Чистилище. Дар учителей Токунов Александр

Слабое сияние светодиодных ламп тонуло в кромешной тьме жилого блока сектора УЛЬТРА, старая мебель была полностью собрана и расставлена по своим местам. До блеска вычищенный бетонный пол отражал свет ламп. Мина Хан лежала на койке с ручным фонариком и перебирала содержимое своего кошелька. Там было много интересного: паспорт гражданки Евросоюза на имя Лизхен Вайс, российский паспорт на то же имя, удостоверение сотрудницы посольства Пакистана в России, удостоверение военнослужащей пакистанской армии, ключ-карта с эмблемой группы компаний «Славянский», банковские карты и ещё какие-то бумажки с телефонами.

Перебирая карты, она обнаружила «Визу» с именем владельца Франческа Бертильони. «Что ещё за Франческа, – подумала она, – ерунда какая-то». Собрала все карты и документы, запихнула их в кошелёк и засунула его в рюкзак цвета хаки, стоявший рядом с кроватью.

Через пятнадцать минут ей надо было заступать в наряд и патрулировать сектор УЛЬТРА по совместному распоряжению полковника 24-й отдельной бригады специального назначения ГРУ Смирнова и лейтенанта-полковника Абдуллы Хана[16], командующего сводным отрядом «Асрар» Группы специального назначения армии Пакистана. Патруль должен был проходить через все помещения сектора УЛЬТРА, которые не были изолированы, каждые пятнадцать минут. Честно говоря, ей не хотелось снова надевать ОЗК, хотя они были достаточно комфортными по сравнению с теми, которые использовались в российской армии. Патруль должен был проверять герметичность переборок и шлюзовых комнат между помещениями сектора УЛЬТРА, отсутствие пыли, произвести замеры температуры и влажности во всех комнатах сектора.

В каждом помещении были установлены термометры и гигрометры; кроме того, существовала централизованная система измерения, показания которой выводились на пульт дежурного офицера.

Патруль, разумеется, был вооружён, оружие хранилось в оружейной комнате, которую охраняли люди Соболева, и выдавалось по личному указанию полковника Смирнова. Такая дискриминация не всем нравилась, тем более что в казарме Группы специального назначения все солдаты имели личное оружие и всё необходимое снаряжение при себе: пистолеты и штурмовые винтовки хранились в прикроватных ящиках. Также в ящике всегда хранился готовый к применению костюм биологической защиты немецкого производства и снаряжённая разгрузка. Здесь же все чувствовали себя если не в плену, то как минимум голыми.

Автоматический запирающий механизм двери пришёл в движение – кремальера повернулась. Луч мощного фонаря ударил Мине в лицо и на мгновение ослепил её; ещё не слыша команды, она уже соскакивала с кровати.

– Хан, ко мне!

Мина быстрыми, отработанными до автоматизма движениями натянула на себя костюм биологической защиты с интегрированным бронежилетом, обтягивающий костюм, похожий на те, какие носят водолазы. Затем шагнуть в более просторный с интегрированными бронепластинами, застегнуть, зафиксировать замок-«молнию», надеть лицевую шлем-маску, капюшон, загерметизировать… Часть действий выполнялась уже на бегу, в коридоре уже выстроился патруль, закончивший дежурство, и понемногу выстраивался вновь формируемый.

«Пронесло, – подумала Мина, – я была второй». Расслабляться было нельзя, так как даже здесь невыполнение тех или иных нормативов каралось телесными наказаниями.

Оба патруля были выстроены в коридоре друг напротив друга, незнакомый ей унтер-офицер докладывал разводящему о том, что в ходе патрулирования никаких чрезвычайных происшествий не произошло: где-то нужно подчистить, подмыть, подкрасить, но не более того. Разводяший что-то пробубнил себе под нос, Мина не смогла понять, что. Затем прозвучала громкая команда:

– Патрулю передать оружие!

Солдат, находящийся напротив Мины, подошёл к ней, быстрым отработанным движением снял с плеча «Абакан», отсоединил магазин, показывая, что он полон, щёлкнул затвором. Затем вставил магазин обратно и, поставив автомат на предохранитель, передал его Мине. Затем, таким же образом, он передал пистолет «зиг-зауэр 226» и две наступательные гранаты, развернулся кругом и встал в строй. Все остальные повторили тот же манёвр.

– Лейтенант второго класса Джексон за старшего. К патрулированию сектора УЛЬТРА приступить!

Патруль синхронно развернулся направо и пошёл по коридору, освещаемому мощным фонарём старшего патрульного. Их автоматы также были оснащены тактическими фонарями.

Мина подумала, что при стрельбе из «Абакана» непонятно, кому в этих узких коридорах нанесёшь вреда больше – противнику или себе. А для пистолетов было всего по два магазина, патроны от «макарова» калибра 918 плохо подходили для натовского оружия, разработанного под калибр 919 мм. Наверное, Соболев придумал это специально…

Грубый окрик сзади отвлек Мину от размышлений:

– Субедар Ибрагим – двадцать ударов плетью!

Мембрана переговорного устройства делала все голоса похожими, однако голос Аиши Эттингер сложно было спутать с другим. Она имела звание лейтенанта-полковника и стояла у истоков роты «Захра» Группы специального назначения, так называемого отряда смертниц. Именно на нём испытывалось новое биологическое оружие, создаваемое в рамках проекта «Ультра» совместными усилиями России, Китая, Ирана и Пакистана. Большая часть членов отряда учились в медресе при Красной мечети. Среди членов отряда было немало европеек, в том числе и сама Мина, в прошлом Лизхен Вайсс, гражданка Германии.

Эттингер была австрийкой. В отряде имелись также гражданки Швеции, Норвегии, Франции. В последнее время в учебный лагерь в Аботтабаде привезли много норвежек, Мина не знала почему. До 2007 года в отряд набирали в основном учениц медресе Джамия Хафса, которые соответствовали физическим требованиям Группы специального назначения. После захвата армией кампуса медресе и его вынужденного переноса в пригород Исламабада стали больше брать из Европы. Такое решение командование армии не могло принять без согласования с имамом. Почему он принял такое решение? Мину это не особо интересовало.

Что было для неё загадкой, так это то, что если в Норвегии имелись такие женщины, как тут, то как мог какой-то Брейвик безнаказанно расстрелять семьдесят человек и никто даже не осмелился оказать ему сопротивление. Да если бы он попался сестрёнкам Мины, его разорвали бы на части голыми руками. Таких Брейвиков она видело немало, с самого начала своей карьеры в отряде моджахедов Армии освобождения Косова. Потом Ливан – «Хизболла», затем работа инструктором в Силах Кудс Корпуса стражей исламской революции в самом Иране, потом перевод в Пакистан для работы в рамках секретного международного проекта. Там в основном были камеральные и полевые испытания биологического оружия, вакцин, средств защиты и так далее. Были, правда, и передышки – короткие командировки в Афганистан в интересах «Интер Ойл», ну и иногда антитеррор совместно с рейнджерами.

Платили, конечно, хорошо, не то что в спецназе ГРУ. Да и казармы! Кто-то говорит, что Пакистан бедная страна, а пускай зайдут в казармы Группы спецназначения армии Пакистана и казармы спецназа ГРУ и сравнят! Особенно Мине запомнился забетонированный унитаз, напоминавший трон, в одной из российских казарм.

Патруль двигался по хозяйственным помещениям сектора УЛЬТРА, периодически включая свет и проверяя показания температуры, влажности и прочего. Но мыслями Мина была рядом со своим мужем, лейтенантом-полковником Абдаллой Ханом, Куртом Вайссом, или Кондором. Он заразился, и теперь они не могли быть вместе. Наиболее мучительным во всём этом было то, что он вроде как был ещё жив и вполне здоров, но в любой момент мог превратиться в кровожадное чудовище или умереть.

Аиша Эттингер, или Матушка, как её обычно называли, говорила, что можно вынести любую боль, если жить ради Аллаха, и что в Судный день те, кто любил друг друга во имя Всевышнего, окажутся под сенью его Престола. Но одно дело – произносить слова, а совсем другое – прочувствовать их на своём опыте и жить согласно им. Мелочные страстишки часто отвлекают от важных, нужных, поистине желанных вещей. Вот, например, Мине хотелось иметь детей, и Матушка, несмотря на всю свою суровость в отношении воинской дисциплины в подразделении, постоянно напоминала ей об этом. Но, как часто бывает, сначала Мина с Абдаллой хотели купить дом, потом – заработать денег на то и на это, дальше имам распорядился отправить их в Германию для работы под прикрытием – в общем, детьми они так и не обзавелись.

«Такой ерундой занимались, как оказалось в итоге», – сокрушалась про себя Мина.

Тут она обратила внимание, что патруль приблизился к жилому отсеку русских. По инструкции нужно было проверить всё досконально, включая солдат отдыхающей смены. Включать основное освещение ночью каждые пятнадцать минут было неразумно. В УЛЬТРА спали мало, по четыре-пять часов в лучшем случае, и каждого регулярно осматривали, освещая фонариком, проверяли температуру и пульс. Всем было велено во время сна приковывать себя наручниками к койке, а сами койки были надёжно прикручены к полу.

Старший патруля Джексон подошёл к двери между отсеками и произнёс в рацию с англосаксонским акцентом: «Скворец! Скворец!»

По рации ответили: «Молодец!»

«Что за чушь, – подумала Мина. – Очередная шутка Смирнова?..»

Массивная дверь открылась. Часовой попытался посветить фонариком в лицо лейтенанту Джексону, но тот резко отстранил его руку.

– Ну, что, Скворец, как проходит операция «Дупло»? – пошутил часовой.

Джексон не ответил и прошёл вперёд, но шедший за ним солдат сбросил автомат с плеча и взвёл затвор. Часовой струхнул, попытался снять свой автомат, но оказался прижат к стене узкого коридора двумя другими патрульными.

Такие инциденты не были редкостью. Правда, обычно всё заканчивалось словесной перепалкой, иногда дракой – стрельба тут никому не была нужна. Проверка жилых отсеков являлась самой напряжённой частью патрулирования. Патруль должен постоянно быть готов к уничтожению заражённых: и иранцы, и русские постоянно боялись, что одни перестреляют других, а потом доложат начальству, что те, дескать, заразились вирусом.

От имама недавно получили секретное распоряжение: женщинам в операциях на поверхности не участвовать. Для замужних выделить отдельные комнаты. Но легче было сказать, чем сделать, ведь Смирнов никогда этого не разрешит из принципа, а чуть что – нажалуется Соболеву, а может быть, и этому жирному борову из русской контрразведки.

Имам определил Мину в дневное время в наряд на кухню ВИП-уровня в качестве подсобного работника, а два дня назад дал ей неожиданное поручение: отравить пищу, которую собирались подать к столу на поминки по жертвам стрельбы в казино. Вид отравляющего вещества Мина была вольна определить сама, ведь у неё был большой опыт в подобных вещах. Главным условием было то, что факт отравления не должен быть выявлен обычными средствами, которые имеются у медслужбы Цессарского.

По возможности следовало ликвидировать Элькина и Бурова, но такой возможности не представилось. Контрразведчик не был глуп, его люди постоянно дежурили на кухне, и кроме того, среди персонала у него наверняка имелись осведомители. Поэтому пришлось действовать грубо – травить всех, но не слишком сильно. Официальной причиной отравления должно было стать употребление пищевых продуктов, накопивших ботулинический токсин по причине нарушения режима хранения в результате нештатного отключения холодильной установки. Конечно, отключение холодильника, возможно, и имело место в действительности, но вряд ли кто-то сможет рассчитать, сколько токсина ботулизма уже было в пище на момент её употребления, а сколько туда было искусственно добавлено. Тем более что каждый съест разное количество еды. Мина допускала возможность летальных исходов, но надеялась, что ненужных смертей всё-таки удатся избежать.

«Действие яда должно было начаться часа четыре назад. Странно, что всё так тихо», – начала волноваться Мина.

Патрульные вошли в отсек с автоматами наперевес, готовые к любой провокации. Отдыхающие русские солдаты ругались на патрульных самыми последними словами, особенно когда те освещали фонарями лица и проверяли пульс, а у некоторых и температуру. Мина обратила внимание на то, что офицеры и солдаты, которые были часто задействованы в мероприятиях на поверхности, спали как убитые, а те, кто сидел в бункере, дергались от света фонаря, просыпались, начинали пихаться и ругаться матом.

– Да что ты лупишь в глаза, твою мать! – Вояка ударил Мину по руке. Не обратив на это внимания, она расстегнула карман и извлекла из него три маленькие консервные банки.

– Ух ты! – изумился спецназовец. – Красная икра! Ну, Скворец, ну ты и молодец, ох какой же ты, мать, молодец! – знакомый капитан Зарецкий убрал банки под подушку.

«Покушай, – подумала Мина, – пригодишься. Вы, русские, со своим Смирновым жрёте одни консервы да сухпайки. Наши-то давно едят нормальную пищу из запасов обитателей ВИП-уровня».

Имам всегда заботился о своих учениках. Очевидно, что больные и слабые солдаты неэффективны, но логику русских командиров понять, хоть убей, невозможно. Один раз Смирнов нашёл у своего зама, подполковника Ивлева, еду с виповской кухни и разорался так, что было слышно чуть ли не на всем уровне. Побежал докладывать Соболеву, а, не найдя его, сдуру ляпнул об инциденте жирному контрразведчику. После это неделю ничего стащить с элитной кухни не удавалось никому. Да и тот же Ивлев ходил к ним в отсек попрошайничать. В общем, с организацией снабжения у русских дерьмово. А всё из-за одного идиота Смирнова, которого никто менять, видимо, не собирался.

«Русские вообще-то великий народ, только вот всякие смирновы постоянно подводят», – сделала умозаключение Мина.

Этот Смирнов ещё и бункере постоянно сидит, брюзжит, пытается командовать. Один раз он уже схлопотал от Матушки по шеям, тогда тоже попытался доложить руководству. Получил люлей от Соболева и вроде как заткнулся, но его гнусное растлевающее влияние продолжало чувствоваться повсеместно.

– А что это ваши ребята крутятся вокруг оружейной комнаты? – спросил вдруг Зарецкий.

– Кто тебе сказал? – насторожилась Мина.

– А нас сегодня полковник инструктировал, распорядился, чтобы при любых попытках проникновения открывали огонь без предупреждения.

Солдаты на койках тихо засмеялись.

– Что ещё ваш командир рассказаль? – Мина не очень хорошо говорила по-русски, поэтому старалась не употреблять жаргон, дабы не попасть впросак.

– Да забей ты на него с прибором, забей, – успокоил Зарецкий.

– Когда наверх пойдёшь? – поинтересовалась Мина.

– Не знаю, тут наш голубок-полковник забегал с каким-то секретным спецзаданием. Опять людей положим зазря.

– А что Соболев? В смысле, он не может помочь?

– Да и не будет, его самого нагрузили наши толстые ублюдки Буров и Элькин. Он сам пойдёт.

– Элькин – еврей?

– Таки да, сестрёнка.

– Ладно, пойду, – Мина боялась отстать от своих. Она заметила, что патруль уже покидает помещение, и выбежала из жилого отсека русских.

Затем патрульные проследовали к оружейной комнате. Вход в неё закрывался массивной бронированной дверью. По-видимому, это помещение было оборудовано задолго до Заражения. В выступе стены виднелись бойницы для караульных. Там находились люди Смирнова, на этот пост он ставил только самых преданных.

– Скворец! – вызвал Джексон караульного.

– Молодец! – ответили ему.

Он подошёл и постучал кулаком в дверь.

«Вряд ли они услышат там, внутри», – размышляла Мина. Но прикладом автомата Джексон воспользоваться не захотел, видимо, опасался неадеквата со стороны караульных.

– Чё ломимся, Скворец! У нас указание начальства никого не пускать в оружейную комнату! – крикнули по рации так, что услышала даже Мина.

Джексон развернулся к патрульным, те, прижимаясь к стенам, занимали позиции вне секторов обстрела караульных. Сделать это было сложно, так как бойницы располагались в углах коридоров с обеих сторон, так что прятаться было попросту негде. Кроме того, тех, кто избежит прямых попаданий, обязательно заденет рикошетом.

«Гранатой тут тоже не возьмёшь», – пожалела про себя Мина.

Бойницы раскрылись, оттуда высунулись стволы автоматов Калашникова.

– Давай, Скворец, проваливай отсюда! Бегом!

Джексон с демонстративной медлительностью развернулся к шлюзовому отсеку научных помещений сектора УЛЬТРА.

Процедура прохождения обеззараживания в шлюзе была не самой приятной. Дышать при такой высокой температуре становилось невыносимо тяжело. Три минуты, казалось, длились вечность.

Наконец дверь в соседнюю комнату открылась, и патруль выбежал из шлюзовой камеры. Помещение, примыкавшее к шлюзовой камере, было отделено от основных помещений научного блока. Патруль проследовал через отсек гидропоники. Далее прошли виварий, медицинскую лабораторию. Все помещения были пусты. В темноте горели разноцветные светодиоды, шумели кулеры компьютеров.

«Видимо, у учёных пересменка, – подумала Мина. – Тихо, как в могиле».

В производственных помещениях тихо работали компрессоры холодильных камер, в которых хранились реагенты, использовавшиеся учёными. Из производственного отсека повернули направо и подошли ещё к одной шлюзовой камере. В этот отсек Мина никогда не заходила. Старший патруля вызвал кого-то по рации:

– Нарцисс, Нарцисс!

На том конце что-то ответили. Потом Джексон произнёс: «Шорох!» Затем патруль развернулся и двинулся в обратную сторону. Там за шлюзовой камерой находились старые помещения, заваленные всяким хламом ещё с конца пятидесятых годов.

«Альхамдулиллях! Если в научном отсеке никого нет, значит, можно будет сюда не ходить, пока не появятся учёные», – порадовалась Мина. Те отсеки, в которых не было персонала, патрулировались реже. Обычно учёные работали посменно, с ними вместе дежурили несколько караульных для того, чтобы лишний раз не проходить обеззараживание.

После шлюзовой камеры патруль проверил ещё несколько складских помещений. Наконец, подошли к комнате дежурного. Вход, как и в оружейной комнате, был перекрыт бронированной дверью с бойницами для охраны.

Джексон подошел к аппарату внутренней связи и вызвал дежурного:

– Скворец!

– Молодец!

Дверь открылась. Внутри располагался пульт дежурного с различными кнопками и лампочками. Матушка и капитан Зарецкий сидели за столом и пили чай с сухарями. Ахмад Фишер, не замечая вошедший патруль, колдовал над пожарной сигнализацией.

– Ассаляму алейкум, госпожа! – начал Джексон. – Во время патрулирования никаких чрезвычайных происшествий не произошло!

– Алейкум ассалям! Ачча! Ачча! – задумчиво произнёсла Матушка. – Следуйте в жилой отсек, доложите дежурному офицеру и сдайте оружие.

– Джи хо ханум сахиба! – Джексон браво отдал честь. – Патруль – кру… гом! Шагом – марш! – Он старался все делать правильно, чтобы не получить плетей под конец наряда, хотя и это не было стопроцентной гарантией.

Патруль выходил из поста дежурного. Снаружи их ждал разводящий – судя по голосу, русский подполковник Ивлев.

– Мина, разоружишься, потом зайди сюда! – неожиданно позвал Эттингер.

«Что ещё за дела?! Неужели какой-то косяк?!» – заволновалась Мина. Ей тоже очень не хотелось получать плетей за нарушение установленного порядка несения службы.

Через пять минут Мина была в дежурке, уже без оружия и защитного костюма.

– Салям алейкум!

– Алейкум ассалям!

– Как твой муж? – сразу взяла быка за рога Матушка.

– Альхамдулиллях! – с натянутой улыбкой ответила Мина. Ей хотелось побыстрее свалить.

– Позвони! Номер 10–11, – Эттингер указала пальцем на телефон, висевший на стене.

– Слушаюсь! – Мина быстро набрала номер. Через пару секунд она услышала знакомый голос своего мужа.

– Салям алейкум!

– Алейкум ассалям!

– Как дела? – выпалил Абдалла.

– М-м-м… Нормально. – Мина боялась демонстрировать свои чувства в присутствии посторонних. – Ты как там? – поинтересовалась она, скрывая подступившее волнение.

– Работы много, – безразлично ответил муж.

Это означало, что ситуация у него хуже некуда.

– Ну, как живешь? Принести чего?

– Да ты что? Здесь всего навалом, жратвы – море, а интерьеры – просто шик. Натуральный дуб, орех, плитка мраморная. Я такого в жизни не видел. Только… тебя не хватает.

Мина промолчала. Ей стало очень грустно оттого, что она опять из-за каких-то пустяков не может быть вместе с любимым человеком, а ведь тот скоро может умереть.

– Ты после дежурства? – поинтересовался Абдалла. – Матушка рядом?

– Да.

– Ладно, попытаюсь организовать встречу на поверхности. Давай, не грусти! Да хранит тебя Всевышний Аллах! Дай Аишу.

– Госпожа, вас, – сказала Мина, передавая трубку.

– Да… Да… Хорошо… Действуй! Я передам ему. Да… Организую ваш разговор… Нет… Часов в десять утра. Да… Храни тебя Господь!

Положив трубку, Эттингер снова опустилась за стол. Зарецкий дремал. Фишер продолжал свою работу.

Вдруг телефон снова зазвонил. Мина была к нему ближе всех и сразу подняла трубку. Она тут же узнала вкрадчивый, но жесткий голос имама.

– Клён! – он произнёс только одно слово.

– Крошка, – ответила Мина, бросив косой взгляд в сторону Зарецкого. Главное, чтобы он ничего не разнюхал. Хотя вроде и свой человек, а все равно может что-нибудь доложить Ивлеву или Смирнову.

– Кубика в комнату! – отчеканил имам.

– Яволь! – Мина не успела подумать на русском языке.

Эттингер обернулась с вопросительным выражением лица и кивнула Мине. Та нарисовала в воздухе пальцем квадрат и показала наверх.

– Понятно! Я вызову его. Иди отдыхай! Следующий наряд в соответствии с графиком, – скомандовала Матушка.

Мина развернулась и почти бегом покинула дежурку.

«Понеслось!» – подумала она.

Аликберов бежал по тёмным коридорам. За ним гналось существо, уже не напоминавшее человека. Некогда дорогой костюм висел на нем лохмотьями, ногти успели забиться грязью, лицо покрывала тёмная щетина.

Существо было небольшого роста и тщедушного сложения, с непропорционально большой головой, но одно это внушало страх. Только бы не укусил, только не это! Кажется, в бункере уже не осталось живых – лишь обглоданные трупы. Неужели он всех съел?! Нет! Он не мог, в него бы не влезло, да и времени прошло слишком мало…

Тут должно быть несколько тысяч человек, где они все? Где охрана?! Он искал, искал, но нашел только этого монстра…

– Твит-ретвит, твит-ретвит! – завывало существо.

Аликберов бежал изо всех сил, спрятаться было негде, казалось, ненавистное «твит-ретвит» становится всё ближе. Единственным источником света был экран айпада в руках существа.

– Тоньше! Ещё тоньше! – вопило оно. – Твою фотку в Инстаграм! Лайкни меня, где ты? Ну где?! – плаксивым голосом вопросило существо. – Ты себя плохо ведёшь – дислайк, – констатировал монстр. – А у меня есть новые твиты, очень актуальные, я всегда в тренде! Лайкни меня!..

Аликберов забился в самый дальний угол небольшого технического помещения. Судя по звукам, существо искало его. Это была игра в прятки на выживание. И Аликберов сам начал эту игру. Теперь он особенно отчётливо понимал, что он бывший вице-премьер бывшей Российской Федерации. А его непосредственный начальник превратился в это… не было слов для того, чтобы охарактеризовать его существо: карлик, Голлум нового времени. Называть его прежним именем не было никакого смысла.

– Это я, Димон, – словно в ответ на его мысли отозвалось существо. – Димон – довольно мягкое прозвище для Интернета.

Слово «Интернет» было произнёсено с придыханием, как будто речь шла о святыне или божестве.

Послышались шаркающие шаги, света становилось все меньше, его источник медленно удалялся. Слышалось грустное бормотание: «Твит-ретвит, ты меня унфолловишь…»

Когда глаза адаптировались к темноте, Аликберов наконец смог выбраться из своего закутка. Он не мог понять, что стало с остальными, он не мог вспомнить, как очутился здесь. Его разум был настолько заполнен ужасом, что память безмолвствовала. Нужно было отсюда выбираться, но как выбраться незнамо откуда? Что-то забытое, словно бы из детства, подсказывало Аликберову, что нужно двигаться на север, на севере всегда выход и спасение. Нужно на каждом повороте сворачивать налево. Налево и на север – направление выбрано. Аркадий Бениаминович поднялся на ноги, наскоро ощупал себя – крови не было, значит, не ранен. Хотя как тут определишь – кругом пыль, а тело на адреналине.

Определить, как глубоко он находится под поверхностью земли, Аликберов не мог, плана убежища он не знал, знал лишь, что бункер весьма обширен и в нём может быть размещено более пятнадцати тысяч человек.

Да, по-другому он представлял себе пребывание в Раменках. Думал, будет встреча, всем вколют антивирус, а тут… память отказывалась пояснять, что тут произошло. Что же стало с охраной? Соболев ведь позаботился об охране…

Голова отозвалась тупой болью. Нужно было двигаться вперёд. Пока соскучившееся существо снова не начало поиски – ему тут явно было одиноко: всех съел, а потом заскучал. Наверное, его жизнь и вправду напоминала жизнь толкиеновского Голлума: у него тоже была своя Прелесть, а питанием служили случайные путники или забредающие в бункер мутанты.

Мутанты. Как одно тщедушное существо смогло сопротивляться ордам мутантов, царящим на поверхности? Наверное, он смог взять под контроль оборонные системы комплекса. Хотя при чём тут системы, как он может ими управлять? Одно дело управление сложными системами, и совсем другое – сидение в социальных сетях…

По рассказам Соболева, у мутантов оставались только инстинкты и отработанные до автоматизма навыки. Именно поэтому те, кто в прошлой жизни был профессиональным военным, после мутации умели плохонько стрелять. Профессиональных стрелков среди них не было лишь потому, что мало кому в Москве приходилось воевать каждый день. Именно поэтому обращение с оружием не перешло в рефлекс.

В своём поведении мутанты были примитивны, ими двигали естественные потребности, главной из которых была потребность в пище. Но у монстра наверняка ещё была потребность в общении, существо было социальным. Оно не смогло безболезненно пережить крах социальных сетей, и теперь жадно искало общения на всех уровнях.

Аликберову казалось, что сплетение коридоров продолжается бесконечно и с каждым новым поворотом они становятся уже. Это было блуждание в темноте, а шаги гулким эхом отдавались в пустоте. Казалось странным, что вместо современного покрытия здесь лишь грубый бетон, кое-где даже виднелись силуэты выступающих металлоконструкций. В голову пришла мысль, что их лучше избегать, дабы не пораниться.

Он побрёл дальше, стараясь внимательнее смотреть под ноги, глаза его плохо видели в темноте, свет больше не исходил ниоткуда, поэтому различить можно было только тёмные очертания предметов. Следовало идти, куда – это было не так уж важно, лишь бы подальше от существа.

Неожиданно коридор расширился, превратившись в небольшой зал. Аликберов подумал, что здесь можно будет найти что-нибудь полезное, не может же бункер целиком и полностью состоять из коридоров и маленьких каморок технических помещений. Но кругом была такая же пустота, словно бы кто-то вынес из бункера всё ценное, перед этим вырубив освещение. Поняв, что ничего нужного найти не удастся, он продолжил движение вперёд.

Неожиданно Аликберов налетел на стену. Подумав, что в темноте просто потерял ориентацию, он сдвинулся влево, надеясь найти проход, – но и там была стена. Вправо – тот же результат. Аликберов заметался по помещению, адреналин неистово впрыскивался в кровь – кругом были стены. А откуда-то сзади появилось лёгкое белёсое свечение. Оно приближалось.

Паника подступила вплотную, она уже была готова вырваться наружу истошным криком. Свечение становилось ближе, и вот уже стал виден маленький сгорбленный силуэт. Голова существа склонилась над планшетным компьютером, казалось, оно ничего не видит. Неожиданно существо подняло голову и посмотрело пред собой. Взгляд маленьких карих глаз был направлен точно на Аликберова.

– Привет, – сказало существо и улыбнулось. – Я хочу тебя зафрендить, стань моим другом.

Неожиданно Аликберов понял, что существо и вправду очень одиноко. В его глазах была такая грусть, такая мольба и искреннее сожаление…

– Привет! – ответил Аликберов. В горле было сухо, и приветствие получилось больше похожим на хрип. – Давай дружить.

Он надеялся, что этой фразой удастся проложить некий коммуникативный мостик к взаимопониманию, наладить с монстром контакт и, главное, выжить.

– Давай сделаем селфи на память, – предложило существо, – я люблю фотографировать.

– Давай, – согласился Аликберов, – прикольно должно быть.

Существо неспешно подошло к нему, обняло за шею и быстрым свайпом активировало камеру планшета.

– «Эйр два», – похвасталось чудовище, – на десять процентов тоньше и на двадцать пять легче. Широкоугольная фронтальная камера со вспышкой. Мне из Америки привезли, за неделю до старта официальных продаж…

Существо продолжило настройку камеры: пропорции фото, цветовые фильтры… Через несколько секунд всё было готово.

– Классное фото в Инстаграм! – провозгласил монстр.

Раздался звук щелчка затвора камеры, вспышка высветила лицо Аликберова. Снимок был готов.

Внезапно рука существа исчезла с шеи Аликберова, и он ощутил резкую боль в правом боку, в районе печени. Ладонь существа полностью вошла в его тело, ногти разрывали ткани. Попытки вырваться только усугубили страдания. Левой рукой Аликберов попытался нанести существу удар по голове, но движение из-за болевого шока получилось смазанным. В отместку чудовище вцепилось ему зубами в руку…

От резкой боли в руке Аликберов проснулся – всё это было лишь кошмарным сном. Глубокий порез на руке снова болел и кровоточил, видимо, швы начали расходиться. Он нажал на кнопку вызова медсестры, но в течение трёх минут никакой реакции не последовало. Тогда он попытался позвать врачей. В коридоре слышались быстрый топот и какая-то возня.

Аликберов попытался снова позвать кого-нибудь, но в горле было так сухо, что вместо крика вырвался хрип. Он протянул левую руку к прикроватной тумбочке, но трубки капельницы изрядно ограничивали движения. Сделав некоторое усилие, Аликберов дотянулся до стакана и жадными глотками выпил воду. Во рту остался противный сладковатый привкус. Он ещё раз попробовал позвать кого-нибудь, на этот раз у него ничего не получилось. Оставив попытки, Аликберов снова начал проваливаться в липкое забытьё.

Бегемот проснулся около двух ночи, его мутило. Он еле успел добежать до туалета. Только-только устроившись в кровати, он снова почувствовал, что ему надо срочно посетить ту же точку. «Что за чёрт?! Колбаса несвежая была, что ли?» – размышлял он, сидя на унитазе. Живот крутило и жгло, тошнило. Через десять минут генералу Бурову стало казаться, что у него болит всё. Он посмотрел на себя в зеркало и увидел землистое осунувшееся лицо с ввалившимися глазами. «К чёрту церемонии!» – решил он, хватая трубку телефона и набирая номер медсанчасти.

Еще минут десять он терзал трубку, но в ухо ему били только длинные гудки. «Чёрт, куда же они все подевались, спят, наверное, на дежурстве. Ну, ладно, сейчас я им устрою!» – Бегемот надел халат и прямо в тапочках побежал по коридору.

Бежать было тяжело, он всегда предпочитал размеренную ходьбу бегу. Точнее, предпочитал вообще не ходить, а сидеть в кресле, посылая туда и сюда помощников и секретарей. Но когда ему всё же приходилось «потрясти жирами», ему это было не так больно и трудно, как сейчас. Живот сжимала железная рука, побуждая как можно скорее добраться до туалета. Во рту пересохло, горло и гортань будто потёрли тёркой, они саднили. Воздуха не хватало. «Неужели ботулизм?» – со страхом подумал Бегемот, пытаясь выудить из глубин памяти признаки этой болезни.

На память Буров пожаловаться не мог, он запоминал огромные куски текста с первого прочтения. У него в голове всегда хранился огромный ворох всякой нужной и ненужной информации, которая так кстати и вовремя вспоминалась ему. Именно благодаря этой особенности он начал делать быструю карьеру в ФСБ, несмотря на свои огромные габариты и плохую физическую подготовку. Потом уже, когда он заматерел, он опять же благодаря своей недюжинной памяти сумел подготовить и реализовать такие интриги, которые враз подняли его на вершину карьеры.

«Главным признаком является раздвоение зрения», – не подвела память и на этот раз. Бегемот на бегу попытался сконцентрировать взгляд на каком-нибудь одном предмете, но у него это не получилось. Бежать стало невозможно. Генерал перешёл на шаг, пытаясь выровнять дыхание.

Он немного отдохнул в лифте и вновь побежал по коридору. Ворвавшись в медсанчасть, сразу же оккупировал туалет. «Слава богу, успел», – с облегчением подумал он.

Когда генерал Буров вышел из туалета и осмотрелся, то понял причину длинных гудков в телефоне. Все работники медсанчасти были заняты. Везде, даже на полу, на носилках лежали люди. У кого-то были подключены капельницы, кому-то ставили уколы. Врач, осмотрев Бегемота, передал его в руки медсестры, которая что-то вколола ему, а потом повела в туалет и вручила трёхлитровую банку с раствором марганца.

– Чем быстрее и качественнее вы промоете желудок, тем быстрее придёте в себя, – сказала она ему и убежала к другим больным.

Последующий час испуганный Бегемот пил и пил розовую воду, потом, обняв унитаз, исторгал её из себя и вновь пил и пил. Потом появилась медсестра и повела его в процедурный кабинет, велев укладываться на кушетку, поскольку следующим шагом было промывание кишечника.

Буров не сразу сообразил, что это означает просто клизму. Но ему уже было всё равно.

После промывания кишечника обессиленного, раздавленного Бегемота оставили в покое, вколов ему напоследок несколько уколов. Генерал лежал на кушетке в коридоре, мимо него бегали медсёстры, проносили больных, но он был как в полусне.

Через час Буров вдруг понял, что полусонное состояние прошло. Он прислушался к себе: никаких позывов или болей. Он пошевелился, потом осторожно сел. Вспомнив про симптомы ботулизма, посмотрел на штангу капельницы. Слава богу, не двоится. Аккуратно встав на ноги, он пошёл в ординаторскую: врачей там не было, но на диване лежал бледный Бродский, глаза его были закрыты, от руки змеились трубки капельницы.

Бегемот пошёл по коридорам и палатам, разыскивая врача. Его опять замутило, но уже от запашка, смеси ароматов спиртного, блевотины и хлорки, которая сейчас витала в медсанчасти. Незнакомых среди больных не было, всех он видел не так давно на поминках. Наконец он нашёл молодого врача, который осматривал очередного пациента.

– Доктор, скажите, это не симптомы ботулизма? – задал волновавший его вопрос Буров.

Доктор оторвался от осмотра больного, посмотрел на генерала, очевидно, удовлетворился увиденным. Личность Бегемота в связи с произошедшими событиями стала популярной, особенно среди пострадавших и медиков.

– Пока не вижу оснований говорить, что это ботулизм. Выявить его можно только лабораторным путём. Лаборатории этим и занимаются: исследуют кровь и другие выделения. Но мне кажется, что это пищевое отравление. На всякий случай мы проводим лечение ботулизма. Так сказать, для профилактики, поскольку это заболевание развивается ураганно, и запоздай мы с лечением, могут наступить необратимые последствия.

«Чёрт, – вдруг вспомнил Бегемот, – Элькин».

– Скажите, доктор, а Николай Аронович к вам не поступал?

– Нет.

– Может, вы не помните?

– Давайте посмотрим. – Доктор закончил осмотр больного, снял резиновые медицинские перчатки, долго мыл руки. Бегемот уже весь извёлся от нетерпения, когда врач наконец открыл ящик стола и достал оттуда журнал.

– Так, вы смотрите на этом развороте, а я на этом, для скорости, – предложил доктор. Он стал листать журнал, быстро просматривая записи. – Вы успеваете?

Госпитализированных оказалось около тысячи человек. Большинство из них Буров видел на поминках, но Элькина среди них не обнаружилось.

– Доктор, быстрее, бригаду к Элькину! Бегом! – закричал Бегемот.

Врач начал отдавать распоряжения, а Буров стал набирать телефон помощника Элькина. Наконец услышал недовольный голос заспанного помощника:

– Алё.

– Быстро взял ноги в руки и бегом к Элькину! Откроешь дверь своим ключом и сразу мне доложишь об обстановке, я сейчас буду. И встреть врачей! Бегом! – отдал распоряжение Бегемот и сразу отсоединился.

Двое молодых людей с медицинскими чемоданчиками и девушка со стойкой для капельницы уже были готовы.

– Вперёд! – скомандовал им Буров.

Они дружной толпой вывалились из дверей медсанчасти и побежали по коридору. Бегемот сразу же сильно отстал. В его теперешнем состоянии бегать ему было ещё труднее, чем обычно.

– Стойте, – скомандовал он, – вот ключ от лифта и перехода. Бегите, я приду позже.

Он сунул карту электронного ключа девушке, и молодые люди, как сайгаки, понеслись дальше. Генерал перешёл на шаг и вздохнул с облегчением. Даже идти неспешным шагом после проведённых в медсанчасти процедур было нелегко.

Когда он дошёл до апартаментов Элькина, то застал медицинскую бригаду за оказанием медицинской помощи. Помощник в коротком махровом халате и с одной тапкой на ноге суетился рядом. Элькин был бледен, лицо его осунулось, но он был вполне в себе. Бегемот сел в кресло в его кабинете и стал ожидать окончания промываний. На столе для переговоров теснились пустые бутылки из-под виски и коньяка. «Значит, опять хорошо вмазал!» – решил Бегемот.

Из спальни вышел один из молодых врачей.

– С промываниями мы закончили, укололи его. Он теперь поспит и встанет как новенький. Анализы мы взяли. Утром будут готовы. – Доктор повел рукой в сторону пустых бутылок: – Надо отдать должное, спиртное в этот раз его спасло. Его рвать стало прежде, чем отрава попала в кровь. Счастливо оставаться, если что, обращайтесь. С Николаем Ароновичем осталась Верочка, вы не переживайте, она опытная медсестра, несмотря на молодость. Она за ним присмотрит.

Доктора гуськом вышли из апартаментов. Бегемот велел помощнику найти и прислать горничную, переодеться и явиться обратно. Сам пошёл в спальню. Элькин спал. Был бледен, нос заострился, но дышал ровно. Буров открыл шкаф, достал подушку и плед, вернулся в кабинет. Улёгшись на диване, он тоже вознамерился поспать. Он только закрыл глаза, как вспомнил слова доктора об отраве. «А если это в самом деле какой-то яд, а не пищевое отравление? – стал рассуждать он. – Кто?!»

В этот момент в проёме появился помощник Элькина.

– Сходите в лабораторию медсанчасти, попросите, чтобы попытались выделить отравляющее вещество. Как только будут готовы анализы, хоть один, пусть сразу звонят сюда и докладывают, – распорядился Бегемот. – Да, ещё, – остановил он помощника в дверях. – Где вы вчера провели вечер?

У помощника вытянулось лицо.

– Я не собираюсь рыться в вашей личной жизни. Ответьте мне на вопрос: в каком ресторане вы обедали или ужинали? Были на поминках?

– Нет, Анатолий Ефремович, я вчера в ресторане вообще не был. После того как Николай Аронович меня отпустил, а сам отправился на поминки, я пошёл к подруге, где и провел всё это время, пока вы меня не отыскали по телефону. Это я в её халате прибежал… и в тапочках. Один потерял по дороге, они мне малы оказались.

Буров с сомнением посмотрел на «сорок пятый растоптанный» размер ноги помощника.

– Ну, ясно. Иди. Передашь распоряжение и возвращайся. Если у них уже ясность какая есть, то ты это выясни. Да, позвони начальнику охраны. Если он не в медсанчасти, конечно, но я его там не видел. И попроси его прийти сюда. – Бегемот посмотрел на часы, потом достал из кармана капсулу, вручённую ему в медсанчасти, налил из графина в хрустальный стакан воды, запил лекарство, ещё раз махнул рукой: – Иди уж, не тормози.

Помощник повернулся и вышел.

Начальник охраны появился через полчаса. Свежий и выспавшийся. Бегемот удивился: «Первым обо всём должен быть информирован начальник охраны. Неужели он так выглядит после бессонной ночи?»

– Скажите, когда вы проснулись?

– Минут двадцать назад, как пришёл Петя и передал ваше распоряжение прибыть сюда, – ещё больше Бурова удивился вопросу начальник охраны.

– А скажите-ка, любезный, Петя не сообщил вам причину вызова?