Что такое государство Израиль? Рабкин Яков

Военные и политические аспекты

Первым государством, поддержавшим сионистское движение, была Великобритания, находившаяся на тот момент в состоянии войны с Османской империей и имевшая давние интересы в регионе. Британское правительство искало местных союзников и поддерживало арабских националистов, стремящихся выйти из-под османского контроля. В то же время в ноябре 1917 года, пока британские войска пытались захватить Палестину, кабинет министров принял краткую декларацию:

«Правительство Его Величества положительно относится к созданию в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».

Эта знаменитая декларация, написанная министром иностранных дел Артуром Бальфуром, была принята вовсе не для того, чтобы поддержать небольшую на тот момент группу поселенцев-сионистов, не обладавшую никаким влиянием. С помощью этого документа британцы надеялись заручиться поддержкой американцев, которую сулили им вожаки сионистов, евреи русского происхождения Хаим Вейцман и Нахум Соколов (1860–1936). Они заставили известного антисемита Бальфура поверить в политическое влияние «мирового еврейства», особенно в США и России, скрыв от него, однако, что это влияние было во многом их вымыслом и что сионизм не пользовался популярностью как раз у евреев.

Несколько лет спустя британское правительство назначило Герберта Самуэля (1870–1963) – еврея, сиониста, опытного чиновника и специалиста по колониальным делам – первым Верховным комиссаром Палестины. На этом посту в период с 1920 по 1925 годы Самуэль создал инфраструктуру, способствовавшую сионистской колонизации. Кроме того, он сумел погасить возникшее в парламенте в начале 20-х годов недовольство поддержкой сионизма. Для консолидации усилий по лоббированию интересов сионистского движения в британских коридорах власти в Лондоне в 1929 году было создано «Еврейское агентство для Палестины». Сионисты сумели заручиться долгосрочной поддержкой своих планов со стороны Великобритании – во многом благодаря упорной закулисной работе. Арабским националистам повезло куда меньше: обещания помощи со стороны Великобритании по созданию независимых государств были вскоре забыты.

События, происходившие в России после 1917 года, также оказали серьезное влияние на развитие ситуации вокруг Палестины. Несмотря на то что власти новой страны наложили запрет на сионизм – как и на любое другое политическое движение, отличное от большевизма, – левые сионисты внимательно следили за тем, что происходило в первой стране социализма. Перед ними встал сложный выбор: бороться за социализм в Палестине или участвовать в его строительстве в СССР. Некоторые выбрали возвращение на родину и пополнили ряды советских коммунистов. Общность политических взглядов и происхождения создавали благоприятные условия для поддержания связей левого крыла сионизма в Палестине с Советским Союзом.

Тем не менее сионизм прежде всего опирался на поддержку властей Великобритании, благодаря которым, например, удавалось усмирить недовольное местное население. Несколько раз в 20–30-х годах в Палестине случались вооруженные столкновения, а в 1929-м году произошел погром в Хевроне. Однако гнев арабов был в основном направлен против британцев, на которых небезосновательно возлагалась вина за сионистскую колонизацию Палестины. Причем, участвуя в карательных операциях британской армии, сионисты наладили сотрудничество с британской колониальной администрации и переняли ее стиль управления местным населением.

Иммиграция евреев в Палестину активно продолжалась во времена британского мандата. Между 1919 и 1923 годами более 40 000 евреев из бывшей Российской империи, разоренной Первой мировой и гражданской войнами, прибыли в Палестину. Новые иммигранты имели общий с первыми поселенцами-сионистами идеологический фундамент, а потому легко «вписались» в коллективные хозяйства переселенцев. В связи с усилением антисемитских настроений в Европе и ограничением на иммиграцию, введенным в 1924 году в США, в период с 1924 по 1929 годы в Палестину перебрались еще 80 000 евреев – в основном из Польши и Венгрии. Эти иммигранты, осевшие в основном в Тель-Авиве и его окрестностях[310], были в большинстве своем городскими жителями – представителями мелкой и средней буржуазии, далекими от идеалов как социализма, так и сионизма. Значительная их часть – около 75 % – уехала из Палестины, как только нашлась страна, согласная их принять[311].

В период с 1930 по 1939 годы наблюдался подъем национал-социалистического движения в Германии и других фашистских движений по всей Восточной Европе. В то время, как евреи в Италии не испытывали страха за свою жизнь – до 1938 года многие из них даже участвовали в движении Муссолини, – фашистские режимы Восточной Европы часто были открыто антисемитскими. Это не мешало им, в частности в Польше и Германии, оказывать сионистам помощь в сельскохозяйственной и военной подготовке будущих переселенцев и, прежде всего, способствовать их эмиграции. Благодаря этой поддержке более 250 000 евреев Германии, Австрии и некоторых восточноевропейских стран переехали в Палестину. Среди них были адвокаты, ученые, инженеры, художники и архитекторы, которые заложили основы промышленности, высшего образования и науки и внесли тем самым весомый вклад в дело построения сионистского общества в Палестине. В дополнение к законным иммигрантам, переселившимся в страну по британским квотам, в период с 1933 по 1948 годы сионистские организации нелегально перевезли из Европы в Палестину 100 000 евреев[312].

Еврейское агентство, ответственное за выдачу въездных виз, тесно взаимодействовало с властями многих стран, в том числе и с нацистским правительством, которое, как мы отметили выше, разрешило десяткам тысяч евреев эмигрировать со своим имуществом в Палестину.

После того как в конце 30-х годов сопротивление сионистской колонизации со стороны арабов усилилось, британские власти ограничили еврейскую иммиграцию в Палестину, а затем и приобретение евреями земель. Члены множества комиссий, созданных в то время, пытались определить судьбу Палестины, разделение которой на две страны становилось все более вероятным. В 1942 году руководители движения сионистов на своем съезде в США приняли решение проводить политику, направленную на создание сионистского государства.

Начиная с 1943 года в Палестине участились нападения сионистских отрядов на британские, причем не только военные объекты:. в 1946 году ими был организован взрыв в отеле «Кинг Дэвид» – резиденции британской администрации в Палестине.

Вторая мировая война унесла жизни миллионов евреев Европы, что вызвало волну сочувствия не только к непосредственным жертвам нацизма, но и к сионистскому предприятию. Защищая идею создания еврейского государства, представитель Советского союза в ООН А.А. Громыко в своей речи перед Генеральной Ассамблеей заявил, что СССР не может упускать из виду положение, в котором очутился еврейский народ в результате последней мировой войны. 29 ноября 1947 года Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию с рекомендацией разделить Палестину на два государства – еврейское и арабское. Поддержанный СССР и США документ был принят благодаря голосам латиноамериканских стран, а также Либерии и Гаити, поддавшихся американскому давлению.

В резолюции ООН № 181 оговаривалось создание двух государств. Еврейское государство должно было иметь площадь 14 000 км² и население в 558 000 евреев и 405 000 арабов, а также включать в свой состав три части: прибрежную равнину, земли на границе с Сирией и пустыню Негев. Арабскому государству отводилась площадь 11 500 км², населенная 804 000 арабов и 10 000 евреев и включающая в свой состав четыре части: зону вокруг города Газа, Иудейские и Самарийские горы, большую часть северной Галилеи и город Яффа. Также резолюция подразумевала создание зоны международного контроля, включавшей Святые места (Иерусалим и Вифлеем), с населением в 106 000 арабов и 100 000 евреев. Несмотря на изначальное намерение создать два схожих по размеру государства, окончательное разделение было осуществлено в пользу сионистов, которым отошло 60 % территории (до этого они владели лишь 7 % территории Палестины), в том числе 80 % хлебородных земель и большая часть прибрежных зон.

Сионистские руководители одобрили резолюцию. Однако это решение ООН, принятое против воли большинства населения Палестины и всех соседних стран, выглядит сегодня как пережиток колониальной эпохи; оно лишь подлило масла в огонь палестинского конфликта. В следующие несколько месяцев сионистские отряды, уже более многочисленные, лучше организованные, предприняли несколько атак, в результате которых сотни тысяч палестинцев стали беженцами. Города Яффа, Тверия, Сафед (Цфат) и Хайфа были заняты сионистами, а большинство арабских жителей либо бежали, либо были изгнаны[313]. Палестинские силы были повержены еще до окончания британского мандата.

В день, когда британские войска покинули Палестину (15 мая 1948 года), Давид Бен-Гурион объявил о создании Государства Израиль. Арабские страны немедленно напали на новое государство, но их разобщенность и плохая подготовка не позволили им «уничтожить сионистское образование». Одновременно с этим Армия обороны Израиля, созданная на основе сионистского ополчения, воспользовалась случаем и изгнала основную массу населения из арабских городов Рамле и Лод. Эта военная кампания позволила Израилю увеличить свою территорию на 40 % по сравнению с первоначальным планом ООН.

Одностороннее провозглашение сионистами независимости и связанные с ним события продолжают вызывать споры историков, политиков, да также и простых граждан Израиля и других стран. Даже текст Декларации независимости не избежал критики. Йешаягу Лейбович писал об этом так:

«Вопреки тому, что наша Декларация независимости утверждает, будто «еврейский народ появился в Земле Израилевой», народ уже существовал к тому времени, когда он вторгся в землю ханаанскую и сделал ее Землей Израиля… Восемьдесят или сто поколений евреев сохраняют об этом память. В своем историческом сознании наш народ существует независимо от всякой привязанности к определенной земле. Он помнил сам, и ему напоминали, что он был чужим в стране Египетской… Позже он обрел независимость, но не в государстве, а в пустыне, у которой нет определенных границ… Исторический образ ясен: народ создал государство, а не государство и земля создали народ…»[314]

Многие мифы, появившиеся в первые годы существования сионистского государства, сейчас основательно пересмотрены[315]. Первый миф касается количества воевавших. Установлено, что военные силы сионистов превосходили палестинцев числом и имели лучшее снаряжение. Этот факт нанес довольно сильный удар по образу жертвы, характерному для израильского взгляда на себя и свое место в истории.

Второй миф касается намерений, преследовавшихся во время атак в 1948 году арабскими силами, особенно иорданским Арабским легионом. Израиль всегда настаивал на том, что их целью было уничтожение новорожденного государства, а все израильские действия были оборонительными. Однако новые историки обнаружили договоренности между сионистскими руководителями и Иорданией по разделу территорий, которые ООН определил для будущего арабского государства в Палестине. Выяснилось, что сионисты сами – и довольно часто – нападали на Арабский легион на территориях, отведенных под арабское государство, тогда как противники нанесли лишь два удара по сионистским силам – в Иерусалиме и в Гуш-Эционе.

Третий миф касается палестинских беженцев. Более 800 000 неевреев покинули Палестину в 1947–1949 годах и расселились по соседним странам. Игнорируя многие резолюции ООН, правительство Израиля запретило им возвращаться в страну и отобрало у них всю недвижимость. Дома тысяч неевреев, оставшихся в стране, были уничтожены или конфискованы без компенсаций. Всего было снесено около 500 деревень. В начале 50-х годов Кнессет принял закон, позволявший экспроприировать земли палестинцев. Чтобы избежать проблем с международным правом, территории были переданы третьей стороне – Еврейскому национальному фонду, который, по определению сионистов, был уполномочен «действовать во благо еврейского народа».

Израильтяне многие годы объясняли исход палестинцев призывами арабского руководства, которое таким образом якобы удаляло гражданское население из зоны военных действий. Однако новые историки, начиная с Бенни Морриса, считают это объяснение очередным приемом израильской пропаганды. Только шесть деревень были эвакуированы по предписанию местных арабских властей. То, что произошло на остальной территории, можно расценивать скорее как этническую чистку. Жители городов и деревень либо бежали от сил сионистов, либо были изгнаны ими. Моррис сожалеет, что эти операции не были такими масштабными, как в Америке по отношению к индейцам, и поэтому «палестинский вопрос» продолжает преследовать Израиль. Кроме того, более зажиточные семьи уезжали добровольно, не желая оказаться в центре вооруженного конфликта. Почти все руководители палестинской общины покинули страну к 15 мая 1948 года.

Политика Израиля по этому вопросу остается неизменной с момента создания государства. В ней отражена решимость укреплять сионистское государство в значительной степени на землях, с которых были изгнано местное арабское население. Несмотря на призывы ООН позволить людям, бежавшим в период конфликтов 1947–1949 годов, вернуться на родину, Израиль не стал открывать для них границы. Количество беженцев, убитых за первые годы существования сионистского государства, исчисляется тысячами[316]. До сих пор израильские силы безнаказанно вторгаются в соседние страны, а карательные меры против палестинского вооруженного сопротивления становятся все более несоразмерными опасности. Более века регион находится в замкнутом круге насилия, и неудивительно, что Бен-Гурион поставил во главу угла интересы военных ведомств и служб безопасности, чье влияние с тех пор распространяется на основные политические партии, в которых бывшие военные занимают важные посты.

Получается, что даже дипломаты стали служить военным интересам, ибо Бен-Гурион был убежден в том, что именно военные, а не дипломатические методы способствовали созданию и сохранению сионистского государства. Этот боевой прагматизм складывается уже многие годы, в течение которых Израиль – первое государство, созданное по решению ООН, – систематически игнорирует резолюции этой организации, обязывающие изменить отношение к палестинскому населению. Израиль из года в год действует с позиции силы, что подрывает основы международного права, призванного находить мирные решения конфликтов.

Израиль победил во всех войнах. Поскольку он, как правило, достигает своих целей военным путем, редкие попытки прийти к компромиссу с палестинцами давно уже стали исключением. «Мирный процесс», начавшийся в 1990-х годах, позволил сионистскому государству расширить колонизацию территорий, оккупированных в 1967 году. Из-за политики Израиля по отношению к палестинцам мирные договоры, заключенные им с Египтом и Иорданией, осуждаются большинством населения этих стран. Соблазн удержать занятые территории настолько силен, что предложения по мирному урегулированию, выдвинутые Лигой арабских государств в начале XXI века, не были даже удостоены ответом со стороны Израиля.

Военное превосходство и мощная поддержка Запада лишь укрепляют сионистских лидеров во мнении, что мирное урегулирование не в их интересах. Несмотря на все попытки поиска дипломатических решений, они остаются верными политике основателей государства: установить контроль над максимальной территорией с минимальным количеством проживающих на них арабов. Так, эвакуация жителей израильских поселений в секторе Газа была предпринята скорее из тактического расчета, нежели была попыткой прийти к мирному сосуществованию с арабским населением. Доказательством этого факта явилось очередное нападение Израиля на сектор Газа зимой 2009–2010 годов. Политика принятия решений в одностороннем порядке, вкупе с экономическими, технологическими и военными успехами Государства Израиль, приводит ко все большей изоляции этого анклава западного образа жизни на Ближнем Востоке. Израильское общество и его руководители демонстрируют решимость и далее укреплять военную мощь и главенствовать в регионе, невзирая на интересы и судьбу палестинцев.

Социальные и культурные аспекты

Парадоксальным образом страны, напавшие на Израиль в 1948 году, несколькими годами позже упрочили позиции сионистского государства, способствуя массовому переселению местных евреев в Израиль. Это было частью политики привлечения иммиграции из мусульманских стран. За первые три года 93 000 человек прибыли из Египта и Марокко, 180 000 – из Ирака, Турции и Ирана, 48 000 – из Йемена и протектората Аден[317], хотя влияние сионизма в этих странах было практически неощутимым. По словам Бен-Гуриона, в августе 1939 года среди зарегистрированных членов сионистского движения лишь 0,38 % являлись выходцами из этих стран, а 40,9 % – из Восточной Европы[318]. Эти цифры еще раз показывают, что сионизм – явление типично восточноевропейское, и это серьезно препятствует арабским евреям найти свое место в израильском обществе.

Как и большинство новых иммигрантов из мусульманских стран, арабские евреи, то есть арабы иудейского вероисповедания, по прибытии в Израиль претерпели не только дезинфекцию при помощи ДДТ, но и культурную «стерилизацию». Израильские руководители посчитали это столь же необходимым, как необходимо было «поколению пустыни» – библейским евреям – скитаться сорок лет по пустыне и умереть в ней ради того, чтобы следующее поколение, очищенное от следов прошлого, могло вступить в Святую землю и завоевать ее. Чтобы влиться в израильское общество, считалось необходимым избавиться от пут прежнего образа жизни, былых нравственных ценностей и принять обычаи и устои Нового человека.

Одновременно с этим власти позволяли некоторым арабским евреям продолжать жить в Израиле по-старому, т. е. «по-арабски», с тем чтобы использовать их в качестве разведчиков. Некоторые из них (например, Эли Коэн, которого в Израиле считают героем) вели чрезвычайно эффективную шпионскую деятельность под руководством офицеров – выходцев из Восточной Европы. Показательно, что арабское происхождение таких евреев, эксплуатируемое в военных целях, никогда не использовалось для построения добрососедских отношений с арабскими странами и местными палестинцами.

Иммигрантам, говорившим на арабском и персидском языках, приходилось почти полностью расставаться с родной культурой. Однако от выходцев из Восточной Европы этого не требовалось. Наоборот, их европейский опыт стал краеугольным камнем новой сионистско-израильской культуры. Так, например, в первые годы сионистской колонизации десятки песен, считалок и детских сказок были переведены с русского на иврит[319]. Сегодня же наиболее уважаемыми стали «англосаксы» – немногочисленные иммигранты из англоязычных стран, чью культуру с почтением и подчас восхищением принимают в Израиле.

Напротив, арабским евреям было значительно труднее. Во-первых, они оказались носителями языка и культуры врагов-арабов, со всех сторон угрожавших сионистскому обществу. Во-вторых, новые евреи считали арабскую культуру второсортной, во всем уступающей европейской. Этот евроцентризм не только сохраняется, но и усиливается с каждым годом. В-третьих, арабские евреи часто покидали свои страны, не имея ни гроша, что лишь усиливало их чувство неполноценности. В-четвертых, структура нового общества, скроенного по восточноевропейским лекалам, была чуждой для тех, кто вырос в мусульманских странах. Кроме того, само понятие светского еврея, игравшего ведущую роль в Израиле (и продолжающего ее играть, хотя и в меньшей степени), было им просто незнакомо. Разумеется, после провала социалистов на выборах 1977 года культура арабских евреев была реабилитирована, и наметилась тенденция их возвращения к религии, отражающаяся, в частности, в программе политической партии Шас*.

Арабским евреям впервые в истории пришлось делать выбор между еврейским и арабским национализмом. Сионисты, а за ними и многие арабские националисты, заявили, что невозможно быть одновременно арабом и евреем. Вопреки постулатам сионистской идеологии, арабские евреи куда ближе к мусульманам, чем к евреям русского происхождения, особенно атеистам. Приходится констатировать, что создание Государства Израиль и его политика оказали пагубное влияние на еврейские общины в арабских странах, что, за редким исключением, в итоге просто привело к их исчезновению.

Евреям в арабских странах приходилось выбирать между двумя сторонами своей культуры, причем чаще всего этот выбор делали за них. В некоторых странах они потеряли общественное положение под влиянием мусульманского большинства, возмущенного разделением Палестины и изгнанием ее жителей. В других, например, в Ираке и Марокко, напряженность создавали сионисты, которые под шумок совершали акты насилия против местных евреев «под чужим флагом» с целью их напугать и подтолкнуть возможно большее число к переселению в Израиль. Чаще всего арабские евреи уезжали в Израиль вовсе не потому, что прониклись идеологией сионизма или их привлекло государство, созданное выходцами из Восточной Европы для себя и себе подобных. Впрочем, за всю историю сионизма иммиграция по идеологическим причинам из всех стран мира едва ли превысила 2 %[320].

Существует определенное сходство между отношением сионистов к «запущенной» арабами Святой земле, которую им предстояло оплодотворить, и к арабским евреям – «пустым сосудам», которые следовало заполнить живительными идеями сионизма[321]. Культуру евреев арабского происхождения сионисты систематически принижали и приложили массу усилий, чтобы заставить новых иммигрантов от нее отказаться.

Основной причиной, по которой Израиль обратил внимание на арабских евреев, была политическая необходимость увеличения процента евреев в национальном составе молодого государства. Расселение их по бывшим арабским деревням, расположенным на периферии страны и постоянно подвергавшимся нападениям, делало бесповоротным обезземеливание палестинцев. При этом арабские евреи оставались низшим слоем израильского общества. Элла Шохат, специалист по изучению арабских евреев, нашла «структурную аналогию» между ролью, которую они играли в колонизации Палестины, и ролью, которую когда-то в лишении земель исконного населения США сыграли афроамериканцы[322]. Стоит также отметить, что социально-экономическое расслоение между арабскими евреями и евреями европейского происхождения не исчезло. По некоторым исследованиям, во втором поколении (рожденном в Израиле) оно лишь усилилось[323].

Историки в последнее время стала признавать, что

«сионизм придумали в Европе колонизаторы-идеалисты, тосковавшие по работе на земле, подобно бурам в Южной Африке или pieds-noirs (“черноногим”, как называли переселенцев из Франции) в Алжире. Хорошо оснащенные… военные и полувоенные организации, обратившие в бегство арабские армии… получили или взяли на себя миссию по “очистке” захваченных районов от палестинского населения… Арабские дома и деревни, ”очищенные” от жителей, предоставлялись прежде всего евреям, привезенным из арабских стран, чьи мессианские ожидания от “возвращения в Сион” быстро развеивались… перед лицом систематической эксплуатации»[324].

Абсорбция арабских евреев на этом не закончилась; государство выделило значительные ресурсы на перестройку уклада жизни переселенцев. Как уже было отмечено, иммигрантов из мусульманских стран насильно лишали присущей им арабской культуры, пытаясь оторвать их от еврейской традиции[325]. Рут Блой писала о положении в Израиле выходцев из Северной Африки следующее:

«Они выросли, подобно палестинским детям, вскормленные горечью, переполнявшей их отцов. Без Торы, которая была основой достоинства их дедов, они стали революционерами. Их родители покорились и замолчали. Они поняли, что их привезли в страну, чтобы сделать из них даровых солдат, чтобы заставить их рисковать жизнью. Чтобы защищать государство, управляемое ашкеназами для ашкеназов. От сионистов они научились бунту. Их научили ненависти, и они стали ненавидеть своих ашкеназских хозяев»[326].

По мнению раввина Блоя, сионизм принес больше вреда самим евреям, нежели арабам. Арабы, возможно, потеряли земли и дома, но евреи, приняв сионистскую идеологию, утратили самих себя, свою сущность[327]. Его жена, посетившая евреев в Марокко до их эмиграции в Израиль, спустя десятилетия задается вопросом:

«У них у всех лица светились добротой, простотой и великой чистотой. Эти евреи, отношения которых с арабскими соседями складывались прекрасно, жили скромно, счастливо, обращая взоры к своему раввину… С тех пор я не перестаю думать о евреях этой деревушки, затерянной в горах Атласа. Где они теперь? Удалось ли израильским агентам сорвать их с места? Приехали ли они в Страну Израиля? Да и вообще, похожи ли они еще на евреев?»[328]

Избыток рвения, принесший триумфальные победы сионистам в первые годы существования Израиля, остается поводом для критики со стороны правоверных иудеев. Несколько сотен детей иммигрантов из Йемена были похищены сионистами с целью воспитания их по светской модели «нового еврея». При этом государство заверило иммигрантов, что их дети умерли. Лишь много лет спустя, когда некоторым родителями стали приходить повестки в армию на имена пропавших детей, они заподозрили неладное[329]. В этом событии можно увидеть не только желание подзаработать на последующей продаже-усыновлении детей, но и часть куда более масштабного проекта модернизации государства. Врачи, санитары и социальные работники обеспечивали европейское будущее евреям, которые иначе остались бы «пленниками своего арабского прошлого».

В массовом порядке переброшенные в Израиль йеменские евреи, известные своей богобоязненностью и любовью к Торе, пережили в конце 1940-х годов настоящую кампанию по атеистическому перевоспитанию, для чего их нередко подвергали изоляции в специальных лагерях. Эта кампания была направлена преимущественно на молодежь, которая испытала мощное идеологическое давление с целью отторжения их от иудейства. Есть свидетельства и о применении физического насилия, причем начальство не допускало в лагерь молодых правоверных евреев, пытавшихся помочь заключенным в них собратьям. Один из депутатов заявил в Кнессете: «Я не могу назвать ситуацию в этих лагерях иначе, как духовным насилием и инквизицией против еврейской религии. То, что происходит в этих лагерях, может быть названо культурным и духовным убийством колен Израилевых»[330].

Воспитатели-сионисты заставляли молодых йеменских евреев собирать апельсины в субботу, ходить с непокрытой головой и стричь пейсы*, которые столетиями носили евреи в Йемене. Контраст новой жизни с жизнью в их родной стране был разительным:

«Арабы, среди которых мы жили, нас не беспокоили, не нарушали даже самых незначительных из наших религиозных предписаний. Наоборот, правительство признавало нашу религию, веру и права. Если чиновник или полицейский заходил к нам в субботу, он не осмеливался даже закурить или иным образом осквернить субботу. Здесь же к нам относятся с презрением, заставляют наш народ нарушать субботу. Они издеваются над нами, смеются над нашими традиционными верованиями, над нашими молитвами и над соблюдением заповедей святой Торы»[331].

Сегодня вопрос об отношении к евреям в арабских странах стал важным предметом полемики: сионисты публикуют отчеты о зверствах арабов по отношению к евреям, а их оппоненты напоминают, что именно сионизм испортил отношения евреев с арабами. С сионистской точки зрения у евреев из арабских стран не было другого выхода, кроме немедленного бегства в Израиль ради спасения жизни. При таком толковании истории их следует считать беженцами, подобно палестинским арабам, покинувшим свои дома в 1947–1948 годах. Произошел как бы обмен населением, нечто подобное запоздалому восстановлению справедливости. Подобный коренной пересмотр истории иудеев мусульманских стран начался в конце XX века с тем, чтобы подогнать ее под куда более трагическую историю евреев в Европе и тем самым укрепить сионистское мировоззрение. В то же время антисионистские источники подчеркивают добрососедские отношения между евреями и мусульманами в странах Ближнего Востока, включая Святую землю, и обвиняют сионистов в прямом разжигании антиеврейских беспорядков – как открытой агрессией в Палестине, так и тайной провокационной деятельностью в ряде арабских стран.

Мы уже выяснили, что в начале своего пути сионизм был движением весьма маргинальным, которое осуждали как с религиозной, так и с социально-политической точек зрения. Ортодоксы и реформисты выступали против сионизма, отзываясь о нем как об идеологии, идущей вразрез с основными еврейскими принципами. Евреи, придерживавшиеся либеральных взглядов, равно как и те, которые придерживались социалистических и революционных идей, считали, что сионизм подрывает идею всеобщего равенства и препятствует коренным изменениям в социуме. Наконец, те, кто благодаря эмансипации был принят в общество, были убеждены, что сионизм – точно так же, как и антисемитизм, – угрожает их будущему. Таким образом, еврейский национализм был встречен в штыки как радетелями еврейской традиции, так и добившимися признания в обществе либералами.

Религиозная и духовная оппозиция

Мироощущение и идеи сионизма были чужды иудейству. Визит Теодора Герцля в Иерусалим в 1898 году вызвал шквал критики, ведь, помимо нарушения субботы, Герцль взошел на Храмовую гору, что строго запрещено еврейским законом. Это может показаться лишь частным случаем, однако противоречий между иудейством и сионизмом куда больше:

«Сионизм представлял собой серьезнейшую опасность, ибо он лишал традиционную еврейскую общину – как в Земле Израилевой, так и в странах рассеяния, – сущности ее существования: упования на приход Мессии. Сионизм бросал вызов всему традиционному иудаизму – по-новому определяя евреев как обычную современную национальность, насаждая новый образ жизни и отказываясь при этом от религиозного понимания Рассеяния и Искупления. Угроза сионизма проникла в каждую еврейскую общину; она была прямой и безжалостной, противопоставить ей можно было лишь столь же бескомпромиссное сопротивление»[332].

Израильский ученый Боаз Эврон пишет, что «сионизм – это отрицание иудейства»[333]. Лозунг, который вот уже десятки лет висит в квартале харедим Меа Шеарим в Иерусалиме, наглядно иллюстрирует эту позицию: «Иудейство и сионизм диаметрально противоположны». Заявления, регулярно появляющиеся в печатной и электронной прессе[334], вторят тезису о том, что Государство Израиль не только не представляет всех евреев, но и вредит их интересам.

Сионисты, в свою очередь, не менее резко обличали самое основу еврейской преемственности: «Бен-Гурион видел в иудейской религии историческое несчастье еврейского народа, преграду для его превращения в нормальную нацию, с территорией и правительством»[335]. Кроме того, пытаясь добиться благосклонности руководящих элит России, Великобритании и других стран, сионисты подчеркивали роль своей идеологии как «противоядия» против участия евреев в социалистических и прочих радикальных движениях: сионизм отвлекал массы от классовой борьбы. Они также осуждали веру в принципы либерализма и опирающуюся на них эмансипацию, как опасное заблуждение и признак близорукости.

Если политической оппозиции в историографии сионизма уделено определенное место, то о религиозных его противниках практически не упоминается, и этот факт сам по себе чрезвычайно красноречив. Несмотря на тот факт, что о религиозном сопротивлении сионизму как варианту более общего явления религиозного сопротивления национализму[336] было известно многим и многое, – в истории сионизма этот момент обходят стороной. Таким образом, сионизм – это не только разрыв в еврейской преемственности, но и тенденция подчинить историографию евреев своей идеологии.

Кроме нескольких монографий и сборников статей, посвященных вопросу взаимоотношений иудейства и сионизма[337], большинство трудов по истории евреев, написанных в Израиле и других странах, попросту игнорируют иудейское сопротивление сионизму. Даже «новые историки», которые серьезно и даже сочувственно пишут об арабском сопротивлении сионистской деятельности, склонны игнорировать оппозицию со стороны евреев, а также умалчивают о реакции на нее со стороны сионистского руководства. Тем не менее две монографии по истории евреев Германии[338], а также работа по истории отношений с сионизмом евреев-реформистов[339], содержат немало ценной информации о противодействии сионизму. Однако, несмотря на то что ортодоксальная литература, направленная против сионистского движения, весьма обширна[340], историография сионизма и Государства Израиль, как правило, обходит ее стороной.

Даже не обращая внимания на протестантские корни сионизма, евреи в Европе конца XIX века видели в набирающем силу сионистском движении настораживающий парадокс. Несмотря на призыв к модернизации и отторжению «мертвого» груза традиции и истории, сионизм идеализировал библейское прошлое, использовал традиционные религиозные символы и предлагал воплотить в жизнь тысячелетние еврейские чаяния. В своем труде по истории идеологии сионизма Авинери замечает:

«Евреи воспринимают пророчество об Избавлении как руководство к действию ничуть не в большей мере, чем большинство христиан – идею Второго пришествия. В качестве символа веры, солидарности и группового самосознания мессианство является важным компонентом еврейской системы ценностей; но если рассматривать его как побудительную силу исторического праксиса, изменения исторической действительности, то оно прежде всего дает массам утешение»[341].

Для Авинери, вполне светского сиониста, отождествление сионизма с освященной еврейской традицией «тесной связью евреев с Землей Израилевой» является «данью пошлости, конформизму и апологетике». Он считает, что сионизм – это не триумфальное воплощение многовековой мечты евреев о Святой земле, а радикальный переворот в еврейском самосознании. Такое преображение мессианских чаяний произошло под влиянием целого ряда факторов, один из которых, как мы уже видели, отражает не исторический опыт евреев, а определенные течения протестантского богословия.

Мессианское звучание сионистских идей непременно навлекает на них подозрения в лжемессианстве и саббатианстве. Еще на заре своего существования российское движение Хибат Цион, к слову, благосклонно принятое государственными деятелями Великобритании, столкнулось с почти единодушным противодействием со стороны крупнейших раввинов того времени. Раввин Йосеф Бер Соловейчик (1820–1892), который, как и многие набожные евреи, приобрел участок в Палестине, в 1889 году назвал сионизм «новой сектой, подобной секте Шабтая Цви, да сгинут имена нечестивцев»[342]. Его сын Хаим, выдающийся знаток Талмуда, чье влияние ощутимо и по сей день, выражался еще резче. Он обрушился на набиравшее тогда силу в России сионистское движение спустя всего лишь несколько лет после того, как его отец, основатель так называемого бриского метода изучения Талмуда, резко осудил движение Хибат Цион[343].

Прежде всего, сионизм предложил свое, специфическое определение того, что означает быть евреем. Израильский историк Йосеф Салмон, отмечая разнообразие форм противостояния сионизму, пишет следующее: «Коротко говоря, харедим в целом воспринимали сионизм как движущую силу секуляризации еврейского общества, идущую в русле Хаскалы. Поскольку основные пункты сионистской программы были связаны со Святой землей – традиционным предметом мессианских упований, – она [программа] представлялась бесконечно более опасной, чем любая другая сила секуляризации еврейства. Поэтому с сионизмом следовало бороться беспощадно»[344].

Противостояние между сионистами и их противниками было столь принципиальным, что оно возникло еще до Первого Сионистского конгресса в Базеле (1897 год). За три года до этого Александр Моше Лапидос (1819–1906), известный раввин из России, выразил недовольство первыми попытками российского Хибат Цион основать еврейские колонии в Палестине:

«Мы думали, что этот священный росток останется верным Господу и Его народу, что это возродит наши души… Но еще в нежном возрасте он дал зловредные побеги, и его нечестивый смрад разносится далеко… Мы лишаем их [активистов Хибат Цион] своей поддержки, отходим в сторону и будем противиться им, собрав для этого все наши силы во имя Господне»[345].

Не стоит забывать о том, что и раввин Самсон Рафаэль Гирш (1808–1888), столп просвещенных ортодоксов Европы, отказывался поддерживать это движение с момента его зарождения. Правоверные иудеи также критиковали европейский по своей природе сионизм за попытки подражания другим народам:

«Совершенно абсурдно полагать, что мы так страдали и надеялись на протяжении 2000 лет, возносили такие прочувствованные молитвы лишь для того, чтобы, в конце концов, играть в мире такую же роль, как Албания или Гондурас. Не вершина ли тщеты – верить, что все потоки крови и слез… проливались ради обретения такого рода национального существования, которого те же румыны и чехи достигли с большим успехом и без всех этих приготовлений?»[346]

Считая сионизм глубоко противным иудейству, видный венский раввин и историк Мориц Гюдеманн (1835–1918) еще в 1897 году, во время Первого Сионистского конгресса в Базеле, отверг любые попытки отделить еврейство от единобожия[347]. По его мнению, Тора должна была быть свободна от территориальных, политических или национальных соображений. Он подчеркивал, что еще со времен вавилонского пленения евреи превратились в «общину верующих». Еврейский национализм, таким образом, в духовном плане являлся шагом назад, к языческому представлению об исключительности еврейской нации и, стало быть, особо разрушительной разновидности коллективной ассимиляции.

Столь же категорично отверг сионизм и уроженец Галиции раввин Йозеф Самуэль Блох (1850–1923). Во время парламентских дебатов в Вене в самом начале прошлого века он, подчеркнув наднациональный характер иудаизма, сравнил сионистские планы с лжемессианством Шабтая Цви. Ссылаясь на целый ряд классических источников, он объяснял Герцлю приведенный в Талмуде запрет на массовое возвращение евреев в Палестину до прихода Мессии. Блох предупреждал окрыленных успехом после принятия Декларации Бальфура сионистов, что те играют с огнем, не понимая, какую угрозу для будущего евреев представляют политический сионизм и сопутствующее ему превращение евреев в атеистов. Незадолго до смерти он поддержал создание «Еврейского антинационалистического движения», целью которого была оппозиция сионизму[348].

Поскольку сионизм был привлекателен прежде всего для российских евреев, и сопротивление ему оказали в первую очередь российские раввины, решившие сплотить свои усилия для борьбы с сионистскими идеями. В черте оседлости борьба с сионизмом была особенно непримиримой. Подчеркивалось, что сионистское самосознание, лишенное всякого подчинения Торе, успокаивает совесть тех, кто отказывается от соблюдения иудейских законов: теперь они могут считать себя хорошими евреями. Сопротивление захватило весь ортодоксальный мир, включая женские школы сети «Бейс Яков», основанной за несколько лет до Первой мировой войны.

В 1900 году в результате объединения антисионистских сил в свет вышла книга «Ор ла-йешарим» («Свет для праведных») – сборник статей раввинов всех ортодоксальных направлений. Этот труд, разъясняющий опасность сионизма для будущего евреев, вскоре стал важным орудием в борьбе с сионизмом[349]. В 1902 году были опубликованы два других важных сборника статей, направленных против сионизма: «Ор ле-Цион» («Свет для Сиона») и «Даат а-раббаним» («Мнение раввинов»)[350]. Реакция российских раввинов была категоричной:

«Мы лишились дара речи при вести, что люди, не принимающие на себя бремени Царства Небесного, никогда не следующие путем Торы и не знающие и не любящие по-настоящему своих братьев… хвастаются, что якобы способны принести спасение дому Израиля»[351].

За пределами Российской империи, в восточной Венгрии и западной Галиции, сионизм также столкнулся с ожесточенным сопротивлением ортодоксального иудейства. В этих краях предосудительным считалось даже легкое сочувствие сионизму. Главенствующее положение среди борцов с этой идеологией заняли венгерские евреи, в особенности сатмарское* хасидское движение. Пережившие войну сатмарские хасиды собрались в квартале Вильямсбург в Бруклине и в 1948 году основали общину «Йетев лев» («Добреет сердце»). Тогда в ней едва насчитывалась дюжина членов. Спустя несколько лет в общине состояло уже около тысячи семей[352]. Сатмарские хасиды образовали общины в Иерусалиме и Бней-Браке, в Антверпене, Лондоне и Монреале, а также в ряде южноамериканских городов. Обосновавшись во многих странах мира, члены движения стали сотрудничать с другими организациями, в том числе с Нетурей Карта – движением, состоящим в основном из потомственных иерусалимских семей, считавших сатмарского ребе одним из своих духовных вождей. Именно он заклеймил сионизм как ересь, отрицание фундаментальных принципов иудейской веры и нарушение обещания, данного самому Богу, – не захватывать Святую землю человеческими усилиями.

Сатмарские хасиды активизировали свою антисионистскую деятельность после геноцида в Европе, который они посчитали наказанием за «ересь сионизма»[353]. Члены сатмарского движения отвергают притязания сионистов представлять всех евреев мира и стараются разрушить стереотип, согласно которому иудаизм тождественен сионизму, а евреи и израильтяне суть одно и то же. В странах Северной Америки сатмарские хасиды, наряду с другими антисионистскими группами живущие в мире со своими нееврейскими соседями, порой подвергаются нападкам евреев, симпатизирующих Государству Израиль.

Отношение к сионизму и Государству Израиль – не единственная характерная черта этих ортодоксальных групп. Они отличны друг от друга в отношении к модернизации, истории и пониманию Божественных атрибутов. Одни видят руку Бога во всех исторических событиях; другие более осторожны в религиозном толковании истории. Однако для стороннего наблюдателя все харедим, одетые, как правило, в черное и белое, одинаковы.

У них действительно есть одно общее: будь то в Иерусалиме или в Нью-Йорке, в Бней-Браке или в Монреале, они продолжают жить в Изгнании. В то время как антисионисты видят в Государстве Израиль препятствие на пути к Избавлению, несионисты из харедим просто не придают никакого религиозного значения ни сионизму, ни порожденному им государству.

Все харедим остаются верными традиции, в которой не предполагается постепенного перехода от Изгнания к Избавлению. Эти два состояния мира не имеют точек схождения, а превращение одного в другое может быть лишь резким и дискретным – своего рода квантовым переходом. Изгнание – не вопрос почтового адреса или политического суверенитета, а духовный вопрос о состоянии нашего мира в целом. Избавление означает резкий поворот к всемирной гармонии и выходит далеко за рамки собственно еврейской жизни. Для большинства благочестивых евреев Изгнание – это Божественный приговор, вынесенный евреям за их прегрешения против Торы. Хасиды, более склонные к мистицизму, считают главной миссией евреев собирать искры святости, рассеянные по всему миру.

Поскольку быстрый рост сионистского движения в Палестине нельзя было больше просто игнорировать, руководство Старого ишува вступило в союз со своими единомышленниками в Европе. Раввин Зонненфельд порвал с Агудат Исраэль и в 1927 году основал новую организацию – Эда харедит («община богобоязненных»). За ним последовала почти половина еврейского населения Палестины – как ашкеназского, так и сефардского. Хотя большинство активных борцов против сионизма были ашкеназами, сефарды также внесли свою лепту в движение сопротивления.

Хахам* Яков Меир (1856–1939), один из руководителей сефардских общин в Палестине, публично осудил сионизм на церемонии отбытия верховного комиссара сэра Герберта Плумера (1857–1932) в 1928 году. Когда распорядитель церемонии представил хахама Меира вместе с должностными лицами сионистского аппарата, хахам решительно запротестовал и объявил, что никогда не признавал эту общину и не принадлежал к ней. Более того, он заявил, что все религиозные евреи должны держаться от сионистов подальше. Вместе с Зонненфельдом он передал Плумеру письмо, где обличал сионизм и призывал британские власти освободить благочестивых евреев от сионистского контроля[354]. Впоследствии Лига Наций позволила иерусалимским харедим остаться вне юрисдикции становившихся все более влиятельными сионистских учреждений.

Выборы в Кнессет регулярно предоставляют возможность протестовать против самого существования Государства Израиль[355]. Например, Яков Муцафи (1900–1983), раввин иракского происхождения, примкнул к бойкоту израильских выборов, названных им «скверною». Он категорически не признавал Государство Израиль и даже отказывался принимать выплаты социального страхования[356].

Принципиально антисионистскую позицию занимал раввин Исраэль Абухацера, более известный как Баба Сали (1889–1984), («молящийся отец» по-арабски) почитаемый не только многими сефардами, но и ашкеназами. Рассказывают, что по окончании изучения глубоко антисионистского труда «Ва-Йоэль Моше», написанного раввином Йоэлем Тейтельбаумом (1887–1979), Баба Сали организовал праздничную трапезу, подобную тем, что устраиваются по завершении изучения трактата Талмуда. «Эта книга – великий и важнейший трактат для нашего поколения, а раввин Йоэль [Тейтельбаум] – огненный столп[357], чье сияние поведет нас к приходу Мессии»[358].

Хахам Шломо Элиэзер Альфандари (1826–1930) – ”саба кадиша” («Святой дед») из Стамбула – стал символом сефардского сопротивления. Он запретил любые контакты с сионистами и вдохновлял других знатоков Торы на публичные выступления против этой идеологии. Хаим Шауль Давик (1861–1932), сефард-каббалист из Иерусалима, считал, что своим лицемерием религиозные сионисты способны совратить с пути истинного гораздо больше евреев, чем светские сионисты, а Хофец Хаим сравнивал их с вооруженными разбойниками[359] (светские сионисты, с его точки зрения, были разбойниками невооруженными). Очевидно, что представители такого подхода отвергают сионизм в принципе, независимо от места религии в сионистской программе.

Официальная независимость харедим от сионистских учреждений (говоря языком тех времен, «право исключения») формально закончилась с провозглашением Государства Израиль в 1948 году, но антисионисты попытались добиться от ООН, преемницы Лиги Наций, по крайней мере, такого же статуса. Они подчеркивали, что никогда не подписывали израильскую Декларацию независимости, хотя Агудат Исраэль и присоединилась к ней. Антисионисты утверждали, что Агуда таким образом «способствовала смерти тысяч евреев во время конфликта 1948–1949 годов»[360]. Харедим продолжали настаивать на официальном признании их права проживать на территории Израиля, оставаясь в полной независимости от государства. В 1949 году раввины Амрам Блой и Арон Каценеленбоген (1893–1978), основатели Нетурей Карта, написали письмо генеральному секретарю Организации Объединенных Наций, в котором просили взять харедим под защиту организации и выдать им паспорта ООН. Они также требовали исполнения решения этой организации о международном статусе Иерусалима, разделенном тогда между Израилем и Иорданией. Перед самой смертью раввин Амрам Блой добивался встречи с президентом США Никсоном, пытаясь обеспечить евреям-антисионистам защиту от израильских властей со стороны великих держав по примеру того, как в XIX веке под их защитой оказались в Святой земле христиане[361]. Эти попытки оказались бесплодными: антисионистам не хватило знаний, средств и связей с правительствами западных стран, на помощь которых они уповали. В то время как произраильские организации, в особенности в США, установили долгосрочные связи со всеми политическими партиями и выстроили для этого мощный профессиональный лоббистский аппарат, антисионисты-харедим появляются на политическом горизонте спорадически, хотя и довольно эффектно, а временами и эффективно.

Отказ признать Государство Израиль лишает антисионистов всех политических и социальных прав. Оставаться независимыми от «сионистского образования», как они (подобно многим арабам) называют Государство Израиль, означает для них полную изоляцию. В отличие от Агудат Исраэль и других партий, получающих от государства средства в обмен на политическую поддержку, самые упорные из антисионистов не получают ни государственных субсидий, ни помощи многодетным семьям.

Создание Государства Израиль породило новую ситуацию: гораздо легче сопротивляться сионизму как идеологии, чем находиться в оппозиции к государству, которое влияет на твою повседневную жизнь. Для религиозных евреев сотрудничество с государством вовсе не означает признания его как желанного или даже законного образования. Большинство харедим и их раввинов принимают государство как свершившееся зло, то есть лишь как совокупность евреев, нуждающихся в социальных и иных услугах, обычно предоставляемых государством. Притом они отвергают сионистскую идеологию, религиозную или светскую, и не празднуют День независимости и другие государственные праздники. Они ужасаются многим принятым в государстве обычаям и стараются избегать общения со светским большинством. Лишь немногие из их сыновей служат в израильской армии, а дочери даже не несут обязательную альтернативную гражданскую службу. Многие из них не встают, когда сирены оповещают население страны о минуте молчания в память о евреях, погибших в Европе от рук фашистов.

Отказ придавать Государству Израиль какое-либо религиозное значение – положительное или отрицательное – позволяет многим харедим относиться к нему как к любому другому государству. Следуя этой логике, некоторые лидеры харедим оправдывают участие в политике, но на условиях, принятых в Изгнании. Евреи, замечают они, всегда посылали своих представителей к властям, чтобы защищать интересы общины. Именно так они оправдывают практику назначения своих представителей в израильское правительство.

При том что харедим во многих случаях сотрудничают с государством, это сотрудничество носит всегда лишь локальный и обусловленный обстоятельствами характер. Позиция раввина Элиезера Менахема Шаха (1898–2001), всеми уважаемого лидера общины, во многом определила отношение харедим к сионизму. Раввин Шах родился в Литве, входившей тогда в состав Российской империи, учился у лучших знатоков Талмуда Восточной Европы, затем преподавал в ешивах – в частности в ешиве Новардока (Новогрудок), которой руководил в то время раввин Вассерман. После нападения нацистов на Польшу он укрылся в Литве, находившейся под контролем СССР, а позднее перебрался в Палестину, где продолжил преподавать. Работая в Поневежской ешиве в Бней-Браке, воспитавшей тысячи учеников-харедим, он стал чрезвычайно влиятельной фигурой. Раввин Шах осудил заселение оккупированных в 1967 году территорий и расценил этот шаг как явную провокацию «против народов». Позиция раввина Шаха показывает, как идеологическая чистота может сочетаться с полномасштабным прагматизмом. На идеологическом уровне он стоял за бескомпромиссную оппозицию Государству Израиль, которое называл «массовым бунтом против царства Божия»[362]. Стараясь никоим образом не способствовать легитимации официальных органов государства на концептуальном уровне, на уровне практическом он был сосредоточен на основной цели – помогать правоверным евреям.

Благодаря прагматичному руководству раввина Шаха участие ортодоксальных партий в политических делах значительно возросло. Он явился продолжателем линии раввина Хазон Иша, которая позволяла евреям стать частью израильской политической системы и в то же время не признавать ее легитимности. «Если вооруженный разбойник нападает на меня в лесу, а я пытаюсь убедить его сохранить мне жизнь, значит ли это, что я признаю его действия законными? Нет, он остается для меня разбойником с большой дороги»[363].

Некоторые группы – как внутри Израиля, так и за его пределами, – разделяют такой прагматический подход. Эти группы различны по своему географическому, идеологическому и культурному происхождению. Наиболее поздней из оформившихся группировок харедим стало движение Шас, внутри которого сложилось сотрудничество ашкеназских и сефардских евреев. Возглавили его раввины Шах и Овадия Иосиф (1920–2013) – бывший главный сефардский раввин Израиля, ведущий авторитет в вопросах еврейского права. Активисты движения – борцы против дискриминации, многие из которых с покаянием вернулись к религии, – подвергают резкой критике сионизм и порожденные им государственные и общественные структуры.

Выше уже говорилось о том, что евреи родом из мусульманских стран испытывают в Израиле гораздо большее культурное давление и психологический дискомфорт, чем ашкеназские евреи из Европы. По сути дела, «Новый ишув» (сионистское общество) и Государство Израиль были воплощением европейских концепций, порожденных реалиями и мечтами, которыми жили евреи Российской империи. Для большинства евреев, прибывших в Израиль из мусульманских стран, эти идеи были совершенно чуждыми. На родине им жилось куда лучше, чем евреям в христианских странах Европы[364], и их взаимоотношения с соседями-мусульманами были более ровными и добрыми. Они свободно говорили на местных языках (арабском, фарси, пушту), в их истории было меньше преследований и насилия, чем в истории евреев христианской Европы. Поэтому многие труды по иудаизму, созданные в мусульманских странах, написаны по-арабски, тогда как в христианских странах евреи никогда не писали свои труды на латыни.

Шас является как движением, стремящимся возродить самоуважение сефардов, так и политической партией, создавшей мощную сеть образовательных учреждений и социальных служб[365]. Шас – несионистское движение, и его лидеры время от времени довольно резко критикуют сионизм, при этом продолжая занимать свои места в Кнессете, где в начале XXI века партия получила самое значительное парламентское представительство среди религиозных партий[366]. Ее электорат – это выходцы из Марокко и других арабских стран, многие из которых, тем не менее, в попытке стать современными людьми восприняли многие принципы сионизма. Противоречие между антисионистской позицией лидеров Шас и националистическими убеждениями ее электората разрешилось в 2010 году, когда партии под давлением финансирующих ее французских и латиноамериканских сионистов пришлось войти во Всемирную сионистскую организацию. Однако и до этого духовный лидер этого движения раввин Овадия Иосиф, говоря о палестинцах, начал прибегать к националистической, а порой и откровенно расистской риторике. Энтузиазм, с которым этот сдвиг был воспринят электоратом партии, свидетельствует о глобальной тенденции отторжения всего «арабского», существующей в израильском обществе. Тем не менее члены движения Шас, несмотря на официальное участие в сионистском движении, продолжают критиковать светские основы государства, отражающие и воспроизводящие по-прежнему чуждый им мир Восточной Европы.

Создание Шас произошло под влиянием так называемого литовского течения иудаизма. В Литве перед Второй мировой войной существовало несколько выдающихся центров изучения Талмуда – своеобразных форпостов борьбы против Хаскалы и секуляризации в Восточной Европе. После войны литовские ешивы и их интеллектуальная традиция возродились как в Израиле, так и в ряде других стран, в том числе США, Канаде, Мексике, Южной Африке, Франции, Англии, Швейцарии и постсоветской России[367]. Пережившие войну раввины воспитывали своих учеников в традиции преданности изучению Талмуда, которая передавалась из поколения в поколение. Это движение привлекло тысячи молодых людей из нерелигиозных семей, а также выходцев из стран Азии и Африки, евреев немецкого и эльзасского происхождения. Сегодня у «литовской» традиции, издавна отвергнувшей сионизм, есть два основных центра: пригород Тель-Авива Бней-Брак и город Лейквуд в штате Нью-Джерси.

Еще одну группу противников сионизма составляют хасидские движения – преемники дворов праведников-цадиков[368], сложившихся в XVIII–XIX веках на территории сегодняшних России, Белоруссии, Украины, Польши, Венгрии, Словакии и Румынии. Хасидизм – мистическое движение за обновление еврейской религии, возникшее в XVIII веке, – породил ряд направлений во главе с влиятельными и харизматическими цадиками, основателями собственных династий. Хотя жизнь хасидов также опирается на изучение Талмуда, они уделяют немало внимания еврейской мистике, а также духовному наследию цадиков прошлого. Если говорить о критике сионизма, то на протяжении ХХ века ее можно было услышать от членов бельзского*, вижницкого*, мункачского*, любавичского* и сатмарского движений (ведущих свое происхождение, соответственно, из Белза, Вижницы, Мукачево, Любавичей и Сату-Маре). Представители литовских и хасидских течений активнее всего противостоят движению сионизма.

В настоящее время все три группы сближаются с сионизмом, хоть и в разной степени. Шас официально присоединилась к сионистскому движению; лидеры Агудат Исраэль не решились на такой шаг, но часто занимают близкую правому сионизму позицию (например, выступают против возвращения территорий, занятых в 1967 году[369]); члены же некоторых хасидских общин начали нести военную службу.

Похороны раввина Амрама Блоя, руководителя и вдохновителя сравнительно небольшого движения Нетурей Карта, продемонстрировали неожиданный масштаб поддержки антисионистов в Святой земле. На улицы Меа Шеарим вышли сотни тысяч евреев. Организаторы похорон строго запретили дотрагиваться до гроба тем, кто принимал участие в израильских выборах, будь то общенациональные или муниципальные, а также тем, кто отправлял своих детей в школы, пользующиеся поддержкой государства, сколь бы ортодоксальными они ни были[370]. Покойный отказывался ездить в автобусе или на поезде; он выбирал только такси, принадлежавшие арабам или харедим.

Для хулителей сионизма День независимости – это возможность проявить свое истинное отношение к Государству Израиль. Самые радикальные сжигают израильский флаг, одеваются в рубище и посыпают головы пеплом. Другие, например, жители квартала харедим города Бейт-Шемеш, поднимают палестинские флаги. В программном произведении иудейского антисионизма, «Ва-Йоэль Моше», сказано, что праздновать День независимости

«хуже признания идолопоклонства; они не только принимают, но празднуют и радуются ужасному бунту против Бога и Его святой Торы. Есть множество грешников и даже неверующих, сокрушающихся в сердце своем, поскольку они не служат Богу, которые просто не в состоянии сопротивляться искушению смущающих их ложных идей. Но те, кто радуется своему греху, виновны в более серьезном преступлении: святотатстве»[371].

Большинство харедим сознательно игнорируют все аспекты этого праздника. Американский раввин российского происхождения Моше Файнштейн (1895–1986), один из ведущих религиозных авторитетов современности, категорически не одобряет вывешивание в синагогах израильского флага. По его словам, Государство Израиль не представляет собой никакой ценности, и потому его не следует ассоциировать с еврейским молитвенным домом[372]. Хазон Иш, видный лидер ортодоксального иудаизма, занял еще более непреклонную позицию, запретив правоверным евреям входить в синагогу, украшенную израильским флагом, даже если в округе нет других синагог.

Этот запрет иллюстрирует как харедим, руководствуясь строгим соблюдением еврейской традиции, жестко противостоят всему, что связано с национал-иудаизмом. По мнению раввина Мейера Вебермана, одного из активных современных антисионистов, национал-иудаизм принес не меньше вреда, чем сионизм светский, ибо последователи национал-иудаизма притворяются верными Торе, но в то же время искажают ее смысл[373]. Противники сионизма считают, что единственный выход – полный отказ от независимости, полученной против воли местного еврейского и арабского населения, а значит, и против Божественной воли. Из этого вытекает и полный отказ от участия в любых сионистских структурах и сопряженных с сионизмом видах деятельности. Для них само существование Государства Израиль является большой опасностью, и, следовательно, его необходимо упразднить.

Сегодня может показаться странным, что раввин Ицхак Яков Рейнес (1839–1915), основатель национального иудаизма, яростно обрушивался на тех, кто связывал поселение в Палестине с духовными чаяниями. Именно против распространенной сегодня среди последователей национал-иудаизма веры в рукотворную природу Избавления пытались предостеречь в свое время предтечи религиозного сионизма.

Полное отрицание мессианского значения сионизма было характерно и для первых его идеологов. Социалисты-безбожники открещивались от иудейства с его ожиданием Мессии, к которому относились с иронией и даже с презрением. «Нет у Израиля Мессии, так за работу же!» – призывал поэт Бреннер в 1910 году[374].

В отличие от сегодняшних идеологов национал-иудаизма, виднейшие раввины даже не пытались примирить сионизм с еврейской традицией. Так, например, в начале ХХ века руководитель ешивы в Слободке, пригороде Каунаса, – одной из самых видных ешив в Российской империи, – сурово осудил студентов, посетивших лекцию, на которой выдвигалась идея синтеза иудейства с сионизмом. Он угрожал тем, что любой студент, замеченный в связях с сионистским движением, будет отчислен из ешивы и даже лишен диплома раввина, если он уже его получил[375]. Напротив, последователи национал-иудаизма признают исключительно «Тору Земли Израиля» и, соответственно, объявляют устаревшей традицию, созданную в Изгнании. Они утверждают, что их движение стремится к «глубинной революции внутри иудаизма», более радикальной, чем та, которую спровоцировало появление реформистского иудейства в начале XIX века[376]. В рядах национал-иудаизма слышатся призывы переосмыслить иудейство столь же радикально, сколь сделал это заложивший основы раввинистической традиции раввин Йоханан бен Заккай два тысячелетия тому назад.

С другой стороны, среди приверженцев национал-иудаизма, само существование которого (как видно из названия) основано на преданности идеям сионистской идеологии, также раздается критика в адрес сегодняшнего сионизма и Государства Израиль, однако на общем фоне она практически не слышна. Последователи североамериканского варианта национал-иудаизма – «современной ортодоксии» (Modern Orthodoxy) – также озабочены проблемами современного Израиля. Одним из известнейших критиков сионизма стал бывший председатель Кнессета Авраам Бург. В рядах идеологического авангарда сионистской колонизации государство и его политика воспринимаются без былого религиозного почтения, особенно после вывода сионистских поселенцев из сектора Газа в 2005 году.

Само понятие «еврейский характер государства», которое представляет собой центральную концепцию национал-иудаизма и, пожалуй, наиболее серьезную причину конфликта на Святой земле, весьма расплывчато. Для одних это требование подчинения государства иудейскому праву (Галахе); для других – необходимость установление еврейского контроля над всеми территориями, входящими в библейскую «Землю обетованную». В последнее время понятие «еврейский характер государства» все чаще используется в демографическом смысле. Рост арабского населения страны расценивается как настоящая опасность и «демографическая бомба»[377], так что некоторые называют государство скорее неарабским, чем еврейским. Создание Государства Израиль против воли соседних народов и местного палестинского большинства обрекли его на постоянные конфликты и полное неприятие всего «арабского», принимающее разные формы: от призывов раввинов – приверженцев национал-иудаизма – не сдавать арабам жилье до массовых требований об их выселении. Понятие «еврейский характер государства» все больше и больше используют для оправдания исключения арабов из израильского общества.

Многие влиятельные раввины еще с момента зарождения религиозного сионизма подчеркивали, что проблема кроется вовсе не в том, что у основ сионизма стояли евреи-атеисты. Для них было бы хуже, если бы это движение, основанное на ложных, по их мнению, идеях, создали раввины и знатоки Торы. Даже близкий к национал-иудаизму раввин Моше Собер осуждал распространенную среди его адептов привычку принимать благоволение со стороны Господа как должное:

«Упование на Бога – важнейшая концепция в иудействе, как и во многих других религиях. Но тут следует ясно понимать, что еврейская концепция веры далека от слепой уверенности в том, что какие бы действия мы не предпринимали, все повернется к лучшему. Вера в Бога означает, что Вселенная управляется справедливым и любящим Господом, который не желает “поймать” нас, который готов дать нам передышку, который относится к нам справедливо и милосердно – пока мы сами делаем то, что нам положено делать»[378].

Для многих религиозных евреев Государство Израиль никак не связано с Избавлением. Раввин Шалом Дов Бер Шнеерсон считал, что самовольно добиваться освобождения от ига Изгнания столь же пагубно, как и стремиться избавиться от ига Торы. Чтобы избежать своей еврейской участи, сионистам необходимо отбросить Тору и веру Израиля:

«Чтобы возбудить в наших братьях ощущение принадлежности к “нации” со своим независимым государственным устройством… сионисты должны поставить национализм выше Торы, так как известно, что те, кто верен Торе и ее заповедям, вряд ли изменятся и примут новое самосознание… Поэтому, чтобы внедрить эту идею, сионисты должны исказить саму сущность [еврейства], чтобы заставить [евреев] принять новое самосознание»[379].

Новое израильское самосознание, подразумевающее разрыв с традицией, единодушно подвергается критике со стороны религиозных авторитетов, предсказывающих забвение, которому в итоге будет предано иудейство. Недавний опрос, показавший, что две трети молодых израильтян предпочли бы не быть евреями, если бы родились за пределами Израиля, подтверждает выводы противников сионизма. Две трети опрошенных считают, что евреи других стран принадлежат к иному, чем израильские евреи, народу[380]. Антисионисты нередко приводят одно высказывание Леи Рабин (1928–2000) – вдовы премьер-министра, убитого в 1995 году одним из последователей национал-иудаизма. По ее словам, она бы предпочла, чтобы ее дети были арабами, нежели ортодоксальными евреями[381]. На похоронах премьер-министра его сын едва смог прочитать кадиш – традиционную для такого события молитву. Критики сионизма утверждают, что израильское самосознание – не что иное, как средство отвлечь молодежь от самосознания иудейского.

Создание общества европейского типа на Ближнем Востоке вызывает неприятие со стороны не только религиозных кругов, но и сторонников более «восточного» общества, то есть страны, ориентированной на культуру своего региона, а не повернувшейся к нему спиной. На первых порах Агудат Исраэль ставила себя выше этнических различий и защищала интересы всех харедим, ашкеназов и сефардов. На сионистов-безбожников, нахлынувших из Восточной Европы, с неприязнью взирали как восточные евреи, так и палестинцы: «Настоящий еврей и араб имеют между собой много общего, поэтому им легко понять друг друга. Они восточные люди и чрезвычайно восприимчивы к духовности. Сионисты же утратили свое исконное еврейское самосознание, они стали западниками, материалистами. Именно поэтому им не удается понять арабов»[382]. В таком контексте нетрудно понять, почему раввин Амрам Блой установил тесные контакты с «Черными пантерами» – движением протеста, зародившимся среди евреев – выходцев из Северной Африки.

Сефардские евреи со своей стороны включились в борьбу с сионизмом преимущественно в Земле Израиля. У себя на родине они в общем и целом избежали политических разногласий и идеологических конфликтов, затронувших ашкеназов в Европе. Тем не менее некоторые сефарды вне Палестины выступили против идеи разделения территории, предложенной Королевской комиссией (Peel Commission) в июле 1937 года. Вскоре за этим видные марокканские евреи, наряду со своими соотечественниками-мусульманами, отправили в Лондон довольно резкое письмо, предупреждая «об ужасных последствиях [раздела Палестины] – столкновениях между арабскими и еврейскими жителями страны». Письмо заканчивалось призывом к созданию «независимого палестинского государства с демократическим парламентским строем, ибо лишь такой режим сможет обеспечить равные права обеим группам в столь дорогой им стране»[383].

При том что хасидские раввины уделяют заповеди «возлюби ближнего своего» большое значение, они выступили против попыток сионистов создать «национальное единство»[384]. Раввины резко отвергли сотрудничество в рамках такого национального единства – как в Земле Израилевой, так и в других странах. Они не признавали никаких совместных инициатив, так как отрицали само существование общих интересов у евреев, верных традиции, и у тех, кто от нее отошел, чье еврейство поэтому они ставили под сомнение.

С самого начала сионистского движения большинство раввинов России, знакомых с той тяжелой жизнью, которая усиливала привлекательность сионизма, сочли это движение просто еще одной попыткой выкорчевать Тору. Раввин Эльхонан Вассерман сравнивал сионистов с членами Евсекции, то есть Еврейской секции Коммунистической партии в СССР, которые «преследовали искренне веровавших евреев с ужасающей жестокостью»[385]. Убежденные в правоте своего атеистического мессианства, евреи-коммунисты беспощадно уничтожали традиционный еврейский уклад. Вассерман утверждал, что положение евреев в Советском Союзе стало гораздо хуже, чем при царе: отмена черты оседлости и возможность выбирать любую профессию не компенсировали потерю связи с Торой и превращение их в «лиц еврейской национальности».

Вассерман мог терпимо относиться к людям, отступившим от Торы, но бескомпромиссно осуждал вдохновителей безбожия. Он считал, что сионисты воздвигают препятствия между евреями и Богом и отрезают пути возращения к Торе. По этому поводу противники сионизма нередко ссылаются на два стиха из книги Левит: «Чтоб не изрыгнула земля вас, если вы оскверните ее, как изрыгнула она народ, бывший до вас» (Левит, 18:28) и «Соблюдайте же все уставы Мои и все Мои законы, и исполняйте их, дабы не изрыгнула вас земля, в которую Я веду вас, чтобы жить в ней» (Левит, 20:22).

Почему в трех смежных главах Торы содержится два столь строгих предостережения? Согласно книге «Ор а-хаим» («Свет жизни») – классическому комментарию, написанному марокканским раввином Хаимом бен Атаром (1696–1743), – первый стих относится к злоумышленникам, которых Земля извергнет из себя, а второй – к благочестивым евреям, которые будут извергнуты за то, что не сумели им противостоять. Ответственность праведников за всех евреев – один из лейтмотивов иудейства. Именно это побуждает религиозных евреев восставать против нарушений заповедей Торы. Особенно вредоносным нарушением они считают сионизм[386].

Предвосхищая такое преображение еврея, некоторые иудейские мыслители уже более века тому назад подчеркивали, что сионизм особенно опасен тем, что закрывает евреям дорогу к раскаянию. Любавичский ребе еще в начале ХХ века сокрушался, что защитники сионизма считают себя «хорошими евреями». Он заявлял, что сионизм еще не приблизил ни одного еврея к иудейству, а, наоборот, многих отвратил от истинного пути. Сионисты рассматривают свою идеологию как современную замену иудейству, считая его почтенным, но безнадежно отсталым предтечей сионизма. Раввин Шнеерсон неоднократно указывал на тождество сионизма и современного ему христианства: оба признают историческую роль иудаизма, но не видят в нем дальнейшего смысла[387].

Ребе отмечает, что сионизм обладает огромной властью над сердцами евреев. Сионисты говорят на современном языке, обращаются на уровне чувств к еврейским символам и дают смысл жизни еврею, чья связь с Торой слаба или вообще отсутствует. Вместе с тем, напоминает Шнеерсон, внешность часто обманчива. Он сравнивает сионизм со свиньей. Ее копыта раздвоены – признак кошерного животного; если свинья ляжет, выставив копыта, может показаться, что она кошерна. Но при этом, предупреждает ребе, Тора запрещает есть свинину: «…нечиста она для вас» (Левит, 11:7).

Число активных противников сионизма относительно невелико, возможно, их не более нескольких сотен тысяч[388]. Однако, как пишут Равицкий и другие израильские ученые, несмотря на немногочисленность, влияние антисионизма распространяется на куда более широкие слои евреев. Поскольку аргументы против сионизма нельзя взять с потолка, опираясь лишь на интуицию или политические соображения, иудейское сопротивление сионизму приобрело со временем внушительную идейную базу, основой которой остается книга Йоэля Тейтельбаума (1887–1979) «Ва-Йоэль Моше»[389], антисионистские доводы в которой автор вывел из юридического анализа Талмуда. Раввин Тейтельбаум долго руководил общиной города Сатмар в Венгрии (сейчас находится в Румынии), а после спасения от нацистского геноцида на короткое время переехал в Иерусалим. Чуть позже, после провозглашения Государства Израиль, он уехал в США и там воссоздал сатмарскую общину. Ребе Тейтельбаум излагал свои идеи в книгах и в издаваемом на идише еженедельнике «Дер Ид» («Еврей»).

Ребе Тейтельбаум считал особенно важным использование печатного слова, ведь с конца XIX века все чаще раздавались голоса, обвинявшие сионистов в захвате контроля над еврейской прессой[390]. И действительно, на протяжении многих десятилетий раввинам было очень сложно, а иногда просто невозможно публично выступить с осуждением сионизма, потому что в редакциях большинства еврейских периодических изданий находились приверженцы Хаскалы. На похоронах раввина Тейтельбаума многие видные раввины говорили, что он шел по единственно верному пути, даже если у них не хватало сил за ним следовать.

Хулители сионизма считают его сатанинским движением, подменявшим сверхъестественное естественным, религиозное – светским, а терпение и упование на Господа – политическими и военными действиями. Неприятие сионизма зачастую выражается образным языком немалой красоты и силы. Раввин Хаим Элазар Шапира, мункачский ребе (1872–1937), так описывал свой визит в Палестину:

«Отправляясь в Святую землю, я сказал Искусителю перед отплытием из Стамбула: “Билет стоит дорого… Решай: или ты едешь в Святую землю, а я остаюсь… или ты остаешься, а я еду в Святую Землю…” И он решил остаться… И я возрадовался своему путешествию. Но как только достиг Святой земли и увидел Искусителя стоящим в порту, я закричал в ярости: “Что ты здесь делаешь? Разве не должен был ты остаться в Стамбуле?” Он же отвечал мне: “Ты спрашиваешь, что я здесь делаю? Этот жить пришел, а судить начал!”»[391] «Тут мое обычное обиталище, а тот, с кем ты беседовал в Стамбуле… лишь мой заморский посланник»[392].

Признанный специалист по этому вопросу Равицкий считает, что решение представить сионизм сатанинской силой не было импровизированным; наоборот, оно вытекает из обширной юридической и философской еврейской традиции[393].

Кроме основополагающих трудов, то есть работ Вассермана и Тейтельбаума, отрицание Государства Израиль можно найти и в историях, передающихся из уст в уста. В одной из них речь идет о том, как Хазон Иш, почитаемый лидер харедим, принимал премьер-министра Бен-Гуриона, пришедшего обсудить сосуществование с харедим в новом государстве. Хазон Иш не пожал основателю Израиля руку и ни разу не посмотрел в глаза: ведь Талмуд запрещает смотреть в глаза безбожникам[394].

Самым новым и самым яростным противником сионизма стала группа «Лев Тахор»* («Чистое сердце»). Многие из этих радикально отвергающих сионизм хасидов, чей центр в 2000 году был перенесен в Канаду, являются бывшими военнослужащими Армии обороны Израиля. Приняв эту разновидность хасидизма, они покинули армию, а со временем и Государство Израиль. Когда-то они носили защитную форму, теперь же ходят в черных лапсердаках и отрастили длинные пейсы; сегодня их походка ничем не напоминает прежнюю военную выправку.

Они выучили идиш, язык Изгнания, чтобы не пользоваться в повседневной жизни своим родным языком, ивритом, и не учить ему своих детей. Пытаясь обратить вспять колесо истории, они воспроизводят – но с обратным знаком – усилия, предпринятые больше столетия назад Элиэзером Бен Иегудой, оставившим родину и родной язык, идиш, ради Палестины и нового, разговорного, «десакрализованного» иврита. Сегодня хасиды Лев Тахор возвращают ивриту его «священный статус», используя его исключительно для молитвы и изучения Торы. Между собой они говорят только на идише. Когда я приезжал в их поселение, ребе давал им особое позволение использовать «сионистский язык» (поскольку я не владею идишем) для изложения своих антисионистских взглядов. Своим поведением и образом жизни они как бы вычеркивают со страниц истории целое столетие сионизма, словно его и не было. В каком-то смысле на коллективном и индивидуальном уровне здесь воплощают именно то, к чему призывает их духовный глава – распад сионистского государства[395].

Причиной ожесточенной критики сионизма со стороны раввинов было не только его европейское происхождение и связь с западной культурой. Раввины-хасиды, достаточно закрытые от западной культуры, разделяли негативное отношение к сионизму с последователями раввина С.Р. Гирша, принимавшими европейскую культуру и даже восхищавшимися ею, и реформистскими раввинами Европы и США.

Реформисты критикуют сионизм с точки зрения их собственного толкования Торы. Напомним, что реформистский иудаизм хотел привести еврейские обряды и обычаи в соответствие с моделью немецкого протестантизма. Одной из реформ, предложенных новым движением, возникшим на севере Германии в начале XIX века, было ослабление национальной составляющей иудейства, то есть приверженцы этого направления стали считать себя «немцами Моисеева закона». Перед тем как в середине XIX века движение проникло в США, из реформистских молитвенников было исключено упоминание о возвращении в Сион. Во время открытия первой реформистской синагоги США в 1841 году с радостью подчеркивалось, что «этот молитвенный дом – наш Храм, этот свободный город [Шарлотт в Северной Каролине] – наш Иерусалим, этот счастливый край – наша Палестина»[396].

В программе реформистского движения, принятой в Питтсбурге в 1885 году, осуждался еврейский национализм в любой форме еще до появления политического сионизма в Европе[397]. Евреи-реформисты были изначально готовы отвергнуть сионистскую идею Герцля, постулировавшую извечное существование антисемитизма – основного аргумента в пользу создания отдельного государства для евреев. Реформисты «не принимали ни предпосылок, ни выводов сионизма – то есть ни постулата о том, что антисемитизм неизбежно присущ национальным государствам, включающим в себя еврейское меньшинство; ни идеи о необходимости создать отдельное национальное государство [для евреев]»[398]. Издеваясь над «сиономанией», они считали долгом каждого еврея бороться против сионизма. «Каждый трезвый исследователь еврейской истории, истинно любящий своих собратьев по религии, понимает, что сионистская агитация противоречит всему, что характерно для еврейства и иудейства», – отмечал в 1899 году профессор Объединенного еврейского колледжа (Hebrew Union College) – высшей школы по подготовке раввинов для реформистского движения, расположенной в Цинциннати. В 1916 году президент колледжа добавил: «Основа политического сионизма – это невежество и безбожие»[399].

Антисионизм евреев-реформистов достиг апогея во время Второй мировой войны. В 1944 году один из противников светской идеологии назвал план создания еврейского государства «гитлеровской концепцией»[400]. С тех пор влияние антисионистов пошло на убыль, особенно после массовых убийств евреев в Европе. Тем не менее некоторые группы в реформистском движении продолжают выступать против существования Государства Израиль. Делают они это примерно по тем же причинам, что и члены Нетурей Карта. В речи, произнесенной перед палестинцами в Иерусалиме накануне Шестидневной войны, раввин Элмер Бергер (1908–1996), наиболее известный представитель реформистского антисионизма, провозгласил, что сионизм угрожает прежде всего евреям, которые «могут стать [его] последними и самыми трагическими жертвами»[401]. Такое пророчество мог бы произнести и любой хасидский ребе, хотя у хасидов и реформистов, казалось бы, мало общего. Отрицание сионизма отражает фундаментальные принципы иудейского мироощущения.

Антисионизм оказался общим знаменателем и для харедим разных направлений несмотря на их обычную обособленность и раздробленность. Хасиды и последователи литовской ортодоксии выступают вместе в антисионистских публикациях и цитируют друг друга.

Реформистские раввины подчеркивали первостепенную важность религиозного самосознания и осуждали превращение его в самосознание национальное или расовое. Отвергая национализм, они в середине 1940-х годов предлагали «создать в Палестине демократическую политическую структуру, где ни религиозная, ни этническая принадлежность не была бы препятствием для полноценного участия в политической жизни»[402]. Но сионистское руководство отвергло инициативу реформистов как угрозу еврейскому национальному самосознанию. Сопротивление либеральным идеям остается камнем преткновения между израильскими евреями и евреями других стран мира, благополучие которых основывается именно на принципах либерализма.

Напомним, что либеральным идеям противились и христианские предтечи сионизма лорд Шафтсбери и граф Бальфур, выступавшие против иммиграции евреев в Великобританию, а эмансипация – как угроза «еврейской национальной идее» – пугала британские элиты не меньше, чем сионистов-евреев[403]. Антилиберализм сионистов – не нечто наносное и внешнее, а органическая составляющая сионистской идеологии.

Британские политики считали евреев народом, который, заняв свое законное место в Палестине, в дальнейшем мог бы стать «важной консервативной силой» мировой политики. В начале XXI века эту надежду воплотило в себе меньшинство так называемых «неоконсерваторов» – самых последовательных приверженцев сионизма, в значительной степени задающих тон в еврейских общинах. Однако большинство евреев, особенно в США, по-прежнему остаются верными либеральным идеям всеобщего равенства.

В 1930-х годах реформистское движение смягчило свое отношение к превращению еврейского самосознания в национальное, а после геноцида евреев в Европе и Шестидневной войны стало относиться к Израилю еще более положительно. Принципиальными последователями антисионизма среди реформистов остались в основном члены Американского совета по иудаизму (American Council for Judaism). Сочетание реформистского иудаизма с сионизмом представляет собой немалый парадокс. «Реформистский иудаизм – это духовное движение, а сионизм – политическое. Горизонт реформистского движения – весь мир. Горизонт сионизма – уголок Западной Азии», – заявил раввин Давид Филипсон в 1942 году[404]. Некоторые утверждали, что реформисты, примирившись с сионизмом, полностью отвергли философские основы своего движения. Для евреев-реформистов сионизм является отходом от традиции в той же мере, что и для ортодоксов.

В первые годы нового движения сионистом называли еврея, который просил деньги у другого еврея для того, чтобы послать третьего в Палестину. Сегодня совсем непросто определить, кто такие сионисты, несмотря на то, что формально к ним можно отнести большинство израильтян-неарабов. В Израиле этот термин почти потерял идеологическую нагрузку, как это часто случается с официальной идеологией, поэтому Кнессет несколько лет назад начал пытаться укреплять сионистский дух. В других странах определение «сионист» применяют к людям, которые восхищаются Израилем. Его защитники и почитатели, большинство из которых являются христианами-протестантами, совершенно не собираются переезжать в Святую землю. Идеей, объединяющей всех современных сионистов – евреев и неевреев, – стала безоговорочная преданность Государству Израиль.

Напротив, антисионисты среди харедим считают идеологию и практику сионизма противоречащими фундаментальным основам иудейства. Несионисты говорят об отступлении от традиции, но готовы терпеть сионистов, рассматривая Государство Израиль как обычную политическую структуру, то есть временное образование. Но и те, и другие сходятся в отвержении еврейского национализма, а тем более любой связи между ним и Избавлением.

В сегодняшнем мире сионистские организации намного сильнее оппозиционных групп и часто оказывают на своих противников моральное, экономическое и даже физическое давление. Обычными стали угрозы подвергнуть бойкоту тех, кто отказывается проявлять солидарность с Государством Израиль. Аргументы осуждающих сионистскую идеологию и практику вызывают резко враждебную реакцию. Пример Ханны Арендт говорит о многом. Как только она стала критиковать сионизм, ее работы осудили, а сама она подверглась остракизму. Бывшие соратники ее, не обращая внимания на приводимые ею доводы, обрушили на автора свой гнев; им даже не нравился ее «тон»: «В ваших антисионистских аргументах меня ранит не их содержание, о котором мы всегда можем поспорить, а сам тон обсуждения»[405], – писал Гершом Шолем (1887–1982), ее старый приятель по Германии, обосновавшийся в Иерусалиме в 1924 году и ставший крупнейшим специалистом по каббале. Лояльная оппозиция сионизму практически невозможна – «кто не с нами, тот против нас». Эли Барнави, историк и бывший посол Израиля во Франции, также считает, что «…Будучи лишенной религиозной составляющей, мечта о “третьем израильском царстве” не могла не привести к тоталитарному образу мысли»[406].

В то время как еврейские СМИ, принадлежащие, как правило, близким к сионизму людям, избегают упоминаний о его противниках, западная и арабская пресса стали больше внимания уделять еврейскому антисионизму[407]. Чтобы донести свои идеи до более широкой публики, критики сионизма, например Нетурей Карта, осваивают ресурсы современных СМИ и, несмотря на ограниченные возможности, устраивают довольно шумные кампании протеста. Многие антисионисты-харедим по примеру израильских активистов левого толка устанавливают контакты с мусульманами, палестинцами и вообще с арабами, не упуская ни единой возможности заявить по телевидению о неприятии самого существования Государства Израиль. Несмотря на свою разрозненность, антисионистские группы весьма широко распространяют свои идеи. Хотя большинство еврейских СМИ не предоставляет слова антисионистам из харедим, у них берут интервью в ведущих печатных изданиях разных стран. В этих изданиях они также иногда размещают свои платные послания. Идеи иудейских противников сионизма можно обнаружить и в интернете. Они излагают свою позицию не только на собственных сайтах[408], но и на интернет-страницах левых движений, а также ряда мусульманских и христианских организаций. Из-за этого антисионистов часто считают «пособниками врага» и относятся к ним с глубоким презрением. Отвергая обвинения в том, что они «вонзают кинжал в спину еврейства», антисионисты, в особенности из числа хасидов, пытаются в своих контактах с прессой объяснить интригующий многих парадокс: почему община, столь ревностно защищающая свою обособленность, выступает против любой формы политической независимости[409].

Противостояние сионизму не остается безнаказанным. После антисионистских демонстраций в Монреале некоторые еврейские общины города обнаружили, что финансовая поддержка их школ и ешив была ощутимо урезана. Многие спонсоры были задеты публичной демонстрацией антисионистских взглядов. Из-за финансового давления одно из учебных заведений по изучения Талмуда в Монреале было вынуждено закрыться. Спонсоры отказали в финансировании раввину, директору этого центра, за участие в упомянутой демонстрации. В этом случае приверженность сионизму взяла верх над традиционным еврейским уважением к Торе и к людям, которые ее изучают.

С начала XXI века количество еврейских организаций, осуждающих сионизм, стало увеличиваться. Представители недавно учрежденной Международной еврейской антисионистской сети (IJAN, International Jewish Anti-Zionist Network) проводят образовательные и политические мероприятия, настаивают на бойкоте Израиля и участвуют в акциях протеста. Однако эти организации и объединения не всегда сходятся в своем отношении к Израилю. Государство Израиль порицают с разных сторон: для одних самое ужасное – новое еврейское самосознание, освобожденное от «ига Небес»; для других – врожденный милитаризм сионистского предприятия; для третьих – тот факт, что существование Государства Израиль – препятствие на пути к приходу Мессии.

Набожные антисионисты добиваются мирной ликвидации Государства Израиль, но не оспаривают право евреев жить на Святой земле с согласия соседей. Мыслители, придерживающиеся таких взглядов, сходятся во мнении, что сионистская структура государства подрывает любые попытки мирного урегулирования отношений между Израилем и Палестиной.

«Их всех объединяет одно роковое допущение. Считается аксиомой, что Государство Израиль должно существовать. Вопреки явным свидетельствам последних пяти десятилетий еврейской истории, его существование продолжают считать чем-то положительным для еврейского народа… Мы будем требовать и, с Божьей помощью, еще увидим своими глазами мирное упразднение этого государства. Мы вернем эту землю тем, кто жил на ней на протяжении веков, – палестинскому народу. Под его суверенитетом мы вместе будем трудиться для достижения справедливого решения всех проблем отношений между евреями и палестинцами, возникших за время краткого периода сионистской власти… Именно такую картину мы предлагаем взамен нынешнего кошмара: еврейский народ, освобожденный от необходимости убивать и гибнуть, свободный для исполнения своего Божественного предназначения соблюдать Тору и для жизни в мире и взаимном уважении со всеми людьми»[410].

Богословские аргументы, выдвигаемые противниками сионизма с момента зарождения этого политического движения, остаются практически неизменными. Хотя еврейская жизнь в ХХ веке была полна великих преобразований и трагедий, духовные противники сионизма находят в этих событиях неизменные свойства и признаки традиционно иудейского понимания истории.

В исторической перспективе сопротивление раввинов сионизму выглядит естественным; менее естественным предстает их сотрудничество с сионистами. Противники сионизма уверены, что действуют, опираясь на еврейскую традицию. Раввин Шах не без юмора говорил об этом феномене: «Когда меня на Небесном суде спросят, почему не присоединился к идеям сионизма, я без раздумий возложу вину за это на Хофец Хаима и других великих мудрецов – моих предшественников, а они уж найдут, что ответить»[411].

Мрачные пророчества ранних противников сионизма сегодня выглядят более правдоподобными, чем в то время, когда они раздавались в атмосфере подъема молодого и многообещающего сионистского движения. Политика Израиля и ее автоматическая поддержка сионистскими организациями от имени всех евреев ведут к нагнетанию антиеврейских настроений. Многие ощущают опасность, исходящую от современного Израиля по отношению к евреям, живущим как внутри страны, так и за ее пределами. Однако у многих других именно это ощущение грядущей опасности, напротив, лишь укрепляет сионистское мировоззрение. Другими словам, сионизм побеждает.

Противники сионизма утверждают, что распространяют свои предостережения в средствах массовой информации для того, чтобы предотвратить надвигающееся бедствие. Не поддаваясь на увещевания о «единстве всех евреев», они считают эти призывы не только сионистскими, но и антисемитскими. Антисемиты издавна считают, будто у евреев есть какие-то особые политические интересы, отличные от интересов остального общества. Призывы к сплочению рядов перед лицом опасности продолжают иметь больший эффект вне Израиля, чем внутри самой страны, где крайняя пестрота политических мнений вскрывает демагогическую природу этого лозунга.

На самом деле, сионизм никогда не имел единого голоса, и антисионизм перенял это качество. Иудейское право в своем развитии сохраняет однозначность толкования в рамках данной традиции: на конкретные вопросы повседневной жизни (будь то о соблюдении субботы или пригодности того или иного продукта) ответы должны быть однозначными. Однако в вопросах нравственного, политического или философского свойства царит немалое разнообразие.

Антисионисты и несионисты, придерживаясь традиционного мировоззрения, которое принципиально не воспринимает сионизм и сионистское государство, зачастую идут на компромиссы с отдельными учреждениями этого государства. Эта особенность характерна как для харедим, так и для реформистов: представители того и другого направления верят в ценности Торы, которые считают вечными и не хотят предавать.

В городке Шарон-Спрингс в штате Нью-Йорк находится дом, где сатмарский ребе проводил каждое лето. Здесь в июне 1967 года, когда большинство евреев праздновало блестящую победу Армии обороны Израиля, он писал книгу, в которой предупреждал об опасности, которую представляет для человечества Государство Израиль. Ребе обвинял сионистов в провоцировании арабов – как когда-то зелоты* спровоцировали римлян, что привело к огромным жертвам и разрушению Храма.

Сатмарские хасиды до сих пор приезжают в это дачное место. В субботу, предшествующую траурному дню поминовения разрушения Иерусалимского Храма, они вспоминают мудрость и дальновидность своего великого ребе. Эти хасиды убеждены, что его слова по-прежнему важны для всех евреев мира. Раввин Моше Собер, далекий от хасидских течений выходец из рядов национального иудаизма, разделяет эту уверенность:

«Как богослов я остро осознаю, что невозможно ограничить свободу действий Бога. Он может, по Своим неисповедимым причинам, решить, так сказать, покинуть нас, как Он сделал это во время геноцида в Европе. В 1948 году великий религиозный мыслитель, сатмарский раввин Тейтельбаум, предупредил еврейское [сионистское] руководство, что, согласно его пониманию Божественной воли, создание Государства Израиль в долгосрочной перспективе окажется большой ошибкой. Его слова были отвергнуты еврейской общиной, завороженной развевающимися флагами, марширующими армиями и цветущими пустынями, но он еще может оказаться истинным пророком, наподобие Иеремии и других “непопулярных” пророков грядущих бедствий»[412].

Общественно-политическая оппозиция

Некоторые религиозные мыслители, замечая, что расовый антисемитизм в Европе возник вскоре после появления светского еврейского самосознания, тем самым намекают на причинно-следственную связь между этими явлениями. И в самом деле, поддержка сионизма со стороны некоторых политических деятелей нередко оказывается компрометирующей. Например, в Венгрии одним из первых, кто в 1887 году поддержал идею создания еврейского государства в Палестине, оказался убежденный антисемит Дезе фон Истоши[413]. Контакты Герцля с царскими властями России, а также связи Жаботинского с польскими антисемитами подтверждают уже отмеченное понятийное родство сионизма и антисемитизма: антисемиты стремятся избавиться от евреев, в то время как сионисты хотят собрать всех евреев в Святой земле. Эти два мотива – переселение евреев в Палестину и их дискриминация европейским обществом – очень близки еще с момента зарождения протестантизма. Недавнее исследование по истории Палестины эпохи британского мандата показывает, что антисемиты, засевшие в колониальной администрации (как в Лондоне, так и в Иерусалиме), активно поддерживали сионистов, в то время как сами сионисты тщательно развивали миф о всемирном еврейском заговоре[414].

Связь между сионизмом и антисемитизмом заложена в самом понимании евреев как отдельной и единой нации. Сегодня многие европейские партии правого толка, не гнушавшиеся в прошлом антисемитской риторики, стали самыми ярыми защитниками Израиля и сионизма. Вот уже больше века такое идеологическое сходство смущает умы многих евреев.

Реакция на сионизм среди эмансипированных евреев Центральной и Западной Европы была предсказуема: они посчитали сионистов соратниками антисемитов. Раввины и просто влиятельные евреи Германии, Франции, Австрии и Британии практически единогласно отвергли идеи сионизма. Несмотря на различия в общественном положении евреев Западной и Восточной Европы, реакция на сионизм раввинов всех стран была одинаковой. Это указывает на то, что ими руководила верность традиции, а не ситуация и условия, сложившиеся в каждой отдельной общине.

Итак, сионизм с самого начала был отвергнут евреями, считавшими его реакционным движением, отвлекающим еврейские массы от борьбы с дискриминацией и антисемитизмом и препятствующим их равноправию. После принятия Декларации Бальфура именно еврей Эдвин Монтегю, известный британский государственный деятель, публично обвинил правительство в антисемитизме[415]. По другую сторону Атлантики члены реформистских синагог осудили эту декларацию, а преимущественно еврейские профсоюзы портных и шляпников выступили против официального одобрения сионистских планов Американской федерацией труда (AFL)[416]. В то же время в протестантском истеблишменте США приветствовали Декларацию Бальфура с энтузиазмом.

Позиция французских раввинов была недвусмысленной: сионизм – «ограниченное и реакционное» движение. Дело Дрейфуса, которое часто и, как выяснилось, ошибочно, считают отправной точкой сионизма Герцля, практически не повлияло на их мнение. Среди евреев Франции господствовал французский патриотизм, что прекрасно сочеталось с сильным чувством еврейской солидарности в таких вопросах, как помощь евреям арабских стран и России. С другой стороны, «евреи Франции всегда старались отличать свое неприятие идеологии еврейского национализма от привязанности к Святой земле»[417]. В Голландии любой еврей, присоединившийся к сионистской организации, рисковал быть отлученным от религиозной общины.

В Германии сторонники ортодоксии и реформы, к своему удивлению, оказались единодушными в осуждении сионизма, угрожавшего их положению в Германии. Вопрос двойной лояльности (то есть верности двум государствам одновременно) горячо обсуждался в еврейской прессе, где открыто говорили о той поддержке, которую сионизм оказывал самому оголтелому антисемитизму. Часто подчеркивалось глубокое сходство взглядов сионистов и антисемитов по трем ключевым вопросам: 1) евреи – не религиозная конфессия, а отдельная нация; 2) евреи никогда не смогут полностью стать частью общества, в котором они живут; 3) единственное решение еврейского вопроса – эмиграция евреев.

Неприятие сотрудничества с сионистами в любой форме было особенно сильно в Германии в начале ХХ века. Следует вспомнить, что немецкие евреи не позволили провести Первый сионистский конгресс на территории своей страны, и он в конце концов состоялся в Швейцарии[418]. Немецкие евреи недвусмысленно считали высказывания о том, будто они не являются частью немецкой нации, антисемитскими. С тех пор сионисты вывернули наизнанку смысл антисемитизма:

«Еще одна ироническая гримаса истории: Европа знала времена, когда всякий, кто утверждал, что все евреи относятся к одному и тому же народу иностранного происхождения, немедленно квалифицировался как антисемит. Сегодня же тот, кто высказывает предположение, что люди, составляющие так называемую еврейскую диаспору (в отличие от современных израильтян-евреев), никогда не были и ныне не являются ни народом, ни нацией, моментально оказывается заклейменным как ненавистник Израиля»[419].

Палестина времен прибытия первых сионистов была страной, где на протяжении многих веков мусульмане, евреи и христиане жили по большей части мирно. И в самом деле, жители Палестины – как евреи, так и люди других конфессий, – самим своим существованием опровергали протестантский по происхождению тезис «земли без народа», столь близкий поселенцам-сионистам, провозгласившим себя «народом без земли». Но для сионистских идеологов Земля Израиля была пуста: живописные традиционные общины являлись для них не более чем деталью ландшафта. Сионисты игнорировали не только арабов – они почти не замечали традиционных евреев, чье сефардское большинство было частью местного арабоязычного общества. Сефардов османские власти признавали представителями всех евреев Святой земли, и их глава, Хахам Баши (Главный раввин), занимал видный пост в иерархии Османской Порты. Менее обеспеченные ашкеназы создали для своих нужд сеть взаимопомощи и благотворительных фондов, и эта система по сей день остается для них источником экономической помощи.

Многие палестинские раввины – как ашкеназы, так и сефарды, – говорили по-арабски и поддерживали добрососедские отношения с арабами и христианами, но были плохо знакомы с европейскими языками, а еще хуже – с западным понятием «национализм», столь важным для строителей сионизма и их британских покровителей. Поэтому к началу 1920-х годов возникла необходимость найти умелого защитника интересов евреев-антисионистов. Яков Де Хаан, известный журналист, адвокат и защитник интересов харедим[420], блестяще подходил на эту роль, но враждебная атмосфера, созданная сионистами вокруг старой общины, поставила под угрозу всю его деятельность.

Де Хаан родился в семье религиозных евреев в Голландии. Его отец преподавал основы иудаизма и служил кантором в синагоге в Заандаме. Сам Яков Де Хаан учился юриспруденции. На пороге Первой мировой войны он побывал в политических тюрьмах России, где выступил защитником нескольких социалистов-евреев. Де Хаана за его правозащитную деятельность можно назвать предтечей организации Amnesty International. Укрепившееся после войны еврейское самосознание привело Де Хаана к сионистскому движению и в 1919 году – к переезду в Иерусалим. Однако в Палестине он сблизился с харедим, объединившимся под началом раввина Зонненфельда. Де Хаан, став фактически «министром иностранных дел» движения Агудат Исраэль, сумел установить контакт с представителями влиятельных кругов Европы. Ему удалось связать харедим с двумя очень разными «мирами»: британскими властями и видными арабскими семьями.

По декларации Бальфура Лондон официально встал на поддержку сионизма, признавая притязания его вождей на представление интересов всех евреев Палестины. Усилия противников сионизма были направлены на то, чтобы британские власти и международные организации, например, Лига Наций, признали харедим независимым сообществом. Харедим настаивали на своем участии в разработке любого соглашения с британскими властями. Тем временем сионисты всерьез восприняли угрозу своему делу, исходившую от Якова Де Хаана: если бы он отправился в Лондон, то мог бы подорвать их позиции и в дальнейшем помешать им действовать в качестве представителей всех евреев в отношениях с британскими властями.

У Де Хаана были прекрасные связи на Западе, и он был готов воспользоваться ими в борьбе с сионизмом и с целью реализации собственных планов относительно традиционных общин в Палестине. Он должен был убедить своих собеседников в Лондоне, что религиозные евреи, с лидерами которых Де Хаан находился в тесном контакте, не представляют никакой угрозы для местного арабского населения. Он подчеркивал отсутствие у приверженцев еврейской традиции националистических амбиций, что представляло их в выгодном свете на фоне беспорядков, связанных с растущим межнациональным конфликтом в Палестине. Этого нюанса сторонние наблюдатели часто не замечали. В их сознании сионисты сливались с их злейшими врагами харедим – ведь обе группы называли себя евреями. Раввины-традиционалисты осуждали Запад, в особенности британские власти, за отождествление ими ортодоксальных евреев, поколениями живших в Святой земле, с пришельцами-сионистами.

Не все евреи относились к арабам одинаково. «Для правоверного иудея, если он, как мой муж, родился в Иерусалиме в начале века, сионистский взгляд на арабов – это просто заблуждение, – пишет Рут Блой. – Как говорил рав Амрам [лидер Нетурей Карта], арабов сделали вселенским врагом еврейского народа. Ничто не может быть дальше от истины. Евреи и арабы жили бок о бок, пока англичане, а вслед за ними и сионисты, преследуя собственные интересы, не посеяли семена вражды между ними»[421].

Раввины Старого ишува, стремясь обеспечить безопасность своих общин, налаживали контакты с арабскими лидерами, например с Хусейном, королем Хеджаза – независимого государства, существовавшего в период с 1916 по 1924 годы на территории современной Иордании и Саудовской Аравии. В феврале 1924 года раввин Зонненфельд, возглавлявший в то время движение Агудат Исраэль, вместе с Яковом Де Хааном подали королю петицию. В ней утверждались мирные намерения ортодоксальных евреев, а также высказывалось пожелание, чтобы в ходе любых переговоров по вопросу о будущем Палестины могли принимать участие и харедим. «Мы заверяем Его Величество, что еврейское население всегда стремится к братской гармонии в отношениях со своими соседями. Этой традиции мы собираемся придерживаться и в Святой земле и хотим сотрудничать со всеми ее обитателями для устройства и процветания страны в условиях благословения и мира между всеми этническими группами»[422].

На этой встрече также удалось укрепить налаженное Де Хааном сотрудничество с эмиром, а впоследствии королем Иордании Абдаллой, сыном короля Хусейна. В результате эмир подписал документ, в котором приветствовал евреев, переселявшихся в Палестину, но только с условием, чтобы те не стремились к созданию своих собственных политических структур, не говоря уже о создании отдельного государства. Письмо Абдаллы было зачитано на съезде движения Агудат Исраэль, состоявшемся в Вене в 1923 году. В этом документе огромного значения принималась идея массовой иммиграции и мирного поселения евреев в Земле Израиля, а отвергался лишь еврейский национализм, чуждый как традиционным евреям, так и не менее традиционному большинству арабов. Из антисионистских источников[423] известно, что это письмо пропало при ограблении дома Де Хаана, а год спустя он сам был убит агентом Хаганы. Таким образом была загублена попытка установить мир, основанный на равноправии всех обитателей Палестины. Сионисты добились того, чтобы этот документ не возымел никакого действия, но сам факт его существования доказывает, что мир между евреями и арабами был возможен.

Осуществлению этих планов помешала радикальная политика прибывавших в основном из России сионистов, шедшая вразрез с позицией местных евреев. Они видели в набожных евреях осколок прошлого, обреченный на исчезновение в водовороте новой сионистской действительности. Верные европейским идеям о существовании объективных законов истории, сионисты преследовали далеко идущие цели. Они подчинили себе еврейские структуры самоуправления, организованные британскими мандатными властями. Еврейское агентство, исполнительный орган сионистского движения, получило официальный статус; Гистадрут (профсоюз, основанный поселенцами из Восточной Европы) стал центром рабочего движения в Палестине. Гистадрут обеспечивал членов сионистского движения работой в своей сети предприятий и предоставлял им социальные услуги через систему поликлиник, клубов и тому подобных учреждений[424]. Непосредственную опасность лидеры Старого ишува видели в сионистах, а не в арабах[425], не сомневаясь в причинах насилия на Святой земле: в нем были виновны сионисты, которые умышленно провоцировали арабов.

Память о достаточно мирных отношениях с арабами еще жива среди антисионистов, критикующих политику с позиции силы, на которую власти, по их мнению, толкает приверженность сионистской идеологии. «Наша позиция далеко не нова. Это исконные воззрения Торы. Их разделяли все евреи, и лишь заигрывания последних лет с разными догмами безбожников привели к тому, что в некоторых кругах их забыли»[426]. Евреи всегда относились к Изгнанию из Святой земли как к Божественному наказанию и верили, что вернуться туда можно лишь духовным путем. Иудейство четко определило, как этого можно добиться: раскаянием, молитвой, изучением Торы и добрыми делами. С этой позиции действия сионистов исключительно контрпродуктивны. Антисионисты продолжают видеть в Израиле самую большую опасность для евреев, ведь государство, по их мнению, не приближает Избавление, а лишь сеет вокруг насилие.

Блестящая победа Израиля в Шестидневной войне укрепила во многих евреях мира чувство солидарности со страной, возродила энтузиазм израильтян и вдохновила сторонников национал-иудаизма, увидевших в ней Божественное вмешательство или знак того, что Бог поддерживает строительство сионизма. Самая первая программа израильского телевидения, вышедшая на экраны в мае 1968 года, была посвящена военному параду на улицах Иерусалима, завоеванного и аннексированного годом раньше[427]. Сатмарский ребе осудил Шестидневную войну, напоминая своим последователям, что сионисты принесли тысячи жизней в жертву государству, которое он считал единственным источником насилия в регионе:

«Тора никоим образом не разрешает жертвовать жизнью даже одного-единственного еврея ради всего сионистского государства… Даже если бы народ целиком состоял из праведников, в нашу эпоху нет позволения вести евреев на войну… Ясно как белый день, что Тора предписывает нам добиваться мира и избегать войны. Эти злоумышленники, сионисты, идут против Торы и постоянно ссорятся с другими народами»[428].

Вовлечение евреев в войну без дозволения Торы равнозначно убийству. Эти выводы столь же категоричны, сколь и авторитетны: они быстро распространились среди харедим по всему миру[429]. И все-таки проблема еврейской солидарности остается очень острой. Некоторые, например Нетурей Карта и Лев Тахор, отрицая идею солидарности с сионистами в принципе, сотрудничают с арабскими организациями, а иногда даже с арабскими государствами. Они пытаются организовать евреев, не признающих сионизм, с тем чтобы создать структуры, альтернативные просионистскому большинству еврейских организаций. Такие структуры, в сотрудничестве с представителями арабов, должны мирным путем преобразовать Государство Израиль в государство всех его граждан[430]. Раввин Моше Гирш (1923–2010) из Нетурей Карта входил в правительство Палестинской автономии и занимал символический пост министра по делам евреев.

По мнению раввина Вассермана, «…Чем больше народы говорят о нас, тем большая опасность нам угрожает»[431]. В контексте беспрестанного освещения в СМИ конфликта на Святой земле совершенно очевидно, почему противники сионизма настаивают на воздержании от всяческой агрессии, которая непременно приводит к нежелаемым результатам[432].

Убежденные в общечеловеческом призвании иудейства, религиозные антисионисты действительно часто обращаются именно к неевреям. Они стремятся показать миру, что не все евреи – сионисты и не все поддерживают Государство Израиль и его политику, особенно когда она проводится «от имени еврейского народа». Тем самым они пытаются спасти честь иудейства в глазах других народов, что в традиции известно как «кидуш а-Шем», «освящение имени Божьего». Применение силы играет все большую роль в жизни Израиля, и все больше израильских политиков объявляют, что действуют от имени евреев всего мира, не заботясь о том, как отражаются действия вооруженных сил Израиля на образе евреев в мире.

В самом деле, евреев и иудейство очень часто ассоциируют с солдатами Армии обороны Израиля и сионистами, которые каждый день мелькают на телеэкранах. Воинственность Израиля и его защитников за пределами страны в равной степени приводит в замешательство как евреев, так и неевреев: они перестают узнавать евреев и иудейство. Именно поэтому противники сионизма так часто повторяют, что «еврейский народ был создан вовсе не для того, чтобы подавлять других. Евреи должны являть собой пример нравственности. Стремление захватить землю любой ценой полностью противоречит нашей нравственной национальной задаче»[433].

Одним из примеров сообщений, адресованных самой широкой аудитории, было платное объявление, опубликованное в газете «Нью-Йорк таймс» спустя несколько дней после победы на выборах правых националистов во главе с Ариелем Шароном:

«После выборов в Государстве Израиль стало общим местом, что религиозные евреи и их партии поддерживают кандидата, выступающего за прекращение или замедление мирного процесса. Создается впечатление, будто ультраортодоксальные евреи, в соответствии с представлениями Торы, являются самыми горячими сторонниками поддержания суверенитета Израиля на “территориях” и на Храмовой горе в Иерусалиме. На самом деле ничто не может быть дальше от истины.

Целью верного Торе еврейства является жизнь в спокойном благочестии и мире со всеми людьми и народами. Те, кто следует этим Божественным принципам, не имеют отношения ни к каким войнам, которые ложно называются еврейскими, хотя на самом деле это войны сионистов»[434].

Такого рода воззвания доносят до широкой аудитории религиозную критику сионизма. Причем вскоре после того, как оно было опубликовано, администраторы антисионистских интернет-сайтов отметили рост посещаемости своих веб-страниц, что отражает общественный интерес к продолжающемуся уже более века специфически еврейскому политическому сопротивлению сионизму[435].

Несмотря на то что сопротивление часто принимает политические или социальные формы, мотивом для него служит древняя пророческая традиция. Самый яркий пример – работы американского еврея, профессора богословия Марка Эллиса, который не только осуждает любую связь евреев с сионизмом, но и настаивает, что судьба палестинцев должна занимать евреев прежде всего остального[436].

Впервые критика евреями агрессивного отношения сионистов к палестинцам появилась в статье Ахад Ха-Ама, опубликованной в Санкт-Петербурге. Он осуждал «вероломные действия» поселенцев, которые вызывают злость и ненависть[437]. В 1905 году во время сионистского конгресса один из поселенцев подтвердил эти наблюдения, заметив, что его товарищи совершают «явную ошибку» в своем отношении к арабам. «Возвращаясь в нашу землю, мы должны отбросить мысли о завоевании и депортации»[438]. Зигмунд Фрейд считал, что арабские волнения 1929 года были вызваны «утопическим фанатизмом нашего народа», и отказался подписывать публичное обращение, в котором вся вина возлагалась на местное население[439]. Эти предостережения и критика не произвели практически никакого эффекта на политику сионистов, но доказали, что пророческая традиция жива. В этих предостережениях отражен отказ от политики с позиции силы, причем даже среди, казалось бы, далеких от традиции евреев.

Требовательное отношение пророков к своему народу в сочетании с философией эпохи Просвещения и ее ставкой на всеобщие моральные ценности вызвало в широких еврейских кругах поддержку идей равенства, солидарности и социальной ответственности[440]. Социалистические убеждения многих антисионистов упрочивают их интернационализм, который противоречит ограниченному по определению национализму. Пророческая традиция привлекает внимание к острейшим вопросам и проблемам, но не предлагает при этом политических решений. По мнению Марка Эллиса, многие евреи-диссиденты осуждают некоторые действия Израиля, но полагают правомерным с иудейской точки зрения создание в Западной Азии сионистского государства, считая это законным итогом борьбы за еврейское национальное освобождение и выражением исторической справедливости. Однако «евреи совести» не признают его легитимным и считают, что сионистское государство «зачато во грехе»; им также чуждо широко распространенное мнение об Израиле как о невинной жертве кровожадного окружения. В первую группу, стремящуюся создать «сионизм с человеческим лицом», входят такие движения, как «Джей-стрит» (J-Street) и «Тиккун» в США и «Джей-кол» (J-Call) в Европе; во вторую – евреи-харедим, придерживающиеся антисионистских взглядов, а также люди, схожие по взглядам с Марком Эллисом. Различия позиций этих двух групп напоминают о различиях между теми, кто в свое время восхищался идеей построения социализма в СССР, критикуя лишь некоторые его действия, и теми, кто в корне осуждал само существование этого государства.

Многие приверженцы пророческой традиции, в частности Эллис, дорого платят за свое диссидентство. Но, по словам Адама Шаца и журналистов американского журнала «Нейшн» (The Nation), «мир заплатил еще дороже за то, что игнорировал их предупреждения»[441]. Противников создания Государства Израиль чаще всего презирали, в лучшем случае относились к ним снисходительно. А ведь они оказались своего рода пророками, предсказав тенденции, которые сейчас продолжают влиять на израильское общество и многие еврейские общины за пределами Израиля. Они предвидели рост шовинизма и ксенофобии, хроническую милитаризацию общества и растущую популярность фашистских идей. Поэтому их мнения заслуживают сейчас серьезного внимания, а не «снисхождения истории».

Историк Тони Джадт (1948–2010), американский еврей, назвал сионистское государство анахронизмом, чем навлек на себя гнев «болельщиков» Израиля, несмотря на то, что в этой идее не было ничего нового или бунтарского. Однако слова другого историка и убежденного сиониста Уолтера Лакера, написавшего тридцать лет назад, что «сионисты виновны в том, что повели себя, как другие народы, но с опозданием, вызванным историческими обстоятельствами»[442], никого не возмутили. Публицист и историк польского происхождения Исаак Дойчер (1907–1967) считал, что «…мир вынудил евреев принять идею национального государства, а они сделали ее предметом своей гордости и возложили на нее свои надежды в тот момент, когда мир практически перестал в нее верить»[443]. В 1958 году Дойчер выступил со своими доводами перед Канадским еврейским конгрессом – аудиторией, к которой в наши дни никто не решился бы обратиться с подобными словами. В 1938 году Альберт Эйнштейн, имея в виду правое крыло сионистского движения, предостерег рабочих-сионистов от соблазна создать государство, наделенное «узким и ограниченным национализмом, против которого нам не раз приходилось сражаться и до создания всякого государства»[444]. Другой известный немецкий еврей и апологет культурного сионизма философ Мартин Бубер (1878–1965) в 1942 году выступил против попыток «захвата территории меньшинством, прибегающим к международным уловкам»[445].

Помимо прочего, многие критикуют сионизм за дискриминацию, проявляющуюся, в частности, в том, что поселенцы, проживающие за официальными пределами Израиля на оккупированных в 1967 году территориях, имеют своего рода «портативное гражданство», позволяющее им голосовать на израильских выборах. В то время как местные жители политических прав лишены. Сами израильтяне определяют такую систему как «демократию расы господ (“herrenvolk”)»[446], что заставляет сомневаться в том, является ли Израиль «единственной демократией на Ближнем Востоке».

Марксистская критика сионизма – хотя и более идеологизирована, чем критика с позиций гуманизма – иногда также опирается на всеобщие нравственные ценности. Так, создатель Красной армии Лев Троцкий (1879–1940) отвергал принцип, по которому «кто-то может иметь на землю больше прав, чем другой». Марксисты, как и гуманисты, не принимают исходного постулата политического сионизма, то есть идею об извечной мировой ненависти к евреям, однако идут в своих рассуждениях дальше. Они утверждают, что это классовое определение. По их мнению, сионизм, понятийно схожий с антисемитизмом, – движение еврейской буржуазии, которое не учитывает интересы еврейских рабочих. Марксисты подчеркивают, что сионистское предприятие с самого начала получало средства от крупного капитала, в частности, от семьи Ротшильдов. Члены «Бунда» – движения евреев-марксистов, которое было особенно сильным в Восточной Европе перед Второй мировой войной, – критиковали сионизм, но признавали легитимность идеи культурной автономии евреев, которую следовало обеспечить внутри существующих стран. Георгий Плеханов (1856–1918), русский теоретик марксизма и переводчик «Манифеста коммунистической партии» Маркса и Энгельса, смеялся над организацией «Бунд», называя ее последователей «сионистами, которые боятся морской болезни»[447]. В то же время это движение, исторически близкое партии Ленина, боролось за социализм и находило приверженцев по всему миру: в США, Аргентине, Франции, Голландии. После русской революции 1917 года многие члены «Бунда» присоединились к партии большевиков и продолжили борьбу против сионизма в рядах Евсекции – еврейской секции партии. Нацистский геноцид уничтожил большинство последователей «Бунда» в Восточной Европе, но его идеи продолжают иметь определенное влияние в Израиле и в других странах.

Марксисты также критиковали сионизм за его связи с империализмом, подчеркивая хроническую зависимость сионистского предприятия от той или иной империи. Эта зависимость, правда, не была тайной: Герцль всегда действовал с оглядкой на великие державы. На самом деле поддержка Великобритании была решающей в период действия ее мандата, СССР – в момент раздела Палестины, Франция помогла Израилю в производстве ядерного оружия, а США оказывали помощь на протяжении практически всей истории Израиля.

Советская политика по отношению к сионизму и Государству Израиль основывалась скорее на геополитических, чем на идеологических интересах. СССР поддерживали сионистов в ООН, в то время как внутри страны свирепствовали репрессии против евреев. Советские власти обвиняли евреев в симпатии к сионизму в тот самый момент, когда СССР помогал снабжать Израиль оружием.

В самом Израиле коммунисты сначала отвергли сионизм, а потом, в 1960-е годы, разделились на два лагеря. Члены лишь одного из них остались на антинационалистических позициях. Этот раскол среди коммунистов, обычно поддерживающих любую борьбу за национальное освобождение, во многом объясняется двуединым характером сионизма – движения одновременно национально-освободительного и колониального.

Критика силового подхода

Особенное возмущение вызывает у многих тот факт, что сионизм вовлек евреев в Святой Земле в нескончаемый цикл насилия. Именно поэтому евреи многих стран мира, включая Израиль, играют видную роль в организациях защиты палестинцев от произвола израильских силовиков.

Впрочем, в Торе – в Пятикнижии и некоторых книгах пророков, например, Книге Иисуса Навина и Книге Судей – встречаются описания весьма жестоких сцен насилия. Земля Ханаана тоже, казалось, была завоевана далеко не мирным путем. Однако в устной традиции основной причиной библейских побед считается не военное превосходство, а верность Богу. И в письменной Торе не раз повторяется один и тот же мотив: «Долготерпеливый лучше богатыря, и владеющий собою [лучше] завоевателя города» (Притчи, 16:32). После разрушения Второго Иерусалимского Храма римлянами жизнь евреев претерпела коренные изменения, и устная традиция еще сильнее стала поощрять такие качества, как самообладание, компромисс и добрососедство.

В течение веков пацифизм был одной из главных моральных ценностей евреев. Любавический раввин Дов Бер Шнеерсон считал еврейскую традицию политического приспособленчества достойной похвалы[448]. По его мнению, эта способность, помимо того что обеспечила возможность выжить физически, указывает на преданность евреев идее истинного Избавления.

Неприятие войны еврейской традицией весьма недвусмысленно, об этом говорится снова и снова. «Бог послал нас в Изгнание не за то, что у нас не было армии, а за то, что мы согрешили»[449]. В раввинистических источниках упоминаемые в Торе орудия войны, например меч и лук, которыми был вооружен праотец Иаков (Бытие, 48:22), толкуются как молитва и добрые дела, то есть понимаются аллегорически (Берешит раба: 97, 6). Согласно традиции, еврейский героизм проявляется в доме учения, а не на поле брани.

Сионистская точка зрения очень схожа с точкой зрения европейского национализма – не только по тональности, но и по существу. Сионисты, как и их европейские предтечи, прославляют почетную смерть в бою, или даже коллективное самоубийство, и стыдятся традиционного еврейского миролюбия. Следует помнить, что иудейский закон позволяет еврею рисковать жизнью лишь в трех ситуациях: если ему под страхом смерти приказывают совершить акт идолопоклонства, убить другого человека или вступить в запрещенные Торой половые сношения.

Эта проповедь смирения возмущала многих отошедших от Торы евреев, особенно живших в Российской империи в начале ХХ века. Терпение перед лицом несправедливости и преследований казалось им постыдным и побуждало к сопротивлению. Вдохновленное идеологическими течениями, захлестнувшими на тот момент Европу, новое видение укоренилось в России, а затем, с несколько меньшим успехом, получило распространение и в других еврейских общинах. Однако традиция миролюбия отнюдь не исчезла.

Она была выдвинута на передний план двумя мудрецами, превратившими религию, построенную вокруг жертвоприношений в Храме, в более личное и в то же время более универсальное иудейство. Первым был живший в первом веке новой эры раббан Йоханан бен Заккай, который, вопреки запрету защитников осажденного римлянами Иерусалима покидать город, был вынужден выбираться оттуда, спрятавшись в гробу. Позднее он получил от римлян разрешение преподавать Тору в Явне (Ямнии), небольшом городке к юго-западу от Иерусалима. Его образ стал символом преданности изучению Торы в противовес борьбе за политическую независимость. Тора заменила страну в физическом плане и стала, по выражению раввина Вайнберга, «национальной территорией»[450]. С тех пор евреев стали называть «народом книги»; их знаменосцем стал ученый, мудрец, «талмид хахам» («ученик мудрого»), а не доблестный воин. В контексте сегодняшнего национализма к человеку, подобному раббану Йоханану бен Заккаю, скорее всего отнеслись бы как «врагу народа», «изменнику родины», покинувшему собратьев в разгар борьбы против иноземных захватчиков. Но именно такое отношение к военной силе лежит в основе иудейской критики сионизма.