Доктор и стрелок Резник Майк
— Гони назад мой четвертак.
— Прости, Док, но я уже потратил его — и не только его — на этих милых дам.
— Даю тебе срок до завтра, — предупредил Холидей.
— Боюсь, тебя ждет разочарование, — ответил Антрим. — Кстати, должен сообщить кое-что еще, Док.
— Что же?
— На самом деле меня зовут не Генри Антрим. То есть меня так не всегда зовут. И я не нищ, и не невинен. Просто решил тебя немного разыграть.
— Как же твое настоящее имя? — насторожился Холидей.
— О, имен у меня много. Одно из них — Генри Маккарти. Есть еще Уильям Бонни, — паренек улыбнулся от уха до уха. — Третье назови сам.
— Гм, пожалуй, что и назову.
— Док, вместе — ты и я — можем держать этот город в кулаке, — сказал малыш Кид. — Разделим тут все поровну, и даже этих цыпочек. Что скажешь?
— Что скажу? — ответил Холидей. — Оставь четвертак себе.
Билли Кид нахмурился.
— О чем ты?
— Это мой взнос тебе на похороны, — сказал Холидей и выхватил револьвер. Он выстрелил в Кида четыре раза: дважды — в лоб и дважды — в грудь. Шлюхи с криками бросились врассыпную.
Дым рассеялся, и Кид насмешливо произнес:
— Знаешь, Вокини прямо ничего не сказал, но я верил, что он за мной приглядывает. После этой твоей выходки, думаю, город мы поделим из расчета шестьдесят к сорока. Или же, — он лениво достал револьвер и прицелился Холидею в грудь, — я оставлю за собой все сто процентов.
Кид спустил курок, и грянул оглушительный выстрел.
12
— Ни следа, — сообщил Эдисон, хмуро осматривая Холидея. — Даже царапины не осталось.
— Ты что-нибудь почувствовал? — спросил Бантлайн.
Холидей покачал головой.
— Я тощ как жердь. Даже если пуля срикошетила бы от меня, я отлетел бы к стене.
Он, голый по пояс, стоял посреди лаборатории Эдисона. Изобретатель и механик тщательно осмотрели костлявый торс дантиста. В кабинете имелся старый исцарапанный стол, верстак, обожженный химикатами и электричеством, два стула и книги — книги были везде: на полках, подоконниках, они стопками громоздились у стены… Всюду на полу валялись скомканные листы с заметками.
— Пуля не срикошетила? — спросил Эдисон.
— Вряд ли, — ответил Холидей. — В борделе собралось прилично народу — кого-нибудь да задело бы.
— От Кида твои пули тоже не отскочили?
— Нет. Он их вроде как… не знаю даже… всосал, что ли.
— Так, хорошо, можешь надеть рубашку и сюртук, — произнес Эдисон.
Бантлайн нажал кнопку на столе.
— Бесси, три пива, пожалуйста.
— Бесси? — удивился Холидей.
— Это одна из тех роботов-проституток, которых я год назад смастерил для твоей подружки, — пояснил Бантлайн. — Когда вы с Кейт отчалили из города, я забрал ее — то есть его — из борделя и перепрограммировал, сделал себе прислугу.
— Проблема, что и говорить, занятная, — вслух подумал Эдисон.
— Я неуязвим, — заметил Холидей. — Должен быть способ применить мое новое качество для нашей же выгоды.
— Думаешь?
— Я просто уверен.
— Ну-ка подойди и вытяни руку.
Ничего не подозревая, Холидей приблизился к Эдисону, а тот взял с верстака булавку и кольнул друга в палец.
— Ай, черт! — прорычал Холидей. — Больно же!
— Выходит, не так уж ты неуязвим, — улыбнулся Эдисон.
— Ты знал, что мне будет больно?! — накинулся на изобретателя Холидей. — Хотя пули Кида от меня рикошетят?
— Скажем так, предчувствовал, — заявил тот в свое оправдание. — И, кстати, пули не срикошетили от тебя, так же как они не прошли сквозь тебя, не расплющились о тебя. Они просто исчезли.
— Я чего-то не понимаю, Том? — сказал Бантлайн. — Как ты узнал, что можешь уколоть Дока в руку?
— Включи воображение, Нед, — ответил Эдисон. — Зачем мы здесь вообще? Док не сумел никак повредить станцию в заговоренной долине: ее стены неуязвимы для пуль, ядер, огня да и, пожалуй, для всего, чем только можно в нее запустить. Опять-таки, почему? На ней лежит заклятие шамана, и если учесть уровень защиты, это, скорее всего, дело рук Римского Носа. Насколько нам известно, лишь он и Джеронимо владеют магией подобной силы.
— Это понятно, — ответил Бантлайн, — но как — как?! — ты узнал, что можешь поранить Дока, если ему даже пули Кида нипочем?
— Док, — обернулся к Холидею Эдисон, — почему ты согласился разрушить заговоренную железнодорожную станцию?
— Билли Кида опекает некий шаман, — ответил Холидей, — а Джеронимо не позволит мне сразиться с ним на равных, пока я первым не выполню условия договора. Баш на баш, так сказать.
— Ну и?
— Я так ничего и не понял, — признался Бантлайн.
— Думай, Нед, думай!
В этот момент вошла Бесси: в бесформенной одежде, прикрывающей экзотические изгибы латунного тела, с тремя бокалами пива на подносе. Оставив напитки на столе, робот вернулась в дом Бантлайна через бронированный тоннель.
— Кида защищает Римский Нос или другой шаман, равный Носу по силе. Джеронимо просит Дока разрушить станцию, защищенную от апачей, но не факт, что от Дока. Джеронимо знал: Кид где-то поблизости и отправится с нами в Тумстоун, если туда поедем мы трое. Не мог не знать, с его-то талантами. Дальше, Кид — чертовски опасный убийца, о нем все знают, рано или поздно Док должен был схлестнуться с ним… Черт подери, да Джеронимо просто обязан был знать, что они вдвоем поедут в Тумстоун! Ну, — не сдерживая улыбки, произнес Эдисон, — теперь-то все ясно?
— Док под опекой Джеронимо, — нахмурившись, произнес Бантлайн. — Это очевидно, но при этом все равно непонятно, как ты сумел уколоть Дока.
Эдисон улыбнулся еще шире.
— Просто я — не малыш Билли Кид.
— Чтоб тебя, Том! — в сердцах воскликнул Холидей. — Я разобрался в происходящем не лучше Неда!
— Подумай хорошенько, Док, — посоветовал Эдисон. — Ты здесь, потому что не можешь разрушить станцию, пока мы не найдем способ помочь тебе. Все ордера на твой арест аннулированы, с тебя сняли все обвинения, связанные с перестрелкой у кораля «О-Кей». Ковбои либо мертвы, либо разбежались, и единственный, кто затаил на тебя злобу — Фин Клэнтон, калека, который не вылазит с ранчо… Так кто действительно может навредить тебе в Тумстоуне? Один только Билли Кид.
Холидей и Бантлайн, все еще ничего не понимая, продолжали тупо пялиться на Эдисона.
— Док, ты ведь сражаешься не во славу племени апачей. Точно так же Киду плевать на дела южных шайенов, — продолжил изобретатель. — Есть причина, по которой тебе дарована неуязвимость, и заключается она в том, что Джеронимо не может разрушить станцию без твоей — или нашей с Недом — помощи. Зато он оберегает тебя от козней Римского Носа, точнее, от пуль Кида, ставшего — по неизвестным пока причинам — подопечным Римского Носа. Если Джеронимо защитит тебя от всего на свете, зачем тебе тогда выполнять условия сделки? И как ему тогда избавиться от тебя, если ты в одностороннем порядке разорвешь договор?
— Он может просто снять заклятие неуязвимости или что он там на меня наложил, — ответил Холидей.
— Нет, не может.
— С чего ты взял? — удивился Холидей.
— Эмпирическим путем выяснил.
— Как прикажешь тебя понимать?
— Если я не прав, то Джеронимо защитил тебя от всех напастей, не только от магии Римского Носа, однако тогда я не сумел бы уколоть тебя в палец. Похоже, что обратное подтверждает мою правоту. А значит, — улыбнулся он, — если выйдешь против кого-то кроме Кида, постарайся выстрелить первым.
— В гробу я этого Джеронимо видал! — рассердился Холидей. — Шило на мыло я не менять не намерен. Джеронимо просит уничтожить станцию, что оскверняет его племенное кладбище, в обмен на возможность пристрелить малыша Билли. Но сделать так, чтобы ни один из нас не мог убить другого — это же надувательство. Мне деньги нужны за голову мальца, а не шанс вытянуть револьвер и не схлопотать при этом пулю. Пошла эта станция к такой-то матери!
Эдисон тяжело вздохнул и покачал головой.
— Ты не так смотришь на вопрос, Док.
— Чего же я не замечаю?
— Тебе придется разрушить станцию, равно как и нам — изыскать способ помочь тебе. Едва Джеронимо поймет, что ты не желаешь исполнять свою часть сделки, он перестанет защищать тебя от Билли Кида. Вряд ли ты тогда захочешь дуэли с этим неуязвимым юношей.
— Дьявол! — пробормотал Холидей. — Я об этом не думал.
— То есть нам предстоит и дальше искать выход, — подвел итог Бантлайн. — Ничего не изменилось.
— Вот тут ты не прав, — возразил Эдисон.
— Да? Почему?
— Мы еще не знаем, защищен Кид от одного только Дока или от всех. Если учесть, что покровительство Римский Нос начал оказывать ему до приезда Дока в Нью-Мексико, можно предположить, что защищен малец от всех. Заодно мы выяснили, что Док защищен только от Кида. Значит, — обернулся он к Холидею, — если малыш Билли тебя серьезно невзлюбил, ему надо лишь заплатить какому-нибудь конфедерату, и тот выстрелит тебе в спину.
— Как-то все это запутанно, — проворчал Холидей. — Идея просто отправиться на юг, отыскать Билли Кида и убить его нравилась мне куда больше.
— Надо еще кое-что обдумать, — сказал Эдисон.
— Еще кое-что?! — возмутился Холидей.
— Я не знаю, какую сделку заключил — если заключил вообще — Кид с Римским Носом, — ответил Эдисон. — Однако, раз уж Римский Нос знает, кто мы и чего ради обследовали станцию, нам с Недом может грозить смертельная опасность.
— Сомневаюсь, — возразил Холидей. — Он мог сто раз убить вас по пути сюда, в поезде.
— Будем надеяться, что ты прав, потому что, если Кид и правда неуязвим для любых атак, остановить его мы не сумеем.
— Таким он стал совсем недавно, — заметил Бантлайн. — Черт возьми, он ведь из тюрьмы бежал всего пару месяцев как!
— Резонно, — согласился Холидей. — Год назад Римский Нос и Джеронимо заключили союз.
— Как бы там ни было, — произнес Эдисон, — ломать над этим голову сейчас бесполезно. Надо искать решение насущной проблемы.
— Вот бы прихватить со станции кусок стены, окна или хоть чего-то, с чем — или над чем — можно поработать, — посетовал Бантлайн.
— Если можно было бы отхватить от станции хоть кусок, мы бы не вернулись в Тумстоун и не ломали сейчас голову над тем, как сравнять вокзал с землей, — сделал простой вывод Эдисон.
— У меня есть мысль, — поделился Бантлайн, — хотя вряд ли Джеронимо одобрит…
— Нет-нет, ты говори.
— Можно пустить в ход «Латунного крота». Подкопаемся под станцию и рельсы, и все обвалится. Хотя, — поморщился Бантлайн, — мы заодно можем осквернить непосредственно захоронения, а ведь над ними Джеронимо и трясется.
— Вопросов нет, способ дельный. — Эдисон обернулся к Холидею. — Вряд ли ты обратишься с таким предложением к шаману?
— Это он ко мне обращается. Я понятия не имею, как на него выйти.
— Разве его лагерь не стоит в полудне пути отсюда?
Холидей мотнул головой.
— Стоял, чуть больше года назад, однако мне тогда не показалось, что апачи собираются пускать корни. Вряд ли лагерь Джеронимо и сейчас на прежнем месте. Черт, вся Территория Аризона — в его руках, он может обосноваться где угодно. Нас тут терпят, и если когда-нибудь индейцы научатся применять серебро или разводить скот, то белого человека выпрут, назад за Миссисипи.
— Если только Том не найдет способ противодействовать магии, — уточнил Бантлайн.
— Ты прав: если, — поймал его на слове Эдисон.
Холидей направился к двери.
— За пиво спасибо, но за догадки и выводы убить вас мало. Еще пару часов назад я чувствовал себя куда счастливей.
— Да уж, правда — она такая, — мрачно улыбнулся Эдисон. — Ты сейчас играть в карты?
— Если бы карты были мне по карману, я бы не подался в охотники за головами, — ответил Холидей.
— Тогда спокойной ночи, — пожелал ему Бантлайн.
— Спать я даже не думал.
— Ни спать, ни в карты играть… куда же ты, назад в «Тигрицу»?
Холидей пожал плечами.
— Там видно будет.
— То есть?
— Пойду искать мистера Маккарти-Бонни-Антрима-или-кто-он-там, — ответил Холидей. — Когда еще смотреть врагу в лицо, как не в момент, когда ни ты, ни он не можете убить друг друга?
Сказав это, он вышел в теплую аризонскую ночь.
13
Холидей заглянул в «Тигрицу» и, не застав там Кида, отправился в «Ориентал», которым до отъезда из города владели Эрпы. Холидей будто вернулся домой: входя через пружинные двери, он почти ожидал застать за одним из столиков Уайетта и Верджила, а у стойки бара — Айка Клэнтона, кого-нибудь из братьев Маклори или даже Курчавого Билла Броциуса. Холидей тихонько улыбнулся, осознав иронию судьбы: из них из всех в живых остался один только Уайетт, хотя ведь прошел всего год с небольшим.
Холидей кивнул незнакомому бармену, взял стакан и бутылку и, расплатившись, отошел к свободному столику. Сел, налил себе выпить и достал колоду карт. Потягивая виски, принялся раскладывать пасьянс и краем глаза поглядывать на вход: Холидей отнюдь не забыл, что он неуязвим только для пуль Билли Кида. Мельком он прикинул в уме рост и комплекцию парнишки — тот был ниже Холидея — и подумал: удалось бы его побить в кулачном бою? Внезапно Холидея скрутило в приступе кашля, и он поспешил прикрыть рот платком. Минуты полторы спустя приступ прошел. Взглянув на пропитанный кровью платок, дантист признался сам себе: побить не удалось бы и десятилетнего мальчишку.
Он уже раскладывал карты по третьему кругу и допивал второй стакан виски, когда рядом кто-то произнес:
— Десятка черных к королеве красных, — Холидей до того увлекся пасьянсом, что перестал обращать внимание на тех, кто приходит и уходит. Оторвавшись от карт, он поднял взгляд и увидел напротив себя Кида.
— Черные десятки кроют красных валетов, а не королев, — ответил Холидей.
— Ты Док Холидей, а я — Билли Кид. Мы сами решаем, кто кого кроет.
— Не стану спорить, — весело произнес Холидей.
— Тогда чего не ходишь?
— Говоря словами самого известного бандита на Западе, я — Док Холидей, — улыбнулся дантист, — и сам решаю, когда и куда мне ходить.
— Что б мне лопнуть! — от души расхохотался Кид. — Ты мне сразу понравился, Док! Я ведь могу называть тебя Док, а?
Холидей пожал плечами.
— Так меня и зовут. Точнее, — улыбнулся он, — только так меня и зовут. А ты, смотрю, коллекционируешь имена.
— Среди моих прозвищ есть и настоящее имя, есть имя отчима, а прочие я выдумал, даже глазом не моргнув. Но Билли Кид — это я, — он ухмыльнулся. — Пока чуток не повзрослею.
— Кстати, сколько тебе годков?
— Двадцать один.
— Ну что ж, ты взял неплохой старт, — заметил Холидей. — Если молва не лжет, и ты правда так хорош, то, может, дотянешь до тридцати. А теперь хватит стоять над душой, присаживайся.
— Что так сразу до тридцати-то? — спросил Кид, присаживаясь напротив Холидея.
— Обычно дольше стрелки не живут.
— Тебе-то самому сколько?
— Тридцать два.
— Выходит, ты врешь.
Холидей покачал головой.
— Бандит у нас ты, а я — дантист, больной чахоткой.
Малыш Билли снова рассмеялся.
— Скольких ты порешил, Док?
— Уверен, меньше, чем приписывает мне молва.
— Сорок? Пятьдесят?
— Это скорее про Джона Уэсли Хардина.
— Сколько же тогда?
— Намного меньше, — ответил Холидей. — Я не убивал никого, кто не заслуживал смерти.
— Как и я, — сказал Билли Кид. — Если уж совсем по чести, я убивал лишь тех, кто пытался убить меня.
— В том числе и помощников шерифа, что везли тебя в суд?
На губах Кида мелькнула сконфуженная улыбка.
— Ладно, почти все убитые мною пытались убить меня.
— Скажи-ка вот что: за каким дьяволом ты вообще сюда приехал? — спросил Холидей. — Как я понял, ты из Нью-Йорка. Далековато же ты забрался от дома.
— Про дом я ни черта не помню, — ответил Кид. — Когда мне было три или четыре года, мы перебрались в Канзас. Потом отец преставился, и мамаша вышла замуж второй раз. Отчим перевез нас в Нью-Мексико.
— Для твоей же пользы, наверное, — заметил Холидей. — Попробовал бы ты убить столько народу в Нью-Йорке. Кто б тебе позволил…
— Мне и не позволяют, — огрызнулся Кид. — Я просто беру и убиваю. Хотя… нет, не так, — хмуро покачал он головой. — Я ведь не убийца и не безумец. Черт, я до пятнадцати лет никого не убивал, а половина из тех, кого все же застрелил, участвовали в войне за округ Линкольн.
— Слышал о такой, — сказал Холидей. — Говорят, она жестокой выдалась. А еще говорят, ты сражался совершенно бесстрашно и здорово стрелял.
— Не так здорово, как должен был… или скорее, не в тех, в кого должен был, — заметил Кид. — Я грохнул шерифа и его помощника. Сами виноваты, — пожал он плечами, — что ввязались в ту войну.
— Не скромничай, — ободрил его Холидей. — Почти все знаменитые стрелки не столько метки, сколько везучи. Если кто и правда мог попасть в намеченную цель, так это Дикий Билл Хиккок, Джон Уэсли Хардин и Джонни Ринго. Из них двое погибли молодыми, третий сейчас в кутузке.
— Хочешь сказать, по-настоящему меткие стрелки — те трое да мы с тобой, — поправил его Кид.
— Вчера вечером мы стреляли друг в друга практически в упор, — напомнил Холидей. — Ты разве мертв? Ранен? На тебе хоть царапина осталась?
— Нас обоих защищают шаманы, — сказал Кид. — Сам знаешь. Ну, или, — помолчав, добавил он, — сейчас точно узнал. Я вот давно догадался.
— Вчера еще ты не догадывался, — возразил Холидей. — Когда в меня целился.
— Но подозревал. Не забывай: ты выстрелил первым — и мне ничего не сделалось.
— Кто же твой опекун, если можно так выразиться? — спросил Холидей. — Римский Нос, я полагаю?
Кид покачал головой.
— Один дедок по имени Вокини.
— Так он и есть Римский Нос, — сообщил Холидей. — Шаман из племени южных шайенов. Говорят, они с Джеронимо — шаманом апачей — два самых могущественных колдуна. Я видел, на что они способны.
— Джеронимо? — переспросил Кид. — Я думал, он военный вождь апачей.
— Полководец он, конечно, знатный, однако главная его работа — быть шаманом. Лучший вождь апачей — Витторио, хотя если бы Джеронимо перешел в вожди на полную ставку, то, думаю, уделал бы его.
— Век живи, век учись, — признал малыш Билли. — Итак, чего от тебя хочет Джеронимо? Не может не хотеть, иначе бы не сделал так, что пули от тебя отскакивают.
— Они и не отскакивают. Просто исчезают. Взгляни на свою одежду — дырок нет.
Кид пожал плечами.
— Да пусть и так.
— Джеронимо просит об ответной услуге.
— Уж точно о том, чего сам сделать не может.
— Да, — кивнул Холидей.
— То есть плата за услугу — твоя неузи-зви-смость? Или как там оно правильно произносится?
— Неуязвимость.
— Вот ведь словечко. Значит, таковы условия?
Холидей некоторое время молча смотрел на Кида и думал: «Выходит, ты еще ни о чем не догадался?»
— Да, все верно, — вслух сказал он. — А вы о чем договорились с Римским Носом?
— Серьезно? Думаю, он просто хочет, чтобы я убил как можно больше белых.
— Конкретно он ничего не просил?
— Кокетно?
— Прямо, — подсказал Холидей, решив, что слова «явственно» Кид точно не знает.
— Прямо — нет, — ответил тот. — По мне, так сделка честная. Я сейчас скотоводством занимаюсь.
— Скотину уводишь?
— Я что, похож на фермера? — хохотнул Кид. — В общем, работа порой становится очень опасная, и шаман, похоже, защищает меня — чтобы я мог и дальше убивать белых. Особенно законников, — внезапно помрачнев, добавил он. — У меня как раз появилось одно имечко в списке, в самом верху. Я первый раз отправлюсь на охоту, ведь обычно люди сами вызывают меня на дуэль или выслеживают, пока я работаю — либо солдатом, либо ковбоем.
«Солдат, ковбой… Мне нравится твоя аргументация, хотя сам ты вряд ли знаешь, что такое аргументы», — подумал Холидей.
— Кто же твоя цель? — просто из вежливости спросил он вслух. На самом деле Холидею было неинтересно, поскольку почти никого в Нью-Мексико он не знал.
— Бывший приятель, — ответил Кид, — который сделался законником. Воспользовался моим доверием, арестовал. Я ведь мог застрелить его, пока он не надел мне на руки браслеты… Больше, — снова помрачнев, пообещал Кид, — такой ошибки я не повторю, можешь не сомневаться.
— Имя у товарища есть?
— Пэт Гаррет, — ответил Кид и добавил с презрением: — Шериф.
— Я где-то слышал — или прочел, — будто Лью Уоллес даровал тебе прощение.
— Губернатор? — спросил Кид. — Да, даровал — после того, как я заложил других убийц. Они мне были никто.
— Если тебя простили, зачем тогда этот Гаррет тебя арестовал? — спросил Холидей.
— Я к тому времени успел пристрелить еще парочку законников, — беззаботно ответил Кид. — Ты разве не читал об этом? В зале суда, когда мне выносили приговор, были репортеры из газет.
— Читал? О том, что тебе вынесли приговор?
— Я сказал: мне выносили приговор.
— Должно быть, упустил, — признался Холидей.
— Судья говорил тогда: «Уильям Бонни, ты приговариваешься к смерти через повешенье, и будешь болтаться в петле, пока не умрешь, умрешь, умрешь!» — Кид усмехнулся. — А я ответил ему: «Судья, шел бы ты к черту, черту, черту!»
— Смотрю, у вас с ним вышла занимательная, пускай и чуточку неуместная, беседа, — заметил Холидей.
— Ты разве сам не отвечал судье, когда тот оглашал твой приговор?
— Боюсь дискредитировать себя в твоих глазах, но меня никогда и ни за что не судили.
— Нравится тебе сорить умными словечками, да? — не без восторга произнес Кид. — Готов спорить, ты много учился.
— Я же доктор. То есть дантист.
— Завидую, — признал паренек. — Про меня пишут дешевые романчики, но я даже не могу и первой страницы осилить, — насупился он. — И меня никогда не рисуют на обложке!