Доктор и стрелок Резник Майк
— Всем нам приходится мириться с разочарованиями, — сказал Холидей. — Ты хотя бы доживаешь до конца истории.
— Зато другие вот читают книжки и потом мне пересказывают. Какая-то сволочь в прошлом месяце написала, будто Гаррет вызвал меня на дуэль и застрелил средь бела дня. Думаю, — серьезно произнес Кид, — за это я порешу обоих: и автора, и Гаррета.
— То-то Вокини порадуется, — сухо отметил Холидей. — В восторг придет.
— Ну, так зачем ты приехал? Кого убить хочешь? — спросил Кид и жестом велел бармену подать еще стакан. — Надеюсь, не возражаешь, если я отравлюсь твоим пойлом?
— Нисколечко, — ответил Холидей и налил собеседнику выпить. — Что до цели моего приезда, то я жил в Тумстоуне больше года.
— Да, все слыхали про перестрелку. — Кид подался к нему через стол. — Что, правда пролились реки крови?
— Стрелялось девять человек. Трое погибли, двое бежали, троих ранило.
— И с Уайетта Эрпа сняли все обвинения! — напомнил Кид. — Я слышал, да.
Помолчав, он спросил:
— Все девять человек были в том переулке?
Холидей кивнул.
— Если верить «Тумстоун эпитаф» — репортер которой произвел потом замеры, — стороны стояли друг от друга на расстоянии девятнадцати футов, не больше.
— Тесновато, поди, было?
— Да уж, — ответил Холидей. — Один из братьев Маклори даже лошадь привел.
— Жаль, меня там не было, — печально произнес Кид. — Сто лет пройдет, а про вашу перестрелку еще будут рассказывать.
— Сомневаюсь. Бой длился не дольше полуминуты, а дыму было столько, что никто почти ничего не видел.
— Зато про войну в округе Линкольн никто даже не вспомнит.
— Еще как вспомнит, — возразил Холидей. — Это была война, в ее названии есть имя Линкольна, и в ней участвовал сам Билли Кид. Что еще нужно для вечной славы?
— Ты правда так думаешь? — страстно спросил Кид.
— Правда.
— Нравишься ты мне, Док Холидей! — воскликнул паренек и осушил стакан. — Мы станем большими друзьями.
— Куда ж мы денемся? Пристрелить друг друга точно не можем, при всем желании.
«Пока Том не решит вопрос со станцией».
— Давай добьем бутылку и пойдем разомнемся в «Тигрице», — предложил Кид.
— Вряд ли нас пустят, после вчерашнего-то, — улыбнулся Холидей. — Мы половину клиентов распугали.
— Кто нас остановит? — сказал Кид.
— Весомый довод, — согласился Холидей. Допил виски и встал из-за столика.
— Сказать по правде, Док, — произнес Кид, — я очень даже рад, что не могу убить тебя.
— А уж я-то как рад, — ответил Холидей, чуть покачнувшись. Голова закружилась, и он закашлялся в окровавленный платок.
«Пока не поздно, я все же придумаю, как тебя убить, малыш Билли. Иначе ослабну так, что не смогу вернуться в Лидвилл».
14
Холидей шел по немощеной дороге мимо пустых коновязей. «Вот запустит Нед еще парочку дилижансов, и придется Тумстоуну убрать к чертям все эти конюшни, — думал он. — А, чего мелочиться — глядишь, и улицы замостят». Обогнув угол, он вышел к домам Эдисона и Бантлайна: с виду самым обыкновенным, только соединенным латунным тоннелем. С прошлого визита в Тумстоун Холидей помнил, что на самом деле эти два жилища отнюдь не так просты: это самые неприступные в округе Кочис крепости.
Холидей подошел к дому Эдисона и хотел уже постучаться. Однако система безопасности опознала его, и дверь открылась.
— Привет, Док, — донесся из лаборатории голос Эдисона. — Я в мастерской.
Холидей прошел в фойе, затем — через заваленный книгами коридор — в мастерскую, где не было почти никаких химикалий и пробирок, только латунные электроприборы.
— Есть подвижки? — спросил дантист.
— Хотелось бы знать, — ответил Эдисон.
— Ты же Томас Алва Эдисон, — напомнил Холидей. — Как ты можешь не знать?
— Все не так просто, Док, — сказал изобретатель, оторвавшись от блокнота, в котором с огромной скоростью что-то строчил. — Я могу быть близок к тому, чтобы найти решение, а могу следовать совершенно не тем путем. Нельзя ничего понять заранее, пока не проверишь догадку на опыте. Например, я знаю, что «Латунный крот» может пробурить три сотни футов каменной породы, но не знаю, сумеет ли он сделать подкоп длиной хотя бы в одну восьмую дюйма под заговоренную станцию.
Он показал странный прибор в форме цилиндра, с кнопкой на одном конце и крохотным отверстием на другой.
— При помощи вот этого устройства я могу расплавить все, кроме разве что сверхпрочной латуни, хотя даже в ней, наверное, получится прожечь небольшую дырку, пока не сядет батарея. Однако если Джеронимо и ты правы, и станция действительно неуязвима, то я не знаю, сумею ли прожечь хотя бы маленькую дырочку в стенах вокзала или в рельсах со шпалами. Смогу ли навредить при помощи этого прибора людям, ожидающим поезд.
— В Денвере я слышал выражение: убить двух зайцев одним выстрелом. Может, и у нас так получится? — предложил Холидей.
— Готов выслушать твои предложения.
— Я уверен, что сумею заманить сюда Кида — познакомиться с великим Эдисоном. Как только он окажется в лаборатории, посмотрим, нет ли у тебя чего, способного его убить.
— Думаешь, если с первой попытки у нас не выйдет, Кид соизволит подождать следующей?
— Не думаю. Уверен.
— Это же бессмысленно, — недоуменно произнес Эдисон.
— Кид знает, что ему ничто не грозит. Стоит тебе доказать это первой попыткой, и он останется — чего ему бояться?
— Во-первых, Кид, скорее всего, нас убьет, — сказал Эдисон. — То есть меня. Прости, я забыл, что тебя он убить не может. И потом, если удастся его поранить или даже убить, то я ничего не добьюсь.
— Черта с два! — возразил Холидей. — Сумеешь убить Кида — сумеешь и станцию разрушить.
— Почему?
— На них обоих распространяется заклятие Римского Носа. Средство, убившее Кида, уничтожит и вокзал.
— Ты точно знаешь, что и Кида, и станцию защищает Римский Нос? — спросил Эдисон. — Ты сам говорил: Джеронимо не знает, кто заколдовал станцию. Это может быть и Римский Нос, и совсем другой шаман. Если верно последнее, то здесь и заклинания действуют разные.
Холидей нахмурился, обдумывая слова изобретателя.
— Про это я не подумал, — признался он наконец. — Постой… если сумеем убить Кида, мне не придется разрушать станцию. Заберу награду и отправлюсь себе умирать в санаторий.
— Джеронимо тебя там без труда найдет, как и в прошлые разы, — предупредил Эдисон. — Я убежден: если мы убьем Кида и оставим в покое станцию, Джеронимо позаботится, чтобы ты не умер быстро и безболезненно. Ты, может, и до санатория не доберешься.
— Черт! — выругался Холидей. — Не понос, так золотуха!
— Если уж человек, которому под силу сдерживать Соединенные Штаты по ту сторону реки Миссисипи, просит об одолжении, то услуга по определению не может быть ординарной.
— Гм, теперь мне открылась вся важность и ответственность задания, — проворчал Холидей. — Его вообще возможно выполнить?
— Решить можно любую проблему, — ответил Эдисон. — Просто некоторые задачи требуют больше времени и усилий.
— Любую проблему, говоришь? — недоверчиво переспросил Холидей.
— Любую, — с нажимом повторил Эдисон. — Знаю, в это трудно поверить, но настанет день, и мы полетим на Луну, к другим планетам и даже звездам. Будем заменять старые, отслужившие свое и больные органы вроде сердца и легких новыми, — он устремил вдаль мечтательный взгляд. — Мы искореним всякую болезнь и даже создадим мыслящие машины.
Часто-часто заморгав, Эдисон вернулся в настоящее.
— Так что да, мы придумаем, как побороть заклятье и разрушить станцию, даже не пытаясь перед тем — скорее всего, безуспешно — убить Кида.
— Гений у нас ты, — пожал плечами Холидей. — Я же просто дантист и картежник.
В это время Нед Бантлайн прошел по бронированному тоннелю, пересек спальню Эдисона, в которой так же громоздились горы книг и инструментов, и вошел в лабораторию.
— Привет, Док, — сказал он. — Я видел, как ты пришел. Помнишь, — обратился он к Эдисону, — я говорил про одну смесь? Так вот, я немного поработал с ней, и вроде кое-чего добился. По крайней мере, бабахнет будь здоров.
— Если хочешь, продолжай работу в этом направлении, — ответил Эдисон, — однако вряд ли нам поможет взрыв, даже очень мощный. Не забывай: и пушечные ядра не оставляют ни малейшего следа на стенах станции, — он покачал головой. — Я просто убежден: обойти заклятие поможет нечто, с чем Римский Нос — или другой шаман, причастный к делу — еще не сталкивался.
— Такого взрыва ни Нос, ни кто другой еще не видел, — пообещал Бантлайн. — В теории, по крайней мере.
— Сила взрыва, может, и другая, но природа его та же, с ней Римский Нос имел дело. Если даже небольшой взрыв не в силах повредить станции, то крупный тоже ей ничего не сделает. Так мне кажется.
— Что же у тебя на уме? — спросил механик.
— Я не вполне уверен, — начал Эдисон, — однако Римский Нос, скорее всего, прежде не сталкивался с электрическими разрядами.
— К чему ты намерен их применить? — спросил Холидей. — Если радиус действия заклятья составляет примерно полмили, то где центр?
— Не знаю, — ответил Эдисон. — Пока. Сперва, — хмуро произнес он, — надо разработать оружие. Такое, с каким Римский Нос не просто не сталкивался, а такое, что он даже вообразить не в состоянии. Тогда и позаботимся, к чему его применить. Впрочем, — подумав, продолжил изобретатель, — «оружие» — не то слово. Мне — то есть нам — нужно устройство.
— Хрен редьки не слаще.
— Это иной случай, — не сдавался Эдисон. — Если все пройдет как надо, то мое устройство никому не причинит вреда. Нам ведь только и нужно, что разрушить заклятие, делающее вокзал атакоустойчивым.
Холидей невольно улыбнулся.
— В чем дело? — спросил Бантлайн.
— Вот и новое словечко для Кида, — ответил дантист. — Не успеет он запомнить «неуязвимый», как я ошарашу его «атакоустойчивым».
— Немного же тебе для счастья надо.
— Я не могу застрелить Кида, он не может застрелить меня, — напомнил Холидей. — Буду изводить врага мирными средствами.
— Каков он, кстати? — спросил механик.
Холидей пожал плечами.
— Вполне себе милый парнишка.
— Для сумасшедшего убийцы, — добавил Эдисон.
— Знавал я сумасшедших убийц и очень даже близко, — ответил Холидей. — Малыш Билли не из их числа.
— Славы он добился большей, чем прочие, хотя еще даже толком не бреется, — произнес Бантлайн.
— В своем деле он хорош. Не знаю, с чего у него все началось… Как-нибудь спрошу, в ближайшее время. Впрочем, какая разница? Я собираюсь убить Кида, так что не надо бы к нему сильно привыкать.
— Тебе и Джонни Ринго нравился, — напомнил Бантлайн.
— Ринго намеревался убить меня. Кид убивать меня не хочет.
— Ты вроде говорил, что вам с Ринго суждено было сойтись в дуэли, что вы оба искали противника высшего сорта… — вспомнил Эдисон. — Разве Кид для тебя не высшего сорта противник?
— Обстоятельства изменились, — ответил Холидей. — С Ринго у нас и правда вышло соперничество. Он бился за Клэнтонов, я — за Эрпов. Кида мне надо убить по одной-единственной причине: чтобы окончить дни в удобстве колорадского санатория.
Он криво усмехнулся.
— Ситуация, по правде говоря, неплохая: если выживу, то остаток жизни буду получать лучший медицинский уход; проиграю — умру через две секунды, зато хотя бы не выкашляю остатки легких в полной нищете.
— То есть тебе радостно? — нахмурился Эдисон.
— Радостно? Нет. Но могло быть хуже.
— Помнишь, что я говорил пару минут назад? — спросил Эдисон. — Люди научатся лечить всякую болезнь, даже чахотку.
— Я и не сомневаюсь в твоих словах, — ответил Холидей. — Только я не доживу до счастливых времен, когда чахотку победят.
Эдисон некоторое время смотрел на него молча, потом произнес:
— Да, ты почти на сто процентов прав.
— А знаешь, — сказал Холидей, — эта беседа натолкнула меня на одну мысль.
— Серьезно?
— Что бы вы с Недом там ни изобрели, кто-то должен будет доставить устройство на станцию и включить его. Если оно сработает как нужно, будь уверен: Римский Нос взбесится так, что мама не горюй. Он почти наверняка захочет отыграться на том, кто включил устройство. Ты и Нед слишком важны для государства, и есть все шансы, что Джеронимо меня прикроет — не из любви ко мне, а так, лишь бы расквитаться с Римским Носом за помощь в осквернении кладбища. Поэтому, — закончил он, — устройство на станцию понесу я.
— Тут мы тебя опередили, Док, — сказал Эдисон.
— Неужели? — удивился Бантлайн.
— У нас, — кивнул изобретатель, — имеется идеальный доставщик, и если Римский Нос разбушуется, никто не пострадает.
— Ты про что это?
— Эта малышка знает, что она расходный материал, и нисколько не огорчится, — Эдисон нажал кнопку на пульте, и в лабораторию вошла грудастая латунная женщина с осиной талией.
— Бесси! — хором воскликнули Бантлайн и Холидей.
— Господа? — ответила робот.
— Она способна на большее, не просто ублажать ковбоев и готовить нам ужин, — сказал Эдисон. — Вы не согласны?
— Сдается мне, — произнес Холидей, — что гением быть — это вам не просто так.
15
Ночь Холидей провел ужасно: полупьяного, его поминутно скручивало в приступах кровавого кашля, и потому он обрадовался, когда в окно заглянул первый лучик рассвета. Холидей решил, что хуже ему не станет, и пора бы немного взбодриться.
Где-то посреди ночи он думал: не вернуться ли в Линкольн, ведь здесь, в Тумстоуне, без денег на игру в карты, он попусту тратит время. Хотя… в Линкольне без денег тоже делать особенно нечего. Все равно Холидей там никого не знал, а тут хотя бы мог ежедневно справляться, как дела у Эдисона и Бантлайна. К тому же в Тумстоуне имелся еще один друг — Генри Уиггинс, и можно было общаться с Кидом, проверять его на слабости.
Разумеется, признался себе Холидей, дела потребуют сил… а подъем с кровати в то утро показался ему не просто тяжелым, но крайне трудновыполнимым трюком. Наконец, допив остатки вчерашнего виски, Холидей все же встал. В отеле на каждом этаже располагалось по две больших уборных — одна для мужчин, вторая — для женщин. Освежившись, Холидей почувствовал, что готов к новому дню.
Провел рукой по щеке и решил, что неплохо бы побриться. Однако тут у него заурчало в животе, и Холидей подумал: побриться можно и позже, сперва надо позавтракать.
Прихватив трость — без которой прекрасно обходился последнее время, но сегодня чувствовал, что никак не обойдется, — Холидей спустился на первый этаж и прошел в ресторан. Присел за столик и, просмотрев меню, понял: от одной мысли о еде — такой желанной и необходимой всего пару минут назад — его воротит, поэтому просто заказал виски. Когда пойло принесли, он взглянул на бутылку и, сдерживая рвотный позыв, отодвинул подальше.
— Это мне? — спросили рядом. — Как мило.
К столику подошел Кид.
— Вот, проходил мимо, — сказал он, присаживаясь напротив, — и увидел в окно тебя. Дай, думаю, зайду. Какой-то ты вареный сегодня.
— Если бы, — буркнул Холидей.
— Мне пить еще рановато, — признался Кид, откупоривая бутылку и наливая себе виски на дюйм, — но… хрен с ним.
Заметив его, официант принес второй стакан.
— Вы точно не хотите ничего откушать, доктор Холидей? — спросил он.
— Док, — раздраженно поправил его дантист.
— А вы, сэр? — спросил официант у Кида.
— Мне с полдюжины яиц, — попросил тот. — Съем чего-нибудь, раз уж мой друг отказывается.
— Как вам их приготовить?
— Быстро и без вопросов.
Официант испуганно посмотрел на Кида, кивнул и спешно ретировался на кухню.
— Ну, так и чем же ты занимался? — полюбопытствовал Кид.
— Пил, кашлял, спал… все как обычно, — ответил Холидей. — А ты?
— Главным образом восхищался тем, что в городе наворотили твои дружки: электрическое освещение по ночам, дилижансы без коней и латунь, всюду латунь!
— Да уж, над городом они основательно потрудились, — согласился Холидей.
— Самое лучшее, что они сотворили — металлические шлюхи! — восторженно сказал Кид. — Знаешь, — доверительно произнес он, — шлюхи вроде обо всем слышали и все перепробовали, однако есть вещи, о которых я просить раньше стеснялся. Другое дело — машина! В «Тигрице» я от души поразвлекся!
— Очень рад за тебя, — ответил Холидей, думая про себя: когда уже чертова комната перестанет вращаться?!
— Говорят, ты раньше прямо жил в том борделе, — продолжал Кид. — Это правда?
— Правда.
— Ты занимался этим с тремя металлическими шлюхами за раз?
— И с одной не делал этого.
— Почему? — пораженно уставился на него Кид.
— Тебе вообще сказали, почему я жил в борделе?
— Из-за маман?
Холидей едва заметно кивнул.
— Кейт Элдер.
— Большеносая Кейт. Наслышан о ней. Говорят, она вытащила тебя из тюряги.
— Один раз, несколько лет назад, — уточнил Холидей. — Тогда же Кейт решила, что поступив так, обязала меня к этакой матримониальной верности.
— Опять мудреное словцо? — скривился Кид.
— Кейт решила, что раз уж она добровольно спасла меня из заключения, то я больше не имею права касаться другой женщины, даже металлической, — Холидей пожал плечами. — Вот я и не касался.
— Ты же Док Холидей! — напомнил Кид.
— Зато она — Кейт Элдер. Она могла бы выбить дурь из нас обоих, одновременно.
— Баба? — презрительно фыркнул Кид.
— В Тумстоуне хрупкие цветочки не выживают.
— Хорошо, что я в детстве не равнялся на тебя.
— Так ты еще и не вырос, — заметил Холидей. — Чисто из любопытства спрошу: кто был твоим героем?
— Джордж Армстронг Кастер.
— Он вроде вляпался в неприятности в Литтл-Бигхорн пару лет назад?
— Ушел с оружием в руках, — ответил Кид.
— Ты ведь этого сам не видел, да?
— И так знаю, что это правда, — гневно заявил Кид. — Сиу пленных не берут. А кто, — пристально взглянул он на Холидея, — был твоим героем?
— Гиппократ.
— Это человек или водяное животное? — спросил Кид и самодовольно усмехнулся.
— Так, европеец, — ответил Холидей. — Опережая следующий вопрос, скажу: он не больно-то умел стрелять.
— Какой же он тогда герой?
«Гиппократ хотя бы не разорял деревни сиу», — подумал Холидей, а вслух произнес:
— Ты в городе надолго?
— Не знаю, — ответил Кид. — На днях думаю вернуться в округ Линкольн. У меня там друзья остались… И, — помрачнев, добавил он, — тот, по ком пули плачут, Пэт Гаррет. Ты сам не думаешь туда вернуться или был в Линкольне проездом?
— Местечко показалось мне вполне милым, — сказал Холидей. — Думаю, как-нибудь на днях загляну туда еще разок.
— Если приедешь — буду рад показать тебе там все.
— Ловлю на слове.
Официант тем временем принес большое блюдо жареных яиц. У Холидея, ожидавшего, что от одного только вида яичницы и ее запаха его начнет мутить, голод разыгрался пуще прежнего. Дантист забрал примерно треть яиц к себе на тарелку.
— Не возражаешь, если я доем остальное? — спросил Кид.
— Угощайся, — ответил Холидей. — Ты ведь у нас молодой растущий организм.
— Знаешь, ты — единственный, кто может дразнить меня, не получив при этом пулю в лоб.
— Я так и так ее не получу, — улыбнулся Холидей.
— Точно, — рассмеялся Кид, — я и забыл. Но ты меня понял.
— Ну да, понял: ты убиваешь людей за то, что они тебя дразнят.
— К людям надо относиться с уважением, — заявил Кид. — Ты доказал это в корале «О-Кей».
— При чем здесь уважение? Не понимаю…
— А-а, значит, я был прав, — сказал Кид. — Ты сдерживался до последнего.
— В каком смысле? — озадаченно нахмурился Холидей.
— Вчера я наведался в переулок, где все произошло. Осмотрелся и сразу все понял.
— Зато я тебя по-прежнему не понимаю.
— В таком узком месте промахнуться трудно: пять человек, пять выстрелов, самое большее пять секунд — и все. Я думаю, ты держался в стороне, пока не понял, что Эрпов вот-вот перестреляют.
— Думаешь, ты смог бы всех пятерых положить за пять секунд?
— Отчего нет? — спросил Кид. — Говорю тебе: с такого расстояния не промахнуться.
— От выстрелов было много дыма, — сказал Холидей. — Один из братьев Маклори укрылся за лошадью, Айк Клэнтон бежал прочь во весь опор. Они не стояли на месте как мишени, они сами стреляли в нас. Верджа и Моргана достало в первые пять или шесть секунд.
— Если ты бы стрелял с самого начала, спас бы их.
— Их не убили, только ранили.
— Жаль, меня там не было, — повторил Кид.
— Почему?
— Это ведь самая знаменитая перестрелка. Хотелось бы стать ее частью.
— Билли Клэнтон и братья Маклори стали ее частью. Вряд ли они с тобой согласились бы.
Кид расхохотался в голос.
— Мне по душе твое чувство юмора, Док!
— Да я вроде не шучу…
— Оттого еще смешнее, — сказал Кид, и Холидей задумался: что же тогда, по мнению этого юноши, можно считать смешным?
Когда они доели яичницу, Холидей налил себе полстакана виски, посмотрел, много ли еще осталось огненной воды, и попросил официанта пометить бутылку — чтобы он, Холидей, мог допить ее за обедом. Потом, бросив на стол пригоршню монет и подхватив трость, вместе с Кидом вышел в жаркое аризонское утро.
— Какие планы на день? — спросил Кид.