Только представьте… Филлипс Сьюзен

— Попробуй только ослушаться!

— Пойди, прикажи Мерлину! — процедила Кит. Она сама не понимала, как ей удалось собраться с духом, чтобы гордо выплыть из комнаты, но, едва оказавшись в коридоре, подобрала юбки и метнулась наверх. Уже подбегая к спальне, она вроде бы услышала негромкий смех Вероники Гэмбл.

Но девушка ошиблась. Веронике было не до смеха. Вместо этого она с огромным интересом и некоторой грустью изучала Кейна. Так вот оно как… Ну что же… Она надеялась, что их отношения из дружбы перерастут в близость, но теперь поняла, что этому не суждено сбыться, по крайней мере в обозримом будущем. Ей следовало бы догадаться об этом раньше. Такого неотразимого мужчину нелегко поймать в сети. А этот, кажется, совсем потерял голову.

Вероника ощутила нечто вроде жалости к его подопечной. При всей своей экстравагантной красоте эта юная особа еще не разобралась в себе, а тем более в Кейне. Кит слишком неопытна, чтобы понять, почему он намеренно унизил ее при гостье. Зато понимала Вероника: Кейна против воли тянуло к девушке, и он боролся со своим чувством, пригласив Веронику к ужину. Наверное, надеялся, что, когда увидит обеих женщин рядом, сравнение будет в пользу Вероники. Но просчитался.

Этот раунд он выиграл. Вероника едва не взорвалась, но непонятно по каким соображениям удержалась от скандала. До конца игры еще далеко, решила она.

Задумчиво постучав ногтем по подлокотнику дивана, Вероника нахмурилась. Стоит ли позволять Кейну использовать ее как пешку в борьбе, которую тот ведет с самим собой? Глупый вопрос!

Женщина улыбнулась. Разумеется, стоит! Здешняя жизнь невыносимо скучна, и не в ее природе ревновать к сопернице из-за такой естественной вещи, как плотские радости. Кроме того, все это так забавно. Прекрасное развлечение!

— Своевольная особа ваша подопечная, — заметила она, чтобы подлить масла в огонь.

— Моей подопечной нужно учиться смирению, — пожал плечами Кейн и, налив ей стаканчик хереса, извинился и попросил гостью подождать минутку.

Она слышала, как он, перепрыгивая через две ступеньки, взбегает по лестнице. Стук шагов волновал ее, напоминая о тех грандиозных ссорах, которые временами происходили между ней и Френсисом, ссорах, кончавшихся восхитительно жаркой любовью… Ах, если бы она только могла видеть, что происходит наверху…

Вероника пригубила херес, готовая ждать целую вечность.

Кейн знал, что ведет себя глупо и опрометчиво, но иначе не мог. Все эти дни он старался держаться подальше от Кит. Похоже, из всех мужчин в округе он единственный, кто не пляшет под ее дудку. Настало время выяснить отношения. Обидно только, что Вероника пала жертвой грубости Кит. И его собственной. Но об этом он подумает позже.

— Открой дверь! — приказал он, понимая, какую ошибку делает, поднявшись сюда. Но если он спустит Кит сегодняшнюю дерзость, она окончательно сядет ему на шею и ему уже никогда не удержать ее в узде.

Кейн твердил себе, что делает все это ради ее же блага. Она упряма и своенравна, себе же на горе. Нравится ему это или нет, он опекун девчонки и, следовательно, несет за нее ответственность.

Только он не чувствовал себя опекуном. Скорее, человеком, который проиграл битву с собой.

— Убирайся!

Он повернул ручку и вошел.

Кит стояла у окна. Угасающий солнечный свет бросал последние отблески на ее ослепительно красивое лицо. Неукротимое прекрасное создание, невыносимо искушающее, манящее, соблазняющее…

Кейн сделал шаг и замер на месте. Она как раз расстегивала платье, и оно сползло с плеч так низко, что над сорочкой выступали мягкие полушария грудей.

Он облизнул мгновенно пересохшие губы.

Она не пыталась прикрыться, как любая скромная молодая женщина на ее месте. Горящие глаза облили его презрением.

— Проваливай из моей комнаты! Ты не имеешь права сюда врываться.

Он вдруг вспомнил письмо Вудуарда, обвинявшего ее в бесстыдстве и разврате. В то время он не имел оснований не верить адвокату, но теперь понял, что тот либо лгал, либо жестоко ошибался. Кит говорила правду, утверждая, что проучила ублюдка. Ах, если бы он был так же твердо уверен, что она отвергает ухаживания Парселла!

Кейн с трудом отвел глаза.

— Я не потерплю неповиновения.

— В таком случае советую поискать такую, которая будет стоять перед тобой на задних лапках. А мне и слушать тебя тошно.

— Смотри, Кит! Я уже как-то наказал тебя и не задумаюсь сделать это снова.

Но вместо того чтобы отступить, она набралась наглости угрожающе шагнуть к нему!

У Кейна просто руки чесались задать ей трепку, но тут он вдруг представил ее голую попку под своей ладонью, когда пальцы скользят по мягкому изгибу, не причиняя боль, а лаская…

— Если желаешь получить нож в живот, давай, янки, попробуй!

Кейн едва не рассмеялся. Маленькая дикая кошка все еще воображает, что может поцарапать его!

— Ты кое-что забыла, — процедил он. — Я твой опекун и решаю все. Будешь делать, как велено. Поняла?

— О да, еще бы, янки! Поняла, что ты спесивый осел. А теперь — прочь из моей спальни!

Она так энергично ткнула пальцем в дверь, что бретелька сорочки сползла с плеча. Тонкая ткань задержалась на упругом холмике, на миг прильнула к маковке и упала, обнажив темно-коралловый сосок.

Кит заметила его жадный взгляд за мгновение за того, как прохладный воздух коснулся кожи. Опустив глаза, она тихо ахнула, подхватила сорочку и поспешно поправила бретельку.

— В прежнем виде ты мне больше нравилась, — хрипло прошептал Кейн. Темно-серая радужка приняла бледно-дымчатый оттенок.

Сражение моментально переместилось на новое поле. Кейн неумолимо надвигался на нее. Пальцы Кит неуверенно теребили сорочку. Инстинкт самосохранения повелевал ей бежать прочь, но сил хватило лишь на то, чтобы отвернуться.

Кейн остановился у нее за спиной и большим пальцем провел вдоль шеи.

— Ты так чертовски красива… — прошептал он и, взяв ее локоны, выпутал из них лямку сорочки. По ее спине пробежал озноб.

— Тебе не следует…

— Знаю.

Он подался вперед и откинул ее волосы с плеч. Его дыхание согревало ее ключицы.

— Я не… не хочу, чтобы…

Кейн легонько куснул нежную кожу.

— Лгунья, — выдохнул он.

Кит закрыла глаза и чуть прижалась спиной к его груди. Его язык чертил влажную дорожку на ее коже.

Его руки легли ей на грудь. Кит бросало то в жар, то в холод. Она задрожала, когда он стал ласкать ее сквозь ткань сорочки. Дрожала от наслаждения и сознания собственного безумия, толкавшего ее на запретную близость.

— Я хотел этого с той минуты, как ты вернулась, — признался он.

Кит тихо, беспомощно застонала, когда он спустил с ее плеч сорочку. Никогда она не испытывала большего счастья, чем теперь, ощущая его загрубелые ладони на своей груди. Кит порывисто выгнулась. Он задел соски, и она снова застонала.

В дверь постучали. Кит судорожно втянула воздух и отпрянула, пытаясь привести себя в порядок.

— Кто там? — нетерпеливо рявкнул Кейн.

Дверь распахнулась с такой силой, что ударилась о стену. На пороге возникла взволнованная Софрония.

— Что он делает в твоей комнате? — выкрикнула она. Брови Кейна взлетели вверх.

— Это касается только меня и Кит.

Янтарные глаза Софронии чуть расширились при виде растерянной Кит и ее расстегнутого платья. Руки сами собой сжались в кулаки. Она прикусила губу, словно стараясь удержать поток проклятий, которые не смела выговорить в его присутствии.

— Приехал мистер Парселл, — выдавила она наконец, немилосердно смяв складки юбки. — Привез тебе книгу, Кит. Я пригласила его в гостиную.

Кит так крепко стискивала края лифа, что пальцы затекли. Медленно расправив ладони, она кивнула Софронии и обратилась к Кейну со всей сдержанностью, на которую была способна:

— Надеюсь, ты пригласишь мистера Парселла к ужину? Софрония поможет мне одеться. Я спущусь через несколько минут.

Взгляды их встретились. Кто победитель? Кто побежден в битве, которая только сейчас бушевала в этой комнате?

Нет ни разгадки, ни ответа, ни утешения. Вражда разгоралась с новой силой.

Кейн молча вышел, но по его лицу было ясно без слов: все только начинается.

— Пожалуйста, не нужно нотаций! — бросила Кит Софронии, так рванув платье, что оно лопнуло по шву. Как она могла позволить ему такие вольности? Почему не оттолкнула сразу? — Мне нужен бальный туалет, что висит в самой глубине, в муслиновом чехле.

Софрония не шевельнулась, так что Кит пришлось самой вытащить платье и положить на кровать.

— Что это с тобой? — вдруг прошипела Софрония. — Та Кит Уэстон, которую я знала, не заперлась бы в спальне с посторонним мужчиной!

— Я его не приглашала! — взвилась Кит.

— Бьюсь об заклад, ты не просила его уйти.

— Вот тут ты ошибаешься! Он разозлился потому, что я отказалась ужинать с ним и Вероникой Гэмбл.

Софрония обличающе указала перстом на вынутое из гардероба платье.

— Почему же тебе вдруг понадобилось это?

— Сама сказала, что Брэндон приехал. Вот я и передумала.

— Поэтому тебе взбрело в голову прихорашиваться? Для мистера Брэндона?

Кит от неожиданности растерялась. Вопрос Софронии застал ее врасплох. Ради кого она прихорашивается?

— Разумеется, для Брэндона. И для миссис Гэмбл. Не хочу выглядеть перед ней деревенской дурочкой.

Застывшее лицо негритянки неуловимо смягчилось.

— Можешь лгать мне сколько угодно, Кит, но зачем лгать себе? Уверена, что не ради майора лезешь из кожи вон?

— Не мели вздор!

— Оставь его миссис Гэмбл, солнышко, — усмехнулась Софрония и, подойдя к кровати, сняла с платья муслиновый чехол. — Он твердый орешек и не по зубам такой маленькой девочке, как ты. У него душа словно льдом покрылась, и любая, кто попытается растопить этот лед, только обморозится сама.

Она вздохнула, вспомнив, что почти те же слова говорил ей Магнус всего несколько недель назад, и ловко продела руки Кит в рукава платья.

— Зачем ты мне все это говоришь? Я не нуждаюсь в твоих наставлениях, — огрызнулась Кит.

— Глядя на прекрасную женщину, майор видит лишь тело, способное дать ему наслаждение. Если женщина достаточно опытна, чтобы это понять, — а Вероника Гэмбл как раз из таких, — она, в свою очередь, постарается использовать его, и оба останутся довольны, а потом без сожалений пойдут каждый своей дорогой. Но та несчастная, у которой хватит глупости влюбиться в него, останется с разбитым сердцем.

— Все это не имеет ко мне никакого отношения.

— Неужели? — язвительно пропела Софрония, застегивая крючки. — А по-моему, вы и скандалите так часто, потому что слишком друг на друга похожи.

— У меня нет с ним ничего общего! Кому, как не тебе, знать, что я его не выношу! Видеть не могу! Он стоит на пути ко всему, что я хочу от жизни. «Райзен глори» — моя! Нет другого места на земле, где бы мне хотелось провести остаток дней! Я умру, прежде чем позволю ему завладеть плантацией! Как только Парселл сделает мне предложение, мы поженимся, Софрония, и тогда я выкуплю «Райзен глори».

Софрония взяла щетку и принялась приводить в порядок спутанные пряди Кит.

— И почему ты вообразила, что майор продаст ее тебе?

— О, я даже не сомневаюсь, что он будет рад сбыть ее с рук. Это всего лишь вопрос времени.

Софрония принялась укладывать ее волосы в аккуратный узел, но Кит покачала головой. Она оставит их распущенными, разве что скрепит гребнями. Сегодня она должна разительно отличаться от Вероники. Во всем.

— А мне так не кажется. Кто знает, что у него в голове? — настаивала Софрония.

Кит не собиралась признаваться в своих ночных вылазках. Она часами рылась в счетных книгах, складывая и вычитая. Не нужно было обладать сверхъестественными способностями в математике, чтобы понять: Кейн держится на волоске. Он исчерпал все свои ресурсы, потратив последние деньги на прядильню и обустройство «Райзен глори», и достаточно крохотного толчка, чтобы все рухнуло.

Кит не слишком разбиралась в прядильном деле, зато все знала о хлопке. О неожиданных ураганах и засухах, граде и ливнях, насекомых и паразитах, пожирающих нежные коробочки. Там, где речь идет о хлопке, рано или поздно жди беды, и когда она придет, Кит, успев подготовиться заранее, встретит несчастье во всеоружии. Она сумеет отнять у него плантацию и заплатит цену, которую назначит сама.

Софрония грустно смотрела на нее, покачивая головой.

— Ну что опять? Что стряслось?

— Ты на самом деле собралась ужинать в этом платье?

— Разумеется. Правда, изумительное?

— Но оно сшито для бала, а не для домашнего ужина.

Туалет был таким возмутительно дорогим, что Элсбет долго протестовала, справедливо заметив, что на такие деньги Кит может купить несколько других, поскромнее. Кроме того, платье настолько вызывающе и экстравагантно, что выделит из толпы даже самую невзрачную женщину. Что уж тут говорить о Кит! Приличная женщина не должна привлекать к себе всеобщее внимание!

Но подобные увещевания на Кит не действовали, как, впрочем, и призыв к благоразумию. Платье казалось ей ослепительным, и, значит, она должна его иметь!

Верхняя юбка пенилась облаком серебристого органди, лежащим поверх белого атласа, прошитого серебряными нитями. Облегающий лиф, расшитый хрустальными бусинками, сверкал, как снег под звездным зимним небом. Такие же бусины украшали юбку до самого подола.

Низкое декольте обнажало плечи. Опустив глаза, девушка заметила, что полуобнаженные груди, все еще носящие следы ласк Кейна, нежно розовеют. Она отвела взгляд и поспешила надеть колье, специально купленное для этого наряда: широкий воротник, расшитый хрустальным бисером, сверкающим на коже, как тающие льдинки.

Самый воздух вокруг, казалось, потрескивал от напряжения при каждом ее движении. Кит надела атласные туфельки с каблуками рюмочкой, те самые, что надевала в ночь бала у Эльвиры Темплтон. Правда, они были не белоснежными, как платье, а кремовыми, но какая разница?

— Не волнуйся, Софрония. Все обойдется.

Она наспех чмокнула подругу в щеку и спустилась вниз в снежном вихре атласа и органди.

При виде возникшей в комнате Кит на безмятежном лице Вероники Гэмбл ничего не отразилось, хотя мысли были далеко не так спокойны. Значит, кошечка выпустила коготки и решила бороться? Что ж, неудивительно.

Платье, хоть и великолепное, выглядело совершенно не к месту здесь, в простой домашней обстановке. Такое чудо нужно носить только в самых торжественных случаях. Его ледяное совершенство как нельзя лучше оттеняло живую красоту девушки. Настоящая Снежная королева! Мистер Парселл, беззастенчиво добившийся приглашения к ужину, не сводил с нее глаз и, по всей видимости, был потрясен. Бэрон выглядел мрачнее тучи.

Бедняга! Уж лучше бы он оставил ее в покое. Вряд ли она произвела бы на мужчин подобное впечатление в своем старом платье. Интересно, что же все-таки произошло наверху между этими двумя? Лицо Кит пылало, и наблюдательная Вероника заметила маленькое красное пятнышко у нее на шее. Но до конца дело между ними не дошло: недаром Кейн напряжен, как лесной хищник, готовый напасть.

Во время ужина Вероника сидела по правую руку от Кейна. Кит, на правах хозяйки, заняла место на другом конце стола. Брэндон устроился рядом. Еда была превосходной: душистая джамбалайя — нечто вроде плова с ветчиной и курицей, устрицы в тесте с огуречным, сдобренным карри соусом, зеленый горошек с мятой, воздушные бисквиты и огромные куски вишневого пирога на десерт. Но Вероника была уверена, что, кроме нее, никто не уделял внимания еде.

Сама она была чрезвычайно внимательна к Бэрону на протяжении всего ужина: то и дело наклонялась ближе, занимала его забавными историями, а иногда намеренно фамильярно сжимала ему пальцы или клала руку на плечо. В ответ он галантно ухаживал за дамой. Будь она чуточку глупее, наверняка поверила бы, что он не замечает приглушенного смеха, доносившегося до них с противоположного конца стола.

После ужина Кейн предложил Брэндону, захватив бренди и сигары, вопреки обычаю перейти в гостиную вместе с женщинами. Брэндон, в нарушение всех правил приличия, с радостью принял приглашение. За ужином Кейн почти не скрывал, как раздражен чопорными манерами и сдержанностью Парселла. Сам Брэндон, в свою очередь, то и дело бросал на Кейна презрительные взгляды.

Тем временем Вероника поспешила усесться рядом с Кит, хотя прекрасно понимала, что девушка терпеть ее не может. Однако Кит умела держаться учтиво, вести приятную беседу и развлекать гостей. Обнаружив, что девушка для своих юных лет на удивление образованна и начитанна, Вероника предложила одолжить ей новый скандальный роман Гюстава Флобера, который только что закончила сама. Брэндон неодобрительно нахмурился.

— Вы против того, чтобы Кит прочла «Мадам Бовари»? — удивилась Вероника. — В таком случае оставим ее на полке до лучших времен.

Кейн, откровенно насмехаясь, заявил:

— Что вы, Вероника! Я уверен, что мистер Парселл не настолько косный человек, чтобы возражать против новых веяний! Почему бы молодой женщине не познакомиться с последним словом в литературе? Или я не прав?

— Разумеется, не прав, — слишком поспешно вмешалась Кит. — Мистер Парселл — один из самых прогрессивных людей, которых я знаю.

Вероника улыбнулась. Ничего не скажешь, весьма интересный вечер. Давно она так хорошо не проводила время!

Кейн пересек холл и открыл дверь библиотеки. Не позаботившись зажечь лампу на столе, он сбросил сюртук и открыл окно. Гости уже уехали, и Кит сразу же поднялась к себе. Завтра рано вставать, и ему следовало бы тоже лечь в постель, но не давали покоя старые воспоминания, поднявшиеся откуда-то из глубины лет.

Он невидяще смотрел во тьму. Постепенно горькие голоса прошлого заглушили ночной стрекот цикад и отдаленный жалобный крик совы.

Его отец Натаниел Кейн был единственным сыном богатого филадельфийского торговца. Он жил в том же каменном особняке, где родился и вырос. Особых финансовых талантов за ним не водилось, но он считался довольно удачливым бизнесменом. В тридцать пять он женился на шестнадцатилетней Розмари Симпсон. Девушка была слишком молода, но родителям не терпелось избавиться от чересчур бойкой дочери, тем более что подвернулся такой выгодный жених.

Брак был обречен с самого начала. Розмари сразу же забеременела и возненавидела все на свете. Сына, родившегося ровно через девять месяцев после первой брачной ночи, она не замечала и пренебрежительно морщилась при виде обожающего ее мужа. Несколько лет она не стеснялась позорить его публично и наставлять рога в уединении спальни. Но Натаниел по-прежнему любил жену и в ее поведении винил только себя. Если бы он не наделил ее ребенком так скоро, она вела бы себя спокойнее. Однако со временем он привык перекладывать вину на сына.

Всего десять лет ушло у Розмари на то, чтобы окончательно разорить мужа. А потом… она сбежала с одним из его служащих.

И все это на глазах у Бэрона, несчастного, одинокого, растерянного ребенка. После побега матери ему оставалось только беспомощно наблюдать, как спивается отец, пожираемый страстью к неверной жене. Грязный, небритый, вечно хмельной Натаниел Кейн заперся в пустом ветшающем особняке и мечтал, мечтал, сплетая красочные фантазии, , грезя о жене, никогда его не любившей.

Только однажды мальчик взбунтовался и в порыве гнева излил всю ненавистью бросившей их обоих женщине. Отец избивал его до тех пор, пока из носа и рта не пошла кровь, а заплывшие глаза не превратились в щелочки. Позже Натаниел вроде бы и не помнил, что сотворил с сыном.

Урок, полученный Бэроном от родителей, был настолько жестоким, что он навсегда его запомнил. И усвоил, что любовь — это слабость, калечащая души и сердца людей, поэтому надо всячески ее избегать. С тех пор он старался не привязываться ни к людям, ни к вещам: дарил книги, продавал лошадей, прежде чем успевал по-настоящему прикипеть к ним душой. Но сейчас, стоя у окна библиотеки «Райзен глори», глядя в жаркую, душную ночь, думал об отце, матери и… Кит Уэстон.

Он находил весьма слабое утешение в том, что она одним взглядом способна пробудить в нем бурю отрицательных эмоций. Беда в том, что она так легко может задеть его чувства. Но с того дня, как увидел таинственную, прекрасную незнакомку под вуалью, он так и не сумел выбросить ее из головы. А сегодня, коснувшись ее грудей, вдруг понял, что ни одну женщину не желал сильнее.

Он мельком взглянул на стол. Похоже, никто не трогал сегодня бумаги. Значит, она не прокрадывалась сюда, пока он ходил в конюшню проведать лошадей. Стоило, наверное, запереть счетные книги и банковские документы, как только он обнаружил, что она сует в них нос, но Кейн испытывал извращенное удовлетворение, получая доказательства ее нечестности.

Месяц, отпущенный ей, почти закончился. Если он хоть что-то понимает в женщинах, она скоро выскочит за этого идиота Парселла. Поэтому он должен найти способ избавиться от чар, которыми она его опутала.

Если бы он только знал как…

В коридоре послышались тихие шаги. Она снова пустилась в разведку, но сегодня он не в том настроении, чтобы терпеть ее штучки.

Кейн в два прыжка оказался у двери и повернул ручку

Дверь с треском распахнулась, и Кит испуганно вздрогнула. На пороге возвышался Кейн, огромный, красивый и совершенно необузданный. Неукрощенный. Неприрученный. А она… Боже, на ней всего лишь тонкая ночная сорочка, правда, закрывавшая тело от шеи до пят, но после того, что произошло между ними, она чувствовала себя голой.

— Бессонница? — издевательски, протянул он.

Да, она опять проигрывает в сравнении с Вероникой Гэмбл. Той и в голову не пришло бы бродить по дому босой и с распущенными волосами. Нужно было хотя бы сунуть ноги в домашние туфли, прежде чем спуститься вниз!

— Я… почти ничего не ела за ужином. Проголодалась и хотела взглянуть, не осталось ли вишневого пирога.

— Я и сам не прочь перекусить. Поищем вместе, — бросил Кейн вроде бы небрежно, но глаза хищно блеснули, и Кит немедленно пожалела, что он решил пойти с ней на кухню. Следовало бы оставаться у себя в комнате, но за ужином кусок не лез ей в горло, и сейчас она просто заснуть не могла от голода!

Кухарка Пэтси оставила пирог на столе, под полотенцем. Кит отрезала небольшой ломтик и, передав тарелку Кейну, уселась за стол. Кейн подошел к двери и, прислонившись к косяку, стал есть. Однако, проглотив несколько кусочков, отставил тарелку.

— Почему ты тратишь время на Парселла? Он такой зануда!

— Так и знала, что ты наговоришь про него гадостей! — буркнула девушка, ткнув вилкой в корку. — Не случайно ты был с ним почти груб.

— А ты, конечно, была идеалом учтивости по отношению к миссис Гэмбл!

Но Кит не желала ни говорить, ни слышать про Веронику. Эта женщина сбивала ее с толку. Интриговала. При всей своей нелюбви к Веронике Кит невольно ею восхищалась. Она много путешествовала, читала все, что хотела, и встречалась с необыкновенными людьми. С ней можно было говорить часами. Но Кит чувствовала себя в ее присутствии так же неловко, как в присутствии Кейна.

— Я знаю мистера Парселла с самого детства, — объявила она, катая по столу вишенку. — Он прекрасный человек.

— Даже слишком. Особенно для тебя. И это комплимент, так что спрячь коготки.

— Должно быть, тонкость комплиментов янки для меня недоступна.

Кейн отошел от двери, и кухня вдруг показалась чересчур тесной.

— Ты в самом деле думаешь, что этот человек позволит тебе носиться по полям в мужском костюме? Или бродить по лесу? Сворачиваться клубочком на диване и разрешать Софронии класть голову тебе на колени? Показывать Сэмюелу, как играть в шарики, или флиртовать с каждым, кто попадется на глаза?

— Но, став женой Брэндона, я не буду ни с кем флиртовать! — возразила Кит.

— Не обольщайся. Ты прирожденная кокетка. Иногда мне кажется, что ты даже не замечаешь своих ужимок. Мне говорили, что южанки приобретают эту способность едва ли не в материнской утробе, и ты, очевидно, не исключение.

— Спасибо.

— А вот это уже не комплимент. Поищи себе другого мужа.

— Странно. Не помню, чтобы я спрашивала твоего мнения.

— Нет, но будущему жениху придется просить у меня разрешения на брак, если, конечно, ты хочешь получить свои денежки.

Сердце Кит замерло. Похоже, Кейн настроен решительно, и это ее пугало.

— Но это всего лишь формальность. Ты дашь разрешение любому, кого я выберу.

— Напрасно ты так уверена.

Пирог холодным комом заворочался у нее в желудке.

— Не нужно играть со мной. Когда мистер Парселл попросит моей руки, ты согласишься.

— Я, как опекун, не могу оставаться равнодушным, когда моя подопечная делает роковую ошибку.

Кит вскочила, опрокинув табурет.

— А что, в обязанности опекуна входят и те ласки, которыми ты так щедро осыпал меня сегодня вечером?

Словно молния проскочила между ними. Кейн опустил глаза и медленно качнул головой:

— Нет. Вовсе нет.

Воспоминания о прикосновении его рук, сжимавших ее грудь, были слишком живы в памяти. Зря она об этом заговорила!

Кит торопливо отвернулась.

— Я уверена в своей правоте и хорошо знаю Брэндона.

— Ты ему безразлична. Мало того, он тебя недолюбливает.

— Ошибаешься!

— Да, он желает тебя. Именно желает, не больше. Но не одобряет твоего поведения. Кроме того, для многих южан и сто долларов — сумма огромная. Брэндону не терпится наложить лапы на твое приданое.

— Ложь!

В глубине души Кит понимала, что Кейн прав, но она не собиралась с ним соглашаться. К тому же нужно сделать все, чтобы он не помешал ее замыслам.

— Брак с этим чванливым ублюдком станет величайшей ошибкой всей твоей жизни, — повторил Кейн, — и я не собираюсь в этом участвовать.

— Не говори так!

Но, глядя в неумолимое лицо Кейна, она чувствовала, что «Райзен глори» от нее ускользает. Йаника, и без того терзавшая ее весь вечер, рвала душу стальными клыками. Ее план… ее мечты… всему конец.

Нет, сдаваться еще рано!

— Ты должен позволить ему жениться на мне. У тебя нет иного выхода.

— Черта с два! Выход всегда найдется.

Кит вдруг услышала непонятно чей, доносившийся непонятно откуда голос. Неужели ее собственный?

— Не хотела говорить тебе, но… — Она попыталась сглотнуть и не смогла. — Отношения между мистером Парселлом и мной… зашли слишком далеко. Свадьбу все равно придется сыграть.

Последовавшая за этими словами тишина оглушала. Самый воздух словно сгустился, став неподвижным. Кит широко раскрытыми глазами наблюдала за Кейном. Видела, как постепенно до него доходит значение ее слов. Губы плотно сжались, лицо стало жестким и неуступчивым.

— Ты отдала ему свою невинность?

Кит заставила себя неуверенно кивнуть.

В голове Кейна раздался злобный рев. Безумный внутренний вопль гнева и возмущения. Он отзывался эхом в мозгу, распирал виски, драл когтями череп, словно разъяренный первобытный ящер. В этот момент он ненавидел ее. Ненавидел за то, что раньше считал дикой и чистой розой. Берегущей свой аромат для него.

Почти забытое эхо уничтожающего хохота матери еще дребезжало в ушах, когда он рванул на себя дверь и почти вывалился наружу, оставив позади удушливое пространство кухни.