Только представьте… Филлипс Сьюзен
Но Софрония явно не желала вступать в перепалку.
— Проваливай! Нам с тобой не о чем говорить!
— Жаль, но все равно придется. Так что тебе от меня так просто не отделаться.
Вместо ответа Софрония повернулась к нему спиной и зашагала к дому. Магнус в три прыжка обогнал ее и преградил дорогу.
— Мы можем побеседовать в саду, — вкрадчиво начал он, — или ты возьмешь меня под руку, я поведу тебя к своему дому и усажу в ту большую качалку на крыльце. Хочешь ты или нет, но выслушаешь все, что я намереваюсь сказать.
— Пропусти меня.
— Значит, останемся здесь? Я не против.
Он сжал ее ладонь и потянул к скрюченной яблоне. Софрония попыталась вырваться, но силы оказались неравными.
— Ты сам себя выставляешь на посмешище, Магнус Оуэн, — сердито сказала она. Янтарные глаза загорелись ярким золотистым пламенем. — Большинство мужчин давно бы уж поняли намек и смирились! Ты мне не нравишься! Когда ты усвоишь это своими глупыми мозгами? Неужели у тебя совсем нет гордости? Как только тебе не стыдно бегать за женщиной, которой до тебя и дела нет? Можно подумать, ты не знаешь, что я смеюсь над тобой за твоей же спиной!
Магнус сжал кулаки, но не ушел.
— Давай, смейся сколько твоей душе угодно! В моих чувствах к тебе нет ничего позорного, и я могу смело смотреть в глаза любому. — Он уперся ладонями в ствол дерева по обе стороны от Софронии, не давая ей убежать. — Кроме того, это не мне, а тебе нужно стыдиться. Только сегодня утром ты сидела в церкви, вознося молитвы Господу, а стоило выйти за дверь, как тут же стала строить глазки Джеймсу Спенсу.
— Не тебе меня судить, Магнус Оуэн.
— Пусть этот северянин богат и хорош собой, но он не для тебя. Когда ты перестанешь противиться собственной природе?
У Софронии отчего-то сжалось сердце, но разве можно показать это Магнусу?
Вместо этого она кокетливо откинула голову, прислонившись к стволу яблони, и слегка выставила грудь. И удовлетворенно усмехнулась, увидев, как у Магнуса перехватило дыхание. Он упивался восхитительным зрелищем и не пытался скрыть свое восхищение. Ничего, самое время наказать его за то, что вечно вмешивается в ее жизнь, причем наказать как можно больнее!
Отчего же при мысли об этом ей стало не по себе? Как бывало каждый раз, когда он смотрел на нее или говорил с ней.
Но Софрония решительно поборола свою слабость.
— Ревнуешь, Магнус? — улыбнулась она, кладя руку ему на плечо и сжимая теплую упругую плоть. От прикосновения к мужчине, особенно белому, ее обычно трясло, а к горлу подступала дурнота, но ведь это всего лишь Магнус, которого она ничуть не боится! — А тебе хотелось, чтобы я улыбалась не ему, а тебе? Именно это тебя задевает, Магнус Оуэн?
— Меня задевает совсем другое. Та война, которая постоянно бушует в твоей душе, и полное нежелание с ней покончить, — хрипло выдавил он.
— О какой войне идет речь?
— Не надо мне лгать. Неужели не понимаешь? Это все равно что лгать себе.
Добрые, участливые слова сумели растопить ледяной панцирь, которым она окружила свое сердце. И Магнус понял это с такой же определенностью, с какой прежде видел фальшь ее попыток соблазнить его, попыток, за которыми она безуспешно пыталась скрыть внутреннюю уязвимость. Но несмотря на все это, он не мог не поцеловать ее. И проклинал себя за то, что не сделал этого раньше. Какой глупец!
Медленно, о, как медленно он склонил голову, боясь напугать девушку своей решимостью отведать сладость ее уст.
Софрония знала, что сейчас последует. В глазах блеснул вызов. Чуть вздрогнув, она опустила ресницы.
Магнус шагнул ближе и замер, так и не дотронувшись до ее губ, согревая их своим дыханием, наслаждаясь иллюзией близости.
Софрония ждала, то ли смирившись, то ли вне себя от гнева. Кто знает, что за чувства бушуют в ее гордой душе?
Мало-помалу иллюзия стала реальностью. Их губы слились. Он целовал ее нежно, желая исцелить скрытые раны, уничтожить дьяволов, покорить демонов и показать Софронии безграничный мир любви и покоя, где нет зла. Мир, где живут смех и надежда, не различающие цветов кожи. Мир, где два любящих сердца, слитые в одно, остаются вместе навсегда.
Губы девушки трепетали под его губами. Она чувствовала себя пойманной птичкой, испуганной, но понимающей, что птицелов не причинит ей зла. Целительное зелье потихоньку вливалось в ее поры теплым летним солнышком.
Магнус осторожно оторвал ее от дерева и заключил в объятия. Мужское начало, так долго страшившее ее, теперь не казалось чем-то ужасным. Какой у него мягкий рот! Мягкий и свежий.
Она не помнила, сколько времени прошло. Скоро, слишком скоро он отстранился и отступил. Ей стало мучительно одиноко и холодно, несмотря на жару июньского дня. И хотя Софрония понимала, что делает ошибку, встречаясь с ним глазами, все равно не отвела взгляда. И увидела столько любви и нежности, что прерывисто вздохнула.
— Оставь меня, — прошептала она. — Пожалуйста, оставь меня в покое.
Не дожидаясь ответа, она повернулась и помчалась со всех ног неизвестно куда, словно за ней гнались черти. Но все черти остались в ней, и она, как ни старалась, не смогла отделаться ни от одного.
Кит совсем забыла, как жарко бывает в Южной Каролине даже в июне. Горячее марево колебалось и мерцало в неподвижном воздухе над хлопковыми полями, покрытыми кремово-белыми цветами. Даже Мерлин покинул ее, предпочитая дремать в тени гортензий, растущих у кухонной двери.
Кит следовало бы сделать то же самое. Все ставни в ее комнате были закрыты, занавески задернуты, создавая иллюзию прохлады и не пропуская полуденного жара.
Прошло уже два дня с памятного воскресного ужина, но из головы не шла стычка с Кейном.
Она ненавидела себя за ложь, сорвавшуюся с языка, но что тут поделаешь? Знай Кейн, как обстоят дела, вряд ли дал бы согласие на брак. Другого подходящего предлога ей все равно не найти. Что же до Брэндона…
Она получила записку с просьбой поехать вместе на церковное собрание в среду вечером. Вероятнее всего, там он и сделает предложение. Неудивительно, что Кит не находила себе места.
Повинуясь неведомому порыву, она подстегнула Соблазна и свернула к пруду, лежавшему в центре рощи, как сверкающий драгоценный камень. Сюда мало кто ходит, и она может спокойно посидеть на берегу.
Это место всегда было одним из ее любимых. Даже в августе вода из-за множества ключей, питавших пруд, была холодной и чистой. Деревья и густые кусты образовали вокруг нечто вроде живой изгороди. Здесь было хорошо мечтать и предаваться тайным мыслям.
Она подвела Соблазна к воде, напоила, а сама лениво обошла пруд. Ивы всегда напоминали ей женщин, закрывших лицо волосами, концы которых мокли в воде. Она поймала ветку, пропустила между пальцами. Листья улеглись в ладони аккуратной стопкой.
Вода неодолимо манила к себе. Работники сюда не явятся, а Кейн с Магнусом отправились в город, так что никто ее не потревожит.
Кит сняла шляпу, сапожки и сбросила одежду. Оставшись обнаженной, она вскочила на камень и рыбкой нырнула в серебристую глубину, Потом всплыла, смеясь и отплевываясь, и снова нырнула. Наконец она легла на спину, распустив длинные пряди черным веером по водной глади, и закрыла глаза. В этот момент Кит была вне времени, забот и бед, став частью воды, земли и воздуха.
Золотые лучи касались упругих холмиков. Вода лизала впадинки тела. Она была почти счастлива.
Где-то громко заквакала лягушка. Кит перевернулась на живот и немного поплавала, но вскоре, окончательно замерзнув, направилась к берегу, где было совсем мелко, и встала на песчаное дно.
Она уже хотела выйти, как услышала тихое ржание Соблазна. Откуда-то из зарослей ему ответила другая лошадь. Кит с проклятиями выбралась на берег и метнулась к одежде. Времени надеть белье не осталось. Кит натянула штаны прямо на мокрые ноги.
Топот копыт приближался. Застывшие пальцы не гнулись, и пуговицы не лезли в петли. Что ей оставалось?
Кит схватила рубашку, сунула руки в рукава и принялась застегивать пуговицы на груди, когда из-за деревьев показался гнедой жеребец и в ее уютный мир ворвался Бэрон Кейн. Он натянул поводья как раз у кочки, где все еще лежало ее белье. Придерживая руками луку, он пристально уставился на Кит. Поля старой шляпы защищали глаза, оставляя лицо в тени. Что в них кроется?
Одно она знала наверняка: он не улыбался. Четко очерченные губы были плотно сжаты.
Кит словно примерзла к месту. Влажная рубашка липла к груди, не оставляя простора воображению. С таким же успехом она могла быть голой.
Кейн медленно свесил ногу с седла и спрыгнул на землю. Кит, тихо ругаясь, сражалась с пуговицами на штанах. Ну почему такой великан двигается бесшумно, как кошка?!
Сапоги Кейна были припорошены пылью, рыжеватые брюки низко сидели на узких бедрах. Ворот светло-коричневой рубашки был расстегнут. Она по-прежнему не видела его глаз и оттого все больше нервничала.
Словно прочитав ее мысли, он швырнул шляпу на землю, где она приземлилась рядом с кучкой белья, и Кит немедленно пожалела, что ее желание исполнилось. Палящий жар в серых глазах грозил неминуемой бедой. Она давно знала, что он опасен, и вот теперь получила доказательство!
— Я… думала, что ты уехал с Магнусом в город.
— Собирался. Пока не увидел, куда именно ты направляешься.
— Так ты знал, что я здесь?
— Я бы показался раньше, но хотел увериться, что нам не помешают.
— Не помешают?
Опять проклятая пуговица не слушается!
— Не трудись, — спокойно посоветовал он. — Все равно придется снимать.
Хит зачарованно наблюдала, как он поднимает руки и принимается неспешно расстегивать рубашку.
— Не нужно! — выдохнула она, но собственный голос показался ей тоненьким и неуверенным.
Кейн вытащил рубашку из брюк и бросил на траву.
Ах, она знала, что он делает… знала, но не предполагала…
— Меня ждет Софрония, — поспешно выпалила она. — Если я не вернусь сейчас, она пошлет кого-нибудь на поиски.
— Никто не придет. Я сказал, что ты задержишься. У нас уйма времени.
Он подступил ближе, ни на миг не сводя с нее глаз. Она ощутила, как жадно, не пропуская ни малейшей детали, он оглядывает ее тело, обтянутое мокрой одеждой.
— Ты все еще хочешь, чтобы я отдал тебя Парселлу? — внезапно спросил он?
Нет!
— Да. Да, конечно!
— Тогда будь по-твоему. — Его голос приобрел гортанные, обольстительные нотки. — Но не прежде, чем мы кое-что выясним.
Кит покачала головой, но не попыталась отступить.
— Это неприлично, — выдавила она.
— Крайне неприлично, — согласился он, насмешливо улыбаясь. — Но ведь нам все равно.
— Мне не все равно, — выдохнула Кит.
— В таком случае почему бы тебе не вскочить на Соблазна и не умчаться прочь?
— Сейчас.
Но она по-прежнему не двигалась с места. Просто стояла и пожирала глазами мышцы его голой груди, позолоченной закатным солнцем.
Он придвинулся еще ближе и не успел коснуться ее, как она ощутила исходящий от него жар.
— Мы оба знаем, что происходит между нами с того дня, как ты здесь появилась. Пора положить этому конец — хотя бы для того, чтобы забыть обо всем и продолжать жить дальше.
Соблазн снова заржал.
Кейн провел пальцем по ее щеке и едва слышно прошептал:
— Я овладею тобой, Кит Уэстон. Возьму здесь и сейчас.
Голова его медленно, словно во сне, опустилась. Губы коснулись ее век и закрыли каждое легким, успокаивающим поцелуем. Она ощутила его дыхание… горячий рот накрыл ее губы. Кончик его языка стал нежно играть с этими розовыми губами, пытаясь прогнать неуверенность, не позволявшую их раздвинуть. Ее груди были такими холодными! Теперь, прижатые к его теплому торсу, они постепенно согревались. Кит со стоном разомкнула губы и впустила его. Он принялся исследовать каждый уголок бархатистого грота, который так послушно отдали в его власть. Их языки сплелись. Постепенно ему удалось втянуть ее язык в рот, и она как-то сразу ослабела, потеряв волю к сопротивлению.
Кейн глухо зарычал. Она почувствовала, как его рука скользнула между их телами. Большая ладонь легла ей на живот.
Неожиданная близость воспламенила девушку. Она запустила руки в его густую шевелюру. Он сунул руку ей под рубашку, коснулся груди и обвел пальцем маленький сморщенный бутон. Кит со сдавленным вскриком откинула голову. Неужели она попадет в ад за это? Ведь то, что она позволила ему… Этот человек ей не муж, а злейший враг!
Она почувствовала, что падает… нет, это он увлекает ее за собой!
Кейн смягчил удар своим телом и уложил ее на спину. Земля, поросшая мхом, казалась мягкой и приветливой. Кейн потянул за пуговицу на груди, откинул влажную ткань и обнажил нежные полушария.
— Ты так прекрасна, — прохрипел он. — Так совершенна. Дика и свободна.
Они смотрели в глаза друг другу и видели… Что они видели?
Кейн снова начал теребить ее соски, и Кит закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Безумное наслаждение разгоралось в ней, сметая все запреты и требования морали.
— Не нужно… Дай себе волю. Отдайся ощущениям, — потребовал он.
У нее вырвался неразборчивый звук. Он ответил ленивой удовлетворенной улыбкой и начал целовать ложбинку на ее шее и соски, которые перед этим немилосердно терзал.
Огненные шутихи взлетали и вертелись за сомкнутыми веками. Кит стонала, умоляя о пощаде, но он продолжал сосать твердые горошины сосков. И когда она поняла, что больше не выдержит, он провел губами дорожку до плоского живота, поцеловал ее там и стянул штаны с ее бедер.
Она лежала под ним нагая, если не считать распахнутой рубашки. Каждый нерв в ее теле трепетал. Она была напугана. Ошеломлена. Таяла от наслаждения. В голове шумело.
— Откройся мне, радость моя. Его руки вели ее… подталкивали… раздвигали ноги… Легкий ветерок коснулся раскрытого лона. Она была беспомощна перед его взглядом, и впервые недоброе предчувствие коснулось ее. «Евин грех».
Сейчас он сделает с ней то ужасное, необратимое, что мужчины обычно делают с женщинами.
«Говорят, при этом бывает боль… И кровь…»
Но боли не было. Он пригладил завитки между бедер, и прекраснее этого она в жизни ничего не испытывала.
Он дышал все тяжелее, и мышцы плеч дрожали под ее ладонями. Страхи вновь вернулись. Кейн так силен, а она беззащитна. Он просто разорвет ее! И все же она покорно лежит, отдаваясь его ласкам.
— Подожди, — прошептала Кит. Он поднял голову. Глаза заволокло мутной дымкой. Казалось, он не видел ее.
— Я не должна… мне необходимо…
— Что с тобой? Что-то неладно?
Кит больше не боялась, но тревога все же не покинула ее. Неладно? Она столько всего натворила и теперь просто обязана сказать ему!
— Это неправда, — пролепетала она. — То, что я тебе сказала. Я… я никогда не была с мужчиной.
Брови Кейна угрожающе сошлись.
— Я тебе не верю. Очередная игра!
— Нет…
— Правду! Мне нужна правда!
— Это чистая правда.
— Что же, есть только один способ убедиться наверняка.
Она не поняла… даже когда он грубо сунул пальцы между ее бедер, и затаила дыхание, едва его палец бесцеремонно проник внутрь.
Кейн скорее почувствовал, чем увидел, как исказилось ее лицо, и душа его перевернулась. Проклятая перегородка оказалась на месте, чудом уцелев во всех приключениях ее безрадостного, обездоленного детства. Тугая, словно кожа на барабане, такая же крепкая, как ее владелица, она продолжала защищать Кит, обрекая его на адские муки.
Собственная уязвимость пугала его, и он ненавидел себя за это.
Порывисто вскочив, Кейн вскрикнул:
— Есть ли в тебе хоть что-то естественное, чему можно верить с первого взгляда?!
Кит недоуменно уставилась на него со своей мшистой постели, так и не додумавшись сдвинуть ноги. Длинные и стройные, они таили секрет, который Кит не разделила ни с одним мужчиной. Даже хватая с травы шляпу и рубашку, Бэрон хотел ее с исступлением, потрясшим его самого, и боль, существование которой он отказывался признать, пожирала сердце.
Теряя разум, Кейн бросился к тому месту, где пасся его конь. Но прежде чем сесть в седло, он обернулся, желая поделиться с ней теми муками, которые терзали его. Но не нашел достаточно безжалостных слов.
— Между нами еще не все кончено, — только и сумел бросить он.
Глава 13
Как и ожидала Кит, Брэндон сделал ей предложение в среду, на церковном собрании. Она согласилась стать его женой, но под предлогом головной боли отказалась прогуляться вокруг церкви. Брэндон поцеловал ее в щеку, отвел к мисс Долли и сказал, что завтра приедет в «Райзен глори» просить разрешения у Кейна.
Кит не солгала насчет головной боли. Она провела бессонную ночь; едва смежив глаза, тут же вскакивала, обуреваемая воспоминаниями о лице Кейна, исказившемся странной гримасой в тот момент, когда он узнал, что она все еще девственна.
Почему она постоянно позволяет ему подобные вольности? Какая приличная женщина разрешит постороннему мужчине себя коснуться? Будь на его месте Брэндон, ее еще можно бы понять. Но Кейн…
Снова и снова ее преследовала мысль, что она не такая, как все. С ней что-то неладно.
Наутро Кит, беспощадно подгоняя Соблазна, мчалась по лугам и тропинкам непонятно куда. Вернувшись домой, она переоделась в старое платье и долго гуляла с Мерлином, а на обратном пути увидела, как из дома выходит Брэндон. При взгляде на девушку между его бровей собрались неодобрительные морщинки.
— Надеюсь, никто не видел тебя в этом платье.
Кит почувствовала раздражение, но попыталась уговорить себя, что вина лежит на ней. Она ведь знала, что Брэндон приедет, но даже не подумала привести себя в порядок. Нет, она в самом деле безнадежная неряха.
— Я бродила по лесу. Ты уже говорил с Кейном?
— Нет. Люси сказала, что он в загоне. Я пойду туда.
Кит кивнула и несколько секунд смотрела ему вслед. Беспокойство терзало ее. Нужно чем-то заняться, иначе она с ума сойдет!
Девушка отправилась на кухню и, поздоровавшись с Пэтси, стала замешивать тесто для любимых воздушных бисквитов мисс Долли.
Софрония вошла как раз в ту минуту, когда она старательно взбивала тесто лопаткой, и, присмотревшись, покачала головой.
— Хорошо, что не я оказалась на месте этих бисквитов! Для невесты, которая вот-вот пойдет под венец, ты выглядишь не слишком счастливой.
Откуда только они все знают? Даже Люси отыскала предлог, чтобы ворваться на кухню сразу же вслед за Софронией, которая вынимала зерна кофе из большого бумажного пакета и ссыпала в деревянную кофейную мельницу.
— Разумеется, я счастлива, — отмахнулась Кит, с удвоенной энергией набрасываясь на тесто. — Просто нервничаю, вот и все.
— Невеста имеет право нервничать, — отозвалась Пэтси, принимаясь чистить персики для пирога.
Люси, стоявшая у окна, первой увидела Брэндона.
— Мистер Парселл возвращается!
Кит быстренько подхватила полотенце, вытерла руки и, выбежав из кухни, устремилась навстречу жениху. Но стоило ей взглянуть в его лицо, как ее улыбка померкла.
— Что случилось?
— Кейн не дал позволения, — бросил он, не останавливаясь.
Кит обмякла, как шар, из которого выпустили воздух.
— Сказал, что, по его мнению, мы друг другу не подходим. Возмутительно! Мне, Парселлу, терпеть подобное обращение от какого-то головореза-янки!
Кит схватила его за руку.
— Это не должно сойти ему с рук, Брэндон! Дело не терпит проволочек! Я должна вернуть себе «Райзен глори»!
— Он твой опекун. Не знаю, что тут можно предпринять. Он контролирует твои деньги.
Кит почти не замечала, что между ними ни слова не было сказано о любви. Только о плантации. Ее неприятно удивила готовность Брэндона примириться с обстоятельствами. Он даже не пытается бороться!
— Может, ты и готов сдаться, но только не я!
— Что я могу? Он не передумает, будь уверена. Все бесполезно.
Но Кит, не слушая его, повернулась и решительно зашагала к загону. Брэндон покачал головой и пошел к крыльцу, где была привязана его лошадь. Что же, может, все к лучшему. Несмотря на редкостную красоту Кит и ее богатое приданое, он отчего-то чувствовал неловкость в ее присутствии. Может, все дело в голосах предков, настойчиво шепчущих ему одно и то же: «Она неподходящая жена для Парселла, даже если у него в кармане нет ни цента…»
Кейн стоял у чисто побеленной изгороди, поставив ногу на нижний брус, и оглядывал пасущихся лошадей. Он даже не потрудился оглянуться, когда Кит встала за его спиной, хотя только глухой не услышал бы ее громких шагов.
— Как ты мог?! Почему отказал Брэндону?
— Не хочу, чтобы он женился на тебе, — ответил Кейн, по-прежнему не глядя на нее.
— Наказываешь меня за то, что случилось вчера у пруда?
— Одно не имеет с другим ничего общего, — откликнулся Кейн так глухо, что она сразу распознала ложь. Ярость душила ее.
— Будь ты проклят, Бэрон Кейн! Больше ты не станешь вмешиваться в мою жизнь. Немедленно передашь Брэндону, что передумал, иначе, клянусь Богом, я отплачу тебе за подлость!
Кит казалась такой маленькой и хрупкой в сравнении с ним, что угрозу звучали по меньшей мере смехотворно. Но оба знали, что она не шутит.
— А может, ты уже отплатила, — бросил он, отходя.
Кит побрела в сад, спотыкаясь, не разбирая дороги, чувствуя только, что хочет побыть одна. Тот день у пруда… Почему она сказала ему правду?
Потому что иначе он бы не остановился.
И что бы сейчас она ни делала, решения Кейн не изменит. Она знала это так же точно, как то, что умрет, если не будет дышать. Откуда-то вновь нахлынула обида на несправедливость природы, угораздившей ее родиться девочкой. Как противно зависеть от мужчин! Неужели теперь придется тащить из Нью-Йорка Бертрана Мейхью?
При воспоминании о его жеманной речи и мягких, пухлых, вечно влажных руках ей стало тошно. Может, один из мужчин, которые осаждали ее после возвращения сюда…
Но Брэндон был самым удачным выбором, просто даром небесным, и необходимость искать другого приводила ее в отчаяние.
Как мог Кейн так с ней поступить?
Вопрос мучил ее весь вечер.
Кит отказалась от ужина и заперлась в спальне. Мисс Долли и Софрония несколько раз приходили звать ее, но она просила их уйти.
Поздней ночью в дверь постучали.
— Кит, выйди в гостиную, — приказал Кейн. — Нам нужно поговорить.
— Если ты не изменил своего решения, мне нечего тебе сказать.
— Либо ты выйдешь, либо я зайду к тебе в спальню. Выбирай.
Кит на мгновение зажмурилась. Выбор. Он постоянно ставит ее в безвыходное положение.
Она медленно подошла к двери и повернула ручку. Он стоял в глубине малой гостиной, находившейся между их комнатами. Волосы растрепаны, в руке стакан с бренди.
— Скажи, что передумал, — упорно твердила она.
— Ты ведь знаешь, что этого не будет.
— Можешь ты представить, что чувствует человек, вынужденный покоряться чужой воле?
— Нет. Поэтому и сражался за северян. И я не пытаюсь распоряжаться твоей жизнью. Что бы ты там ни думала, я просто пытаюсь поступать, как считаю правильным.
— Это ты себя уговариваешь?
— Ты не хочешь его.
— Повторяю, мне нечего тебе сказать.
Она направилась к себе, но он поймал ее на пороге и схватил за руку.
— Прекрати упрямиться и подумай немного! Он слабак, совсем не тот человек, который способен сделать тебя счастливой! Живет старыми временами и ноет, потому что все вокруг изменилось и к прежнему нет возврата! Родился и воспитывался исключительно для одного: управлять плантацией, процветающей на рабском труде! Он прошлое, Кит. Ты — будущее.
Опять он прав, как бы ни хотелось ей убедиться в обратном. Страшно признаться себе самой, насколько ей хочется с ним согласиться. Но Кейн не знал истинной причины ее стремления стать женой Брэндона.
— Он прекрасный человек, и для меня было бы большой честью назвать его своим мужем.
Кейн едва заметно усмехнулся.
— А сумел бы он заставить твое сердце биться так же сильно, как вчера, когда я держал тебя в своих объятиях?
Нет. Никогда. И это радовало Кит. Потому что Кейн лишал ее воли.
— Мое сердце билось от страха. Ни от чего другого.
Кейн отвернулся и глотнул бренди.
— Все это бесполезно. Мы ни до чего не договоримся.
— Тебе нужно всего лишь сказать «да» — и навеки от меня избавишься.
Кейн снова поднял стакан и допил содержимое.
— Я отсылаю тебя в Нью-Йорк. В субботу и отправишься.
— Что?!
Еще до того, как повернуться и увидеть ее потрясенное лицо, Кейн понял, что вонзил нож в ее сердце.
Ему редко приходилось встречать таких умных женщин, так почему же она готова натворить глупостей? Он знал, что она ни за что его не послушает, и все же пытался любым способом сказать и сделать все, что может сломить ее упрямство и воззвать к рассудку. Но ничего не выходило.
Глухо выругавшись, он вышел из гостиной, спустился вниз и долго сидел в библиотеке. На щеке непрестанно дергалась жилка. Кит Уэстон проникла ему в душу и засела там как заноза. И это его тревожило. До смерти пугало. Всю жизнь он наблюдал, как мужчины превращаются в полных идиотов из-за никчемных, глупых баб, и вот теперь сам готов потерять голову.
И дело было не только в ее буйной красоте и в чувственности, силы которой она сама не понимала. В этой девушке было нечто сладостно-беззащитное, изысканно-утонченное, пробуждавшее в нем чувства, на которые он, казалось, не был способен. Эти чувства вызывали в нем желание смеяться вместе с Кит над очередной забавной шуткой, вместо того чтобы бесконечно ссориться и рычать на нее. А еще лучше — схватить в объятия и любить до тех пор, пока ее лицо не засветится радостью, предназначенной для него одного.
Кейн откинулся на спинку кресла. В гневе он пообещал, что отправит Кит в Нью-Йорк, но сделать этого не было сил. Завтра он все ей скажет. А потом постарается все начать сначала. Раз в жизни забыть о своем цинизме и попробовать дотянуться до женского сердца…
При мысли об этом он вдруг ощутил себя совсем молодым и по-идиотски счастливым.
Часы пробили полночь. Кит, неустанно мерившая шагами комнату, услышала, как открылась дверь спальни Кейна. Значит, и он наконец отправился на покой.
В субботу ей придется покинуть «Райзен глори». Она до сих пор не оправилась от этого незаслуженно жестокого удара. И на этот раз не осталось ни планов, ни замыслов, которые поддерживали ее последние три года. У нее все отняли. Он победил. Наконец-то ему удалось выиграть.