Суп из птичьих гнезд Полынская Галина
Вадя снова мельком глянул в нашу сторону, но этого мимолетного взгляда хватило, чтобы сразу расхотелось клясться в чем бы то ни было, причем всем троим.
– А что старуха?
– А ничего, – развел руками Леонид, – чего взять с дурной бабки?
Вадим молчал с добрую минуту. Было видно, что этот человек очень устал, долго не спал… и вообще, что-то мне всех было жалко, уж не признак ли это нервного расстройства?
– Подумать надо, – изрек Вадим, – а этих вниз пока давай, потом порешаем.
Таино лицо вытянулось, а я хоть и вздрогнула, но спокойствие сохранила. В кипах дурацких писем, приходивших в нашу редакцию, малограмотные читатели желтушной прессы, зачастую вместо слова «решим» использовали «порешаем». Хотелось надеяться, что Вадим тоже имел в виду именно это безобидное слово.
Вадим остался в кабинете, а мы, в сопровождении Леонида, вышли в коридор и направились, почему-то в противоположную от лестницы сторону. В конце коридора Лёня свернул в совершенно неприметный крошечный закуток и спустился на ступеньку вниз. Последовав его примеру, мы оказались перед лифтом. Его двери открылись, мы втиснулись в тесную кабину, и Лёня нажал одну единственную кнопку на панели. Ехали молча, Тая все время сверлила взглядом эту одну единственную кнопку и ее глаза постепенно снова начинали походить на глаза нервного оборотня.
Кабина мягко остановилась, двери открылись, и нашим взорам предстали складские помещения, заваленные ящиками, коробками и упаковками с отпечатанными книгами. Петляли мы по этим, тоже вполне мирным подвалам довольно долго, затем Лёня остановился у совершенно ровной, выкрашенной масляной краской стены, наклонился к плинтусу (зачем в подвале плинтуса?), и в стене вдруг раскрылась узкая дверь. После тайника в пузане, выполненного без единого зазора, мы с Таей не удивились, Влад же, казалось, вообще ни на что не реагировал и двигался как сомнамбула, под гнетом горя, что оказался предателем и подставил своих лучших друзей. Лёня по очереди впихнул нас всех в дверной проем и следом протиснулся сам. Мы снова оказались на лестнице, но на этот раз стали подниматься наверх. Поднимались до тех пор, пока не уперлись в железную дверь. Лёня открыл ее и приглашающе махнул рукой. Войдя внутрь, я застыла, раскрыв рот. Передо мной была самая настоящая тюрьма на восемь камер, частная тюрьма в центре Москвы! Камеры были сделаны по западному образцу – двери не глухие, а сплошь из решеток.
– Идемте, – Лёня деловито направился вглубь по проходу между камерами. Проходя, я заметила в одной из них рыжеволосую девушку, без движения сидящую на кровати. Бедная Шура Бенедиктова, сколько же она тут мается?
Лёня не стал нас рассовывать по разным клеткам, запихнул всех в одну, запер дверь и, пробормотав нечто вроде: «мне на самом деле жаль, но вы же должны понять», удалился. Как только стихли его шаги, Тая набросилась на Влада с кулаками. Чтобы она и меня случайно не задела, я отошла к входной решетке с отверстием для тарелки с едой и попыталась рассмотреть камеру Шуры. Просматривалась она плохо.
– Гад! Сволочь! Йуда! – раздавалось за моей спиной и сопровождалось то увесистыми тумаками, то звонкими пощечинами. Влад молча сносил не совсем заслуженную экзекуцию.
– Шура, – свистящим шепотом произнесла я, и огляделась, не появился ли какой-нибудь надсмотрщик. Никого.
– Шура! – уже громче крикнула я. – Бенедиктова! Да заткнитесь вы! – обернулась я к остальным заключенным. Тая перестала дубасить Влада и замерла, тяжело дыша. Влад сразу же ретировался на единственную в камере кровать и засел в самый дальний угол.
– Шура! – снова крикнула я. – Шура, ты меня слышишь?
– Слышу, – в дальней камере мелькнул рыжий всполох. – Вы кто?
– Твои друзья! И, так сказать, товарищи по несчастью!
– Мы знаем Тенгиза! – подскочила к решетке Тая. – Он твой жених, да?
– Прекрати, – я отпихнула ее к стене. – Ничего мы его не знаем, хватит врать! И не твое дело…
– Когда вы его видели? – голос Шуры прозвучал ужасающе громко, и я подумала, что сейчас сюда точно сбежится народ. – Он жив? Как папа? С ним все в порядке?
– Да! – ответила я и показала Тае кулак. – Все хорошо! Надо подумать, как отсюда выбраться! Ты, главное, успокойся и расскажи, как тут и что!
Из довольно путанного и бестолкового шуриного рассказа, я уяснила, что четыре раза приходит один и тот же мужик – три раза в день он приносит еду, а в четвертый раз, самый поздний, меняет ведро, заменяющее парашу. И больше она никого не видела, сюда ее привезли с завязанными глазами, так что она даже не знает, где находится.
– Мы в подвале издательского дома «Глаголь»! – не выдержала Тая, так долго молчать – это не для нее.
– Где? – Видать Шура так сильно изумилась, что из ее голоса мгновенно исчезли все истероидные ноты. – Мы в «Глаголе»?!
– Да, – удивилась я такой реакции, – а что?
– Год назад это пыльное издательство моему отцу принадлежало, а потом он его продал!
Я тихонько присвистнула. На месте Бенедиктова я б не догадалась искать дочь в бывшей собственности, тем более не предположила бы, что за сооружение размещается теперь в подвалах. А вот на месте Тенгиза…
– Шура! А Тенгиз знает, кому продали издательство?
– Не знаю… – Шура помедлила и добавила уверенно: – Не знаю!
– Понятно.
Я призадумалась. Тая, присела у стены на корточки и тоже напряженно думала.
– Тай, Сен, – подал жалобный голос Влад, – ну, простите меня, я же не знал! Я правда не знал! Если бы я знал…
– «Знал – не знал»! – передразнила Тая. – Теперь-то что?
– Предлагаю объявить перемирие в джунглях, – вздохнула я, – на время, так сказать, водопоя. Забудем все распри и направим свои духовные и физические силы на освобождение из плена.
– Ты проповедник? – хмыкнул Шурин голос.
– Да. Пожалуй, мне пора в монастырь сестер Августинок, – ноги устали, и я присела на край кровати, застеленной тонким казенным покрывалом.
Что это еще за Августинки? – заинтересовалась Тая.
Да так, слышала по телевизору… в другой жизни!
Страшно хотелось в туалет, но исполнить это в жестяное ведро на виду и на слуху, пусть даже друзей, было выше моих сил. Влад сполз с кровати и принялся тщательно исследовать глухую стену камеры.
– И что ты собираешься там найти, Монте Кристо фигов? – незамедлительно изрекла Тая. – Подземный ход на Сицилию?
– Почему на Сицилию? – Влад тщательно ощупывал стену.
– Так, к слову пришлось!
– Тая, прекрати его цеплять, – рассердилась я. – Не время, в самом деле.
– Ладно уж… – недовольно буркнула она отлепляясь от стены и присаживаясь на кровать.
– Эй, вы где? – крикнула Шура.
– Здесь, где же еще, – машинально ответила я. И тут меня одолела мысль. Я сорвалась с места, подбежала к решетке и буквально просунула голову меж прутьев.
– Шура! – заголосила я, чихая на возможность подслушивающих гадов. – Ты хорошо это здание знаешь?
– Достаточно!
– А что было или могло быть на месте этой тюряги?
Долгое молчание Шуры уже было почти обнадеживающим, но она выкрикнув:
– Понятия не имею! Я ж по подвалам не шаталась! – разрушила она мои надежды.
– А еду когда принести должны? – Тая брезгливо потрогала пальцем одеяло.
– Часов у меня нет! Время не засекала!
Насколько я помнила по фото в новостях, Шура выглядела такой милой девушкой, а по разговору – типичная богатая крыска. Я б на ее месте рада была бы до смерти, что судьба послала ей в соседнюю камеру дружески настроенных союзников, а она еще и огрызается.
Тем временем Влад, обследовав добрую часть камеры, присел в уголок на корточки, рядом с Таей он не рискнул приземлиться. Усевшись в углу, Влад облокотился о стену, и вдруг провалился куда-то внутрь. Посыпались куски штукатурки, еще чего-то… и тишина. Как тени бесплотные молча и бесшумно метнулись мы с Таей к нему, и, наступая на лежащего навзничь Влада, полезли в образовавшийся пролом. И лицом к лицу столкнулись с группой каких-то мужчин со странными приборами в руках.
– Там еще кто-нибудь есть? – не давая нам опомниться, спросил темноволосый дядька с какой-то плоской круглой пилой в руке.
– Шура, в другой камере, – отрапортовала присыпанная известкой голова Влада, – а наши все тут.
– Угу, – дядька посторонился, и бравы молодцы, в две секунды извлекли нашу компанию из провала. Я глянула вокруг, очевидно мы были в каком-то гараже, чья стенка была частью стены нашей тюрьмы. Пока мы хлопали глазами и чихали, плюясь известкой, мужички принялись деловито, слаженно и практически бесшумно пропиливать и проковыривать проломленную стену, расширяя дыру. Дверь гаражного бокса приоткрылась, и к нам заглянул молодой паренек в страшном тренировочном костюме.
– Гена, – быстро сказал дядька с пилой, – увози-ка этих поскорее.
– А откуда они… – паренек удивленно смотрел на нашу пыльную группу.
– От верблюда! – рявкнул дядька. – Увози!
– А куда? – парень был так растерян, мне его было так жалко…
– Туда!
И паренек сразу всё понял.
Глава девятнадцатая
Гена толкал нас вверх по лестнице, кажется, находились мы в какой-то подземной автостоянке, но осмотреться нам толком не дали. Паренек засунул нас на заднее сидение паршивенького москвичонка, сам прыгнул вперед, а водитель, даже не обернувшись в нашу сторону, спросил:
– Куда?
– На Академку, – ответил паренек, и в моей душе всколыхнулась робкая надежда на то, что едем мы к метро «Академическая», туда, где жила Тая. Машина тронулась, он обернулся к нам и доброжелательно спросил: – Курите, ребята?
– Да! – хором ответили все мы.
– Меня Геной зовут, – паренек протянул нам пачку «LM». – А, кто из вас, извините, Тая?
– Я! – незамедлительно вякнула я, дабы отвести беду от подруги, ведь взяла же она на себя роль жены Кишлакова. По недоразумению, конечно, но все же…
– Да я это, я, – отмахнулась от меня подруга и прикурила, – что там еще?
– Ой, как здорово с вами познакомиться, – обрадовался Гена, – нам Мария Степановна столько о вас рассказывала…
– Кто?! – так возопили мы с Таей, что Влад подавился сигаретным дымом.
– Мария Степановна, – охотно повторил Гена, – ваша, Таисья Михайловна, соседка.
– А вы-то ее откуда знаете? – подруга деловито стряхивала пепел мне на джинсы. – И что вообще происходит? Лучше сразу и по порядку, а то мы и так уже на гране нервного расстройства!
– Конечно, – кивнул паренек и уселся поудобнее, одним глазом глядя на дорогу, другим на нас. – Когда вы принесли Марии Степановне свою сумку, она сразу поняла, что у вас какие-то неприятности, а она вас очень уважает, вы знаете?
– Да, – кивнула я вместо подруги.
– А после к ней заявилась девица, выдававшая себя за вас, – продолжил Гена, – она ей сумку-то отдала, но тут же позвонила своему сыну…
– В Кузяево? – растеряно брякнула я.
– Почему? – он удивленно покосился на меня. – Нет, в Кузяево дача Марии Степановны, а сын ее на Проспекте Мира живет, да вы его видели только что.
– Кто-то из людей в гараже? – я думала, Тая и сигарету свою о мою коленку загасит, но она все же додумалась выбросить ее в приоткрытое окно.
– Ну да, Алексей Сергеевич… ну, с пилой, помните?
Мы кивнули.
– Он в урозыске работает, – пояснил Гена, – замечательный человек. Он ведет дело о похищении Саши Бенедиктовой и, честно признаться, не думал, не гадал, что мамина просьба «помочь замечательной девочке, с которой что-то ужасное произошло», приведет именно к Саше.
– А… как? Э-э-э.
– Проследили, – ответил на все незаданные вопросы Гена. – Сначала только для того, чтобы удостовериться, что с вами ничего не произошло, а потом выяснили, что что-то действительно скверное случилось. А потом…
– Потом мы сами знаем, – Тая откинулась на спинку и закурила. – Куда на этот раз везете?
– К вам домой, Таисья Михайловна, куда же еще?
– Как? – изумилась Тая. – Без охраны? Да как вы…
– Не беспокойтесь, пока мы доберемся, беспокоить вас уже будет некому, не волнуйтесь.
– И по судам не затаскают? – не могла не спросить я.
– А за что? – удивился Гена.
– А почему вы в таком виде, если из милиции? – ожил, наконец, Влад.
– «Мужика из гаража» изображал, – усмехнулся Гена, – пришлось так нарядиться.
Я смотрела на его стриженый затылок с тонкой, пацанячьей шеей… такой молоденький и уже на эдакой опасной работе… Мне так стало его жалко… не пора ли мне в дурдом?
Машина остановилась у Тайкиного дома. Гена поднялся вместе с нами и первым делом позвонил в соседкину квартиру. Дверь немедленно распахнулась и на пороге возникла сухощавая, подтянутая Марья Степановна.
– А, Геночка, здравствуй, – быстро улыбнулась она острой улыбочкой, и вперила колючий взгляд в Таю. Через секунду Марья Степановна улыбнулась тепло и живо. – Таечка, детка, слава богу, все с тобой хорошо! Проходите, проходите, – она посторонилась, – быстренько.
Гена, как послушный школяр протопал в прихожую, мы, как обычно – молча и следом.
Квартира Марии Степановны потрясла мое воображение – это был самый настоящий музей, поставленный на самую современную сигнализацию, а я еще внимания не обратила, когда Тайка сказала, что Марья вдова крупнейшего коллекционера антиквариата в стране… Пока я таращилась по сторонам, накрыли круглый старинный столик в центре большой комнаты.
– Кто как, а я предпочитаю виски, – изрекла Марья Степановна. Я очнулась и сфокусировала взгляд. Из книжного секретера, приспособленного под бар, старушка извлекла большую бутылку «Черной лошади». – Если кому чего другого, то сами берите, – она кивнула на секретер. – Лед в холодильнике.
– Марья Степановна, – мялся Гена, – вы простите, мне ехать надо, там операция в самом разгаре.
– Езжай, касатик, – она поставила бутыль в центр стола, – смотрите, аккуратнее с этими сявками. Чтоб их нечистый оприходовал! Девоньки, ну что вы там застыли?
Тая смотрела на свою соседку раскрыв рот.
– Можно я после зайду, Марья Степановна? – Гена с обожанием смотрел на старушку.
– Конечно, касатик, – кивнула она, деловито разливая по широким турецким стаканам напиток, – и передай сынку со всем его отделом, чтобы «Rad Lable» больше мне не носили, дрянь, а не виски.
– Хорошо, Марья Степановна.
Гена улетучился, а мы присели за стол. Тая попыталась что-то сказать, но хозяйка ее остановила:
– Выпейте-ка, ребятоньки для начала, вот, лимончики с солью, закусите. Они, правда, под текилу хорошо идут, но и сейчас неплохо будет.
Мы молча повиновались, на самом деле, все пошло прекрасно.
Когда мы, более-менее пришли в себя и очухались, Тая снова принялась расспрашивать соседку:
– Марья Степановна, а как вы догадались, что это не я к вам приходила?
– Таюшка, – старушка по-беличьи погрызла дольку соленого лимона, – я же профессиональный художник-портретист.
Глядя на изумленное лицо Таи, я поняла, что с соседями надо дружить близко и плотно.
– Ты уж прости мое старушечье любопытство, но заглянула я в твою сумку, не утерпела, – Марья Степановна щедро плеснула в стаканы виски.
– Да ладно, чего уж там, – махнула рукой Тая, – теперь-то что…
– Ох, ну ничего не понимает эта молодежь, – старушка покачала головой, поднялась из-за стола, вышла из комнаты и вернулась с Тайкиной клетчатой сумкой. – Вот твое имущество! – с гордостью изрекла старушка. – Мне можно доверять! Все всегда в целости будет!
Мы с Таей переглянулись. Спотыкаясь и падая, мы кинулись к сумке, раскурочили ее и… увидели глумливую улыбочку пузана, с которым успели распрощались.
– А что же вы отдали фальшивой Тае? – поинтересовался совершенно пришедший в себя после выпитого Влад.
– Такую же точно статую, – довольно улыбнулась Марья Степановна, – их вообще только три в СССР, одна была у моего Стёшеньки, вторую я в вашей сумке увидала. Вот и подменила от греха подальше, когда эта, что Таечку изображала, пожаловала.
Я уж не стала на глазах у старушки дергать пузана за хозяйство, чтобы удостовериться, что все сокровища в сохранности – он был достаточно тяжел… достаточно!
Сидя на ковре и прижимая к груди уродца, Тая, удивительно чувственным голосом пролаяла:
– Марья Сепанна! Вы! Вы… Марья Степан…
И я твердо решила: завтра же покупаю торт и отправляюсь налаживать отношения со своей соседкой-пираньей… Завтра же! Лучше прямо сегодня! Нет, сейчас!
Глава двадцатая
– А кто ж в моей квартире сидит? – вспомнила я, наконец, и о своем бедном песике. – Там кто-то есть!
– Это одноклассник мой, – сказал Влад, как следует, приценившись к остаткам виски. – Когда мы уезжали из твоей хатки… кстати, Сена, у тебя в квартире ремонт начали и бросили, зрелище убийственное! – то попросил своего приятеля присмотреть и за хаткой, и за песиком. Его как раз жена опять выгнала из дома, так он восторгом согласился, и до сих пор у тебя. Он с собаками никогда не общался, так чтобы не напортить, гуляет с ним раз по шесть на день и кормит… всё время…
– О! – взвыла я. – Нельзя кормить всё время! Испортит мне Лаврика!
– Сейчас к тебе поедем, – тихо икнула Тая, копаясь в секретере Марьи Петровны. Старушка тем временем что-то готовила на кухне. Тая извлекла бутылку мартини, и я подумала, что этим стоит запить виски. Тая щедро налила нам вина и полезла к пузану.
– Я не смогу успокоиться, пока не убедюсь… не убеждусь…
– Вскрывай, – я присоединилась к ней. Тая в остервенении принялась дергать выдающуюся часть статуи, а Влад, попивая мартини, с интересом за нами наблюдал. Вскрыв тайник, подруга запустила внутрь руку и вытащила пригоршню драгоценных буках, сверху сиял скорпион.
– Ох… ты! – изрек Влад и пролил себе на штаны мартини. – Вау!
Он схватил скорпиона и завертел в руках.
– Золото, что ли?
– Отдай, дурак!
Не успела Тая выхватить жука у Влада, как вдруг, бриллиантовая спина скорпиона подалась в сторону под пальцами Влада, и на ковровую дорожку посыпался какой-то желтоватый порошок.
– Ливасол! – крикнули мы с Таей одновременно, и подставили ладони под драгоценную струйку.
Собрав все до крупицы на чистый листок бумаги, мы перевели дух.
– Пожалуй… – начала Тая.
– Пожалуй, да, – кивнула я, – ты права, передадим формулу и порошок Бенедиктову. И не надо так на меня смотреть, Тая! Я же сказала: формулу и порошок!
– Да? – расцвела подруга, прижимая к себе пузана с золотом. – Я согласна.
– А вы уверены, что это все золотое? – сказал Влад, рассматривая жучка скарабея, – что-то не похоже… Чья-то коллекция, да?
– Еда готова, – Мария Степановна внесла поднос с дымящейся вкуснятиной.
– Что это? – сладострастно принюхалась я. – Пахнет так божественно.
– Картошка с обжаренной колбаской, – Марья Степановна поставила яство на стол. – Однажды мы со Стёшенькой были в Китае, зашли в ресторан, и нам предложили фирменное блюдо – суп из птичьих гнезд, звучало это так красиво, что мы заказали. А потом выяснилось, что это – слюна каких-то чаек… короче, не к столу будет сказано, ребятоньки. Так я и затребовала тогда что-нибудь получше, породнее, и принесли нам вот такую вот картошечку. Я в нее на всю жизнь и влюбилась. Ну? Что ж вы, ребятки, замерли? Стынет же вкуснятинка!
1999 г.
Читать бесплатно другие книги:
