Хроники сексуальных неврозов Гареев Зуфар
– Для меня это не было прибежищем…
– Забавно. Это было необыкновенно?
– Разве женщина когда-нибудь признается в этом. Они все такие врушки.
– Да, я заметил.
– Он сказал, что у меня тяжелая и широкая задница… Он сказал, что о такой тяжелой заднице мечтал всю жизнь.
– Мечты сбываются. И все?
– Зато не сказал, что у меня карие глаза…
– Но глаза у Вас зеленые – и кошачьи.
– Ну, какая ему разница? Я хочу, чтобы они были и карие.
– Карие зеленые кошачьи глаза… Ну, это к господину Зайцеву. Он как психиатр разберется.
– Но вы никогда ничего такого ведь не собираетесь сказать мне.
– Женщины все одинаковые. Почему мне всю жизнь жена говорила, что я всю жизнь ей чего-то не говорил… О чем-то у нее не спрашивал… Ну, почему?
– Они, действительно, все одинаковые. Ну и что? А если бы они были разные?
– Кстати, у Вас совсем не тяжелая задница. И совсем не низкая.
– Вы это заметили? Значит, Вы не боитесь меня. Вы не боитесь агрессивных женщин?
42. Как стонет любимая женщина
Есть теперь на свете один мужчина, который, который в отличие от апатичного гинеколога, точно не боится – ни саму Юлию Петровну Тополь, ни ее задницы (низкой или не очень). Как вы догадываетесь, это Николай Николаевич. Впрочем, на днях появился и второй мужчина. Это друг Николая Николаевича – упитанный слепец Степан.
Николаю Николаевичу удалось узнать адрес, где проживает его любовь с первого взгляда.
Друзья гуськом выходят из подъезда. Они торопятся (насколько это возможно) на свидание. Белые рубашки заправлены в строгие брюки. За плечом Степана аккордеон.
Делают пару шагов, на лысину Степана что-то падает с верхних этажей. Это завязанный в узелок презерватив.
Степан хватается за плешь:
– Глянь, Коля, вот уж точно добрый знак.
– Ну-ка… – Николай Николаевич принюхивается. – Так… Ребристый… Это ж кого так?
Принюхивается снова, теперь уже мечтательно:
– Это блондинка была… Лет сорока или чуть больше, Степа… О, запах женщины! О, локоны волос!
Степан тоже принюхивается.
– Коля, а если это мужик – мужика? Сейчас такое на каждом шагу. По радио вон каждый день говорят…
Снова обнюхивает.
– А то пахнуло как-то не так… Не по-человечески.
Николай Николаевич панически бросает презерватив наземь.
– Точно, пахнуло! Ну ты, Степа, зряч!
– А я чего говорю! Вот хоть капелька дерьма, а на голову свалится! И так каждый день! Да ладно бы к деньгам или… к женскому телу там… а то ведь просто так, скажи! Вот в чем подлость.
Гуськом поворачивают за угол дома.
– А что, Коля, сильная тетка, говоришь? Задница, говоришь, низкая? И тяжелая?
– Низкая. Тяжелая.
Степан самодовольно хихикает:
– Самое оно, люблю с низкой. У меня три года не было зрячей, Коля. Сам знаешь – с нашими слепушками, я не могу. Мне зрячую подавай! Если устроишь праздник – отблагодарю.
Проходят под деревьями.
Степан снова хватается за голову.
– Птичка освежилась… Это к добру.
Принюхивается:
– Голубь, кажись…
Николай Николаевич тоже принюхивается:
– Ну-ка…Нет, ворона… Точно ворона…
– Ну ты зряч, Коля, ой зряч… Значит, не к добру ворона?
Опять торопятся гуськом.
– А стонет она как, Коля? Люблю, чтобы стонала… Слепушки наши совсем не стонут.
– Стонет она хорошо, не волнуйся, Степа.
– Ладно, Коль, давай уж нашу…
– Тут скамеечка была… По правую руку… Ага, вот она. Давай присядем, что ли… Отдохнем перед этим делом…
Степан перекладывает аккордеон на грудь и берет первые звуки. Хорошо льется песня, это сама душа поет перед встречей с женщиной.
- Помню, помню мальчик я босой
- В лодке колыхался над волнами.
- Девушка с распущенной косой
- Мои губы трогала губами…
43. Бубен шамана явился внезапно
Из-за угла показывается шумная группа слепых женщин. Впереди Клава (жена Степана), ее ведет какая-то девочка.
Девочка недобро тычет пальцем:
– Вот они, тетя Клава!
Клава, понятно, разгневана:
– Козлиться вздумали! Позор какой!
Недобрая девочка подначивает:
– Песни еще распевают!
– Будут им сейчас и песни, и пляски!
Не буду описывать что произошло в стане слепых – сил моих нет, зрелище не для слабонервных. Остановлюсь на финале.
На скамейке – Степан и Николай Николаевич. У одного – фингал, окровавленная голова другого перевязана женским платком. Потрепанный аккордеон валяется рядом – меха проткнуты палками. Слово держит слепушка Татьяна.
– Я как член правления общественного совета нашего вязального общества с ограниченной ответственностью «Кукушка» вот что скажу…
Слепушки хором:
– Подожди, Татьяна! Пусть Клава договорит…
– Да больно вы нужны зрячим! – продолжает Клава. – Козлиться они пошли!
Все никак не могут отойти от гнева, галдят в один голос:
– Не стыдно, Степа? Клава – вон какая красавица! Ты просто глаза разуй!
– Да! – поддакивает Татьяна. – И заметь красоту рядом, а не где-то вдалеке!
Все:
– Да! Приглядись к ближним…
Степан нервно отвечает:
– Кривенькая она, если уж на то пошло! Давно пригляделся!
Снова на его голову сыплется град кулаков.
– Кривенькая?!
– На себя посмотри, слепошарое отродье!
– Посмотрел?
– Да.
– Что увидел? Молчишь? То-то и оно! Глаза бы на тебя не глядели, бессовестный! А Клава наша… – Все заботливо трогают лицо Клавы. – Вон красавица какая! Не наглядеться! Какая же она кривенькая! Самый раз! А ну вставайте и пошли! А то козлиться они вздумали!
И женщины уводят наглецов, тыча в бока, когда те делают попытку взбрыкнуть.
Степан порывается:
– А гармошка где? Искусство чем виновато, Клавдия?
Недобрая девочка возвращается и с ненавистью топчет дырявый аккордеон.
44. Вы тоже делаете это мужчинам?
Ну совершенно невозможный это человек – Максим Рожков! Сколько он будет портить людям праздник своим неискоренимым неврозом? Никакое лечение не помогает!
Несчастный опять заперся в туалете. Более того, он уже в прямом эфире на всю страну! Обошелся без телекамер. Перед ним висит два мобильных телефона. Они транслируют его действия в Сеть.
В одном офисе новостного портала – понятное оживление. Журналюгам только дай повод.
За компьютером – веб-мастер. За его спиной – заведующий отделом новостей. На экране – туалет, снимаемой веб-камерой. С толчка соскакивает Максим.
Его четкие вопли:
– Всем это делала, только не мне! Ну что за человек она?
Далее – истеричные невменяемые всхлипы.
Он отчаянно бьет ногой по туалетной двери, попутно глотая какие-то таблетки. Потом достает из кармана пневматический пистолет.
Завотделом торопит (от возбуждения аж зуб на зуб не попадает):
– Паша… Значит, крупно по главной странице красным: нью! Реалити-шоу! Она это делала всем! В Москве парень готов покончить собой! Быстрей, Тарантино, быстрей, бля, пока он не сдох!
Картина скоро меняется.
У дверей туалета девушка психолог, врачи, несколько молодых сотрудниц. Руководит переговорами генеральный директор Елена Андреевна.
Психолог вкрадчиво и ласково предлагает:
– Максим, ну хочешь мы поговорим об ЭТОМ отдельно в моем кабинете?
– Нет! Нет и нет! – визжит Максим. – Мы говорим, а ничего не меняется!
Психолог соблазняет:
– Ты не хочешь разговаривать об ЭТОМ?
Напряженная пауза. Все ждут.
– Когда? – наконец отвечает Рожков.
Включается Елена Андреевна:
– Прямо сейчас, Максим. Но с одним условием: ты должен выйти из Сети и покинуть туалетное помещение.
– Обманете, – не верит Рожков.
И тут же выстрел пневмопистолета. Женщины дружно взвизгнули.
– Я на всю Сеть скажу правильным пацанам, кто она!
Еще пара выстрелов и женский батальон разбегается с воплями:
– Он наглотался таблеток и палит из пистолета!
Переговоры ни к чему не привели. Все заканчивается как всегда.
Туалетная дверь высажена. Пистолет – у Стаса в кармане. Под суровыми взглядами крепких парней Максим облачается в спортивную форму.
– Эх, Макс… – говорит Стас.
– Бля, Макс… – соглашается Влад.
45. Девятая жена гинеколога
Все оказалось ложью, все! И волшебный вечер три дня назад, и мягкое топтание возле беседки, и… и… в общем, все!
…Тополь грустно смотрит в окно сквозь стекающие капли дождя. К своей машине торопится какая-то дама. Оборачивается, машет кому-то рукой, улыбаясь. Похоже ей в ответ тоже кто-то машет.
Тополь торопится к ноутбуку (ее ник в аське – Topol).
Topol приказывает:
– Прекратите ей махать рукой! Неужели Вы не видите, что у нее слишком большая челюсть? Такая челюсть называется лошадиной!
Квак! Это отвечает Шеин. Его ник – Sivan.
Sivan:
– Ну и что?
Topol:
– Почему Вы не спрашиваете меня, зачем я так цинично отдалась слепому?
Она выходит из палаты – и останавливается перед палатой непрошибаемого гинеколога. Дверь заперта.
– Прошла уже неделя, а Вы ни разу не спросили! – кричит Тополь в запертую дверь.
Шеин отвечает из-за двери:
– Хорошо. Цинично – это как?
Тополь возвращается в палату, стучит по клавиатуре.
Topol:
– Как? Нагло и беспардонно. И возможно, Вам назло.
Sivan:
– Спасибо, принято к сведению.
Тополь снова выбегает из палаты и стучит в дверь Шеина.
– Господи, ну как я хочу Вам рассказывать о себе! Сидеть и рассказывать.
Она барабанит:
– Откройте немедленно дверь!
– Нет!
– Ходить за Вами и рассказывать, рассказывать, рассказывать…
Стучит туфлей:
– Откройте дверь, животное! Откройте немедленно женщине! Я буду сидеть и тихонько рассказывать!
– Нет.
Тополь возвращается в свою палату.
Topol:
– Возможно мужчинам лучше жить друг с другом, чем с женщиной.
Sivan:
– Возможно.
Тopol:
– Вы, например, знаете, что у Валерия Романовича есть анальная тряпочка?
Sivan:
– Спасибо за предложение.
Тopol:
– Это самое интересное, что я узнала о нем на протяжении 7 лет. Расскажите еще что-нибудь о Вашей жене…
Sivan:
– Мы разъехались, чтобы я не мешал ее личной жизни.
Topol:
– Она говорила, что Вы – ничтожество, серая мышь?
Sivan:
– Да, и дальше по тексту…Все женщины говорят это. Сначала говорят, что любят, потом говорят, что ничтожество… Что нового тут можно придумать?
Topol:
– Не бойтесь, это не любовь, это просто игра. Если б я хотела стать Вашей женщиной, я бы напросилась на роль третьей, пятой или девятой жены.
Юлия Петровна выходит и снова торопится к двери Шеина. В руках у нее стойка-вешалка; такое ощущение, что она собралась серьезно таранить жилище Шеина.
Она стучит стойкой об пол:
– Откройте немедленно женщине! Вы трус! Слизняк! Тупой гинеколог! Серая мокрица!
Шеин отвечает:
– Значит, девятой?
– Девятой!
– Девятой? – Его гневу нет предела. – Да вы с ума сошли, Тополь! Да Вы – ку-ку! Вы просто больная на голову!
– Почему?
– По качану! Вы же взрослый человек!
– Значит, Вам не нужна девятая жена? А восьмая?
Шеин с ненавистью открывает дверь:
– Восьмая тоже!
– Я так и знала, что рано или поздно допеку Вас! Да вы не бойтесь. Что такое девятая жена в гареме? Это та жена, которую выслушивают хотя бы раз в полгода…
– Ну-ну… Ну, не будем.
Захлопывает дверь.
– А я бы тоже, между прочим, Вас бросила… Рано или поздно. Она права.
– А я бы сам ушел. Она так никого и не встретила, между прочим. Не то, чтобы я самый лучший… Но и не самый худший.
Юлию Петровну душат слезы:
– Сколько раз я это слышала от мужчин: я не самый худший… Ну, зачем Вы меня доводите до слез.
Шеин, всклокоченный, выбегает из палаты.
– А вы хотите самого лучшего?
Протягивает кукиш:
– А вот! Вот! Только трупы!
Он рычит, изображая трупов:
– Вот с такими оскалами! С такими зубами и глазницами! Они умерли все – лучшие! Остались только такие, как я – или еще хуже!
Тополь уворачивается от наседающих со всех сторон кукишей и трусливо торопится в свой номер.
– Ну что Вы как мальчик, ну ей-Богу… Ну, некрасиво как-то – женщине дулю…
Шеин сует то справа, то слева:
– Гамлет, например! Дон Кихот! Гагарин! Бред Питт! Путин! Кто еще? Майкл Джексон! Да они умерли все! Умерли!
– Ну, не надо… Вы же заслуженный врач РСФСР… Вы же докторскую писали когда-то…
Она спотыкается о стойку-вешалку и, падая, головой открывает дверь своей палаты. Лежит неподвижно на пороге лицом вниз.
Глухо говорит:
– Вы должны поднять меня.
– С какой стати?
– Потому что Вы уронили меня.
– Я не ронял. Вы сами упали.
– Все равно Вы должны поднять меня.
– Подумайте: с какой стати?
Читать бесплатно другие книги:
