Тайна олимпионика Михановский Владимир
– Нравится? – спросил старик.
Юноша кивнул, вытирая выступившие слезы. Старик сказал название еды, но он не сумел повторить странное слово.
Пелоп молчал, устремив неподвижный взгляд в окно, поверх головы девушки. Кто знает, какие картины проносились перед его мысленным взором? За окном легкий ветерок шевелил виноградные листья, уже тронутые осенью.
Девушка убрала со стола и присела на краешек скамьи.
– Ступай, – сказал ей старик, – нужно подвязать лозы на восточном склоне, их вчера повалил ветер.
Она вышла.
– А ты ступай домой, отдохни хорошенько, иначе завтра не сможешь прыгать. Завтра, – голос Пелопа окреп, – я раскрою тебе главный секрет прыжка.
Тилон так устал, что даже радости не почувствовал. Тело налилось свинцом, стало тяжелым и непослушным.
Идя к калитке мимо виноградника, он заметил вдали между лоз тоненькую фигурку девушки, которая подвязывала лозы. Больше всего Тилона поразило, что она тихонько что-то напевала. А то уж он всерьез начал подумывать, что девушка либо немая, либо немного не в себе.
Недолго думая, он свернул с тропинки. Увидев направляющегося к ней юношу, она смолкла.
– Значит, ты умеешь говорить? – сказал Тилон.
Девушка стояла, опустив руки, в которых держала бечевку. На вопрос Тилона она не ответила, только подняла на него доверчивые глаза.
– Как тебя зовут? – спросил он.
– Гидона, – ответила она.
– Я уже давно бываю у вас, но ни разу не слышал твой голос… Почему ты все время молчишь?
Она потупилась, теребя в руках бечевку.
– Ты дочь Пелопа?
– Да.
– Я сразу догадался об этом, как только увидел тебя. Ты похожа на него. А знаешь, Пелоп, это было давно, рассказывал о тебе.
– Правда? – улыбнулась Гидона. Улыбка удивительно красила ее. – Мне отец тоже много рассказывал о тебе, о том, как вы повстречались в Спарте…
Они стояли на склоне, между шпалерами винограда, а предвечерние тени все удлинялись.
– Замучил тебя, наверно, отец, – лукаво улыбнулась Гидона. – Задумал на манер Праксителя или Фидия вылепить из тебя атлета – победителя Олимпиады. А отец у меня упорный. Если что-нибудь задумал – обязательно доведет до конца. Мне вот запретил разговаривать с тобой, чтобы не отвлекать.
– Да, Пелоп упорный.
– Как считаешь, станешь победителем Олимпиады?
– Постараюсь…
– Я смотрю каждый раз, когда ты прыгаешь, – призналась Гидона.
– Знаешь, я сегодня прыгнул почти на сорок дельфийских стоп!
Гидона спросила:
– Тебя, наверно, ждут в селении?
– Никто меня не ждет. Просто стадо пора гнать домой.
– Придешь завтра?
– Еще бы!
– Я буду ждать тебя. Вот, возьми на дорогу! – сказала Гидона, отломив кисть винограда и протянув ее Тилону.
…Кисть была чуть недозрелой, но юноше показалось, что он никогда не ел вкуснее винограда.
Он возвращался в селение с доселе неведомым чувством. Это было чувство чего-то огромного и важного, что отныне вошло в его жизнь. Размахивая веткой, он погонял стадо, но мысли его были там, на винограднике, где тоненькая девушка подвязывала полегшие лозы.
Вдали показались первые хижины селения, разбросанного среди холмов, и стадо само прибавило шагу.
«Почему Гидона так молчалива и грустна? – размышлял он, спускаясь со склона. – Видно, пришлось немало ей хлебнуть, там, в рабстве».
ТАЙНА ПРЫЖКА
Тайна дальнего прыжка, открытая Пелопом, показалась Тилону ошеломительной: оказывается, чтобы побить все рекорды на дальность, нужно было прыгать… держа в руках дополнительный груз!
– Но это бессмыслица! – воскликнул Тилон, едва дослушав своего тренера. – Ведь если я возьму в руки груз, мой вес увеличится. А ты говоришь, я прыгну дальше!
– Не торопись с выводами, мой мальчик, – сказал Пелоп. – Сначала проверь и убедись, потом говори.
– Но и так очевидно…
– Очевидность – враг истины, – резко оборвал тренер. С этими словами он вынес из беседки два странных, доселе невиданных Тилоном предмета: это были диски, снабженные по краям массивными утолщениями. Посредине было сделано по пять отверстий – для пальцев.
К ним подошла Гидона и, взяв у отца один из дисков, продела в него пальцы. Второй диск взял Тилон и принялся внимательно его рассматривать.
– Диск похож по форме на спартанский щит, – заметил он.
– Верно, похож, – улыбнулся Пелоп. – Только назначение у него другое. Более мирное…
Гидона вернула диск отцу.
– Я сам придумал эту штуку, – произнес Пелоп. – Придумал долгими ночами, когда тело ноет от усталости и побоев.
– Значит, когда мы встретиилсь в Спарте, у тебя этих дисков еще не было? – спросил Тилон.
– Они были у меня в голове! Вернее, мне кто-то их вставил туда… Ах, вы все равно не поймете! Никто на земле не владеет тайной дальнего прыжка. Ты будешь первым. Но довольно терять время. Пойдем к скамме!
– К скамме? – удивился Тилон.
Да, юношу ждала еще одна неожиданность: в течение ночи, пока Тилон отдыхал в селении, неуемный Пелоп успел соорудить в глубине дворика, за беседкой, настоящую олимпийскую скамму – дорожку для прыжков.
– Прямо-таки тринадцатый подвиг Геракла, – восхищенно пробормотал молодой человек.
Разглядывая сооружение. Оно представляло собой длинное углубление, дно которого было посыпано морским песком, который был тщательно разровнен.
– Чем не Евклидова плоскость? – с гордостью произнес Пелоп, любуясь делом своих рук.
Юноша не мог оторвать глаз от скаммы. Филлион столько раз описывал ему олимпийскую дорожку для прыжков, что Тилон мог в любой момент, закрыв глаза, представить ее.
Гидона тронула ногой корзину, на дне которой оставался песок, принесенный сюда с побережья.
– Зря ты выходил ночью так далеко, отец. Лучше бы послал меня – я бы обернулась быстрее.
Пелоп махнул рукой:
– Обошлось и ладно. Лучше к делу приступим.
– Но я не знаю, как с этим прыгать… – растерянно произнес Тилон, вертя в руках непонятный диск.
– Откуда же тебе знать? – согласился Пелоп. – Сначала посмотришь, как буду прыгать я. Для сравнения я первый раз прыгну без груза, так, как это делают все атлеты Эллады.
Пелоп сбросил легкую накидку, оставшись в набедренной повязке.
Отец, тебе лекарь запретил делать резкие усилия, – напомнила Гидона.
– Делать нечего. Я должен прыгнуть, чтобы Тилон все увидел собственными глазами, – ответил Пелоп. С этими словами он попятился от скаммы, выбирая пространство для разбега.
– Погоди, отец! – остановила его Гидона. – Ты забыл одну вещь, без которой прыгать нельзя.
– Какую?
– Может ты, Тилон, ему подскажешь? – лукаво улыбнулась возлюбленному Гидона.
Юноша пожал плечами.
– А еще к Олимпиаде готовитесь! – покачала головой девушка. – Неужели вы не знаете олимпийские правила? Соревнования по прыжкам проводятся обязательно в сопровождении флейты!
– Верно, дочка, Зевсом клянусь! – воскликнул Пелоп.
Тилон почесал в затылке:
– Где ее возьмешь, флейту?
Гидона побежала в дом и тут же вернулась, неся старенькую флейту. Спустя мгновение звуки флейты полились над двориком, замирая где-то там, над стройными рядами виноградника.
– Ну вот, все в порядке, олимпийские правила соблюдены, – произнес Пелоп. – Теперь, Тилон, смотри. Запоминай с первого раза – на повтор у меня сил не хватит.
Флейта Гидоны звучала все громче, одновременно ритм ее убыстрялся.
Пелоп разогнался и, оттолкнувшись от края скаммы, прыгнул. Конечно, возраст и растренированность дали себя знать, и прыжок получился весьма заурядным. Пролетев незначительную часть длины скаммы, Пелоп тяжело плюхнулся в песок.
Флейта смолкла. Глаза Гидоны, смотревшей на отца, были полны жалости. Пелоп, однако, ничуть не казался удрученным.
– Что вы так уставились на меня? – улыбнулся он молодым людям, вставая. – Я ведь вовсе не собирался бить олимпийский рекорд. Это дело Тилона. Не стану отнимать у него хлеб.
Отметив место, где он приземлился, Пелоп тяжело вылез из скаммы и, на сей раз прихватив оба диска, отправился вновь на стартовую позицию. Здесь он тщательно, не спеша продел пальцы в отверстия дисков, затем помахал ими в воздухе, проверяя, прочно и удобно ли ухватился за груз.
– А теперь – прыжок номер два, вместе с грузом! – громко произнес он. – Флейту, дочка!..
Тилон весь превратился во внимание. Вот сейчас, через несколько мгновений, перед ним раскроется тайна, о которой он думал много лет после памятного разговора у костра с отпущенным рабом…
Держа диски в полусогнутых руках, Пелоп разогнался, как и в первый прыжок. Перед тем как оттолкнуться от края скаммы, Пелоп резко выбросил вперед обе руки, отягченные грузом. Казалось, он старался отбросить от себя невидимого противника. И тут же плавным, пластичным движением отвел руки назад.
Толчок…
И Пелоп взвился в воздух. Но на сей раз он взлетел в воздух гораздо выше, словно подброшенный мощной пращой. Уже в полете Пелоп совершил несколько волнообразных движений всем телом. «Словно рыба, которая пытается плыть против сильного течения,» – мелькнуло у Тилона.
Одновременно с волнообразными движениями он вновь и вновь перемещал руки с грузом – вперед, а затем назад, за спину.
Тилон не сумел сдержать возглас восхищения: после второго прыжка Пелоп приземлился на добрый десяток стоп дальше, и тут же рухнул на песок.
Гидона отшвырнула флейту и бросилась к отцу. Одновременно с ней к упавшему подбежал Тилон.
– Что с тобой, отец? – с тревогой спросила девушка и взяла упавшего за руку.
Пелоп судорожно, словно рыба, вытащенная из воды, ловил открытым ртом воздух.
– Сердце схватило… ничего страшного… – шепнул он. – Дай попить, доченька…
Тилон в несколько прыжков достиг беседки и принес амфору с водой. Пелоп сумел сделать два-три глотка, остальное пролилось на песок скаммы.
– Нельзя тебе прыгать, отец, – произнесла Гидона. – Сердце могло разорваться.
– Мое сердце не разорвется, пока я ему не разрешу, – отшутился Пелоп. И серьезно добавил: – Мне ведь надо еще кое-что увидеть, прежде чем уйду в царство теней… И триумф Тилона… И ваше счастье…
С усилием поднявшись, Пелоп сделал несколько неуверенных шагов, затем снял с рук диски и не без торжественности протянул их Тилону:
– Надеюсь, этот м иг войдет в историю спорта!.. Передаю тебе, Тилон, эстафету. Не урони ее! А ты, Гидона, подними-ка флейту и начинай играть олимпийский мотив!..
Тилон несколько раз подбросил на руках оба диска, взятые у Пелопа, затем принялся вдевать в них пальцы, старательно копируя все движения своего наставника, которые запомнил.
– Молодец. Моя хватка, – похвалил Пелоп, когда юноша вышел для разбега и изготовился к старту.
Юноша невольно покраснел: похвалы Пелопа были скупы и не часты, но тем более приятны. Придавал силы и сияющий взгляд Гидоны, которая близ скаммы играла на флейте. Взгляд любимой был исполнен радостного ожидание и надежды.
…Все вроде было сделано без ошибок: Тилон стремительно разогнался и, как делал это Пелоп, выбросил руки с грузом вперед, затем удачно, под нужным углом оттолкнулся от края скаммы и взвился в воздух, одновременно заводя руки назад и делая всем телом волнообразные движения.
Однако, когда прыгун опустился на песок, ни Пелоп, ни Гидона не смогли сдержать возглас разочарования: Тилон опустился гораздо ближе своего предшественника. Обескураженный юноша поднялся, сокрушенно покачивая головой.
– Ничего, это непривычки. Ведь это первая твоя попытка прыжка с грузом! – ободрил его Пелоп.
Гидона поддержала отца:
– Все наладится, Тилон!
Но последующие прыжки Тилона с дисками мало что изменили. Он прыгал снова и снова, а результаты практически не улучшались. Наконец Тилон в изнеможении растянулся прямо на песке скаммы.
Пелоп только покачал головой, отмечая на песке последний результат атлета:
– Отсюда до олимпийского рекорда, как от нашего дома до Олимпа! – сокрушенно произнес он.
Гидона опустила флейту.
– Может быть, еще разок попробуешь, Тилон? – с мольбой в голосе сказала она.
Тилон перевернулся на спину.
– Нет смысла, – вздохнул он. – Я уже понял, Пелоп, что твое оружие мне не по силам…
– Оружие? – поднял брови Пелоп.
– Помнишь, у Гомера: один герой поражает своим мечом врагов. А дай другому этот меч – он его с места не сдвинет.
Гидона спросила:
– Откуда ты Гомера знаешь?
– Мама в детстве читала… Давай уж, Пелоп, я буду прыгать как все греческие отлеты – без всякого груза.
– Нет! – рявкнул Пелоп так, что девушка вздрогнула. – Ты будешь прыгать с грузом, и только с грузом! Причем вдвое дальше всех, клянусь Зевсом и всеми олимпийскими небожителями!..
– В чем же все-таки дело? Почему не получается прыжок с грузом? – высказала Гидона вопрос, который мучил всех троих.
Они присели рядышком на край скаммы, донельзя удрученные и обескураженные неудачным опытом Тилона.
Солнце жгло, но они не замечали зноя.
Неожиданно Пелоп хлопнул себя по лбу.
– Ах я старое бревно! – воскликнул он. – Как я сразу не догадался?! Ведь диски-то рассчитаны специально на меня!
– Что ты хочешь этим сказать? – посмотрел на него Тилон. – Разве диски – это сандалии, которые шьются по ноге?
– В каком-то смысле – да, мой мальчик! – сказал Пелоп. – По моим расчетам и предположениям, груз, с которым прыгает атлет, должен составлять в точности одну двенадцатую часть его веса, не больше и не меньше. В соответствии с этим я и заказывал диски кузнецу. А ты, Тилон, намного ведь легче, чем я. Поэтому мой груз для прыжка оказался слишком тяжелым для тебя. Вместо подспорья он превратился в балласт…
– Ясно, – расправил Тилон плечи, и Гидона, глядя на него, просветлела лицом.
Парень вскочил.
– Что же мы сидим? – воскликнул он. – Надо определить мой вес, а затем как можно скорее заказать новые диски для прыжков!
– Увы, не так-то все просто, мой мальчик, – вздохнул Пелоп, и вертикальная складка легла на его изъеденный временем лоб. – Вес твой мы определим в два счета. А вот где мы закажем для тебя груз? Эти диски отковал для меня в Афинах первоклассный мастер, да и то возился он с ними довольно долго. Я делал для него эскизы, заставлял несколько раз переделывать работу. Но дело не в этом…
– В селении, где я живу, есть неплохой кузнец… Да, конечно, я понимаю: ни тебе, ни Гидоне нельзя там появляться. Но ведь заказ могу сделать я!
– Никогда не думай, что другие глупее тебя. Особенно твои недруги! – резко бросил Пелоп. – Люди селения давно уже наблюдают за нами, я чувствую это всей кожей, шрамами своими, всем нутром!
– Но, отец, ведь эти металлические диски носят совсем невинный характер, вступила в разговор Гидона. – У жителей села они не должны вызвать никаких подозрений.
– Ха! Не должны вызывать подозрений, повторил с горечью Пелоп. – А зачем, скажи на милость, пастуху вдруг понадобились два диска из металла, вполне определенной формы и веса, да еще с какими-то отверстиями – якобы для пальцев?! Мочишь, дочка? Так я тебе объясню. Ясно же: диски нужны для колдовства, колдовства зловредного. Причем в сообществе с подозрительной пришлой парочкой, которая не зря обитает на отшибе, за высокой оградой, и занимается тем, что всячески пакостит добрым людям, насылая на них различную хворь, на поля – засуху, а на скот – порчу! Но дело даже не в этом, – продолжал Пелоп спокойнее, переведя дыхание. – Допустим, мы рискнем – дело того стоит. Но твой кузнец, Тилон, провозится с заказом бог знает сколько времени. А у нас его нет.
Юноша опустил голову.
– Я знаю, что делать! – воскликнула Гидона, прерывая тягостную паузу, и радостно хлопнула в ладоши.
Мужчины посмотрели на нее.
– Кто сказал, что груз для прыжка должен быть обязательно в форме диска? Мне кажется, груз может быть любым: главное, чтобы он составлял одну двенадцатую часть веса спортсмена.
– Продолжай, Гидона, – сказал Пелоп, в глазах которого вспыхнули огоньки интереса.
– А я уже все сказала. Выясним нужный вес, а потом подберем этот груз.
Тилон спросил:
– Из чего же мы подберем этот груз?
– Да хотя бы из морских голышей! – воскликнула Гидона. – Их у нас сколько угодно за виноградником, близ ограды.
– Голыши… – протянул Пелоп. – Возможно, в этом что-то есть. – Но ведь камень держать неудобно…
– Ты можешь предложить что-нибудь лучшее? – сказала Гидона. – Пусть Тилон завоюет на Олимпиаде лавровый венок победителя. Тогда он сможет заказать себе диски для прыжков хотя бы из чистого золота!..
Не дожидаясь ответа отца, девушка решительно поднялась, подхватила плетеную корзину, вытряхнула из нее наземь остатки песка и побежала в сторону виноградника. Она мчалась легко, словно серна, и волосы развевались от быстрого бега.
Вскоре Гидона вернулась, сгибаясь под тяжестью корзины, наполненной морскими голышами.
Пелоп, успевший к тому времени определить вес Тилона, забрал у нее корзину и, подойдя к весам, принялся подбирать нужные камни.
– Вот эти подойдут! – сказал он Тилону и протянул ему два одинаковых голыша.
– Спасибо, – поблагодарил юноша.
– Спасибо скажи Гидоне, которая принесла их, – откликнулся старик.
– Спасибо, Гидона.
Девушка улыбнулвась:
– Спасибо скажи морю, которое обкатало их!
Тилон прикинул в руках груз. Держать его было не так удобно, как диски, но кисть у юноши была сильной и цепкой.
– Ну, как голыши? Спросил тренер. – Полегче моих дисков?
– Совсем другое дело! – произнес Тилон и вышел на старт. Ему не терпелось испытать в прыжке новый груз.
Над двориком вновь поплыли звуки флейты.
Первый же прыжок унес Тилона далеко за все прежние отметки. Гидона и Пелоп бросились к скамме.
– Здесь больше сорока дельфийских стоп! – воскликнула радостно Гидона, промерив расстояние, которое покрыл Тилон.
ОЛИМПИАДА
И вот наступил день, когда Тилон должен был отправиться на Олимпиаду.
Прощальный вечер они провели втроем. Говорили о многом. Старик, стараясь заглушить тревожные предчувствия, налегал на фалернское. Рассказывал эпизоды из своего богатого прошлого, а когда юноша в очередной раз подлил ему вина, он встал, покачиваясь, и прочел:
- Пьяной горечью фалерна
- Чашу мне наполни, мальчик,
- Так Постумия велела,
- Председательница оргий!
- Ты же прочь, вода речная,
- И струей, вину враждебной,
- Строгих постников довольствуй.
- Чистый нам любезен Бахус!
Молодые шумно захлопали – старик оказался неплохим декламатором. Кроме того, и к вину он был далеко не равнодушен.
Они сидели в беседке – благо было полнолуние, и было светло – хоть иголки собирай, как выразилась Гидона.
– Пелоп, я давно хотел спросить тебя, мудрого человека…
– Ну, спрашивай! – разрешил старик и сделал добрый глоток вина.
– Почему животные не знают такого явления, как рабство, а у людей оно процветает… Можно ли человека считать после этого разумным?
– Ого, ничего себе вопросик! Да над ним бьются лучшие умы человечества!.. Поздравляю тебя, дочка с высокомудрым женихом…
Гидона покраснела.
– А вообще-то, – продолжал Пелоп, – у людей нет на этот счет единого мнения. Одни считают рабство естественным явлением, другие – позором человечества. И есть у меня, дети мои, одна глубокая печаль.
– Какая, отец? – спросила Гидона.
– Эта печаль имеет конкретное имя. Это имя – Гомер.
– Гомер? – удивился Тилон, уплетая за обе щеки маслины. – Первый наш рапсод?
– Вот именно. И я его считал таковым, пока не наткнулся в одном месте «Илиады», где он рассуждает о рабстве и полагает, что это явление вызвано не людьми, а, представьте себе, богами.
– Не помню я такого места, – заметил юноша.
– А вот извольте послушать.
- Раб нерадив: не принудь господин повелением строгим
- К делу его – сам не возьмется охотой.
- Жребий печального рабства избрав человеку,
- Лучшую доблестей в нем половину Зевес истребляет.
– Каков наш рапсод, а? – негодовал старик. – Зевс, видите ли, избрал человеку жребий рабства. Зевс, а не заимодавцы-кровососы, не пираты, продающие пленных в рабство, не захваченные в плен мирные граждане!..
– Простим Гомеру, отец, – произнесла девушка. – Он поэт, он склонен к преувеличениям…
– Лучше расскажи, Пелоп, как кузнечик диктовал тебе способ прыжка с грузом, – попросил Тилон.
– О, это было нечто! И до сих пор, как вспомню, голова начинает ныть. Во-первых, у меня в мозгу вспыхивали картины того, как эти самые кузнечики перепрыгивают с горки на горку, зажимая дополнительный груз и отбрасывая его в прыжке. А во-вторых, у мепня в мозгу вспыхивали стихи, какие-то обрывки стихов. Но они были написаны не божественным гекзаметром, как мы все привыкли. У них, этих стихов, были странные созвучия в конце каждой строчки… Дай бог памяти… старик приложил ладонь ко лбу и прочел:
- Здесь скользких скал
- Зияющий оскал…
Или вот:
- Уступ за уступом, и снова уступы тяжелые,
- Зовут к себе склоны крутые, лесистые, голые…
Ну, и так далее. Если буду жив – обязательно напишу об этом происшествии подробно, и стихи, которые мне передались, приведу. Пусть люди знают, какие чудеса бывают на белом свете.
Так, за столом в беседке, они и встретили рассвет.
Расцеловавшись с Пелопом и выслушав все добрые советы и напутствия, Тилон отправился к калитке. Гидона вызвалась проводить его.
– Вас могут увидеть вместе, уже светло, – возразил старик. – Тогда не миновать беды…
– Я провожу Тилона только до оврага, отец, – умоляюще произнесла Гидона.
Пелоп махнул рукой и отвернулся.
Какое-то время молодые люди шли молча.
– Знаешь, Тилон, мне неважно, победишь ты на Олимпиаде или нет, – неожиданно произнесла девушка.
– Неважно?
– Нет, не так, – поправилась она. – Я, конечно, от всей души желаю, чтобы ты победил. Но всего важнее для меня, чтобы ты вернулся целый и невредимый.
– Можно подумать, ты провожаешь меня не на Олимпиаду, а на войну! – попытался улыбнуться Тилон, но улыбка получилась грустной.
Его настроение передалось и Гидоне, хотя о том, что тревожило, тилон не рассказывал ни ей, ни отцу.
– Груз для прыжка гляди не потеряй, – сказала она.
– Скорей голову потеряю!
Расставаясь, Тилон сказал:
– У меня на родине, в Спарте, провожая мужа на войну, женщина говорит: со щитом или на щите. Так вот, я верю, что вернусь к тебе со щитом!
Они расцеловались, прощаясь, и долго стояли обнявшись. И не видели, как с той стороны оврага на них смотрят полные злобы глаза…
Чем ближе приближался Тилон к Олимпии, тем чаще припоминался ему памятный ночной пересказ Филлиона о своем отце, который побывал на Олимпиаде.
С каждым днем, с каждым часом дорога становилась все более запруженной. Шум, разноязыкий говор, смех оглушали Тилона, привыкшего к тишине и малолюдью.
Юноша был грустен, тревожные мысли одолевали его. Как встретит его, изгнанника, спартанская делегация там, на Олимпиаде? По ночам, во время краткого отдыха, Тилону снилась далекая Спарта, родители, партизанские ночи, трагическая стычка с агелой, Пелоп, из последних сил совершающий прыжок с чудодейственным грузом, чтобы вооружить его, Тилона, бесценной тайной дальнего прыжка. Грезились ему домик за оврагом, виноградник, залитый солнцем, Гидона…