Игра слов Лекух Дмитрий

Так что – не вам одним…

…Так я и жил: на халяву, по возможности пользуясь всеми благами «музыкально-одаренного ребенка», таковым, в принципе, отроду не являясь.

Регулярно и с удовольствием.

И, кстати, – не сильно комплексовал по этому, вполне, можно сказать, заурядному поводу.

Отщепенец, чего уж там.

Некоторые преподаватели из музыкалки меня даже жалели.

А мне – было хорошо…

…Хотя временами, врать не буду – по грани ходил.

По самому-самому краешку.

Помню, классе эдак в девятом, зимой, мы с моим другом и тайным любимцем Нинели Серегой Матюхиным затарились, значит, портвешком в Елисеевском, да и почапали потихоньку в сторону детского городка, что прямо напротив легендарного 108-го отделения милиции располагается.

Место это, кстати, именовалось «Домики» и было для учащихся Капеллы, не побоюсь этого слова, – культовым.

Именно там выкуривались первые сигареты, распивались первые бутылки портвейна, изучались первые аккорды на гитарах и целовались первые девочки.

В любое время, во время любого урока, кто-нибудь из наших там обязательно торчал, так что, если тебе было нужно найти компанию – смело можно было идти на домики, и там – было все…

Так вот…

Идем мы, значит, с Серегой в сторону домиков, у каждого под курткой по бутылке культового «Агдама», а в руке – по брикету мороженого.

Зима в России, ага.

Мороз – под тридцать градусов.

Самое время.

А Серега, чтоб вы понимали, – в концертном хоре поет.

И тут, прямо у памятника великому русскому поэту африкано-эфиопского происхождения, – его кто-то под локоток – хвать.

Нинель.

Немая сцена.

Приехали, что называется.

Потому как у Сереги именно под этим локотком за пазухой заветная бутылка и была заныкана.

Мороженое-то – в другой руке.

Как я тогда прямо у памятника Пушкину не обосрался – до сих пор не пойму, врать не буду…

…Закончилось, правда, все достаточно благополучно.

Отболтались.

Это ведь не самое последнее искусство в этой жизни: сохранять самообладание и уметь говорить нужные слова в нужном месте и в нужное время.

Ну, получил Серега люлей за то, что мороженое на морозе жрет и голос не бережет (меня, как музыкального отщепенца, это не касалось).

Подумаешь.

Мороженое было отправлено в урну, мы – отпущены на свободу.

Куда и отправились – с круглыми глазами и на полусогнутых.

И – чувствуя себя при этом какими-то, совершенно нереальными, героями.

На ровном, что называется, месте.

Правда, одну бутылку выжрали после этого стресса даже не доходя до домиков, тут уж не без этого.

Из горла, прямо под аркой у легендарного кафе «Лира», на месте которого сейчас располагается первый в России ресторан «Макдоналдс», а в те времена изредка лабала не допускаемая на профессиональную сцену малоизвестная самодеятельная группа «Машина времени».

И знаете, что самое интересное?

Ждавший нас на домиках народ, долю которого мы в тот раз, не спросясь, внаглую ополовинили, – нас понял и даже совсем, – ну, то есть ни капельки не обиделся.

Нинель – есть Нинель.

Кое-кто даже по сторонам воровато оглядываться начал: а вдруг следит?

Потом, правда, подуспокоились.

Скинулись еще раз – и кто-то смотался за добавкой, да и все дела.

Хорошее было время.

Доброе.

По крайней мере, для меня лично.

Жаль только одно: что оно, к сожалению, – так быстро закончилось…

А домики, вроде, – до сих пор не снесли, только чуть подреставрировали – и они продолжают оставаться подлинной школой жизни для новых поколений музыкально одаренных детей и прочих, сопутствующих им, оболтусов.

Такие дела…

Глаз урагана. 2006

…Ненавижу ходить на всевозможные «встречи одноклассников».

И понимаю, что не идти нельзя, – а все равно ненавижу.

И никакие самодисциплина и самоконтроль, которые я в последнее время пытаюсь в себе культивировать – ну ни фига не спасают.

Во-первых, – это само по себе отвратительное зрелище, когда ребята, которых помнишь молодыми, полными надежд, с горящими глазами…

А, что тут говорить…

Ну, а во вторых, – дико совестно собственной, пусть и достаточно относительной, «успешности».

Хочется хоть что-то рассказать, поделиться, – а как?

Как рассказывать им о неспешной крикливости Рима, о пышной коварности интриганки-Флоренции и истошной вони хваленых венецианских каналов?

Как говорить с ними об имперской надменности Вестминстера и имперской же снисходительности Трафальгара? О незамутненном спокойствии тибетских монастырей и о ярости тяжелых атлантических волн, злобно бьющихся в загадочный в своей природной конечности мыс Рока?

Как поделиться кровавым ужасом затерянных в джунглях ступенчатых пирамид майя с ребятами, для которых банальная поездка в абсолютно не интересную, грязную и ненавидимую мною Анталию – чуть ли не кругосветное путешествие?

Как пожаловаться на дикий трафик столичных магистралей людям, ездящим преимущественно на метро?

При этом – ты их любишь.

И помнишь – совсем-совсем другими…

Молодыми, блестящими, длинноволосыми, с некоторым романтическим закосом в цинизм – так тогда было модно – и огромной жизнью впереди…

Короче – ненавижу…

Я б и в этот раз не пошел, да Колька застыдил. Мы с ним с седьмого класса вместе учились, а теперь – вместе работаем.

Партнеры.

Так сложилось.

Молча зашел ко мне в кабинет, плюхнулся в гостевое кресло и уставился на меня своими огромными, чуть навыкате, карими буркалами.

С утра.

Еще и рабочий день толком не успел начаться.

Я заерзал.

Но – пока сдержался, промолчал.

Секретарша кофе принесла.

Две чашечки.

Я не заказывал, значит, – он постарался…

Еще помолчали.

Потом он не выдержал:

– Ну, – говорит, – опять «последний звонок» сачковать решил?

Молчу.

– Совесть, – продолжает, – имей. Я понимаю, что тебе в напряг. А мне что – опять отдуваться? «Дима занят, Дима в командировке». Я так с тобой скоро – совсем изоврусь. Как телеведущий. Надоело.

Я закурил.

Кольке предлагать не стал, он – полгода как бросил.

А у меня – ни фига не получается.

– Короче, – говорит, – товарищ начальник. Тебя все видеть хотят. А я лично – наоборот. Но отмазывать – больше не буду. И не проси.

Я докурил, раздавил окурок в пепельнице.

Поднялся.

– Ладно, – говорю, – хрен с тобой. Поехали…

…Школа у нас – в самом центре Москвы.

Между Пушкинской и Патриаршими.

Очень красивый район.

И – очень зеленый.

В школьном дворе тоже деревья растут.

Много.

Вроде больше двадцати лет прошло, а они – все такие же…

Вот под ними и встретились. Потолкались растущими животами, похлопали друг друга по плечам.

С девчонками расцеловались.

Под деревьями же – и выпивать начали.

Как водится.

Потом – отправились в поход «по памятным местам».

Вот здесь, типа, – в футбол играли, когда уроки прогуливали, а здесь – портвейн впервые пробовали.

А вон туда – курить на переменках убегали, надо же, какое счастье…

…А потом – я сбежал.

Не выдержал все-таки.

Сделал вид, что выпил лишку и – бочком-бочком в машину. Стекла поднял, кондиционер включил, музыку поставил.

И буркнул водителю:

– Давай-ка, Вов, на Воробьевы горы. Продышаться хочу…

Поехали.

Я там – часа три, наверное, прогулял.

В полном одиночестве, среди хохочущих и целующихся выпускников. У них Воробьевы горы – одно из самых популярных мест для прогулок. А именно в такой толпе одиночество как раз и чувствуешь особенно остро.

Я этого – и хотел, если честно…

Нужно мне это было.

День – солнечный, радостный, весенний.

Листва еще – нежно зеленая, пылью столичной бензиновой не провонявшая.

Ветерок с Москвы-реки порывами налетает, не дает прочувствовать подступающую летнюю липкую духоту раскаленного каменного мешка.

И ты – одиноким темным пятном.

Кляксой на акварели.

Вроде бы и неуместен, а вроде – необходимая деталь пейзажа. Придающая нужную перспективу этому хрупкому и радостному пространству.

Ну, в общем, походил-походил, потом достал мобильный и позвонил Русланычу.

– Привет, – говорю, – старый. Ты сегодня на встрече выпускников был?

– Угу, – отвечает. – Такая тоска…

– Есть идея, – усмехаюсь.

– Поддерживаю, – вздыхает. – Где встречаемся?

– Да там же, – щурюсь на солнце. – В пабе. У нас, в «Хардкоре». Где же еще-то. Там парни вроде как летнюю веранду открыли. Прямо на тротуаре перед витриной четыре столика. Посидим, попьем пивка, а потом решим, куда стопы направить…

– Да понятно куда, – ржет. – Все туда же…

Вот и поговорили…

…Я водителю позвонил, объяснил, куда подъехать, чтоб меня забрать. Потом еще минут пятнадцать ждал, пока он сквозь гуляющих продерется.

Залез в машину, откинулся на переднем сиденье, похлопал себя по карманам в поисках сигарет.

– Знаешь что, Володь. Отвези-ка ты меня в наш паб да вали домой, отдыхай. Последний звонок все-таки. Мы его по молодости «Днем первого минета» называли, не поверишь. Давно это, правда, было. А сегодня я – явно нажрусь, так что ждать меня – просто замотаешься…

Он как-то странно на меня посмотрел.

С пониманием, что ли.

– Валил бы ты, – говорит, – сам шеф куда-нибудь. На ту же рыбалку свою любимую. Совсем умотался – лица на тебе нет. И я тогда отдохну. А сегодня уж – я тебя как-нибудь дождусь. По-любому…

Я в бардачке порылся, новую пачку сигарет оттуда достал.

Распечатал.

– Ничего-то ты, – вздыхаю, – Вова, не понимаешь…

Он в ответ только головой покачал:

– Может, – отвечает, – и не понимаю. Только у меня у самого то же самое. Как кого встретишь – ну, из детства, разговоришься о пацанах – так только и узнаешь: этот сидит, этот спился, этот – в Чечне погиб, от этого – жена ушла, а этого – у ларька за бутылку водки зарезали. Тьфу, беда…

– Беда, – соглашаюсь.

– Будто, – продолжает, – всех ветром уносит, а ты в каком-то затишке пристроился. Шефа возишь, деньги имеешь. Дочь растишь. Дачу вон построил… А людей – уносит. Как эта херня называется-то?

– Глаз урагана, – шепчу, прикуривая. – Эта херня, Вов, называется – глаз урагана…

Маленькая черненькая собачка. 1983. Весна

Все нормальные девушки – немного ведьмы.

Что уж тут о ненормальных говорить.

А нормальная девушка жить в бледном болезненном мире декадансного стихосложения, я так полагаю, – просто не в состоянии. Нормальные девушки они вообще существа достаточно приземленные: «женское счастье, был бы милый рядом».

Я от таких «нормальных» всегда, кстати, – пытался бежать чуть ли не впереди собственного визга.

Ну его, простите, такое «женское счастье» на фиг…

Не всегда получалось, ага.

К сожалению.

Они ведь, сцуко, не только приземленные, они, блин, еще и цепкие.

Ухватистые.

И проворные.

Прямо беда…

У меня даже примета в студенческие времена была: если девушка начинает приходить к тебе с сумками еды и наводить порядок на кухне – жди проблем в личной жизни.

А лучше всего – сразу избавляйся.

От девушки, в смысле.

Ибо суровый жизненный опыт подсказывает, что бояться по этой жизни стоит не только данайцев, но и этих якобы заботливых существ с полными разными вкусностями сумками и заботливыми, почти материнскими взглядами.

Иначе – совьют гнездо.

И вы даже не представляете, с какой скоростью произойдут неизбежные перемены в этом, недавно еще таком заботливом и любвеобильном ангеле…

Они такие, ага.

Хуже них могут быть только вышеупомянутые бледно-зеленые поэтессы: с пылающим взором очей, с красноватыми от недосыпу и злоупотребления различными стимуляторами белками, а также дикой кашей там, где у нормального человека должен располагаться головной мозг.

У женщин он, кстати, – тоже есть, я точно знаю.

Так что – не надо ля-ля…

…Галка Сергеева была ведьмой прирожденной.

Можно сказать – органической.

Но вот поэтессой при этом она не была ни разу: несмотря на декадентскую бледность, неаккуратность в одежде и чуть ли не демонстративно неухоженные ногти. Что, казалось бы, неопровержимо свидетельствовало о ее принадлежности как раз к этому пугающему лично меня цеховому сообществу.

Галка была – Поэтом.

С большой буквы.

Разницу чувствуете?

Настоящим, очень талантливым и очень, как мне тогда казалось, – внешне некрасивым поэтом.

С поэтами такое бывает…

…Сейчас-то я понимаю, что это не так: не в смысле таланта, а в смысле красоты, разумеется.

Просто этот тип красоты – не ко мне, а к Николаю Васильевичу Гоголю, ага.

Это он тащился от мертвых панночек и прочих невинных утопленниц, я несколько другой типаж, извините, предпочитаю.

Я жизнь люблю.

А смерти не то чтобы боюсь, – я свое еще в армии отбоялся, – просто стараюсь держаться от этой дамы по возможности подальше.

К сожалению, увы, не всегда получается.

Вообще наш жизненный путь, как правило, украшен смертями близких и знакомых нам людей, как обычная дорога стандартными полосатыми столбиками с указателями километража от пункта назначения или до пункта прибытия.

Такие дела…

…А еще Галка – была своей.

К ней, в маленькую комнату неподалеку от метро «Рижская», можно было прийти хоть когда, хоть в любую ночь за полночь.

Главное, чтобы Галка сама была дома.

Достать купленное по дороге вино и какую-нибудь немудрящую закусь, и до утра проговорить о стихах и просто за жизнь, о которой, как я понимаю сейчас, эта не следящая за своей внешностью девчонка знала побольше, чем мы с Афониным и Вещевайловым.

Метро «Рижская»…

Старый кирпичный дом…

  • Девятнадцатый век, или ЖЭК номер шесть
  • оказал мне изысканно-странную честь
  • жить последним жильцом в красном доме на слом
  • с раскладушкой, картошкой и старым котом.

Галка читает стихи чуть протяжно, немного раскачиваясь, глаза полузакрыты.

Ворожит, ворует…

…Самое смешное, и самое страшное, что у Галки это было – всерьез.

Все остальные, и я в том числе, большей частью, – играли в слова.

Она в этих словах – жила…

  • На последние деньги – четыре рубля —
  • я купила коту красный окорок, для
  • того, чтоб за весь побирушкин свой век
  • он наелся, как ест каждый день человек…

…А вот кота, кстати, – совершенно не помню.

Только его жадное чавканье дурной ливерной колбасой с говорящим прозвищем «собачья радость».

Не только собачья, как выясняется…

Странно, да?

Стихи помню – кота нет…

  • …Семь пробьет, а в восьмом приходили друзья,
  • и жалели они то кота, то меня,
  • то меня, то кота, и печенье и сыр
  • доставали как дар, и съедали дары…

А вот печенье и сыр – помню очень хорошо.

Обычная по тем временам закусь под сухонькое.

Вот только как эта нехитрая снедь умудряется становиться настоящей высокой поэзией, – я и тогда не понимал, да и, если честно, – сейчас тоже не всегда догоняю…

Не того профиля способности, извините.

Видимо, для этого надо было не играть в слова, а жить в них.

А это уже – совершенно не мой диагноз: я всегда относился к себе довольно иронически, а «тонкие душевные терзания» вкупе с пафосом старался нещадно душить, искренне полагая источником дурновкусия.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Такого гороскопа еще не было!Теперь вы сможете не только узнать, что ждет вас в будущем 2015 году, н...
Такого гороскопа еще не было!Теперь вы сможете не только узнать, что ждет вас в будущем 2015 году, н...
Такого гороскопа еще не было!Теперь вы сможете не только узнать, что ждет вас в будущем 2015 году, н...
Такого гороскопа еще не было!Теперь вы сможете не только узнать, что ждет вас в будущем 2015 году, н...
Такого гороскопа еще не было!Теперь вы сможете не только узнать, что ждет вас в будущем 2015 году, н...
Такого гороскопа еще не было!Теперь вы сможете не только узнать, что ждет вас в будущем 2015 году, н...