены ценой гибели почти всех уцелевших пассажиров. А какие там были достойные люди! Не чета уцелевшим. Взять одного только банкира Грумова. Или Рдецкого.

Впрочем, Рдецкий был подло уничтожен Командором позже. Жаль. Вот бы кто пригодился сейчас!

Одному было, признаться, несколько страшновато. Раньше Лудицкий привык к собственной значимости, к тому, что перед ним открыты почти все двери, и уж никто и никогда не вздумает причинить ему вред.

За последним тщательно следила охрана. Теперь же все предстояло решать и делать самому. Искать покровителя, прятаться от Ягуара, добывать пропитание, в худшем случае – защищать свою жизнь. И все при незнании языка и местных обычаев.

Поневоле возникала мысль: может, никуда не бежать, остаться на судне? Тогда хоть ничего не надо будет решать самому. Ведь страшно оказаться совершенно одному. Хорошо, когда повезет, а вдруг нет? Что тогда? Превратиться в бомжа? Без крыши над головой и гарантированного куска хлеба. Да и Ягуар вполне может разозлиться и послать по следу парочку убийц.

Лудицкий так живо представил себе трагическую картину погони при полном равнодушии местных властей, что ему стало не по себе. Петр Ильич в нерешительности застыл неподалеку от шлюпки. Может, ну его на фиг, бегство?

Только плыть до корабля при таком волнении… Да, Лудицкий бы поплыл, не убоялся волн, если бы не гнездилось ощущение, что проклятый Милан не оставит в покое, отыграется за неудачу с сокровищами Командора. Не забьет, так утопит или пристрелит при первом же удобном случае, или вообще без оного. Отвечать он ни за что не будет.

Понимание этого было настолько велико, что Лудицкий решился. Он зашагал по продуваемым сквозным ветром улочкам города, словно невзначай все дальше и дальше удаляясь от порта.

На него никто не обращал внимания. Спутники разбрелись небольшими группами, с собой его все равно никто не позвал. Местные при такой погоде предпочитали сидеть по домам. А кто и выглянул по неотложным делам наружу – какое ему дело до одиноко шагающего моряка, одетого едва ли не в лохмотья! Мало ли подобных типов в разное время шлялось тут, убивая время? Эка невидаль!

Куда идти и где просить защиты, Лудицкий не знал. Обращаться к властям он сразу посчитал глупым делом. Вдруг здесь существует некий аналог закона о выдаче? А если и нет, что стоит Ягуару договориться с комендантом частным порядком? К примеру, дав тому на лапу некоторую сумму?

Нет, спасаться надо самому! В том смысле, что при помощи частных лиц. Какого-нибудь купца, например, или знатного дона. Оставалось только найти подобного доброхота.

В конце концов ноги сами привели Лудицкого к какой-то таверне. Да и куда еще податься человеку, когда никаких других общественных зданий больше нет? Разве что костелы. Но верующим Петр Ильич никогда не был, да и католический костел – это не привычная церковь.

Народа в зале было не очень много. Половина столов пустовала. Судя по нарядам, посетители были горожанами. Причем, как сразу отметил Лудицкий, исключительно мужчинами.

Экс-депутат скромно присел за столик в дальнем углу. В его планы не входило выделяться чрез меры. Так, ровно настолько, чтобы заметил кто-нибудь, способный заинтересоваться его судьбой.

Люди в зале говорили друг с другом, но Петр Ильич не понимал ни одного слова. Он и по-французски говорить толком не научился, а уж испанский вообще был темным лесом.

К счастью, трактирщик понял примитивный английский Лудицкого и достаточно быстро принес миску с едой и бутылку вина. От еды поднимался аппетитно пахнущий пар. Петр Ильич вдохнул, и голова у него закружилась от предвкушения. Это вам не солонина с бобами, да и той постоянно дают столько, что впору от голода пухнуть.

Некоторое время Лудицкий ничего не замечал вокруг, настолько был поглощен процессом приема пищи. Потом первый голод был кое-как утолен, и появилось время оглядеться.

Петр Ильич с интересом разглядывал впервые виденных им жителей испанских колоний, пока не заметил, что какая-то компания точно так же разглядывает его.

Потом от компании отделился высокий худощавый человек и направился прямиком к столу бывшего депутата.

Может, это и есть шанс?

Лудицкий взглянул на приближающегося мужчину с ожиданием и надеждой. Тот, не присаживаясь, что-то спросил по-испански и застыл в ожидании ответа.

– Простите, не понимаю, – по-английски произнес Лудицкий и для верности продублировал фразу по-русски.

– Ты с «Сан-Изабеллы»? – Русского испанец не знал, зато смог перейти на английский. – Я хорошо знаю дона Карлоса, владельца бригантины, и не могу понять, почему он ее уступил?

– Вы садитесь, – Петр Ильич указал на место напротив.

– Спасибо. – Испанец сел и уставился на Лудицкого пристальным взглядом. – Или вы напали вопреки рассказанному? Под пытками человек может подписать все.

– Пыток не было. Нашему капитану срочно требовалось быстроходное судно. Настолько срочно, что он обменял свой фрегат. Никаких пыток не было. Как и боя.

Теперь настал черед перейти к главному.

Петр Ильич немного помялся, а затем выдохнул:

– Сеньор, у вас не будет работы? Я бы хотел покинуть корабль и обосноваться на берегу.

Незнакомец едва уловимо хмыкнул, но все же спросил:

– Что вы умеете делать?

Вопрос был сложный. То, что Лудицкий умел делать прекрасно, почему-то никому не требовалось. Но не наниматься же для колки дров! Тогда проще было остаться с Командором.

Ответить Лудицкий не успел. Дверь открылась, пропустив внутрь двоих моряков, в которых депутат сразу признал своих соплавателей. Одного, кажется, звали Франсуа, второго – Джоном. Причем Франсуа был из команды Коршуна. Той самой команды, которая не смогла победить Командора.

Завидев знакомое лицо, моряки направились к Лудицкому. Как к нему ни относись, все знакомый.

– Привет, Пьер! Тихий да скромный, а нас обогнал, – бодро оповестил Франсуа.

– Не тихий он. Ленивый, – поправил его Джо.

Лудицкий с досадой взглянул на соплавателя. Его послушают и не захотят иметь с беглецом никакого дела.

Испанец прислушивался внимательно, подтверждая худшие опасения депутата.

Но в этот момент дверь отворилась еще раз, и ворвавшийся в зал мужчина что-то прокричал по-испански.

Новость заинтересовала всех. Посетители загалдели, что-то выспрашивая, что-то тут же комментируя.

Испанец выскочил из-за стола Лудицкого и, азартно жестикулируя, присоединился к спорящим.

– Что они говорят? – не выдержал Лудицкий.

Франсуа прислушался и сообщил:

– Они говорят, что фрегат Командора потерпел крушение. Город захвачен флибустьерами, но что толку, раз они не могут уйти. Команданте приказал части солдат немедленно выступать. Туда уже двигаются отряды со всей округи. Как только уляжется шторм, из других портов туда морем двинутся два галиона с фрегатами. Кажется, Командору наступает конец.

От сердца отлегло. Насколько легче жить, когда позади не маячит свирепый мститель!

Взгляд Лудицкого скользнул вверх, туда, где к гостевым комнатам вела лестница, и депутат на мгновение окаменел, а затем сжался, постарался стать невидимым. Сердце колотилось в груди так, что если бы не всеобщий гвалт, удары разносились бы по всему залу.

На лестнице стоял Аркаша Калинин.

– Ты чего? – Франсуа тронул Лудицкого за рукав, невольно проследил его взгляд и вздрогнул.

Француз находился на «Магдалене» тогда, когда весь экипаж ничего не смог сделать против Командора и его спутника. А тем спутником был стоявший на лестнице мужчина.

20

Милан. Покоя нет…

Бригантину ощутимо раскачивало на волне. И это в закрытой бухте. О том, что творилось в море, не хотелось думать. Коршун клял непогоду на чем свет стоит. Могли бы попытаться исчезнуть, раствориться в просторах, а вместо этого торчи здесь, совсем недалеко от захваченного Командором города, да жди своей судьбы.

Ждать Коршуну было страшно. После той, первой неудачи с Командором Коршун здорово побаивался своего врага. Хотя до этого вроде не боялся никого и ничего в здешних водах. Трусы не выживают на капитанских мостиках. Но только как не опасаться человека, который в бою напоминает стихию? И какой бес попутал Коршуна в тот, первый раз? Если бы не глупая попытка захватить Санглиера, то жил бы себе без особых проблем. Нет, польстился на обещанные деньги и теперь в одних местах оказался вне закона, в других вынужден слушаться тех, в чьей власти отныне находится жизнь. Приговор о повешении не отменен, лишь отсрочен на какое-то время. С обещанием забыть о нем совсем в случае удачной работы. Только о какой удаче можно говорить, когда враг висит на хвосте? Как ни старайся, он появляется снова и снова, словно предчувствуя каждый ход.

На берег Коршун не съезжал. Он слишком много лет щипал испанцев, чтобы просто так появляться в их городах. Союз Англии и Испании его, французского подданного, не касался ни с какой стороны. Если касался, то как представителя врага. Против которого данный союз и был направлен.

Только и оставалось, что постоять на палубе, дабы хоть какое-то время не сидеть в тесной каюте. Да еще делимой с Анри. Обидно, проходить столько лет капитаном и теперь вынужденно быть чьим-то помощником.

Возвращающуюся на корабль раньше времени шлюпку Коршун заметил первым. Мучившая его все последние дни тревога сразу усилилась. Раз уж кто-то решил поскорее прибыть на палубу, значит, что-то случилось. Свободное время моряки издавна предпочитали проводить на берегу.

Шлюпка боролась с волнами, порой едва не скрывалась в них, однако упорно шла к цели. Уже можно было разглядеть, что, помимо гребцов, в ней почти никого не было.

Это только подтверждало худшие опасения бывшего капитана. Медленно текли минуты томительного ожидания. Наконец шлюпка подошла к подветренному борту, где висел штормтрап, и почти прильнула к нему.

Волны даже здесь мешали, раскачивали корабль и его детеныша, то заставляя сталкиваться друг с другом, то отдаляя на некоторое расстояние.

В шлюпке поднялся Франсуа, приноровился к качке, ловко вцепился в штормтрап и в несколько приемов оказался на палубе бригантины.

За ним ту же самую процедуру попробовал проделать Пьер. Но что довольно легко для настоящего моряка, отнюдь не легко для сухопутного никчемыша. Для начала Лудицкий долго не решался встать, потом едва не свалился в воду, а в трап вцепился так, словно речь шла о его жизни.

Очередная волна как раз отодвинула шлюпку. Ноги Лудицкого повисли в воздухе, затем оказались в воде. Показалось, что Пьер сейчас свалится, не выдержит. Глаза бедолаги округлились от ужаса, кисти рук побелели от напряжения, но на его счастье корабль качнулся в противоположную сторону.

Никто не пытался помочь бывшему депутату. Не умеешь – твои проблемы. Море не любит слабых. Когда все вынуждены работать сообща, то из-за какого-то неумехи вполне могут пострадать самые опытные моряки. Поэтому сорвется – значит, такова судьба.

Лудицкий не сорвался. Каким-то образом он сумел водрузить ноги на нижнюю перекладину. Трап качнуло прочь, потом навстречу кораблю. Лудицкого крепко приложило к борту, так, что он вскрикнул, чем лишь развеселил наблюдающих.

Путь в пару метров занял у Пьера не меньше минуты. После каждого движения экс-депутат норовил отдохнуть, собраться с силами и духом, чтобы суметь в очередной раз оторвать руку от спасительного трапа, передвинуть ее еще на одну ступеньку.

Через фальшборт Пьер перевалился с таким видом, словно только что с налету залез на грот-мачту галеона. Не удержался на ногах, распластался на палубе и еще какое-то время устало лежал, прежде чем встать на четвереньки.

Смотреть на эту комедию Коршун не желал. Он увлек в сторонку Франсуа и тихонько, чтобы раньше времени не услышала команда, осведомился:

– Что стряслось?

– Капитан, вы помните того мужчину, который был с Командором? – так же тихо ответил вопросом матрос.

Капитаном он порой звал Коршуна по старой привычке долго проходившего с ним человека.

– Помню, – кивнул Милан. – Он еще таскал Санглиеру оружие, а перед этим на квартердеке подстрелил пару человек. Но какого черта?..

Франсуа боязливо посмотрел по сторонам и тихо произнес:

– Капитан, этот мужчина здесь.

– Что?! – Коршун вздрогнул и посмотрел на берег с таким видом, словно прямо сейчас ожидал увидеть там Командора. Вернее, учитывая обстановку, его предвестника. – Где?

– В трактире. Он вышел из номеров.

– Ты уверен, что это был он? – Так хотелось, чтобы Франсуа ошибся, обознался, перепутал, в конце концов!

– Клянусь якорем, я узнал его, капитан! И не только я. Его признал Пьер.

– А он вас? – каким-то севшим голосом спросил Милан.

– Кажется, нет, – несмотря на неопределенность слов, сам тон моряка звучал уверенно.

– Где Пьер? – рявкнул Милан.

Спутник Командора наверняка не помнил Франсуа. Мало ли матросов видел он на палубах? А вот бывший слуга Санглиера должен быть известным ему хорошо. Они даже, кажется, из одной страны. Из этой, как ее, Московии.

Лудицкий подошел торопливо, уже довольно привычно переставляя ноги по раскачивающейся палубе. Еще немного, и приобретет классическую походку моряка.

В глазах бывшего слуги Командора затаился страх. Практически каждый вызов к корабельному начальству заканчивался для депутата в лучшем случае руганью, в худшем – побоями.

– Кто там был?

Вопреки обыкновению, переспрашивать и уточнять Петр Ильич не стал. Ответил сразу, будто только и ждал этого вопроса:

– Аркадий Калинин. Один из помощников Санглиера и его персональный переводчик.

– Он тебя узнал? – сурово спросил Коршун.

– Нет. Я, как его заметил, постарался спрятаться. Он по сторонам почти не смотрел, слушал новости, которые излагал какой-то сеньор.

Коршун вопросительно посмотрел на Франсуа, как бы предлагая тому продолжить и пояснить, какие новости так заинтересовали помощника Санглиера.

– Говорят, «Вепрь» разбился, – охотно поведал Франсуа.

– Как? Перед этим все твердили, будто Санглиер захватил еще один город, – несколько удивился Коршун.

– Он его захватил и продолжает удерживать. Но фрегат вынесло на берег, и уйти Командор никуда не может.

– Правда? – с жадностью спросил Милан.

– Говорят, да. Испанцы срочно перебрасывают туда войска. Хотят покончить с Санглиером одним ударом.

– Тогда откуда здесь взялся этот помощник? Он один?

– Мы видели его одного. Но кто знает? Я оставил там Джо. Его точно никто не должен знать. Пусть проследит за пиратом. Помощник Санглиера не может знать Джо. – Франсуа выглядел очень довольным. Мол, смотрите, какой я молодец!

Действительно, Коршун одобряюще хлопнул матроса по плечу, а затем передал тому серебряную монету.

Чваниться Франсуа не стал. Дают – бери. Не дают – вырви это у судьбы зубами.

– Усилить охрану бригантины! На всякий случай незаметно зарядите орудия картечью. Приготовьтесь к возможному абордажу. Но только тихо, чтобы не привлекать внимания испанских друзей. Подумают, будто мы вооружаемся против них, – коротко распорядился Коршун.

– Вы думаете?.. – Теперь в глазах Франсуа тоже мелькнул страх. Матрос невольно посмотрел в сторону берега, словно ожидал увидеть идущие оттуда шлюпки, полные отборных головорезов Командора. Если уж тогда Санглиер вдвоем с помощником испортили команде Коршуна всю сделку, то что говорить о нескольких сотнях флибустьеров под руководством легендарного предводителя.

– Я ничего не думаю. Но возможно все. Я иду к капитану. Будем решать, что делать. И смотрите у меня, без паники! Виновных живо вздерну на рею! – Но у самого Коршуна вид был далек от бодрого. Ох, как далек!

Ягуар нервно мерил шагами капитанскую каюту. Настолько нервно, что Коршун, сам чувствовавший себя далеко не лучшим образом, злорадно подумал, что других ругать легко. Трудно оказаться на их месте и суметь с честью и прибылью выйти из возникшей ситуации.

Одно дело – напасть на застигнутый врасплох город, и совсем другое – встретиться с врагом во всеоружии. Причем не абы с каким врагом, а врагом умелым. Тем, который нападает сам и скорее погибнет, чем уклонится от боя.

Вот так-то, леди, так и подмывало сказать Коршуна, планы строить легко. Осуществлять трудно. Что вы будете делать теперь, когда выйти из порта невозможно из-за погоды, а остаться здесь – рисковать собственной шкурой?

Впрочем, вам-то что? С такими знатными и богатыми ничего плохого не случается. Посидите в плену, пока за вас не внесут выкуп, да и пойдете на все четыре стороны. Меня же явно ждет петля. Второй раз Командор миндальничать не будет. Отыграется по полной за все.

Конечно, ничего такого Милан вслух не сказал. Что он, враг самому себе? Леди церемониться не любит. Вздернет еще раньше, чем до его шеи доберется Санглиер. Да и находятся они пока в одной лодке. Прежде надо вместе выгрести, а потом уже можно решать, кто на корабле хозяин.

– Сколько их в городе? Командор с ними? – отрывисто спросил капитан.

Перед тем как спросить про Санглиера, леди невольно споткнулась на прозвище. Щеки ее слегка покраснели, и еще хорошо, что освещение в каюте не позволяло никому это заметить.

– Матросы узнали одного. За ним остался следить Джо. Я послал ему в помощь еще двоих из тех, которых люди Командора точно в глаза не видели. Надеюсь, через пару часов что-нибудь прояснится. – Как бы хотелось Коршуну, чтобы помощник Санглиера был один! В противном случае даже подумать страшно, что может произойти.

– Ты говорил, будто, по слухам, «Вепрь» разбился… – Леди остановилась напротив помощника и уставилась на него слегка затуманенным взглядом.

– По тем же слухам, туда стягиваются войска. В том числе и отсюда. – Коршун прямо не сказал ни да, ни нет.

За что купил, за то и продаю. Мало ли что люди болтают? Может, правду, может, лгут.

– Ты хочешь сказать, что Санглиер распустил этот слух сам? Чтобы солдаты ушли, а он без помех мог атаковать здешний порт и город?

Коршун в очередной раз подумал, что у леди отнюдь не женский склад ума.

– Очень возможно, капитан. – Даже наедине Милан никогда не называл леди ее подлинным титулом. Капитан – и все. – Пока продолжается шторм, люди Командора вполне могли совершить пеший марш и сейчас или группами проникли в город, или где-нибудь на окраине ждут сигнала. Как вы знаете, наш противник склонен к необычным решениям.

– Но ты же сам говорил: флибустьер явно не узнал наших людей, – напомнила леди.

– Зато несомненно узнал бригантину. Чертов шторм! Мы даже не можем покинуть бухту! – Джентльменом Коршун явно не был. Поэтому позволял себе ругаться в присутствии дамы. Остальные моряки хотя бы не знали…

За время пребывания в личине пиратского капитана Мэри привыкла к постоянным ругательствам команды и давно не краснела и не возмущалась по данному поводу. Порой же сама отпускала такое, что, услышь отец, не миновать бы наказания.

– А если сообщить местному команданте, пока он не услал солдат? – предложила Мэри. – Форт достаточно мощный, есть шанс отбиться от нападения с суши.

– Могут не поверить. Мы для них слишком долго были врагами. – Себя Коршун уже причислял к англичанам. Раз путь во Францию все равно закрыт… – Еще как бы не обвинили в пособничестве Командору. С местных все станется.

Ягуар несколько раз прошелся по каюте. Ботфорты чуть поскрипывали при каждом шаге.

– Могут и не поверить. Тогда надо предъявить весомое доказательство. Например, этого помощника. Дальше он сам все расскажет и нам, и им. Говоришь, отправил двоих?

– Да, капитан. У них ножи и пистолеты.

– Нет, двоих, даже троих может оказаться мало. Если действовать, то наверняка. Отбери десяток человек покрепче, и пусть они захватят этого помощника. Только запомни: он нужен нам живым и только живым.

– Это-то понятно. Но вдруг он не один?

– Там трое, еще десяток, итого – чертова дюжина. Или, по-твоему, этого мало? Пока одни будут брать помощника, другие пусть охраняют их, смотрят, чтобы не напали, – рассудительно произнесла Мэри. – Надо послать с ними офицера потолковее. Жаль, Артура нет. Этот бы не сплоховал.

Коршун подумал, поморщив и без того морщинистый лоб, и наконец изрек:

– Пуснель будет не хуже. Силой Бог его не обидел, да и на его голову еще никто не жаловался. Должен справиться.

– Пусть будет Пуснель, – согласилась Мэри. – Но если он оплошает, пусть пеняет на себя!

Последняя фраза прозвучала с определенной злостью.

Мэри частенько выходила из себя. И раньше, когда дела шли в гору, и особенно теперь, в этом не задавшемся плавании.

Тут поневоле начнешь вымещать злость на окружающих, когда отлично начатое дело трещит по швам, и уже не ясно, кто же теперь жертва: Командор или похитители его любовниц?

Слово «шлюха» Мэри не могла употреблять по своему воспитанию.

Коршун ушел, и скоро на палубе поднялась суматоха. Раньше люди старались действовать втихаря, в пределах корабля, здесь же группа наиболее отчаянных отправлялась в город, дабы прояснить судьбу, а заодно найти союзников в борьбе.

Появляться наверху Мэри пока не хотелось. Вместо этого она вышла на кормовой балкон. Как раз одна из волн ударилась о корпус. Брызги покрыли капитанские ботфорты капельками воды, что-то попало на штаны… Может, зря она сменила фрегат на бригантину? И в смысле удобства, и в смысле мощи.

К черту! Что сделано, то сделано. Надо думать, как выбраться из нынешней ситуации. Или все было напрасно?

Чуть дальше показалась идущая к берегу шлюпка. Гребцы старательно налегали на весла, но все равно удерживаться было трудно. Волны норовили снести куда-то в сторону, и еще хорошо, что бухта была закрытой. В море в такую погоду делать нечего.

А вдруг в обратный путь вместо одной шлюпки двинется десяток? Ведь не уйти, стой на месте да жди, пока догребут и ударят. Больше одного залпа из орудий все равно не дашь, на качке же попасть в низкую цель…

Что же делать? Не сейчас, а в крайнем случае?

Представился Командор, нежный и сильный в одно и то же время. Только обнимал он не Мэри, а тех двух, что сейчас являлись пленницами.

Похотливый самец!

Ну уж нет! Хватит! Если он явится сюда, то пусть забирает трупы!

Глаза Мэри мрачно сверкнули. Вот оно, решение! Два выстрела – и не видать Командору никакой победы! Или три? Хотя служанка пусть живет. Она-то здесь ни при чем. А вот эти…

Новая волна осыпала водяной пылью так, что влажными стали даже полы камзола.

Порох не любит сырости – вспомнилось старое наставление отца. Потом в решающую минуту он может подвести. Кремень не даст искры или не загорится затравка, и всех благих намерений как не бывало.

Никогда нельзя полагаться на случай, когда можно не спеша подготовиться.

Мэри прошла в каюту. Дверь на балкон она аккуратно закрыла. Теперь – дело.

На столе появилась пороховница, мешочек с пулями, прочие принадлежности, необходимые при снаряжении оружия.

Тонкие девичьи пальцы сноровисто насыпали в стволы пороха, утрамбовали, забили пыжи, потом пули. Еще по порции пороха на полку. В каждый из пистолетов Мэри старательно ввернула новые кремни. Теперь порядок. Четыре ствола. По два на каждую из пленниц.

Четыре – на всякий случай. Мэри стреляла прекрасно и была уверена, что обойдется двумя.

Да и как тут не попасть?

Только… подождать нападения или покончить с проблемой прямо сейчас? Сейчас даже лучше…

21

Калинин. Две вести

В отличие от знатной леди Аркадий проверил оружие гораздо раньше. Это был один из уроков Командора – оружие гораздо важнее еды и отдыха. Без еды человек в состоянии прожить месяц, если не больше. Без отдыха можно протянуть несколько суток. Без оружия порою достаточно минуты, чтобы отправиться на тот свет.

Эту нехитрую мысль Кабанов вбивал в своих соотечественников столь старательно, что она превратилась в условный рефлекс.