День 21 Морган Кэсс
– Что происходит? – шепнул он отцу.
– О чем ты? – Канцлер бросил на сына короткий острый взгляд и снова переключился на ребят из детского центра, которые как раз выступали со стихами, выученными специально для торжественного случая.
В груди Уэллса вскипела злоба.
– Что ты скрываешь? – прошипел он.
Вот теперь Канцлер посмотрел прямо на сына.
– Понятия не имею, о чем это ты, – сказал он, очень медленно выговаривая слова. – А сейчас помолчи и вообще веди себя прилично, чтобы нам с матерью не пришлось за тебя краснеть.
Он говорил в своей обычной манере – монотонно, невыразительно, – но все равно чем-то отличался от привычного Канцлера. В его глазах появилось нечто, чего Уэллс никогда не видел прежде.
Страх.
– Хотя ты можешь сказать мне, если твое желание сбылось, – прошептала Саша.
Она сидела так близко к Уэллсу, что тот чувствовал щекой ее дыхание.
– Что? – переспросил он, растерявшись.
– Желание. Оно сбылось?
– О-о, – протянул Уэллс, вдруг смутившись, – а должно сбыться вот так сразу? На мое-то нужно время.
– Ясно. – Его сконфузил легкий намек на разочарование в голосе Саши.
– А ты что загадала?
Саша потянулась вперед и поцеловала его.
Уэллс на миг заколебался, в мозгу замельтешили миллионы мыслей, но потом руки Саши обвились у него вокруг пояса, и все мысли куда-то подевались. Он притянул девушку к себе, растворившись в поцелуе. А потом Саша чуть отстранилась и шепнула, щекоча ему ухо своим дыханием:
– Вот что я загадала.
Протянув руку, Уэллс убрал с ее лица прядку волос.
– Я рад, что твое желание сбылось. – Ему казалось, что он готов навсегда остаться с Сашей тут, в лесу. Больше всего на свете он хотел провести ночь, глядя на звезды и используя каждую новую серебристую точку в небе как повод слиться своими губами с Сашиными.
Но это, конечно, невозможно. «Мы родились не только для себя». После всех ужасов минувшего дня Уэллс не мог бросить остальных ребят. Нужно было вернуться в лагерь, помочь похоронить Прийю, утешить тех, кто не мог уснуть. И утихомирить тех, чьи горе и страх могут перерасти в потребность мстить.
– Тебе надо идти, – сказал Уэллс; его голос дрогнул, и он ничего не смог с этим поделать.
– Идти?
– Да, – сказал он куда более твердо, – иди домой, как вы с Кларк и задумали. Оставаться тут тебе небезопасно: ты видела, что сделал Беллами, а я знаю, на что способен Грэхем. – Он потянулся сквозь тьму и взял руку девушки. – Ты доберешься одна, это не опасно?
– Домой, – с легкой задумчивостью сказала Саша и улыбнулась неспешной, печальной улыбкой. – Со мной все будет хорошо. Спасибо тебе. – Прежде чем исчезнуть в темноте, она подалась вперед и снова быстро поцеловала Уэллса.
И если бы губы не пощипывало, он мог бы подумать, что ее никогда тут и не было.
Глава 22
Беллами
Молчание, даже нарушаемое потрескиванием костра, было невыносимым. Беллами хотелось спросить Кларк, почему она это сделала. Почему врала про Лилли. Но слова, в которые он пытался облечь свои вопросы, умирали, не успев слететь с губ.
В конце концов, он схватил лук, несколько стрел и отправился поискать какой-нибудь дичи к ужину. К тому времени, как он вернулся, закинув за плечо кролика, Кларк уже раскатала одеяла, устроив спальные места. Беллами отметил со странной смесью облегчения и разочарования, что они будут спать на изрядном расстоянии друг от друга.
Под деревьями уже сгущались тени, и маленький костер на их стоянке казался таким приветливым. Кларк сидела на земле, крутя в руках часы. Где она их раздобыла, подумал Беллами, и как связать их появление со словами о том, что ее родители, возможно, прилетели сюда в составе первой экспедиции? Свет костра отбрасывал блики на лицо девушки, на миг выхватывая из темноты нечто похожее на следы слез, избороздившие ее щеки. Однако, когда Кларк заговорила, голос ее звучал твердо:
– Спасибо, – сказала она, кивнув на кролика и быстро утирая глаза тыльной стороной ладони.
Беллами тоже кивнул, но, свежуя тушку и методично нанизывая кусочки мяса на острую палку, не сказал ни слова.
– Хочешь, я этим займусь? – спросила Кларк, глядя на присевшего у огня парня.
Он поморщился от облачка пепла, взметнувшегося возле самого его лица.
– У меня все под контролем.
– А я-то думала до сих пор, что ты тут просто для красоты.
– Что? – Беллами уставился прямо в лицо Кларк, игнорируя шипение мяса, которое явно собралось подгореть.
– Извини, – быстро сказала Кларк, – я пошутила. Все знают, что мы все еще живы только благодаря тебе.
– Нет, это не так. – Беллами повернулся спасти кролика, который в противном случае превратился бы в кучу угольков. А я-то думала до сих пор, что ты тут просто для красоты. – Я просто кое-что из-за тебя вспомнил.
Он говорил так тихо, что Кларк, может быть, даже не слышала его за треском костра, но ему не было до этого дела. Ему просто хотелось спокойно все вспомнить.
– Сюда, – задыхаясь, выпалил Беллами и затащил Лилли за угол. Они остановились чуть-чуть отдышаться. – Ты… ты в порядке?
Она слишком запыхалась, чтобы говорить, и потому лишь кивнула.
– Нам надо… двигаться… дальше, – пыхтя, проговорил Беллами.
Какой же он идиот, что тайком поперся с Лилли на Феникс! Но если он не вытащит ее отсюда, то станет не просто идиотом.
Он станет убийцей.
Он должен был все хорошенько обдумать. Подойти к делу практично. Но тоскливое и мечтательное выражение, которое появлялось в глазах Лилли всякий раз, когда речь заходила о чтении, победило любые доводы рассудка. Лилли умерла бы за возможность вернуться в библиотеку Феникса, она грезила ею с тех пор, как побывала там несколько лет назад, еще будучи ученицей начальной школы.
Приближающийся топот заставил их обоих подскочить.
– Давай просто оставим книжку и сбежим, – сказал Беллами и потянул девочку по коридору. – На самом деле им только книжка и нужна. Может, они и не станут за нами гнаться, если получат ее обратно.
Лилли прижимала к груди тяжеленный том в зеленом переплете – этот цвет всегда так здорово смотрелся в сочетании с ее темно-рыжими волосами.
– Ни за что, – сказала она. – Я искала эту книгу годами. Мне нужно узнать, как та девчонка, в конце концов, поступила с мальчиком, который звал ее Морковкой.
– Если бы он понимал свое счастье, нашел бы себе блондинку. От рыжих одни неприятности, – усмехнулся Беллами и потянулся к книге. – Дай-ка ее сюда. Она весит почти столько же, сколько ты… Морковка.
Она с улыбкой сунула ему книгу.
– Ну наконец-то. А я-то думала до сих пор, что ты тут просто для красоты.
Он ухмыльнулся, но ответить не успел, потому что уже где-то совсем близко раздалось:
– Они пошли туда!
Беллами и Лилли снова бросились бежать.
– Они там, впереди!
– Боже мой, – задыхаясь, проговорила Лилли, – они сейчас нас схватят!
– Нет, не схватят. – Беллами покрепче схватил ее за руку и потащил за собой.
Они снова свернули за угол и юркнули в нишу над лестницей. Беллами положил книгу, обхватил дрожащую Лилли и прижал к стене, молясь кому угодно, все равно кому, лишь бы этот кто-то готов был его слушать, о том, чтобы охранники их не выследили. Когда приближающиеся шаги стали громче, а крики охранников – отчетливее, Лилли закрыла глаза. Но вдруг все звуки исчезли. Охранники промчались прямо перед ними. Беллами на всякий случай выждал еще минуту и шумно перевел дыхание.
– Обошлось, – пробормотал он, поглаживая рыжие волнистые волосы Лилли, – Теперь с нами все будет в порядке.
– Мне нельзя в Тюрьму, – глухо сказала она, все еще дрожа.
– Ты туда и не попадешь, – и Беллами крепче прижал ее к себе. – Я не дам тебя схватить.
– Я лучше умру, чем там окажусь.
– Не надо так говорить, – с улыбкой попенял ей Беллами. – Я не допущу, чтоб с тобой такое случилось. Обещаю.
Беллами повернулся и посмотрел прямо в лицо Кларк. Она сидела, подтянув колени к груди, и крутила в руках часы.
– Она заставила тебя дать обещание, так? – спросил Беллами.
Кларк подняла взгляд, ошарашенная тем, что он сказал. Но потом на лице девушки отразилось понимание, и она медленно кивнула.
– Заставила пообещать, что ты… прекратишь ее страдания?
– Да. – Кларк глубоко вздохнула и продолжила: – Она больше не могла. У нее уже не было сил терпеть боль, но еще сильнее она ненавидела то, что не может больше контролировать свою жизнь. Она не хотела быть узницей лаборатории.
Страдание, звучавшее в голосе Кларк, было точь-в-точь сродни тому, что грызло его сердце. Беллами понял, что она не врет. Лилли, которую он знал, была сильной, но и просьба, с которой она обратилась к Кларк, в своем роде тоже была проявлением силы. Лилли, которую он знал, скорее умерла бы, чем согласилась стать немощным, лишенным надежды подопытным кроликом.
А ведь Беллами ни разу даже не задумался, каково пришлось Кларк, когда подруга попросила ее о такой ужасной услуге. Никогда он не простит Вице-канцлера и остальных, тех, по чьей милости жизнь Лилли унес этот чудовищный эксперимент, но теперь ему было известно: вины Кларк в этом нет. Она любила Лилли так же сильно, как сам Беллами.
Так сильно, что смогла совершить чудовищный, тягостный поступок, о котором молила ее подруга.
Беллами обошел костер и сел рядом с Кларк.
– Прости за то, что я тебе наговорил, – сказал он, глядя на пламя.
Кларк покачала головой:
– Не извиняйся. По большей части я это заслужила.
– Нет. Ничего ты не заслужила. – Он вздохнул, а Кларк потянулась и взяла его за руку. Их пальцы сплелись. – А вот я точно не заслужил твоего прощения.
– Беллами, – сказала Кларк, и что-то в ее тоне заставило парня поднять глаза, – все мы совершаем поступки, которыми нельзя гордиться. – Кларк сдвинула брови, и Беллами подумал, что она, наверно, вспомнила об Уэллсе.
– Я знаю, но…
– Заткнись, а? – проговорила она и поцеловала Беллами.
Беллами закрыл глаза, позволяя своим губам выразить поцелуем то, что его косноязычие и упрямство не давали сказать вслух.
Вот он легонько сдавил губами ее нижнюю губу. Прости меня.
Вот его уста нежно коснулись нежной кожи под подбородком. Я вел себя как идиот.
Вот он поцеловал ямочку на ее шее. Ты нужна мне.
Кларк дышала все тяжелей, вздрагивая всякий раз, когда его губы касались нового участка ее тела.
Беллами ухватил губами мочку ее уха. Я люблю тебя.
Но этого было недостаточно. Ему хотелось, чтобы Кларк услышала, как он произносит эти слова. Беллами слегка отстранился и взял лицо девушки в ладони.
– Я люблю тебя, – шепнул он, глядя в ее глаза, где сиял свет костра и что-то еще.
– Я тоже тебя люблю.
Беллами снова стал целовать Кларк, на этот раз более страстно, повторяя свою декларацию любви перед каждым новым поцелуем, а потом нежно опустил ее на землю возле потрескивающего костра.
Глава 23
Кларк
Кларк положила голову на грудь Беллами, удивляясь, что лежать прямо на земле в лесу среди ночи почему-то оказалось так уютно. Вроде бы она должна была бы замерзнуть под тоненьким одеялом, но тепло, разлившееся по всему телу в тот миг, когда Беллами ее обнял, никуда не делось. Глаза Беллами были закрыты, но каждые несколько минут он то крепче прижимал ее к себе, то целовал в щеку, то гладил по голове. Костер погас, и им светили лишь звезды, посылавшие свои лучи сквозь кроны деревьев.
Кларк перевернулась на другой бок и прижалась спиной к груди Беллами. Он сильнее сжал объятия и притянул девушку поближе к себе, но проделал все это как-то расслабленно. По его спокойному ритмичному дыханию Кларк поняла, что он спит.
В темноте вдруг замаячил слабый проблеск света. Может, костер не до конца прогорел? Но источник света, казалось, находился в нескольких сотнях метров от их стоянки, где-то возле нагромождения скал на склоне холма.
Сердце зачастило. Кларк снова перевернулась лицом к Беллами.
– Эй, – шепнула она на ухо парню, – проснись. – Ничего не произошло, и Кларк легонько потрясла его за плечо: – Беллами! – Голова парня склонилась на сторону, и он громко всхрапнул. – Беллами! – Она резко села, высвобождаясь из его объятий.
Глаза Беллами открылись.
– Что? – спросил он, сонно моргая. – Что случилось? – Тут он разглядел озабоченное выражение ее лица, справился с дремотой и сел. – Ты в порядке?
Кларк махнула рукой в сторону источника света:
– Как думаешь, что это?
Даже в темноте она увидела, как сузились глаза Беллами.
– Понятия не имею. – Он взял лук и стрелы, которые положил возле себя на землю, перед тем как лечь, и поднялся на ноги. – Давай пойдем и выясним.
Кларк удержала его за руку:
– Погоди, нужно вначале придумать план.
– План? – улыбнулся ей Беллами. – План у нас есть: посмотреть, что там такое. Идем.
Пробираясь меж деревьев, они двинулись в сторону света, который по мере их приближения становился все ярче. Это электричество, поняла Кларк: желтый свет очерчивал идеально ровный круг, заливая окрестные деревья и скалы.
– Кларк, – сказал Беллами тревожным, напряженным голосом и потянул ее за руку, останавливая, – я что-то засомневался. Может, лучше нам дождаться утра?
– Ни за что!
Теперь, когда они подошли так близко, она места себе не найдет, пока не выяснит, в чем дело. Крепче сжав его руку, Кларк снова двинулась вперед.
Источник света был теплым и почти наверняка металлическим. Кларк приподнялась на цыпочки, чтобы лучше видеть, и поняла, что он прячется в некой обнесенной барьером пещере, словно в ней томится живое существо, которое может удрать.
– Что за чертовщина? – услышала она над ухом шепот Беллами. – Эта хрень не может светиться с самого Исхода, верно?
Кларк отрицательно покачала головой:
– Не может. Давным-давно погасло бы. – Ахнув, она отступила на шаг.
– Что? – тревожно спросил Беллами. – В чем дело?
Перед ними было не просто нагромождение скал. В земле были вырублены ступени, ведущие в глубь холма.
Кларк не колебалась. Она двинулась в сторону лестницы. В желтушном свете ей было видно, что Беллами насторожен.
– Не надо, Кларк. Мы никуда не пойдем, пока хоть немного не разберемся, что это за хреновина.
Краем глаза Кларк заметила на ступенях что-то, вначале показавшееся ей обычной тенью, и девушка, наклонившись, присмотрелась. Это оказалась металлическая табличка со старой, полустертой надписью.
– Маунт-Уэзер, – прочла она вслух.
– Что это значит? – спросил Беллами.
Потрясенная воспоминанием, девушка резко выпрямилась.
– Я знаю, где мы! – воскликнула она. – Мне об этом рассказывали!
– Кто? – В голосе Беллами слышалось растущее нетерпение. – Кто рассказывал, Кларк?
– Родители, – тихо отозвалась она.
Беллами с широко раскрытыми глазами слушал, как Кларк рассказывает все, что она смогла припомнить о Маунт-Уэзер, о том, что в тревожные времена тут построили бункер для правительства Соединенных Штатов.
– Правда, родители говорили, что никто не успел добраться туда вовремя, – закончила она.
– Может, кто-то все же успел, – сказал Беллами. – Тут можно было пережить Катаклизм? Если спуститься под землю?
– У меня такое чувство, что так все и было. Я думаю, тут живут наземники.
Беллами посмотрел на лестницу, а потом – снова на Кларк.
– Тогда чего мы ждем? – спросил он, видя, что девушка не двигается с места. – Идем, побеседуем с ними.
Кларк взяла его за руку, и они вместе начали спускаться в темноту.
Глава 24
Уэллс
Уэллс двигался вдоль кромки леса, морщась от боли в натруженных, протестующих мышцах. Уже светало, но он так и не смог уснуть, сдался и сменил на посту караульщика, осоловевшего аркадийского парнишку с сонными глазами, который преисполнился к нему за это безмерной благодарностью.
Взгляд Уэллса все время возвращался к могилам, где среди травы, будто шрам, виднелся свежий земляной холм. Большую часть ночи Уэллс провел у могилы Прийи, украшая ее цветами, хотя, конечно, не мог сделать это так искусно, как Молли или сама Прийя. Зато, думал он с облегчением, болезнь Молли наконец отступила. Перед тем как Саша ушла, Кларк расспросила ее о волчьих ягодах, и в жизни Уэллса появился единственный просвет: он смог рассказать пациентам лазарета, что они совершенно поправятся, как только их организмы полностью освободятся от токсинов.
Уэллс кинул взгляд на примитивное надгробье, на котором было начертано лишь одно слово: ПРИЙЯ. Он не знал ни ее фамилии, ни почему она оказалась в Тюрьме, ни даже любила ли она кого-нибудь. Узнают ли ее родители о смерти дочери? Если браслеты сотни все еще функционируют, есть вероятность, что им уже сообщили. Если нет, Уэллс будет ждать, когда они прилетят на Землю. Он представил себе, как похожая на Прийю женщина выходит из челнока, осматривается по сторонам в поисках дочери, с которой ее разлучили… а потом, пока остальные родители обнимают своих детей, идет вслед за Уэллсом в сторону могил.
Хрустнула ветка, и Уэллс, насторожившись, вскочил, вглядываясь в лес в поисках источника звука, но оказалось, что виной всему белка. На самом деле Уэллс надеялся, что это вернулась Саша, хотя ни за что не признался бы в этом.
Он знал, что ведет себя по-идиотски. Саша не появится тут чудесным образом просто потому, что он не может прекратить о ней думать. Он поступал совершенно правильно, отпустив ее домой. Жаль только, что не додумался спросить, где этот самый ее дом и вернется ли она когда-нибудь обратно. Что, если они никогда больше не увидятся? На задворках его сознания копошилась еще одна мыслишка, никак не желая уходить. Что, если все сказанное Сашей было неправдой? Что, если ее поцелуи были лишь частью плана побега?
Из ступора Уэллса вывели донесшиеся с поляны крики. По утрам там частенько звучало нечто вроде «Руки прочь от моего завтрака!» или «Твоя очередь за водой идти, не пойдешь – убью», – но сейчас происходило что-то другое. Уэллс поднялся на ноги и пошел на шум. У него было ощущение, что причина волнения ему известна.
Народ толпился возле хижины-лазарета, и, когда Уэллс подошел, в его сторону повернулось два десятка голов. По большей части ребята казались растерянными, но кое-кто явно кипел от гнева.
– Она сбежала! – выплюнул Грэхем, шагнув к Уэллсу.
Какой-то короткий миг Уэллс думал, не прикинуться ли ему дурачком, который ни о чем не знает, но он представлял, что сказал бы об этом его отец. Настоящий руководитель признает свои ошибки, не боясь ничьего осуждения. К тому же Уэллс не считал, что отпустить Сашу было ошибкой.
– Ты сказал, что приведешь ее назад, а сам отпустил. – Грэхем обвел глазами собравшихся, желая убедиться, что его слова вызвали волну негодования.
– Что ты себе думаешь, Уэллс? – спросил Антонио, глядя на него огромными недоверчивыми глазами. – Она же была единственным нашим козырем против наземников. Они уже убили Ашера и Прийю. Что им теперь помешает перебить всех остальных?
– Мы же даже не знаем, где Сашины товарищи и знали ли они вообще, что мы ее схватили. К тому же это не они убили Ашера и Прийю, – запротестовал Уэллс, – а другие наземники. Те, которые за жестокость.
– Это она так тебе сказала, – раздался девичий голос. Обернувшись на него, Уэллс увидел Кендалл, которая смотрела на него со смесью разочарования и жалости. – Но у нас нет никаких доказательств, что она не соврала, верно? – По выражению ее лица было ясно, что она считает, будто Уэллс играет какую-то роль.
– Просто скажи, это ты ее отпустил? – ощерился Грэхем.
– Да, – спокойным голосом сказал Уэллс, – я. Так было надо. Она ничего не знает об Октавии, и мы ничего не выиграли бы, держа ее в плену. Нельзя лишать людей свободы без всякой причины.
– Ты это серьезно? – Антонио с недоверием уставился на Уэллса. Его обычно веселое лицо исказилось яростью; стоя в окружении ребят, он яростно жестикулировал. – Можно подумать, у твоего отца были серьезные причины, чтобы лишить свободы любого из нас.
– И что, даже если и не было? – повысил голос Уэллс. – Мы должны теперь повторять его ошибки? У нас есть шанс что-то изменить. Сделать лучше.
– Завязывай с этим дерьмом, – фыркнул Грэхем. – Все мы тут знаем, что «лучше» ты сделал только своей шлюхе мутировавшей, наземнице этой.
Ярость, которую Уэллс до сих пор с таким трудом сдерживал, вскипела в груди, он сжал кулаки и замахнулся. Но, прежде чем он успел вбить в глотку этому подонку его мерзкую ухмылку, Эрик и еще один парень с Аркадии завернули ему руки за спину.
– Не трожь его, Уэллс, – крикнул Эрик.
– Видали? – Явно обрадованный Грэхем повернулся к остальным. – Все видели? Думаю, теперь всем ясно, за кого он.
Уэллсу стало больно, но не от слов Грэхема, а от того, что он увидел на лицах ребят. Большинство из них уставилось на него с таким отвращением, словно верило каждому слову Грэхема. Губы Кендалл дрожали. Лицо Эрика покраснело от разочарования. Антонио свирепо смотрел на него. Уэллс заозирался в поисках Кларк, но потом вспомнил, что она ушла. Он, Уэллс, поступал правильно. Почему никто этого не видит?
«А может, ты вовсе и не прав», – пропищал предательский голосок где-то в глубине его сознания. Как-никак, Уэллс знал, что даже величайшие лидеры способны ошибаться.
Как только полковник прошел мимо подразделения Уэллса, тот вздохнул и расстегнул верхнюю пуговицу кителя. Ему не потребовалось много времени, чтобы осознать: униформа, которой он так восхищался в детстве, на практике оказалась до нелепого неудобной. То, что ее когда-то носили земные военные, вовсе не значило, будто в космосе нужно делать то же самое.
– Ого, зацените! Кое-кто устав нарушает, – язвительно сказал один из его однокашников-курсантов. – Разве ты не знаешь, что бывает с офицерами, которые одеты не по форме?
Уэллс не обратил на него никакого внимания. Тренировки на Уолдене, казалось, наполняли курсантов энергией, и лишь он чувствовал себя измотанным. Дело было не в физических упражнениях – ему нравилось наматывать круги по гравитационной площадке и выходить на спарринг во время учений. Тошнило от другого: от тренировочных проверочных рейдов по жилым блокам и выборочных допросов клиентов Обменника. Неужели он должен видеть в каждом на корабле потенциального преступника?
– Смирно! – рявкнул, стоя перед строем, полковник.
Уэллс автоматически развернул плечи и вздернул подбородок, застыв в той же позе, что и все остальные выстроившиеся в коридоре курсанты.
– Вольно, полковник, – раздался голос Канцлера. – Я здесь не с инспекцией. – Глаза Уэллса были устремлены вперед, и только вперед, но он кожей чувствовал отцовский взгляд. – И тут вам повезло, учитывая, как выглядят некоторые курсанты. – Уэллс вознегодовал про себя, потому что знал, о чем говорит Канцлер.
– Сэр, – понизил голос полковник, – кто вас сегодня охраняет?
– Я тут неофициально, поэтому без охраны.
Уэллс рискнул покоситься на голоса и увидел, что Канцлер действительно один; это большая редкость для высокопоставленного чиновника, явившегося на Уолден. Обычно члены Совета приходят сюда в обществе как минимум двоих охранников.
– Могу ли я в таком случае хотя бы отрядить для сопровождения нескольких курсантов? – еще сильнее понижая голос, продолжил полковник. – На Аркадии сегодня утром снова произошел один инцидент, и я полагаю…
– Спасибо, но со мной и так все будет в порядке. – Тон, которым говорил отец, недвусмысленно указывал на завершение дискуссии. – Всего доброго, полковник.
– Всего доброго, сэр.
Когда звук шагов Канцлера стих за углом, полковник отпустил курсантов, приказав ускоренным маршем вернуться на Уолден. Бегом марш! Курсанты бодрой трусцой двинулись по коридору, а Уэллс наклонился, делая вид, что завязывает шнурок ботинка. Когда стало ясно, что никто на него не смотрит, он направился вслед за отцом. Тот явно что-то скрывал, и Уэллс собирался выяснить, что именно. Сегодня.
Заметив впереди сворачивающего за угол Канцлера, Уэллс сбавил ход – и увидел нечто совершенно неожиданное. Отец стоял у Стены Памяти. Этот участок коридора в самой старой части Уолдена уже столетия служил мемориалом всех умерших Колонии. Первые имена, по большей части, были вырезаны вручную ножами. Родные и друзья покойных сделали надписи в память о тех, кто был им дорог. Но время шло, на стене появлялись все новые и новые имена, и свободного места оставалось все меньше. Сейчас стена была исписана так тесно, что разобрать что-либо казалось почти невозможным.
Уэллс не имел представления, что могло тут понадобиться отцу. Насколько юноша мог припомнить, тот бывал у Стены лишь во время официальных церемоний, отдавая дань умершим членам Совета, но никогда не приходил сюда в одиночестве.
Канцлер протянул руку и провел пальцами по одной из надписей, следуя за контуром начертанных букв. Его плечи опустились, а сам он излучал глубокую печаль. Уэллс никогда прежде не видел отца таким.
Щели Уэллса запылали. Тут происходило что-то очень личное, и его вторжение казалось абсолютно неуместным. Но, когда он, изо всех сил стараясь не нашуметь, развернулся, чтобы уйти, отец вдруг заговорил:
– Я знаю, что ты здесь, Уэллс.
Дыхание перехватило, и Уэллс застыл на месте.
– Прости, – сказал он, – я не должен был за тобой следить.
Канцлер обернулся; к удивлению Уэллса, он не выглядел ни рассерженным, ни даже опечаленным.
– Все нормально, – сказал он со вздохом, – в любом случае, пора рассказать тебе всю правду.
Уэллс почувствовал, как по коже пробежал озноб.
– Всю правду о чем?
– Мне нелегко об этом говорить, – начал отец с легкой дрожью в голосе. Он откашлялся и продолжил: – Давно, задолго до твоего рождения, еще до того, как я встретил твою маму, я был влюблен… влюблен в женщину с Уолдена.
Уэллс в оцепенении уставился на отца. Он не был уверен, слышал ли раньше от отца хотя бы само слово «любовь». Канцлер неизменно был так бесстрастен, так поглощен работой, что в этом просто не возникало надобности. Но теперь боль в глазах отца убеждала Уэллса, что тот совершенно серьезен. Прерывающимся голосом Канцлер рассказал, как, будучи молоденьким охранником, во время патрулирования познакомился с девушкой. Они начали встречаться и полюбили друг друга. Ему пришлось таиться от друзей и семьи, ведь все были бы шокированы его чувствами к уолденке.
– Наконец я понял, как все это глупо, – сказал отец. – Поженившись, мы бы только причинили боль нашим семьям. К тому же речь уже зашла о том, что я, возможно, стану членом Совета. У меня были многочисленные обязательства, и я принял решение положить этим отношениям конец. – Он вздохнул. – Она просто не смогла бы быть женой Канцлера и возненавидела бы такую жизнь. Так что я поступал правильно. – Уэллс ничего не сказал, ожидая продолжения. – А потом через некоторое время я встретил твою маму и понял, что именно она нужна мне в качестве спутницы жизни. Что она поможет мне стать таким лидером, который нужен Колонии.
– Ты продолжал с ней встречаться? – спросил Уэллс, поражаясь жестким ноткам в собственном голосе. – С этой… с этой уолденкой?
– Нет. – Отец возмущенно тряхнул головой. – Вовсе нет. Твоя мать для меня все. – Он откашлялся и поправил себя: – Ты и твоя мать для меня все.
– А что с ней теперь, с этой уолденкой? Она встретила еще кого-нибудь?
– Она умерла, – просто сказал Канцлер. – Строго говоря, я прихожу сюда почтить ее память. Вот и все. Теперь тебе все известно.
– А почему это надо было держать в секрете? – надавил Уэллс. – Почему ты вел себя так, будто не хочешь, чтобы кто-то тебя заметил?
Лицо отца окаменело.
– Кое-что насчет того, каково это – быть руководителем, – ты в свои годы понять еще не способен. – Он развернулся на каблуках в сторону Феникса. – А теперь разговор окончен.
Уэллс молча смотрел, как отец шагает прочь, хорошо понимая: вечером, за семейным ужином, оба они будут делать вид, что ничего не случилось.
Он снова повернулся к стене, чтобы найти имя, которого так нежно касался отец. Мелинда. Уэллс попытался разобрать фамилию, но это оказалось невозможным из-за множества царапин. Он сумел понять лишь, что, кажется, она начиналась на букву «Б».
Мелинда Б. Мертвая женщина, которую некогда любил отец. Память о ней снова и снова приводит его к Стене Памяти. Женщина, которая, если бы все пошло иначе, могла стать матерью Уэллса.
Уэллс застегнул китель, повернулся и побрел на Феникс, оставив за спиной призраки отцовского прошлого.
– Канцлерок-то совсем оборзел, – говорил тем временем Грэхем. – Черт, он что угодно может выкинуть!
– Не знаю, – начала Лила, – может, нам просто…
– Я знаю, – перебил ее Уэллс. – Облегчу вам задачу. Я ухожу.