Черные крылья Бога Лекух Дмитрий
Скоро увидимся…
…На окраине попыталась привязаться местная молодежь.
Стая вылетела довольно неожиданно из развалин какого-то административного здания.
Штук двадцать мотоциклов и две потрепанные легковушки.
Откуда только бензин берут, козлы.
Чарли дал очередь из стационарного пулемета.
Пока что – поверх голов. Ребятишки оказались понятливые, отстали. И то хорошо.
На шум могут показаться какие-нибудь отмороженные копы из спецназа.
Или еще хуже – Крылья.
А среди них много ветеранов, ребят, прошедших огонь и воду.
Моих братьев.
Драться с ними не хотелось, а не драться – просто не получалось. Они никогда не стреляли в ответ, только первыми.
Так, как нас всех вместе когда-то учили.
И инструктора в учебках, и просто жизнь.
Такие дела.
Но все завершилось благополучно.
Неприятности начались позже, когда мы отъехали километров на сорок от окраины…
…Это было невероятно, но нас попытались остановить парни в форме обычной дорожной полиции.
И это в тех местах, куда даже спецназ уже лет пять как, считай, не показывался.
Я поднял руку.
Начинать первыми не хотелось.
«Харлеи» стремительно разошлись широкой дугой, мои парни попрыгали на землю, используя любые естественные укрытия.
Заклацали предохранители.
На джипаке неспешно открылись гнезда курсовых пулеметов, на крыше выросла плексигласовая башенка стационара.
Я не торопясь спешился и двинулся навстречу самоубийцам.
– Ну? В чем дело?
– Дорожная полиция, командир блокпоста старший поручик Мар. Капитан?! Гор?! Ты?!!
– Не понял… – Эти ребята действительно были полицейскими. Костю Мара я знал давно. Правда, тогда он был разведчиком спецназа. – Костя, у тебя что, в городе криминалы перевелись?! Кой хер ты здесь торчишь, как орел на очке?! Жизнь, на хер, надоела?!
Костя рассмеялся и протянул руку.
– Отбой тревоги! – кричит своим. – Война на сегодня отменяется! Здорово, Гор. Вот видишь – дежурю…
– И какого хера ты здесь дежуришь, дурилка, блин, на фиг, картонная?! – отплевываюсь. – Зашибить ведь могли, сдуру-то. Вы же – не спецназ, в конце-то концов…
Костя только плечами пожал.
– Поставили, – вздыхает, – вот и дежурю. Новый градоначальник решил выставить блокпосты по всем основным трассам. С Федералами согласовано. А вот ты-то куда, спрашивается, собрался, а, ветеран?
– На кудыкину гору! Дума разрешила выезд, если слышал. Вот и… прогуливаюсь…
– Знаю я твои прогулки. – Мар протянул мне пачку сигарет.
Кстати, неплохих – не эрзац.
Но мои все равно лучше.
– Далеко на этот раз? – прикуривает, разгоняя надоедливый дым ладонью.
Ого, думаю…
– Да нет, не очень.
На рукаве Костиного комбеза в ярком свете фар мелькнула любопытная нашивка.
Мелькнула и – исчезла.
Но я успел разглядеть летящий росчерк крыла.
…Вот как.
– Значит, ты теперь тоже фаши, поручик?
– Разглядел? – Костя не торопясь выпустил дым. – Да какие они фаши – так, радикальные консерваторы. Моя бы воля, я бы…
– Что – ты бы?
– А ничего!!! – Поручик не на шутку разозлился. – Стрелять надо! Ты что, не видишь, что творится?! И ладно б только у нас. Мы уж тут, в России, сам понимаешь, привыкли. Мне недавно брат из Германии написал – у них еще хуже. Как письмо дошло, сам не понимаю. Работать никто не хочет. Тащат друг у друга все, что не приколочено. Каждый второй на героине. У каждого пятого – ВИЧ-14. Лечиться не хотят. Долго им, видишь ли, и скучно. Ты хочешь, чтобы и у нас так же было, да?!
– А разве у нас по-другому? – хмыкаю. – По-моему, так все то же самое. Только плюс ко всей этой заразе у нас еще завелись фашистики. Эдакие доморощенные. С факелами и крыльями на рукавах. И среди этих фашистиков я в последнее время что-то замечаю все больше своих некогда хороших знакомых…
– А ты что предлагаешь?! – взвивается, ощерясь. – Дать им всем тут подохнуть?! Ужраться этой своей проклятой свободой до самой смерти, мать ее еб?! Да среди них, среди этих убогих, – вся наша молодежь, ты хоть это-то понимаешь?!! Это у тебя детей нет, у меня вон подрастает… Чучело. Месяц назад шприц отобрал, взял ремень… Знаешь, сколько ей лет? Тринадцать!!! А она мне в ответ: «Я свободная личность! Я совершеннолетняя!». Вот так-то, брат капитан… А ты – «фашистики». Да уж пусть лучше эти фашистики…
Здесь я с ним, увы, просто не мог не согласиться.
Закон о понижении возрастного ценза явно оплачивали наркодилеры. И против были – только Крылья.
Остальные – «за».
– Что с дочкой-то, Кость?
– Ничего, – морщится, успокаиваясь. – Вмазал ей как следует по жопе, сгреб в охапку и – в молодежное Крыло. Лечат сейчас. Ну, и я… короче, записался… А что делать, капитан?! Они единственные, кто может обеспечить порядок. Я других, по крайней мере, не знаю. Пусть они фашисты, пусть хоть хрен лысый. Понял?
Я вздохнул.
Мне было жаль его дочь, но я сказал ему, куда он может засунуть свой «порядок».
В Крыму тоже был «порядок», сказал я.
А Веточке отстрелили яйца.
А его сестру здоровенные мужики затрахали до смерти…
А…
Да что там говорить…
Я ушел.
Точнее, уехал.
В Часть.
К Федорычу…
…Федорыч – это отдельная история.
Когда-то он был старшим прапорщиком. Заведовал столовой Четвертой бригады спецназа.
Потом, после войны, бригаду распустили.
А Федорыч остался.
А что делать?
Жена померла.
Сын погиб во время Крымской.
Дочка села на иглу, и следы ее потерялись где-то на просторах бывшей Федерации.
Ему просто некуда было идти, да и не хотел он уходить с насиженного места, рушить какое-никакое, а все ж таки налаженное хозяйство.
Попозже к нему примкнули несколько дембелей.
Потом – с десяток офицеров с семьями.
Потом…
Потом это место стали называть просто Часть.
Здоровущие мужики, с головой и руками, растущими оттуда, откуда надо, они быстро восстановили жилой городок, отстроились, запустили котельную.
Дисциплина там была жесточайшая.
Федорыч спуску никому не давал.
Строг был – аж до безобразия.
Когда некий майор завыступал, мол, что такое, здесь старшие офицеры, а командует какой-то одноногий прапор, – он просто-напросто пристрелил его из именного «Стеблина».
До того, как ему по глупости оторвало ногу, Федорыча не случайно знали как одного из самых жестких и решительных разведчиков знаменитой Четвертой бригады…
Такие дела.
Постепенно Часть превратилась в настоящее поместье.
Окрестная полукриминальная молодежь сначала немного повыеживалась, но после парочки показательных акций очень быстро подуспокоилась.
…А потом в Часть потянулись окрестные фермеры.
Угрюмые мужики тупо просились под защиту, готовы были платить чем угодно, даже своими драгоценными, по нынешним непростым временам, продуктами.
Федорыч, для порядку поломавшись, как правило, соглашался.
В хозяйстве все сгодится.
Еще через некоторое время ему удалось наладить полулегальную торговлю с городом.
В том числе – через меня.
Даже в первую очередь через меня, чего уж тут выкаблучиваться.
Вроде как все свои…
Легальных эмиссаров Мосгордумы, попытавшихся действовать методом продразверстки, Федорычевы мужики аккуратно развесили на виду, неподалеку от Окружной.
Что характерно, за шею.
И без всяких соплей.
И ведь не поленились, сволочи, проехать сто с лишним верст по откровенно криминальному Подмосковью.
Впрочем, как бы круто не чувствовали себя криминалы, до Федорыча им было ой как далеко.
Во-первых, мужики все у него были нюхавшие кровь и порох (и пацанов своих тому же учили).
Ну, а во-вторых, не всё, ой не всё вывезли со складов армейские чиновники, когда расформировывали бригаду.
Кое-кто из этих чиновников, кстати, потом даже прибился к Части.
Федорыч добро помнил.
Крылья, кстати, Федорыч, так же как и я, недолюбливал.
Но держал нейтралитет.
Не воевал.
Километров за пять до Части нас осветили прожектором. Здесь уже мои ребята веером не разъезжались и на прицел никого не брали.
У Федорыча не забалуешь.
Охрану на дальних блокпостах несли такие головорезы… мамочка моя дорогая.
Да и сами блокпосты укреплялись на совесть – не всякая «земля – земля» возьмет.
Впрочем, долго нас не мурыжили.
Отряд в Части знали и уважали – и как ветеранов, и как вполне надежных партнеров. Выделили сопровождение и отправили с миром к своему одноногому командиру.
Предварительно, естественно, позвонив, чтобы готовил баньку, – капитан изволил приехать.
И не один, так сказать, а в весьма приятном сопровождении.
…К баньке Федорыч относился серьезно.
Никакой водки, никаких девок.
Только самодельное пивко, очень даже, кстати, приличное.
Еще бы ему не быть приличным, когда мини-пивоварню, в прежние времена украшавшую один из лучших столичных ресторанов, я ему лично по частям приволок.
За что был вознагражден центнером домашней колбасы, бессчетным количеством копченых окороков и двумя бочками соленых грибов.
На вырученные за этот сумасшедше ликвидный в голодной Москве товар деньги мы закупили три бронированных «двенадцатых» «Хаммера» с курсовыми пулеметами и одним круговым стационаром каждый.
В бывшем Генштабе.
Бартерная колбаса при этом частично ушла на взятки.
Вот так-то, господа.
А что делать?
Зато Федорыч в каждый наш приезд топил баньку и угощал отряд холодным, с ледника, густым светлым пивом. В Москве за бочку такого пива, думаю, можно было бы купить вполне приличный особнячок, причем не очень далеко от центра.
Да вот не хранилось оно больше трех дней.
Технология не та.
А соответствующие консерванты Федорычевы «головастики» к нему пока что так и не подобрали.
Жаль, конечно.
Но – ничего не поделаешь…
…Банька была такая, как и положено.
С мятным и пивным паром, с березовыми, можжевеловыми и еловыми (для самых мазохистов) вениками. С воплями («Федорыч, пусти, сгорю-у-у… Твою мать!»), с купанием между заходами в прохладной воде чистого близлежащего озерца.
Словом, всем баням баня.
Почти как в прежние, теперь уже полузабытые и, можно сказать, легендарные времена.
После, по обычаю (обычаи Федорыч ценил), уселись за стол. Картошечка, сальцо, соленые огурчики, бочковые помидоры, домашний хлеб, грибочки.
Самогонка, само собой.
Слегка мутноватый первачок с теплым хлебным духом.
Пили крякая, говоря короткие, но емкие тосты: за удачу, за урожай, за тех, кто остался в Крыму или на Кавказе.
Последние – не чокаясь.
Словом, праздник души.
Который был прерван появлением дежурного по Части (дисциплинка у одноногого, как я уже говорил, была армейская).
– Федорыч, там… Посмотри…
Федорыч, что-то побурчав под нос, накинул простыню и вышел. Не было его довольно долго, а когда вернулся, хмуро бросил:
– Гости там у нас. Не обессудь, Егор Дмитриевич. Потерпеть немного придется. – Потом глянул на слегка захмелевший отряд: – Простыни накиньте, ироды. Баба там с ними. Молодая. Совсем девчонка. Красивая…
Глава 3. Вожак
Меня кольнуло неприятное предчувствие.
Как выяснилось, не напрасно.
Через пару минут, согнувшись, чтобы не задеть головой низкий потолок, в предбанник ступил (именно «ступил» – это тебе не хухры-мухры) бывший подполковник спецназа РЭК, бывший вице-президент крупнейшей в тогдашней федерации маркетинговой, лоббистской и консалтинговой компании, бывший полулегендарный вожак западного, вырезанного чуть ли не под корень тогда еще существующей властью Крыла, а ныне скромный депутат Мосгордумы Андрей Ильич Корн.
Близкий друг и соратник моего безвременно сделавшего ноги папаши, между прочим.
И – между делом – какой-то там министр. В никому, увы, больше не нужном федеральном правительстве: так, развлекаются господа.
И делают вид, что верят в, прости Господи, «возрождение».
Ага.
Возрождение.
Было бы что возрождать…
Да и Бог с ними со всеми…
…Тем не менее, человеком Андрей Ильич был, мягко говоря, более чем серьезным. И ссориться с ним без особой причины не следовало, причем, никому и ни при каких обстоятельствах.
Неудивительно, что Федорыч пригласил его к столу.
Как ни относиться к Крыльям – люди они вполне себе даже конкретные. И с очень хреновым, врать не буду, чувством юмора.
Могут и не понять.
Ага…
…Компания у Андрея Ильича подобралась, надо сказать, весьма себе даже и своеобычная.
Помимо неразлучной парочки полуреферентов-полутелохранителей, унаследованных им от моего сделавшего ноги папаши (еще одна парочка, те самые Миша с Сережей, исчезли вместе с отцом, что тоже многих, и меня в том числе, наводило на определенные размышления), к нашему скромному столу явились и совсем уже неожиданные лица.
К примеру, полицейский поручик Боб Костенко и юная сержантша-провокаторша, проходившая у меня под кодовым именем Красотуля.
Это, кстати, слегка повысило их рейтинг в моих глазах: несмотря на то, что Андрей Ильич был отъявленным фаши, я его уважал.
И даже где-то любил.
А как можно не любить человека, который учил тебя кататься на велосипеде и стрелять из «настоящего пистолета»?
Мать, помню, жутко ругалась, а отец лишь обманчиво близоруко улыбался – стрелял-то он, как я потом понял, ничуть не хуже самого Андрея Ильича, вот только педагог из него был совсем никудышный.
Короче, мне как-то сразу захотелось подышать свежим воздухом.
И желательно, по возможности, подальше от сих гостеприимных пенатов.
Километров так, минимум, на сто.
А то и на двести.
Иначе, чем по мою душу, эта троица завалиться сюда не могла.
Впрочем, Федорыч не выдаст, а Андрей Ильич не съест.
Так что негоже терять лицо перед подчиненными.
И я намеренно демонстративно нацедил ребятам мутного местного самогону.
– А нам что не наливаешь, Егор? – Андрей Ильич был прямо-таки само благодушие.
Ой, не к добру.
Бежать следовало немедленно.
Однако я не побежал, причем, по причине вполне прагматической.
Птицы такого полета, как Корн, к моему величайшему сожалению, летают исключительно стаями.
Так что далеко от Части нам все равно уйти не дадут.
Догонят.
А здесь всё же – все свои.
Пришлось, естественно, наливать.
Никуда не денешься.
…На то, как бывший вожак фаши (и, насколько я помню, один из самых стильных и элегантных мужиков в столице) пил простую русскую самогонку, следовало посмотреть.
Понюхал.
Пригубил.
Поморщился.
Снова понюхал.
Потом зажмурился и все-таки выпил.
Не выдыхая, захрустел соленым огурцом.
Наконец шумно выдохнул:
– Хороша, зараза!
Интересно, как бы он запел, если бы это был не слабенький первач, а натуральная, тройной очистки?
Была у Федорыча и такая – градусов под девяносто.
Ее даже Веточка старался запивать, а Веточка, как известно, пил вообще все, что горело.
И трахался со всем, что хоть немного двигалось.