Дочь палача Пётч Оливер
— А ты неплох, палач, — сказал дьявол, переводя дыхание. — Впрочем, я знал это. Еще в Магдебурге я понял, что ты равный противник. С радостью погляжу, как ты будешь корчиться в агонии. Я слышал, на островах в западной Индии дикари съедают мозги более сильных врагов, чтобы перенять их силу. Думаю, с тобой я поступлю так же.
Он без всякого предупреждения ринулся на палача. Сабля просвистела в воздухе, направленная точно в горло. Куизль инстинктивно поднял дубинку и отвел клинок в сторону. Дерево треснуло, но не раскололась.
Куизль врезал дьяволу локтем в живот, так что тот охнул от неожиданности и метнулся к противоположной стене. Они поменялись местами. По стенам плясали тени, факел с фонарем метали по пещере красноватые отсветы.
Солдат скорчился, застонал и прижал руку с саблей к животу. Тем не менее он ни на секунду не выпускал палача из виду. Куизль воспользовался передышкой и осмотрел рану. На рукаве повыше левого локтя зиял широкий разрез. Из него сочилась кровь, однако рана оказалась неглубокой. Куизль сжал кулак и подвигал плечом, пока не почувствовал боль. Это хорошо — боль означала, что рука еще слушалась его.
Только сейчас ему довелось подробнее рассмотреть костяную руку своего противника, которая привлекла его внимание еще в Магдебурге. Она и в самом деле состояла из отдельных костяшек, соединенных между собой медной проволокой. Внутри ладони находилось металлическое кольцо. Сейчас в нем был закреплен факел, который тихонько покачивался из стороны в сторону. Палач подумал, что в это кольцо можно еще много чего повесить. На войне он повидал немало протезов; большинство были вырезаны из дерева, причем довольно топорно, — а такой вот механической руки он никогда прежде не встреча.
Дьявол, похоже, проследил за его взглядом.
— Нравится моя ладошка, а? — спросил он и подвигал рукой с факелом туда-сюда. — Мне тоже. Знаешь, это мои собственные кости. Мне раздробило руку мушкетной пулей. Когда рана воспалилась, пришлось отсечь руку. Я решил смастерить из ее костей такую вот милую памятку. И, как видишь, она неплохо мне служит.
Он поднял руку кверху, и пламя факела осветило его бледное лицо. Якоб задумался над тем, как солдату удалось до этого спрятаться в проходе над головой. Только теперь до него дошло: человек этот подтягивался наверх единственной здоровой рукой! Что за силища таилась в этом теле? У Куизля не было против него ни единого шанса. Где же Симон, чтоб его?!
Чтобы потянуть время, он снова спросил:
— Вас наняли, чтобы вы громили стройку, так ведь? Но дети вас увидели, и потому должны умереть…
Дьявол покачал головой.
— Не совсем, палач. Детям не повезло. Они прятались здесь, когда мы заключали договор и получили первую плату. Толстосум побоялся, что они могли узнать его. И доплатил нам, чтобы мы заставили детей умолкнуть.
Палач внутренне содрогнулся.
Неудивительно, что дети не решались появляться в городе. Это, должно быть, кто-то очень могущественный, тот, кого они знали, и понимали, что ему поверят скорее, чем им. Кто-то, кто поставил на карту собственную репутацию.
Время. Нужно тянуть время.
— А пожар на складе лишь для отвода глаз, так? — продолжал он расспрашивать. — Твои дружки подпалили его, а ты пробрался в город, чтобы забрать Клару…
Дьявол пожал плечами.
— А как иначе мне было до нее добраться? Сначала я все хорошенько разузнал. Мальчишки не доставили хлопот, эти сорванцы вечно ошивались на улице. И рыжую девчонку я бы тоже рано или поздно приструнил. А вот Клара болела, простудилась, пока шпионила, и сидела дома…
Он сочувственно покачал головой и продолжал:
— Потому мне пришлось придумывать, как выманить милостивых Шреефоглей, чтобы они оставили Клару дома. Я знал, что дворянин держал товары на том складе. И когда он загорелся, этот храбрец тут же бросился туда вместе со всеми домочадцами. Жаль только, Клара все равно от меня сбежала, но теперь-то я до нее доберусь… конечно, когда разберусь с тобой.
Он сделал обманное движение саблей, но остался, где стоял. Словно до сих пор выискивал у противника слабые места.
— А ведьмовские отметины? Для чего они? — медленно спросил Якоб, не отодвигаясь ни на шаг от дыры. Нельзя его провоцировать. Говорить и говорить без конца, пока Симон наконец не придет на помощь.
По лицу дьявола пробежала тень замешательства.
— Ведьмовские отметины? Что, черт побери, за отметины? Не неси чепуху, палач.
Куизль удивился, однако не подал вида. Могло ли быть такое, что солдаты не имели никакого отношения к символам? И все это время они с Симоном шли по ложному следу? Неужели Штехлин и вправду занималась с детьми колдовством? Неужели знахарка солгала ему?
Куизль все-таки продолжил вопросы:
— У детей на плечах был знак. Символ, которым пользовались ведьмы. Не вы его нарисовали?
Повисла тишина. Потом дьявол громко засмеялся.
— Теперь я понял! — прыснул он. — Вот почему вы заковали ту ведьму! Потому-то нас никто до сих пор не разыскивал! Вы решили, что это все колдовство… Ваши торгаши, ну что за тупицы! Ха, сожгут ведьму, и все встанет на места. Аминь и мир праху ее. До такого даже мы не додумались бы.
Палач задумался. В чем-то они допустили ошибку. Он чувствовал, что разгадка почти в руках. Еще одно звено, и цепочка сомкнется…
Вот только какое?
Однако сейчас у него была другая забота. Где же Симон? Может, с ним там что-нибудь случилось? Или он заблудился?
— Если мне все равно отправляться в ад… — начал он снова. — Может, скажешь тогда, кто вас нанял?
Дьявол продолжал смеяться.
— Непременно хочешь знать, да? Вообще-то, я и мог бы сказать, но… — Он по-волчьи оскалился, словно на ум ему пришла веселая мысль. — Ты ведь разбираешься в пытках, не так ли? Может, это тоже своего рода пытка: ищешь, ищешь разгадку — и не находишь? Когда даже при смерти пытаешься выяснить истину, но уходишь ни с чем… Вот какова будет моя пытка. А теперь умри.
Продолжая улыбаться, дьявол закрутил клинок, сделал финт и внезапно оказался прямо перед палачом. Куизль в последнее мгновение подставил дубинку под саблю. Тем не менее лезвие все ближе и ближе подступало к горлу. Он упирался спиной в стену, и ему ничего больше не оставалось, кроме как сдерживать натиск. Человек перед ним обладал ужасающей силой. Он приблизил к Куизлю свое лицо. И клинок неотвратимо приближался. Сантиметр за сантиметром.
Палач почувствовал запах вина. Он заглянул в глаза противнику, но увидел в них лишь пустоту. Война выжгла все в этом человеке. Он, возможно, и раньше был не в своем уме, но война разрушила его разум до конца. Куизль видел лишь смерть и ненависть, больше ничего.
Клинок был уже в сантиметре от горла. Нужно что-то делать.
Палач выпустил светильник и левой рукой надавил солдату на лицо. Лезвие стало отдаляться, но слишком медленно.
Нельзя… сдаваться… Магдалена…
Он собрал все силы и с криком отбросил дьявола к противоположной стене. Тот сполз на пол, словно сломанная кукла, но тут же встряхнулся и снова поднялся на ноги, сжимая по-прежнему факел и саблю, готовый к новому броску. Куизль окончательно пал духом. Этот человек непобедим. Он будет подниматься снова и снова. Ненависть давала ему силы, недоступные простым смертным.
Светильник валялся в углу. По счастью он не погас.
По счастью?
Якоба осенила идея. И почему он раньше не додумался? Это, хоть и рискованно, но, возможно, его единственная возможность. Не выпуская дьявола из виду, он потянулся к светильнику, еще горевшему на полу. Снова взяв его в руки, улыбнулся своему противнику.
— Как-то несправедливо, да? Ты с саблей, а у меня только дубинка…
Дьявол пожал плечами.
— Жизнь всегда несправедлива.
— Думаю, так быть не должно, — сказал Куизль. — Если уж нам приходится драться, так пусть условия будут равными.
И он погасил светильник.
Лицо его растворилось в темноте. Противник его больше не видел.
В следующий миг Куизль метнул светильник точно в костяную руку. Солдат вскрикнул. Подобного хода он не ожидал. Он отчаянно пытался отвести руку, но было уже поздно. Светильник ударился в кость и выбил факел из крепления. Тот упал на пол, зашипел и погас.
Все вокруг погрузилось в кромешную тьму. Куизлю казалось, будто он провалился на дно болота.
Он коротко вдохнул. А затем всем весом обрушился на дьявола.
15
Понедельник, 30 апреля 1659 года от Рождества Христова, 11 ночи, Вальпургиева ночь
Магдалена не видела ничего, кроме тьмы. Рот был забит вонючей тряпкой, а руки и ноги стянуты так, что она не чувствовала ничего, кроме мурашек по телу. Рана в голове все еще болела, но кровь, кажется, больше не шла. Из-за грязной повязки она не видела, куда ее несли. Она, словно убитое животное, болталась на плече одного из солдат. Ко всему прочему от монотонной качки у нее началась морская болезнь. Ее затошнило.
Последнее, что Магдалена помнила, это как она утром выходила из города через Пастушьи ворота. А где она была прежде? Кажется, что-то… искала. Вот только что?
Головная боль то и дело возвращалась. Магдалена чувствовала, что вот-вот все вспомнит, но каждый раз, когда она уже цеплялась за нужную мысль, на нее снова обрушивались боли, словно молотком били по лбу.
Когда она в последний раз приходила в себя, над ней склонился человек, которого ее отец называл дьяволом. Они были в каком-то сарае, пахло сеном и соломой. Мужчина прижал ей ко лбу кусок мха, чтобы остановить кровь, а левой, удивительно холодной рукой медленно провел по платью. Она притворилась, что в обмороке, но слова наемника поняла хорошо. Он приблизился к ней и прошептал на ухо:
— Поспи, юная Магдалена. Когда я вернусь, ты будешь молиться, чтобы все это оказалось сном… Спи, пока можешь…
Она чуть не закричала от страха, однако ей удалось и дальше разыгрывать обморок. Может, так ей удастся сбежать?
Ее надежды развеялись, когда дьявол связал ее и заткнул рот, а потом еще и глаза завязал. Вероятно, он ни в коем случае не желал, чтобы она вдруг очнулась и увидела, куда ее несут. Какое-то время он тащил ее на плечах через лес. Она чувствовала запах хвои и слышала, как кричал сыч. Сколько сейчас времени? По прохладному воздуху и крикам сыча она заключила, что сейчас ночь. Разве, когда ее пленили, не светило утреннее солнце? Она целый день пробыла без сознания?
Или, может, еще дольше?
Магдалену охватила тревога. Она попыталась успокоиться и не дрожать. Нельзя, чтобы человек, который нес ее, заметил, что она очнулась.
Наконец девушку грубо бросили наземь. Через некоторое время послышались голоса, приблизились другие люди.
— Вот девчонка, — сказал дьявол. — Отнесите ее в условленное место и ждите меня.
Кто-то коснулся прутиком или чем-то похожим платья Магдалены, приподнял подол. Девушка не шевельнулась.
— Ммм, аппетитно выглядит эта твоя девчонка, — раздался голос прямо над ней. — Значит, дочурка палача? И подружка того тощего докторишки… Ха, да ей в радость будет попробовать настоящих мужчин!
— Оставьте ее в покое, понятно? — прогремел дьявол. — Она моя. Я взял ее, чтобы отомстить палачу.
— Палач прикончил Андрэ, — прозвучал еще один низкий голос. — Я знал его пять лет, отличный друг… Я тоже хочу с ней поразвлечься.
— Точно, — снова заговорил второй. — Ты ее все равно зарежешь. Так почему нам перед этим нельзя чуть повеселиться? Мы имеем такое же право отыграться на палачихе!
В голосе дьявола прозвучала угроза:
— Оставьте ее, я сказал. Когда я вернусь, то каждый получит свое, обещаю. А пока пальцем ее не трогать! Она может еще кое-что знать, и я хочу это выяснить. Встретимся в условленном месте, самое позднее на рассвете. А теперь валите!
Шаги зашаркали по земле и постепенно затихли. Дьявол ушел.
— Пес паршивый, — пробормотал один из солдат. — Не пойму, почему я вечно слушаюсь его.
— Потому что ты боишься, вот почему! — ответил второй. — Боишься, что он изуродует тебя так же, как Зеппа Штеттхофера или Мартина Ландсбергера. Господи, помилуй их грешные души… Все мы боимся!
— Ну уж, боимся, — отозвался первый. — Вот что я скажу, Ганс. Берем девчонку и сваливаем. И пусть Брауншвайгер один ищет этот чертов клад!
— А если он его все-таки найдет, что тогда, а? Подождем до еще рассвета. Что мы теряем? Если он не вернется, хорошо. А если принесет деньги, возьмем долю и свалим. Так или иначе, дольше, чем до утра, я с этим упырем оставаться не намерен.
— Ты прав, — проворчал второй.
Затем он поднял на плечи Магдалену, которая до сих пор притворялась, что в обмороке, и качка продолжилась.
Теперь, болтаясь на плече солдата, Магдалена ломала себе голову, вспоминая, что же происходило до того, как дьявол ее ударил. Она припомнила, что отправилась на рынок, купить отцу и Симону поесть и попить. Потом она еще говорила с детьми на улице, но не могла точно вспомнить, о чем. Далее следовали лишь обрывки воспоминаний. Солнечный свет… Люди шепчутся на улице… Разгромленное жилище…
Чье жилище?
Снова нахлынула головная боль, да с такой силой, что Магдалену едва не вырвало. Она проглотила едкую желчь и попыталась сосредоточиться на дороге. Куда ее несли? Дорога шла в гору, она это чувствовала. И слышала, как мужчина, несший ее, пыхтел и ругался. Ветер усилился, значит, они вышли из леса. Наконец Магдалена услышала, как закаркало воронье. Что-то скрипело на ветру. Она начала догадываться, что…
Мужчины остановились и бросили ее, как вязанку хвороста. Вороны каркали совсем рядом. Теперь она поняла, куда они пришли. Для этого не обязательно было видеть.
Запах говорил обо всем.
На Симона налетела черная тень и зажала рот ладонью. Он стал брыкаться в попытке защититься. Где же нож, будь он проклят?! Только сейчас он высекал им искры, а теперь клинок валялся где-то в темноте, и его уже не найти. Ладонь давила все сильнее, воздух почти не поступал в легкие. Рядом снова начала кричать София.
Внезапно над ухом раздался знакомый голос:
— Тихо, во имя всего святого! Он где-то поблизости!
Хватка наконец ослабла, и Симон извернулся в сильных руках.
— Куизль, это вы! — воскликнул он с облегчением. — Почему вы не сказали?
— Тсс…
Несмотря на темноту Симон смог различить перед собой массивную фигуру палача. Он как-то странно горбился.
— Я… справился с ним, с этим безумцем. Но он, думаю… еще жив. Нельзя… шуметь…
Куизль говорил с трудом, обрывками фраз. Симон почувствовал, как что-то теплое закапало ему на левое плечо. Палач был ранен и истекал кровью, и это не просто небольшой порез.
— Вы ранены! Я могу вам помочь? — спросил Симон и захотел ощупать рану. Но палач нетерпеливо оттолкнул его руку.
— Нет… времени. Дьявол в любой момент… может появиться. Ууу… — он схватился за бок.
— Что произошло? — прошептал Симон.
— Дьявол проследил за нами… Мы тупые бараны. Я… затушил ему факел и сбежал. Но еще врезал несколько раз дубинкой этому проклятому псу! Пусть отправляется в ад, откуда пришел…
По телу палача пробежала дрожь. Сначала Симон подумал, что он затрясся от боли, но потом заметил, что гигант смеялся. Внезапно палач снова затих.
— София? — проговорил он в темноту.
До сих пор девочка молчала. Теперь ее голос прозвучал совсем рядом с Симоном.
— Да?
— Скажи, девочка моя, есть ли отсюда другие выходы?
— Есть… есть туннель. Он выводит из этой пещеры. Но он завален.
Теперь голос ее зазвучал иначе, чем прежде, приметил Симон. Более собранно. Вот теперь он узнавал ту сироту с улиц Шонгау: атаманшу, которая хотя бы на время, но могла побороть свои страхи.
— Мы начали разгребать камни, чтобы узнать, куда ведет этот проход, — продолжала она. — Но мы не закончили.
— Значит, копайте… дальше, — сказал палач. — И ради бога, зажгите уже свет. Если эта свинья сюда спустится, мы всегда можем его затушить.
Симон зашарил по полу и отыскал нож, кремень и трут. Вскоре свечка Софии замерцала крошечным огоньком. Совсем тусклым, но и от него пещера после темноты показалась Симону светлой, как днем. Он осмотрелся вокруг.
Эта келья не особо отличалась от предыдущих. Лекарь разглядел дыру, откуда свалился сюда; по стенам располагались ниши, по форме похожие на кресла. Также имелись и углубления поменьше — видимо, для свечей или чего-то такого, — а над ними детской рукой были нарисованы алхимические символы и всякие каракули. В удлиненной, словно лежанка, нише лежала Клара. Девочка выглядела бледной и часто дышала. Симон потрогал ей лоб и почувствовал, что она просто пылала жаром.
Только теперь он посмотрел на палача, который уселся на каменную скамью возле Клары. Якоб разорвал зубами кусок плаща на полосы и перевязал ими свою широченную грудь. Рукав тоже оказался мокрым и красным. Заметив обеспокоенный взгляд Симона, палач лишь усмехнулся.
— Побереги слезы, врач. Куизля так просто не убить, другие уже пытались, — он указал ему за спину. — Лучше помоги Софии разгрести завал.
Симон оглянулся. Рыжая исчезла. Лишь со второго раза он увидел, что в дальней стене открывался еще один ход, упиравшийся через несколько шагов в каменный завал. София уже выволакивала оттуда тяжелые камни. В куче была дыра величиной с кулак, и оттуда, как показалось Симону, шел воздух. Куда вел этот проход?
Помогая Софии вытаскивать камни, Симон спросил ее:
— Человек, который нас там подкарауливает, — тот же самый, который гонялся за вами, так?
София кивнула.
— Он убил остальных, потому что мы видели их на площадке, — прошептала она. — А теперь он и нас хочет убить.
— Что вы увидели?
София остановилась в проходе и посмотрела на Симона. Света от свечи было недостаточно, и он не мог разглядеть, плачет она или нет.
— Здесь было наше тайное место, — начала она. — Никто о нем не знал. Мы собирались тут, когда остальные дети снова ополчались на нас. Здесь мы были в безопасности. В ту ночь мы перелезли через городскую стену, чтобы встретиться в колодце.
— Для чего? — не унимался Симон.
София не заметила вопроса.
— Мы договорились встретиться тут, внизу. А потом вдруг услыхали голоса. Мы вылезли и увидели, что один человек отдавал другим четверым деньги. Маленький мешочек. И слышали, что он им говорил.
— Что же он говорил?
— Что им нужно разгромить стройку. А если рабочие снова начнут строить, то нужно опять все разрушить. И так до тех пор, пока он не скажет, что довольно. Но потом… — Она запнулась.
— Что потом? — спросил Симон.
— Потом Антон опрокинул кучу камней, и нас заметили. И мы побежали. Я услышала, как Петер закричал сзади. Но я все бежала и бежала, до самой городской стены. О господи, мы должны были помочь ему, мы оставили его одного…
София снова начала плакать. Симон гладил ее пыльные волосы, пока она не успокоилась.
Во рту у него пересохло, когда он наконец спросил:
— София, теперь это важно. Что за человек дал тем четверым деньги?
Рыжая продолжала беззвучно плакать. Симон почувствовал, как намокли ее щеки. Но он все же настаивал:
— Кем был тот человек?
— Я не знаю.
Сначала Симон решил, что неправильно ее понял. И лишь постепенно осознал сказанное.
— Ты… ты не знаешь?
Она пожала плечами.
— Было темно. Мы слышали их голоса. Я разглядела среди всех дьявола, потому что на нем был этот красный камзол. И мы увидели его костяную руку. Но того, кто дал ему деньги, мы не смогли рассмотреть.
Симон едва не рассмеялся.
— Но… но тогда все это оказалось впустую. Все эти убийства, ваше укрытие… Вы даже не разглядели того человека! А он подумал, что вы его увидели. Ничего этого не потребовалось бы… Столько крови, и ни за что!
София кивнула.
— Я думала, что это только кошмарный сон и он скоро закончится. Но потом я увидела дьявола в городе, а когда он убил маленького Антона, я поняла, что он охотится за нами и ему все равно, видели мы что-то или нет. Тогда я спряталась здесь. Когда я пришла, Клара уже была тут. Дьявол чуть до нее не добрался.
Она снова начала плакать. Симон попытался представить, как эта двенадцатилетняя девочка проводила здесь все эти дни. Но не смог. Он беспомощно погладил ее по щеке.
— Скоро это закончится. Мы выберемся отсюда, и потом все прояснится. Нужно только…
Он не договорил. В носу защипало от чуть уловимого едкого запаха, и Симон умолк.
Пахло дымом. И запах становился сильнее.
Затем где-то над ними послышался голос, надрывный и хриплый:
— Ты слышишь меня палач? Я вот пока не помер! А ты? Я тут наверху неплохой костерок развел. Масло из твоей лампы и несколько сырых досок дают знатный дым, не находишь? — Он делано покашлял. — Теперь мне надо только подождать, пока вы не вылезете из норы, словно крысы. Вы, конечно, можете и там задохнуться. Что вам больше по душе?
Куизль тем временем подошел к ним в проход. Грудь его была замотана в грязные куски ткани от плаща. Симон больше не заметил крови. Палач прижал палец к губам.
— Знаешь что, палачишка? — снова раздался голос, но уже ближе. — Я тут подумал… Я все-таки сейчас спущусь к вам. Дым все равно никуда не денется…
— Поторапливайтесь, — прошипел Куизль. — Я встречу его. Симон, понесешь Клару. Если проход не удастся расчистить быстро или там тупик, идите ко мне.
— А дьявол?.. — начал Симон.
Палач уже забирался в дыру, ведущую из пещеры.
— Его я отправлю в ад. Теперь уже насовсем.
Затем он скрылся в туннеле.
Магдалена лежала на земле и не могла пошевелиться. Глаза ей так и не развязали, а кляп во рту едва позволял дышать. Едва уловимый запах разложения щекотал ноздри. Что-то монотонно поскрипывало. Она поняла, что это цепь, на которой болтался висельник. Отец всегда следил за тем, чтобы цепи были хорошо смазаны. Но за месяцы под ветрами, снегами и дождями даже хорошо смазанная цепь когда-нибудь заржавеет.
Георг Бранднер, останки которого теперь служили кормом воронью, был вожаком одной из многих разбойничьих шаек. Солдаты ландграфа схватили его банду в конце января. Грабители вместе с женами и детьми укрылись в пещере в Аммертале. После трехдневной осады они наконец сдались, договорившись с солдатами, что их семьям позволят уйти, если они сложат оружие и предстанут перед судом. Молодым разбойникам, совсем еще детям, отсекли правые руки и изгнали. Четверых главных преступников повесили на висельном холме. Народу присутствовало немного. Было слишком холодно, снег лежал по колено, так что казнь прошла вполне благопристойно. Никто не бросал гнилых овощей, прозвучало лишь несколько оскорбительных выкриков. Отец Магдалены провел всех по очереди по лестнице, накинул каждому петлю на шею и выбил скамьи из-под ног. Разбойники немного подрыгали ногами, обмочили штаны, и все закончилось. Троих мужчин семьям позволили снять и забрать домой. Одного Бранднера оставили привязанным к цепи всем в назидание. С тех пор прошло три месяца. Холод неплохо сохранил тело. Правда, правую ногу кто-то отгрыз, и вообще останки его теперь мало чем напоминали человека.
Разбойники, по крайней мере, насладились перед смертью прекрасным видом. Висельный холм располагался севернее от города, и в хорошую погоду оттуда можно было увидеть большую часть Альп. Он одиноко высился среди полей и лесов, так что путники могли убедиться, что в Шонгау с уличными грабителями не церемонились. Останки предводителя разбойников служили для устрашения назидание другим грешникам.
Магдалена чувствовала, как ветер трепал одежду. Недалеко от нее посмеивались мужчины. Похоже, они пили и играли в кости, однако девушка не могла расслышать, о чем они переговаривались. Она выругалась про себя. Лучшего укрытия, чем это, не придумать. Даже если в ближайшее время в Шонгау приедет княжеский управляющий, наемникам здесь нечего бояться. Холм висельников считался проклятым местом. Здесь вешали уже с незапамятных времен. Здесь обитали души повешенных, а земля была усеяна их костями. Без надобности сюда никто не полезет. И то, что холм просматривался издалека, шло наемникам только на пользу. Ведь если спрятаться у всех под носом, то можно не сомневаться, что разыщут тебя не скоро.
Магдалена терла руки друг о друга, чтобы как-то ослабить путы. Как долго она уже это проделывала? Час? Или два? Уже начали петь первые птицы. Значит, близилось утро. Только вот который теперь час? Она потеряла всякий счет времени.
Немного погодя девушка заметила, что веревки стягивали руки уже не так крепко, узлы ослабли. Она осторожно сдвинулась в сторону и почувствовала под собой острый камень. Его край больно врезался ей между ребер. Она легла так, чтобы камень оказался точно под запястьями, и принялась перетирать путы. Через некоторое время Магдалена почувствовала, как волокна веревок начали рваться. Если тереть медленно и достаточно сильно, руки скоро будут свободны.
А что потом?
Из-за повязки на глазах она так и не смогла увидеть солдат, но по тому лишь, как ее несли, можно предположить, что, по крайней мере, один из них довольно силен. Кроме того, они наверняка вооружены и очень проворны. Как она от них убежит?
Когда с веревками было покончено, голоса внезапно умолкли. Послышались шаги. Она снова сделала вид, что без сознания. Кто-то остановился возле нее, и в лицо ей полилась холодная вода. Магдалена фыркнула и стала глотать воздух.
— Я выиграл тебя, девчонка. В кости… — раздался над ней низкий голос, и кто-то пнул ее в бок. — Давай, просыпайся и развлеки нас немного. Если нам понравится, может, мы и отпустим тебя, пока не пришел Брауншвайгер. Ну, сначала, конечно, придется порадовать и Кристофа…
— Давай, Ганс, — прозвучал в отдалении второй голос, тяжело и неразборчиво. — Скоро уже день. Этот подонок может явиться в любую минуту. Навешаем ему и свалим отсюда!
— Вот именно, девка, — сказал Ганс, который тем временем склонился над ней и шептал в самое ухо; от него несло дымом и спиртом. Магдалена поняла, что он сильно пьян. — Сегодня у тебя счастливый день. Мы накостыляем Брауншвайгеру, этому упырю, и тогда он не изрубит тебя в куски. А мы уйдем с кладом. Но перед этим мы хорошенько тебе отплатим. Не то что твой костлявый доктор, который тебя лишь слюнявит…
Он запустил руку ей под юбку.
В то же мгновение Магдалена справилась с последним узлом. Не задумываясь, она рванула вверх правое колено и врезала солдату между ног. Тот с приглушенным воплем рухнул на землю.
— Проклятая стерва…
Дочь палача сорвала кляп и повязку. Приближался рассвет. Сумерки пока не рассеялись, и солдат, скорчившийся на земле, казался ей в редком тумане серым комком. Магдалена потерла глаза. Она так долго проносила повязку, что глаза очень медленно привыкали к тусклому свету. Наконец девушка огляделась, как затравленное животное.
Над ней возвышалась виселица. Останки Георга Бранднера болтались из стороны в сторону. Примерно в двадцати шагах от нее в кустах горел небольшой костер. Оттуда поднялся человек и торопливо двинулся к ним. Солдата шатало, но приближался он с угрожающей быстротой.
— Погоди, Ганс, я придержу стерву…
Магдалена хотела уже пуститься наутек, но ее ударили в затылок. Мужчина возле нее, должно быть, выпрямился и врезал ей веткой или чем-то еще. Боль пронзила голову и стрелой пронеслась ко лбу. На какое-то мгновение Магдалене показалось, что она ослепла. Затем зрение вернулось, она качнулась вперед, упала и почувствовала вдруг, что покатилась вниз по склону. В волосах запутались ветки и колючки, в рот забилась грязь и трава. Потом она поднялась на ноги и заковыляла к подлеску. За спиной слышались крики, и стал приближаться топот.
Магдалена побежала под защитой кустарников к затуманенным полям, и ей вдруг вспомнился весь вчерашний день.
Все снова встало на свои места.
Девушка рассмеялась, несмотря на боль и ужас. Она спасалась бегством, преследовители наступали ей на пятки. Магдалена и смеялась, и плакала одновременно. Разгадка оказалась такой простой… Вот только жаль, что ею уже ни с кем не поделишься.
Дым становился гуще, он клубился в проходе и окутывал Софию. Симон то и дело кашлял, но они продолжали расчищать проход от камней. Они завязали лица мокрыми тряпками, но толку от этого было немного. Симону резало глаза. Приходилось постоянно останавливаться, чтобы протереть их, тратя драгоценное время. Лекарь без конца оглядывался на Клару, которая в лихорадке металась на каменном ложе. Для бедной девочки дым, видимо, стал настоящим адом.
Палач ушел уже давно, и они ничего не слышали, кроме собственных хрипов и кашля. Сначала отверстие было величиной с кулак, теперь оно стало заметно шире. Симон осматривал его с растущим нетерпением. Худенькая двенадцатилетняя София в него, может, и пролезла бы, но самому Симону по-прежнему было никак не протиснуться. Лекарь оттащил особенно крупный камень, и расчищенный с таким трудом проход снова завалило. Пришлось все начинать сначала. Наконец дыра показалась достаточно широкой, чтобы протолкнуть в нее и Клару. С той стороны начал задувать свежий воздух. Симон глубоко вдохнул и бросился обратно в келью за Кларой.
Девочка была легкой, как хворостинка. Однако втиснуть ее в отверстие не получалось.
Симон понял, что так они ничего не добьются и, запыхавшись, сказал Софии:
— Я пролезу туда и посмотрю, куда ведет проход. Потом вытяну Клару с той стороны, а ты толкай сзади. Нужно будет приподнять ее, чтобы она не оцарапалась о камни. Поняла?
София кивнула. Глаза тонкими щелками сверкали на покрытом копотью и пылью лице. Симон в очередной раз подивился ее спокойствию. Но, возможно, это был только шок. Девочка многого натерпелась за последние дни…
Отверстия, которое они прочистили, как раз хватило, чтобы Симон в него кое-как пробрался. Однажды проход уже обвалился в этом месте, и лекарь молился, чтобы он не рухнул снова. Симон стиснул зубы. Разве у него оставался выбор? Позади были огонь, дым и обезумевший солдат. Обвалившийся туннель казался по сравнению с ними вполне безобидным.
Симон толкал перед собой светильник. Наконец, он почувствовал, что проход начал шириться, и посветил вокруг. Туннель и вправду вел дальше, и был таким высоким, что Симон, пригнувшись, смог пробежать по нему. По стенам, как и раньше, на равных промежутках располагались закоптелые ниши. Вскоре проход заворачивал, и что там дальше, разглядеть не получалось. Оттуда веяло свежим воздухом.
Симон быстро вернулся и заглянул в отверстие.
— Теперь толкай Клару в дыру, — крикнул он Софии.
С той стороны кто-то запыхтел и послышался шорох. Потом показалась голова Клары. Девочка лежала на животе, лицо ее терлось о землю. Она до сих пор не пришла в себя и ничего не воспринимала. Симон погладил ее по волосам, мокрым от пота.
Возможно, так даже лучше. Она решит, что все это было лишь дурным сном.
Наконец лекарь ухватил Клару за плечи и стал осторожно тянуть на свою сторону. Он хоть и старался, но камни задели платье, и оно порвалось, так что оголились плечи.
На правой лопатке виднелся символ. Симон впервые рассмотрел его перевернутым.
Юноша почувствовал, как у него закружилась голова. Дым и страх внезапно потеряли всякое значение. Он видел лишь знак. Мысленному взору представились все алхимические символы, какие он успел запомнить за время учебы.
Вода, земля, воздух, огонь, медь, свинец, аммиак, пепел, золото, серебро, кобальт, олово, магний, ртуть, нашатырь, селитра, соль, сера, безоар, купорос, гематит…
Гематит. Неужели все так просто? Неужели они просто зациклились на какой-то одной догадке, а на остальное перестали обращать внимание? Неужели они так глубоко заблуждались?
Времени на размышления не было. Наверху послышался угрожающий скрежет. Симона обдало пылью. Он быстро схватил Клару за плечи, полностью выволок ее из лаза и прорычал в дыру, откуда клубами валил дым:
— Быстрее, София! Проход обваливается!
Почти сразу в отверстии показалась голова рыжей. У Симона промелькнула мысль взглянуть на плечо и ей. Но когда рядом с ним в пол врезался булыжник, юноша передумал. Он помог Софии выбраться и, когда девочка смогла подняться, подхватил Клару и пригнувшись пустился вперед по коридору.
Он оглянулся еще раз и в свете фонаря увидел, что дым стал заполнять коридор. Потом потолок рухнул.
Якоб Куизль полз по туннелю и, как мог, спасался от дыма. Он зажмурился. В темноте все равно ничего не видно, а так хоть глаза не резало. Палач приоткрывал их время от времени и видел над собой тусклый отсвет. От дыма почти невозможно было дышать. Цепляясь руками, он медленно, но верно пробирался по наклонному проходу наверх. Наконец Якоб нащупал края туннеля. С хриплым криком он выбрался в келью, перекатился и открыл глаза.
Сощурившись, Куизль в который уже раз увидел другой проход справа и еще один на уровне груди, ведущий наверх. Оттуда он скатился после драки с дьяволом. Огонь, похоже, горел наверху, но и в этой каморке висела плотная дымовая завеса.
У Куизля снова заслезились глаза, он потер их грязными пальцами. И только лишь собрался проверить правый туннель, как сверху послышался шум.
Что-то тихо зашуршало.