Что такое государство Израиль? Рабкин Яков
Благодарность
Хочу поблагодарить свой Монреальский университет за создание прекрасных условий для работы и за помощь при подготовке этой книги. Члены моей семьи не только подолгу выносили беседы на темы этой книги за субботней трапезой, но и активно помогали мне при работе над ней, даже после того, как разъехались по свету.
Мне также очень помогли беседы с коллегами, журналистами и друзьями по поводу предыдущей книги, посвященной иудейскому сопротивлению сионизму. Их критика и поддержка мне очень дороги.
Я благодарю Мишеля Билиса, Фредерика Дебресса, Дон Глап и Кендзи Канно за исправления, внесенные в текст оригинала, и Наталью Бернадскую, Александра Кушнира, Вадима Менжулина и Веру Рейдер за помощь в подготовке к печати русского перевода. Тем не менее ответственность за все нижесказанное лежит только на мне.
Вступление
Государство Израиль – страна с населением около семи миллионов человек – расположено в Западной Азии. Хотя всех жителей Израиля можно легко разместить в каком-нибудь не самом большом китайском городе, значение этого государства и роль, которую оно играет на международной арене, едва ли сопоставимы с его размерами. Изучение истории и политики Государства Израиль, а также заложенной в нем идеологии сионизма, наводит на ряд принципиальных вопросов, в том числе и вопрос о рациональности в политике. Более того, у сионизма весьма сложные отношения с идеями Просвещения. С одной стороны, сионизм был бы немыслим без эмансипации евреев, основанной на идеях Просвещения, в частности, на идее о всеобщем равенстве. Но в своем утверждении извечности антисемитизма и уникальности еврейского этноса сионизм от этих основ отошел. Стоящие перед Израилем проблемы находятся на перекрестке политики и религии, что делает его относительно короткую историю весьма поучительной для понимания современного мира.
Нельзя не заметить, что одной из особенностей Израиля является тот факт, что основатели мирового сионизма, как и впоследствии руководители государства, избегали точного определения границ, на которые они претендуют. Именно так они поступали во время переговоров с мировыми державами о создании государства. Тактика эта оказалась действенной, в мае 1948 года в одностороннем порядке было провозглашено Государство Израиль, однако его границы установлены так и не были. Расширение в пространстве присуще всей истории Израиля, так что его граница, подобно американскому фронтиру, все время перемещается. Международные сионистские организации (например, Еврейский национальный фонд или Еврейское агентство для Израиля – Сохнут) активно участвуют в управлении землями государства, причем делают они это «от имени еврейского народа», где бы представители этого народа ни проживали. Завоевывая и затем заселяя новые территории, Израиль в то же время не определяет желаемых им границ. Почти полмиллиона израильтян заселили земли, занятые в 1967 году, отмежевавшись при этом от местных жителей – палестинцев, неожиданно для себя оказавшихся в административном и денежном пространстве государства, гражданами которого они не являются.
Современный Израиль – процветающее государство с высоким уровнем ВНП на душу населения (около 33 тыс. долларов по состоянию на 2012 год[1]), что резко отличает его от соседей. В страну привлекаются значительные прямые инвестиции, объем которых за один лишь 2006 год превысил 13 млрд долларов. Хозяйственная деятельность переселенцев-сионистов, а позже и вся израильская экономика развивались независимо от того, что происходило и происходит не только в окружающем их арабском мире, но даже и в соседних палестинских городах и деревнях. Это явление известно как «переселенческая»[2], или колониальная, экономика. В наше время ее основой стали высокие технологии, особенно в военной сфере и сфере безопасности. Показатель ВНП на душу населения на палестинских территориях, находящихся под контролем Израиля с 1967 года, почти в двадцать раз ниже (1690 долларов)[3].
Для промышленно развитой страны даже в границах 1949 года уровень социально-экономического неравенства в Израиле весьма высок – по этому показателю он занимает второе место в мире после США. Наиболее резко расслоение просматривается между гражданами арабского и неарабского происхождения: доходы последних почти в три раза выше. Хотя когда-то Израиль был страной довольно эгалитарной, в настоящее время 21 % населения живет в нищете, что является самым высоким показателем такого рода среди стран – членов Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР). По уровню развития человеческого потенциала Израиль находится на 22-м месте из 177 стран, но его арабское население занимает в этом списке лишь 66-е место[4]. Несмотря на то что арабы составляют 20 % населения, они владеют лишь 3 % земель страны[5]. Показательна разница в расходах на образование: на каждого арабского учащегося тратится 192, на каждого учащегося-неараба – 1100 долларов. Та же ситуация наблюдается и в области здравоохранения: смертность среди арабских детей в возрасте до года в два раза выше, а раннее выявление рака шейки матки среди арабских женщин проводится почти в пять раз реже[6].
Мощный военно-промышленный комплекс, задача которого – производить и эксплуатировать ядерное и конвенциональное оружие, позволяет Израилю господствовать в своем регионе. Ни одна армия – даже коалиция армий соседних стран – не представляет для страны значительной угрозы. Доля Израиля на международном рынке вооружений превышает 10 %, что никак не соотносится с размерами страны. Опыт ветеранов спецслужб и Армии обороны Израиля также стал важной статьей экспорта.
Государство Израиль опирается на политическую поддержку правящих кругов западных стран. Например, спустя несколько месяцев после израильской атаки на сектор Газа зимой 2008–2009 годов, в ходе которой погибло 1400 палестинцев и 9 израильтян[7], Израиль единодушно приняли в члены ОЭСР – организации стран, исповедующих принципы демократии и рыночной экономики. Выдвинутые экспертами ООН Ричардом Фальком и Ричардом Голдстоуном обвинения Израилю в нарушении прав человека и даже военных преступлениях, совершенных в ходе нападения, ничуть не повлияли на результаты голосования в ОЭСР. Западные страны снова оказали поддержку Израилю летом 2011 года, перекрыв воздушные и морские пути пацифистам разных стран, пытавшимся пробраться в Газу и на Западный берег реки Иордан для выражения солидарности с палестинцами.
Запад поддерживает Израиль еще и потому, что считает поселения, из которых выросло государство, по сути европейскими, во многом похожими на старые британские колонии. Самоопределение Израиля как «еврейского государства» оправдывает возрождение идеи этнического национализма, ставит точку в деколонизации и таким образом способствует попыткам западных держав восстановить свое владычество на Ближнем Востоке. Постоянно укрепляющиеся органические связи Израиля с Западом во многом объясняют фактическое отсутствие критики со стороны европейских держав и бывших европейских колоний, таких как США, Канада или Австралия. Наличие подобных связей – особенно существенный фактор в свете находящей все большее признание в странах Европы и Северной Америки концепции «столкновения цивилизаций», причем Израиль уверенно позиционирует себя в качестве защитника Запада от предполагаемой угрозы со стороны мусульманского Востока.
Чувство вины за нацистский геноцид, которым некоторые объясняют такое снисходительное отношение, сегодня играет меньшую роль, нежели стратегические интересы Запада, представляемые Израилем в регионе. Интересы эти вкупе с верованиями протестантов-евангелистов составляют основу нееврейского сионизма (об этом движении, возникшем куда раньше сионизма еврейского, поговорим ниже). Однако поддержка Израиля западными руководителями осуществляется вопреки общественному мнению: большинство жителей западных стран считают, что Государство Израиль представляет собой угрозу международной стабильности.
Известно, что в основе любой формы национализма лежит некое «воображаемое сообщество»[8], однако искусственность некоторых сообществ явно обнаруживается уже с первого взгляда. Европейский национализм был создан на основе местного самосознания, из которого впоследствии сформировалось самосознание национальное. Парадоксально, но политический сионизм[9] является одновременно и типичным, и уникальным примером такого подхода.
В основу Государства Израиль положена идеология этнического национализма, возникшая в позапрошлом веке в Центральной и Восточной Европе. Для разрешения присущего именно Европе «еврейского вопроса» европейцами, по образу и подобию национализма европейского образца, был создан его «еврейский» вариант – сионизм. Сионистам пришлось потратить немало усилий и средств для того, чтобы за один век переселить в Палестину половину евреев мира. Переселились туда не только люди, но и их кошмары об ужасах погромов в царской России (в основном на Украине и в Молдавии). Это сильно повлияло на социальный климат османской Палестины начала прошлого века, где на тот момент вполне мирно сосуществовали различные религиозные, этнические и языковые группы. Еще более глубокий отпечаток оставили последствия нацистского геноцида, задуманного в Европе и осуществленного европейцами против европейцев. В итоге на территории Палестины было образовано скроенное по европейским лекалам национальное государство, приверженное западным идеалам и утверждающее свою европейскую сущность.
На заре XX века этнический национализм, уже укоренившийся к тому времени во многих странах Европы, где присутствие меньшинств издавна вызывало напряжение, стал принимать форму «научного расизма». Крушение четырех многонациональных империй, произошедшее после Первой мировой войны, привело к усилению националистических настроений в Восточной Европе и созданию на основе этих империй новых государств. В то же время Великобритания не только оберегала, но и стремилась расширить свою империю, что и объясняет возникновение декларации Бальфура, поддержавшего в 1917 году идею создания «национального очага еврейского народа в Палестине»[10]. Официальное признание сионизма сделало его неотъемлемой частью европейской колониальной политики. Не стоит забывать, что тогда термин «колониализм» не имел современного уничижительного оттенка: например, главным финансовым учреждением сионистского движения был Еврейский колониальный трест (Jewish Colonial Trust), переименованный затем в Национальный банк, или Банк леуми.
Уникальность сионизма состоит в том, что его идеологи были вынуждены создавать единый «еврейский народ» из разбросанных по миру людей, у которых, кроме религии, было мало общего. Сионистам пришлось не только сформировать и привить евреям исторически чуждое им национальное сознание европейского типа, но и создать для них общий язык. Первые сионистские поселения в Западной Азии были основаны по примеру европейских колоний в Африке, Австралии или Америке, однако подавляющее большинство евреев не воспринимали себя как отдельную нацию, или, как называли ее сторонники созданной в 1882 году Лиги антисемитов[11], особую расу.
По своему происхождению идея физического переселения евреев в Землю обетованную – протестантская. В еврейской традиции*[12] «возвращение» означает совсем другое и преследует иные цели: оно – часть радикального, мессианского переустройства мира, а не решение одного или нескольких людей перебраться на Святую землю. Поэтому неудивительно, что большинство евреев в начале XX века отвергли чуждую иудейскому сознанию идею сионизма, которая к тому же возникла в кругах протестантов и пропагандировалась в основном атеистами и агностиками еврейского происхождения.
В этой книге не раз говорится об иудейском сопротивлении сионизму. Сегодня оно многим кажется парадоксальным, ибо люди нередко путают евреев и сионистов, иудейство и сионизм, освященную веками еврейскую традицию и современный национал-иудаизм*[13], интересы Государства Израиль и интересы евреев разных стран мира. Поскольку такого рода смешение – часть сионистской идеологии, чтобы понять Израиль, необходимо четко отличать друг от друга религию, этнос и нацию.
Как сионисты, так и их противники отдают себе отчет в идеологической хрупкости сионистского государства. Многие израильтяне признают, что именно сионизм препятствует установлению мира и интеграции Израиля в регионе. Однако израильское руководство требует чтобы Израиль был признан в качестве «еврейского демократического государства» не только международным сообществом, но и палестинцами, которые первыми пострадали и продолжают страдать от возникновения на их земле такого рода государства. Это требование, становится, естественно, главнейшим политическим препятствием на пути к миру, однако оно лишний раз подчеркивает, как остро многие сионисты ощущают хрупкость своего государства несмотря на его мощь и процветание.
Ф.М. Достоевский (1821–1881) назвал мой родной город Санкт-Петербург «самым отвлеченным и умышленным городом на всем земном шаре»[14]. И действительно, город, основанный по воле Петра Великого на 60-й параллели посреди болот, – город, постоянно находящийся под угрозой наводнения, – обречен вечно казаться хрупким и иллюзорным. Менее чем через 10 лет после своего основания Петербург, расположенный ближе к Нью-Йорку, чем к Владивостоку, стал столицей Российской империи. Великие русские писатели видели в этом величественном и изящном городе странное, неуместное и чужеродное явление, предрекая ему бесславный конец. Поэт Михаил Дмитриев (1796–1866) в стихотворении «Подводный город» предсказывает, что однажды от Петербурга останется только шпиль Петропавловской крепости, торчащий посреди бескрайних вод, поглотивших некогда гордый и надменный город:
- Город, слышно, был богатый
- И нарядный, как жених;
- Да себе копил он злато,
- А с сумой пускал других!
Даже имени его никто не вспомнит:
- Имя было? Да чужое,
- Позабытое давно,
- Оттого что не родное —
- И не памятно оно[15].
Некоторые опасаются, что сионистское государство ждет такая же судьба и что среди бескрайних песков пустыни будет торчать небоскреб «Ситигейт» – символ былых материальных достижений Израиля.
С Санкт-Петербургом Израиль причудливо сближают человеческие судьбы и жизни, положенные на алтарь сионизма. Так, нашедший во время Второй мировой войны убежище в СССР израильский поэт и писатель Биньямин Хершав, сравнивая эти два грандиозных проекта, замечает, что если Петр Первый построил город «на костях крестьянских», то Бен-Гурион[16] «проложил дорогу в Иерусалим на костях спасшихся от Катастрофы подростков»[17].
В открытой сейчас вами книге речь пойдет о происхождении и природе Государства Израиль, а также его месте в еврейской и европейской истории. Отцы-основатели сионизма видели в созданном ими движении разрыв с еврейской историей, а первые поселенцы, прибывшие в Палестину, гордились тем, что участвуют в «сионистской революции». Несмотря на то что значение Святой земли в еврейской традиции сомнению не подлежит, проект физического возвращения евреев в Землю Израилеву был задуман христианами-протестантами, стремившимися тем самым приблизить ожидаемое ими Второе пришествие. Это объясняет в частности мощную поддержку Израиля со стороны США, где такого рода протестантские движения не только многочисленны, но и весьма влиятельны. Читатель также познакомится с мыслями раввинов и прочих иудейских противников сионизма, понимание трудов которых требует немалой подготовки.
Кроме того мы поговорим об эмансипации, позволившей евреям Центральной и Западной Европы влиться в общество своих стран. Выбор между интеграцией и обособленным развитием до сих пор остается решающим фактором для определения отношения евреев к природе и политике Государства Израиль. Надо обратить внимание на изменения, произошедшие под влиянием сионизма в самосознании евреев и поставившие для многих из них Государство Израиль во главу угла. Причем их мнения варьируются в очень широком диапазоне: от безусловной поддержки Израиля до резкого осуждения его и даже до полного отвержения сионизма, а значит, и еврейского национализма в целом. Мы постараемся выяснить, почему мнения об Израиле разделяют евреев больше любого политического, общественного или религиозного вопроса. А также понять, почему поверье, будто все евреи – сионисты и ярые защитники Государства Израиль, не более чем миф, играющий на руку антисемитам.
Естественно, что в книге об Израиле придется обязательно говорить об антисемитизме. При этом надо помнить, что сионизм – это далеко не только реакция евреев на притеснения, угрозы и антисемитизм: сионисты умеют извлекать из него выгоду, подчас не гнушаясь сотрудничеством с явными антисемитами. Эти мутные страницы истории чаще всего неизвестны широким кругам читателей.
Нацистский геноцид – еще одна важнейшая и болезненная тема современной еврейской истории. Об этой трагедии XX века здесь говорится не только как об историческом факте, но она также рассматривается в ракурсе многовековой еврейской традиции. Показывается, каким образом эта трагедия стала средством укрепления национального единства в Израиле и усиления сионистской идеологии среди евреев диаспоры. Такого рода использование истории вызывает серьезную критику, в частности со стороны израильской интеллигенции, и эта критика заслуживает самого серьезного внимания.
Немалое место отведено нами важной роли, которую в сионистском движении сыграли – и продолжают играть – российские евреи, испытавшие на себе притеснения в царское время, а в советскую эпоху ставшие «лицами еврейской национальности». По-своему реагируя на погромы, а позже на политику истребления во время нацистской оккупации, они, в отличие от других еврейских общин, обратились к силовым методам сопротивления, повлияв с самого начала на формирование в Израиле особого боевого духа.
Помимо вечно оспариваемой легитимности Государства Израиль особенно существенным остается вопрос о вызванных сионизмом изменениях в еврейском самосознании. Сионистам удалось воспитать «нового еврея», говорящего на новом языке (современном иврите), однако все это не смогло окончательно победить традиционное еврейское самосознание. Именно поэтому многие еврейские общины мира сумели сохранить свою самобытность, а под термином «еврейский народ» по-прежнему подразумеваются довольно разнородные группы людей, интересы которых отличны, а иногда и прямо противоположны интересам Государства Израиль.
Освещая забытые, а подчас и замалчиваемые исторические события, мы в то же время обращаем внимание на успехи сионистского движения, сделавшего Израиль признанным лидером в области науки, техники и военного дела. В книге также объясняются причины удивительного, на первый взгляд, восхищения Израилем со стороны движений правого толка в Европе и в странах европейской колонизации.
Несмотря на то, что об Израиле и сионизме написано немало, некоторые существенные факты продолжают оставаться в тени. Задача этой книги – осветить именно те эпизоды, которые помогут глубже разобраться в истории этого необычного государства. Это позволит читателю принять участие в обсуждении проблем Израиля и откликов на них во многих странах мира. Книга приглашает читателя задуматься и по-новому взглянуть на мифы и клише, заслоняющие многомерный образ этого замечательного, но противоречивого государства.
Земля Израилева и ее место в еврейской традиции
Отношения евреев с Землей Израилевой могут показаться парадоксальными[18]. Ее образ занимает исключительное место в иудейском самосознании, но до появления сионистов евреи не предпринимали ни малейших попыток массово переселиться туда. Неудивительно и то, что в иудейских источниках нет единого мнения о ее географических границах. Божественное обетование, данное Аврааму, не подразумевало права владения Святой землей – именно поэтому он хотел заплатить за место для погребения его жены Сары (Бытие, 23:3–16). Земля обетованная принадлежит не тем, кому дано было обетование, а Тому, Кто его дал.
По мнению Йехиэля Якова Вайнберга (1884–1966), известного раввина, сочетавшего в своем учении литовское и немецкое течения в иудействе, «Земля – это всего лишь сцена для реализации духовного наследия Торы*; сама духовность, основа нашей жизни и существования, – не что иное, как Тора… В этом отношении мы отличаемся от других наций, и не признавать этого означает отрицать самые основы иудейства»[19].
Традиционно считается, что евреи произошли от Авраама и его потомков, выведенных Господом из Египта и получивших в дар Тору на горе Синай. Откровение и дарование Торы отмечаются как «день рождения еврейского народа». Хотя в самой Торе нередко упоминаются случаи, когда сыны Израилевы нарушали Божественные заповеди или пренебрегали ими, бытие евреем неизменно связано с Торой как абсолютным источником законов и моральных ценностей.
Еврейская традиция считает, что евреев определяет не общее географическое происхождение, а их долг следованию заповедям Торы. Именно это и означает понятие «избранный народ», в котором нет и намека на какое бы то ни было превосходство: избранничество в иудействе подразумевает в первую очередь ответственность за выполнение заветов. Разумеется, традицию можно использовать для оправдания расовой исключительности евреев или пестования чувства врожденного превосходства. В наши дни подобные идеи витают среди тех, кто утратил связь с духовным наследием предков. Но в самой еврейской традиции, а конкретно в рассуждении о происхождении Мессии, содержится «противоядие» от расизма. Мудрецы предсказали, что Мессия* будет потомком царя Давида, то есть благородных кровей. Однако они же указали, что начало роду самого Давида положили весьма отважные, мягко говоря, женщины: Руфь, Фамарь и дочери Лота.
Руфь взяла инициативу в свои руки, когда пришла к Боазу: «А она подошла тихонько, и открыла изножье его, и прилегла. И было, в полночь вздрогнул этот человек и повернулся, и вот – женщина лежит у ног его!» (Руфь, 3:7–8). Руфь была вдовой родом из моавитян, которые, согласно Библии[20], произошли от дочерей Лота. Боясь наступления конца света, они переспали со своим отцом, и старшая родила Моава, предка Руфи (Бытие, 19:30–38). О происхождении Боаза говорится в истории ханаанейки Фамари (Бытие, 38:1–30). Она была женой Ира, старшего сына Иуды, сына Иакова. Овдовев, была выдана за среднего сына, который также умер. По закону левирата, на Фамари должен был жениться и младший сын, однако Иуда отослал вдову к родителям – ожидать, пока молодой человек достигнет совершеннолетия. По Библии, он поступил так из страха, что и третий сын «умрет, подобно братьям его». Фамарь, не желая ждать и потерять связь с семьей потомков Иакова, притворилась блудницей, соблазнила самого Иуду и родила двух близнецов, один из которых и стал предком Боаза.
Во всех трех случаях неизбежная смерть отступила перед жизнью, продолжавшейся в детях. Такова скромная родословная Мессии – Спасителя мира.
В библейских текстах говорится не только о божественном происхождении Торы, но и о том, что она была дарована евреям за пределами Земли Израилевой. По Пятикнижию, евреи, или сыны Израилевы, происходят вовсе не из Израиля. Они сформировали общину в Египте, а народом стали лишь после принятия учения и законов Торы на горе Синай. Духовное очищение евреев, без которого невозможно попасть в Землю обетованную, произошло за ее пределами – во время сорокалетних странствий по пустыне. Как подчеркивают многие толкователи, сама по себе Святая земля не может сделать евреев святыми; зато их преступления могут осквернить ее, и тогда Земля «изрыгнет их» (Левит, 18:28).
В еврейской традиции отношение к Земле обетованной определяется исключительно в договорных терминах:
«Берегитесь, чтобы не обольстилось сердце ваше, и вы не совратились и не стали служить богам иным, и не поклонялись им; И возгорится гнев Господа на вас, и затворит Он небо, и не будет дождя, и земля не даст плодов своих; и вы скоро пропадете с этой доброй земли, которую Господь дает вам» (Второзаконие, 11:16–17).
Это напоминает отношения в супружеской паре: они продолжаются, пока супруги соблюдают определенные правила. Если это не так – следует развод. Показательно, что во время праздника дарования Торы (Пятидесятница, или Шавуот), в некоторых синагогах читают Кетубу (еврейский брачный договор), который закрепляет связь Торы (невесты) и ее избранника (народа Израиля). Лейтмотив церемонии – связь евреев с Землей Израилевой.
В еврейской традиции подчеркивается, что проживание на Святой земле, подобной царскому дворцу, где к любому проступку относятся во сто крат серьезнее, связано с множеством опасностей. Раввин Израиль Меир Каган (1838–1933), более известный как Хофец Хаим (так называется его книга о недопустимости сквернословия), предупреждал о том, насколько опасно жить на Святой земле, не следуя Торе и ее заповедям. Именно эта боязнь преступить законы Торы отвращает подверженных греху простых евреев от переезда в Израиль. Таким образом, отношения между евреем и Землей Израилевой качественно иные, нежели отношения француза с Францией или русского с Россией.
В еврейской традиции любое бедствие или несчастный случай – следствие человеческих проступков. Возвращение же в Землю Израилеву должно стать воздаянием за добрые деяния, а свершается оно лишь после пришествия Мессии. Две предыдущие попытки (завоевания Иисуса Навина и возвращение из Вавилонского плена) были предприняты людьми, однако истинное заселение страны может произойти лишь после вмешательства самого Господа.
После разрушения Первого Храма в 586 г. до н. э. лишь небольшое число евреев вернулось из Вавилона вместе с Эзрой и Нехемией в Землю Израиля, получив там некоторую политическую автономию. Разрушение Второго Храма в 70 г. н. э. не изменило радикальным образом самоощущение евреев как народа, разбросанного по разным странам. В еврейской истории встречались лишь спорадические эпизоды «политической кристаллизации»: Хасмонейское царство, Хазарский каганат и еврейские княжества в Йемене и Марокко (где преобладали новообращенные)[21]. Хотя евреи как общность в основном находились в стороне от политической истории мира, они оставили заметный след в его религиозном развитии. Например, по еврейской традиции, Изгнание* – это скорее состояние духовной неполноценности, потеря связи с Божественным присутствием, чем физическое выдворение из Земли обетованной.
Многие набожные евреи считают отказ от политического владения Землей Израилевой неотъемлемой частью иудейства. Речь идет не о принципе пассивности, а о сложном и упорном сопротивлении националистическим идеям, подверженность которым некоторые современные еврейские мыслители называют «дурной склонностью номер один», другими словами, особенно сильным соблазном.
Здесь следует рассмотреть две противоположные точки зрения. Сторонники еврейской традиции подчеркивают:
«Мы ушли в Изгнание не из-за того, что у нас не было Хаганы* или политических лидеров, вроде Герцля и Бен-Гуриона. Мы были изгнаны именно потому, что все это у нас было, и мы последовали за такими вождями. Разумеется, эти действия не смогут принести [евреям] Избавления*»[22].
Идею божественной природы Избавления разделяют как традиционалисты, так и приверженцы национал-иудаизма – члены движения «Мизрахи»* («восточное», а также сокращение от «Мерказ рухани» – «духовный центр»), возникшего около века назад в Российской Империи. Вопреки мнению основателей их движения, современные адепты национал-иудаизма считают сионизм выражением Божественной воли, как бы «перстом Божьим», подобным тому, что упоминается в библейском повествовании об исходе из Египта. Различие между двумя этими полюсами состоит не в принятии или отрицании концепции тотального разрушения, которое должно предшествовать Избавлению, а в определении того, как это разрушение понимать.
В то время как идеологи национал-иудаизма считают, что разрушение закончилось в 1945 году, рассматривая постигший евреев Европы геноцид как отправную точку Избавления, теоретики религиозного иудейского антисионизма утверждают, что и геноцид, и существование Государства Израиль суть звенья одного разрушительного процесса, продолжающегося по сей день. По их мнению, все достижения сионизма будут сметены перед приходом Мессии, который найдет Землю Израиля в состоянии полного опустошения и запустения. Категорически отвергая сионистское мессианство, антисионисты считают Государство Израиль преградой на пути к Избавлению. Многие раввины предупреждают, что присутствие миллионов евреев в столь опасном месте – не что иное, как безумие, граничащее с самоубийством, а материальное восстановление страны нечестивцами может привести лишь к очередному изгнанию, гораздо более тяжелому и жестокому, чем два предыдущих[23].
Поскольку еврейская традиция утверждает, что Избавление наступит в результате Божественного вмешательства, «приближение конца», то есть форсирование Избавления иными средствами, является большим прегрешением. Знак к освобождению должен дать сам Господь, и лишь Он один может положить конец Изгнанию.
В Талмуде* говорится о трех клятвах, принесенных перед тем, как остаток народа Израиля был рассеян по всему свету: Всевышний наказал евреям не возвращаться в Землю Израилеву массово и организованно и не бунтовать против власти других народов; а народы Он заклял не порабощать евреев чрезмерно[24]. Эти клятвы лежат в основе споров о том, насколько в рамках иудейства приемлемо применение силы (и о чем подробнее будет говориться ниже). После нацистского геноцида многие стали считать, что клятвы устарели: уничтожение евреев нацистами нарушило третью клятву, а значит, отменило и две оставшиеся. Однако данная Господу клятва – не то же самое, что договор двух сторон, евреев с неевреями.
Комментатор из каталонской Героны Моше Нахманид (1194–1270) вызвал панику среди своих товарищей-каббалистов, когда за несколько лет до смерти решил переселиться в Землю Израилеву. Те настаивали на буквальном соблюдении трех клятв Талмуда и, следовательно, запрещали там селиться, приводя вдобавок аргументы мистического характера. По мнению Йешаяху Лейбовича (1903–1994), иудейского мыслителя и профессора Еврейского университета в Иерусалиме, «Нахманид, несомненно, является единственным авторитетом, придававшим практическое значение заповеди селиться в Земле Израиля и завоевывать ее. Однако его мнение по этому вопросу не вызвало никакого отклика в иудейском законодательстве»[25]. В ответ на полемику, которую продолжает вызывать этот вопрос, в недавнем издании Вавилонского Талмуда было приведено множество источников, утверждающих, что поселение в Земле Израиля не является заповедью (мицвой*)[26].
Специалисты считают, что страх перед попытками ускорить Избавление не является изобретением антисионистов[27], то есть он возник не в качестве орудия для борьбы с сионизмом, а составляет неотъемлемую часть еврейской традиции, причем корни его – в классических трудах иудейства. Задолго до появления сионизма еврейские мудрецы призывали смиренно нести бремя изгнания. Хотя о трех клятвах чаще вспоминают, когда «алия»* (возвращение в Землю Израилеву) становится реальной возможностью для большого числа евреев, их правовое применение началось за несколько веков до появления политического сионизма[28]. После изгнания евреев из Испании в ходе Реконкисты, христианского «отвоевывания» Испании в конце XV века, раввины стали ссылаться на три клятвы, предостерегая изгнанников от поселения в Земле Израиля, ибо испанские евреи расселялись тогда по всей Османской империи, в состав которой входила Земля обетованная. Хотя власти Османской империи с радостью принимали переселенцев в своих владениях, лишь небольшая группа изгнанников осела тогда в Земле Израиля.
Немецкий раввин Яков Эмден (1697–1776), чье влияние на иудейскую юриспруденцию ощущается и по сей день, опирался на три клятвы в своем осуждении мессианского движения саббатианства. Его основатель Шабтай Цви (1626–1676), лжемессия родом из Смирны (Измира), обещаниями о немедленном Избавлении увлек за собой целые общины, но вскоре отрекся от иудейства и принял ислам. Последствия этой истории потрясли еврейский мир и усилили подозрительность к любому, кто только даже намекал, что он – Мессия. Подчеркивая, что речь идет об эпохе милосердия Господня, когда Избавление было действительно близко, раввин Эмден обвиняет лжемессию в попытке ускорить этот процесс, что привело к великим бедствиям. Три клятвы упоминаются даже в трудах Цви Гирша Калишера (1795–1874) и Иегуды Алкалая (1798–1878), которых многие сионисты считают своими духовными предтечами. Эти раввины поддерживали поселение евреев в Святой земле, ибо оно не имело ничего общего с массовым энтузиазмом, который как раз и призваны сдерживать приведенные в Талмуде три клятвы.
Алкалай был лишь одним из многих сефардских мыслителей, пытавшихся остудить мессианский энтузиазм. Авторитетный еврейский правовед раввин Йосеф Хаим из Багдада, более известный под именем Бен Иш Хай (1834–1909), также ссылался на три клятвы, запрещая подобную самодеятельность[29]. Очевидно, что возвращение в Землю Израиля с помощью политических средств противоречит традиционному пониманию мессианского Избавления.
Ожидание Мессии, Искупителя Израиля, даже если оно кажется радикальным и нереалистичным, должно оставаться свободным от каких бы то ни было «заменителей». В еврейской традиции Изгнание понимается как исцеление и очищение. Логику, стоящую за ожиданием Избавления, можно обнаружить в притче, приписываемой раввину Йосефу Хаиму Зонненфельду (1848–1932), одному из столпов палестинской религиозной общины:
«Господь изгнал нас из-за наших грехов, и Изгнание – это больница для еврейского народа. Невозможно представить себе, чтобы мы снова заняли свою землю, пока не вполне исцелились. Бог хранит и защищает нас, посылая нам свои “целительные” испытания в точном соответствии с нужной дозировкой. Мы уверены, что, когда полностью исцелимся от грехов, Бог не будет медлить ни секунды, а тут же спасет нас Сам. Как же мы можем торопиться покинуть больницу перед лицом смертельной опасности, нависшей над нами, упаси Господь? Мы ждем Избавления, которое полностью исцелит нас; мы не хотим возвращаться в царский дворец, не выздоровев, избави Бог»[30].
Чтобы поддержать свое упование на милость Господа, верующие евреи стремятся жить по Торе, полагая, что каждое доброе дело имеет влияние на судьбу всего мира. Каждый поступок, даже самый незначительный, будет оценен Всевышним, когда будет решаться вопрос об окончательном Избавлении.
История разрушения двух храмов в Иерусалиме чрезвычайно важна для иудейского морального воспитания. Сионисты тоже используют ее, превращая маккавеев и Бар-Кохбу в борцов против иноземных захватчиков и героев исторического романа. Урок, извлекаемый сионистами из истории, диаметрально противоположен традиционному подходу: с их точки зрения, евреи должны были сражаться лучше и упорнее.
Таким образом, совершенно очевидна глубокая пропасть между пониманием истории в еврейской традиции и логикой сионизма, порожденного приверженцами европейского романтического национализма. Неудивительно, что в 20–30-е годы XX века противники сионизма пытались достичь сепаратного соглашения с арабским руководством. Позже, в разгар тяжелых боев в Иерусалиме после провозглашения Бен-Гурионом (1886–1973), основателем Государства Израиль, независимости в мае 1948 года, ими были организованы демонстрации под белыми флагами. Сионисты считали такое «предательское» поведение следствием изгнания. И они не ошибались, ибо Изгнание продолжает занимать центральное место в еврейской традиции и мировоззрении.
Даже текст молитвы, которую каждый соблюдающий традицию еврей произносит три раза в день, содержит подобные высказывания:
«Благословен Ты, Господь, собирающий рассеянный по свету народ Свой, Израиль! Снова поставь над нами судей, как в прежние времена, и наставников, как было раньше…»[31]. Благословение, произносимое после трапезы, содержит строки о возвращении в Землю обетованную. Завершение этого благословения – в страстной мольбе: «И восстанови Иерусалим, святой город[32], в скором времени, в наши дни. Благословен Ты, Господь, возрождающий по милости Своей Иерусалим. Амен!»[33]
В то время как одни подсчитывают число упоминаний Иерусалима для оправдания аннексии Израилем Святого города, последователи традиции видят в этих словах не только выражение духовных чаяний, но и отказ от претензий на земное могущество и мольбу к Творцу о милосердии. Использование этого текста в качестве призыва к национально-освободительной войне в действительности оказывается не только анахронизмом, но и отклонением от его очевидного смысла.
Возникновение сионизма в XIX–XX веках вызвало серьезный интерес к иудейским источникам, в которых рассматривается характер грядущего спасения еврейского народа. Хотя диапазон толкований Избавления в них весьма широк, чаще всего оно связано с приходом Мессии. Эта идея была и остается в еврейском самосознании, и поэтому предостережений против мессианского авантюризма становилось все больше по мере того, как сионизм набирал силу, а массы проникались его идеями.
Политолог Шломо Авинери – один из тех, кто считает связь евреев с Землей Израиля парадоксальной. Подчеркивая ее решающую роль в еврейском самосознании, он признает, что до появления сионистов евреи не предпринимали даже малейших попыток массового заселения страны: «…как бы глубока и интенсивна ни была эта связь, она не меняла основ еврейского бытия в изгнании»[34].
В молитве, произносимой религиозными евреями как в Израиле, так и в других странах в праздники Пасхи, Пятидесятницы и Кущей (Песах, Шавуот и Суккот), говорится не только о том, как евреи совершали паломничество в Иерусалим во времена существования Храма, но и о том, что Изгнание продолжается:
«Бог наш и Бог отцов наших, за грехи наши мы были изгнаны из своей страны и оказались вдалеке от земли нашей… Собери нас, рассеянных среди народов, и собери наши общины, разбросанные по краям земли; и приведи нас, ликующих, в Сион, город Твой, и в Иерусалим, в храм Твой, даровав нам радость навеки»[35].
Несмотря на то что примерно половина евреев мира ныне живет в Израиле, в эту молитву не было внесено никаких исправлений. Упование на приход Мессии остается в силе, и факт физического присутствия миллионов евреев в Израиле ничего не меняет. Более того, хотя текст молитвы един для всех религиозных евреев, понимают ее по-разному: одни уверены, что создание Государства Израиль – это чудо, предвещающее скорое наступление окончательного Избавления; другие полны мрачных предчувствий, что за сионистским бунтом неминуемо последует ужасная кара. Речь идет о богословской трактовке еврейской истории о том, что значит быть евреем.
Кто такие евреи? История и коллективная память
Пусть высказывание английского философа Леона Рота предварит эту тему и послужит ее фоном: «Сначала – иудейство. Это не продукт, а программа, и евреи – средство ее осуществления»[36].
Необходимо понимать, что иудейство всегда было чем-то большим, нежели общим числом его последователей. Иудейство создало евреев, а не наоборот[37].
Чтобы оценить то, что происходит с евреями вот уже более двух веков, необходимо понять: секуляризация, то есть полное освобождение от «ярма Торы и ее заповедей»[38], вбила клин между понятиями «еврей» и «иудей». До XIX века понятие «еврей» было нормативным: речь шла о человеке, поведение которого основано на четких принципах (заповедях Торы), являющихся общими для всех евреев. Даже нарушив какую-либо заповедь, еврей не отрицал ее значимости. «…А вы будете у меня царством священников и народом святым» (Исход, 19:6). Эти слова остаются для такого еврея заповедью и источником вдохновения, но в этом библейском стихе отнюдь не утверждается, что евреи по природе «святой народ». В нем нет ни малейшего намека на то, что земля может наделить человека святостью.
Американский раввин немецкого происхождения Симон Шваб (1908–1994) описывает традиционную еврейскую жизнь так:
«Еврейский народ на каждом материке жил своей жизнью, посвящал себя служению Богу, держался в стороне от политических перипетий остального мира, от которого иногда исходила вынужденная любовь, а иногда – безграничная ненависть… Иудейство давало лишь одно истинное определение еврейского предназначения, еврейской истории и будущего евреев: верность учению Божьему составляет смысл жизни каждого еврея. Она же [верность] служила основой этнической общности, национального единства евреев, переживших крушение своей политической независимости… Кроме того, была пламенная надежда и всепоглощающая тоска по все еще неведомому будущему, страстное ожидание Мессии, который придет и сплотит человечество вокруг святыни Господней»[39].
Последователи реформистского* иудейства, распространившегося тогда в Центральной и Западной Европе, перестроили религию, однако не отказались от нее как таковой. В отличие от них последователи еврейских радикальных движений в Восточной Европе стремились устранить само понятие религиозного долга. В ходе секуляризации произошел революционный переворот в еврейском самосознании – «еврейство» из нормативного понятия превратилось в описательное. Традиционно евреи отличаются от своего нееврейского окружения тем, что они делают или должны делать; новые евреи являются таковыми только по факту своего происхождения и не ощущают никакого чувства долга по отношению к Богу. Отметим, что подобное отношение можно наблюдать и у антисемитов, считающих евреев чужим народом или даже чужой расой, вне зависимости от их веры.
Примерно с XIX века стало особенно трудно определить, кто такие евреи, ибо большинство их утратило значительную часть основ собственного самосознания. Речь идет о практике соблюдения заповедей Торы, которая, в отличие от веры, имеет наглядное выражение в повседневной жизни благочестивого еврея. В качестве примера можно привести законы о субботе или о кошерной* пище. Всякий раз, когда еврей следует заповеди, окружающие могут легко распознать его принадлежность к еврейству. Очевидный характер соблюдения значительного числа заповедей, в свою очередь, влияет на самих евреев, укрепляя их верность Торе. Как сказано в сборнике высказываний о еврейской морали «Пиркей авот», «…[исполнение] заповеди влечет за собой [исполнение] другой заповеди, а проступок влечет за собой проступок»[40]. Это справедливо и по отношению к другим заповедям. Например, понятие семейной чистоты подразумевает отказ от физического контакта между мужем и женой в период менструации и семи дней после него, а правила соблюдения субботы определяют отношение еврея ко времени.
Традиционное еврейское самосознание зиждется на соблюдении заповедей Торы. Массовое отстранение от религии в таком случае означает, что эти самые заповеди начинают разделять евреев, воздвигая между ними преграды. При этом ассимиляция, т. е. потеря одной частью социума (или целым этносом) своих отличительных черт, не является чисто еврейским феноменом. Мишель Брюне – ученый, специализирующийся на истории канадцев французского происхождения, – так определяет ее: «Ассимилироваться – значит, стать похожим. Ассимилируемый забывает, кем он является, и изо всех сил старается подражать тем, на кого хочет стать похожим. Тяга к ассимиляции всегда возникает из желания или необходимости подражать другим… Он стремится к тому, чтобы общество приняло его»[41].
Тогда возникает вопрос: являются ли евреи единым народом? Чтобы ответить на него, вернемся еще раз к Лейбовичу:
«Исторически еврейский народ определяли не как расу, не как народ той или иной страны, той или иной политической системы, не как народ, говорящий на одном языке, а как народ иудейства, Торы и заповедей… Слова знаменитого арабского философа и раввина Саадии Гаона (882–942) (“Мы являемся народом только благодаря Торе”) имеют не только назидательный, но и эмпирический смысл. Они указывают на исторический факт, влияние которого ощущалось повсеместно вплоть до XIX столетия. Именно тогда возник разрыв, который и по сей день продолжает увеличиваться: разрыв между еврейством и иудейством… Большинство евреев, искренне сознавая свое еврейство, не только не принимают иудейство, но относятся к нему с отвращением»[42].
Еврейский национализм зародился во второй половине XIX века среди ассимилированных евреев. Бесплодность индивидуальных попыток приобщиться к окружающему обществу подтолкнула их к идее коллективной ассимиляции – они решили выковать из евреев нацию, подобную европейским. За такие открыто противоречащие еврейской традиции идеи это движение, получившее название «сионизм», было в то время отвергнуто большинством евреев. Сионизм изменил еврейскую жизнь и даже само значение слова «Израиль». Как пишет раввин Джейкоб Нузнер, американский ученый, один из самых плодовитых исследователей иудейства: «В большинстве версий иудейства принадлежать “Израилю” – значит, строить жизнь по образу и подобию Божьему, как об этом написано в Торе. Сегодня в синагогальном богослужении словом “Израиль” обозначают святую общину, но при этом в еврейской общественной жизни точно так же называют Государство Израиль»[43].
Нузнер приходит к заключению, что «государство стало важнее, чем евреи», и таким образом проводит четкую границу между евреями и иудеями, а также делает акцент на происходящем вот уже более ста лет сдвиге в еврейском самосознании, вследствие которого из «народа общей веры» евреи превращаются в «народ общей судьбы»:
«Сколь бы малым ни являлось сообщество евреев, иудейство как религия может, тем не менее, процветать среди тех, кто его исповедует. Однако даже если евреев будет много и они обретут влияние, но при этом перестанут исповедовать иудейство… религия потеряет свой голос, хотя евреи как сообщество будут процветать. Вывод прост. Книга, то есть набор религиозных идей, отвлеченных от социума, не является иудейством; но и мнения по любому вопросу, даже если их придерживаются все евреи вместе взятые, иудейства тоже не составляют…»[44]
История занимает важное место в еврейской традиции. Даже в Торе присутствуют отсылки к ней: «Вспомни дни древности, помысли о годах всех поколений» (Второзаконие, 32:7). В иудействе функции истории многообразны: это и некий фон, и мировоззрение, а не только источник информации. Йосеф Хаим Йерушалми (1932–2009), профессор Колумбийского университета, утверждал, что Библия представляет собой рассказ о Божественном вмешательстве в историю, а не свидетельства исторических событий. Ее задача – уберечь евреев от искушения заменить Бога собой, представляя себя в качестве деятеля истории. В еврейской традиции подчеркивается не исторический процесс, а моральные выводы, которые следует из него извлечь:
«Назначение и отстранение римских прокураторов, династические интриги императоров, завоевания парфян и Сасанидов не предлагали ничего нового и полезного по сравнению с тем, что уже было известно. Даже перипетии династии Хасмонеев или интриги потомков Ирода, хоть они и относятся к еврейской истории, не выявляли ничего существенного и, как правило, игнорировались»[45].
В иудейских источниках мало говорится о военных действиях во время осады Иерусалима в I веке н. э. Важнее главный урок, извлеченный из этого поражения: Храм был разрушен за грехи евреев, в особенности за их беспричинную вражду между собой[46]. По Талмуду, мелкие склоки возгордившихся своим положением евреев привели к всенародной (по мнению многих – даже всемирной) трагедии[47]. В еврейской традиции относительно этих событий говорится следующее: нужно быть осмотрительным и осторожным в своих поступках, так как последствия предугадать невозможно. В конечном итоге ответственность за разрушение Храма и Изгнание из Святой земли несут сами евреи.
В еврейской традиции истории отводится роль «наставника», а ее уроки заключены в Торе, письменной и устной: «Безграничная верность мудрецов библейскому толкованию истории в немалой степени объясняет отсутствие среди их трудов исторических сочинений. Не требовалось никакой новой исторической концепции для того, чтобы найти место Риму, или, если уж на то пошло, любой другой возникшей впоследствии империи»[48].
С этой точки зрения история евреев зависит от их верности Завету, то есть союзу Бога с избранным Им народом. Несчастья, выпавшие на долю евреев, – в том числе Изгнание из Земли обетованной, – воспринимаются как наказание, посланное во искупление грехов. Эта концепция снова и снова повторяется в еврейской традиции. Однако под влиянием все более массового отхода европейцев от религии жаждущие ассимиляции евреи перестали доверять трактовке своей истории с позиций еврейской традиции.
Резкие перемены в жизни евреев во время их эмансипации в XIX–XX веках вызвали рост интереса к истории в европейском понимании этого слова, в особенности среди евреев, жаждущих отойти от традиции. Йерушалми писал:
«Современные попытки воссоздать еврейское прошлое предпринимаются в момент резкого перелома в преемственности еврейского образа жизни и, как следствие, стремительного упадка коллективной памяти евреев. В этом смысле история становится тем, чем она никогда не была, – верой падших [то есть покинувших Бога] евреев»[49].
Другими словами, в умах многих евреев место теперь уже ничего не значащей традиции заняла история.
В христианском сознании евреи, отказавшись признать Иисуса Мессией, исключили себя из исторического процесса. Поэтому их «возвращение в Историю» возможно лишь в случае признания Христа истинным Спасителем. Согласно этому богословскому толкованию, сосредоточение евреев на Земле обетованной приближает Второе пришествие и тем самым как бы позволяет им вернуться в Историю. Желание «собрать изгнанных евреев» – один из важнейших мотивов в истории и практики англо-саксонской протестантской мысли, начиная с XVII века[50]. Однако набожные евреи считают идею о том, что утрата государства отлучила их от Истории, несостоятельной.
Осколки христианского взгляда на мир сохраняются даже в светской исторической мысли XIX века, несмотря на ее кажущееся освобождение от религии. В период, когда понятие «история» стало означать политическую историю, то есть историю государств, был сделан вывод, что с разрушением еврейского государства в I веке нашей эры «история Израиля подошла к концу»[51]. По мнению английского историка Лайонела Кочана, еврейские мыслители XIX века воспринимали евреев как одну из «внеисторических наций», наподобие не обладавших на тот момент собственным национальным государством украинцев, румын или латышей, и отличную от таких «исторических наций», как, например, венгры, немцы или итальянцы. Другие ученые-евреи искали в истории руководство к действию и, вслед за Марксом, утверждали, что следует не только изучать историю, но и изменять ее: создать государство и тем самым «вернуться в Историю».
Эту позицию категорически отвергли влиятельнейшие раввины начала XX века. В то время как сионисты настаивают на том, что историю евреев вне Израиля творили неевреи, многие критики сионизма утверждают, что, напротив, евреи продолжают нести ответственность за свою историю. Они говорят о чувстве ответственности евреев перед Богом, чьи атрибуты – справедливость, милосердие и сострадание – определяют судьбу отдельных евреев и еврейства в целом. Высказывая немало гипотез относительно механизма взаимоотношений между Богом и индивидуумом, философия иудейства предлагает самые разнообразные концепции, объясняющие, каким образом поведение человека влияет на историю евреев и всего мира[52]. В отличие от современных представлений евреев о себе, в традиционном мировоззрении предполагается, что все происходящее с евреями определяется их же собственными поступками.
Мысль о том, что евреи были исключены из Истории, потому что утратили государство, не пользуется единогласной поддержкой даже среди мыслителей, далеких от еврейской традиции. Франц Розенцвейг (1886–1929) и Семен Дубнов (1860–1941) испытывали по отношению к сионизму лишь презрение и настаивали, что пребывание евреев в разных странах было неотъемлемым условием их выживания на протяжении многих столетий:
«Поскольку еврейская история со своего возникновения движется от Изгнания к Изгнанию, от диаспоры к диаспоре, дух Изгнания, отчуждение от своей земли («Erdfremdheit»), борьба за возвышенную жизнь против скатывания к ограничениям, которые накладывают земля и время, запечатлены в истории этого народа с самого начала»[53].
В рамках сионистской историографии утверждается, что на протяжении всего своего существования еврейский народ неотвратимо шел к одной цели – созданию Государства Израиль. Израильские историки первого поколения – например Бен-Цион Динур (1884–1973), родившийся в Российской империи и занимавший пост министра просвещения и культуры Израиля в 1951–1955 годах, – многое сделали для укрепления этой телеологической схемы: для них превыше всего была верность идеалам сионизма. В своем «слезоточивом» подходе к истории они делали упор на преследования и гонения, которым подвергался еврейский народ на протяжении многих веков. Очищенное от религиозного толкования пережитых страданий прошлое вызывало ощущение безнадежного тупика, выходом из которого мог стать лишь радикальный проект коллективного освобождения.
В 80-е годы XX века некоторые израильские историки и журналисты (так называемые новые историки) стали подвергать сомнению основополагающие мифы сионистской идеологии. Они осудили массовую «сионизацию» исторических работ, написанных в Израиле, и телеологическую деформацию истории еврейских мессианских движений[54]. Идеологизированное прочтение истории, в рамках которого были исключены любые иные ее варианты, позволило воспитывать в патриотическом духе несколько поколений израильтян. Однако подобный подход все сильнее критикуют как в Израиле, так и за его пределами:
«Отвергая детерминизм своих предшественников, “новые историки” провели двойной пересмотр еврейской истории: с одной стороны, они восстановили доброе имя диаспоры, неизменно презираемой в рамках сионистского мировоззрения; с другой – снизили значение национализма в еврейской истории, которая таким образом предстает более многоголосой, более многополярной и, главным образом, более открытой по отношению к мировому сообществу, в том числе к христианам и мусульманам»[55].
Процесс разоблачения мифов, происходящий сейчас в израильских университетах, все сильнее влияет на тех, кто испытывает сомнения по поводу сионизма. Новые историки и набожные противники сионизма едины в порицании милитаризма, присущего сионистскому движению. Существуют документированные обвинения ряда сионистских руководителей в безразличии и бездействии во время массового уничтожения евреев во время Второй мировой войны, а порой и в причастности к нему. Многие недовольны «культурным геноцидом» иммигрантов, например евреев-йеменитов[56]. На основе данных армейских архивов и личных дел отцов-основателей государства были опубликованы разоблачительные материалы, свидетельствующие о том, как сионисты относились к арабам и евреям из арабских стран. Работы нового поколения историков вызывают бурю протестов. Их обвиняют в том, что они подрывают идеологию сионизма, провоцируя тем самым значительную часть израильской молодежи на отказ от идейных основ своего государства.
Иными словами, сегодня ставится под вопрос «…вся сумма элементов израильского национального сознания, “сконструированного” за сто лет существования сионизма… Мы далеки от тех времен, когда у страны был единый голос»[57]. В действительности единства никогда и не существовало: голоса, отличные от общего хора – в особенности голоса религиозных недругов сионизма, – просто не были слышны. С 2010 года израильский парламент ввел законодательные меры, ограничивающие доступ к альтернативной информации. В частности, под запрет попали все данные, касающиеся «аль-Накба» (араб. «катастрофа») – так палестинцы называют события 1947–1949 годов. По новому закону, муниципалитеты и школы, которые попытаются отметить день палестинской трагедии, должны выплачивать штраф[58].
В период энтузиазма по поводу мирного процесса 1990-х годов израильская молодежь познакомилась с идеями палестинского национального движения, отвергающего исключительное право евреев на Землю Израиля. На самом деле уже начиная с конца 70-х годов – за несколько лет до появления новых историков – в ряде опубликованных в Израиле трудов стал признаваться факт изгнания палестинцев в 1947–1949 годах[59]. Сегодня почти половина израильтян неарабского происхождения считает, что сионисты проводили политику террора в отношении палестинских арабов и устраивали этнические чистки с целью создания сионистского государства[60].
Однако признание это может оказаться недолговечным. Коллективная память сионистов по-прежнему оперирует категориями добра и зла («мы – хорошие, а палестинцы, арабы и мусульмане – плохие») и идеалами доблести, воинской славы и геройства[61] – качеств, которые, по их мнению, еврейский народ растерял в Изгнании. Приверженцы традиции[62] же, напротив, учат, что именно эти качества, являясь проявлением гордыни и непримиримости, и привели к Изгнанию. Эти несовместимые точки зрения определяют, какие уроки каждый из двух лагерей извлекает из истории:
«Сегодня еврейство живет двойной жизнью. В результате эмансипации в диаспоре и национального самоопределения в Израиле евреи полностью вернулись в русло истории, но их представления о том, как они там оказались и каково их место, имеют больше общего не с реальностью, а с мифами. Миф и память определяют действия. Есть жизнеутверждающие мифы, которые, применительно к нашей эпохе, заслуживают переосмысления. Есть и такие, которые уводят нас в сторону, и их следует преобразить. Прочие опасны, и их нужно разоблачить»[63].
Новое прочтение истории, в рамках которого были развенчаны привычные мифы о становлении Израиля, сопровождается обвинениями новых историков в самоненависти и создании угрозы коллективного самоубийства. Романтический светский национализм, присущий сионизму в первые десятилетия существования идеологии и подчеркивавший связь евреев с Землей Израилевой, ныне угас. Между тем усилилось движение национал-иудаизма, члены которого стараются укоренить сионизм в еврейской духовной преемственности. Именно они активно заселяют занятые в 1967 году территории, несмотря на то что большинство евреев Израиля не разделяют ни религиозных взглядов этого движения, ни его политического мировоззрения. Идеологию этого движения поддерживают в основном выпускники школ в системе национал-иудаизма и часть новых иммигрантов. Пытаясь «нормализовать» евреев, националисты вынуждены бросить вызов еврейской исторической преемственности с ее понятиями вознаграждения и наказания, Изгнания и Избавления.
Начиная с XIX века светское мировоззрение еврея приобретает социокультурный оттенок: в нем отвергается иудейство, но присутствует стремление сохранить принадлежность к языку (идишу) и культуре. Его носители склонялись к разным политическим течениям, часто социалистического или националистического толка[64]. Светское самосознание еврея, лишенное традиционного понимания еврейства, является сегодня краеугольным камнем сионизма. Термины «светский» и «секулярный» не вполне соответствуют израильскому понятию «хилони» – так с XIX века называли евреев, полностью отказавшихся от соблюдения иудейских заповедей. В Израиле этот термин приобрел более воинственное звучание и в настоящее время означает скорее «антииудейский» или даже «антисемитский».
Концепция, в рамках которой утверждается общее происхождение всех евреев мира – в частности, их родство с библейскими иудеями, – продолжает вызывать споры[65]. По мнению израильского историка Исраэля Барталя, «хотя в израильском обществе и существует миф об Изгнании с территории еврейской Родины, в серьезных дискуссиях специалистов по еврейской истории ему практически нет места»[66]. Такая популярная трактовка истории обязана своим появлением европейской эмансипации и секуляризации еврейского самосознания – тенденциям, без которых было немыслимо зарождение сионизма.
Евреи Европы: между равенством и истреблением
Евреи появились в Европе еще во времена Римской империи, раньше многих «коренных народов», например венгров, что, впрочем, не защищало их от преследований со стороны большинства. Некоторые еврейские общины процветали, другие жили в нищете, но в разные исторические периоды все они подвергались гонениям. Ненависть к евреям активно разжигалась Церковью, отобравшей у евреев статус избранности и, более того, возлагавшей на них вину за распятие Иисуса Христа. Иногда иудеям приписывали совершение ритуальных убийств, отравление колодцев и другие вымышленные преступления, за которые их грабили, изгоняли, а то и уничтожали.
Еврейские общины Европы до сих пор остаются очень разнородными. Процветающие общины жили в мусульманских странах на Пиренейском полуострове в эпоху Средневековья. Период относительно мирного сосуществования в регионе евреев, христиан и мусульман закончился с наступлением Реконкисты, когда евреи и мусульмане оказались перед выбором между изгнанием или обращением в христианство. Сотни тысяч евреев были выдворены тогда в другие страны и на другие континенты. Те, кто остался в Европе, нашли пристанище в Османской империи, в протестантских странах (Голландии и Англии) или дошли до Польши, где евреев чтили как умелых посредников между знатью и крестьянством. После раздела Речи Посполитой во второй половине XVIII века около миллиона евреев оказались российскими подданными.
Понятие равенства была чуждо обществу того времени. Лишь после Великой французской революции, пусть и не сразу, евреи стали полноправными гражданами Франции, а затем и завоеванных Наполеоном стран. В XIX веке Австро-Венгерская империя, Великобритания и, наконец, объединенная Бисмарком Германия даровали юридическое равенство своим подданным-евреям.
Эмансипация евреев Наполеоном обострила мессианские чаяния. Целыми общинами, от Нидерландов до Польши, евреи приветствовали Наполеона как Избавителя, который приведет их в обетованную землю свободы, равенства и братства. В честь своих освободителей они сочиняли оды, полные мессианских мотивов[67]. Впрочем, когда Наполеон во время Левантийской кампании (1799 год) призвал «всех евреев… встать под его знамена» и предложил возродить еврейское государство в Палестине, его призыв, даже подкрепленный обещанием восстановить Храм, энтузиазма не вызвал[68]. Избавление перестало быть прерогативой Бога и стало предметом мирских политических действий, и именно этот разрыв с еврейской традицией столетием позже эхом отзовется в сионистской идеологии.
Страстное ожидание Мессии – лейтмотив еврейской истории. Время от времени, когда оно проявлялось с особой силой, раввины охлаждали энтузиазм масс, опасаясь разочарования и отхода евреев от иудейства – история Шабтая Цви тому пример.
Эмансипация европейского еврейства продолжалась с конца XVIII века до тридцатых годов ХХ века, когда победа нацизма трагически прервала этот процесс на целое десятилетие. Отменив политические, общественные и профессиональные ограничения, существовавшие в большинстве христианских стран Европы на протяжении столетий, эмансипация обеспечила евреям равенство перед законом. Формально они влились в современный мир в качестве полноправных граждан, однако, с точки зрения антисемитов, равенство евреев всегда представляет собой угрозу для общества.
Свободы, начертанные на знаменах наполеоновской армии, решительно изменили европейское сознание, но их влияние на христианское население было менее радикальным, чем влияние на евреев. Эмансипированный еврей должен был перейти с привычного идиша на язык страны проживания, привести свою одежду в соответствие с европейской модой и даже сменить род занятий. Не отвергая эмансипацию полностью, многие еврейские мыслители и крупные раввины были обеспокоены размахом и глубиной перемен, произошедших с европейским еврейством в XIX столетии. Заметим, что сионизм и созданное на его основе Государство Израиль были бы немыслимы без изменения еврейского самосознания под влиянием идей Просвещения и Французской революции[69].
Возникновение этнического (органического) национализма в Европе XIX века лишь ослабило, но не устранило политический либерализм и его благодатный эффект на евреев Западной Европы. В то же время в Центральной и Восточной Европе, где сионизм впоследствии будет черпать свои основные силы, органический национализм активно склонялся к нетерпимости, воинственности и исключительности. Национальное возрождение в этой части Европы требовало жертв, в особенности от тех, кто не принадлежал к «коренной» нации. В то время это считалось нормой[70].
Интернационализм большевиков и их обетование нового мира снова пробудили мессианские чаяния, и многие оставившие иудейство евреи с энтузиазмом приняли участие в строительстве социализма. В то же время раввины скептически относились к такого рода упованиям: они предупреждали о неизбежном разочаровании, которое последует за ожиданием Избавления посредством мирских политических мер. Сионизм был только одним из многих вариантов национализма, вдохновлявших миллионы людей в Европе прошлого века.
В Западной Европе еврей в результате эмансипации стал полноправным гражданином своей страны, а также частью конфессиональной общины, хотя его привязанность к религии по сравнению с предыдущими столетиями ослабла. Эмансипация позволила еврею впервые ощутить себя, подобно своим соседям, французом, немцем или итальянцем, потому что принятые в иудействе термины «нация» и «народ» имели мало общего с теми же понятиями в христианском обществе. С другой стороны, это концептуальное расхождение позволяло лидерам немецких ортодоксов* говорить о беспрекословной верности Германии в рамках традиционного иудейства.
Раввин Самсон Рафаэль Гирш (1808–1888) лидер ортодоксов в Германии, поощрял активное участие евреев в делах общества, принятие ими немецкой и в целом западной культуры, при этом продолжая строго соблюдать законы иудейства на личном уровне. Для Гирша еврейский национализм – понятие духовное, не связанное с проживанием в Земле Израиля, тем более с установлением над ней политического суверенитета. «Тора не существует ради государства; напротив, [истинно еврейское] государство существует только ради Торы» [71]. В то время как Европу раздирали национальные конфликты, Гирш оставался верным классическому положению о том, что только благодаря Торе евреи могут считать себя единым сообществом:
«Мы возносим молитвы и питаем надежды на возвращение в нашу страну не для того, чтобы сиять, как еще одна нация среди прочих, а для того, чтобы найти почву для лучшего исполнения своего духовного призвания при возвращении в эту землю, которая была нам обетована, и дана, и снова обетована для соблюдения Торы. Но само это призвание обязывает, пока Бог не призовет вернуться на Святую землю, жить и трудиться там, куда он нас поместил. Всюду мы должны прилагать все материальные и духовные силы и все, что в нас есть благородного, дабы помочь благосостоянию народов, давших нам приют»[72].
Йехиэль Яков Вайнберг, влиятельный раввин XX века, утверждал, что «…еврейская национальная принадлежность иная, нежели у всех других наций; она уникальна своей духовностью и тем, что эта духовность – не что иное, как Тора… С точки зрения традиции, евреи могут обрести счастье, лишь соблюдая божественные заповеди в «четырех локтях еврейского закона»[73].
Продвигавшийся на восток процесс эмансипации остановился на границах Российской империи. Вдохновленный новыми европейскими реалиями, один из ведущих теоретиков сионизма, торговец чаем из Одессы Ашер Гирш Гинцберг (1856–1927), выступавший под псевдонимом Ахад Гаам («человек из народа»), утверждал, что иудейство – необязательный, факультативный аспект еврейского самосознания. В Российской империи, где эмансипация запаздывала, а евреи жили в сравнительно компактных общинах, идея «необязательности еврейской религии» произвела иной эффект: в России возникло понятие «светский еврей».
Это новое понятие, быстро завоевавшее популярность в Восточной Европе (в особенности в Российской империи), исключает религиозный, то есть к чему-то обязывающий компонент бытия евреем, сохраняя при этом лишь биологические и культурные составляющие. Большинство евреев ощущало себя чужаками в Российской империи, в особенности после убийства в 1881 году Александра II. Вследствие погромов, а также под влиянием социалистических идей светские евреи совершенно по-новому стали определять свое отношение как к религии, так и к Российскому государству, в котором евреев продолжали считать иноверцами, то есть, как и в Западной Европе, религиозным меньшинством.
Парадоксально, но история последних лет правления династии Романовых, возможно, оказала не меньшее влияние на историю Израиля, чем на историю России. Социальное продвижение евреев в России, несмотря на их стремление влиться в русскую культуру, было куда более ограничено, чем в европейских странах. Отсутствие возможностей для самореализации вызывало у них сильное недовольство. Значительная часть российских евреев, ощутив рождение нового светского самосознания, попала под влияние радикальных идей и приняла теорию и практику политического насилия. В этом смысле история евреев царской России остается исключением. Евреям в других странах не пришлось испытывать погромы и в ответ браться за оружие, защищаясь от своих нееврейских соседей. Уроки событий, приведших к революции 1905 года в России, все еще оказывают влияние на сегодняшний Израиль, чья политическая структура несет на себе отпечаток восточноевропейской ментальности.
Лишь при Сталине евреи потеряли статус иноверцев и превратились в «лиц еврейской национальности», что позже было зафиксировано в их паспортах, точно так же как у русских, армян или узбеков. Несколько поколений спустя пресловутая «пятая графа» в паспорте стала последним признаком национальной принадлежности, которая не доставляла радости большинству евреев, и к тому же была лишена какого-либо культурного и религиозного содержания. Пятая графа оставалась лишь помехой при найме на работу, в продвижении по службе и повседневном общении. В связи с этим у советских евреев развилось новое самосознание, лишенное всякого религиозного содержания. В то же время евреи достаточно быстро интегрировались в советское общество и заняли важное место в политической, научной и культурной жизни страны.
Таким образом секуляризация привела к более существенным переменам среди евреев, чем среди других народов Европы, сохранивших свои национальные черты вне зависимости от степени своей религиозности. В то время как еврей изменил язык, подчас имя и отчество, самое культуру быта и поведения, русский, потерявший веру в результате активной борьбы коммунистов с религией, все равно остался русским – со своими обычаями, языком и культурой.
Если в СССР евреи имели статус национального меньшинства, то в Центральной и Западной Европе они составляли группу конфессиональную, которая формально пользовалась всеми гражданскими правами. Однако на деле ситуация была куда более сложной. Общество противилось интеграции евреев, в особенности их социальному продвижению. Даже евреи, перешедшие в христианство, испытывали на себе это сопротивление, хотя теперь их отвергали уже не по религиозным соображениям, а по этническому признаку.
Существует мнение, что термин «антисемитизм» впервые употребил Мориц Штайншнайдер (1816–1907) – австрийский интеллектуал еврейского происхождения, который в 1860 году выступил против «антисемитских предрассудков» (нападок на «семитские народы») в литературе и прессе, особенно в работах Эрнеста Ренана[74]. В XIX веке отождествление народов и рас с языковыми семьями было обычной практикой. Именно тогда появился термин «семиты» для обозначения народов, говоривших на семитских языках – арабов и, в меньшей степени, образованных евреев, использовавших библейский иврит в религиозных целях. Так как из «семитов» в Европе жили только евреи, термин «антисемитизм» принял значение «антиеврейский». В наши дни ко всем врагам Запада (особенно к арабам) общество испытывает чувства, похожие на антисемитизм. «Все, что говорилось о евреях, говорится теперь об арабах»[75].
Антисемитизм как движение зародился в Германии в 1879 году после создания Антисемитской лиги, целью которой была борьба против «засилья евреев». В соответствии с тогдашними представлениями об антропологии евреев, вне зависимости от их религиозной принадлежности, стали считать расой – это понятие было очень модным на рубеже XIX и XX веков. Любопытно, что арабов, среди которых немало христиан, в наши дни, наоборот, зачастую огульно называют «опасными мусульманами». Историки сходятся во мнении, что придуманное сравнительно недавно понятие «семитские народы» не имеет никакого отношения к объективной реальности. Тем не менее антисемитизм укоренился в массовом сознании жителей многих стран Европы и ее бывших колоний. В Германии он был одним из «кирпичиков» идеологии национал-социализма, которая с помощью огромной бюрократической машины подвергла евреев дискриминации, исключила их из общества и, наконец, попыталась полностью уничтожить. Как уже было отмечено, на целых двенадцать лет, пока нацисты были у власти, процесс эмансипации и интеграции евреев в Европе трагически прервался.
Рост антисемитизма в центральной Европе конца XIX века послужил катализатором для восприятия группой еврейских интеллектуалов протестантской идеи переезда евреев в Святую землю. Зародившийся таким образом еврейский национализм оказался концептуально близок к антисемитизму, утверждавшему, что евреи неспособны стать равными и полноценными членами общества. Сионизм набирал силу прежде всего там, где были сильны антиеврейские настроения и слаба экономика. Именно поэтому лишь очень немногие из британских, французских и американских евреев первоначально примкнули к сионизму, и подавляющее большинство из них до сих пор не покидает свои страны, чтобы переехать в Израиль.
Для сионистов – как евреев, так и христиан – либеральное и мультикультурное общество является одним из главных препятствий для распространения еврейского национального сознания. Сионисты всегда скептически относились к идеям равенства и терпимости, из-за которых более половины евреев мира предпочитает Израилю другие страны. Израильский политолог Зеев Штернхель считает, что для еврейских националистов «принятие евреями либеральных представлений об обществе будет означать конец еврейского народа как самостоятельной сущности»[76]. Теоретики сионизма обвиняют европейский либерализм в том, что, дав евреям право личного выбора, он лишает их возможности жить полной национальной жизнью.
В странах Восточной Европы антиеврейские настроения были куда сильнее. В качестве показательного, хоть и несколько крайнего, примера отметим, что во время геноцида в Восточной Европе выжило меньше евреев, чем в других странах Европы, включая нацистскую Германию[77]. Поэтому совершенно не удивительно, что сионизм и идея переселения в Палестину/Израиль привлекли в основном восточноевропейских евреев. Большинство первых поселенцев и почти все лидеры сионистов в Палестине были выходцами из этого региона.
Задача по превращению еврейского мировоззрения в особую форму национального самосознания была отнюдь не простой. Евреи, желавшие быть частью западного общества, боялись сионизма и отвергали его. Даже в Российской империи, где они страдали от дискриминации со стороны государства, немногие были готовы принять сионизм, а уж тем более переселиться в Палестину. Из 1,2 миллиона евреев, эмигрировавших из России в начале XX века, лишь 30 тысяч направились в Палестину, и только четверть из них осела там[78].
Историк Авинери подчеркивает, что евреи, эмигрировавшие в Америку или Австралию, реагировали на превратности судьбы в соответствии с еврейской традицией: они переезжали из одной страны в другую, минуя «историческую родину». Парадоксальным образом эта верность традиции Изгнания пережила даже отход от соблюдения иудейских заповедей. Подавление религии и принудительное отчуждение от источников традиционного еврейского самосознания не смогли уничтожить ее. Когда Советский Союз открыл двери для эмиграции, подавляющее большинство уезжавших оттуда евреев предпочитало селиться где угодно, но не в Израиле, несмотря на то, что Израиль, в отличие от Палестины во времена Османской империи, предлагал весь набор услуг современного государства, чтобы привлечь и устроить иммигрантов. В конце XX века Израилю приходилось оказывать дипломатическое давление на своих верных союзников США и Германию и просить их запретить или, по крайней мере, ограничить въезд к себе советских евреев[79]. Таким образом израильское руководство остается верным идеям Бальфура, который был убежден, что место евреев – в Палестине, и противился их иммиграции в Великобританию.
Ту же тенденцию можно было наблюдать и в Северной Африке. Большинство евреев, имевших возможность устроиться во Франции, Канаде или США, так и сделали, презрев систему абсорбции, предлагаемую Государством Израиль. Евреи западных стран, как уже было отмечено, также переселяются в Израиль в незначительном количестве. Идеологическая «алия» остается редким явлением. Для верных традиции евреев принятие национального самосознания требовало радикальных изменений мировоззрения. Поэтому, сохраняя в той или иной степени верность иудейству, они становились французами-«израэлитами» или немцами моисеева вероисповедания.
Только Государство Израиль дает евреям свободу отринуть свое духовное наследие и стать «нормальным народом». Новое израильское самосознание облегчает коллективную ассимиляцию, не создавая при этом ощущения измены, свойственного ассимиляции индивидуальной (особенно когда она сопровождается переходом в христианство). Основными признаками нового самосознания становятся язык и территория, в то время как традиционное еврейское самосознание основано, как уже не раз подчеркивалось, на духовности, не зависящей ни от общего языка, ни от общей территории.
Такое перерождение было нелегко осуществить, ибо оно требовало самоотчуждения, взгляда на самих себя со стороны. В ходе эмансипации на евреев оказало влияние фундаментальное для христианства различие между религиозным и светским, что позволяет некоторым ученым говорить о «христианской секуляризации» евреев[80]. Такого рода перестройка еврейского самосознания на западный манер произошла в мусульманских странах на век позже.
Это явление непосредственно связано с возникновением сионизма, основанного на христианском или пост-христианском восприятии еврея. Предлагая заселить далекие от Европы земли, лидеры политического сионизма повели евреев по пути европейского колониализма. Термин «сионизм» изобрел в начале 1890-х годов ассимилированный еврей из Австрии Натан Бирнбаум (1864–1937), позаимствовав название одного из иерусалимских холмов – Сиона, который в Торе символизирует всю Землю Израилеву. Бирнбаум занимал пост генерального секретаря Всемирной сионистской организации и всячески способствовал развитию сионистского самосознания, однако спустя несколько лет разочаровался в сионизме и стал его непримиримым критиком. По иронии судьбы аналогичное «преображение» пережил веком позже Авраам Бург. Он также занимал руководящий пост в сионистском движении, а затем отверг понятие «еврейского государства» и стал беспощадно критиковать не только сионизм, но и само израильское общество, в котором родился и вырос:
«Когда я был маленьким… я был евреем. Я ходил в хедер [начальная еврейская школа], где меня обучали выпускники ешивы* [высшее еврейское учебное заведение]. Всю последующую жизнь я был израильтянином. Все вокруг было израильским: язык, запахи, вкусы, места. Сегодня мне этого мало. В моей нынешней ситуации я больше, чем израильтянин. Три самосознания живут во мне: человеческое, еврейское и израильское. Но я чувствую, что последнее лишило меня двух других»[81].
Раввины, легко уловившие связь сионизма с европейскими формами национализма, с конца XIX века осуждали выдвижение «народа» («Volk») на роль исключительного субъекта еврейской истории:
«Нет никакой еврейской нации. Евреи действительно образуют отдельную общность, особую религиозную общину. Они должны развивать свой древний язык, изучать свою богатейшую литературу, знать свою историю, любовно хранить свою веру и идти ради нее на любые жертвы. Они должны надеяться на мудрость Божественного Провидения и верить в него, в обетования своих пророков и в такое развитие человечества, которое приведет к признанию возвышенных идей и истин иудейства. Что касается всего остального, они должны слиться с теми нациями, чье гражданство приняли, сражаться в их битвах и помогать им укреплять законы ради общего блага»[82].
Сопротивление сионизму объясняется еще и тем, что религиозные идеи, лежащие в его основе, по происхождению протестантские, а не иудейские.
Возвращение в Историю
Евреи пришли к идеям сионизма куда позже христиан. Перевод Библии на местные языки (особенно на английский) во время Реформации укрепил веру в то, что возвращение евреев на Святую землю станет важнейшим для христиан событием: Вторым пришествием Христа, за которым последует апокалипсис и признак окончательной победы – массовое обращение евреев в христианскую веру. Идея эта зародилась в Великобритании, где евреев не было уже много веков (они вернулись туда лишь при Оливере Кромвеле в 1656 году). В 1621 году в Англии вышел в свет труд сэра Генри Финча «The World’s Great Restauration, or Calling of the Jews, and with them of all Nations and Kingdoms of the Earth to the Faith of Christ» («Величайшая мировая реставрация, или призвание евреев, а вместе с ними и всех народов и царств Земли, к вере Христовой»). Хотя книга и была запрещена королем Яковом I за крамолу, пуритане распространили ее идеи в Северной Америке. Таким образом, в англо-саксонском мире «сионизм» оформился и стал набирать силу с XVIII века, еще до того как был придуман сам термин. Известный ученый и философ Джозеф Пристли (1733–1804) пытался убедить британского раввина Давида Леви (1740–1799) организовать переселение евреев в Палестину. Однако раввин такой мирской способ возвращения на Святую землю отверг, настаивая на том, что евреи должны исполнять свое предназначение в тех странах, где они живут[83].
В основу сионизма легло буквальное прочтение Библии, характерное для многих течений протестантского фундаментализма. В отличие от католиков, следовавших церковному толкованию Священного писания, протестанты устанавливали с Господом прямую личную связь и заменяли созданную Ватиканом традиционную трактовку собственной.
Одно из предсионистских христианских движений было создано в Плимуте англиканским священником Джоном Нельсоном Дарби, который основал диспенсационализм – учение о периодизации «распределения благодати». Опираясь на буквальное прочтение трех библейских стихов (Бытие, 15:18–21), он утверждал, что Второе пришествие Христа возможно только при условии единоличного владения евреями Землей Израилевой. Идеи Дарби упали на плодородную почву в США, где в 1908 году вышла в свет Библия Скофилда («Scofield Reference Study Bible»). Диспенсационалистские комментарии к стихам Священного писания, которые содержит это издание, популярны и по сей день. На основе этих идей наши современники Тим ЛаХэй и Джерри Дженкинс написали цикл книг «Оставленные» («Left Behind»), изданный более чем 100-милионным тиражом и позднее экранизированный. Образ Государства Израиль, описанный в нем, воплощает видение Дарби. Таким образом христианский сионизм, представляющий сегодня мощную политическую силу, созревал в недрах определенных течений протестантизма на протяжении нескольких веков.
Мысль о том, что евреям место на Святой земле, не чужда и немецкой философии. Эммануил Кант называл евреев «палестинцами, живущими среди нас»[84]. Убежденный противник евреев Иоганн Готлиб Фихте писал о необходимости «завоевать для них землю обетованную и выслать туда всех»[85]. Наполеон призывал евреев селиться на Святой земле под защитой французской армии скорее из геополитических соображений. На первый взгляд казавшиеся религиозными проекты заселения евреями Палестины, как правило, также отвечали стратегическим интересам великих держав.
Великобритания открыла первое консульство в Иерусалиме в 1838 году. Вслед за этим группа шотландских богословов призвала «протестантских монархов Европы» поддержать еврейское заселение Палестины. В 1840 году лондонская газета «Таймз» («The Times») опубликовала «Памятную записку протестантским государям»[86], в котором призывала вернуть евреев в Палестину. Таким образом, проект, перестав быть благой идеей нескольких ревностных христиан, переместился в политическую плоскость. Проводником этой политики стал лорд Пальмерстон (1784–1865), британский министр иностранных дел, впоследствии занявший пост премьер-министра. Хотя сам он усердием в чтении Библии не отличался, ему удалось превратить деятельность отдельных евангелистов в геостратегическую программу, по которой евреям отводилась роль передового отряда в деле продвижения интересов Великобритании[87]. Пальмерстон даже обратился по этому поводу к королеве Виктории[88]. А Министерство по делам колоний, чья поддержка национально-освободительных движений несколько необычна для того времени, с 1845 года разрабатывало план создания независимого еврейского государства, которое должны было прийти на смену британскому протекторату. Для обеспечения жизненного пространства будущим переселенцам предполагалась также депортация местных жителей. Этот европейский сионизм, задуманный государственными деятелями Великобритании, на десятилетия опередил политическое движение, созданное Теодором Герцлем (1860–1904) в 1897 году.
Декларация Бальфура 1917 года – документ объемом меньше страницы – была составлена в преддверии британской оккупации османской Палестины. В ней отразилась многовековая традиция сочетания христианства с имперскими интересами европейских держав. Продолжением этих интересов и стал сионизм. Например, британский активист христианского сионизма Лоуренс Олифант в своем труде предложил поместить арабское население в резервации наподобие североамериканских: «Арабы не внушают нам симпатии… В пустыне, откуда они вышли, их верблюдам и козам будет достаточно места… Мы можем воспользоваться той же системой, что применили в отношении североамериканских индейцев в Канаде. Там они мирно живут в “резервациях” среди населения, занимающегося сельским хозяйством»[89]. Книга посвящена принцессе Елене Шлезвиг-Гольштинской «в знак глубокой признательности за горячую поддержку и сердечный интерес, проявленный Ее Королевским Высочеством к усилиям автора содействовать еврейскому заселению». Олифант опубликовал свою книгу за год до убийства Александра II, которое дало толчок еврейским погромам, и за два года до прибытия в Палестину первых поселенцев из русского движения Хибат Цион* («Любовь к Сиону»). Олифант предвосхитил отношение русских сионистов к местному населению, в частности к местным евреям: «Среди иерусалимских евреев поселенцев [сионистов] мне не найти»[90]. В ней же впервые употребляется термин «репатриация», который впоследствии получил широкое распространение в языке сионистов, особенно российского происхождения.
Еще до появления декларации Бальфура протестантский подвижник Вильям Хехлер (1845–1931) завязал дружбу с Теодором Герцлем, убеждая того собрать евреев на Святой земле. Хехлер был «пророком», который вдохновил «принца» Герцля на спасение евреев[91]. План Герцля был проникнут протестантскими идеями:
«Благодаря ему [Хехлеру] Герцль смог увидеть мессианские знамения, воплотить их и признать в этом знак реальности потусторонних сил. Именно христианин, капеллан посольства Британии в Вене, встал одесную Герцля и сопровождал его на протяжении всего Пути. Воистину очень странная пара мечтала об Избавлении еврейского народа и восстановлении Сиона: “придворный христианин” и порвавший все связи с еврейским наследием журналист, чьи пьесы пользовались успехом в бульварных театрах европейских столиц, который, чтобы раз и навсегда положить конец ужасам антисемитизма, поначалу задумал привести народ Израиля в лоно христианской церкви»[92].
Андре Шураки (1917–2007), поэт и бывший заместитель мэра Иерусалима, добавляет, что «без сильной руки Хехлера, который распознал в Герцеле вождя и открыл перед ним первые, самые важные двери, не попытался бы он [Герцль], как Моисей перед горящим кустом или Иона, услышавший божественный Зов, бежать от своей судьбы?»[93].
Одно из сильных средств в арсенале сионистов – использование Торы как источника исторической истины в последней инстанции. «Библейское наследие, общее для всех евреев, может помочь скрепить их единство и в конце концов изменить [евреев]»[94]. Именно Бен-Гурион, отвергший еврейскую традицию, имел привычку цитировать Библию в поддержку сионистского предприятия. В своих мемуарах он утверждал, что факт создания Армии обороны Израиля – это свидетельство продолжения эпохи политической независимости евреев времен Иудейского царства[95]. По его мнению, право на создание сионистского государства «вытекает из неразрывной исторической связи еврейского народа с родиной предков – связи, которая признана законной другими странами»[96]. Впрочем, это заявление противоречит его же словам, сказанным в 1918 году: римские власти изгнали лишь некоторых представителей элиты, а большинство евреев времен Второго Храма остались в стране и продолжили заниматься хозяйственной деятельностью. Историки римского периода тоже не нашли свидетельств изгнания всего населения из какой-либо завоеванной страны. Под влиянием византийцев, а затем арабов это население изменилось и превратилось в современных палестинцев.
В 1922 году Бен-Гурион утверждал, что палестинские феллахи (крестьяне) являются самыми вероятными биологическими потомками евреев I века[97]. Однако менее чем через 30 лет, наставляя будущих руководителей Израиля, он категорически отрицал возможность возвращения палестинцев, ставших беженцами в 1947–49 годах, в свои поселения на земли предков. В его глазах еврейские поселенцы европейского происхождения заменили местное население в роли полноправных наследников библейских иудеев. В 1952 году в своей речи о международных отношениях, произнесенной перед Кнессетом*, Бен-Гурион, принимая Библию за исторический и юридический документ, заявил, что его правительство «не таит злобы за преступления в отношении наших предков, совершенные Египтом во времена фараонов»[98]. Такого рода отсылка к описанным в Библии событиям поднимает вопрос о рациональности доводов в области международной политики.
Вопрос этот не потерял своей актуальности. В 2010 году в официальной речи в Вашингтоне премьер-министр Израиля осудил «попытки выставить евреев иноземными колониалистами на их собственной родине»:
«Это один из самых больших обманов нашего времени. В моем кабинете лежит перстень с печаткой, который мне дали на время в израильском Управлении древностей. Это кольцо обнаружили у западной стены [Храма], а изготовлено оно было 2800 лет назад – через 200 лет после того, как царь Давид объявил Иерусалим столицей нашего народа. Это кольцо – печать еврейского чиновника, а ниже – его имя на древнееврейском. Имя этого служащего – Нетаньяху. Нетаньяху Бен-Иоаш. Это – моя фамилия!»[99]
Многие наблюдатели отметили, что настоящая фамилия отца премьер-министра – Миликовский. Родился он в Российской империи в 1910 году и как многие сионисты, выбрал звучащую по-библейски фамилию «Нетаньяху» (Дар Бога) в качестве псевдонима[100]. К слову, когда в 70-х годах будущий премьер-министр переехал в США, он сократил свою фамилию до легко произносимого «Нитай» – еще один псевдоним его отца. Подобный характер аргументов лишний раз свидетельствует о неисторическом использовании археологических фактов и Библии в сионистской риторике.
Израильский ученый Амнон Раз-Кракоцкин едко обобщил позицию основателей сионизма: «Бога нет, и Он обетовал нам эту землю»[101]. Апелляция к божественному обетованию по-прежнему эффективно действует на протестантскую аудиторию. В 1937 году Бен-Гурион, показав Библию, произвел впечатление на Королевскую комиссию по вопросам Палестины («Peel Commission»)[102], а в 2011 году Биньямин Нетаньяху, упомянув обетование в своей речи перед обеими палатами Конгресса США, вызвал в зале овацию. Подобную реакцию можно отчасти объяснить значительным влиянием на общество идей протестантских групп правого политического толка, стремящихся приблизить Второе пришествие посредством переселения евреев в Святую землю. Сионисты-христиане (а их 50 миллионов человек только в США[103]), значительно превосходящие числом еврейское население всего мира (менее 14 миллионов человек), активно поддерживают самые радикальные сионистские группировки.
Напротив, евреи-традиционалисты, или «ультраортодоксы», носящие особую одежду (черную с белым) и называющие себя «харедим»* («богобоязненные»), даже не употребляют официального названия «Государство Израиль». Антисиониста или несиониста легко опознать: он не скажет «Государство Израиль» или даже просто «Израиль», а употребит вместо этого одно из традиционных названий страны – как правило, в ашкеназском* произношении – «Эрец Исроэль»* («Земля Израиля») или «Эрец а-койдеш» («Святая земля»). Харедим трактуют вопросы национальной безопасности, не прибегая к Библии. В отличие от христианских и еврейских сионистов, в процессе принятия решений они исключают всякое рассуждение о библейской принадлежности той или иной территории. Парламентарий-хареди уточняет: «Сионисты ошибаются. Нет нужды доказывать любовь к Земле Израиля путем политического или военного господства над всей страной. Можно любить Хеврон и из Тель-Авива… даже если там [в Хевроне] правят палестинцы. Государство Израиль не представляет собой ценности. Ценности бывают только духовными»[104].
Построение сионизма в Земле обетованной
Сионистский план в окончательном варианте представлял собой националистическое движение, имевшее четыре главные цели: 1) превратить наднациональное еврейское самосознание, ориентированное на Тору и заповеди, в национальное самосознание, принятое в Европе; 2) создать на базе древнееврейского языка Библии и богословских трудов общий разговорный язык – иврит; 3) переселить евреев в Палестину; 4) установить над Палестиной политический и экономический контроль. Если другие националисты хотели получить лишь политический и экономический контроль над своей страной, то сионисты, стремясь одновременно решить первые три задачи, поставили перед собой куда более трудную цель. Эти идеи были в новинку для большинства евреев и показались им чрезвычайно смелыми[105].
Сионизм – это также типично колониальная попытка радикального преобразования страны, которую сионисты считали отсталой и «жаждущей живительного пробуждения» с помощью европейских поселенцев. В этом смысле создание Государства Израиль и по сей день остается попыткой осуществить западную модернизацию в регионе, где с самого начала колонизации враждебность сионизму проявляли не только арабы, считавшие себя жертвами этого плана, но и большинство евреев Палестины, а позже и евреи африканского и азиатского происхождения, отвергавшие светское национальное самосознание, на котором зиждется идеология сионизма. Кстати, сегодня именно в этих группах населения страны наблюдается самый бурный демографический рост[106].
Сионизм остается последним осколком идеологий XX века, адепты которых провозглашали необходимость радикальных и массовых изменений. Бен-Гурион восхищался Лениным и Октябрем: «…великой революцией, исконной революцией, которая была призвана с корнем вырвать существующую действительность, сокрушить ее опоры, камня на камне не оставить от этого упадочного и прогнившего общества»[107].
Сионизм ставит перед набожными сторонниками еврейской традиции целый ряд серьезных вопросов. Как следует понимать возвращение евреев в Страну Израиля перед пришествием Мессии? Означает ли это возвращение конец уникальности еврейской истории и ее метафизического значения? Является ли покорность практическим приспособлением к условиям политического безвластия или же религиозным принципом, выработанным основателями раввинистического иудейства? Каковы истинные цели сионистов? Направлен ли их бунт исключительно против политической пассивности евреев или же они стремятся полностью уничтожить иудейство, то есть в корне подорвать религиозную традицию, которая, на их взгляд, является причиной покорности евреев и их политического бездействия?
Вместе или порознь?
Идеи сионизма находят отклик у евреев лишь к концу XIX века. Историки подчеркивают, что первыми идеологами движения являлись ассимилированные евреи.
«Они не вышли из традиционного, религиозного окружения. Все они – «продукт» европейского образования и современных им идей европейской интеллигенции. Они не были отягощены ни экономическими, ни религиозными трудностями… жаждали самоопределения, подлинности, освобождения в терминах европейской культуры Нового времени и своего недавно пробудившегося национального самосознания»[108].
Сколь бы жестоким ни было преследование евреев в предыдущие столетия, сионизм не мог зародиться до Французской революции[109]. Многие евреи Центральной Европы ощущали на себе антисемитизм, даже если они давно уже не соблюдали заповедей Торы и были слабо знакомы с нормативными аспектами иудейства. Согласно духу времени отдалившись от религии и отойдя от еврейства, они тем не менее чувствовали себя униженными из-за некоторого неприятия их европейским обществом.
Эту своеобразную обиду не смог бы понять нееврей, будь он французом или немцем: она имела чисто психологическую, а не экономическую или физическую природу. Обиду эту испытывала лишь небольшая группа евреев, безуспешно пытавшихся войти в светское общество. Иными словами, «сионизм был изобретением ассимилированных интеллектуалов, “интеллигентской партии”, открестившейся от раввинов, мечтавшей идти в ногу с современностью и сбивавшейся с ног в поисках лекарства от своей хандры»[110]. Сионизм вселял надежду, что на смену ущербной частичной ассимиляции придет широкая коллективная «нормализация» еврейского народа. Почти никто из ассимилированных евреев не оспаривал саму идею ассимиляции, которая оставалась для них бесспорным признаком прогресса. Некоторые выбрали переход в христианство, поодиночке или, как в 1893 году предлагал Герцль, коллективно[111].
Отметим, что личные обиды при всей их остроте никак не могли вызвать к жизни движение масс. Подобный процесс мог получить развитие лишь там, где, с одной стороны, существовала систематическая дискриминация евреев и, с другой стороны, политическая воля к сопротивлению. Поэтому истинной колыбелью практического сионизма стала Восточная Европа, в особенности – Российская империя, из которой вышли почти все сионистские и израильские лидеры. Русские евреи не были единственными, кто в связи с преследованиями обратился к сионизму. После прихода Гитлера к власти многие немецкие евреи, до того безразлично или даже враждебно относившиеся к сионистской идеологии, задумались об эмиграции в Палестину[112].
Появление сионизма поднимает вопрос о правомерности еврейского национализма и вообще любых специфически еврейских политических и военных действий. Притязание Теодора Герцля – основателя политического сионизма – на роль представителя евреев всего мира раздражало как раввинов, так и благополучных евреев-буржуа. Однако подобные притязания были в духе того времени: большевики – небольшая группа интеллигентов – объявили себя представителями всего рабочего класса. В ту пору в Европе возникало огромное количество групп, считавших себя революционным авангардом, овладевшим объективными законами истории. Это позволяло им выступать от имени «широких масс», которые зачастую оставались безразличными, а подчас и враждебными по отношению к такой деятельности.
По мнению большинства сионистов евреи, использовали религию как средство осуществления своей «воли к жизни». Иными словами, иудейство считалось не более чем методом выживания нации. С этой точки зрения Тора дарована в основном для сохранения народного единства. Однако, вернувшись в свою страну, евреи больше не нуждаются в заповедях Торы, так как нового самосознания, сформировавшегося в Стране Израиля, будет достаточно для поддержания этого единства[113]. Такое объяснение, как и термин «воля к жизни», заимствованы у европейских сторонников этнического национализма, настаивавших на праве народов, разбросанных по Российской и Австро-Венгерской империям, на самоопределение. Понятие «сила воли» часто всплывает в толкованиях истории сионизма, которую некоторые считают исключительной, не поддающейся обычному социально-политическому анализу[114].
По сути, сионизм являлся скорее вызовом либерализму, нежели реакцией на царящий вокруг антисемитизм. Либеральное общество всегда привлекало евреев. Хотя в мире действует огромное количество программ поддержки алии, лишь немногие немногие жители развитых демократических стран стремятся переезжать в Израиль. Куда больше израильтян ежегодно покидает страну, называемую еврейским государством, предпочитая ему страны либеральной демократии. Чтобы рассеять любые сомнения по этому поводу, достаточно взглянуть на данные по миграции в Израиль и из Израиля[115]. Поэтому сионисты должны постоянно повторять, что жить настоящей еврейской жизнью за пределами Израиля невозможно, хотя многие их них продолжают жить именно за его пределами. Они следуют логике христианских основоположников сионизма, предупреждавших, что эмансипация* угрожает существованию «еврейской национальности», необходимой для реализации их собственных планов сосредоточения евреев в Святой земле[116].
Сионисты презирают идеалы эмансипации, возвышая принципы еврейского национализма, укреплению которого немало способствовали преследования евреев нацистами. В данном случае государственные интересы возобладали над интересами евреев еще до создания собственно государства. Сионистов часто обвиняют в том, что в 1946–48-е годы они препятствовали другим странам принимать спасенных от верного уничтожения евреев и создали «атмосферу террора» среди интернированных в лагеря для перемещенных лиц в Европе[117], а представители сионистских организаций принудительно вербовали переживших войну людей в израильскую армию. Сионисты считают, что «еврей без гражданства автоматически становится гражданином еврейского государства, в связи с чем на него распространяются все права и обязанности израильских граждан»[118]. Учитывая политику сионистов во время войны, можно предположить, что руководители лагерей для перемещенных лиц в послевоенной Германии руководствовались скорее идеями сионизма, нежели гуманитарными соображениями[119].
Политика Израиля по этому вопросу весьма постоянна: любой еврей рассматривается в качестве потенциального гражданина. Модель «перехвата» евреев, переезжающих из одной страны в другую, повторяется на протяжении всей истории Государства Израиль. Какая бы партия ни находилась у власти, израильское правительство регулярно старалось направить поток эмигрантов исключительно в Израиль, сопротивляясь переезду евреев из СССР в США и Германию (в 1970–1990-х годах), аргентинских евреев – в Северную Америку (в 1970–1980-х годах), а евреев из стран Северной Африки – во Францию и Канаду (в 1950–1970-х годах). Но и в этом сионизм не уникален: привычка рассматривать человека как собственность государства и ставить интересы страны выше личных типична для многих видов революционной идеологии прошлого.
Помимо притязания на «владение» евреями, вызывающего нередко нарекание в либеральных кругах, официальный Израиль иногда идет еще дальше и присваивает себе память о евреях других стран, в основном советских гражданах, погибших за свою родину на Великой отечественной войне. Памятник, воздвигнутый в их честь в Израиле, украсили эмблемой израильской армии, которая была основана через три года после окончания войны.
В наше время важность эмансипации больше не ставится под сомнения. Однако многих по-прежнему беспокоит проблема двойной лояльности, хотя сейчас, в эпоху благоволения западных стран Израилю, она не слишком актуальна. Часть евреев мира выражает солидарность с Израилем так рьяно, что это иногда граничит с неприятием и осуждением политики их собственных стран:
«Политический сионизм учит двойной лояльности, причем в соответствующих обстоятельствах верность Израилю должна быть выше, чем стране, в которой человек родился или поселился. По этой причине политический сионизм не только несовместим с долгом честного гражданина, но и является самой плодородной почвой для произрастания антисемитизма… С самого начала сионизм умышленно провоцирует ненависть к евреям, а затем, изображая озабоченность, ссылается на эту ненависть, чтобы оправдать создание еврейского государства. Это макиавеллизм, возведенный в девятую степень»[120].
Безоговорочная поддержка, оказываемая Израилю многими еврейскими организациями, стирает в общественном сознании всякие отличия между сионизмом и иудейством, евреем и израильтянином. Все чаще звучит вопрос, кого же представляет руководство этих организаций: своих братьев по религии или Государство Израиль. Эли Барнави, историк и бывший израильский посол в Париже, без всяких дипломатических недомолвок утверждает, что диаспора «превратилась в вассала Израиля»[121]. Многие наблюдатели отмечают, что апологеты Израиля из диаспоры подчас защищают его активнее, чем это делает само Государство Израиль, и выглядят при этом «бульшими католиками, чем папа римский».
В последние десятилетия ХХ века массовая поддержка сионизма в еврейских общинах мира в большой степени вызвана гордостью за военные победы Израиля. Как критики, так и сторонники сионизма считают, что создание Государства Израиль вызвало у многих евреев некое моральное перерождение – мутацию смиренного еврея в гордого сиониста. Иудейские моральные ценности, такие как смирение и милосердие, заменяются идеалами, присущими всякому национализму – крайним эгоизмом и национальной гордостью. Такая подмена низводит еврейское самосознание сионистов вне Израиля до хрупкого «израилизма на расстоянии», полностью зависимого от существования данного политического образования. Критики такого подхода утверждают, что ставить будущее иудейства в зависимость от судьбы государства – признак духовной близорукости.
Руководители еврейских организаций, часто известные и уважаемые граждане своих стран, нисколько не стесняются называть израильских дипломатов «нашим консулом» или «нашим послом». Более того, многие наблюдатели отмечают, что теперь проблема двойной лояльности, возникновения которой опасались противники сионизма, уже не стоит так остро: многие евреи диаспоры лояльны исключительно Государству Израиль.
«Я боюсь, что слепая поддержка Израиля так или иначе даст повод для подозрений в двойной лояльности. Это может показаться абсурдным, но как сотрудник дипломатической службы США в отставке я с ужасом думаю о том, что американских евреев начнут увольнять с дипломатической службы и из других государственных учреждений из-за сомнений в их надежности при проведении американской политики на Ближнем Востоке. И упаси нас Господь от еще одного Джонатана Полларда!»[122]
Этот случай обнаружения израильского шпиона внутри американских военных структур остается единичным. Однако превращение Полларда в мученика, а его защиты – в общееврейское дело вызывает сильное беспокойство среди американских евреев и их друзей. «Возможно, самое грустное и самое опасное в деле Полларда то, что требования его освобождения – это чудесный подарок антисемитам… Я прошу вас: остановитесь на секунду. Подумайте, как ваша защита Полларда выглядит в глазах ваших соотечественников»[123]. Опасения возникают и по другую сторону Атлантики. Половина британцев уверена, что евреи преданы Израилю больше, чем Великобритании[124].
Журналист израильской газеты «Хаарец», анализируя положение евреев во Франции, так отозвался об этом явлении:
«По причине невежества ли, безразличия, отсутствия солидарности или цинизма мировоззрения, признающего одну лишь цель – увеличение числа иммигрантов, Израиль, считающий себя защитником евреев всего мира, может обнаружить, что он – главный источник всех их бед»[125].
Основатели Израиля с самого начала утверждали, что любой еврей должен оставаться верным Государству Израиль. Так, после нападения Израиля на Египет в 1956 году (его осудили как США, так и СССР) Бен-Гурион заявил, что «каждый еврей, где бы он ни находился, гордится израильским государством и его армией»[126].
Безусловная поддержка Израиля еврейскими деятелями способствует росту антисемитских настроений, что, в свою очередь, укрепляет позиции сионизма и представляет Государство Израиль последним убежищем от антисемитизма. Многие раввины считают, что такая политика самоубийственна для будущего еврейских общин. Им вторят светские израильские интеллектуалы, апеллируя к вечным моральным ценностям Торы:
«Евреи загнали себя в угол. Действия [Израиля] вызывают отвращение и сопротивление по всему миру. Они усиливают антисемитский настрой. Столкнувшись с этой опасностью, еврейские организации вынуждены защищать Израиль и предоставлять ему безоговорочную поддержку. В результате мишенью антисемитских нападок становится не только израильское правительство, но и местные евреи… Если бы у меня попросили совета, я бы рекомендовал еврейским общинам мира следующее: вырвитесь из этого порочного круга. Обезоружьте антисемитов. Избавьтесь от привычки автоматически поддерживать все, что делает наше правительство. Дайте слово вашей совести. Вернитесь к традиционным ценностям: “Правды, правды ищи” (Второзаконие, 16:20) и “Ищи мира и стремись к нему” (Псалтирь, 34:15)… По всему миру множатся новые еврейские общины, идущие этим путем и рушащие миф, что евреи по всему миру якобы обязаны подчиняться указам нашего правительства»[127].
Многие видят прямую связь между ростом числа антиеврейских инцидентов во многих странах мира и политикой израильского правительства. «Обострение местного антисемитизма – это великая ложь», – утверждает активист из харедим, обвиняя Израиль в намеренном разжигании таких инцидентов с целью вынудить евреев переехать в Святую землю[128]. По его мнению, этот порочный круг лишь подтверждает, что Государство Израиль представляет собой величайшую опасность для евреев как в самом Израиле, так и за его пределами.
Все больше евреев понимают, что природа Государства Израиль противоречит их моральным и политическим ценностями. Тем не менее они чувствуют себя обязанными поддерживать страну просто по факту ее существования. Несмотря на принципиально антисионистскую позицию Американского совета по иудаизму («American Council for Judaism») – наследника некогда непримиримого к сионизму реформистского движения, – сегодня большинство прихожан реформистских синагог считают себя сионистами. Правда, в Израиле представителей этого направления немного (конфессия там не принята официально: например, брак, заключенный реформистским раввином, не будет зарегистрирован на государственном уровне), а реформисты США и других демократических стран весьма выборочно поддерживают политические действия сионистского государства. Кроме того, многие из них финансируют организации, защищающие права человека, и другие очаги израильского политического диссидентства[129].
Озабоченность судьбами Израиля не ограничивается беспокойством о проживающих там евреях. Для многих сионистов Израиль как политическая структура важнее, чем благополучие самих евреев. Авинери заметил, что «само существование Израиля как государства приобрело нормативное значение для еврейства диаспоры… Израиль воспринимается не только как общность определенного числа живущих в нем евреев: его коллективное существование имеет ценностное и нормативное значение»[130]. Для сионистов Израиль – особая статья. Во всех либеральных государствах политическая конфигурация обсуждается открыто, как и любой другой вопрос общественного значения. Но вопросы превращения Израиля в государство всех своих граждан (а не евреев всего мира) или предоставления израильского гражданства палестинцам, жителям оккупированных в 1967-м территорий, в приличной компании лучше не поднимать.
Сионисты издавна презирают евреев диаспоры, будущее которых волнует их весьма мало, поэтому они регулярно мобилизуют евреев разных стран для оправдания политических и военных акций Израиля. Противники сионизма подчеркивают, что автоматическое отождествление Государства Израиль с иудейством и евреями чревато принципиальной опасностью, ибо таким образом утверждается, что этнократия обеспечивает в современном мире более надежную защиту, чем либеральное, плюралистическое общество. Именно поэтому многие евреи в Европе и Северной Америке все чаще отказываются от исторически присущих им левых убеждений и поддерживают правые партии, которые равняются на воинственный израильский национализм. В то же время молодые евреи в США считают, что плюралистическое общество ближе к еврейским принципам, нежели «еврейская этнократия». «Иудейство, единственная цель которого – защищать евреев, ничего не значит… Настоящее иудейство печется не только о еврейском племени, а о реальных проблемах, что решительно делает наше древнее религиозное призвание насущным и злободневным»[131].
Признаки осознания того, какую опасность таит в себе сионизм для будущего евреев, становятся все заметнее: «Реальность XXI века такова, что иудейство может “выжить” в Америке лишь в качестве привлекательной моральной и нравственной силы, а не субъекта беспрекословной поддержки внешней политики Израиля»[132]. Члены общины, основанной раввином Майклом Лернером, издателем либерального еврейского журнала «Тиккун» (традиционное еврейское понятие, означающее «исцеление» или «исправление»), выражают те же опасения и высказываются против того, чтобы сводить еврейскую жизнь к поддержке Государства Израиль[133]. Из-за своей деятельности раввин Лернер стал объектом нападок, и ему угрожали расправой.
Безоговорочная поддержка Израиля приводит к тому, что полемика сторон становится все более ожесточенной и выходит за рамки норм, принятых в демократических странах. Помимо всего прочего, обвинять противников сионизма в антисемитизме для того, чтобы заглушить критику Израиля, как минимум недальновидно. Раввин Гольдберг из Лондона считает, что такие обвинения опасны.
«Ужасающе неисторично приравнивать политическую реакцию современных мусульман на Государство Израиль к выпадам христиан против евреев… Мы, евреи, сослужим себе дурную службу, если будем с той же яростью кричать “антисемит” в адрес журналиста-либерала, критикующего непомерно суровый ответ израильской армии на всплеск террора, и крикуна из Национального фронта (крайне “правая” националистическая партия во Франции), который заявляет, что “Протоколы сионских мудрецов” – это подлинный документ»[134].
Известный еврейский общественный деятель, осуждая «охоту на ведьм в еврейских общинах», сожалеет, что во многих еврейских организациях сохраняется принцип «если кто-то не поддерживает правительство Израиля, то не только его политические взгляды, но и сама принадлежность к еврейству ставится под сомнение»[135]. Высказываются опасения, что если сионистский истеблишмент начнет «отлучать» каждого еврея, не поддерживающего политику Израиля, и введет нечто вроде «еврейской анафемы», «…тогда сионизм навеки испортит и даже, возможно, уничтожит творческий потенциал, разнообразие, сам гений американского еврейства. Сионизм, упаси Господь, может оказаться величайшей угрозой, с которой когда-либо сталкивались евреи в Америке»[136].
Многие живущие в западных странах евреи, особенно молодые, обеспокоены тем, что воинственный сионизм нарушает принципы иудейской морали и подвергает опасности евреев внутри Израиля и за его пределами. Безусловно, традиционное понятие избранности при желании можно использовать для разжигания ксенофобии. Когда любая община находится в меньшинстве и должна лавировать, чтобы избежать угрозы своему существованию, то она в основном сосредоточена на своих собственных интересах. Но когда такая ментальность переносится в Израиль, где евреи составляют большинство, она превращается в этноцентризм и становится причиной разного вида социальной несправедливости. Общество рискует тогда забрести в дебри чудовищной идеологии, которую эксперт по нацистскому геноциду Йегуда Бауэр называет «геноцидальным национализмом»[137].
Отождествление Государства Израиль со всеми евреями и иудейством вообще, а также утверждение того, что национализм способен защитить современного человека лучше, чем либеральное и плюралистическое общество, подрывают веру в принципы равенства и терпимости, которую исповедуют евреи, живущие по всему миру. Вера эта зиждется на правах человека, которыми евреев наделила эмансипация. Показательно, что европейские правые, предпочитающие либеральному обществу концепцию этнического национализма, черпают вдохновение в сионизме – колониальном варианте реализации этой концепции.
По следам европейского национализма