Философия как духовное делание (сборник) Ильин Иван

[Лекция 6], часы 11, 12

Суждение. Научная истина

1) Мы развили в предшествующие часы учение о смысле и понятии, чтобы ответить на вопрос: что именно придает научной истине ее сверхвременную объективность.

Теперь мы видим один из элементов этой объективности: научная истина есть разновидность смысла. Смысл же сверхвременен, идеален, тождественен и объективен. Развив с надлежащей обстоятельностью идею смысла, мы можем теперь двинуться вперед быстрее. Ибо основные свойства смысла характеризуют не только понятие, но и суждение, и научную истину.

Вспомним: научная истина есть истинное суждение; истинное суждение есть суждение; суждение есть мысль в ее объективном значении. Остановимся теперь на суждении.

2) Какой бы характер ни имело суждение – утвердительный, или отрицательный, или еще какой-нибудь, – оно всегда может пониматься двояко: это есть или психический акт, или связь понятий.

а) Всякое суждение может рассматриваться как психический процесс, как душевное деяние мыслительно познавательного характера. Изучение его есть в таком случае дело психолога. Психолог опишет, как проходит процесс апперцепции, т. е. восприятия; как воспринятое анализируется или разлагается; как возникают различные элементы, оторванные друг от друга мыслью; как они получают значение субъекта и предмета и как они вновь соединяются воедино.

Психолог исследует при этом влияние волевых и эмоциональных моментов на этот процесс суждений, поднимет спор о преобладании синтетической функции над аналитической (Вундт) и т. д.

В этом понимании⁶⁰ суждение есть вид душевной жизни; это есть процесс во времени – возникающий, протекающий, совершенствующийся, имеющий конец и стоящий в реальном эмпирическом взаимодействии с другими переживаниями.

b) Нечто совсем другое есть суждение как связь понятий. Мы видели, что изучение смыслов или понятий обнаруживает, что между ними есть своеобразный порядок устойчивых отношений: они имеют более или менее общего в своем смысловом содержании; они подчиняются друг другу или соподчиняются третьему; одно входит в содержание другого; или одно входит в объем другого и т. д.

Это-то отношение между понятиями, имеющее характер устойчивой связи, может быть выражено в словах и представляет из себя тогда суждение.

Для того чтобы упростить себе задачу, мы можем принять, что связь понятий непременно должна быть выражена в словах и что эта связь всегда выражается в частичном совпадении понятий.

Итак, суждение или – как мы будем называть его «логический тезис» или просто «тезис» – тезис всегда имеет форму грамматического предложения. Например, «снег лежит»; «правоспособность начинается с момента рождения». Эта словесная оболочка необходима и неизбежна; но суть дела, конечно, не в ней. Она есть лишь знак, знаменующий о связи понятий. Слово подобно огоньку, блуждающему над кладом: здесь зарыто смысловое сокровище.

Грамматическое предложение ученый всегда может рассматривать как оферту⁶¹ поставки смысла, и притом именно смысловой связи.

Далее: связь эта может всегда рассматриваться как частичное совпадение понятий. Полное совпадение дало бы тождество, и суждение превратилось бы в тождесловие. Полное отсутствие совпадения сделало бы невозможным связь между понятиями (отвлекаемся условно от отрицательных суждений, образующих самостоятельную проблему).

Это частичное совпадение выражается условным словечком «есть» – А есть В. Это «есть» не имеет онтологического значения; не выражает никакой реальной связи⁶².

3) Тезис имеет все свойства смысла, ибо он сам есть не что иное, как смысл. Тезис сверхвременен, сверхпсихичен, идеален, объективен, сам себе тождественен, безобразен. Тезис не возникает, не начинается и не кончается. Он не есть ни мыслительное состояние, ни переживание. Он не реален; он не «есть». Он логически «значит», имеет мысленное значение.

Он не обусловлен в своем логическом содержании чьим-нибудь субъективным мышлением. Смысл тезиса: S = 2d; или тезиса: угол падания равен углу отражения; или тезиса: узуфрукт есть право пользоваться плодами чужой вещи – не поколеблется и не изменится ни на йоту, если мировая катастрофа уничтожит всех людей. Некому будет мыслить этот тезис, но смысл его индифферентен по отношению к тому – сколько человек его мыслит и мыслит ли его вообще кто-нибудь. То обстоятельство, что нам очень трудно представить себе мыслимое содержание без мыслящего сознания, не имеет значения. Нам очень трудно представить себе ритм без звука определенной высоты; однако же это не мешает нам рассматривать законы чистого ритма, не заботясь о звуках, в коих он исполняется.

Наконец, тезис неизменен и тождественен; он таков, каков он есть в своем составе; А есть В. А + 1 есть В есть уже вполне другой тезис.

Тезис безобразен и вполне нечувственен и невещественен. Субъектом и предикатом тезиса не могут быть ни вещи, ни переживания. Но только понятия и смыслы.

Примеры: «мышь есть маленькое серое животное», «контроль бывает предварительный и последующий», «Российское государство есть монархия».

Сверхвременность и сверхпсихичность смысла находят себе особое выражение в фиксации закона противоречия: два противоположных тезиса не могут быть вместе истинны.

Самое противоречие возможно только в ряду смыслов, ибо сущность его в неизменности, неподвижности, статичности, тождественности понятий, связанных в тезисе. Если субъект не смысл, не понятие, то он временен, изменчив; он не смысл, а вещь или переживание. А вещь и переживание могут в разное время или в разных местах обладать противоположными свойствами.

Пример: государство есть союз суверенный, государство есть союз несуверенный. Если государство и суверенитет суть смыслы, то утверждающий оба тезиса мыслит нелепость. Но если под государством разумеется любое временное явление государства, то закон противоречия неприменим: Франция есть государство суверенное, а Вюртемберг и Баден – несуверенные.

Еще: мышь есть животное четвероногое, мышь есть животное не четвероногое (отрубили).

4) тезис имеет свой устойчивый, объективный и идеальный смысл независимо от того, истинен он или неистинен.

Тезис явно неверный не лишен такового смысла: например, «в России большая часть населения грамотна». «Гражданский истец не допускается в уголовное судоговорение в качестве стороны».

Самое опровержение тезиса есть признание за ним устойчивого, объективного смысла. Спор бесплоден, как только выясняется, что противник выставил не тезис, а ряд тезисов, за которыми он по очереди и скрывается со всем своим мысленным убожеством. Отсюда прием спора: выслушав противника, повторить в словах его тезис, чтобы фиксировать его смысл как верно воспринятый.

Итак, истинный тезис имеет свой объективный смысл; неистинный, сомнительный, недоказанный – свой объективный смысл.

Тезис есть только кандидат в истинные тезисы; это есть возможность истины и ложности.

Только смысл: понятие и тезис могут быть истинными и неистинными. Вещь не может быть ложной. Нелепо: этот карандаш неистинен, эта книга истинна. Душевное состояние тоже не может быть истинным: «истинное удовольствие» есть злоупотребление термином «истинность». «Ложное убеждение» – не убежденность ложна, а смысл, в коем я убежден.

Не всюду истина, где смысл; но – где смысл, там может быть истина. Также точно: не всюду красот, где созерцаемый образ; но где его нет, там невозможна красота. Истинный тезис подобен избраннику, пророку среди тезисов; они же, как люди, суть возможные избранники.

Как Дух не почиет на камне и на звере, так истина не почиет на вещи и на переживании.

5) Мы стоим теперь перед вторым, и последним, основанием объективности научного знания.

Научное знание объективно, во-первых, потому, что оно есть смысл; во-вторых, потому, что оно есть истинный смысл. Истинное понятие; истинный тезис.

Мы видели, что есть понятие и что есть тезис. Что есть истина?

Тяжкий вопрос, перед которым распинается веками человеческая мысль. Не мне и не в этих лекциях притязать на его решение. Но кое-что существенное и важное мы можем установить и здесь, отодвинув остальное предварительно-допускаемым определением.

Прежде всего: говоря об истине, мы имеем в виду чисто теоретическую, чисто познавательную истину. Это ясно уже из того, что истина есть смысл. Следовательно, истина не есть ни религиозная, ни метафизическая, ни какая иная. Ни в эстетике, ни в этике нельзя говорить об истине, не расширяя смысл последней неправильным образом.

Истина есть истинный смысл. Следовательно, ей с самого начала принадлежат все свойства смысла.

Истина сверхвременна и сверхпсихична – смысловою сверхвременностью и сверхпсихичностью; она также идеальна, объективна, сама себе тождественна, всеобща, абстрактна, безобразна – смысловою идеальностью, объективностью, тождественностью и т. д.

Истина есть истинное понятие или истинный тезис.

Далее: научная истина не есть элементарное однотонное единство, но систематически-многообразное единство.

Прочтено 30 окт. 1912 г.

[Лекция 7], часы 13, 14

Научная истина

Научная истина есть систематически связная совокупность истинных смыслов: истинных понятий и истинных тезисов.

Эта связь систематическая, т. е. такая, в которую могут войти только смысловые величины. Таковы классификации понятий и классификации тезисов.

6) Наконец: истина есть не просто смысл, а теоретически-познавательно-ценный смысл, т. е. истинный.

Истина есть ценность.

Не всякая ценность есть истина.

Ценностью в обиходе, да и в вульгарной философии, именуют всякий гедонистический или утилитарный плюс: количественную, или качественную, или интенсивную прибыль в удовольствии или в пользе.

Ценностью в культурном творчестве и в науках о культуре именуется как общая и основная сущность хозяйственных благ, так и всякий практически-целесообразный элемент жизни.

Наконец, философия как наука о Духе разумеет под ценностью или истину, или добро, или красоту, или Божество.

Ото всех этих видов ценности мы отграничиваем идею научной истины тем, что разумеем под истиной специфически познавательное достоинство смыслов. Научная истинность есть познавательная ценность смысла. Однако это не подвигает нас в вопросе о том, что есть познавательная ценность.

[Развитое определение ценности вообще отлагается до следующего раза. На сегодня нам достаточно сказать: ]⁶³ философская ценность не есть нечто субъективное, относительное, временное; значение философской ценности объективно, безусловно, сверхвременно. Не потому истина есть истина, что мы признаем ее таковою, а наоборот. Не только смысл ее таков; ее ценностное значение, ее истинность такова.

Смыслы по содержанию своему все различны; но в своем чистом виде, вне рассмотрения их познавательного достоинства они все одинаково ни истинны, ни неистинны, ни хороши, ни дурны. Понятие «равностороннего треугольника» или «электрона» не имеет никаких чисто смысловых преимуществ перед понятиями из Андерсеновой сказки: «кошка с глазами, величиною в мельничное колесо». Точно так же нет никаких чисто смысловых преимуществ у тезиса «угол падения равен углу отражения» или «право в субъективном смысле есть совокупность полномочий, выведенных из правовых норм» перед тезисом: «все извозчики имеют длинные носы» (безвкусие нарочито).

Только тогда, когда смысл начинает рассматриваться с этой точки зрения его познавательного достоинства, он становится истинным или неистинным. Этот подход к новой точке зрения есть переход из одного методологического ряда⁶⁴ в другой: из логическо-смыслового к ценностному, трансцендентальному. Из общей логики к трансцендентальной.

Здесь возникает между смыслами, именно между тезисами возможность новой, трансцендентальной связи. Трансцендентальная связь между тезисами состоит в том, что истинность одного тезиса основывается и гарантируется истинностью другого тезиса. Здесь каждый тезис получает свою познавательную ценность; над ним произносится бесповоротный приговор⁶⁵.

(Первый вариант продолжения лекции. – Ю. Л.)

Или он истинен, или неистинен как единое, неотъемлемое, ин-дивидуальное смысловое единство.

Конечно, в процессе познания мы можем рассматривать признаки понятия отдельно; найти в них, что они истинны, а другие неистинны и соответственно даже говорить о большей или меньшей близости к истине. Но это будет уже не смысловое рассмотрение, а нормативное. (Это утверждение, как и многое другое, я не могу развить здесь; см. работу Н. Н. Вокач⁶⁶.)

7) Я не могу рассмотреть здесь и вопрос о гарантиях истинности, о критерии ее, всего учения о доказательстве и очевидности. Но одно, и очень существенное, я могу здесь добавить.

Под истиной разумеется всегда известное соответствие чего-то чему-то. И не просто соответствие, а адекватное, т. е. безусловно точное, совершенное соответствие. Это соответствие, как нетрудно уже понять после всего изложенного, есть соответствие разумного смысла тому, что дано в качестве познаваемого содержания. Или: соответствие между смыслом построяемого понятия и суждения с одной стороны – и смыслом данного для познания объекта. Этот объект может быть: вещью в пространстве и во времени, душевным временным переживанием, тезисом, понятием – безразлично.

Познаваемый объект имеет свой устойчивый, объективный тождественный смысл; построяемое понятие или тезис его – свой таковой же смысл. Если соответствие между смыслом тезиса и понятия и смыслом заданного к понятию объекта адекватно (Гегель и Гуссерль называют это соответствием, Гамильтон – гармонией), то тезис и понятие истинны. И обратно.

Я не указую этим критерия для определения этой адекватности или неадекватности, этого тождества. Я даю только то, что важно юристу-методологу. Адекватное соответствие разумного смысла данному смыслу – вот формула, с которой мы неминуемо встретимся в дальнейшем и которую будем иметь в виду.

Таков характер и такова сущность научного знания вообще и его объективности.

(Второй вариант продолжения лекции. – Ю. Л.)

Или он истинен или неистинен как единое, неотъемлемое, ин-дивидуальное смысловое единство.

Правда, может быть и так, что этот бесповоротный неделимый приговор покажется распадающимся на части и степени: например, когда говорят о большей или меньшей истинности. Но это только видимость факта.

На самом деле истинность есть всегда полная истинность, всякая недотянутость, недостигнутость, неисчерпанность, несоответствие есть не-истинность.

Неполная истинность есть неистинность.

Весь разговор о большей или меньшей истинности объясняется тем сложным характером многих смыслов, о котором я говорил вам. В смысле «авс», состоящем из признаков а, в, с, признаки а и в могут быть установлены истинно, а признак с неистинно. И тогда возникает представление, что смысл авс полуистинен или на 2/3 истинен, а на остальную треть неистинен.

Научное рассмотрение этого деления не знает. Оно скажет: смысл авс как смысл авс неистинен, отдельные элеметы этого смыслового единства могут быть и истинны, но эта истинность частей не есть частичная истинность целого.

Истина – или да, или нет; tertium non darum⁶⁷.

И тот, кто из справедливости или из любезности будет колебаться в приговоре о таком сомнительном или неблагополучном сложном смысле, подтвердит указанную нами дилемматичность приговора, перейдя от целого к его элементам, с тем чтобы о них-то сказать, во всяком случае категорически «да» или «нет».

Примеры: «желтый шар – есть круглое, тяжелое, металлическое жидкое тело», «условия приобретения по давности – суть res habilis, titulus, fides, possession, tempus (spatium)⁶⁸».

Таким образом, справедливость суда над подсудимым смыслом может нас побудить отказаться от суда над смыслом in toto⁶⁹ и перейти к смысловым элементам, входящим в его состав, или даже к элементам его элементов; но, раз начав судить, мы скажем или «да, истинен», или «нет, неистинен». Tertium non darum.

Для кого это неубедительно – пусть удостоверится в этом феноменологически.

7) Этот категоризм суда над подсудимым смыслом слагается, по существу, на следующих основаниях.

Под истинностью всегда разумеется известное соответствие чего-то чему-то. И не просто соответствие, а адекватное, т. е. безусловно точное, совершенное, подобное математическому равенству.

Малейшее уклонение одной стороны от другой дает уже отсутствие адекватности, и отсюда (неумолимо) неистинность.

Спросим же себя теперь: соответствие чего чему?

Две стороны: соответствующая и та, которой она соответствует.

Первая: досягающая, устремленная, улавливающая, выражающая, познающая.

Вторая: досягаемая, искомая, улавливаемая, выражаемая, познаваемая.

Все это лишь образные выражения, ибо динамические, реальные, психически-относительные, к смыслу как таковому.

А между тем из всех наших исследований явствует, что истина есть истинный смысл. Отсюда ясно, что первая соответствующая сторона есть смысл, формулированный в виде понятий или тезиса познающей душой человека. Этот-то смысл и может быть адекватным или неадекватным другой, познаваемой, стороне. Этот-то разумеемый в наших познавательных актах смысл и есть подсудимый смысл.

Ну а другая сторона? Чему он[а] соответствует? Что такое познаваемое?

Обычно на этот вопрос мы могли бы получить такой ответ: «Познаваемое есть внешняя вещь. Пожалуй, в психологии – душевное переживание. Ну, пожалуй, в математике – количества и отношения. И совсем неохотно – мысли в логике». Так ответит нам любой эмпирик.

Мы скажем нечто [совсем]⁷⁰ иное:

Познаваемое есть всегда не что иное, как смысл объективного обстояния или смысл предметного обстояния. Обстоянием я называю то, что обстоит. Обстоит: вещь в пространстве и времени (земля, солнце, птица, минерал, костяк hominis heidelbergiensis⁷¹); переживание человеческой души во времени (волевое состояние Наполеона, настроение думских кругов, мое мыслительное переживание). Обстоит связь величин в математике или отношения математических функций. Обстоит связь смыслов, понятий и суждений. Обстоит в своем содержании сущность добра или красоты и т. д. Все это таково, каково оно. Оно – предмет понятия.

Обстояние есть родовая категория именно для обозначения этой объективной предметности познаваемого, будь-то падение тела, связь синуса с косинусом, правовое полномочие датского короля или положение сибирского каторжника.

Так обстоит. Как обстоит? Вот это-то как обстоит и пытается установить познание⁷².

Оно может установить это соответственно и несоответственно. Истинно или неистинно (например, поняв родовое понятие как видовое, приписав датскому королю суспензивное вето⁷³, пропустив признак безвозмездности дарения и т. д.).

И вот все, что мы признаем познаваемым, не только дано нам как предметное обстояние; но это обстояние имеет свой смысл, который мы будем называть смыслом предмета или еще лучше – предметным смыслом. Задача понятия и состоит в том, чтобы смысл тезиса или понятия о предмете совпадал бы с предметным смыслом обстояния.

Все, что мы мыслим как возможный предмет познания, мы мыслим тем самым как имеющее свой смысл обстояние (безразлично – внешнего факта, или внутреннего состояния, или связи величин, или связи понятий и ценностей).

Познать – значит познать смысл. Ибо нельзя познать не мыслью. А мысль овладевает только смыслом. Руками мы берем вещь. Памятью мы закрепляем душевное состояние. Но смысл дается только мысли. Знание есть знание мыслью. А мыслью можно мыслить только смысл вещи.

Поэтому нужно отбросить нашу общую обывательскую уверенность в том, что мы знаем, т. е. научно, мыслительно знаем вещи или переживания.

Научное знание есть знание мыслью – смысла (будь то смысл вещей, или переживаний, или других предметных обстояний). Отсюда наша уверенность в научном знании: все, чего бы оно ни коснулось, на что бы ни обратилось, все, оказывается, имеет смысл.

Смысл обстояния задан нашему познанию. Пытаясь формулировать его, мы устанавливаем понятие или тезис. Это понятие или тезис имеют свой [объективный]⁷⁴ тождественный смысл. Эти два смысла совпадут – и познание откроет нам истину. Они не совпадут – и познание наше будет ложным. Истина есть, следовательно, мышление смысла – до адекватности равного смыслу познаваемого обстояния. Но мы знаем, что такое адекватное равенство в сфере мысли есть тождество. Посему: истина есть тождество смысла формулированного и смысла предметного. Совпадение невозможно ни с вещью, ни с психикой.

Познавательный объект имеет свой устойчивый, объективный, тождественный смысл; формулированное понятие или тезис – свой таковой же смысл. Их тождество дает истину.

Гегель и Гуссерль называют это состояние соответствием, Гамильтон – гармонией. Мы знаем, что эта полная гармония смыслов есть их тождество.

Я не указую этим критерия для определения этой адекватности и совпадения. Я лишь намечаю здесь основное определение теории познания и иду мимо, ибо мы здесь не гносеологи, а юридические методологи. Но эта формула, по моему убеждению, едина для всех наук.

И еще укажу для интересующихся: только смыслы могут совпадать в тождество; а без этого тождества – отриньте его – и истина окажется нигде и совершенно недоступной человеку. И тогда перед нами путь последовательного скептицизма. И тогда – потрудитесь сомневаться и в законе противоречия и допускать, что два противоположных суждения могут и быть вместе истинны.

Прочтено 1912 г. 6 ноября.

[Лекция 8], часы 15, 16

Ценность. Норма. [Цель]⁷⁵

1) Нам предстоит сегодня развернуть определения ценности, нормы и цели.

Этот ряд категорий представляет для юриста особенное значение; не только потому, что юрист есть ученый и что, следовательно, стоит постоянно перед лицом теоретической ценности, научной истины; не только потому, что философия права имеет дело с установлением ценного и должного в личном поведении и общественных отношениях; но особенно потому, что самый предмет, изучаемый юристом, есть, прежде всего, совокупность норм, правовых правил, предписаний и долженствований.

Норма же есть вид или состояние, модус ценности.

Вы знаете, далее, славное имя ученого, сказавшего: «цель есть творец права» (Иеринг). Но что есть цель? Цель есть также вид или состояние, модус ценности. Ни норма, ни цель не могут быть определены иначе, как через понятие ценности. Мы в этом сейчас убедимся. Итак, что есть ценность?

2) Задача фиксировать и установить смысл идеи ценности есть задача чрезвычайно трудная; ибо это понятие принадлежит к числу самых высших, основных, первоначальных, которые каждый из нас 1000 раз переживает и ни разу не фиксирует. Таковы понятия бытия, смысла, ценности, пространства и времени.

Эта особенность ценности и дала одному из тончайших и оригинальнейших мыслителей современности повод отнести переживание ценности к разряду первоначальных и неопределимых (Зиммель «Urphnomen»).

Отрицательный подход.

а) Ценность нельзя определять как желаемое. Желаемое нередко сознается как неценное (зло другому). Ценное совсем не есть непременно желаемое (нравственное совершенство для многих людей).

b) Ценность нельзя определять как полезность. Полезное может быть безусловно неценным (смертная казнь). Ценное может быть вполне бесполезным («Паллада» Боттичелли).

с) Ценность нельзя определять как источник удовольствия. Источник удовольствия может быть вполне неценным (нецензурные анекдоты). Ценность может не вызывать удовольствия (2 2 = 4, Шекспир).

d) Ценность нельзя определять как цель. Это ясно уже из того, что цель есть нечто волимое.

Подробнее дальше.

Из этого уже ясно, что и виды ценности – истина, добро, красота – нельзя определять ни как желательное, ни как полезность, ни как источник удовольствия, ни как цель; каждое, конечно, в своей области.

Прошли времена, и проходят навсегда, когда гений Пушкина хулили за бесполезность; когда картины и художественные произведения ценили тем выше, чем приятнее их воспринимать; когда истинным знанием считалось только практически целесообразное. Вспомним, что еще недавно совесть Л. Н. Толстого осуждала как неистинное то знание, которое «нравственно бесполезно».

е) Ценность нельзя определять как продукт оценки. Оценка есть душевная деятельность, сравнивающая две величины, два содержания (именно: два смысла, два образа, два нравственных состояния), из которых одно есть идеальное мерило, критерий оценки, а другое – данное для оценки, оцениваемое. Итог совпадения или соответствия дает положительную оценку; итог несоответствия, несовпадения дает отрицательную оценку. Из этого видно, что оценка предполагает критерий известным; критерием этим при правильном положении дела и является сама ценность, а не определяется через нее.

3) Положительный подход.

Что бы мы ни различали – смыслы вещей, переживаний или понятий, – мы можем различать двояко: или сосредоточиваясь на равнопоставляющих различиях, или сосредоточиваясь на различиях преимущества.

В первом случае познается дифференциация вещей или понятий, причем смыслы их не стоят друг к другу в отношении конкуренции и исключения. Они остаются в едином, устойчивом, безразличном отношении и уживаются в равнопоставленности, так сказать, равнодушно.

Например: Президент есть единственный глава государства, избираемый, со срочными полномочиями. Монарх есть единственный глава государства, законный, с пожизненными полномочиями.

Во втором случае познается дифференциация вещей или понятий, причем смыслы их стоят друг к другу в отношении конкуренции и исключения. Они не уживаются равнодушно в равнопоставленности, но притязают на единственное преимущественное положение, от которого одно из них должно непременно исключить другое.

Типичный пример (из сферы закона противоречия): А есть В. А не есть В. Если одно истинно, то другое неистинно; если одно «да» – то другое «нет».

Итак: понятие ценности содержит в себе идею ранга, преимущества.

Переживая ее, сознание видит себя в положении выбирающего. Но жесточайшая иллюзия в том, что мы воображаем, будто выбор есть наш субъективный произвольный акт.

Нет; ценность как нечто преимущественного разряда имеет свое самостоятельное, объективное достоинство.

Объективное достоинство ценности выражается:

а) в том, что ценное остается ценным, независимо от того, принимает его кто-нибудь таковым или не признает; и кто именно; и сколько народа. Или, может быть, все люди погибли.

Например: квадрат гипотенузы = сумме квадратов двух катетов; закон противоречия; все признают, что убийство добро; красота полярных картин;

b) в том, что достоинство ценности вполне сверхвременно; ценность как явление существует во времени; но мы имеем в виду ценность как качество; достоинство не как достоинство данной вещи, а достоинство вообще; единичная красота, индивидуальная нравственность, мое представление об истине – все это возникает, гибнет и не повторяется.

Но сама красота, сама нравственность, сама истина не возникают, не уходят и не гибнут.

Венера Милосская в Лувре погибнет; но то, что она красива, не может погибнуть; думать так нелепо.

Сущность трансцендентального рассмотрения состоит, между прочим, в отвлечении от времени и временных процессов.

Ценность есть объективное соотношение образов, объективное соотношение воленаправлений и смыслов.

4) Ценность, и это будет, может быть, всего яснее, можно понять, пожалуй, как идеал.

Может ли идеал родиться и погибнуть? Нет. Гибнет ваша вера в идеал; совершается ваше обращение к «новому» идеалу. Но идеал неистребим, неугасим и непоколебим.

Это делает честь вам, если вы веруете в идеал и служите ему. Но ценность идеала не зависит от вашего согласия и вашей измены.

Итак: ценность есть объективное, идеальное достоинство. Она не только более высокого ранга; она есть нечто высшего ранга. Она есть верховное достоинство. Последняя высшая ступень среди неравных. Совершенное⁷⁶.

Эта ценность ни есть, ни не есть. Подобно тому, как смыслы не звучат, краски не двигаются, переживания не имеют цвета.

Ценность имеет свое «измерение»: достоинство.

Как высшее и совершенное, ценность есть как бы идеальный образец для остальных рангов; она есть критерий всего прочего, мерило.

Это объективное, идеальное, совершенное по достоинству мерило – ничем высшим в своем достоинстве, в своей ценности не измеряется; но им и через него измеряется все остальное.

Оно всеобще; не потому, что всеми признано; но потому, что едино, и устойчиво, и неизменно для всех случаев своего применения, для всех переживаний и воплощений.

Оно необходимо; ибо есть необходимая предпосылка всякой подчиненной ценности, всякой оценки, претендующей на серьезное отношение к себе.

А не есть ли вся жизнь человечества тайная и явная, но непрестанная борьба за ценность?

5) Теперь только мы можем перейти к рассмотрению того, что есть норма и что есть цель.

Начнем с нормы.

Ценность сама по себе, это высшее, совершенное, объективное, всеобщее и необходимое достоинство, – сама по себе ни «есть», ни «не есть». Но в то же время и наряду с этим необходимо и неизбежно мыслится его отношение к действительности, к бытию.

Человек приходит к этой идее ценности так: первоначально все дано в неразрывной сращенности – явление, сознание, смысл и ценность. Т. е. даны различные по ценности переживания и факты.

Разрыв мысленный. Выделение и сознание самостоятельного сверхвременного идеала и несовершенной действительности.

Конкретная-эмпирическая действительность несовершенна, но не вовсе чужда ценности; она сознается нами, кроме того, как могущая быть еще далее совершенствуемой.

Ценность, не противопоставленная действительности, реальности, но отнесенная к ней, как бы проецированная на нее, принимает форму должного, нормы.

Ценность – это то, что в действительности не осуществлено, но должно быть осуществлено. Ценность может и не иметь вовсе вид нормы: некрасивый человек сознает отчетливо, что красота чудесна и ценна; но разве из этого вытекает для него норма: ты должен быть красив?

Можно построить сложное систематическое учение о ценности и ее видах, не упомянув и ни разу не подумав о норме, о должном: углубиться в учение о красоте, о добре, об истине как в теорию ценности (таково, например, все учение Гегеля).

Ценность совсем не есть непременно норма; но норма как формул должного, если она только философски обоснована, предполагает теоретическую формулу: АВ ценно (кризис кантовой этики).

К этому и к обстоятельному рассмотрению идеи долга мы еще вернемся в следующем полугодии, в этике.

Норма гласит: нечто есть должное! Почему же это нечто есть должное? – спрашивает философский разум, этот неустанный скептик и вопрошатель. Философскому разуму нельзя ответить: sic volo, sic iubeo. В его сфере бессильны – и сила победителя, и сила тупой традиции или привычки.

Люди могут следовать необоснованным, несправедливым и нелепым нормам в течение еще десятилетий и столетий, но объективного пятна философской несостоятельности не избыть ничем такой норме.

Обосновать норму – значит сказать: это нечто есть должное потому, что оно есть в действительности неосуществленная философская ценность.

Ценность есть a priori нормы. Философия учит непрестанной критике над нормами. Непрестанной проверке и ревизии: обоснованы нормы в трансцендентальном порядке или нет.

Нет нормы, за которой не скрывалось бы ценности. Хотя в действительности ценность слишком часто вправду скрывается за нормою, не выговоренная, не формулированная, ловко спрятанная в подполии нормативных формул.

6) Такова трансцендентальная сущность нормы. В чем же ее логическое существо?

Норма есть суждение, устанавливающее известный порядок как должный. Говоря «суждение», я разумею «тезис». Норма есть тезис, или устойчивая тождественная связь смыслов или понятий.

Следовательно, норма лежит всецело в ряду смыслов: она не возникает и не развивается; возникает и развивается сознание нормы, мышление о ней, нормативное переживание. Норма не подлежит реальным влияниям и сама не влияет. Все это относится только и всецело к нормативным переживаниям.

Норма есть логическое содержание нормативного характера, формулированное в виде тезиса.

Отсюда: всякая норма имеет объективный, тождественный логический состав. Следовательно, норму можно и должно изучать не только как подлежащую обоснованию ценность, но и как смысл, как связь смыслов, как тезис. Но всякий тезис имеет свой устойчивый словесный состав. Нет слова – нет тезиса; нет тезиса – нет нормы.