Пролетая над Вселенной Смехова Елена
Покорно двинулась в указанном направлении. Музей нашла быстро – по длинному хвосту при входе. Столько желающих насладиться искусством живописи я наблюдала лишь в Москве. И даже там никогда не стояла в очередях! Приехать в Америку, чтобы часами терпеливо ожидать прохода на выставку не самого любимого мною художника? Нелепое времяпрепровождение. Неужели я не придумаю себе ничего более увлекательного?
В животе заурчало. Взглянула на часы: так и есть, полдень, время ланча. Вышла из очереди и огляделась по сторонам. На противоположной стороне улицы заприметила китайский ресторанчик и рванула туда. У американских граждан двенадцатичасовой условный рефлекс был сформирован исправно – все места за столиками оказались заняты. Оставались свободными лишь отдельные высокие стулья у барной стойки. Уходить отсюда не хотелось. Грегори, как я поняла, скептически относится к китайской кухне, считая ее ниже достоинства своего желудка. Стоило бы воспользоваться его отсутствием! Подсела к стойке бара. Открыла меню. Глаза разбежались. Ткнула пальцем в картинку с румяной уткой и салатом.
– What would you like to drink, Madam? – раздался дежурный вопрос.
Я открыла было рот, чтобы произнести привычное: пить, мол, буду грейпфрутовый сок, как вдруг меня осенило. Стила-то рядом нет! Я могу заказать все, что душе угодно! А душе угодно снять стресс, накопившийся за последнюю неделю. Набрав побольше воздуха, взволнованно произнесла:
– Vodka and tomato juice, please!
– Bloody Mary? – переспросил бармен.
Не зная, что именно так звучит по-английски название коктейля «Кровавая Мери», повторила упрямо:
– One vodka, one tomato juice!
Бармен, услужливо улыбаясь, принес томатный сок, рюмку водки и лёд. Я вылила содержимое рюмки в стакан с соком, добавила два кубика льда, покрутила трубочкой в стакане и сделала первый аккуратный глоток. Затем следующий. Не заметила, как трубочка уперлась в не успевшие растаять кубики, лежащие на дне.
Опустевший бокал был тут же замечен и убран с молниеносной скоростью. Последовал вопрос, не желает ли мадам что-нибудь еще?
– Repeat, please – не задумываясь, ответила я.
Повтор был организован незамедлительно.
– Where are you from? – поинтересовался бармен.
– From Russia, – гордо ответствовала я.
– Wow, – развеселился бармен.
Я пригубила следующую порцию «Кровавой Мери» и огляделась по сторонам. Со своих мест за мной с любопытством наблюдали посетители ресторана. Некоторые даже вытягивали шеи, желая рассмотреть хорошо одетую белую леди, которая в полдень понедельника, в самом центре Манхэттена, беззастенчиво надирается на глазах у изумленной публики. Вероятно, это выглядело нонсенсом, нарушением правил пристойности, возможно, даже вызовом американскому обществу.
Но сейчас меня их взгляды совсем не раздражали. Окружающие казались такими милыми, располагающими к симпатии людьми, что даже в толк взять не могла: отчего прежде я подобного не чувствовала? Почему эти американские улыбки всегда казались мне натянуто-резиновыми или резиново-натянутыми, а сами американцы – фальшивыми и равнодушными?
Передо мной возникла большая порция салата с кусочками душистой утки. С аппетитом закусила, приветливо расточая вокруг себя благожелательность. Жаль, поговорить не с кем. Так вдруг захотелось излить душу живому человеку. Поведать, что чувствую в данный момент. А может, просто мило поболтать. С кем, интересно, буду я общаться, когда перееду сюда? Кроме маникюрши Клары, нет у меня знакомых русскоговорящих людей в этом большом городе. Да и во всей стране. Даже Лиза не звонит мне. Почему не звонит Лизка, противность эдакая?
Я вышла на улицу, стараясь ступать уверенно. Настроение было превосходным. Город мне нравился, люди в нем тоже, сама себя я устраивала как никогда. Уважала себя так, просто как прежде не уважала.
Накрапывал дождик. И он был приятен мне. Очередь в Музей современного искусства почти рассосалась. Подошла, решив все же последовать совету Стила, сходить на выставку. Потом же спрашивать будет…
Пикассо оказался бесподобным! Особенно его голубой период. Странно, отчего не понимала его прежде? Наверное, была недостаточно мудра. А может быть, для этого попросту не хватало двух порций «Кровавой Мэри»?
15.30
Стил немного растерялся, когда я страстно устремилась к нему навстречу и, припав к груди, воскликнула, как истосковалась без него, какой он расчудесный вообще!
– Удивительно все же Пикассо действует на некоторых девушек, – констатировал Грегори. Определенно, он остался доволен таким бурным проявлениям чувств. Предложил заехать домой. Чтоб переодеться к очередной встрече с лойерами. И не только. Захотелось воспользоваться моим внезапным порывом. Да и мне, на этот раз, сделать ему приятное оказалось совсем несложно…
17.30
Уже знакомая мне худощавая Нэнси, толстушка Пэрри и молодая русскоговорящая Рита в течение часа растолковывали права и обязанности будущей супруги их драгоценного клиента Грегори Стила.
– Когда он позвонил мне и сообщил о своем намерении жениться на русской, я закричала ему: «Сумасшедший! Шесть лет назад ты так трудно разводился! Мы все эти годы удерживали тебя от любого необдуманного шага, – темпераментно рассказывала Пэрри, следя за моей реакцией с профессиональной цепкостью. – Мы тщательно отсеивали всех, кто вызывал сомнение. И вдруг он заявляет, что в одночасье, не посоветовавшись со мной, принял решение вновь связать судьбу с русской! Я спросила, как такое возможно? А он мне в ответ: «Пэрри, дорогая, я наконец-то встретил своего человека». Коротко и убедительно. И знаешь что? На меня подействовало!
– Послушай, это я на тебя подействовала, – вступила в разговор саблезубая Нэнси. – Когда Грегори познакомил меня с Алекс, я сразу поняла, насколько у него всё серьезно.
Эта живая перепалка была, очевидно, хорошо спланирована. Или же данная манера ведения разговора необходима, чтоб клиента расслабить и хорошенько рассмотреть в момент расслабления. Искренности я не чувствовала, несмотря на ослепительные белозубые улыбки и располагающие к доверию, льстивые тексты.
– И вот теперь я понимаю, что Нэнси была права, – продолжала верещать Пэрри. – Я вижу, как ты мила, хорошо воспитана и умна. И наш дорогой доктор Стил заслужил право быть счастливым именно с такой леди!
К чему им потребовалось красивое предисловие, стало ясно из дальнейшей беседы. Мне было доходчиво разъяснено, что до заключения брака нам необходимо составить и подписать брачный контракт.
– Я понимаю, – сменила интонационную краску Пэрри, резко став серьезной, – что вторжение в чувства сухих догм могут тебе показаться оскорбительными, но, – она деланно вздохнула, – таковы наши американские законы!
Русскоговорящая Рита увлекла меня в отдельный кабинет, где в течение часа пыталась соблюсти мои интересы, составляя мою часть брачного договора. Какой-то совсем неимущей почувствовала себя я в начале ее расспросов. Машина? Нет у меня машины. Дом? Нет дома, есть квартира, точнее, комната в квартире. Во сколько ее можно оценить в долларах? Кто ж ее знает… Ну, наверное, тыщ в пятнадцать… Тина удивленно покачала головой:
– В Москве такие цены? – но вписала красивой ручкой названную мной сумму в договор. У американцев принято верить человеку на слово.
Весь мой доход заключался в ежемесячном окладе, не представляющем в долларовом эквиваленте ничего впечатляющего, скромной обстановке, оставленной мне бабушкой, набора столового серебра на шесть персон, колечка и сережек с натуральными камушками, подаренными родителями.
Когда Рита все тщательно подытожила, то общая сумма, учитывая годовой доход (американцы именно так рассчитывают свою зарплату), показалась мне сильно завышенной. Однако я переубеждать ее не стала. Как-то даже подросла в собственных глазах! Не такая уж я бедная невеста, оказывается, как представлялось в начале нашей беседы!
Тем временем мой жених проверял, высчитывал и плюсовал свою доходную часть. На это ушло в два с половиной раза больше времени, чем вся моя беседа с Ритой. В конце концов, Грегори горделиво сообщил, что его годовой доход превышает официальную зарплату самого американского президента! Он горячо поблагодарил меня за то, что выяснил это. Ему попросту не хватало времени, чтобы заняться такими подсчетами. Да и резона не было. До сегодняшнего момента, буквально!
Мы подписали с Григорием Стилом необходимые бумаги, чтобы на следующее утро отнести их к нотариусу, где наш брачный контракт будет скреплен печатями.
Из него следовало, что имущество, нажитое Стилом до этого момента, в ближайшие пятнадцать лет формально не имеет ко мне никакого отношения. По истечении данного срока я не имею права претендовать даже на треть от него. Зато через тридцать лет совместной жизни вполне смогу рассчитывать почти на пятьдесят процентов. Того, что наживем вместе. С момента подписания контракта.
Не думаю, что мне захочется разводиться спустя такое длительное время. Если я вообще столько выдержу. С ним.
О чем это я?
Глава 24. Бедная, бедная Лиза!
Вторник. 14.00
– Я не отдыхал уже несколько лет, – сказал Грегори, усаживаясь в кресло и затягивая ремень безопасности, – и только благодаря тебе, дорогая, способен прервать работу на целых пять дней!
Мы летим на «Боинге» компании Delta на юг. Грегори считает, что это наше свадебное путешествие. Я бы назвала путешествие предсвадебным, однако не спорю. По мнению Грегори, брачный контракт гарантирует нам абсолютное юридическое соединение. Роспись в муниципалитете станет лишь небольшой формальностью. А свадьба?
– У тебя будет прекрасное-распрекрасное платье, – мечтательно произносит Грегори, поглаживая мне руку. – Когда ты прилетишь ко мне, сразу же закажем его в лучшем салоне Нью-Йорка. Выберем золотые кольца. В твое отсутствие я арендую помещение для свадебной церемонии, и после регистрации отметим событие пышно, торжественно. Всё должно быть на высшем уровне! Почему ты молчишь, Алечка?
Я не могла себе представить, что когда-нибудь буду снова выходить замуж. Причем не судорожно, впопыхах, как в первый раз, а неспешно, пышно и торжественно. До сего момента казалось, что счастливой мне быть не суждено. А уж о красивом свадебном платье и вовсе не мечтала!
– Скажи, Гришенька, а почему ты расстался с первой женой? – решаюсь спросить я.
– Она много трепала языком, – хмуро отвечает он после паузы.
– В каком это смысле? – насторожилась я.
– Неоднократно я заставал ее в компании особ весьма сомнительного поведения.
– Неужели? – Я попыталась представить, как, по мнению Грегори, должны выглядеть «сомнительные особы» и какие такие государственные секреты могли обсуждать они между собой?
– Ну, как можно обрисовать нашу совместную жизнь? – неохотно изрекает Грегори. – Тогда я много трудился, дети все время находились в русском интернате, а жена не работала, язык не изучала, ничего по дому не делала, но при этом постоянно сердилась на меня. Общалась она исключительно с легкомысленными русскими подружками. Они исповедовали праздный образ жизни, потягивали коктейли, делали шопинг и болтали всякую чушь.
– И что именно в их болтовне тебя так болезненно зацепило? – осторожно поинтересовалась я.
– Однажды я услышал, как, громко хохоча, обсуждают они во всех подробностях достоинства и недостатки своих мужей. Моя дражайшая супруга, представь себе, не отставала от них. Я ушам своим не поверил!
Грегори насупился, видно, воспоминания эти до сих пор были ему неприятны.
– Надеюсь, Саша, – чеканно произнес он, – ты никогда ни с кем не станешь распускать язык! В особенности распространяться о том, что происходит между нами в нашей спальне.
– Боже упаси, – пробормотала я торопливо. – Обсуждать собственного мужа за его спиной считаю недостойным. – И заискивающе заключила: – К тому же у тебя совсем не нахожу недостатков.
Что делать! Приходится подлаживаться под неординарную личность по имени Грегори Стил. Если я, конечно, собираюсь составить ему гармоничную супружескую пару.
– В таком случае у нас все будет замечательно, – размягченный правильным ответом, Грегори взял мою руку и так не выпускал ее вплоть до самой посадки.
16.00
В аэропорту Атланты Грегори усадил меня за столик кафе с видом на летное поле.
– Я скоро приду, – сказал он.
Через минуту кто-то мягко закрыл мне глаза ладонями. Я замерла. Какое родное, забытое прикосновение! Боже мой, неужели?
– Лизка!
– Привет, мартышка!
Не поднимая головы, я обхватила руками сестру за талию. Носом уткнулась в ее живот и внезапно разревелась:
– Лизка, где же ты всё это время была?
– Ну-ну, успокойся, Алечка, ну что ты, что ты…
Она подняла мое вмиг промокшее лицо и мягко вытерла салфеткой слезы. Потрепав по щеке, села напротив:
– Здравствуй, сестренка.
Я вытаращилась на нее и мелко заморгала:
– Ты ли это, Лиза?
Напротив меня сидела кукла. С неестественно пухлыми губами, белыми волосами, завитыми в локоны, и грудью навыкате. Очень худая. Очень грустная.
– Я это, я. Что, не узнаешь? – Лиза покачала головой.
– Лизуша, зачем ты стала курчавой блондинкой?! – недоуменно воскликнула я. – У тебя были такие замечательно прямые русые волосы! Я всегда втайне им завидовала.
– Были, были, – грустно покачала головой Лиза. – Седая я, Алька, вся седая. Уже года три как краситься начала. И кучерявиться заодно.
– Лизка, а где твои ямочки? – не унималась я. – Ты ж была пышнотелой красавицей! Зачем тебе эта искусственность?
– Так, – оборвала меня Лиза, – завершили обсуждение моей внешности! Я ею вполне довольна. Всё соответствует американским критериям.
– Да уж, это точно, – хихикнула я, – глядя на твой новый бюст и надутые губищи, можно это констатировать со всей определенностью.
Увидев, как сникла сестра от моих слов, тут же пожалела о своей язвительности:
– Лизуша, дорогая моя! Почему же у тебя такой грустный вид? Как ты живешь в этой стране?
– Живу я хорошо. Возвращаться на Родину не собираюсь, – встряхнув кукольными локонами, категорично заявила Лиза. – Расскажи-ка лучше, как тебе Стил?
– Мне со Стилом вполне стильно, – скаламбурила я.
– Ты ведешь себя прилично, как я просила? Не дерзишь? Твой характер его пока не испугал?
Теперь обидно стало мне.
– Знаешь что, Лизонька, – сказала я, как в детстве, оборонительно сощурившись, – между прочим, мы со Стилом подписали брачное соглашение! И теперь летим в свадебное путешествие! В Южную Каролину! Вот так-то вот!
Лиза отпрянула от стола, за которым мы сидели, так резко, словно я сообщила ей что-то сверхъестественное.
– Врешь! – воскликнула изумленно.
– Спроси сама, – предложила я, увидев приближающегося к нам Грегори.
– Здравствуйте, милая леди, – сказал он, целуя Лизе руку, – какая приятная встреча!
– Да уж, Гриша, ваш сюрприз удался на славу, поздравляю от души, – с малопонятной мне досадливой улыбочкой ответила Лиза.
– Ты уже сообщила, дорогая? – нежно улыбнулся Грегори. – Могла бы и дождаться меня. Ну что, дамы, кофе?
– Мне, пожалуй, что-нибудь покрепче, – ответила Лиза, – Bourbon со льдом, please.
– А тебе, дорогая? – невозмутимо обратился ко мне Грегори.
– Мне? Ну, мне как всегда – грейпфрутовый сок. Безо льда.
Грегори удовлетворенно кивнул и, подозвав официанта, сделал заказ.
– Как поживает ваш супруг? – поинтересовался Грегори у Лизы. – Надеюсь, ему лучше?
Лиза метнула в него острый взгляд, но отвечать не стала. Вместо этого принялась забрасывать меня вопросами. Больше всего ее интересовало, как долго я намерена оставаться на территории Соединенных Штатов Америки?
– Оказалось очень трудно, Элизабет, расстаться с вашей сестрой, – вместо меня ответил Грегори. – Поэтому я пользуюсь всевозможными ухищрениями, чтобы задержать ее возле себя как можно дольше. Видите, пришлось прибегнуть даже к помощи брачного контракта. – Он лукаво улыбнулся.
Лиза вынужденно улыбнулась в ответ.
– Сейчас мы с лойерами делаем все возможное, чтобы поскорее перетащить Алекс с сыном из той страны, в которой им совсем не место, – продолжил Грегори. – Как только они переберутся ко мне, в Нью-Йорк, мы сыграем пышную свадьбу. Можете считать себя приглашенной.
Два с половиной часа до посадки пролетели незаметно. После двойного бурбона Лиза немного расслабилась. Мы с ней ударились в детские воспоминания.
– Алька, ты помнишь историю про то, как я застряла под забором у дяди Володи Войновича? – Лиза звонко рассмеялась.
– Конечно, помню эту милую семейную легенду, – прыснула я в ответ.
– Это не легенда вовсе, – с горячностью возразила Лиза. – Когда мы встретились с ним у родителей в Израиле, он сам напомнил, как это было, и даже подписал мне книжку…
Грегори, молча наблюдавший за нами со стороны, вдруг встрепенулся и попросил посвятить его в то, как же ЭТО было.
– Ну, дело происходило летом на подмосковной даче, – с удовольствием принялась вспоминать Лиза. – Владимир Войнович жил по соседству с нами.
– С нашим отцом они были хорошими друзьями, – вставила я.
– …да-да, именно потому у них всегда находилась масса тем для долгих обсуждений, – продолжала Лиза. – Так вот однажды меня, пятилетнюю, попросили позвать к обеду папу, засидевшегося у Войновича. С готовностью бросилась к его дому. Ворота оказались запертыми. До звонка я не дотягивалась. Стучала и звала, но никто меня не слышал. Тогда я решила пролезть под воротами, отстающими от земли на довольно приличную (как мне казалось) высоту.
– Ты расскажи, – встряла я вновь, – расскажи, что на тебе при этом было надето!
– Ах, ну да, на мне было нежно-розовое платье с оборочками и белые гольфы с помпонами, – улыбнулась Лиза, – но я была настолько озадачена выполнением маминой просьбы, что, плюхаясь на пузо, дабы пролезть под забором, совершенно об этом не подумала.
– … так же, как о своей комплекции, – хохотнула я.
– Да, я была… пухленькой, – неохотно созналась Лиза.
– Толстой ты была, а не пухленькой, поэтому застряла между землей и забором, точно как Винни-Пух в кроличьей норе! – съехидничала я.
– Алька, ну ты и вредина, – сказала Лиза, – постеснялась бы Григория хотя бы. Что он о тебе подумает?
– Гришенька, ты обо мне что думаешь? – кокетливо поинтересовалась я.
Вместо ответа Грегори нежно обнял меня за плечи и попросил Лизу продолжить свой рассказ.
– Когда на мой плач сбежались все, кто находился поблизости, и извлекли меня из-под забора, – улыбнулась воспоминаниям Лиза, – я была похожа на замарашку или даже на беспризорницу: вся чумазая, перепачканная землей, локти и коленки покарябаны, жуть!
– Почему же вы полезли под ворота, вместо того, чтобы вернуться домой, Лиз? – подивился Грегори.
– Знаете, больше всего я опасалась, что меня накажут за невыполнение такого важного задания, – ответила сестра.
– Лизу даже в раннем детстве отличало чувство повышенной ответственности, – констатировала я.
– Это я уяснил, – кивнул Грегори. – Скажите, Лиз, а какую именно надпись оставил вам Войнович на титуле своей книжки?
– Он надписал ее так: «Дорогой Лизоньке, которая ловко проползала ко мне под забором, с пожеланием многообразных удач»… Затем, с интересом оглядев меня, дописал: «…проползала ко мне, но преждевременно, в возрасте пяти лет».
Остаться наедине с сестрой Грегори нам не дал. Наверное, опасался, что мы будем «трепать языками», то есть станем обсуждать что-то для него нежелательное.
19.00
Объявили посадку. Мы простились с Лизой, сели в самолет и вновь взмыли в воздух. Атланта была пересадочным пунктом, который Грегори удачно использовал для выполнения своего обещания.
– Ну и как тебе Лиз? – спросил меня Грегори. – Сильно она изменилась с вашей последней встречи?
– Очень сильно, – вздохнула я. – Так и не поняла, как она довела себя до такого изможденного состояния и зачем сделала пластику?
– Ну, это все – дань моде, – сказал Грегори и, внимательно оглядев меня, изрек: – Я бы тебе тоже немного убрал здесь и здесь. И брекеты поставил бы на верхние зубы, чтоб исправить их небольшую природную кривизну.
Узрев досаду на моем лице, пояснил:
– Наше общество, как я тебе уже говорил, диктует определенные правила, дорогая. Ничего нигде не должно выпирать, висеть и мешать общему эстетическому впечатлению.
Что-то подобное я действительно уже от него слышала. Поэтому не стала реагировать на очередное обидное указание на мои недостатки. Парировала только: пусть сначала себе вставит недостающие зубы!
– Ты заметила у меня отсутствие двух нижних зубов? – удивился Грегори и беззаботно рассмеялся. – Да, пожалуй, пора заняться. Не думал, что это так бросается в глаза.
Лиза, несмотря на все ухищрения с внешностью, не показалась мне счастливой. Сообщение о ее ранней седине даже слегка встревожило.
– Знаешь, Гриша, когда я видела Лизу в последний раз, она выглядела вполне удовлетворенной жизнью. А теперь у меня осталось какое-то смятенное ощущение. Мне кажется, ее что-то гложет. Жаль, я не имела возможности расспросить подробнее о ее жизни.
– Не кори себя, милая, – Грегори мягко похлопал меня по руке, – сомневаюсь, что она открыла бы тебе истинную причину своей неустроенности.
Неустроенности? Какое неподходящее слово.
– Лиза всегда была счастливицей, баловнем судьбы, – возразила я, – и любимой дочкой у папы с мамой. Мне ее всю жизнь в пример ставили. МГУ закончила с медалью. Замуж вышла удачно. За кордон свинтила вовремя. И все годы – ни одной проблемы, ни единой жалобы. О чем ты говоришь?
– Всё течет, всё меняется, – задумчиво проговорил Грегори. – Теперь любимой дочкой станешь ты. И счастливицей. Просто представить не можешь, как скоро все начнут тебя обожать!
С удивлением я взглянула на Грегори. Он смотрел в иллюминатор.
– Ты что-то знаешь, Гриша? Расскажи мне!
– Я наблюдательный человек, Алечка. С богатейшим опытом общения и неплохой интуицией. Вижу многое, что скрыто порой за камуфляжем хороших манер и завесой улыбок. Кроме того, умею анализировать.
– Не говори загадками, – взмолилась я, сгорая от нарастающего беспокойства. – Ты как-то раз обмолвился, что Лиза буквально вцепилась в тебя при первом знакомстве. Что ты имел в виду?
После небольшой раздумчивой паузы Грегори заговорил:
– Мы познакомились с Лиз в Бруклине, на творческом вечере вашего отца. Они артистично разыграли умилительное представление нежданной встречи, – Грегори скептически усмехнулся, – якобы давно не виделись и вот случайно встретились прямо тут, в Америке, на сцене концертного зала! Лиз подсела к роялю и исполнила несколько песен из разных спектаклей на его стихи. Кстати, совсем неплохо.
– Лиза с отличием окончила музыкальную школу, – с обидой за сестру сообщила я. – На всех семейных торжествах ее просили что-нибудь сыграть для гостей. Иногда мы вместе пели, точнее, я ей подпевала. Вторым голосом.
– Так вот, – продолжил Грегори, – в конце того самого вечера я подошел к вашему отцу, чтоб засвидетельствовать свое почтение. Тогда-то Лиз и попыталась взять меня на абордаж. Выпросила визитку и буквально на следующий день, позвонив, пригласила на обед в ресторан. Затем в сауну.
– И… ты повелся? – спросила я обалдело.
– Ну, а почему бы нет? – пожал плечами Грегори. – С русскими я мало общаюсь, а тут весьма привлекательная леди, дочь почитаемого мною человека – даже интересно.
– Ты разве не знал ее мужа?
– Знал, разумеется, знал. – Грегори вздохнул, словно раздумывая, продолжать ему или остановиться. Я сделала нетерпеливое движение.
– На момент нашего знакомства в жизни Элизабет уже возникли определенные трудности. Опереться было не на кого, а тут рядом возникает успешный и свободный мужчина. Как можно такое упустить? – Грегори скептически усмехнулся.
– Полагаешь, Лиза настолько цинична, что при существующем муже решила тебя закадрить? Она не такая! – вновь бросилась я на защиту сестры.
– Милая моя девочка, да иначе в жизни и не происходит! Женщины такие же животные, как и мы. Инстинкты никто не отменял. Каждая особь ищет себе пару. Каждой самке нужен сильный самец.
– И что же? У вас случился роман? – досадливо поморщилась я.
– Нет, Алечка, до романа у нас, слава богу, не дошло, успокойся, – Грегори взял меня за руку, – между нами вовремя встала ты!
– Я?! Но как?
– Однажды я попросил Лиз показать семейный фотоальбом. И увидел тебя. И был сражен.
– Чем же это? – смутилась я. – Лизка всегда была намного лучше меня, краше… фотогигиеничнее… тьфу ты… фотогеничнее!
– Лиз к моменту нашего знакомства внешне мало чем отличалась от типичных американок, которых я повидал немало. Меня они никогда не возбуждали. А на той фотографии у тебя удивительно получились глаза, даже не сами глаза, а взгляд. Чуть лукавый, чуть грустный и неподдельно искренний. Какая-то загадка в нем читалась и трогательная беззащитность. Это меня и покорило.
– Выходит, ты хитростью выманил у нее фотографию, потом мой телефон…
– А вот и не угадала. Я был с ней честен. Сообщил, что хотел бы пригласить тебя к себе в гости. Попросил о содействии.
– И Лиза сразу согласилась? – изумилась я.
– Конечно же не сразу, – ухмыльнулся Грегори, – немного поломалась, попробовала даже поотговаривать. – Он внимательно следил за моей реакцией. – И тогда пришлось попросту поставить Лиз перед необходимостью позвонить тебе. По крайней мере, чтоб поздравить с днем рождения твоего сына. И заодно предупредить о моем звонке.
Получается, сестра была не одна, когда звонила мне в ту ночь! Звонила вынужденно, под напором Грегори. Бедная Лиза.
– Ты утверждал, что Лиза хотела бы поменяться со мной местами.
– Да, именно так.
– С чего ты это взял? Почему, Гришенька, ты убежден, что каждая смотрящая или заговаривающая с тобой дама испытывает необузданное желание тебя заполучить? – Я почти не скрывала раздражения.
– Да потому, милая, что таково истинное положение вещей, – невозмутимо ответил Грегори.
– Ну, я не знаю, как другие, но в отношении Лизы ты точно ошибся. У нее прекрасный муж, положение в обществе, достаток. Да и не так она воспитана, чтоб бросаться на посторонних мужчин!
– Ну, до чего же ты наивная, дорогая моя Алечка, – снисходительно взглянул на меня Грегори, – до чего наивная.
В чем углядел он наив? Зачем, интересно знать, столь старательно подгоняет меня к постижению, насколько моя сестра хуже, чем я о ней думаю? То, что он рассказывает мне о Лизе, не совпадает с моими чувствами и с воспоминаниями о той очаровательной, правильной девочке, на которую мне так хотелось быть похожей!
– Что-то ты темнишь. Не договариваешь…
Не собираюсь я принимать навязываемый им образ бездушной материалистки, какой он рисует мою сестру! Однако сама вижу, что с ней произошли необратимые перемены. И хотела бы понять: Америка так меняет людей или есть иная, невидимая глазу причина?
– Проблема лежит внутри семейной жизни твоей сестры, – наконец выдал Грегори. – Еще раньше, живя в Европе, Лизин замечательный во всех отношениях супруг стал потихоньку выпивать. Все началось с традиционного и вполне невинного бокала вина за ужином, а закончилось тем, что бутылки со спиртным Лиз стала находить в самых неожиданных местах – под обшивкой диванов и кресел, в глубине книжных полок, зарытыми в саду и даже в унитазном бачке.
– Это поведала тебе Лиза?
– Конечно нет. У нас достаточно широкий круг общих знакомых, а такие вещи рано или поздно получают огласку.
– Боже мой, – выдохнула я пораженно, – и когда же это вскрылось?
– Это вскрылось всего пару лет назад, после того как их семья заняла, наконец, свою стабильную нишу в среде научной элиты Нью-Йорка. Благодаря таланту Лизиного мужа как ученого, да и ее собственным рвениям, они и впрямь довольно быстро смогли завоевать достойное положение в обществе. Выкупили роскошный дом в зеленом местечке под названием Terry Town, неподалеку от Нью-Йорка. И вдруг такая неприятность! – Грегори покачал головой.
– Так вот почему они переехали в Атланту, – догадалась я, – ей попросту понадобилось сбежать от свидетелей ее рушащейся жизни.
– Именно так. Лиз захотелось скрыться от осуждения окружающих – наш мир жесток, люди редко проявляют сострадание к подобным слабостям. К тому же примерно полгода назад ее муж окончательно лишился работы в Нью-Йорке. Не так давно Лиз удалось-таки уложить его в клинику, но, я полагаю, случай настолько непростой, что вряд ли он вернется к прежней жизни, да и репутация его безнадежно подпорчена.
– Почему же Лиза все эти годы ничего нам не рассказывала? Родители до сих пор мне ее в пример приводят!
– Именно поэтому и не рассказывала. Кому охота добровольно свергаться с постамента? Расписываться в реальных просчетах? Менять победную маску на личину неудачника?
Я молчала, подавленная тем, что услышала. Мысли скакали и путались. Что-то не сходилось в моем представлении о сестре, ее муже, жизни в Америке, а также о ней и Грегори.
– Бедная, бедная Лиза, – вздохнула я, – что же теперь с ней будет?
– Ну пусть тебя это не заботит, – снисходительно проговорил Грегори. – Лиз взрослая женщина, уверенная в себе, ловкая – она не пропадет в этом мире! Если, конечно, не сорвется, не последует примеру своего супруга…
– Гриша! Ты что? Лиза никогда… я уверена…
– Алечка, милая, разве ты не заметила, как лихо, не поморщившись, заглотнула Лиз двойной бурбон? Не секрет, что жены алкоголиков, устав бороться с недугом мужей, довольно часто встают на ту же скользкую тропу.
Он все время наговаривает на мою сестру. Хочет вбить клин между нами?
– Ну, не хмурь лобик, межбровные складочки нам ни к чему. Скажи лучше, что ты, кроме кофе, пить будешь? Сок, воду?
– Вино. Нет, лучше, коньяк. У вас есть коньяк? – обратилась я к стюарду.
Тот с бесстрастной улыбкой протянул мне тридцатиграммовый флакончик Hennessy.
Под осуждающим взглядом Грегори я плеснула содержимое бутылька в пластмассовую чашку с горячим кофе и, сделав большой глоток, испытала временное расслабление.
Жесткая позиция Грегори, его сардоническое отношение к Лизе вызывали недоумение и дискомфорт.
– Послушай, Саша, – пристально взглянул мне в глаза Грегори, – а ты уверена, что и у тебя нет склонности к алкоголизму?
Вплоть до посадки в Южной Каролине я делала вид, что дремлю. Разговаривать больше не хотелось.
20.00
Такси доставило нас в отель Hilton Head Island, South Carolina. Смеркалось. Близко-близко шумел океан. Грегори предложил прогуляться, пока нам меняли апартаменты. Невзирая на конкретный заказ, нас обделили живописным видом из окна. Грегори разгневался.
– Тhe view for me is more important than food and water, – заявил он менеджеру отеля. Видимо, на менеджера эти слова произвели надлежащее впечатление. Он устремился подыскивать номер с нужным видом. Видом, который для Грегори важнее всего. Важнее, чем пища и даже чем вода.