Игра слов Лекух Дмитрий
Так, думаю.
Кажется, я сегодня кого-то убью.
И – не просто сегодня.
А прямо сейчас.
Вот только чебуреки доем.
– А я, – злюсь, – пока еще перед своими сотрудниками не отчитываюсь.
– Да нет, я ничего, – смущается. – Просто, вот, решила позвонить…
– Извини, – вздыхаю, – я сейчас занят.
И даю отбой вызову.
После чего тут же набираю отдел маркетинга.
– Здорово, – говорю, – старый. Я тут, кажется, одну очень серьезную жизненную ошибку совершил…
– Да я уж понял, – вздыхает.
– Ты ничего? – спрашиваю. – Не в обиде?
– Да нет, – удивляется. – С чего бы? Она мне – не жена. И даже – не любовница. Так, знакомая знакомых…
– Ага, – успокаиваюсь, – уже легче. Тогда дай мне, пожалуйста, домашний и мобильный телефоны твоей «знакомой знакомых».
– А на фига? – удивляется опять. – Ты что, сам у нее спросить забыл?
– Дурак ты, Леха, – вздыхаю. – Эта операция называется – «абонент временно недоступен». Причем, видимо, навсегда. Да, и, кстати, – я с сегодняшнего дня в длительной командировке. Усек?
– Тогда, – ржет, – чисто на всякий случай, и офисный ее запиши. Она – девушка настырная…
– Обязательно, – соглашаюсь. – Диктуй. Я, наверное, правда из Москвы на недельку свалю. Обстоятельства…
Записал телефоны, забил их в память мобильного.
Теперь – легче.
Попил пивка, пришел немного в себя, набрал Машку.
– Привет, – говорю. – Спишь?
– Здорово, – отвечает. – А ты все пьянствуешь?
– А ты, – усмехаюсь, – рассчитывала, что после твоего ухода я в клуб любителей вышивания запишусь?
– Да нет, – отвечает спокойно, – не рассчитывала.
Как же меня бесит это ее спокойствие в такие минуты…
– Вот что, – говорю, – Машуль. Я хочу на недельку на рыбалку свалить. Водки попить и в себе разобраться. Как мне, убогому, теперь жить дальше. А к тебе просьба – ты, пожалуйста, хотя бы на это время к нам возвращайся. За котами присмотреть. Жалко зверье-то…
Молчит.
Вздыхает.
– Зверье – говорит, наконец, – и вправду жалко. Хорошо, перееду. На время твоей рыбалки. Но на большее – не рассчитывай…
– Да я, – усмехаюсь криво в трубку, – в общем-то, – и не рассчитываю…
…В этот же день я и улетел.
Четырехчасовым рейсом.
В Астрахань.
Мог бы еще куда-нибудь, в ту же Карелию, к примеру, – просто Астрахань первой в голову пришла.
Да и бог с ним.
Мне было без разницы…
Джейн звонила по нескольку раз в день.
Я – не подходил.
Ни в Астрахани, ни в Москве, когда наконец-то вернулся. Но она меня все-таки обхитрила. Позвонила со служебного телефона нашего паба, я решил, что меня разыскивает кто-то из парней, ну и подошел.
Пришлось ехать встречаться.
А как иначе?
Зашел в паб, заказал пива, сел за ее столик.
Вздохнул.
– Здравствуй, – говорю.
– Привет, – отвечает. – Ну что? Поматросил и бросил?
– Да я, – жму плечами, – не очень и «матросил»…
– А что не звонишь? – спрашивает. – И сам к телефону не подходишь?
Ну, что тут сказать…
И врать неохота…
– Да, – вздыхаю, – так сложилось…
– Что, – кривится, – сложилось-то? Машка твоя снова решила, что ты еще на что-то сгодишься, тряпка?!
Закуриваю, аккуратно выпускаю дым в сторону.
Так, думаю.
Только бы не сорваться…
– И это тоже, – отвечаю как можно спокойнее, – но не это главное…
– А что тогда главное? – прищуривается.
Задумываюсь.
Вплоть до того момента, пока истлевшая сигарета не начинает жечь пальцы.
Шиплю, как стадо рассерженных котов, отшвыриваю окурок в пепельницу, трясу ладонью, после чего закуриваю по новой.
И – опять задумываюсь.
– Ты знаешь, – выдыхаю дым. – Я тебе уже говорил, что для меня каждая женщина – как книга. Есть толстые тома с мелким шрифтом, в которые нужно вчитываться и вчитываться, чтобы хоть что-то понять. А есть – брошюрки. Нет, в этом нет ничего плохого, просто – другой жанр. Они могут быть очень яркими, талантливыми и запоминающимися. Просто – тоненькими. А вот книга, которую можно читать всю жизнь, у каждого человека – все-таки одна…
Морщится, как будто я гадость какую сказал.
Или – глупость сморозил несусветную.
Потом вытягивает у меня из пачки сигарету и тоже закуривает.
– И что? – спрашивает. – Ты хочешь сказать, что ты меня так быстро прочитал?
Молчу.
Вздыхаю.
– Да нет, – говорю. – Не прочитал. Бросил на середине страницы. Слишком хорошо знаю, что дальше будет. Неинтересно…
…Мне до этого вечера еще ни разу кофе в морду не плескали. Ощущение, надо сказать, не из самых приятных.
Сижу, обтекаю.
А она – встала, фыркнула и ушла.
А у меня даже сил рассмеяться ей вслед не было. Вытерся салфеткой, попросил счет, закурил.
Нда, думаю…
И с чего она так завелась?
Меня вот, к примеру, думаю, – тоже не дочитали.
Захлопнули на середине, на самом интересном месте.
И – ничего.
Живу…
Футбол эпохи упадка Великой Империи. 1982
– Джипсон! Джипсон! – тычет меня ручкой в спину с задней парты Серега Матюхин. – На футбик сегодня выдвигаешься?!
Джипсон – это я.
Кличка такая школьная.
Хрен его знает, откуда она только взялась, – абсолютно загадочна по происхождению, по крайней мере, для меня.
На гитаре я, естественно, – не играю.
А на фига?
Учась в такой музыкальной школе, среди таких талантливых парней, да еще и не обладая даже самым приблизительным музыкальным слухом, – лучше все-таки оставаться потребителем.
И – скромнее и – тупо правильнее.
Впрочем, об этом я, кажется, писал.
Цыган в роду – тоже нет.
Тем не менее – Джипсон.
…Откидываюсь назад, чтобы можно было говорить как можно тише.
Ухмыляюсь.
Все-таки контрольная по алгебре.
А математичка, Вера Николавна, меня настолько терпеть не может, что в прошлом году умудрилась всобачить «четверку» по геометрии, несмотря даже на вопиющий, с ее точки зрения, факт победы вашего покорного слуги на районной, и получения призового места на городской Олимпиадах по математике.
Для нее поставить мне очередную «пятерку» за уже решенную «контру» – как серпом по одному месту.
Несмотря на то, что по понятной физиологической причине именно это место у Веры Николавны напрочь, извините, отсутствует.
Ага.
Ей только повод дай – немедленно выгонит с урока.
И держите, любезный, свой «неуд», – не мытьем, так катаньем…
…Презрительно кривлю губы, подмигивая одним глазом Матюхину.
– Аск… спрашиваешь…
…Вера Николавна, кстати, помимо всего прочего, – еще и наша классная руководительница.
Крови я ей – попортил немало, чего уж там говорить.
Типичная «шестидесятница», поклонница «доверительных отношений с детьми», походов с пионерскими кострами и коллективным пением Визбора с Окуджавой под хреново настроенную гитару.
«Возьмемся за руки, друзья»…
…Чуть позднее она добьется неполучения мною золотой медали (отказавшись ставить «примерно» в графе «поведение»), а выпускную характеристику напишет такую, что ее потом, втайне от Веры, будет переписывать наша милейшая директриса – Царствие ей Небесное, Антонине Георгиевне, замечательная тетка была, – относившаяся ко мне более чем лояльно.
Подпись классного руководителя, каюсь, – подделывал на этой характеристике лично – правда, в присутствии директора.
А как тут не перепишешь и не подделаешь?!
Представьте себе такую формулировочку в этой самой характеристике, да для шестнадцатилетнего подростка в начале восьмидесятых, еще при живом Андропове (я пошел в школу с шести лет и заканчивал, соответственно, в шестнадцать): «внимательно изучает труды Маркса и Ленина для того, чтобы оголтело критиковать основоположников Учения и использовать свои знания в антисоветской агитации среди школьников».
Нормально, да?!
Университет, говорите?!!
В дворники бы не приняли ни фига…
Если только – сразу на Лубянку.
Вот тебе, блин, – и Визбор под гитару…
Вообще, не очень люблю это предельно лживое и неискреннее поколение. Большего количества добровольных и романтических стукачей, чем эти «технические интеллигенты шестидесятых», наверное, и представить себе невозможно.
Ну, да бог с ними со всеми.
Антисоветчиком, кстати, я в ту пору прекрасную и близко не был, нечем тут особо гордиться.
А вот Маркса с Лениным и вправду читал: просто хотелось хоть как-то разобраться в окружающем меня мире.
По-моему, – так вполне себе нормальное явление.
А вот то, что Вера Николавна не могла ответить на задаваемые мною вопросы, так это, думалось мне, – проблемы не мои, а исключительно самой Веры Николавны.
Как же я был в ту пору наивен…
…Ладно.
Не об этом речь.
До выпускного еще далеко, целый десятый класс, а у нас сегодня – футбол, и все пока безмятежно…
…После уроков немедленно подрываемся с Тюхой и Лехой Мироновым по кличке Рыжий к кинотеатру «Россия» – там в буфете со вчерашнего дня продают безумно горькое и модное пиво: «Московское оригинальное».
Дорого, конечно.
Но – форс есть форс.
Видок у нашей троицы – совершенно замечательный.
Школьную форму мы с ними в десятом классе, понятное дело, надевали исключительно в дни проверок из РОНО, когда не надевать ее считалось запредельной борзостью.
Мы так далеко не заходили, ага.
А зачем?
Пару дней в году – можно и потерпеть, чтобы все остальное время голову поменьше трахали.
Сегодня, к счастью, никакой проверки нет, и все трое – в протертых до белизны джинсах и грубой вязки свитерах.
А вот дальше – уже начинаются различия.
Потому как парни – в модных заграничных болоньевых курточках (у Сереги отец работает в «Электронзагранпоставке», привозит иногда), а я – в предмете их тайной зависти: грубой брезентовой «геологической» штормовке.
Учебники у всех троих в противогазных сумках, разрисованных от руки шариковыми ручками спартаковскими «ромбами» и «пацификами».
Там же, в противогазных сумках, тщательно спрятаны от посторонних учительских глаз сигареты и красно-белые «розы», фанатские шарфы. У Тюхи – «фирменный» ливерпульский, у нас с Рыжим – «самовязы», но тоже очень модные и ахуенные.
Словом – красавцы.
Центровые.
Причем – совсем-совсем взрослые.
Нас даже на стадион пускают спокойно на вечерние матчи «без родителей», не задавая лишних вопросов.
И – пиво, кстати, – тоже продают.
Вот только пить его прямо в буфете кинотеатра мы пока что стремаемся…
Лучше – на домиках…
…На домиках к нам присоединяются еще двое наших одноклассников-спартаковцев: Страус и Хорыш.
А также учащийся в другой школе, но живущий по соседству «нацист» Клепа и мелочь из классов помладше: во главе с мрачноватым Кисой, не по годам широкоплечим румяным Дидой и вездесущим добродушным армянистым Трафиком – сейчас широко известным стране в качестве блатного шансонье Трофима.
Клепа приносит закупленные еще вчера на общаковые деньги и заныканные до срока три бутылки портвейна, мы их выпиваем прямо из горлышка («мелочи» тоже достается по глотку) и выдвигаемся к метро, «расчехляя» и вешая на мальчишеские шеи красно-белые спартаковские розы.
Теперь мы уже не просто малолетняя шпана, а солдаты великой и могучей армии грозного спартаковского фанатья.
В метро, естественно, заруливаем вполне бесплатно, тупо отжимая руками турникеты: добродушные тетки-дежурные на фанатов внимания старательно не обращают – себе дороже, пусть только сваливают побыстрее.
Заныриваем вниз, выныриваем – уже на «Краснопресненской».
Там, под уродливым памятником, который все называют «мужиком с гранатой», – место общего сбора.
Ждем Рифата.
Неподалеку, особо не вмешиваясь, потихоньку кучкуется милиция.
Дожидаюсь, пока менты на что-то отвлекаются, запрыгиваю на памятник и вяжу на шею «мужику» красно-белый спартаковский галстук, старательно сшитый из половинки пионерского и равновеликого ему куска обычной белой простынки.
Народ хохочет, кто-то сует мне бутылку «Жигулевского».
Я сегодня – герой.
От места сбора до стадиона едем уже изрядной хулиганистой толпой человек в семьдесят-восемьдесят.
Заряды, речовки.
«В Союзе нет еще пока команды лучше „Спарта-ка“»!!!
Рыжий достает спрятанный под куртку красно-белый спартаковский флаг с диагональной полосой и орденом Ленина, накидывает его на плечи, и на переходе с кольцевой линии его немедленно винтят менты.
Что ж, он – тоже сегодня герой.
Просто ему – немного не повезло…
Пушка. Экскурсия в начало 80-х
…Как-то странно получается: никогда я в том районе столицы не жил, а – вся жизнь вокруг этих мест крутится.
Сначала школа, потом – Литинститут.
Буквально в пяти минутах пешком, если напрямую.
Не напрямую – в семи.
Те же яйца, только вид в профиль, что называется.
Это уж не говоря о бесчисленных прогулках по Патрикам и Палашевским, сидениях в кафе «Лира» и «Север».
Пития пива на лавочках во всевозможных сквериках, знакомств с девчонками на Тверском и Страстном бульварах.
Свиданий с теми же девчонками под задумчивым взглядом засранной наглыми столичными голубями бронзовой фигуры Александра Сергеевича Пушкина и торчания в культовой когда-то Трубе: подземном переходе от бывшего магазина «Наташа» к той самой фигуре Александра Сергеевича, где во времена оные исправно тусила вся неформальная молодая Москва.
Неформалы тогда четко группировались в трех точках: «круг» (это где голуби, скамейки и бронзовая фигура поэта), «квадрат» (напротив прежней «Лиры» и нынешнего «Макдональдса») и, собственно, сама Труба, в холодное время года, как вы понимаете, абсолютно незаменимая.
Там, на подземном перекрестке, у входа в метро и напротив ряда из пришпиленных к бетонной подземной стене телефонов-автоматов, как правило, и встречались. Там же и «аскали» двухкопеечные монеты на «позвонить», через некоторое время волшебным образом преображавшиеся в холодное, очень нужное организму в любое время суток, но особенно утром, «Жигулевское».
Там влюблялись, сходились и расставались, там решали, куда поехать сегодня вечером, и делились информацией, как легче и проще добраться автостопом до Крыма или, еще в ту пору нашей, советской Прибалтики.
«Системщики», которых, чисто для удобства, еще обзывали «хиппи», кочевали чуть подальше, «у Гоголя», но это была – несколько не наша компания, и, соответственно, – уже не наша территория.
Лично я всегда недолюбливал девушек с грязными ногтями на ногах.
Хотя с несколькими культовыми в те времена «системными» монстрами, типа Эмирсона, Андрона и Диссидента, мы все-таки довольно тесно общались, а с Лешим одно время даже и дружили.
Нашу команду там почему-то все считали панками, хотя ничего панковского, кроме проколотых булавками ушей, в нас, в общем-то, никогда особо и не было.
Так, тусовались себе помаленьку, да и все дела.
Обычные центровые дела.
Ну, подраться еще не возражали, но это уже больше – дела фанатские.
Деньги на тусовки добывались либо методом «аска», который сейчас великолепно освоили всеразличные «беженцы», переделав его немного и доведя до совершенства культовой фразой «мы сами не местные», либо банальным кидаловом многочисленных и не очень хорошо организованных спекулянтов в различных торговых центрах типа ГУМа и ЦУМа, а также примитивным разводом трусоватой по этой жизни фарцы.
Кто-то более продвинутый, разумеется, и сам потихоньку «утюжил» иностранцев, но таких – скорее недолюбливали.
Барыг вообще любить по этой жизни не принято, и я считаю – вполне справедливо.
Даже сейчас.
А тогда деньги, за исключением тех, что нужны «сегодня на вечер», никого особенно и не интересовали.
Хотелось пить вино, читать стихи, побеждать в многочисленных драках, слушать гитару и просто общаться.
Ничего, как вы понимаете, особенного.
Никаких завышенных ожиданий.
Еще, понятное дело, всех весьма интересовали девушки, – как можно более доступные.
Тусить с «недоступными» – считалось почему-то дурным тоном.
А нах, извините, на этих фиф время свое драгоценное тратить?!
Еще понятно, допустим, – если влюбился: там уже нет разницы, доступная она или недоступная.
А в обычной жизни-то на хрена?
Вот и мы тоже так думали…
Ну а при таком раскладе ваш покорный слуга, естественно, был в компании человеком авторитетным и довольно востребованным. Девушки, как известно, любят ушами, а человек, не только немного знающий правила игры в слова, но еще и способный и улыбнуться вовремя, и ручку поцеловать, и, если потребуется, прочитать в нужной ситуации наизусть пару-тройку стихотворений, как вы понимаете, при таком образе жизни очень быстро становится фактически незаменимым.
Девушки, как известно, – поодиночке редко когда гуляют.
Истина, извините, общеизвестная.