Пролетая над Вселенной Смехова Елена
– Никого здесь не будет почти неделю. Отдыхайте на здоровье. Димыч, вон, весь бледный, пусть погоняет на свежем воздухе.
– Но, мне кажется, – замялась я, – что это как-то… не совсем удобно…
– Никаких проблем, – сказал Олег, – вечером я уеду в Москву. Завтра – мой рабочий день в переходе, его пропускать нельзя. Ну а послезавтра я за вами приеду. В крайнем случае, после послезавтра. Захотите, останемся здесь еще на несколько дней. – Он мягко улыбнулся.
– Мам, пожалуйста, давай поживем здесь? – Димка смотрел на меня с мольбой.
По любым писаным и неписаным законам мне следовало тут же, вежливо поблагодарив, отказаться. Принимать подобные приглашения допустимо только от хорошо знакомых людей. Ну, или, в крайнем случае, можно было бы принять от человека, с которым намечаются личные взаимоотношения. Здесь это исключено. Исключено и точка. Тогда почему я колеблюсь? Что мешает мне поблагодарить Олега и отказаться?
– Вам продуктов на день хватит? – поинтересовался Олег, не дождавшись ответа.
Он прошел в дом, показывая нам, что где найти в случае надобности. Я следовала за ним, растерянно кивая, Димка же прыгал рядом, как пинг-понговый мячик, задорно приговаривая:
– Так, всё понял, так-так, понял-понял…
Кроме муки, сухого молока, крупы и чайной заварки, в хозяйстве ничего не было. Взятая мною провизия оказалась кстати.
– Вот тут чистое постельное белье, мамина спальня и моя комната наверху. Можно лечь и на этом диване, он раскладывается. Так что в вашем распоряжении целых три спальных места – выбирайте любое.
– Ой, чур, я буду спать на диване, – Димка тут же пристроился на нем, обхватывая руками истрепанного одноглазого медведя с болтающейся головой, – мне он подходит.
– Ну и славно, – улыбнулся Олег. – Этот мишка был давным-давно подарен брату на день рождения, а потом по наследству перешел ко мне. Ты будь с ним поаккуратнее, не то он рассыплется на мелкие кусочки.
– Я буду его беречь, – пообещал Димка, – теперь он – мой друг. По наследству.
Глядя на довольного Димку, я поняла, что не могу отказаться от приглашения Олега.
Мы пошли проводить его до станции, предварительно напившись чая с яблочным вареньем, сваренным мамой Олега, да с московскими ватрушками.
– Ты точно приедешь за нами послезавтра? – уточнила я на всякий случай. – Через неделю я выхожу на новую работу, нужно будет к ней заранее подготовиться!
– А что такое – новая работа? – удивился Олег. – Димка рассказывал мне про твою бурную деятельность в каком-то толстом журнале… или толстой газете…
– Он просто пока не в курсе, – тихо произнесла я, глядя, как беззаботно скачет мой сын по дорожке, размахивая прутиком.
…Из редакции все же пришлось уволиться: заявление об уходе было подписано незамедлительно, в день подачи. Когда я, очнувшись, поняла, что погорячилась, и решила переиграть, было поздно. Главный редактор уехал отдыхать, а зам. главного вместо меня молниеносно утвердил своего протеже.
После поездки в Америку моя самооценка удивительным образом выросла, и довольствоваться разовыми заработками больше не хотелось. Однако найти достойную работу летом оказалось очень непросто. Зато появилась уйма времени для написания очерка, незаметно переросшего в довольно внушительную по объему повесть про то, как я не стала американкой. Писала я быстро, упоительно, с каждой страницей переживая заново все, что со мной произошло, анализируя и отдавая бумаге остатки своих сомнений.
Аня, расстроенная моим скоропалительным уходом из редакции, взялась пристроить рукопись в популярное издательство, соучредителем которого являлся ее дядя. Моя повесть понравилась, ее вскоре подписали к изданию. Я даже получила аванс, на который можно было прожить несколько недель. Лето заканчивалось, а перспективы найти постоянную работу так и не вырисовывалось. Я долго бегала по кругу, давала объявления, ходила на собеседования, но ничего достойного не находилось. Когда совсем отчаялась, помог случай.
Возвращая Димкины документы в школу, я заглянула в кабинет директора, чтоб засвидетельствовать ему свое почтение. Директор горячо обсуждал с завучем по учебной работе скоропалительный отъезд на ПМЖ учительницы по русскому языку и литературе.
– Простите, а куда уехала учительница? – поинтересовалась я, вклинившись в беседу.
– Да в Штаты, – махнул рукой директор, – кто бы мог подумать…
– Вроде скромная, неприметная с виду, – пояснила завуч, – а умудрилась каким-то образом найти себе состоятельного американца, представляете?
– Представляю, – качнула головой я, – иногда такое случается.
– Ну, а мне-то что делать прикажете? – Директор развел руками в отчаянии. – Двух учителей лишились сразу. Якова Львовича на пенсию проводили, и вот теперь эта невеста… А ведь учебный год на носу. Где искать учителя?
И тут меня осенило.
– Я готова вам помочь.
– Можете кого-то рекомендовать? – Директор посмотрел на меня с надеждой.
– Могу. Себя, – скромно произнесла я и добавила: – Мне всегда хотелось работать в школе… в глубине души…
Так я нашла достойную работу. В двух кварталах от дома. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Не зря, выходит, заканчивала я педагогический институт – пригодился мой диплом. Зарплата у учителей, конечно, небольшая, но я смогу заняться репетиторством. И еще по совместительству вести литературный кружок. И писать статьи в региональную газету. Кроме того, отпадет проблема обедов, проезда и оплаты школы, вот какая экономия. Димка будет под контролем, по крайней мере, в поле моего зрения, а то никогда за суетой своей жизни не успевала я уделять сыну достаточно внимания, всё какими-то скачками, урывками. Но теперь наконец-то смогу стать ему настоящей матерью. Как мне кажется. Мне так хотелось бы этого!
Мы гуляли с сынишкой до темноты. Ночевать в чужом месте, тем более в отсутствие хозяев, было неуютно. А сынок чувствовал себя вполне естественно, словно он вырос в этом доме. Когда мне понадобилось зашить ему порванные во время прогулки шорты, он безошибочно нашел коробку с нитками и принес мне. Пока я штопала, он исследовал дом. Обнаружил стопку пожелтевших журналов и принялся увлеченно их листать.
– Хотела бы переселиться в деревеньку, мам? Хорошо здесь. Такие вкусные ягоды в саду растут: черноплодка, тёрн. И яблок красных, наливных много, ты видала? Эх, жаль только, что смородина уже отошла, я обожаю смородину!
– Не знаю, Дим, – пожала я плечами, – чем заниматься в деревеньке-то? Целыми днями? Я не представляю…
– Как это – чем? – всплеснул руками Димка. – Жить! Можно ходить за грибами, на рыбалку, ну, короче – на грибалку! Ты бы научилась настоящие пироги печь – яблочные, там, с ягодами разными.
Я всегда была отчаянной урбанисткой. В детстве за город вытащить меня можно было лишь со скандалом. И вот тут, после Димкиных вздохов, вдруг осознала, что совсем не прочь была бы проводить больше времени в каком-нибудь тихом уютном месте, на берегу реки, засыпать и просыпаться, окутавшись звуками живой природы, писать стихи и наблюдать, как резвится на травке твой ребенок…
…Вспомнился уик-энд в Нью-Джерси, огромный дом, в котором провела ночь со Стилом и девочками, и вновь сравнила я те томительные ощущения с сегодняшними. Мне не нужен огромный дом, поля и пастбища, составляющие частные владения. Нам с Димкой хватило бы и маленькой, пусть даже обшарпанной и покосившейся дачки.
В обещанный день Олег не приехал. Мы несколько раз ходили встречать его на станцию, не понимая, что могло произойти. Не появился он и на следующий. На третий день я засобиралась домой, несмотря на сопротивление сына.
Димка не хотел уезжать и отчаянно тянул время. Прятался от меня по кустам, не откликаясь на зов. Делая вид, что потерял что-то очень важное, искал это «что-то» в траве. А потом и вовсе убежал к реке – «проститься с рыбками». Я прибралась в доме и села в ожидании сына на крылечке.
Раздался шум приближающейся машины. «Жигулёнок» пятой модели остановился около калитки. Из машины кто-то вышел, хлопнул дверцей и направился прямо к дому, по извилистой дорожке. Краем глаза я видела приближающуюся мужскую фигуру, но отчего-то боялась посмотреть в его сторону. Я просто не знала, чего мне ждать от этой фигуры, и с замиранием сердца готовилась к любой неожиданности… К любой…
Только не к такой.
– Здравствуйте, я брат Олега, меня зовут Михаил…
Я медленно повернула голову, не веря своим ушам. Глаза тоже отказывались верить. Не говоря уже про сознание, которое я, кажется, тихо теряла.
– Здравствуй, – произнесла я сипло.
Мишка. Мой Мишка. С поредевшими волосами и каким-то потухшим взглядом, слегка сутулый, но это был он! Мой Мишка Либерман.
Он внимательно посмотрел на меня, резко остановился и замотал головой, словно отгоняя нежелательное видение.
– Но откуда?! – потрясенно воскликнул он. – Откуда ты знаешь моего брата?
– Олег – твой брат? – переспросила я, не веря в происходящее.
– Олег – мой брат, – эхом подтвердил он. – А вы-то с ним как познакомились? Где?
– В переходе, – ответила я честно. – Не знала, что у тебя такой брат.
– Какой – такой? – вскинулся на меня Миша настороженно.
– Замечательный.
– Ты хоть знаешь, что он влюблен в тебя?
– Нет, – ответила я категорично, – не любовь у него это, а юношеское увлечение.
– А у тебя?
– Он замечательный, – повторила я. – Почему он не приехал? Я ждала его.
– Олег в больнице, – сказал Миша, – он попросил меня съездить за тобой.
– Что случилось? – испугалась я.
– Ничего страшного. Он каждый год, в одно и то же время ложится на плановое обследование. А тут вдруг резко забыл о сроках госпитализации. Видно, сильно ты его задурила.
– И не думала, – попыталась оправдаться я, – просто так получилось…
– Не говори ничего.
Он опустился рядом со мной на крыльцо.
– Олег сказал, что встретил женщину своей мечты. – Миша криво усмехнулся. – Подумать только, каждый день мимо него проходят сотни девушек, а он влюбился именно в тебя.
– Но я тут ни при чем, – запротестовала я, – мне и в голову бы не пришло, что у него ко мне могут возникнуть серьезные чувства.
– Это особенность твоего характера – не думать о чувствах другого человека, – сухо сказал Мишка и, не дав мне возразить, воскликнул: – Но почему – ты?!
– Судьба, – тихо констатировала я, – что же еще?
– Никак не думал я тебя снова встретить… тем более так… – Он отвернулся.
– А я думала. Много думала. Я столько всего передумала, Мишка! – Мой голос завибрировал.
Он изумленно посмотрел на меня. Я выпалила, глядя прямо в эти непонимающие глаза:
– Ты предал меня. Бросил на произвол судьбы безо всякого объяснения и ни разу в жизни не поинтересовался, как сложилась моя жизнь без тебя.
– Твоя жизнь должна была сложиться превосходно, – тяжело выдохнул Мишка. – Девочка из известной семьи. Блестящий жених, признанный родителями, не то что какой-то там жалкий студентик, с которым ты решила поразвлечься перед свадьбой.
Он вскочил и принялся ходить взад-вперед, сердито жестикулируя:
– Как ты ловко меня окрутила. Опоила невидимым зельем. Запутала. Я думал, что лучше тебя, чище тебя нет, а ты…
– А я оказалась порочной? – пошла в наступление я. – Ну продолжай, раз начал. Что тебе там наговорили на меня? Что пробы ставить некуда? И ты поверил? Сходу?
– Как можно было не поверить? Ведь ты и правда была увереннее и… опытнее – в определенном смысле… – Он взглянул на меня с такой обидой, словно это было вчера.
Я тяжело вздохнула.
– Если и есть на мне грех, то только один-единственный, и тот – по глупости. И я давно за него расплатилась, – я смахнула предательскую слезу, – всей своей жизнью расплатилась. А тебе не хватило мужества просто поговорить со мной тогда, объясниться. Всё могло сложиться иначе.
Повисла пауза. Я замерла, боясь спугнуть неловким движением мгновение истины.
– Ту ночь провел я на улице, – глухо произнес Миша. – Этот доктор, видно, что-то подмешал мне в вино – я словно перестал себе принадлежать. Голова-то варила, а воля отключилась напрочь. Он так взвешенно объяснял, почему мне следует забыть дорогу к твоему дому, в подробностях, аргументированно так, что в результате я согласился. А потом он в какой-то двор завел меня, дал таблетку и на скамейку положил. Добрый доктор Айболит. Я проспал всю ночь на этой скамейке в полной отключке. А ночью похолодало сильно, это ж осенью было, но я не чувствовал холода в том состоянии. – Мишка замолчал, потом поднял на меня глаза и грустно так закончил: – Зато потом прочувствовал. Очень даже прочувствовал.
– Ты заболел? Простудился? – взволнованно спросила я.
– Простудился, – скорбно качнул головой Мишка, – на всю оставшуюся жизнь.
– Мишка-Мишка, – всхлипнула я, – что ж такое натворили мы?
– Судьба, – с горькой усмешкой передразнил меня Миша. – Я искренне верил, что, уйдя с твоей дороги, всем сделаю хорошо. Кроме себя. Я очень желал тебе счастья, Аленький.
Остановить слёзы я уже не могла. Они струились и струились по щекам.
– Знаешь, Мишка, а ведь ты был единственной любовью в моей жизни. И другого счастья мне было не надо!
Мишка схватил меня за руки, крепко сжал их и поднес к своему лицу:
– Аленький, – пробормотал он, – прости меня, Аленький! Какой же я дурак!
От его прикосновения меня словно в жар бросило. Потом резко – в холод.
– Обними меня, Мишка, – взмолилась я, – и не отпускай больше никогда.
В то же мгновение, подняв голову, я увидела Димку. Он внимательно наблюдал за нами из-за тернового куста.
– Иди сюда, Димочка, – сказала я, утирая слезы, – познакомься…
– Кажется, я знаю, – осторожно приближаясь, сказал Димка, – кто это.
– Сын? – переводя взгляд с меня на Димку, спросил Миша.
– Ну, здравствуй, здравствуй. – Он протянул Димке руку и повернулся ко мне: – Он совсем не похож на тебя… только волосы… такие же… золотые…
– Конечно, он не похож на меня, – улыбнулась я сквозь слезы, – он же просто твоя копия…
- Что сулит нам эта встреча
- Не подскажет самый строгий,
- Самый опытный из многих
- И почтенных мудрецов.
- Что же это? Искушенье?
- Тайных помыслов свершенье?
- Упоительное чудо?
- Воплощение мечты?
- Очень хочется решиться.
- Очень хочется поверить
- Без утайки, без оглядки
- На мещанскую мораль.
- Ходят толпы угнетенных,
- Обездоленных любовью,
- Не способных слушать сердце,
- И других не осуждать.
- Если ж вихрем налетело,
- Если дрожь бежит по телу,
- Если ты бездумно тонешь
- В ослепительных глазах,
- Называй всё это страстью —
- Сумасшедшим ураганом,
- Безвозвратно уносящим
- Волю, разум – в никуда.
- В никуда, туда, где омут.
- В никуда, туда, где пропасть.
- Где со звоном разобьется
- На мельчайшие куски
- Моя хрупкая надежда
- На людское совершенство,
- На возможность обретенья
- Своего второго «я»…
- Отчего же без страданий,
- Без мучительных раздумий,
- И без жертвоприношений
- Не рождается любовь?
- Кто мешает просто слушать,
- Как прекрасно бьется сердце,
- Как душа в немом волненье
- Робко молит за тебя?
- Я протягиваю руки,
- Ты идешь ко мне навстречу,
- И за этот миг волшебный
- Можно многое отдать!
- Пролетая над Вселенной,
- Мы себя увековечим,
- Станем Музыкой нетленной
- Мы с тобою навсегда.
- Нужно быть готовым к встрече!
- Завтра может не случиться.
- Нужно быть готовым к Чуду,
- Остальное – ерунда.
Мы просидели на крылечке под звездным августовским небом до глубокой ночи. Сынок уснул, а нам с Мишкой было не до сна. Нам было что обсудить! Захлебываясь, рассказывала я ему о своих мытарствах, а он в ответ – о своих, правда, более скупо и сдержанно.
Семью он так и не завел, хотя желающие, как я поняла, имелись в достаточном количестве. Он был честен с девушками, с которыми встречался, сразу признавался, что детей от него ждать им не следует, и постепенно любые отношения сходили на нет. С последней пассией он расстался в начале этого лета. Кроме разочарования, в нем ничего от этих отношений не осталось. Мама очень переживает. Мечтает о внуках. Младший брат сообщил недавно, что не собирается повторять его ошибки и потому решил пойти другим путем.
– Что же нам делать с Олежкой? – сокрушенно проговорил Миша, обхватив голову руками. – Он же, глядя на меня, вывел собственную теорию: все беды от молодых легкомысленных девчонок. Так что никаких романов не заводит, считая, что все должно быть серьезно, взвешенно и навсегда.
– Это похоже на разновидность юношеского максимализма, – сказала я, – во всяком случае, я ему ничего не обещала, никаких объяснений у нас с ним не было, да и знакомы мы всего неделю.
– Но на дачу к нему поехала, – покачал головой Миша.
– Да уж, – покраснела я, – поехала, несмотря на сомнения. Я, правда, колебалась. Не хотела быть превратно понятой.
– Тогда зачем поехала?
– Меня несло сюда невидимой волной. Да-да, не ухмыляйся.
– Звучит как-то слишком по-книжному.
– Пожалуй. Но, знаешь, если когда-нибудь я решу описать нашу с тобой историю на бумаге, многие именно так скажут: вымысел все это, надуманность и авторские фантазии.
Мишка растроганно меня обнял и крепко прижал к себе. Я воскликнула горячо и взволнованно:
– Неужели ты не понимаешь, что наше знакомство с Олегом не было случайным?! Ведь именно он привел меня к тебе или, наоборот, тебя ко мне – не знаю, что вернее.
– Пойдем спать, Аленький, – нежно сказал Миша. – Нам обязательно надо поспать. Завтра будет непростой день, но мы что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее.
Эпилог
- Вот портфель, пальто и шляпа.
- День у папы выходной.
- Не ушёл сегодня папа.
- Значит, будет он со мной.
- Что мы нынче делать будем?
- Это вместе мы обсудим.
- Сяду к папе на кровать —
- Станем вместе обсуждать.
На стареньком диване сидели в обнимку с медведем двое милых моему сердцу персонажей и вслух читали Маршака из рассыпающейся, пожелтевшей от времени детской книжки. Я, спускаясь по лестнице, замерла, боясь спугнуть эту гармоничную картинку. Даже в самых заветных снах ни разу не видела я такого.
– Мама, – бросился ко мне Димка, – как долго ты спала! Мы уже сделали зарядку, позавтракали и вот нашли мое любимое стихотворение.
– А сколько времени? – поинтересовалась я.
– Полдень, – счастливо улыбаясь, ответил Мишка.
– Нам стоит поторопиться. Будешь чай или кофе?
– Буду всё, – ответила я, – всё, что предложите. Куда мы едем?
– Мы едем навестить Олега, – выпалил сын. – Он, оказывается, лежит в больнице.
Олег встретил нас приветливо, хотя слегка смущенно. Прелестная молоденькая медсестра измеряла у него давление и была недовольна тем, что ее работу прерывают.
– Как дела, Олежич? – спросил Димка. – А мы тебя ждали-ждали, да так и не дождались.
– Я сильно прокололся, Димыч. – Олег не смотрел в мою сторону. – Видишь, как бывает. Всё перепутал. Уж прости.
– Да уж прощу, – великодушно сказал Димка, – ты только не болей.
Я присела к Олегу на край постели и взяла его за руку:
– Олег, послушай…
Молоденькая медсестра вновь вошла в палату, поставила на тумбочку мензурку с лекарствами и с вызовом спросила меня:
– Вы его мамочка?
Я растерянно взглянула на Олега и замотала головой:
– Нет-нет, конечно, нет.
– Тогда встаньте с постели больного, вы нарушаете стерильность.
Я вскочила, извинившись.
– Вас здесь слишком много, – строго сказала медсестра. – Посетители не должны мешать соседям по палате. И вообще, у нас скоро обед.
Она одернула коротенький халатик и вышла.
– Олег, милый… – вновь начала я.
– Саша, только не надо меня жалеть. Мне очень стыдно, что так получилось. Давай поговорим, когда я выйду отсюда? Я постараюсь всё объяснить.
– Ты ничего не должен объяснять мне! Ты ни в чем не виноват! Это я чувствую себя виноватой… перед тобой…
Миша прервал наш разговор, тронув меня за плечо. Он попросил оставить их с братом на несколько минут, пока не начался обед. Подчинилась. Мы с Димкой спустились вниз к машине, и пока братья беседовали, я не находила себе места. Я передумывала всевозможные варианты этой беседы, но особенно меня пугал ее финал. Миша появился спустя пятнадцать минут. На лице его блуждала загадочная улыбка.
– Больной будет жить долго и счастливо, – игриво подмигнул он мне, – спасибо длинноногой медсестре.
Он потрепал по голове Димку и сказал:
– Ну что, поехали знакомиться с бабушкой? Обрадуем ее нашими новостями?
– С какой такой бабушкой? – растерялся Димка.
– С твоей бабушкой. – Мишка сгреб его в объятия и чмокнул в макушку. – С твоей родной бабушкой, сынок.
Об этой книге
Книга читается на одном дыхании. Она – о женской судьбе. Героиня сразу становится близкой и понятной: молодая женщина с ребенком без мужа, не очень уверенная в себе, не очень волевая, не хваткая и не алчная. Словом, «не современная». Такая немножко тургеневская девушка, попавшая в жесткую эпоху нашего мира, где, чтобы выжить, нужна чья-то сильная рука, а ее нет. А тогда надо ловчить, изворачиваться, а она этого не умеет.
И вдруг – роскошный американский жених! «Не упусти удачу!» – кричат подруги. Да и сама она понимает – это шанс в корне изменить жизнь, выйти из бедности, покончить с московской хрущевкой, где текут краны и сыплется штукатурка. Ради этого – а главное, ради сына – она готова прогнуться под богатого жениха, подчиниться его воле, принять все его условия, взгляды, правила жизни и даже его диету. Притвориться, а вернее, внушить себе, что она его любит – чего не сделаешь ради американского счастья.
Ох, этот соблазнительный миф об американском счастье! Душу за него можно продать, не только тело. Ну, тело еще ладно, но душа плачет, беззащитная, беспомощная, подавленная. Ей и нужно-то – самоотверженная взаимная любовь без притворства и фальши, скромное благополучие, своя среда, друзья, которые понимают с полуслова, и еще – ощущать себя личностью в своем мире.
Но Америка! Но роскошные рестораны, богатый и выгодный жених, и любит ее, и человек-то вроде хороший. Может, стерпится, слюбится?
Душа разрывается, вот-вот сломается. Нет, не стерпится, не слюбится! Не будет счастья, а будет рабское существование в американском раю!
Этот нарастающий бунт души, этот мучительный выход из сладкого гипноза написан замечательно. Веришь каждому слову книги. Не просто сочувствуешь – соучаствуешь во всех неожиданных поворотах событий, каверзах и интригах, о которых рассказывает автор.
И стихи очень хороши. Они – душа книги. В них именно те слова, которые стучат в сердце каждой женщины. Слова о встрече и чуде, о счастье и об исполнении мечты.
Анна Масс, русская писательница автор семнадцати книг для детей и взрослых