Суп из птичьих гнезд Полынская Галина
– Не одну Кемпбелл в Америке зовут Наоми! – уголки губ «профессора» быстро дергались, как при нервном тике, теперь он совсем не смахивал на доктора наук. Мне сделалось не по себе.
– Жена Кишлакова – негритянка!
– Как… негри… – Сергей был так потрясен этим фактом, что выражал свое изумление всеми частями тела: переступал с ноги на ногу, разводил руками, качал головой. Неизвестно, был ли он расистом, скорее всего, просто не понимал, как какой-то российский тип с фамилией Кишлаков мог отхватить себе негритянку?
– А вот так! Где вы раскопали этих дур?
Сопливый решил, что сидеть в машине больше не имеет смысла, выбрался наружу, присоединился к Сергею, и они быстро рассказали, где, конкретно нас раскопали. Когда они закончили, пару длиннющих секунд Аристарх Аверья… молча смотрел на нас с Таей побелевшими глазами, мы же, неизвестно зачем, хранили важный вид оскорбленных в лучших чувствах людей.
– И что мне теперь с ними делать? – скорее выплюнул, чем произнес «профессор». – А?
Сережа с сопливым предпочли промолчать.
– Что вы делали в доме Кишлакова? – наконец догадался спросить Аристарх Аверья… – И выйдете из машины!
Мы нехотя подчинились. «Профессор» повторил свой вопрос.
– Мы его подруги, – ответила я, Тая продолжала молчать и выглядеть коматозницей. Везет же человеку, чуть что случается, она сразу же отрубается, как робот Вертер и всю каку приходится мне разгребать.
– Что, обе? – Аристарх Аверья… ощупывал нас своими цепкими глазками. – Любовницы?
Тая издала какой-то тихий глубинный звук, и это расценили как согласие.
– Неплохо устроился, – зло хмыкнул «профессор». – Проводите-ка их в дом, мальчики.
С Сергеем и сопливым произошли разительные перемены, куда-то подевалась вся их воспитанность и почтительность по отношению к гражданкам другой страны, они мгновенно превратились в хамов, писающих в подъездах и собирающих дань с продавцов вьетнамских рынков. Унизительно толкаясь в спины, они «проводили» нас, сопровождая еще и ругательствами.
Внутренний интерьер дома мы не успели рассмотреть, нас пихнули к лестнице ведущей наверх. Поднявшись по узким скрипящим ступенькам, мы оказались в небольшом помещении с низким потолком, круглым окошком с толстой фигурной решеткой, с некрашеным дощатым полом и охапками сена по углам. С потолочных балок свисали сухие березовые веники и пучки трав.
– И если отсюда раздастся хоть один звук… – многозначительно произнес Сергей с лестницы, и закрыл за нами дверь.
– Шарман, – вздохнула я, разглядывая веники.
– А все ты! – внезапно ожила Тая. – Ты и твой дружок-бандит!
– Ты чего это? – я удивилась и на всякий случай отошла от подруги на пару шагов. – Какой дружок-бандит?
– Лёня, вот какой! Ты балда, он – бандит и я еще с вами связалась! Теперь подохну тут, на чердаке!
– Не забывай, что ты здесь не одна, – я рассердилась и обиделась. – Я тоже тут подохну! А Лёня не бандит, он жертва! Они что-то хотят с него поиметь…
– Ну да! А на какие шиши он все свои фирмы организовал, он тебе не рассказывал? Клад нашел или наследство получил?
– Тая! Прекрати! Какая теперь разница, где и как? Не об этом сейчас думать надо!
Я подошла к окну и увидела, что выходит оно на лесную чащобу, а внизу, под окошком большая облезлая полянка, которая к концу весны обещалась превратиться в очаровательный газончик. Газончик от чащобы был отгорожен высоким литым забором. Потрогав решетку и убедившись, что стоит она намертво, я пригорюнилась, отвернулась от окна, я увидела, что Тая сидит на куче соломы в углу, и сердито молчит. Внезапно на лестнице раздались шаги, дверь приоткрылась и на пороге возник сопливый с целлофановым пакетом в одной руке и железным ведром в другой.
– Это вам еда и туалет, – гнусаво сообщил он.
– А сколько мы тут будем сидеть? – выкрикнула подруга.
– Не знаю, – он поставил свои дары на пол и удалился.
– И выйдем ли мы вообще отсюда? – запоздалым эхом прозвучала я, обращаясь к глухой двери.
– Есть там что-нибудь попить? – Тая хмуро кивнула в сторону пакета. Чувствуя себя бесконечно виноватой перед подругой, я покорно заглянула туда, и вытащила маленькую пластмассовую бутылочку «Тархуна».
– И все? Больше ничего нет?!
– Нет… – моя вина стала размером с планету Земля.
– Мы подохнем тут от жажды!
Меня же пугало другое. Скоро ночь, на чердаке обязательно активизируются мыши-крысы и прочая гадость, которая выживет даже после атомного взрыва… но и это пустяки в сравнении с бандитской страстью избавляться от нежелательных свидетелей под покровом темноты. А мы, мало того, что были нежелательными, так еще и совершенно никчемными единицами их общества.
– О чем ты думаешь, Сена? – голос Таи предательски дрогнул. Как обычно настроены мы с ней были на одну волну, поэтому думали примерно об одном и том же.
– Надо выбираться отсюда, – подруга вскочила с кучи соломы и принялась мерить шагами небольшое чердачное пространство, – я не хочу такой глупой смерти! Мы тут вообще не при чем и, почему мы должны…
Она споткнулась о какой-то сучок и едва не загремела на пол. Сучок отлетел в сторону, и в полу открылась небольшая дырочка, как раз размером с мой глаз… Опустившись на колени, я и приникла к ней глазом, ощущая щекой занозистую шероховатость деревянного пола. Прямо под нами была просторная, насколько позволял судить обзор, отлично обставленная гостиная комната. Весело потрескивали поленья в небольшом камине, в кресле, вытянув к огню ноги в клетчатых тапках, сидел Аристарх Аверья… и потягивал винцо из бокала. Просто сказка, а не жизнь! Как противно смотреть, когда кто-то живет в твоей собственной мечте! Дырка в полу имела хорошее стратегическое расположение, и, если хорошенько изловчиться, я вполне могла бы плюнуть на благообразную «профессорскую» седину.
– Дай и мне посмотреть, – прошептала Тая, ползая на коленях рядом со мной. Я нехотя отстранилась. Подруга припала к «глазку» и замерла. Заскучав, я принялась обследовать чердак, в надежде найти еще что-нибудь полезное, что могло бы «изменить нашу жизнь к лучшему». Кроме ящика с инструментами в дальнем углу, ничего найти не удалось.
Между тем, в гостиной что-то начало происходить, я поняла это по участившемуся дыханию подруги и потому, что она улеглась на пол, буквально засунув свой глаз в дырку.
– Что там такое? – я присела рядом с Таей на корточки.
– Кто-то приехал… и эти двое там…
– Дай глянуть!
– Подожди ты!
– Тая, имей совесть!
– У-у-у! – она чуть-чуть отодвинула голову.
Внизу, за столом, сидел «профессор», Сережа с чихающим, и еще какой-то мужчина, видна была только его макушка с аккуратно причесанными черными жесткими волосами.
– Аристарх, мы должны немедленно найти Шуру, – негромко произнес незнакомец глуховатым баритоном, – это единственная «кнопка» Бенедиктова, на которую можно надавить, а давить на нее не должны, сам понимаешь. Все силы надо приложить и найти.
– Есть какие-нибудь зацепки?
– Только то, что это дело рук Боровика, а на него мы можем выйти только через Кишлакова. У Боровика нет никого, а у Кишлакова – жена, и где она до сих пор?
– Тенгиз, – из губ Аристарха, вместо слов, сочилось лампадное масло, – пойми, небольшая накладка вышла, ну потерпи еще денек.
– Денек. Потом еще денек. – Тенгиз не повышал голоса, но было ясно – он сердится. – Что-то крутишь ты, Аристарх, ох и крутишь. Не будь ты придворным алхимиком, давно бы потряс тебя на вшивость.
– Тенгиз! Побойся бога! Зачем мне, старому человеку…
– А ты случайно не знаешь, кто о Шурином похищении прессе разболтал?
– Да откуда же мне знать?! – совсем по-бабьи взвизгнул Аристарх. – А ты никак меня, старого аптекаря в чем-то подозреваешь? Ну, так и скажи, мол, обвиняю вас Аристарх Аверьянович во всех грехах смертных! Ты скажи…
– Это точно, что они близкие родственники? – Тенгизу видимо не улыбалось слушать квохтанье Аристарха.
– Кто? – не сразу переключился разобиженный «профессор».
– Боровик с Кишлаковым.
– Братья двоюродные!
Тенгиз помолчал немного, потом пригубил коньячок из широкого прозрачного бокала. Я украдкой вздохнула, кому бы сейчас не помешал бы такой бокальчик, да еще с сигареткой, так это нам с Таей.
– Это правда, что у Боровика где-то есть своя собственная тюрьма? – лениво поинтересовался Тенгиз.
– Возможно, – Аристарх схватил со стола сигаретную пачку, отчего мне курить хотелось все сильнее и сильнее, – даже, скорее всего. Иначе, где бы он мог прятать Шуру?
От этой новости я чуть было не присвистнула. Вот уж не знала, что у Лёни есть брат, пусть и двоюродный, с собственной тюрьмой!
– И ты не знаешь, где эта тюрьма?
– Тенгиз, да ты в своем уме? – голос старика даже охрип от возмущения. – Откуда же мне знать?
– Ну-ну… – неопределенно промычал Тенгиз. – Боровик опасная гадина, – речь Тенгиза текла так сонно и неторопливо, что казалось, он говорит сам с собой в пустой комнате, – правду говорят, что он из мормонов?
– Не знаю, врать не буду, но то, что он криминальный авторитет, каких поискать – не найдешь, это верно, – охотно зачастил Аристарх. – Если он подомнет под себя Бенедиктова, то может хоть завтра в президенты баллотироваться – денег, сил и наглости хватит.
Я так заслушалась беседой, что не заметила, как Тая толкает меня в бок.
– Может, дашь мне посмотреть? – рассерженной кошкой прошипела она.
Я безропотно уступила ей место. Отойдя к окну, я уселась на тонко пахнущую сосной и прошлогодним солнцем широкую балку, и стала смотреть на медленно гаснущее небо. Я всегда успокаивалась и лучше соображала, глядя на умиротворенную природу… однако сейчас природа выглядела продрогшей голой сиротой, что настроения не улучшало. У Лёни, моего доброго старого приятеля Лёни есть брат бандит с собственной тюрьмой, и там, скорее всего держат какую-то или какого-то Шуру… как все грустно, как все запущено…
Вернувшись к Тае, я потребовала уступить мне место, и заглянула в гостиную. Народ ужинал. При виде роскошных отбивных с жареной картошкой, салатов и блюда с горой хрустящих французских булок в центре стола, мне стало дурно. Отвалившись от «наблюдательного пункта» я увидела Таю, лихорадочно копающуюся в пакете с нашей провизией, видать ее это зрелище тоже не оставило равнодушной. Наша трапеза была скромна до отвращения: половина довольно черствого батона, жирный, скользкий кусок вареной колбасы и какой-то непонятный салат в пластиковой чашке – такие продаются во всех круглосуточных магазинчиках. По очереди откусывая колбасу, отламывая хлеб, мы молча жевали, запивая эту роскошь «Тархуном», по вкусу, а может и по составу, не отличаемого от шампуня за 12 рублей. Казалось, на чердаке вовсю пахнет отбивными и картошкой, а так же дымом дорогих сигарет… а так же великолепным красным вином, которым эти мерзавцы запивали свою жратву!
– Сволочи, да? – с набитым ртом пробормотала Тая. – Чтоб они всю жизнь этим ужином отрыгивались!
Должно быть, из-за долгой и тесной дружбы, мы с Таей научились читать мысли друг друга.
Быстро стемнело, словно кто-то резко задернул темную портьеру, на чердаке сильно похолодало, и наши с Таей зубы стали выбивать громкий драбадан. В гостиной было пусто и темно, к нам тоже никто не поднимался, усталость и пресыщение впечатлениями брали свое, и мы стали располагаться на ночлег. Несмотря на то, что на нас были теплые свитера, ботинки на меху и джинсы, холод пробирал до костей. Свалив всю солому в одну кучу, мы закопались в нее, и стали трястись от холода в объятиях друг друга. Те, кто врут в книгах о том, как чудесно спать в сене-соломе, видать никогда сами в ней не спали. Какие-то палочки, прутики, невыносимо колючие стебельки, лезут везде и впиваются во все! Промучавшись и проворочавшись в этом кошмаре, мы готовы были спать на голом полу, останавливал только лютый холод, в соломе все-таки было чуть теплее.
Наконец, я отключилась, рухнула в объятия крепкого спасительного сна без сновидений… К сожалению, бессознательное блаженство долго не продлилось, меня разбудила Тая. Она трясла меня за плечи что есть силы и всхлипывала.
– Что случилось? – спросонок я так перепугалась, что немедленно задрожала в ознобе.
– Слышишь? – Таю колотило не меньше моего. Где-то, совсем рядом, раздавались сухие щелчки. Сначала я не поняла, что это такое, а потом дошло – выстрелы. Непонятно где именно стреляли, в доме или во дворе, но это было где-то очень, очень близко… Не сговариваясь, мы с Таей метнулись в угол, ввинтились в солому и замерли. Неожиданно все стихло. Не слышно было ничьих шагов или голосов, тишина была просто гробовой.
– И что теперь? – прошептала Тая.
– Наша дверь на замок закрыта? – вместо ответа спросила я. – Или так?
– Н-н-н…
– Я сейчас.
Сняв ботинки, я выбралась из соломы, и на цыпочках, не чувствуя холода, подкралась к двери. Вслушивалась я в тишину до тех пор, пока не околели ноги, потом все же решилась и ткнула пальцем в дверь. Она бесшумно приоткрылась. Протиснувшись в крошечную щелку, я замерла на верхней ступеньке, отлично помня, какая эта лестница скрипучая. По-прежнему было тихо и темно.
– Ну? – неожиданно раздалось у самого уха. От ужаса я едва не завопила во все горло, слава богу, во время поняла, что это Тая.
– Дура… – в сердцах прошептала я трясущимися губами, – идиотка…
– Прости, не хотела тебя напугать, – в темноте глаза подруги горели лихорадочным огнем, как у нервного оборотня, – я больше не могла там сидеть. Одна. На вот, твои ботинки…
Она сунула мне в руки мои старые зимние раздолбаи со сбитыми каблуками. Прижав их к груди, я стала медленно спускаться, тщательно нащупывая пальцами ног края ступенек. Каждый скрип рассохшегося дерева отдавался противной резью в желудке, дыханье застряло судорожным комом в горле, а в голове, крошечным молоточком стучало только одно: «Господи! Если мы отсюда выберемся, я больше никогда, никогда не буду такой тщеславной и жадной! Господи! Дай нам только выбраться отсюда!»
Глава десятая
К тому времени, когда мы спустились вниз, я вся взмокла от страха. По-прежнему было темно и тихо, дверь, ведущая в гостиную, была распахнута, на широком полотне лунного света, посреди комнаты, скорчились два тела. Логично было бы предположить, что это Сережа со своим сопливым другом. Загипнотизированные этим зрелищем, мы приросли к полу и не могли пошевелиться. Внезапно треснуло полено, и в темном каминном нутре полыхнул острый язык пламени. Мы с Таей так вздрогнули, что я случайно прикусила себе язык. Перед глазами вспыхнули яркие круги, а в ушах загрохотала кровь… какие нервы надо иметь, чтобы пережить все это? В кресле, у камина, сидел Аристарх, которого мы сразу и не заметили. Весь светлый полувер на его груди был залит кровью, а глаза смотрели прямо на нас жутковатым, бессмысленным взглядом.
– Пойдем отсюда, – тихонько проскрипела Тая, – где тут выход?
Я во все глаза смотрела на Аристарха и не могла понять, показалось мне или нет, что он шевельнулся?
– Сена!
– Тише ты. Кажется… кажется он еще жив…
В камине снова треснуло полено, и огонь полыхнул ярче, теперь я не сомневалась, Аристарх еще дышал. На мгновение в его глазах промелькнуло что-то живое.
– Эй… – вдруг произнес он, и Тая, шарахнувшись в сторону, врезалась в дверной косяк, – сюда иди…
Я повиновалась, как мартышка под взглядом питона. Обогнув напольные трупы, я подошла к полутрупу сидячему.
– На камине… полке… – еле-еле шевелил губами Аристарх, глядя сквозь меня, – за хрен дерни… отдай Шу…
И всё. И умер. Я перевела взгляд на каминную полку, там красовалась батарея разнообразных скульптурок и статуэток, наставленных, как попало. Огонь совсем потух, поэтому пришлось возвращаться к столу с остатками пиршества – помимо тарелок там красовался еще и подсвечник. На это мне потребовалось все мое мужество, потому что пришлось переступать через трупы, лежавшие на пути… каждую секунду я ожидала, что кто-нибудь из них схватит меня за ногу… Сделав это, я посмотрела в дверной проем, там полыхали глаза моего приятеля – нервного оборотня.
– Тая, иди сюда. Стоишь, как на памятник!
Подруга молча повиновалась. На столе мы разыскали зажигалку (пачку сигарет я, не раздумывая, сунула себе в карман), зажгли три свечи и вернулись к камину.
– О-о-он чт-то-т-то т-теб-бе с-ска-з-зал? – заикаясь, прошептала подруга, стараясь не смотреть на окровавленного Аристарха с остановившимися глазами.
– Да, – я внимательно рассматривала статуэтки, – ищи, у которой тут хрен есть.
– Чего?
– Половой орган!
– Пойдем отсюда, – всхлипнула Тая, – я с ума сейчас сойду!
– Сейчас… сейчас… – взгляд упал на большое, безобразное изображение какого-то толстого, пузатого мужика, смахивающего на восточного божка, он был больше всех и стоял во втором ряду.
– Подержи, – я сунула Тае подсвечник, – посвети мне. Повыше подними!
В дрожащем пламени рожа статуэтки оказалась на редкость противной: толстые зеленоватые губы растянулись в глумливой улыбке, крошечные глазки спрятались в складках железного жира, а ушные мочки свисли до круглых плеч. Взяв урода за уши, похожие на ручки заварочного чайника, я с трудом его подняла, он оказался очень тяжелым. Однако, я умудрилась вытащить его, не столкнув и не разбив ни одной фигурки. Нижняя часть толстяка выглядела не менее замечательно, чем верхняя – короткие ноги были согнуты в коленях и широко расставлены в стороны, будто он пытался как-то странно присесть, а между… г-м… торчал очень внушительный «инструмент». Я за него дернула. Ничего не произошло. Тогда я дернула несколько раз подряд – тот же результат.
– Сена, по-моему, сейчас не этим надо заниматься, – неуверенно произнесла Тая, – пойдем отсюда, у меня нехорошее предчувствие… те… или тот, кто здесь был, наверняка вернется…
– Да, сейчас, – на всякий случай я тщательно осмотрела остальные фигурки, больше ни у кого не было ничего такого. Обувшись, я двинула на выход вслед на Таей, едва удерживая в руках тяжеленного пузана, в трясущейся руке подруги прыгал и скакал подсвечник.
Входная дверь была распахнута настежь, и резкий ночной ветер моментально затушил свечи. Тая швырнула подсвечник за забор, и мы бросились к калитке, она так же оказалась приоткрытой.
– И куда дальше? – Тая озиралась, силясь хоть что-то рассмотреть в чернющей мартовской ночи. Мы стояли на грязной проселочной дороге, слева гремела ветками чащоба, позади дом с «безвременно ушедшими из жизни», где-то далеко, справа, чернели другие дома, а впереди… впереди мелькнул тусклый свет автомобильных фар.
– Я же говорила, – выдохнула Тая, – возвращаются…
Не сговариваясь, мы брызнули в гремящую чащобу, и понеслись, не разбирая пути по замерзшей грязюке с остатками сугробов.
– Стой, – я затормозила, задыхаясь, – заблудимся!
Тая остановилась, привалившись к дереву.
– Надо вернуться назад и посмотреть, кто приехал, может, это и не… – я поставила статую на землю и вытащила из кармана украденные сигареты с зажигалкой.
– А кто? – Тая была на редкость спокойна, на свободе к ней вернулось самообладание. – Ты видела, какая здесь глухомань? Кто будет разъезжать тут так поздно в начале весны? Дачники? Дай и мне сигарету.
– Ты же бросила…
– Дай, говорю!
Пару минут мы молчали, жадно вдыхая сигаретный дым. Сигареты были незнакомой мне марки, но табак оказался прекрасным, крепким, с каким-то специфическим ароматом. Для меня они оказались слишком крепкими, голова закружилась, ноги стали ватными и очень захотелось уснуть где-нибудь в теплой постельке. Но, вместо этого пришлось плестись по бурелому, трясясь от холода и ветра. Вскоре я забыла про свои руки – пальцы, примерзшие к железному болвану, полностью утратили чувствительность. Я хотела предложить Тае понести пузана хоть немного, но передумала, подруга его сразу бы выбросила.
В кромешной тьме приходилось плестись практически наугад, я со своим топографическим кретинизмом давно потеряла всякие ориентиры, оставалась одна надежда на Таю… Внезапно деревья расступились и мы вышли к нашему дому с покойниками. Во всех окнах горел свет, и какие-то люди, ничуть не стесняясь своего присутствия, рыскали по комнатам. У забора стояла пустая иномарка.
– Сена, – прошептала Тая, прячась за толстым стволом дерева, – шанс…
– Где ты его видишь? – я удивилась.
– Машина! Ты же умеешь водить!
– Ну и что? – я не могла поверить, что она говорит серьезно.
– А то! Наверняка тачка не заперта…
– Нет, – замотала я растрепанной головой. – Ни за что! Досидим в лесу до утра, потом пешочком до ближайшего шоссе…
– А дальше? Мы даже не знаем, где находимся! Мы, грязные, голодные, холодные, да еще и с этой бочкой в руках будем шляться по округе? Да нас каждый дурак запомнит на всю жизнь, а потом этим, – она кивнула в сторону дома, – расскажет! Они сейчас все обшарят и поймут, что там еще кто-то был!
– Не смогу я, понимаешь? – жалобно заскулила я. – Нервы закончились! На это меня уже не хватит!
– Меня зато хватит, – сердито сопела подруга. – Я подкрадусь и посмотрю, открыты там двери или нет… смотри, она даже стоит к нам левой стороной, там руль… Это судьба!
И, не успела я ничего пискнуть, Тая согнулась в три погибели и рванула к машине. За считанные секунды у меня перед глазами промелькнули сотни ужасных картин: машина взрывается, машина орет сигнализацией, в машине кто-то есть, кто-то спит на заднем сидении…
– Сена! Иди сюда!
Следуя на звук полузадушенного шипения, я повторила Таискин путь. Она уже вскрыла переднюю дверь и занималась задней. Вместе с пузаном я втиснулась на водительское место и посмотрела на замок зажигания. В нем болталась очаровательная связка ключей. Пристроив статую на сиденье рядом, я, затаив дыхание, повернула ключ. Машина оказалась супер, никакого моторного рева, только тишайшее урчание. Не зажигая фар и обливаясь холодным потом, я сдала назад. Послушная железочка мягко покатилась по дороге…
– Мы долго раком будем ехать? – подала голос Тая с заднего сидения.
– Сейчас развернемся где-нибудь, – я так ждала криков и выстрелов в нашу сторону, что почти оглохла от напряженного звона в ушах.
«Раком» нам пришлось доехать до самого шоссе, на узкой дорожке развернуться было катастрофически негде. На шоссе я лихо развернулась, едва не вписавшись в ближайшее дерево, включила фары и понеслась, слегка отрываясь от земли.
Глава одиннадцатая
Тая перебросила болвана на заднее сидение и перебралась вперед, ко мне. Закурив, мы перевели дух, ни мне, ни ей еще не верилось, что побег из дома и кража машины сошли нам с рук.
– Сена, может, ты немного сбавишь скорость? – вжавшись в сидение, подруга с тревогой смотрела, как мимо свистят березы.
– Сейчас, – я расцепила судорожные, сросшиеся с баранкой пальцы, и сбросила скорость до восьмидесяти. – Интересно, куда мы едем?
– Не знаю, – Таю всю слегка потряхивало от нервного перевозбуждения, и она все время что-то маниакально искала, то под сидением, то полезла в бардачок… – Сена!
От ее выкрика мои руки дрогнули, руль дернулся, и я едва не врезалась в придорожное ограждение.
– Тая! Блин! Коза! – я выровняла машину. Приеду домой, напьюсь в свинство.
– Ой, прости, пожалуйста. Посмотри, что я тут нашла!
Я скосила один глаз, вторым наблюдая за – слава Богу! – пустой дорогой. В бардачке лежал пистолет с глушителем, небрежно замотанный в кусок белой тряпки.
– Не трогай его, – посоветовала я, – и вообще, закрой бардачок. И не лазай тут нигде!
Тая послушалась, но сидеть смирно она была не в состоянии. Перетащив себе на колени пузана, подруга принялась его исследовать.
– Какое уродство, – качала она головой, – ну надо же, срамотень… а стоит, наверно, ахово.
Я молчала, сосредоточенно глядя вперед и боясь пропустить указатель. Хотелось знать хотя бы приблизительно, где мы и куда движемся. Наконец-то высветилась надпись, сообщившая, что до Москвы 10 км.
– Слава богу, – прошептала я, – правильно едем… такое везение, наверное, раз в пятилетку бывает…
– Не сглазь! Интересно, он сам по себе такой тяжелый, или там что-нибудь внутри есть? – она методично обследовала урода, в надежде найти щелочку или зазор, указывающий на наличие тайника.
– Уверена, что есть, хотя… может он сам по себе какая-то историческая или художественная ценность?
– Вот это? Брось! Я бы в жизни такое не купила!
– Ну, это ты.
Слушая Тайкину болтовню, я надивиться не могла тому, как человек от полного шока и ступора легко и быстро возвращается в прежнее нормальное состояние. Мои же мысли текли по строго определенному руслу: я напряженно размышляла над тем, что делать, куда девать машину? То, что от нее надо было избавляться, не доезжая до Москвы, было очевидно, еще желательно тщательно протереть отпечатки… как хочется спать…
– Сена! Ты меня слышишь, или нет?! – Тайкин рев раздался в самом моем ухе, но от усталости я уже не могла пугаться.
– Что такое? – глаза отчаянно слипались.
– Смотри сюда!
То, что я увидела, заставило меня свернуть на обочину и затормозить. Видать подруга все-таки дернула пузана за хозяйство так, как требовалось, верхняя часть его черепа откинулась, как обычная крышка, и нашим взорам предстало… зрелище… Полая статуя, размером с два футбольный мяча, по самые уши была набита странными ювелирными украшениями: все имели форму какого-нибудь жука или насекомого. Сверху красовался удивительный по красоте золотой скорпион, инкрустированный драгоценными камнями, спина которого представляла собой цельный продолговатый бриллиант, оплетенный тончайшими золотыми нитями.
– Ёпс, – тихонько выдохнула Тая и посмотрела на меня диковатыми глазами, – Сена, мы с тобой…
– Покойники, – закончила я и потрогала скорпионью спинку мизинцем, – лучше бы пузан оказался пустым.
– Да ты сдурела! – лицо подруги раскраснелось алым маком, она запустила руку внутрь, и выгребла жменю пчел, мух, скарабеев, кузнечиков… всё – золото, камни и изумительная, тонкая работа. – Да это же дикие деньги! Да это же…
– Камни на крышки наших гробов, – я засунула драгоценности обратно и захлопнула черепушку пузана, чтобы блеск «золотого тельца» окончательно не лишил подругу разума. – Мы укралиэто из дома, где совершено три убийства, – я вывела машину на дорогу, – кто знает, может, убили именно из-за этой коллекции…
– Коллекции? – Тая была страшно недовольна мною.
– Конечно, ты же видела, там одни букахи, ясное дело – собиралась одна тематика.
– Какие мы стали умные и рассудительные!
– Жизнь заставила!
До Москвы оставалось всего ничего, я заметила проплешину в стройной лесной чащобе, и свернула туда.
– Ты куда это? – Тая обхватила статую руками и прижала к груди. Машина скакала по замерзшим кочкам и Тая не только отбила себе коленки железной кубышкой, но и едва не выбила об пузана зубы. Выключив зажигание, я закурила, чувствуя себя состарившейся лет на пятьдесят за эту проклятую ночь. Тая сидела в обнимку с кубышкой, и упрямо смотрела вперед, меня она игнорировала.
– Дальше пойдем пешком, – я пыталась говорить твердо и безапелляционно, но при громадном желании уснуть немедленно, это плохо получалось, – машину, вместе со всем этим добром придется оставить здесь.
– В таком случае и вместе со мной тоже! Золото не брошу!
– Тая…
– Что «Тая»? – взвилась она. – Кто-то совсем недавно только и делал что нудил: «Хочу разбогатеть! Не могу больше жить в нищете!» У нас в руках драгоценностей, наверное, на миллион баксов, а ты хочешь бросить их в лесу!
– Не в лесу, а в машине, в бардачке которой лежит пистолет. Чем быстрее мы отсюда исчезнем налегке, тем больше шансов дожить до старости. Я не хочу из-за этого умирать! Ни одно золото мира не стоит человеческих жизней, тем более наших! Бросай его, пошли отсюда!
– Слушай, – голос Таи внезапно смягчился, – а что тебе Аристарх еще сказал?
– Что-то вроде: «Отдай Шу…» – я настороженно смотрела на подругу.
– Ага! – она довольно улыбнулась и стала похожа на сытую пантеру. – Он не сказал: «Брось в лесу», он сказал: «Отдай Шу…»!
– И что? – вконец рассердилась я. – Придумала бы что-нибудь поумнее! Лишь бы только не…
В этот момент по шоссе мимо нас, одна за другой пронеслись две милицейские машины, как раз в ту сторону, откуда мы приехали.
– Выходим! – скомандовала я, мы вылетели из машины и бросились в лес. Тая что-то замешкалась, но я не рискнула кричать, опасаясь привлечь чье-нибудь внимание. Кого именно я собиралась встретить в полуночном подмосковном лесу, я не знала, просто было страшно и все. Заметив, что Тая где-то застряла основательно, я остановилась, озираясь. Все-таки пришлось крикнуть пару раз. Сопя, как взбесившийся слон, откуда-то из кустов вынырнула подруга.
– Где тебя носит?
– Это я у тебя хочу спросить! – выпалила она, пытаясь отдышаться. – Куда… какого черта мы побежали?!
– А надо было дожидаться милиции, сидя в бандитской машине с пистолетом, из которого наверняка перестреляли бог знает сколько людей, да еще и со статуей, битком наби… кстати, где она?
– Оставила в машине, где же еще, – Тая смотрела абсолютно честными глазами завзятого вруна, – как ты и говорила.
– Куда ты дела пузана? – мне казалось, что еще немного, и я просто тресну по швам от усталости и злости.
– В машине он! Смотри, – она протянула пустые ладони, – не засунула же я его в карман!
Мне оставалось только махнуть рукой и двинуться в чащу напролом, честно сказать, мне было уже все равно, куда идти и что с нами будет дальше. Я так промерзла, что перестала чувствовать холод и ветер, ног я не ощущала уже давно и не знала, промокли они или нет. Так как простывала я всегда мгновенно и от любого сквозняка, в этом случае, мне наверняка грозила крышка гроба… Захотелось плакать, но я подумала о моем бедном песике, и это придало мне сил.
Мы выбрались на какую-то дорогу, два часа ждали машину, как мартышки выбирая из волос друг друга солому, ветки и прошлогодние листья, потом еще минут двадцать уговаривали сонного и злого мужика отвезти нас в Москву. Ехать решили к Тае, во-первых, там были деньги, чтобы расплатиться за машину, во-вторых, решили, что там будет безопаснее.
Как только я оказалась в теплом, хоть и насмерть продымленном «Явой» салоне, как мгновенно отключилась. С меня хватит.
Глава двенадцатая
– Сена! Проснись!
Тая трясла меня за плечи, водила ругался и твердил, что из-за нас он всюду опоздал, но проснуться я никак не могла. Я все слышала, все понимала, но открыть глаза оказалась не в состоянии. Подруге пришлось вытаскивать меня из машины и, как раненого чекиста, тащить на себе в квартиру. То просыпаясь, то проваливаясь в какую-то кому, я сбросила с обмороженных ног ботинки, стащила свитер и рухнула на неудобный и жесткий Тайкин диван, на этот раз показавшийся мне облаком, райским облаком…
Проснулась я глухой ночью от страшной жажды и ломоты во всем теле. Так и есть. Я разболелась вдребезги.
– Тая! – получилось хриплое карканье. – Тай!
Ни ответа, ни привета. Пришлось самой сползать с дивана и, держась за стену, плестись на кухню. Кухонная дверь была плотно закрыта, теперь понятно, почему она меня не слышала! Вломившись в кухню, я замерла на пороге. За золотым сияющим столом сидела Тая. Я медленно закрыла глаза, потом открыла, но видение не пропало.
– Сена, – испуганно пролепетала подруга, – я думала, ты спишь…
Подойдя к золотому столу поближе, я без сил опустилась на табуретку. Так и есть. Светлая поверхность кухонного столика сплошь была усеяна золотыми мухами-жучками, любовно разложенными в порядке убывания: от больших до самых маленьких, а с подоконника глумливо хихикал проклятый пузан.
– Тая, между нами все кончено, – мне даже пить расхотелось от такого предательства.
– Сена, я тебя очень прошу, выслушай меня.
Как я могла ее выслушивать, когда к отвороту ее плюшевого турецкого халата был приколот скорпион с бриллиантовой задницей, стоимостью, должно быть, в две Тайкиных квартиры? Я молчала, мои глаза слезились от золотого сияния, такого нелепого в трехметровой кухоньке-хрущобке.
– Аристарх и этот, как его… Тенгиз говорили о каком-то Шуре, которого где-то спрятали, – тем временем торопливо излагала бывшая подруга, – и тебе Аристарх сказал: «Отдай Шу…», ясный пень, кого он имел в виду. Ни Аристарха, ни двух его полканов уже нет, а больше никто не знает, был ли кто-то в доме…
– А еда с ведром на чердаке? А подсвечник в кустах? А угнанная машина, украшенная нашими отпечатками пальцев? – я хлебнула водички из графина, приготовленного для поливки цветов.
Читать бесплатно другие книги:
