Хрустальная колыбель Юрьев Сергей
Лесные варвары отличаются свирепостью в бою, но всегда честны с торговцами, отдавая им то, что, по их мнению, большой цены не имеет, поскольку есть у них в изобилии, и получая то, что ценится, поскольку кажется диковинным и редким. Саабы платят кожами, пушниной и медом за бронзу в слитках, железные мотыги и лопаты. Эссы за те же товары предпочитают расплачиваться костью морского зверя и самоцветными камнями. Иные торговцы продают им оружие, но мало кто решается на это, боясь гнева лордов.
Трактат «О лесных варварах». Баул Сабр из Холм-Велла. 347 г. от Великого Похода
– Ну и что? Вот ты говоришь, всё от Творца, а я его ни о чем не просил никогда. У меня-то всё откуда? – Пров сидел на корме челна, опустив в воду босые ноги, поминутно оглядываясь на Геранта, закутанного в свою рясу. – Ну, пусть я росту мелкого, волос у меня хоть и рыжий, но редкий, пусть лицо рябое, нос брюквой, зато силой и умом не обижен… Хочешь, подкову согну? Или сломаю. А? У тебя подкова есть, а, Служитель? На счастье с собой не таскаешь?
Геранту вовсе не хотелось вступать в бесполезный спор, он оглядывал берега и наслаждался покоем, который в другой раз, наверное, не скоро придется испытать. Зато Ойван, подменивший одного из гребцов, с жадностью ловил каждое слово. Все волхвы, которых он знал, обычно не вступали в разговоры с простыми общинниками, а иные вообще предпочитали общаться только с идолами, даже не будучи уверенными, что те их слышат.
– Нет, ты мне всё-таки скажи, – не унимался Пров, – вот от меня, например, для всего рода нашего большая польза, и все это знают. Если людям чего-то надо, ну там удачной охоты или чтобы мальчик родился – я знаю, кого о чем просить и что кому поднести, а вот ты мастак только байки рассказывать, а всё хорошее, мол, после смерти получишь, если будешь себя хорошо вести. Так или не так? А что мне в том, что после смерти – я и сейчас много чего хочу, только мне для себя просить не положено. Может, ты для меня чего-нибудь попросишь у Творца своего безымянного?
– А тут проси – не проси… – не выдержал наконец Герант. – Творец лучше тебя знает, чего тебе надо, и дает, если заслужил. А не заслужил – проси – не проси…
– Э, нет! – тут же завелся Пров. – Это как это лучше меня! Он что – за каждым уследит?! Да если бы он всё знал и всё мог, не пришлось бы тебе сейчас очертя голову ломиться неведомо куда и неведомо зачем. Он бы и сам всё сделал как надо.
– Ты лучше посмотри, каково кругом, – отозвался Герант, не отрывая взгляда от высокого берега, покрытого ельником. – Вот так бы и плыл всю жизнь и на красоту эту любовался. Когда состарюсь, в гости позовешь?
– Тьфу! – волхв плюнул за борт, поняв, что сегодня обычного спора не получится.
– А духи речные не обидятся? – ехидно поинтересовался Служитель.
– А духи речные на меня, верно, уж давно зубы точат – за то, что тебя везу… – Пров схватил полуведерную баклагу с медовухой и сделал несколько глотков. – Я ж тебя не просто так спрашиваю, мне ж интересно, что за Творец такой, который всех идолов круче…
– Не это тебе пока интересно… – заметил Герант. – Не это… Не суть ты хочешь выведать, а обряд тебе нужен. А потом, глядишь, – посреди твоих идолов ещё один появится, и будешь ты его именовать – Творец, брат Зеуса, дедушка Геккора, тесть Хлои, девы морской… А потом какой-нибудь расторопный малый и ему имя придумает. Было уже такое, и не раз ещё будет.
– Ну, не хочешь говорить – не надо, – почти добродушно отозвался Пров, ещё разок глотнув медовухи. – Давай тогда решать, что делать будем. Завтра к ночи будет последнее наше становище, а дальше уже эссы пойдут. Там к берегам чалить не будем – кто их, эссов, знает, что у них на уме. Там ещё дня три, от силы – четыре, и против течения уже не выгрести будет. У тебя хоть серебро есть коней-то купить? У них, у эссов, кони хорошие, только дороги уж больно.
– А сколько там идти ещё?
– Докуда?
– До замка.
– До замка не знаю – не был, а до рубежных селищ, если пехом, то дюжину дней, а если верхом – то дня четыре. – Пров с некоторым удивлением оглянулся на Геранта. – А ты что – на своих на двоих собрался? Сам же говорил, что время у тебя не терпит.
– Время только и делает, что терпит… – Лицо Служителя вдруг помрачнело. – Время – оно всё стерпит.
За последние несколько мгновений в мире что-то неуловимо изменилось. Сначала Герант почувствовал, как похолодел посох в его руке, потом внезапный порыв ветра взлохматил мелкую рябь на водной глади, тут же смолк птичий гвалт, доносившийся с берегов, а кружившие над челном чайки с тревожным визгом разлетелись прочь. Служитель сосредоточился, стараясь ощутить суть перемены. Он закрыл глаза и мысленно повторил на языке Творения ритуальную фразу, позволяющую видеть сквозь расстояния. Это обычно действовало только в Храме, и только если слова произносились в слух… Но сейчас, когда назревали события неведомые и страшные, когда Силы Небытия вновь готовились проникнуть в мир, грозя ввергнуть в Хаос обетованное пространство, – не было ни времени, ни возможности соблюдать все тонкости ритуалов. Тем более что никто из волхвов, ведунов или просто людей, на которых не снизошло Откровения, не должен был слышать языка Творения. И так уже слишком многие за пределами Храма пользовались ворожбой и заклятиями, делали обереги, не понимая толком, что за слова произносят и что за знаки выводят на серебряных пластинах. В итоге уже многие неприкаянные духи обрели непомерное могущество, и разбужены силы, которым лучше бы уснуть навсегда.
Темнота перед глазами рассеялась, уступив место рвущимся навстречу облакам, потом мелькнул необычайно мрачный приземистый замок с шестью башнями, нависшими над широким рвом, и наконец в полумраке мелькнул язычок пламени одинокого светильника, бросающего неровные отсветы на страницы книги…
«Каждый из тех, кто обладает разумом, был бы всемогущ, если бы ему не противостояла ещё чья-то воля. Но есть путь, позволяющий преодолеть любые препятствия, способный воплотить в реальность любые желания и стремления. Нужно всего лишь осознать свою внутреннюю свободу – от окружающих людей, надмирных существ, законов, данных миру Небесным Тираном, привязанностей, обременяющих тело и душу. Главное – захотеть и поверить в неизбежность того, что твое желание исполнится, поскольку оно превыше всего. И тогда на помощь придут силы Извне, о которых ты даже не подозреваешь, но чьи интересы совпадают с твоими…»
– У меня почти получилось, мой лорд! – Чей-то голос звучал одновременно торжественно и подобострастно.
– Меня не интересует «почти». – Нетерпеливый ответ донесся из темного угла, и размытые очертания его владельца на мгновение обрели ясность. Человек в легких парадных доспехах и начищенных до блеска коротких сапожках лежал на незастеленной кровати и неотрывно смотрел в одну точку.
– Но она моргнула, мой лорд! Я клянусь, она моргнула…
– Вот когда она подойдет ко мне и ляжет рядом – вот тогда будем считать, что ты сделал своё дело…
– Смею заметить…
– Лучше не смей. Целее будешь…
Окончание фразы дослушать не удалось – перед глазами вновь мелькнул замок, и те же облака помчались в обратном направлении…
– Эй, Служитель, да очнись ты! – кричал Пров над самым ухом и, судя по всему, уже не в первый раз. – Вот напасть на мою голову. Чуть за борт не свалился…
Всё вокруг было уже как прежде – и посох согревал ладонь обычным теплом, и птичий гвалт вновь поднялся над берегами, и чайки кружили вокруг, привычно клянча хлебных крошек. Но она уже однажды моргнула, а это означало, что… Впрочем, лучше не загадывать – чему суждено свершиться, то всё равно не минует.
– Ну вот и славно, – уже спокойнее сказал Пров, поддерживая Служителя под руку. – И часто с тобой такое бывает?
– Эй, Пров, ты бы погодил дорываться до человека, – вмешался Ойван, который, как оказалось, держал Геранта под другую руку. – Не видишь – не в себе он…
– А ты б вообще молчал! – тут же вспылил Пров. – Молод ещё меня учить. Сиди и молчи в тряпочку, пока не спросят.
Герант отстранил от себя обоих, давая понять, что сам уже в состоянии держаться на ногах, и, опираясь на посох, осторожно присел. Что-то в выражении его лица насторожило и Прова, и Ойвана… Даже гребцы, дюжина бородатых мужиков, бросили весла, глядя на него, и легкий боковой ветерок начал медленно сносить челн к левому берегу.
– Мы плывем или где? – поинтересовался Герант, коротко глянув на волхва, и тот, в свою очередь, погрозил гребцам сухим жилистым кулаком.
– Что случилось, Служитель? Мы опоздали? – тихо спросил Ойван, присев рядом на бочонок с родниковой водой.
– Опоздали… – Герант уже почти пришел в себя, и мысли его обрели ясность. – Нет, не можем мы опоздать. Только теперь дел у нас, видно, больше будет, чем раньше думалось. Ну, ничего… Живы будем – не помрем, а помрем – другие придут.
– Это кто тут помирать собрался?! – Пров уже протягивал Геранту кружку со своим любимым напитком, и тот без разговоров принял подношение. – Мне вот как-то Зеус сам во сне явился и говорит, что, мол, ни делается, Пров, сын Одила, всё к лучшему – сегодня башка болит, а завтра ноги отнимутся…
Гребцы, не отрываясь от дела, дружно захохотали, а один, который постарше, закричал с передней скамьи:
– Эй, Пров, а Зеус тебе дочку свою в жены не обещал?!
– Обещал, только не Зеус, а Геккор, и не дочку, а внучатую племянницу, – как ни в чем не бывало отозвался Пров. – А будешь зубоскалить, Серко, не приму от тебя жертвы для Пращуров, когда Федра твоя рожать соберется.
Как ни странно, но угроза подействовала – хохот постепенно стих, и весла дружно вошли в воду.
– Ойван… – негромко позвал Герант. – Пров, и ты тоже… – Он дал им знак наклониться к нему. – Слушайте меня и решайте сами, что дальше делать будете…
– Я и так всегда сам решаю, – тут же сообщил Пров.
– Слушайте и решайте, – повторил Герант, глядя на них исподлобья. – Я-то думал, что мы беду упредим, а похоже, что не успеем. Что дальше с нами будет – не знаю. Мне обратно пути нет, а вот вам ещё не поздно и вернуться.
– Надоели, да? – тут же возмутился Пров. – Я ему, понимаешь, и челн добыл, и короткий путь присоветовал, а он – вон чего… – Волхв ткнул локтем Ойвана под бок, ища у него поддержки.
– Ты это… Служитель… – Ойван почувствовал, что и его начинает глодать обида. – Не веришь, что ли, нам?
– Не в том дело. – Герант поднялся, опираясь на посох, и придвинулся к собеседникам поближе, чтобы можно было говорить шепотом. – Если Гейра освободится, путь в Несотворенное пространство может вновь открыться, и тогда…
– Куда-куда? – переспросил Пров.
– В Несотворенное пространство, – повторил Герант ещё тише. – И тогда нечисть снова поползет в мир, а что начнется потом – это только идолам твоим известно.
– А ты их не трожь! – Лицо волхва тут же покраснело, и дыхание участилось. – Тебе про них ещё меньше ведомо, чем мне про Творца твоего.
– Верно, – согласился с ним Герант. – Только ты и сам знаешь, что за иными из них добро стоит, а за другими зло кроется… Одних благодарить надо, других – умасливать. Так или не так?
– А если и так, то что?
– Я хочу сказать только одно: со мной вам идти – всё равно что в петлю лезть. Если обратно вернетесь – только чудом…
– А ты? – спросил Ойван.
– Мне умирать не страшно. Я-то знаю, куда попаду…
– Вот и мы узнаем, – ответил за двоих Пров. – А ежели всё как ты говоришь будет, то от нечисти нигде не спасешься, хоть в землю зарывайся, хоть на елку залезай. Не хочу больше наших мертвых отдавать… Предки нам и так много чего не простят, зачем их ещё-то злобить… Нет уж, Служитель, я с тобой. Да и парень, вижу, тоже не отступится. Да, Ойван? – Пров ещё раз по-свойски ткнул его локтем.
– Мне вождь сказал, а ты, Герант, мне не указ… – заявил Ойван. – И на-ка меч свой забери. Я к тебе в носильщики не нанимался.
Глава 12
– Растения не чувствуют боли и не могут пошевелиться без помощи ветра… Можно ли считать их живыми?
– Живо всё, что способно умереть.
Крон Хромоногий. Трактат «Суждения о жизни и смерти», Холм-Эгер, 379 г. от Великого Похода
– У меня почти получилось, мой лорд! – Хаффи весь дрожал то ли от возбуждения, то ли от испуга. Цель, казалось, была близка, но это и впрямь могло только казаться.
– Меня не интересует «почти». – Лорд Корзон в легких парадных доспехах и начищенных до блеска коротких сапожках лежал на незастеленной кровати и неотрывно смотрел на изваяние, успевшее погубить двух его предшественников.
– Но она моргнула, мой лорд! Я клянусь, она моргнула… – Хаффизу хотелось, чтобы это было правдой, но у него самого ещё были сомнения – могло и показаться.
– Вот когда она подойдет ко мне и ляжет рядом – вот тогда будем считать, что ты сделал своё дело. – Лорд взял с туалетного столика кинжал и метнул его в каменную бабу. Острие угодило чуть ниже левой груди и… пролетело сквозь статую, беспомощно звякнув об пол за её спиной.
– Смею заметить…
– Лучше не смей. Целее будешь… – Иллар резким движением поднялся с кровати. – Лучше посмотри, что там, на границе, у меня творится.
– Не смею отвлечься, мой лорд, от главной задачи…
– А вот это правильно. Не смей. – Лорд дружески похлопал ведуна по плечу. – Я вернусь к полуночи, а уж ты постарайся, чтобы к тому времени здесь было что ущипнуть.
Иллар вышел, громко хлопнув дверью, и в коридоре послышался топот множества сапог – дюжины две эллоров полдня терпеливо ждали его за дверью, чтобы лорд подписал их вассальные грамоты. Половину третьей стражи Хаффи учил Иллара ставить подпись, поскольку новый владетель Холма не умел ни читать, ни писать, считая, что принадлежность к древнему роду, умение владеть мечом и необузданная храбрость – всё, что может понадобиться ему в жизни.
Книга, лежащая на столе, подсказывала, как совершить невозможное. Подсказывала путь, но не давала ответа… Хаффи постарался вернуть себе те ощущения и те мысли, которые овладели им в тот момент, когда ему показалось… Нет, не показалось! Она смотрела на него. Смотрела живыми глазами, проступившими на каменном лице, и казалось, что вот-вот оживут губы… Опять – казалось.
«Нужно всего лишь осознать свою внутреннюю свободу – от окружающих людей, надмирных существ, законов, данных миру Небесным Тираном, привязанностей, обременяющих тело и душу…» Вот так – не больше и не меньше.
Три долгих года он ждал этого момента… Тысячи лиг преодолел он по пути сюда, покинув родной Аль-Шабуди, прекрасный белостенный город на берегу Великих Вод, но не серых и холодных, как здесь, а теплых, синих, переливающихся на солнце бликами радости. Аль-Шабуди – город, в который он, Хаффиз-аб-Асса, либо вернется хозяином и властелином, либо не вернется совсем.
Занятия магией – привилегия высокородных элиров, а он – сын торговца – мало того, что превзошел многих из них, но ещё и посмел вызвать на состязание самого Эс-Сахаби-аль-Гуни-аб-Махаджи, Хранителя Свитков. Надо было лишь дожить до рассвета – скрыться, но так, чтобы успеть к первому солнечному лучу на площадь перед дворцом сахиба. Эс-Сахаби не мог не принять вызова – кому хочется, чтобы толпа объявила тебя трусом и мошенником, который не по праву занимает место на зеленом ковре у ног сахиба, но Эс-Сахаби не мог и принять вызова – его поединок с простолюдином, пусть даже из рода богатейших торговцев, унизил бы то место на зеленом ковре, которое досталось ему по наследству вместе с тайнами многих поколений магов Аб-Махажди…
После заката солнца несколько десятков переодетых гулямов отправились на поиски дерзкого возмутителя спокойствия, и ни умение видеть сквозь расстояния, ни способность метать огненные шары, ни множество темных закоулков между глиняными хижинами, облепившими холм, понимающийся к неприступным стенам Аль-Шабуди, – ничто не могло спасти его от неминуемой гибели. Но гордость не позволяла отказаться от вызова и публично покаяться, опозорив навеки своё имя и свой род.
Отец или кто-то из родственников поступил мудро – ещё до того, как началась ночная охота, Хаффиз почувствовал недомогание, а потом свет померк в его глазах. Очнулся он уже ночью – на корабле, идущем на север под всеми парусами. Первые дни он бился как пойманная рыба, стремясь освободиться от пут, а ночами впадал в тяжкое забытье. После, когда тело устало сопротивляться, его развязали и заперли в подсобке без окон, а когда душа устала проклинать себя – кормщик Фархи уступил ему свою каюту. Тем временем позади остались и Бен-Саркел с его дозорными башнями, подпирающими небо, и Аль-Саи, твердыня, преграждающая путь темнокожим варварам. Дальше по этому берегу можно было встретить лишь вольные поселения беглых гулямов и феллахов, на которые сахиб закрывал глаза, помня, что и Бен-Саркел, и Аль-Саи тоже некогда были основаны беглецами…
А на сороковой день пути вдали показались синие паруса, которые неумолимо приближались, хотя кормщик Фархи неистово орал на матросов, и гребцы упирались что было сил, стараясь помочь ветру.
– Хаффиз, ты же маг! Сделай что-нибудь! – кричал Фархи ему, безучастно стоявшему у борта и смотревшему совсем в другую сторону от преследователей.
Он молчал в ответ – ему было всё равно. И чем он мог помочь теперь этим несчастным людям, нанятым отцом, чтобы спасти его? Чем он мог помочь самому себе? Все свитки с заклинаниями, все магические предметы, все его силы, в конце концов, – всё осталось дома, в тайной комнате, которую он нашел ещё мальчишкой, блуждая с племянником брадобрея по подвалам отцовского дома, которые казались необъятными, полными тайн и сладких страхов.
Морские разбойники, плавающие под синими парусами, были беспощадны, и те немногие, кому посчастливилось уцелеть после встречи с ними, более никогда не решались плыть на север. Что он может теперь – когда ему всё равно…
Хищно вцепились в борт абордажные крючья, и странные белолицые люди в полосатых рубахах без застежек высыпали на палубу, размахивая кривыми тесаками, и полилась кровь… И только тут в нем проснулась злость – и на Хранителя Свитков, и на отца, и на это море, сделавшее его изгнанником, и на эти бледные лица, поросшие кудлатыми бородами, искаженные гримасами ярости.
Он даже не помнил, как произнес заклинание, и первый огненный шар уже метался в гуще побоища, разя и своих, и чужих. Второй шар он метнуть не успел – его схватили за руки, а в рот засунули кляп из скомканного головного платка, мокрого от пота…
А потом были бессчетные дни в сыром вонючем трюме, и всё это время кляп из его рта вынимали лишь для того, чтобы он мог сжевать черствую лепешку, а любая попытка издать хоть какой-нибудь звук кончалась ножом, приставленным к горлу. Но теперь чем безнадежней и безрадостней было существование, тем больше хотелось жить – не ради гордыни, а ради ненависти к своим мучителям. Ради будущей мести.
Потом был невольничий рынок в Корсе, и худощавый покупатель с гладко выбритым лицом и пронзительным взглядом долго и неспешно торговался с его мучителями, а потом спросил:
– Ты и вправду маг?
Услышав родную речь, Хаффиз едва не разрыдался, но тут же овладел собой. Покупатель тем временем что-то прогавкал толстому слюнявому разбойнику, и тот, нехотя достав из-за пояса кривой кинжал, чиркнул им по веревкам. Руки плетьми повисли вдоль тела.
– А теперь, приятель, брось-ка в меня огненный шар, – предложил покупатель, и на лице его образовалась добрая отеческая улыбка.
Это было явно частью торга. Горожанин хотел иметь собственного мага и теперь пытался проверить качество товара. Вновь Хаффиз почувствовал, как в нем поднимается бессильный гнев. Впрочем, такой ли уж бессильный? Неимоверным усилием он согнул руки в локтях, сдвигая ладони, и знакомое тепло начало медленно скапливаться между ними.
Трое разбойников, что стояли рядом с ним на помосте, торопливо спрыгнули вниз, на булыжную мостовую, а огненный шар уже разгорался в его руках. Вот так! Прямо в лицо! В эту гримасу лживого добродушия! Этого секрета не знает даже Эс-Сахаби, и здесь никто не узнает раньше, чем станет мертвецом!
Горожанин, не меняя выражения лица, небрежно поднял руку, поймал испепеляющий гостинец и одним движением пальцев выжал из него воду.
– Иди за мной, чужестранец, – сказал покупатель и повернулся спиной. Хаффизу ничего не оставалось делать, как последовать за ним, волоча ноги, которых он почти не чувствовал.
Потом оказалось, что хозяина зовут Хач, он держит таверну, а на досуге занимается магией, которую здесь, в крепости Корс, называют ворожбой.
– Сынок, если ты усмиришь свой гнев, то обретешь больше, чем потерял, несравненно больше, – говорил ему Хач вечерами, после того, как вышибала по имени Тромп выкидывал за порог последнего забулдыгу. – Отомстить своим врагам ты всегда успеешь, но я уверен: ещё раньше ты поймешь, что они не стоят мщения.
Хозяин вовсе не относился к нему как к рабу. Да, ему, непривычному к грязной работе, приходилось подниматься ранним утром и убираться в таверне до прихода первых посетителей, а потом разносить выпивку и закуску, но это было всего лишь скромной платой за учение. Да, Хачу не потребовалось много времени, чтобы убедить Хаффиза, что он, ещё недавно возомнивший себя великим магом, достоин лишь звания скромного подмастерья – но только пока!
– Чтобы научиться новому, тебе прежде всего надо забыть все те жалкие фокусы, которыми ты баловался до сих пор. – Хач всегда говорил спокойно и уверенно. – Придет время, сынок, и ты превзойдешь своим могуществом любого из смертных.
Прошел год, потом – ещё один. В огненных знаках зеркального письма, которые Хач чертил пальцем в сумеречном воздухе, действительно таилась невиданная сила и великое наслаждение, которое исходило от этой силы.
– Значит, ты говоришь – Эс-Сахаби-аль-Гуни-аб-Махаджи… – Хач взглядом катал по столешнице золотой шар, заставляя его то зависнуть в воздухе, то закрутиться волчком. – Ты хорошо знаешь его?
– Да, учитель, я знаю своего врага.
– Ты мог бы поразить Эс-Сахиба прямо отсюда, если бы сумел увидеть его через расстояния.
– Разве это возможно?
– Возможно всё. – Хач поманил пальцем золотой шар, и тот запрыгнул ему на ладонь. – Но для этого тебе придется кое-что сделать, сынок. Сделать и понять…
Золотой шар приподнялся над ладонью кабатчика, начал расти и вскоре занял всё видимое пространство. А потом под ногами оказалась желтая равнина, заваленная нагромождениями серых камней, а в черном непроглядном небе пылала Алая звезда. Он был здесь хозяином, здесь всё подчинялось даже тени его желания. Здесь не надо было даже утруждать себя чтением заклинаний, приготовлением снадобий, начертанием огненных знаков Зеркального письма. Дворец, подобный дворцу сахиба, вырос перед ним и раскрыл ворота. За ними обнаружился Эс-Сахаби, стоящий на коленях, уткнувшись лбом в землю – он ожидал решения своей участи, и стражник держал на его плече руку в железной рукавице, раскаленной докрасна.
– Посмотри на меня, Эс-Сахиб! – приказал Хаффиз, и несчастный поднял на него глаза, полные муки и ужаса.
Что ж, он получил своё, а теперь может исчезнуть… И того, кто стал причиной его несчастий, не стало. Не стало совсем.
А потом была целая жизнь, годы, столетия, вечность, полная великих свершений, кровавых схваток с врагами, которых он сам для себя придумал, шумных застолий, любовных утех. Он был – закон, милость, кара, истина, всё…
– Это был сон, Хаффи, это был только сон… – сначала голос Хача звучал как будто издалека, но когда он снова увидел золотой шар, лежащий на ладони хозяина, стало ясно, что вечность, только что прожитая им, была лишь мгновением, которого не было на самом деле. – Это был сон, сынок, но он может стать явью. Ты хочешь этого?
Да! Он хотел. Ведь это уже было, и он всё потерял, а значит – надо лишь вернуть то, что по праву принадлежит ему. И ради этого можно пройти несчетное количество раз сквозь боль, унижение, смерть, бездну небытия…
– Тогда слушай меня, Хаффи. Слушай и запоминай. – Кабатчик смотрел на него с той же отеческой улыбкой, которая нисколько не мешала ему говорить. – Есть такое место, где каждый может уподобиться Творцу. Там можно создавать миры и вершить судьбы. Оттуда можно черпать силы, с которыми не сравнится никакая магия, никакое ведовство. Впрочем, и магия, которой ты уже владеешь, имеет источник именно там, в Несотворенном пространстве, где ещё сохранилась первородная глина Творения… Это можно называть как угодно – Хаосом, Бездной, Небытием, но суть от этого не меняется. И я там был – одним из Равных, одним из Избранных… Но дерзкие происки ничтожных людей, не помышляющих об истинном могуществе, привели к тому, что путь туда утерян. А чтобы найти его, чтобы поймать ту пылинку, в которой таится бесконечность, нужны трое из тех, кто способен почуять запах Небытия, запах Истинной Свободы. Понимаешь, сынок, нам не хватает третьего…
– Я могу. – Хаффиз уже решил, что Хач имеет в виду именно его.
– Ты пока ничего не можешь! – резко прервал его кабатчик. – То, что ты видел, – лишь иллюзия, сладкое видение. Ты не вкусил ещё сладости настоящего Небытия, послушного твоей воле.
В голосе кабатчика сквозь спокойные и уверенные слова вдруг послышалось что-то похожее на змеиное шипение, но Хаффизу было уже не до того, чтобы вслушиваться в интонации. Вот оно! Началось то, к чему он шел всю свою предыдущую жизнь, включая вечность, длившуюся долю мгновения.
– Пока нас двое – я и Щарап, я и Гадалка… Есть ещё Гейра, обращенная в камень, и есть Книга, есть «Путь Истины», в которой может быть скрыт ключ к её возвращению… Гейра – порядочная дрянь, но нам без нее не обойтись. Завтра ты отправишься туда, где находятся и Гейра, и Книга… Если тебе удастся оживить Гейру и мы найдем путь к Алой звезде, я обещаю – ты станешь вровень с нами, ты станешь таким же, как мы.
Всё складывалось как нельзя лучше. Вот она – Гейра, которая, кажется, всё-таки моргнула, вот она – Книга, в которой заключен секрет всемогущества. Но уже который день он чертит вокруг прекрасной статуи огненные пентаграммы и не может понять, чего же ей не хватает. А если терпение лорда однажды кончится? Если все великие замыслы рухнут по воле какого-то высокородного болвана, который, не ведая, что творит, однажды прикажет отстричь голову своему верному ведуну, который и так столько для него сделал… Что ж, надо попробовать ещё раз.
«Чтобы воля исполнилась, нужно обратиться к силам Небытия, но если они не найдут пути навстречу твоей жажде, ищи зерна Небытия внутри себя. Это единственный путь к тому, чтобы подчинить реальность своему разуму и подняться над законами, которые по воле Небесного Тирана сковывают волю живущих и мешают утолению жажды…»
Глава 13
До появления людей мир был населен существами более совершенными и могучими, но они исчезли, потому что не желали стремиться к лучшему – им и так было хорошо…
Книга Ведунов, раздел «Корни бытия»
Юм проснулся, почувствовав, что замерзает у погасшего костра, и это спасло их обоих. Кто бы мог подумать, что дружинники лорда Тарла, не дожидаясь рассвета, решатся войти в чащу.
– Эй, вставай! – Юм тряхнул спящего землепашца за плечо. – Где твоя тропа через болота?
– Чё? – Парень спросонья ещё не сообразил, что происходит. – Какая тропа?
– Через болота! О которой ты говорил, – напомнил Юм. – Да не молчи, а то живо нас с тобой приберут.
Дружинники лорда Тарла, похоже, шли плотной цепью, и, наверное, не одной.
– Не, господин. – До парня наконец-то дошло, чего от него хотят. – Вам нельзя туда. Староста велел никому не показывать, даже ему. Хоть режьте меня…
Было ясно, что тайны своей он не откроет, а это означало, что шансов на спасение у них с каждой минутой становилось всё меньше. До топи, поросшей мелким кустарником и редкими кривыми березками, здесь было рукой подать – не больше трех сотен локтей, но путь туда был закрыт. Землепашец не хотел показывать тропу, но и господина, недавно спасшего ему жизнь, судя по всему, оставлять не собирался. Он уже нашаривал в мокрой траве свой топор, видимо, надеясь, что воины лорда не успеют опомниться от внезапного нападения в темноте, и удастся прорвать наступающую цепь. Но небо уже начинало светлеть, и скоро темнота перестанет быть надежным убежищем, а это означало, что пройдет совсем немного времени, и спасения не будет.
– Айда за мной, – вдруг предложил землепашец и двинулся сквозь кусты навстречу облаве. Юму ничего не оставалось, как последовать за ним.
Они спустились в небольшой овражек, и вдруг белая рубаха парня, только что мелькавшая впереди, исчезла из виду.
– Эй, господин, сюда давайте… – Шепот, доносившийся из темноты, был отчетливо слышен, а это означало, что парень был где-то рядом.
Юм сделал несколько осторожных шагов, и вдруг из зарослей показалась рука, схватила его за штанину и потянула за собой. За кустами был лаз в широкую нору, и вскоре они уже шли в полной темноте, слегка пригнувшись, чтобы не касаться макушками земляного свода.
– Сюда они не сунутся, – говорил вполголоса парень, продолжая идти вперед. – Эту нору оборотни вырыли. Они вырыли, а я нашел. Сейчас ведь нет их, оборотней-то. Всех ведь перебили, а?
– Всех, – успокоил его Юм, хотя ему самому стало не по себе.
– Вот тут и переждем, – заявил парень и присел на бревно, когда-то подпиравшее земляной потолок. – Уйдут – тогда и вылезем. А потом вы своей дорогой пойдете, а я – своей.
От входа они отошли недалеко, и теперь снаружи доносились обрывки фраз:
– …вертаться не велено…
– …а ну, как утопнем…
– Разговорчики!
– …а впереди, говорят, болотище…
– Привал!
Судя по всему, пара бойцов устроилась на отдых прямо за кустами, прикрывающими вход в подземелье, – их негромкий разговор был слышен до последнего слова.
– Видать, Их Милости до того местные девки приглянулись, что нас среди ночи послали…
– Да не видел он их ни разу. Это не ему, это ведунье этой надо.
– А мне всё равно. Мое дело маленькое. Мне сказали – я делаю. Мне за это платят.
– А слыхал, что Геркус Баклага говорил?
– А чё мне его слушать… Он хоть и дюжинник, а из варваров.
– Это мать у него из варваров, а отец сотником был.
– Ну?
– А стоял он как-то в карауле возле кельи старухиной. А она его к себе позвала. Тот сперва упирался, но она его всё равно затащила. А потом какое-то пойло вонючее выпила и на его глазах превратилась в красотку, каких в замке среди эллоресс не сыщешь. В общем, он от страха язык проглотил, а она его к себе тянет. А потом, говорит, такое началось, что и сказать ему страшно, только очнулся он, когда утреннюю стражу уже пробили. Лежу, говорит, на простынках, а рядом старуха рот свой беззубый щерит и говорит, дескать, добудь мне свежей крови девицы непорочной, но чтоб не от мертвой, а от живой… Вот я и думаю, что она, ведунья эта, секрет знает, снадобье такое – она его тяпнет – и снова молодая, только ненадолго.
– Подъем! – раздалась команда, и бойцы, торопливо подскочив, двинулись дальше.
Через некоторое время все звуки, кроме обычных лесных шорохов, стихли, и землепашец начал добывать с помощью трута огонь, чтобы запалить светильник, который был здесь загодя припасен.
– Страшно тут без огня-то, – заявил он, прикрывая ладонью язычок пламени. – Я тут прошлым летом хотел всё облазить, да только далеко больно ход этот идет.
Юм вдруг подумал о том, что ни днем, ни ночью границу ему вряд ли удастся перейти – судя по тому, что Тарл стянул сюда большую часть своей дружины и даже наемников. А если пройти путем оборотней – под землей. Только бы узнать, куда ведет эта нора. И есть ли у неё второй выход? Но в любом случае оставаться во владениях обезумевшего лорда было опаснее, чем рискнуть направиться домой подземным путем.
– Слушай… Пережди день и иди в своё болото. Я тоже ухожу. Надо до дому добираться. – Юм встал и пошел, держась правой стенки, прикинув, что, если сделать два поворота направо, он получит верное направление. Оглянувшись напоследок на парня, он заметил, что тот с ужасом смотрит ему вслед, схватив светильник обеими руками.
Имя! Юм вдруг вспомнил, что так и не спросил имени своего недавнего попутчика, хотя еще вчера на закате разделил с ним скромный ужин из каких-то вареных кореньев и пресной лепешки.
Без смены дня и ночи счет времени теряет смысл, потому что невозможен! Фраза, достойная покойного летописца Иона, пришла ему на ум, когда чувство голода стало нестерпимым, а ноги уже отказывались нести его дальше. Если он идет верным путем, то там, наверху, уже должна быть своя земля, но как вырваться туда, где над головой расстилается голубое небо или звездная ночь? Может быть, попытаться тесаком проковырять себе путь наверх? Но кто знает, как глубоко проходит эта нора… Юм уже собрался после недолгого отдыха приступить к земляным работам, но вдруг ему показалось, что он услышал чей-то вздох. Или стон? А может быть, ничего и не было…
Некоторое время Юм неподвижно стоял, прижавшись к стене из влажной глины. Ничего. Только где-то размеренно падали капли, разбиваясь о камень. Откуда здесь камень? Камень… Разве в нем дело? Если бы здесь можно было хоть что-нибудь разглядеть… Хотя зрелищами сыт не будешь. Даже если увидишь жареную индейку. Скорей бы это кончилось… Ведь всё рано или поздно должно кончаться. А что такое «всё»? Сейчас всё – это бесконечная нора, заполненная тьмой. Наверное, даже днем там, где она выходит на поверхность, к небу поднимаются густые клубы тьмы, тьмы вечной, Тьмы Изначальной, которая и есть Небытие…
Вдруг он почувствовал тепло, согревающее грудь, спокойное ровное тепло – то, чего так не хватало, то, на что невозможно было надеяться. Юм осторожно засунул руку за пазуху и нащупал оберег, который когда-то давно вручил ему Служитель Герант. Серебряная бляха, покрытая сплетением множества знаков, действительно нагрелась, и из нее сквозь закоченевшие пальцы в тело перетекал покой. И тут странный звук повторился уже где-то рядом.
– Кто здесь?
Кто здесь, кто здесь… Так они и ответят! Даже если кто-то здесь и есть… Впрочем, терять уже всё равно нечего, и, что бы там ни было, надо идти вперед, пока не обнаружится выход или пока хватит сил.
– А ты кто? – неожиданно после долгой паузы отозвалась темнота звонким чистым голосом.
– Я первым спросил, – тут же заявил Юм, отступив на шаг назад. Одна рука крепче стиснула оберег, другая – рукоять тесака.
– Называй меня как хочешь – хоть кикиморой, хоть нимфой. – Послышался короткий смешок, и Юм решил, что у него потихоньку начинается бред.
– А ты покажись, и я решу, на кого ты больше похожа. – Он решил поддержать разговор. Если не видишь, кого встретил, нужно было хотя бы слышать.
– Как будто ты меня увидишь. Для тебя здесь темнота.
– А для тебя?
– Для меня здесь всё залито изумрудным сиянием, а на твоей груди горит огненный шар. Можно потрогать? – Колыхнулся слабый ветерок и тут же стих. – Он теплый…
Юм отшатнулся, и мокрая глина заскользила под ногами. Чтобы устоять, пришлось воткнуть тесак в стену.
– Зачем? – недоуменно спросила нимфа-кикимора. – Ты меня чуть не поранил.
– Прости, но я тебя не вижу, – сказал Юм и вдруг почувствовал, что голод и усталость вот-вот его доконают. – Может быть, тебя и вовсе нет… Может, ты мне кажешься.
– Не кажусь, а слышусь, – уточнила кикимора (или нимфа).
Вот так, значит… Может быть, она так страшна, что прячется здесь, не желая пугать народ? Или, наоборот, – так прекрасна, что не знает никого, кто достоин видеть ее красоту? Ладно, толку от нее всё равно не добьешься, а значит, надо идти. Скорее всего, в этом уже нет смысла, но идти всё равно надо. Ноги утопали почти по колено в раскисшей глине, а сверху всё чаще и чаще падали крупные капли. Пройти следующие несколько шагов было всё равно что там, на поверхности, преодолеть несколько лиг.
– Наверху – река, – заявила нимфа (или кикимора). – Пройдешь еще сотню локтей, а дальше всё затоплено.
Река? Какая река? Через Холм-Дол не течет ни одной большой реки. Нимфа лжет. А если всё это очередной морок? Или темнота, знобящая сырость и усталость сделали свое дело – разум начинает отказывать, и последние часы жизни предстоит провести среди бесплотных видений и навязчивых голосов. Наверное, не стоит сопротивляться – всё, что должно произойти, обязательно произойдет, потому что должно… Как-то раз гадалка пообещала ему долгую жизнь и спокойную старость. Не та гадалка, которая Щарап, а другая… И он расплатился с ней медью, потому что не хотел ни долгой жизни, ни спокойной старости, ни легкой смерти. Это было давно. Это было…
Огромный ковёр, расшитый изумрудными лепестками и небесно-голубыми цветами, расстилался от горизонта к горизонту. Ворс под босыми ступнями был упругим, мягким и теплым, а поверху слоями стелился густой серый туман.
– Ты хотел посмотреть на меня… – Нимфа появилась только вслед за голосом – она полулежала на стволе вековой ивы, льнущей к земле, и смотрела на Юма огромными улыбающимися зелеными глазами. На ней была короткая зеленая накидка, а длинные серебристые волосы охватывал венок из ромашек. Она была прекрасна, но в этой красоте было что-то нечеловеческое или не совсем человеческое – гладкая мраморная кожа не казалась бледной, маленький носик был слегка вздернут, губы сверкали бледно-розовым перламутром…
И вдруг он заметил, что его сапоги нахлобучены на торчащие прямо из ковра обрубки сухих еловых стволов, и с них стекают мутные струйки воды, смешанной с глиной, а рукава его камзола обляпаны рыжеватой грязью. Всё это казалось совершенно лишним на фоне великолепного, невозможного видения.
А потом ковер исчез, а на его месте возникла поросль густой цепкой травы, туман стремительно поднялся вверх, превратившись в облака, вокруг зашелестели кроны деревьев, и только нимфа осталась неизменной. Потянуло живой утренней прохладой, смешанной с запахом трав и цветов – тем самым, что бывает, когда под рассветным небом начинает таять роса.
– Ты не хочешь меня о чем-нибудь спросить? – поинтересовалась нимфа (или все-таки кикимора?).
– Нет… Я страшно устал и хочу есть. – Теперь он чувствовал не только холод, проникающий под промокшую одежду, но и свинцовую тяжесть в ногах. Юм решил поверить в то, что он жив – в конце концов, каждый может верить во что ему хочется.
– Отдыхай, – сказала нимфа и исчезла, но голос ее продолжал звучать: – Только постарайся, чтобы тебя не увидели люди из рода Росомахи. Или какие-нибудь другие люди… Они не потерпят чужака в Заповедных землях, сначала тебя переправят за Дрёму, а потом убьют. Отдыхай, ешь лесные орехи… Может быть, когда немного окрепнешь, сможешь охотиться. Но не попадайся на глаза людям. Жители Заповедных земель добры и терпеливы, но только не к чужакам.
– Постой, постой… – изумился Юм. – Какие заповедные земли? Те, что у варваров? Но до них сотни лиг! Я не мог так далеко уйти. И я шел совсем в другую сторону.
– Под землей совсем иные расстояния, лорд.
– Откуда ты знаешь, кто я?
– Ты сам сказал.
– Когда?
– В бреду. – Нимфа снова возникла на прежнем месте. – Ты стонал, звал какую-то Сольвей, шептал, что еще вернешься и поединок с Тарлом всё-таки состоится, не будь ты Юм Бранборг, лорд Холм-Дола…
Юм осторожно опустился на траву, которая, к счастью, оказалась мягкой и сухой.
– Ты знаешь мое имя, а я твое – нет.
– Нас, Древних, не так уж много. Нам не нужны имена. – Она откинула со лба прядь волос.
– Древних? – Юм почувствовал, как усталость медленно, но верно покидает его тело, постепенно впитываясь в землю. – Я всегда думал, что это всего лишь легенды.
– Легенды… А расскажи-ка мне легенду о Древних… – Нимфа устроилась поудобнее, приготовившись слушать.
– Зачем тебе сказка, если ты знаешь, как было на самом деле?
– Легенда обычно бывает красивей, чем быль. Расскажи…
– Одного странника застала в пути непогода, и он укрылся от вод, льющихся с неба, под густой кроной могучего дуба. И вдруг он услышал удивительные звуки, радующие слух. Сначала он боялся выглянуть из-за листвы, но звуки звали его к себе, и он решился… На просторной поляне танцевали странные существа. Они были похожи на людей, но у одних на спине трепыхались маленькие прозрачные крылышки, другим длинные, до земли, волосы заменяли одежду, а третьи были с ног до головы покрыты вьющейся золотистой шерстью.
– Златорунные фавны, – заметила нимфа. – Их нет больше…
– А потом странник заметил, как возникали звуки. Когда дивные существа касались дождевых струй, те начинали звенеть, и звон их сплетался друг с другом, и это было первой музыкой, услышанной человеком. Он подкрался поближе к прекрасным танцорам, и когда одна из нимф, увлеченная танцем, оказалась совсем близко, ухитрился кинжалом срезать с ее головы прядь длинных волос.
Древние танцевали всю ночь, и всю ночь странник смотрел на них. А когда над деревьями показались первые солнечные лучи, они, смеясь и продолжая танец, скрылись среди тающих теней. Тогда страннику показалось, что мир слишком пуст без чудных звуков, он прикоснулся к волосам нимфы, и они зазвенели, словно дождевые струи. А потом странник сделал первую лиру, а сам стал первым лирником.
Юм умолк, и тут же зазвучала тихая музыка. Нимфа перебирала длинными точеными пальчиками собственные волосы, и они отзывались печальными звуками.
– Тебе грустно? – спросил Юм, поднимаясь. Он с удивлением обнаружил, что его одежда уже высохла, и пятна рыжей грязи с нее исчезли сами собой.
– Попробуй… Может быть, у тебя получится что-то повеселей. – Она подняла на ладони свою тяжелую прядь и протянула ему. – Может быть, в твоей музыке будет больше радости…
И новая мелодия зазвучала в ритме биения сердца, которое с каждым мгновением всё учащалось и учащалось…
Юм не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он погрузился в сладкое забытье. Мир был заполнен изумрудным сиянием глаз и серебряным смехом, а хрустальные небеса то стремительно приближались, то снова взлетали в недосягаемую высь.
– И всё же: как тебя зовут?
– Если хочешь, ты можешь подарить мне имя.
Читать бесплатно другие книги:
