Тайна олимпионика Михановский Владимир
В пути Тилон старался ни с кем не общаться, шел сам по себе, погруженный в свои невеселые думы.
Дорога круто вильнула в гору, идти стало труднее, но юноша по прежнему шагал быстро, обгоняя одну за другой пышные делегации из различных городов и государств. Слева и справа от дороги вздымались живописные склоны, поросшие миртовыми и оливковыми рощами, которые источали на солнце дурманящий аромат. Встречались здесь и вековые кряжистые дубы, и стройные сосны, идущие на мачты для кораблей. А там, вдали, теснились горные вершины, вдруг напомнившие Тилону смертельную схватку на горном плато и слепого вождя восставших крестьян, который спас ему жизнь ценой собственной жизни…
Одна из вершин, возвышавшаяся среди других и особенно густо поросшая лесом, привлекла внимание Тилона, и он спросил у случайного спутника, как она называется.
– Ты, видно, издалека? – спросил тот.
– Издалека, – согласился Тилон.
– Знай: это и есть священный Олимп, жилище богов, – произнес торжественно спутник. – А вон там, правее, – это холм Крона…
Юноша долго стоял, всматриваясь в Олимп, но ни одного бога, хотя бы самого завалящего, второстепенного, не обнаружил, несмотря на острое зрение. «Боги попрятались от жары», – подумал он, снова пускаясь в путь. Спутник, терпеливо дожидавшийся его, семенил рядом.
Они миновали перевал, и перед ними открылась олимпийская долина – неправильный четырехугольник, весь видный сверху как на ладони. У самого края долины возвышался храм. Словоохотливый спутник пояснил Тилону, что храм посвящен супруге Зевса – Гере, матери олимпийских небожителей.
– Близ этого храма проводятся героиды – женские спортивные игры наподобие олимпиад. Ведь на олимпиадах женщинам запрещено появляться – я имею в виду стадион и ипподромы.
– А если женщина рискнет и появится там, что ей грозит? – спросил машинально Тилон, мысли которого были заняты другим.
– Смертная казнь.
Бурный Алфей казался отсюда прихотливо извивающейся серебристой змейкой. А вон и Кладей – широкий ручей, впадающий в знаменитую олимпийскую реку и щедро питающий ее своими водами.
Они спустились в долину, миновали богатый храм, посвященный Гере, и взяли влево. Вдоль дороги тянулись небольшие, но исключительно пышные строения, непохожие одно на другое, – каждый дом был на свое лицо.
– А здесь кто живет? – поинтересовался Тилон.
– Никто. В каждом из этих строений хранятся дары Олимпиаде от определенного города или государства, – ответил всезнающий спутник Тилона.
– А там, вдали, за ними.
– Портик Эхо.
– Тот самый портик Эхо? – переспросил юноша, и у него от волнения на миг перехватило дыхание.
– Ну да, тот самый, – кивнул собеседник. – В этом портике главный судья Олимпиады или глашатай будет провозглашать победителя в каждом виде состязаний, и эхо повторит его имя семь раз, даря бессмертие на века!..
Тилон остановился, разглядывая портик, о котором столько слышал. Толпа их обминала, толкала, задевала краями одежды, поругивала – стали, мол, посреди дороги, словно ослы!..
– Что с тобой, парень? – забеспокоился наконец спутник Тилона. – Голову напекло? Пойдем в тень, к фонтану. Попьем немного, умоемся.
Тилон что-то пробормотал.
– Что, что? – не расслышал спутник.
– Здесь, в портике, через несколько дней глашатай провозгласит и мое имя, – тихо, словно обращаясь к самому себе, произнес Тилон.
– Идем, – потянул его за рукав спутник. – Я же говорю – перегрелся на солнце. Хорошо хоть, в дороге не свалился.
– И эхо повторит мое имя семь раз, – продолжал, не слушая, Тилон.
– Повторит, повторит, – проворчал спутник. – И не семь, а двадцать семь раз. От чего-чего, а уж от скромности, парень, ты не умрешь!.. А может ты того… винца хряпнул, когда я отходил?
Тилон и впрямь походил теперь на пьяного: глаза его горели, щеки разрумянились, волосы трепетали на ветру.
Они долго без всякой цели бродили по долине Алфея, и все привлекало внимание спартанца, на все он смотрел как завороженный.
– Сознайся все-таки, что у тебя там в свертке? – в который раз спрашивал любопытный спутник.
– Говорю же тебе – сокровище! – буркнул Тилон и отвел руку.
– Вот-вот. Я и говорю – перегрелся малость, – покачал головой спутник.
Между тем внимание Тилона привлекло огромное здание в два этажа, украшенное мраморными колоннами. Их было столько, что зарябило в глазах.
– Леонидион? – догадался Тилон.
– Верно. Кой-чего, парень, ты знаешь. Это самая большая гостиница в Греции, а значит, и во всем мире!
– Сколько здесь колонн?
– Сто тридцать восемь! – ответил спутник с гордостью, будто самолично обтесывал и устанавливал эти колонны.
– А сколько там комнат? – спросил Тилон, надеясь поставить спутника в тупик.
– Представь себе – целых восемьдесят, – без запинки отвечал тот. – Такое и вообразить себе трудно, правда? В Леонидионе живут самые почетные гости Олимпиады. Но, коль скоро ты участник этой Олимпиада и даже ее будущий победитель, зайди попытай счастья, – с ехидной улыбкой произнес спутник, но Тилон пропустил его слова мимо ушей.
Вообще он находился в каком-то странном полусне, когда явь неотделима от фантастических грез.
Болтливый спутник что-то говорил и говорил не переставая, но до Тилона, без устали озирающегося по сторонам, долетали только отдельные слова:
– Вон палестра – там тренируются атлеты… Гинасиум… Священная роща…
Священная роща – Альтис – встретила их таинственным шорохом и шелестом листвы и благодатной тенью. Здесь стояли бронзовые статуи победителей предыдущих Олимпиад, отлитые лучшими мастерами Греции.
– Значит, думаешь, и для твоей скульптуры здесь местечко найдется? – не упустил случая подпустить шпильку спутник Тилона.
Юноша отрезал:
– Не люблю повторяться.
Близ алтаря Зевса-громовержца они замешкались – их обошла торжественная процессия. Белые одежды людей были богато расшиты золотом, пурпурные ленты вились на ветру – одна из них задела Тилона по лицу. За процессией тянулись опрятно прибранные рабы: одни тащили на плечах, сгибаясь от тяжести, подарки верховному божеству, другие подгоняли животных, предназначенных для торжественного заклания. Один раб с грузом приотстал, и хозяин свирепыми ударами плети и руганью принялся подгонять его.
– «Раб нерадив»… – припомнил вслух Тилон слова Пелопа памятной ночью в беседке, когда его тренер увлеченно цитировал Гомера.
– Верно, парень, раб нерадив, – с готовностью согласился спутник.
Пройдя через священную рощу, Тилон с напарником вышли к самому величественному строению долины Алфея – храму Зевса Олимпийского. У входа толпились люди, жаждавшиеся проникнуть внутрь храма.
В храме было прохладно. Неизвестно откуда струился ветерок, обвевая разгоряченные лица. Сводчатые стены уходили ввысь, теряясь в полумраке. Мимо них прошел служитель, размахивая кадильницей с тлеющими благовониями. Кучки посетителей либо застыли в благоговейном молчании, либо переговаривались еле слышным шепотом – настолько подавляла торжественность величественного помещения.
Немного привыкнув к обстановке, двое путников двинулись в глубину храма. Здесь на троне из чистого золота восседал сам Зевс. Благородный металл тускло сверкал под узким лучом света, который падал откуда-то сверху – быть может, с помощью сложной системы зеркал.
Сам Зевс был изваян из слоновой кости. Глаза божества были сделаны из драгоценных камней. На голове покоился золотой венок, в точности воспроизводящий венок из ветвей дикой оливы, которым увенчивался победитель олимпийских игр. На правой ладони Зевса стояла, словно устремленная вперед и ввысь, статуя Ники – Победы. В левой руке Зевс держал скипетр, увенчанный когтистым орлом.
– Зевс на троне, работа Фидия… Одно из семи чудес света, – благоговейно прошептал Тилон, поймав на себе взгляд своего спутника, и тот впервые с уважением посмотрел на него.
«Он точно похож на Пелопа», – подумал Тилон, глядя на сидящего Зевса. Лицо божества было добрым, задумчивым. Курчавые жесткие волосы низко спускались на лоб, разрезанный вертикальной складкой.
Затем они долго бродили среди бесчисленных палаток и шалашей, которые стихийно выросли на берегах Алфея.
Тилон жадно всматривался в лица встречных. Он и жаждал встретить кого-нибудь из Спарты, и в то же время опасался этой встречи. Из одной палатки им призывно помахали рукой, и спутник Тилона устремился туда, донельзя довольный тем, что повстречал земляков.
– Прощай, парень! – крикнул он Тилону с улыбкой. Желаю тебе, дружище, поменьше хвастаться!..
Тилон рад был одиночеству: признаться, словоохотливый спутник уже давно тяготил его, хотя и сообщил много интересного.
Внимание юноши привлек огромный камень, стоящий на высоком пьедестале. Камень сверху был снабжен ручкой, отчего напоминал колоссальную гирю. С одной стороны на камне была выбита надпись, уже слегка подпорченная непогодой, но еще достаточно четкая, чтобы ее можно было разобрать. Напрягая память, Тилон припомнил уроки, которые ему тайком давал в агеле Филлион, единственный грамотный человек во всем спартанском лагере: он прутиком чертил на песке буквы и объяснял их значение, едва выдавалась свободная минутка и им удавалось уединиться. Однажды, застав их за этим занятием, ирен жестоко избил обоих своим ореховым посохом. Но уроки Филлиона не прошли даром…
С огромным трудом, складывая буквы в слова, Тилон прочел вслух выбитую на камне надпись:
«Би-бон под-нял ме-ня над го-ло-вой од-ной ру-кой…»
Далее шла дата установления олимпийского рекорда.
Юноша настолько был ошеломлен новыми впечатлениями, что только к вечеру вспомнил строжайшее напутствие Пелопа: «Как только прибудешь в Олимпию, разыщи главного элладоника и представься ему. Скажешь, что ты занесен в списки соревнующихся».
Главный элладоник – спортивный судья Олимпиады – долго и придирчиво рассматривал худощавого юношу. Уж больно тонка его талия и бледны щеки. Но широкие плечи и мощные мышцы ног изобличают неплохого атлета. Элладоник глянул в свои многочисленные записи.
– Тилон из Спарты, говоришь? Да, ты записан год назад Пелопом, гражданином Афин… Где же ты бродишь так долго? Все участники нынешних Олимпийских состязаний уже явились.
– Я… бродил долиной Алфея… – смущенно потупившись, пробормотал Тилон.
– Ты в первый раз здесь?
– Да.
– Это другое дело. Человеку, впервые попавшему в Олимпию, действительно есть что посмотреть, смягчился главный элладоник. – Скажи, ты весь год тренировался в прыжках на дальность?
– Весь год, – поднял голову Тилон, прижимая к груди сверток.
– Почтенный Пелоп за тебя поручился, – произнес главный судья соревнований. – Я знал его немного по Афинам… Мы порой спорили, но я его всегда уважал. Так и передай ему, когда возвратишься.
– Обязательно передам. Можно идти?
– Погоди.
Элладоник окинул внимательным взглядом запыленный взгляд и усталое лицо Тилона и произнес:
– А теперь ступай в бани и гимнасиум, раб укажет тебе дорогу. Отдохни, приведи себя и одежду в порядом и готовься к олимпийской клятве. А вещи, – кивнул элладоник на сверток, который Тилон держал под мышкой, – можешь оставить в гимнасиуме. Их никто не украдет. Если негде ночевать, обратишься от моего имени в гостиницу для спортсменов.
Но вот все позади – и торжественный ритуал, предшествующий спортивным состязаниям, и олимпийская клятва. Наступил миг, к которому Тилон шел всю свою сознательную жизнь.
Повинуясь распорядителю Олимпиады, Тилон вместе со своими соперниками-прыгунами, представителями различных греческих государств, покинул зал, предназначенный для атлетов, ждущих начала состязаний, и нестройная процессия по специальному проходу вышла на поле стадиона.
Только теперь, при виде своих мускулистых, поджарых, уверенных в себе соперников, сомнение закралось в душу Тилона. Общие насмешки вызвал пакет, с которым Тилон ни за что не хотел расстаться, несмотря на неудовольствие распорядителя.
Рев толпы на стадионе в первую минуту оглушил Тилона. Сорок тысяч человек заполнили трибуны до отказа. Выкрики, топанье ног, подбадривающие возгласы слились в единый глухой гул – так шумит море в непогоду.
Шагая под звуки флейты вместе с другими спортсменами к скамме, Тилон немного замешкался и приотстал от остальных, жадно озирая трибуны. Но отыскать кого-либо в этом море оживленных лиц было, конечно, невозможно.
– Не робей, юноша! – шепнул ему линейный распорядитель, неверно истолковавший поведение Тилона. – На Олимпиаде и проиграть не стыдно. Главное – участие… Да брось ты свой сверток, в котороый раз говорю!.. Упрямец! – прошипел распорядитель, подобно рассерженной змее, и сделал попытку выбить сверток из рук Тилона, но тот ловко увернулся.
ПОБЕДА
Все резче, все пронзительнее звучит флейта, мелодия ее проникает в самое существо Тилона, вызывая в памяти образ Гидоны.
Юноша так волновался, что прыжки в длину своих соперников наблюдал как бы в тумане. Каждый прыжок вызывал на трибунах бурю восторга. После этого помощники главного элладоника замеряли длину прыжка и спортивный судья объявлял результат.
Тилон окончательно пришел в себя, когда над стадионом прогремело его имя, выкрикнутое глашатаем, чей голос был самым сильным в Греции.
Прижимая к груди бесценный свиток, Тилон сделал несколько шагов к главному элладонику. Развернул пакет, достал два морских голыша и громко, уверенным тоном.
Как учил Пелоп, произнес:
– Благородный судья Олимпиады! Разреши мне совершить прыжок с этими камнями!..
С этими словами Тилон поднял камни высоко над головой, чтобы все видели. Стаон замер в предчувствии чего-то необычного, доселе невиданного.
– Ты желаешь, Тилон, прыгать с дополнительным грузом? – недоуменно сощурился главный элладоник. – Я правильно понял тебя?
– Правильно, благородный судья.
Элладоник отошел посовещаться со своими помощниками. Затем объявил общее решение:
– Что же, это твое право прыгать любым способом, Тилон, хоть задом наперед. Олимпийских правил ты не нарушаешь. Поэтому можешь прыгать, хоть быка взвалив на плечи, как Геракл!
Гомерический хохот потряс стадион. Мир еще не видывал подобного глупца, который для прыжка в длину нагружает себя дополнительными тяжестями.
Зажав в руках голыши так, как учил его Пелоп, Тилон уверенно направился к скамме.
Стадион замер.
Элладоник подал сигнал, зазвучали примолкшие было флейты.
Стадион замер.
Очередная группа прыгунов на нескольких дорожках резво рванулась с места, беря разбег для прыжка.
Перед тем как оттолкнуться от края скаммы, Тилон резко выбросил вперед руки с голышами. Оттолкнулся под нужным углом в сорок пять градусов, не забывая уроки Пелопа. И, едва оттолкнувшись от земли, почувствовал – прыжок удался. Руки с грузом уже в полете он отвел назад, и груз из вечного врага превратился в друга. Неведомая, но мощная сила подтолкнула его в спину, и Тилон полетел, как на крыльях. Он совершал волнообразные движения всем телом, снова и снова перемещая свой груз вперед, и опять – за спину.
Преодолев высшую точку полета – вершину параболы, Тилон начал наконец снижаться. Он бросил взгляд вниз… скамма под ногами исчезла! Только потом, после прыжка, он узнал, что длины ее попросту не хватило – скамма не была рассчитана на столь огромный прыжок!
И Тилон приземлился на утрамбованную почву стадиона. Он упал и, еще не поднимаясь, быстро покосился на соседние дорожки: сомнений нет, он опередил соперников – лучших прыгунов Греции – больше чем вдвое. И это не кого-нибудь, а именно его неистово приветствуют трибуны. Люди в едином порыве вскочили с мест и размахивали руками, что-то крича – слов было не разобрать.
Тилон поднялся и, прихрамывая, сделал несколько шагов, превозмогая острую боль. Видимо, он растянул связки. Но какое это теперь имело значение?
Он все еще стоял недалеко от скаммы, прижимая к груди два морских голыша, когда увидел, что к нему через весь стадион бежит небольшая кучка людей. Один из них вырвался вперед, и Тилон узнал в нем Филлиона.
Друзья сдержанно обнялись, как и подобает спартанцам, словно не было между ними долгих лет разлуки, насыщенных смертельными опасностями. «Вот и привели Парки свидеться вновь», – мелькнуло у Тилона.
– Как ты спасся, когда выпустил меня из военного лагеря спартанцев? – спросил он.
– Об этом потом, потом! – махнул рукой Филлион. – А сначала я хочу поздравить Тилона из Спарты, победителя Олимпиады! – он снова обнял Тилона и неожиданно поцеловал его.
Остальные спартанцы окружили их возбужденной толпой.
– Вот мой отец, глава спартанской делегации, познакомься! – произнес Филлион и указал на седовласого представительного человека. Тот шагнул к Тилону и дружески протянул руку:
Вся Спарта приветствует тебя, Тилон, – сказал он, – и с нетерпеньем будет ждать твоего триумфального возвращения. Она встретит тебя, ручаюсь, как одного из своих величайших героев!..
– Взгляд Тилона затуманился слезами. Столько лет он ждал этого момента, надеясь и в то же время не веря, что такой момент наступит. Он вытер глаза и оглядел окруживших его спартанцев. Но все, кроме Филлиона, были ему незнакомы.
– Как мои родители, – тихо спросил он Филлиона. – Живы ли?
– Они живы.
– Их нет в Олимпии?
– Они слишком бедны, Тилон, чтобы приехать в долину Алфея, – произнес отец Филлиона.
После паузы он добавил:
– Отныне, Тилон, все переменится в их судьбе! Голос его звучал торжественно. Остальные одобрительными репликами поддержали главу.
Нога болела все сильнее, но он сдерживался.
– Послушай, Тилон, а кто тебя надоумил прыгать с дополнительным грузом? – задал кто-то из спартанцев вопрос, который мучил всех, потрогал пальцем голыши, которые молодой атлет так и не выпустил из рук. Остальные потеснились поближе, чтобы услышать ответ.
– Тут заслуга не моя. Один мой друг придумал этот способ прыжка. Он и научил меня…
Тилон почувствовал огромную усталость, которая накапливать долго, изо дня в день.
– А его кто научил?
– Честно скажу вам, друзья, это очень темная история, – смущенно улыбнулся Тилон. – Я так до конца и не понял ее. Мой тренер, который научил меня прыгать с грузом, рассказывал, что ему преподал этот способ какой-то разумный кузнечик, просто цикада…
– Цикада? – ахнул Филлион.
– Позже, позже, друзья… – пробормотал Тилон, лихорадочно оглядываясь.
– Когда ты вернешься в Спарту, мы назначим тебя старшим иреном всех учебных лагерей, – сказал руководитель делегации, властным жестом восстанавливая тишину. – Ты преподашь этот способ молодым будущим воинам, и наша армия станет еще сильнее!
– Отец, тайна прыжка не может принадлежать только Спарте, – произнес Филлион. – Ее должны знать все. Другие смогут повторить или превзойти прыжок Тилона, и любой олимпийский рекорд увеличит славу Греции.
Спартанцы зашумели. Лицо руководителя делегации помрачнело.
– Об этом у нас будет возможность поговорить, – делано бесстрастным тоном проговорил он.
Состязания на стадионе между тем прервались на время дневной жары, и их окружила огромная толпа, состоящая из зрителей и других участников соревнований.
– Пока, Тилон, отдыхай и готовься к дальней дороге, – сказал отец Филлиона. – Через четыре дня Олимпиада завершится, и мы двинемся в путь. Вся Спарта, твоя родина, ждет тебя! Мы проводим тебя в Леонидион, я уступлю тебе свое помещение… А вечером, после того как тебя увенчают оливковым венком с белыми лентами – высшей наградой олимпийскомй победителю, – мы приглашаем тебя на общее пиршество в твою честь!..
– Вечером меня здесь не будет, – произнес Тилон и покачнулся. Филлион успел поддержать его.
– Как понимать тебя, Тилон? – нахмурился вновь руководитель спартанской делегации.
– Мне надо отлучиться.
– Надолго?
– Суток на трое.
– Куда?
– Меня ждут друзья.
– Так… – отец Филлиона помолчал, что-то соображая. – Хорошо, съезди. Ты как раз успеешь к окончанию соревнований. Я дам тебе свой экипаж с возницей.
– В таком случае я обернусь быстрее! – радостно воскликнул Тилон.
– Договорились, – кивнул старший.
К ним подошел главный элладоник.
– Твой прыжок, юноша, составил ровно пятьдесят пять дельфийских стоп! – сказал он, – обращаясь к Тилону. – скаммы не хватило! – улыбнулся он.
…Откуда ему было знать, что через две с половиной тысячи лет, когда человечество возродит олимпиады, тогдашний прыжок в длину составит едва ли половину достижения Тилона, составляющего 16,31 метра, в неведомой древним грекам системе мер! Но тайна прыжка Тилона к тому времени будет давно и прочно утрачена.
– Смотри не задержись, – сказал старший, обращаясь к Тилону, после того как элладоник удалился.
– Да, – кивнул юноша.
– Ты едешь один?
К ним подошел раб и вручил Тилону два его голыша, валявшиеся посреди длинной скаммы.
– Так с кем ты едешь? – снова спросил старший.
– Вот с ним, если он согласен, – указал юноша на Филлиона.
– Я еду с ним, отец, – не раздумывая, подтвердил Филлион.
ДЕНЬ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
Тилон назвал вознице место назначения, пояснил, как ехать, и шестерка резвых коней весело поскакала по накатанной дороге.
Встречный люд, из тех, кто припоздал в пути на состязания, то и дело оглядывался на пышный экипаж.
Долгое время оба молодых человека молчали: Тилон был погружен в свои думы, а Филлион, верный обычаю, не вдавался в расспросы. Наконец Тилон заговорил и вкратце рассказал другу о Гидоне и ее отце.
– Эта девушка для меня дороже жизни, – заключил Тилон свой рассказ.
– И она согласна ехать с тобой в Спарту?
– Хоть на край света.
– А е отец?
– С Пелопом дело сложнее. Я долго разговаривал с ним перед тем, как отправиться на Олимпийские игры. Наконец-то, говорит, я нашел для себя пристань. Здесь и умереть хочу. Я, говорит, как старый корабль на приколе – поздно, мол, мне пускаться в дальнее плавание.
Ничего себе пристань! – возразил Филлион. – Ты же говоришь, на него и Гидону все близлежащее селение зубы точит. Они знают об этом?
– Знают, конечно, – задумчиво произнес Тилон. – Но и Пелопа понять можно. Сам понимаешь, с нашей Спартой у него связаны не самые приятные воспоминания.
– Что было – то прошло.
– Верно, – согласился Тилон. – Прошлым жить нельзя. Что ж, может, вдвоем и уговорим Пелопа уехать вместе с нами.
– Конечно, уговорим. Зевсом клянусь! – горячо заверил Филлион, блеснув белозубой улыбкой.
Экипаж свернул с накатанного тракта и покатил по проселочной дороге. Перед холмом Тилон велел вознице остановиться.
– Дальше пойдем пешком, здесь недалеко. Жди нас тут, – велел Тилон осанистому вознице.
Когда они перевалили холм, в воздухе запахло гарью. Вскоре послышался шум потока, бегущего по дну оврага. Молодые люди перешли по стволу, переброшенному через ручей, и поднялись наверх.
Тилон шел впереди, все ускоряя шаг. Он совсем позабыл о боли в ушибленной ноге. Остановился, протер глаза… Знакомой дощатой ограды не было. Не было ни дома, ни беседки, обвитой диким виноградом и плющом. Место, где обитали Пелоп с дочерью, представляло собой пепелище.
Видно, беда случилась совсем недавно – в воздухе еще носились хлопья жирной сажи. Быть может, огонь вспыхнул в тот самый момент, когда он после фантастического прыжка упивался своим триумфом… вместо того чтобы поспешить своим друзьям на помощь.
Нет, не нужно было уезжать отсюда. Будь они прокляты, состязания и все на свете прыжки!
На пожарище тилон и Филлион обнаружили отпечатки множества ног. Они тщательно исследовали весь участок, но нашли только несколько изувеченных до неузнаваемостит приборов, с помощью которых Пелоп тренировал своего друга, будущего победителя Олимпиады. Каких-либо следов Пелопа и Гидоны они не нашли. Исчез и пес – из собачьей будки торчал лишь обрывок цепи. Что-то блеснуло под последним лучом заходящего солнца. Тилон с усилием, превозмогая боль в ноге, нагнулся, подобрал помятый транспортир, с помощью которого Пелоп замерял угол прыжка – кажется, вчера это было. Тилон стер со стрелки пыль, кое-как распрямил ее и спрятал прибор.
– Найти бы, кто это сделал, – сказал он, – кто убил их.
– Я думаю, они живы, – откликнулся Филлион, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Мы найдем их!
Лишь когда солнце опустилось за вершину холма, они двинулись в обратный путь. Бойко стрекотали цикады, словно старались рассказать Тилону о случившемся. Рядом с хромающим Тилоном, поддерживая его, шагал Филлион, и за обоими тянулись огромные вечерние тени.
– Постоим немного, – сказал Тилон и сошел с дороги на обочину. Тени от деревьев и кустарника, вытягиваясь, слились в одно серое полотнище. Свежее морское дыхание доносило сюда запах йода, гниющих водорослей.
А может, все это приснилось ему: и далекая родина – Спарта, и безжалостный ирен, и олимпийский триумф, и тоненькая молчаливая девушка, и ее отец?..
Тилон уронил тяжелый сверток и долго стоял, глядя в небо, на котором начали проступать первые звезды.
Читать бесплатно другие книги:
