Полночь в Часовом тупике Изнер Клод
Череда ведущих вверх улиц привела его на площадь Тертр, и он направил свои стопы в «Бускара».
Десятью минутами раньше туда решил зайти Жозеф. Он надеялся встретить там старого чудака, осаждающего кабаре «Небытие», и завести с ним беседу о том, что было пунктиком старика: о времени. Элегантно одетый мужчина, потягивающий в одиночестве пол-литру за пол-литрой, внезапно воскликнул:
— Ни хрена себе! Это же Жозеф Пиньо, знаменитый романист!
— С кем имею честь, мсье? — поинтересовался польщенный Жозеф. — Но простите, вы напоминаете мне Мориса Ломье!
— Я и есть этот всем известный дурень. Присаживайтесь.
— Дурень? Да ладно вам! Не вы ли владеете галереей, куда все сливки общества сбегаются, чтобы полюбоваться современной живописью?
— Я только управляющий, дорогой мой. Да, я стал респектабельным типом, это уж точно. Эх, незадача! Потерял всех своих старых друзей, а те, кто пришел на их место, ломаного гроша не стоят. А что касается высших материй: я скоро стану отцом.
— Прекрасная новость! Дети — это как глоток свежего воздуха, у меня двое, так что можете поверить мне на слово.
— Я бы предпочел подольше дышать менее чистым… Ну мы скоро сравняемся, Мими ждет близнецов, по крайней мере, так утверждает акушерка. Ну вот я и стал узником своей давнишней мечты: размеренное существование, кругленький счет в банке, семья. И это называют счастьем! Пшик! Судьба заковала меня в наручники, прощай, веселая жизнь.
— У вас просто такой пессимистический период, это бывает, пройдет. Вот возьмите этих двух бедолаг из Часового тупика, у них ведь вся жизнь была впереди! А кстати, не знаете, как мне встретиться с неким Луи Барнавом? Меня уверяли, что он захаживает в это заведение.
— Ну, вам повезло в этой игре, значит, в любви может не повезти, начинайте приглядывать за женой.
— Жена мне верна, у вас были шансы в этом убедиться, когда вы за ней ухаживали.
— Ну, зачем так сразу, это была только шутка. А вот он несется к нам, этот одержимый кометами. Я вас покидаю, на дух не переношу его пророчеств.
— Вот бандитская рожа! И явно уже поддал.
— Да ну, вы слишком во власти ваших детективных историй. Он работает тут ангелом-хранителем для пьяниц, разводит по домам, в общем, ничего страшного.
Тут Мориса Ломье как ветром сдуло — он вышел из «Бускара» за секунду до того, как туда ворвался Луи Барнав.
Жозеф подождал, пока тот плюхнется на стул за столиком, чтобы подойти. Старик встретил его мрачным, изучающим взглядом из-под кустистых бровей. Ножик с открытым лезвием лежал на столе перед ним.
— Даже не представлял, что буду иметь возможность с вами познакомиться, мсье Барнав! Я вовсе не уверен, что наш мир погибнет 13 числа этого месяца, столкнувшись с неумолимой кометой. Вы позволите мне предложить вам дискуссию и поделиться с вами гипотезами на эту тему?
Напыщенный слог этого обращения только разозлил ангела-хранителя.
«Еще один писака. Что им ни скажи, все исковеркают, сначала назойливо пристают с дурацкими вопросами, и если не нароют чего-нибудь эдакого, сами придумают, так и рождаются газетные утки!»
— Вы позволите присесть и поговорить с вами без обиняков? — стоял на своем Жозеф.
— Это частное владение! — рыкнул Барнав. — Ничего не могу поведать вам такого из ряда вон выходящего, у меня амнезия.
— Говорят, что вы рассказываете душераздирающие истории о конце света…
— Все это враки! Да концу света спасибо надо сказать! Прежде здесь вроде бы было море. И что они делают в течение десятков лет! Сооружают торты с кремом, чтобы просить доброго Боженьку спасти их от пруссаков, а теперь вот еще и от кометы! Но ей на них наплевать, этой комете, она летит своим путем. Если вы мне и правда поверите, только одна вещь сможет вас утешить — выпивка!
Сочувственная улыбка на заинтересованном лице его собеседника свидетельствовала, что он не особенно-то поверил в его слова.
— А откуда вы знаете, как меня зовут?
— Мне сказал мой друг, художник Морис Ломье.
— Этот пачкун мог бы и подержать язык за зубами! Ну, если вы деньжат подбросите, тогда другое дело. Большой кофе да стакан водочки к нему в придачу! И еще два ломтя хлеба с маслицем, а не со смальцем!
Официант издали кивнул, он слегка опасался этого бесноватого. Жозеф присел, стараясь дышать пореже: уж очень мощное амбре издавал заношенный плащ старика.
— Ну а вы-то примете на грудь маленько? Или так и будете сидеть, как у тещи на блинах?
Жозеф заколебался. От алкоголя он мгновенно терял голову.
— Баньюльс.
Луи Барнав на минуту замолк, оценивая выбор соседа по столу, затем склонился поближе к Жозефу и заговорщицки шепнул:
— Да это аптечное зелье, лекарством отдает, оно вредно для вашего здоровья.
— Уф… Ну, может быть, Пикон-фрез?
Луи Барнав шумно вдохнул воздух.
— Да это аперитив для девчонок! Вы неправы, нужно пользоваться моментом, прежде чем вы отправитесь на прогулку по мрачным полям Аида. А ждать осталось недолго! Хо-хо, халдей, давай пошевеливайся! Водку с черной смородиной вот этому незнакомцу! Это напиток, более подходящий для мужчины, если туда не набуровят слишком много сиропа!
Официант все записал и побежал выполнять заказ. Жозеф лишь слегка пригубил свой напиток.
— Ну так, ваше высочество, что побудило вас искать со мною встречи?
— Да вот ходят слухи, что вас радует грядущий крах всего на свете, мсье Барнав! А чем, интересно, Сатурн перед вами провинился?
— Сатурн? О Боги, да он явно не из моих дружков! Он мне всю жизнь изгадил. Будь у него время последить за временем, все дорогие мне люди не отправились бы на променад по бульвару Жмуриков.
На его шее вздулась вена. Он стукнул кулаком по столу, схватил нож, раскрыл лезвие и вонзил его в дерево стола.
— Скорей бы уж все кончилось, и все это человечество, все эти моллюски, которые лезут из кожи вон в надежде на то, что им удастся чем-то удивить соседа, прежде чем его удушить, уже скорее сдохнут! Да здравствует тринадцатое число! Чем больше будет жертв, тем я громче поржу! Что? Что такое? Вы шила моего испугались? Да то шило вовсе безобидно по сравнению с пулеметами да с пушками! Война всех выбивает из колеи. А скажите, любопытный мой господин, случалось ли вам вонзать штык в живот неприятеля?
— Иисус-Мария-Иосиф, нет!
— Не произносите эти имена всуе, я очень придирчив в вопросах религии.
— Я только хотел…
— Ух, простота! Вы просто желторотый птенец, вам никогда не приходилось расправляться с кем ни попадя, а мне вот приходилось! И должен вам сказать, это довольно просто, привыкаешь на раз. Наводишь прицел, перезаряжаешь, и хоп — парнишка напротив уже грызет землю, а она не очень-то вкусная…
Луи Барнав вынул из стола нож и принялся чистить им ногти.
— Ну, верите вы или нет, мне приходилось в такое вляпываться, — заключил он, внимательно наблюдая за движением таракана вдоль водопроводной трубы.
Жозеф воспользовался моментом и вылил свой стакан под стол.
— Повторим? — предложил Луи Барнав, глаза его загорелись. — Выпивку и хлеб с маслом?
— Вы давайте, а мне вполне хватит.
— Чудненько, весьма благодарен, молодой человек. Напьюсь в стельку и побреду домой вразвалочку, хлопнусь на свою койку и забуду всю эту клоаку! Вы все тут хором передохнете, а я спляшу на ваших трупах!
Жозеф почувствовал, как кровь приливает к щекам. Этот человек его водит за нос, поприжать бы его легонько, нужно, чтобы его увидел Виктор и разобрался, в чем дело. Он выпалил первое, что пришло ему в голову:
— Надеюсь, в любом случае с вами можно будет увидеться завтра вечером, приглашаю вас в кабаре «Небытие».
Луи Барнав вновь подозрительно нахмурился.
— А с чего бы в «Небытие»-то? Это не ловушка, подстроенная Рене Кадейланом?
— Ну, ваш намек лишил меня права на ответную реплику.
— Вы можете говорить как нормальный человек?
— Мы с одним из моих друзей очень хотим посетить это место, а вы там свой человек. Мы боимся, что поведем себя как-нибудь не так, хорошо, если бы вы согласились быть нашим чичероне.
— Вашим кем?
— Нашим гидом и защитником. В районе уже произошли два убийства, совершенные неким Ферменом Кабриером. У этого монстра могли быть соучастники.
— Фермен — убийца? Что за чушь! Эти преступления потребовали немного побольше ловкости и серого вещества, чем есть в запасе у этого простофили. Нарисовать — одно дело, а замочить, да еще пописать по горлу ножичком — совсем другое. Но в целом, между нами говоря, кабаре «Небытие» — сплошная показуха.
— Я не сомневаюсь, но мы с другом как раз публика для них! И потом, у нас есть с собой афишка, о которой столько пересудов!
— Потому я и работал вчера вечером!
— Где работали?
— Везде, где бухло течет рекой. Я же телохранитель.
— Если я не ошибаюсь, в кабаре «Небытие» принято пить по-черному. Сколько обойдется эскорт забулдыги до дома?
Лицо Луи Барнава разгладилось. Он, видимо, понял, что же от него хочет Жозеф.
— Вы можете одним выстрелом убить двух зайцев. Я заплачу вам, и если вы найдете клиента, получите столько же еще и с него, — продолжал Жозеф.
— Пять монет. Половину немедленно.
Жозеф залез в карман и достал требуемое.
— Ну, по рукам, ваше высочество, завтра вечером встречаемся, и пусть будет свиньей тот, кто скажет, что это не так. Только не опаздывайте, не то меня выставят вон, у меня в «Небытии» хреновая репутация.
Он оттолкнул свою чашку.
— От этого кофе меня с души воротит! Ну спасибо еще раз, я нагружен по самое не балуйся, хоть не буду мучиться с похмелюги! А кстати, зовут-то вас как?
Жозеф дал ему свою визитку. Луи Барнав убрал визитку в карман, спрятал туда же нож, покачиваясь, направился к двери и захлопнул ее за собой. Официант, увидев это, пошел к двери и демонстративно распахнул ее, обмахиваясь меню как веером.
— Черт возьми, как же воняет, нужно проветрить.
Жозеф кивком подозвал его и расплатился по счету. Он спешил рассказать Виктору об этой встрече и надеялся, что тот согласится с ним: ангел-телохранитель обладает теми качествами, которые необходимы настоящему преступнику.
Жерар, начальник отделения пневматики, убежал уже больше часа назад, однако Эзеб Турвиль не мог смириться с идеей возвращения в квартиру сестрицы, где его ждала унылая парочка — Долг и Упрек. Он заранее представлял себе укоризненные замечания, которые выдаст Кларисса во время ужина, а ему кусок не будет лезть в горло. Она будет называть его пошляком, посредственностью, а он будет забиваться в глубь комнаты, заставленной массивной мебелью, которая, кажется, вот-вот обрушится на него и раздавит в лепешку.
С такими мыслями он томился в маленьком баре на улице Лувр, где до этого они с другом с удовольствием выпили по стаканчику абсента. От тепла, которое разлилось по всему телу под влиянием алкоголя, он совсем размяк и вяло следил за движениями уборщиц, за огнем в камине. Два итальянца разговаривали, бурно жестикулируя, журналист что-то ожесточенно строчил в блокноте. Толстая дама, обвешанная дешевыми побрякушками не хуже негритянского вождя, стреляла глазами, пытаясь заарканить хоть какого-нибудь мужичонку.
— Еще стаканчик, мсье? — поинтересовался официант.
Эзеб Турвиль отказался, расплатился по счету и вышел на улицу.
Дождливый сумрак лишь усилил его меланхолию. Неверной походкой он пробирался в потоке служащих, спешащих поскорее забраться в свои норки. Так, это плод воображения, или молодая женщина, которая шла перед ним, рухнула на землю? Он прибавил шаг, помог ей встать, хотя сам готов был упасть в обморок.
— Ай! Как больно щиколотку… Это вывих или растяжение, черт, только этого и не хватало! — воскликнула она, даже не поблагодарив.
— Обопритесь на меня, вон скамейка.
— Ну вот сейчас не надо этих увещеваний, я, между прочим, опаздываю, меня ждут!
— Я только хотел облегчить вам боль…
При свете фонаря он разглядел личико, обрамленное темными волосами, шляпку с цветочками. Ей было никак не больше тридцати. Грубость ее черт вполне смягчалась мягкими линиями чувственного рта.
— Извините меня. Вы ужасно любезны. Я дальше сама разберусь.
Тем не менее она позволила проводить себя до скамейки.
— Вы хромаете. Может быть, нанять фиакр?
— Ну вот не знаю… боюсь, у меня нет с собой столько денег…
— Не беспокойтесь, я расплачусь. Вам далеко ехать?
— Бульвар де Клиши.
— Давайте я вас туда отвезу, а потом поеду домой на этом же экипаже.
— Не знаю, согласиться ли?
— Я понимаю ваши опасения, но, однако, не принимайте мое предложение за попытку ухаживать за вами, я просто хочу услужить, и вообще я человек серьезный.
Она окинула его оценивающим взглядом и рассмеялась.
— Серьезный — это точно, ничего не скажешь! Беру назад свои подозрения и тревоги.
Желтая карета городской службы, которой управлял кучер в желтоватом рединготе и белом цилиндре, притормозила возле них. Голубой фонарь осветил лицо молодой женщины, которая выглядела уже куда более покладистой.
Как только она уселась в угол плетеной банкетки, то положила ноги на батарею отопления — такие зимой ставили в общественном транспорте.
— Это облегчает боль, — сказала она.
Несмотря на противный запах — смесь пыльного ковра и подпревшей кожи, Эзеб Турвиль испытывал чувство радости, которое уже давно его не посещало. Вот оно, приключение!
— Мы можем еще увидеться в случае, если у вас будут какие-то проблемы?
— Какие такие проблемы? Ну вы и нахал! Ну ладно, запишите мне ваш адрес.
Он, волнуясь, исчеркал лист блокнота.
Фиакр трясло, особенно там, где мостовая переходила в тротуар, они постоянно наваливались друг на друга и смущенно улыбались, извиняясь. Эзеб мечтал опустить занавески и поцеловать свою спутницу, но не решался. Он скрестил пальцы, чтобы дорога длилась подольше. Увы, всего через полчаса они въехали в IX округ.
Когда фиакр остановился, матушка Ансельм разговаривала с Илером Люнелем и вдовой Фулон на пороге бакалейного магазина. На противоположной стороне улицы они заметили молодую женщину, узнали ее, хоть она и повернулась к ним спиной, и одновременно окликнули:
— Катрин!
Она подала руку какому-то незнакомцу, который проводил ее до двери, там они немного побеседовали, а потом мужчина направился назад к фиакру.
— О боже, ущипните меня, чтобы я поняла, что не брежу. Какая вертихвостка! А у Рене Кадейлана, пожалуй что, рога режутся!
— Может, это дальний родственник? — предположила матушка Ансельм.
— Дальний или близкий, какая разница. Если Рене прослышит про это дело, парню не поздоровится! — отметил Илер Люнель.
— Ну вот будет драчка! Ну хоть Рене Кадейлан за ум возьмется, а то его собака то и дело оставляет свои дары возле магазина, ну, посмотрим, я готова взять билет в партер, и без больнички не обойдется! — заметила вдова Фулон, пожав плечами.
Глава одиннадцатая
Виктор не мог отказаться от удовольствия проехать через парк Монсо, где редкие кормилицы располагались с колясками — день был холодный, почти как зимой. Он ностальгически припомнил их прогулки в этих местах в 1889 году, когда он ухаживал за Таша, но еще не добился успеха. Он прошел мимо ротонды, последней опоры Шартра[43] на бульваре Курсель, легко поднялся на улицу Фальсбург, потом на улицу Кардине до бульвара Мальзерб, где находился лицей Карно. Он попросил портье предупредить директора, что журналист из «Паспарту» хотел бы задать ему несколько вопросов.
— Вы неудачно попали, — ответил портье. — Г-н директор, который, заметим вскользь, уже дал кучу интервью этим всем господам из газет, сидит возле супруги, прикованной к постели. Заходите в следующий раз.
— А могли бы вы дать мне его адрес?
— Конечно, но для это нужно, чтобы мне захотелось, — ответил мужчина, закрывая окошко.
Разочарованный Виктор стоял на тротуаре, пытаясь найти способ проникнуть в здание.
— Тс-с! Мсье! — шепнул кто-то за его спиной.
Он обернулся и увидел подростка лет пятнадцати, волосы растрепаны, щеки в веснушках.
— Я ученик Шарля Таллара. Вы не по моему поводу здесь, а? Меня зовут Гийом Массабьо.
— Почему вы не на занятиях?
Гийом Массабьо выдал в ответ первую пришедшую в голову чушь, выражавшую между тем его потаенные стремления.
— Это из-за отца, он вчера скончался от апоплексического удара.
— Соболезную, мой мальчик, — сказал Виктор, весьма удивленный, что сиротинушка ничем не показывает своего горя. — Поскольку директор вашего лицея сегодня не пришел на работу, не могли бы вы показать мне, где жил ваш преподаватель?
— Ну вот это вряд ли, зато я знаю, где он торчал целыми днями: в кафе на улице Жоффруа, называется «Фасоль». Развлекался там с Вилфредом Фронвалем, старым похотливым чемпионом по домино.
Виктор поблагодарил подростка, который оказался вполне неплохо осведомлен о привычках покойного, и тут вновь удивился, почему парнишка не носит траурную повязку.
Гийом Массабьо посмотрел ему вслед.
— Гори в аду, Шарль Таллар. Это тебе расплата за то, что ты издевался надо мной и даже выгнал на три дня из школы.
«Фасоль» больше напоминала кабаре, винный погребок. На ярко-алом фасаде выделялись черные двери, покрытые рисунками в виде нот и скрипичных ключей. Повсюду были расставлены и развешены арфы, флейты, гитары и сверкающие золотом трубы. Для всех и каждого, чтобы знали, под названием был написан девиз заведения:
- Если выпить к нам бокал заведет дорога —
- Знай, что музыку у нас нужно чтить, как Бога.
В небольшом зальчике три одиноких постояльца потягивали свои напитки. Аппетитный запах риса с креветками защекотал ноздри Виктора. Он подозвал официанта в голубом переднике. Тот, невзирая на то, что ему было явно за пятьдесят, хотя его и молодили соломенный чубчик и улыбка во весь рот, с юношеской резвостью подскочил к Виктору. Передвинув аккордеон на бедро, он исполнил:
- Кто же поздно к нам зашел,
- Кто же, милые друзья,
- Был он весел, вижу я,
- Только вот ни с чем ушел…
— Извините, что?
— Это я в стихотворной форме предупреждаю вас, что, если вы хотите поужинать, ничего не выйдет!
— Ну что поделаешь, довольствуюсь бокалом вермута с черной смородиной, — ответил Виктор, хотя желудок его протестовал изо всех сил.
- Выпьем вместе, выпьем тут,
- На том свете не дадут,
— пропел официант.
Вдруг откуда-то раздался высокий пронзительный голос:
— Корнелиус, спойте лучше этому запоздалом клиенту:
- Люблю я галеты, люблю пирожок,
- Куснуть бы его за румяный бочок!
Крупная женщина в красном потрепанном парике, одетая в национальный бретонский костюм, выскочила из кухни. Она не собиралась лишить себя удовольствия покрутиться в обществе такого симпатяги с тонкими усиками и блестящими глазами,
- Это Анна Бретанская,
- Королева в сабо,
— промурлыкала она, усаживаясь перед Виктором. Потом неожиданно воинственным тоном бросила вызов:
— Какая тональность? Давайте, отвечайте!
— Ну…
Она принялась искушать:
— Если угадаете, будете накормлены… Ну, прислушайтесь, сосредоточьтесь…
- На волынке играя,
— Итак, какая тональность?
— До минор, — предположил Виктор.
— А вот и нет! Проиграли.
- Возвращалась домой, —
С издевкой в голосе допел официант Корнелиус.
— Должен ли я после этого понять, что вы напечете мне блинов? — угрюмо спросил Виктор.
— Без вопросов, очаровательный невежда, вы находитесь во дворце дамы-тартинки, урожденной Каролины Монтуар, чей дед по матери был уроженцем Дуарнене, но все предки по отцу из Севильи, оле!
- У любви как у пташки крылья,
- Ее нельзя ни-и-икак поймать…
— пропела она, достигнув редчайшей пронзительности на верхах. А затем устремилась на кухню.
— Эмма Кальве по сравнению с ней микроб! — с уверенностью заявил Корнелиус.
Пальцы его пробежались по клавиатуре аккордеона.
— Хозяйка сама приготовит вам порцию паэльи, это честь, которой удостаиваются только высокие гости.
Трое других клиентов только смиренно вздохнули. И пяти минут не прошло, как Каролина Монтуар появилась с блюдом, завернутым в полотенце. Корнелиус принес приборы, и тарелка Виктора наполнилась паэльей, а его стакан — рубиновым вином.
— Чтобы не нарушать старинную традицию, я чокнусь с вами, — объявила хозяйка, усаживаясь на стул напротив Виктора. — За ваше здоровье! Какими судьбами оказались у нас?
Виктор, с набитым ртом, судорожно прожевал и постарался объяснить с максимальной любезностью:
— Ваше кафе неудержимо привлекает внимание. Однако честность заставляет меня признаться вам, что…
— Та-та-та, я вас умоляю…
- Судьба, судьба, о роза в грязи!
— пропела она
— Я журналист, я пишу статью про убитого Шарля Таллара, который, как вы наверняка читали, был убит!
— Бедный паренек! И что его понесло на Монмартр?
- Когда покидает тело душа,
- Она улетает, крылами шурша,
- И шепчет: о бедное тело,
- Покидать я тебя не хотела!
— Один из его учеников был настолько любезен, что указал мне ваше заведение и рассказал, что здесь частенько бывает некий Вилфред Фронваль.
Каролина Монтуар возмущенно вскочила. Лицо ее было искажено от гнева.
— Он не солгал вам! Сколько я ни старалась показать ему свое недовольство, сколько ни смотрела на него волком, на этого филателиста на пенсии, а он все таскается к нам и таскается! Извращенец несчастный! Позор для всего мужского рода! — проорала она.
Корнелиус изобразил на своем инструменте легкомысленный мотивчик, и по его игривой физиономии было понятно, что г-н Фронваль ему скорее симпатичен.
— Тем не менее, мне надо с ним увидеться.
— Тут я ничем не могу вам помочь, знать не знаю, где он живет. Растворяется, понимаешь, в природе — верный знак, что совесть нечиста! Kenavo[44], все это домино. Terminado[45], ужин окончен, я закрываюсь, чпок! Рассчитайтесь с Корнелиусом.
Виктор вконец растерялся, но на всякий случай все-таки положил свою визитку на стойку на случай, если Вилфред Фронваль все же заглянет сюда. Корнелиус, впечатленный размером чаевых, заговорщицки подмигнул ему.
— Я-то знаю, где залег мсье Фронваль, — шепнул он. — 17, улица Ампер, второй этаж направо.
Виктор незаметно кивнул в знак благодарности.
Никогда Вилфред Фронваль не чувствовал такого бессилия. Только голод смог вытащить его из дома, он вышел и незаметно, по стеночке, обошел ближайшие магазины, а потом поскорее вернулся в свою берлогу. И если у него хватило сил положить овощи в ящик, хлеб и яйца он оставил валяться в авоське.
Это дело стоило ему таких усилий, что он на полчаса завалился на диван и изучал серию испанских марок c изображением Изабеллы II 1851 года. Он был очень и очень рад, что ему удалось заполучить эти шесть голубых прямоугольников, но мечтой его была редчайшая серия с ошибкой — два изображения королевы попали на одну марку.
Но радостное возбуждение от любимого дела быстро прошло, как только он вспомнил об ужасной судьбе Шарля Таллара. Ну почему он не был откровеннее в своих намерениях! Он чувствовал, что у него нет шансов соблазнить молодого учителя, но все равно следовало довериться ему, быть яснее в выражении, хотя и рискуя получить прямой отказ. Вместо того чтобы отойти на второй план, он должен был быть настойчивей, поговорить с ним, рассказать о своих бедах и трудностях. Его возмущала мысль о том, что человек, которого он так любил, так и не узнал перед смертью, сколь дорог он был для старика, сколь высоко тот возносил его, сколь много он для него значил.
Перерезали горло, как зверю на бойне, в каком-то темном закоулке! Что за гнусная тварь могла совершить это чудовищное злодеяние? А вдруг начнут обвинять его, Вилфреда Фронваля? Если на него укажут полиции, памятуя о его пагубных пристрастиях? Хозяйка «Фасоли» терпеть его не может, она на все способна. Слава Богу, Корнелиус к нему благоволит, не исключено, что они одного поля ягоды. Но сможет ли он перечить хозяйке?
В дверь постучали. Он вздрогнул. Уже так скоро карающая рука правосудия? Приоткрыл дверь и увидел там приветливое лицо незнакомца, который приподнял в знак приветствия бесформенную шляпу. Он улыбнулся в ответ.
— Мсье Фронваль?
Вилфред утвердительно кивнул.
— Официант из «Фасоли» дал мне ваш адрес. Меня зовут Виктор Легри, я журналист, и я интересуюсь окружением Шарля Таллара. Вы ведь дружили с ним? Можете ли уделить мне несколько минут?
Хозяин на мгновение заколебался, но затем освободил проход для гостя. Виктору предложили присесть на диван, заваленный подушками. Он с трудом пристроился и вытянул ноги, сохраняя для себя максимум личного пространства.
Вилфред Фронваль изящно откинул серебряную прядь со лба и застегнул жилет.
— Боюсь, что я немногим смогу вам помочь. Шарль Таллар жил рядом, потому мы и начали общаться, порой играли в домино в кафе, и когда его работа — скорее, даже служение — давала ему передышку, мы вместе просматривали мои альбомы с марками.
— Вы коллекционер? — спросил Виктор, изображая живой интерес к хобби хозяина, которое на самом деле внушало ему глубочайшую скуку.
— Я долгое время занимался торговлей на Елисейских полях, но самые выдающиеся экземпляры я сохранил. Хотите посмотреть мои альбомы?
— Охотно, но как-нибудь в другой раз. Как вы считаете, какие основания могли быть у Шарля Таллара для того, чтобы ночью отправиться на Монмартр?
Вилфред Фронваль почесал щеку и воспользовался паузой для того, чтобы оценить прелести гостя. Какие глубокие черные глаза! Какие элегантные усики! И до чего же эти морщины на лбу, свидетельство глубоких мыслей, ему к лицу! Прелесть!
— Да я больше всех удивился, с какой стати он оказался в этом беспутном месте! Я сначала подумал, что он навещал любовницу. Потом мне в голову пришла мысль, что тут замешен его невинный грешок: лошадиные бега, и я решил, что некий таинственный информатор предложил ему встречу в этой дыре, чтобы сообщить секретные сведения о будущем забеге. Он часто ездил в Лоншан.
Виктор вздрогнул. Лошадиные бега! Он совершенно забыл об информации о секретном советчике. Может, он ему поднес решение на блюдечке, как можно быть таким рассеянным!
— Что случилось, мсье Легри, — забеспокоился Вилфред Фронваль, — Вам нехорошо?
Виктор перевел дух и ответил:
— Да я просто… Жена будет волноваться… А Шарль Таллар делал большие ставки?
— Ох нет, в основном по мелочам, надеялся, что повезет и удастся спокойно дожить до следующей зарплаты в конце месяца, она у него была совсем невелика. Не кажется ли вам несправедливым, что все эти учителя, которым поручают воспитывать подрастающее поколение, так мало зарабатывают?
— Это уж точно. А помимо лошадиных бегов, какие у него были увлечения?
— Вы начинаете задавать нескромные вопросы, мсье Легри, — возмутился Вилфред Фронваль.
Следует ли зацепиться за этот вопрос и одарить гостя внезапным признанием? Ну чем он рискует? Получить пощечину? Он в молодости, бывало, получал. С возрастом стал больше робеть, утратил веру в себя. Он довольствовался тем, что передвинулся на край стула и легонько погладил Виктора по коленке.
Тот весь сжался и вдавился в подушки. Он был в курсе пагубных пристрастий филателиста, и хотя старик внушал ему симпатию, хотел избежать двусмысленных положений. Первый раз в жизни мужчина проявлял к нему внимание такого рода столь активно, и, хотя Виктор не испытывал никакой склонности к представителям своего пола, он все же невольно почувствовал, что польщен. Чтобы разрешить ситуацию, он поспешно встал:
— Весьма вам признателен за прием, я обязательно уведомлю вас, если история с лошадиными бегами поможет прояснить обстоятельства трагической смерти мсье Таллара. Но моя жена уже изнывает от нетерпения, мы договорились пойти в кондитерскую Глоппа, а если этим женщинам что-то взбрело в голову…
Вилфред Фронваль заставил себя посмеяться вместе с гостем, словно человек, который знает толк в противоположном поле. Он проводил Виктора до двери и пожал ему руку, испытывая при этом смесь удовольствия и сожаления.
Оставшись в одиночестве, он вновь погрузился в апатию. Если бы смерть настигла его сейчас внезапно, без объявления войны, он только протянул бы ей руку. Как же он устал, смертельно устал!
Читать бесплатно другие книги:
