Прямо сейчас Нагаев Сергей
– Не простая жесть, стальная, – с гордостью сказал Андрей; он прощающимся взглядом осмотрел металлическую емкость и со вздохом отшвырнул ее в траву. – Ладная такая фляжка. Была. Как хороший приклад.
Затем огляделся и утвердительным тоном спросил:
– Тихо вроде вокруг, ты справился с ними?
– Да, – ответил Алексей.
– Башка трещит, – Андрей снова стал ощупывать голову. – Надо ж было так долбануться об дерево.
– Идти сможешь?
– Наверно, – Андрей достал носовой платок и стал стирать кровь со лба. – Голова только кружится. Интересно, что это за команда на нас наехала?
– Посиди. Я сгоняю осмотреть тех двух, которых замочил.
Алексей пружинисто вскинулся и быстро скрылся из вида. Вскоре он вернулся.
– Никаких документов. Вообще ничего, голяк.
– Кто это мог быть?
– Кто-то, кому надо было убрать Паутова, но кто не знал, что мы этим уже занимаемся.
– А, может, они хотели не убрать, а наоборот? – предположил Андрей.
– Вряд ли, – ответил Алексей. – Если они спасатели, то где вертолеты и всякая прочая спасательная техника? Я думаю, это диверсионная группа. Как считаешь?
– Может, это даже кто-нибудь из наших, – сказал Андрей. – Тогда жаль ребят.
– Не жаль, – сказал Алексей. – Они такие ж, как мы. В смысле, они знали, где служат.
– Может, они белорусы? Да. Скорей всего, они. Потому что их Микулов – в нашем Кремле, правильно? Правильно. А как там наш шеф говорил? Двух королей одного цвета на шахматной доске быть не может? Вот их и послали за нашим. За королем.
– Логично мыслишь, Андрюха.
– А ты говорил, что у меня голова деревянная.
– Она и есть деревянная, просто теперь твои деревянные мозги от удара встали наконец правильным рисунком. Как паркет в елочку, – Алексей, конечно, был рад, что напарник остался в живых, но выразить свою радость иначе как насмешками себе не позволил. А кроме того, Алексея беспокоила одна мысль, некое недовольство Андреем, и через какое-то время он сказал:
– Я только одного не пойму. Как вообще красное вино может быть таким уж хорошим?
– Ну, французское может, – осторожно ответил Андрей, чувствуя подвох.
– То есть французское вино, по-твоему, лучше моей брусничной настойки, да?
– А… ты имеешь в виду – по сравнению с твоей настойкой? – Андрею стало понятно, куда клонил напарник: брусничная настойка, которую Алексей делал каждый год на бруснике, собственноручно собранной в лесу у дачи, – эта настойка была его гордостью.
– Нет, твоя брусничная, конечно… совсем другое дело… – заверил Андрей и тут же сообразил, что звучит это не очень-то искренне, словно сказано по соображениям дешевой политкорректности и толерантности.
Алексей остановился и посмотрел на Андрея с укоризной, сквозь которую просвечивало подозрение в предательстве.
– Ты же сам столько раз говорил, что лучше моей водки на бруснике ничего быть не может, – сказал Алексей. – Говорил?
– Я и сейчас скажу. Твоя брусничная – лучше нее ничего в мире нет, – Андрей поднял на уровень губ руку с пальцами, сомкнутыми лепестками нераспустившегося тюльпана, и громко чмокнул воздух с одновременным распусканием пальцев-лепестков, – Твоя настойка – ну просто закачаешься.
– Закачаешься, – передразнил Алексей, но было видно, что он рад восстановлению справедливости.
– «Закачаешься» – даже не то слово, – согласился Андрей. – Рухнешь и не встанешь – вот какая настойка.
Алексей достал из-за пазухи довольно объемистую металлическую фляжку.
– На, дарю. Взамен пробитой.
– А как же ты? – Андрей был искренне тронут.
– У меня вторая есть, – ответил Алексей. И действительно, на свет из-за пазухи явилась вторая фляжка.
Коллеги отвинтили крышечки, чокнулись и отхлебнули по приличному глотку.
– Так значит, у тебя с собой тоже было, – сказал Андрей, когда продохнул после обжигающего глотка.
– Ну да.
– И когда ты полез на дерево, то пистолет мне отдал, чтобы легче было лезть, а два по пол-литра, значит, это тебе не лишний груз? – Андрей смотрел в упор и был серьезен.
– Ну, э-э… – теперь настала очередь Алексея опасаться подвоха. – Мне это даже в голову не пришло.
– Думал, что я всё выпью, да?
– Да ну тебя, – сказал Алексей. – Вон ручей, смотри. Идем, кровь с башки смоешь. Выглядишь, как черт знает кто.
* * *
Микулов сидел мрачнее тучи за накрытым столом с закусками и бутылкой водки в кремлевском кабинете. Его размышления прервал стук в дверь. Вошел Чернега, министр безопасности Белоруссии.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Микулов.
– Паутов, предположительно, жив. Пока. Моих людей, которых я послал разобраться в ситуации, атаковали неизвестные. В живых из наших остался только один. Но положение, видимо, можно переломить. Потому что Паутов, похоже, просто сбежал и сейчас один.
– Похоже, видимо! Радуешь ты меня, нечего сказать. Люди выходят на улицы, кругом митинги, элита мается, депутаты в Думе тоже, никто не поймет, что делать, то ли выжидать дальше, то ли ко мне бежать кланяться, то ли… Они же перепуганы всем этим, могут сорваться с катушек. Слава богу, русские силовики не дергаются, выжидают – я им официально сообщил, что Паутов погиб, что его тело сейчас везут в Москву. Ты должен привезти сюда его тело. Мне давно пора обратиться с речью к моей новой стране, и я хочу начать мою речь с некролога. А ты мне тут говоришь, что Паутов живой. Все карты путаешь.
– Туда уже отправлены дополнительные силы.
– Он с кем-то связывался после приземления?
– Нет. Если не считать тех, кто его отбил у наших ребят.
– Если не считать! Предположительно!
– Он сейчас тоже наверняка напуган. Видимо, он знает от тех, с кем его застала наша команда, ну, либо он догадывается, что вы в Кремле, и значит – подозревает, что вы уже контролируете какие-то ключевые службы. Поэтому теперь если он с кем и свяжется, то, скорее всего, с кем-нибудь из своего неофициального окружения.
– Например, с кем?
– Думаю для начала, скорее всего, со своей любовницей Еленой Стрельцовой.
– А, с этой циркачкой?
– Да.
– Перехватить ее телефонные разговоры сможете? – Микулов кивнул министру, чтобы тот налил ему стопочку. – Себе тоже налей.
– Конечно, – Чернега пододвинул рюмку Микулову, и они, чокнувшись, выпили. – М-м, конечно, перехватим. И циркачки разговоры, и других его родных. Если он кому-то позвонит, даже с чужого сотового, мы сразу вычислим, где он находится. Кроме того, нам сливают информацию, кое-кто из местных, тут вообще многие вам сочувствуют и хотят помочь на самом деле.
– Никто никому не сочувствует. Выслужиться спешат, чтобы карьеру сделать. Но это тоже хорошо, раз они думают, что теперь в Москве передо мной надо выслуживаться. Это хороший знак. А протестующих много?
– Хватает. Кругом митинги, по всей Москве.
– Чего орут?
– России – русский президент, орут. Ну и интеллигенция тоже – они, конечно, про тоталитаризм в вашем лице и так далее.
– А где наши танки из Бобруйска?
– Уже у Москвы. Только дайте приказ – войдут в город.
– Ну так даю приказ: пусть войдут и по кругу в центре встанут, ближе к Кремлю.
– Можно. Но только еще такая деталь: русские танки, из Таманской дивизии, тоже у самой Москвы.
– Кто их направил?
– Я с министерством обороны России связывался, говорят, что по плану – был приказ провести парад, вот их и привели на репетицию парада. Ближе к ночи репетиция на Красной площади запланирована.
– Черт!
– Это ерунда. Они-то на парад собрались, без снарядов и патронов, а наши – с полной боеукладкой. Для этого же и шла речь про совместные маневры в Подмосковье – чтобы на границе наши танки пропустили с боезапасом.
– А, ну да. Ну и осел же этот Паутов! – Микулов несколько повеселел. – Как я его на этот парад развел! Как ребенка, ей богу.
Глава 31. На скотном дворе
Владимир Иванович Паутов понятия не имел, где находится, когда миновал – уже не бегом, а еле переставляя ноги – очередное небольшое поле и подошел к бетонному забору с воротами, сделанными из металлических труб и прутьев. Поля и перелески были для него сейчас полны опасности. Он чертовски устал и хотел одного – спрятаться где-нибудь, в каком-нибудь укромном месте, отдохнуть и обдумать, как ему быть дальше.
Паутов приблизился к воротам, они оказались запертыми только на засов. Он просунул руку между прутьями, отодвинул засов и оказался на просторном дворе, поросшем низкой травой. Справа на земле лежала куча металлолома: тронутые ржавчиной обрезки труб, батареи отопления, а в середине холмик наваленных друг на друга больших рыже-коричневых железных листов с остатками оцинковки, видимо, старой кровли. Перед ним было кирпичное здание с выступающими по бокам пристройками. Судя по мычанию, которое доносилось из-за пыльных окон, а также по запаху, это был коровник. По периметру всего здания и пристроек тянулась довольно широкая полоса отмостки из асфальта.
Солнце уже вовсю припекало. Паутов направился к кирпичному углу, в котором сохранялась тень, и уселся на асфальт. Наконец можно было расслабить ноги. Кроме того, удобство угла состояло в том, что отсюда просматривались ворота, а за ними поле и еще дальше опушка леса, так что преследователи, если они не отстали и вдруг объявятся, не застанут его врасплох.
Проклятье! Как получилось, что его травят, как дикого зверя, а он, один из могущественнейших людей на земле, не знает, куда деваться. Загнан в угол в прямом и переносном смысле. И нет никого, кто бы пришел на помощь. Паутову ужасно захотелось исчезнуть, сгинуть, чтобы ни одна живая душа даже не догадывалась, где его искать. Ни одна.
А что если это сама судьба подбрасывает возможность уйти на покой? Погиб в авиакатастрофе после того, как присоединил к России Белоруссию. Красивая легенда. Найдутся надежные люди, которые за хорошую мзду выправят паспорт и прочие документы на имя какого-нибудь Иванова – ни в жизнь не подкопаешься. Конечно, придется лишиться бизнеса в России. Несколько крупных корпораций – строительство, нефть, да много всего… Ну и к черту их, эти компании. На имена сыновей за рубежом столько недвижимости и других фирм позаписано. Не говоря уже просто о счетах в банках в Швейцарии, на Кайманах. И черт с ним, с Микуловым. Все в самолете погибли, кроме него… Разве это не знак? Судьба, или Бог, или вселенский разум, неважно как это называть, дает знак – живи. Ведь возраст уже нешуточный, а так хочется пожить. В Библии вроде описывается, как люди жили чуть не по тысяче лет. Ну тысячу лет, конечно, не протянешь. Но на сотню можно замахнуться. И это имеет смысл, только если не станешь к этому возрасту развалиной. Всю ночь Паутов думал об этом. Крушение борта №1, немыслимое, казалось бы, было фактом. До сих пор у него перед глазами был горящий самолет, разметавшийся на части после удара о землю. Опускаясь на парашюте после катапультирования, Паутов видел, как самолет окончательно нырнул в лес и как почти сразу взорвался, осветив округу. Страшно было представить себе, что стало с теми, с кем он летел, с министрами, с которыми он работал, большинство из них он знал долгое время.
Смерть была этой ночью очень близко, и это чудо, что ее сеть загребла всех, кто был с ним рядом, а его, казалось, самую крупную рыбину среди них, пропустила.
Паутов сидел в тихом дворе станции осеменения, у стенки, из-за которой доносилось мирное мычание, смотрел то на траву, то на ясное небо, и ему отчаянно хотелось, чтобы его жизнь протекала в какой-то похожей на эту сельской идиллии. И чтобы жизнь длилась вечно. Ну или, если не вечно, то хотя бы по-настоящему долго.
В этот момент где-то у него под боком разразилась веселая мелодия. Что это? Он стал хлопать себя по карманам и обнаружил в кармане пиджака телефон. Откуда в кармане мобильник? Паутов давно уже не имел при себе телефонов. Для этого есть специальные люди – телефоны президента носить. Мелодия набирала обороты, становилась все громче. Вот уж чего ему сейчас точно не нужно, так это привлекать к себе внимание бравурными треками. На табло светилось имя: «Панфилыч». Что за Панфилыч? Паутов хотел дать отбой, но в суете нажал на кнопку «Ответить». Чей-то голос зарокотал в динамике. Паутов приложил аппарат к уху.
– Слышишь – нет, Алексеич? – гудел голос.
– Да, слушаю, – ответил Паутов.
– Здоровеньки. Я чего звоню-то? На выходные рванем на рыбалку?
– Кто это?
– Артем, не дури.
«Артемка!» – пронеслось в голове Паутова. Вот кто сунул ему в карман телефон. Только теперь Паутов стал припоминать, что произошло в последнюю минуту перед его катапультированием из горящего самолета. Ну да, это его денщик, Артем Алексеевич, дал ему свой телефон. Только зачем? Он о чем-то просил – куда-то позвонить.
– Сегодня же пятница, так? А в понедельник 12 июня. Этот… День независимости, что ли, не пойми, от кого, или как там правильно этот праздник? Забываю всю дорогу. Это же к выходным плюсуется, – бубнил между тем голос в трубке, – Ну чего, давай порыбачим? Не сидеть же тебе три дня подряд под боком у жены.
Вот что! Паутов наконец вспомнил: Артем просил позвонить своей жене. Позвонить и сказать ей… что? Что он любит ее. Или что-то вроде этого.
– Вы не туда попали, – отрезал Паутов и дал отбой.
Ладно, жене Артемкиной, конечно, надо будет позвонить. Пособолезновать. Только не сейчас.
Этот звонок придал Паутову бодрости, вернул его в привычные координаты существования. Не так уж все и изменилось. Вот же: люди собираются на рыбалку, планируют, как выходные провести. И день такой погожий. Птицы поют. За воротами виднеются поля и леса – красота. Паутов скосил глаза в противоположный кирпичный угол, образованный тем же зданием и второй пристройкой. В углу на асфальте легкий ветерок по временам пошевеливал какой-то сор – голубиное перо, бумажонку, пару сухих листьев. И было в этом что-то особенно умиротворяющее. Да, славно было бы оказаться сейчас где-нибудь далеко-далеко, на райском, спокойном острове. Надо, наверно, уйти уже на покой. Пора. Иначе долгой жизни не будет. Но сначала все-таки придется разобраться с Микуловым.
«Эту сволочь надо уничтожить», – решил Паутов. Ясно ведь, что именно Микулов наслал киллеров, которые чуть не пристрелили его в лесу. По чистой случайности не убили. «Даже если все бросить и свалить куда подальше, этот гад в конце концов выяснит, куда я делся, спокойной жизни мне нигде не будет, – подумал Паутов, – Он будет подсылать ко мне киллеров до тех пор, пока не грохнет». Вторым Львом Троцким Паутов становиться не собирался. «Я сам его грохну», – решил он. В Кремль въехал и думает, что все кончено. Хрена с два. За одно утро, так быстро, корни в Москве пустить невозможно, значит, есть полно людей, которые готовы помочь ему, Паутову, выбраться из этой передряги и отомстить самозванцу. И, разумеется, они его ищут, но как с ними связаться. Эти двое ребят, которые сняли его с сосны, приняли огонь на себя. Непонятно, правда, почему их было всего двое, наверно, это была часть большой поисковой группы. Без разницы. Главное, что они отбили его. Паутов вспомнил, как, услышав первый выстрел, быстро застегнул ширинку, лег за ближайшее дерево и затем осторожно выглянул. Сквозь ветви орешника, безлистные у земли, было видно, как метрах в ста, где оставались двое его спасителей, завязался настоящий бой, и некоторые пули летели явно в его сторону. Он по-пластунски отполз подальше, затем, не дожидаясь развязки, которая могла быть не в пользу обороняющихся, встал и помчался что было духу прочь…
Нужно позвонить Ленке, решил Паутов. И сразу начал набирать ее номер. Собственно, это был, пожалуй, единственный восьмизначный телефонный номер, который он четко помнил. Думал при этом он уже только об одном: есть ли у него шанс победить Микулова и вернуть себе власть. Нельзя сказать, что он надеялся на то, что любовница как-то сумеет помочь ему. Просто он хотел сказать ей, что жив-здоров, и услышать, как она рада этому. А еще у нее можно поинтересоваться, что происходит в городе. Паутов понимал: она вряд ли в курсе хоть чего-то, что ему важно было знать – что творится в Кремле, кто поддерживает его в Москве, но Лена, безусловно, была человеком, на чью искренность и преданность он мог твердо рассчитывать. И ему была нужна ее поддержка, нужно было хоть услышать голос надежного человека.
Они успели обменяться лишь первыми, эйфорическими и малозначащими, приветствиями и вопросами, когда Паутов услышал, а затем и увидел, что к воротам подъехал грузовик с открытым кузовом. Паутов наспех распрощался, пообещав перезвонить, и вскочил, пытаясь сообразить, что делать. По-настоящему испугаться, впрочем, он не успел, потому что увидел в кузове быка. Это был обычный сельский грузовик. Дважды просигналив, водитель вышел и сам открыл ворота, затем сел за руль и, немного подав грузовик вперед, стал задом сдавать в ворота.
Видимо, заслышав гудки автомобиля, во двор вышла из пристройки невысокая женщина в синем рабочем халате. Она не видела Паутова, потому что находилась спиной к нему. Водитель лишь однажды бросил на него скучающий взгляд, но не узнал в нем своего президента, благо Паутов в этот момент истово изображал почесывание щетины на щеке, прикрывая рукой нижнюю часть лица. Чтобы и дальше на него не обращали внимания, он встал к автомобилю боком и со скучающим видом задрал голову, будто высматривал, как там на небе, не собираются ли тучи. Эти люди были, конечно, неопасны для него, но всякий чужой глаз сейчас был некстати. Затем, опустив голову, Паутов стал искоса посматривать за происходящим, словно ученик, который не выучил урок и опасается, что его вызовут к доске.
– Зинуля, привет! Купили в магазине резиновую Зину, – сказал водитель.
Нисколько не обидевшись, женщина ответила:
– Здорово, Афанасий – семь на восемь, восемь на семь.
Похоже, это были их обычные приветствия.
– Принимай молодое пополнение, – Афанасий кивнул на быка в кузове. – Красавец, а?
– Буйный?
– А черт знает. Молодые – все дурные, – водитель уже поднимал с земли сколоченный из досок мосток для выгрузки животного. – Ну чего, как обычно, сюда его?
– Да, пусть сначала во дворе побудет, оклемается с дороги. Ладно, я пойду, подходи ко мне в контору, чаю попьем.
Зина скрылась за углом, из-за которого появилась.
– Чаю. В такую жару, – Афанасий приладил мосток под задний борт кузова. Бык был привязан рогами к переднему борту, так что, не опасаясь его фальстарта, Афанасий спокойно откинул борт. Затем обошел кузов, поднялся на ступень у кабины и отвязал быка.
– Ну, давай, пошел, – прикрикнул водитель, но тот не шелохнулся. Тогда Афанасий веревкой хлестнул его по спине. Бык дернулся, замычал, развернулся и подошел к краю кузова.
– Давай, давай! Чего встал? – Афанасий несколько раз хлестнул быка, и бугай наконец сбежал на траву.
Паутов все держался бочком в своем углу и, потирая глаз, будто соринка попала, глядел себе под ноги, словом, старался вести себя непринужденно и быть как можно менее заметным – теперь для того, чтобы не привлекать к себе внимания не столько водителя, сколько быка.
Афанасий, насвистывая, ушел туда же, куда скрылась Зина. На Паутова он бросил мимолетный взгляд, но не узнал. Только когда Афанасий завернул за угол, Паутов повернулся и взглянул на быка. И увидел, что и бык уставился прямо на него. В голове Паутова мелькнуло воспоминание о каком-то документальном фильме про мир животных, в нем утверждалось, что агрессивные представители фауны обычно воспринимают взгляд глаза в глаза как вызов и почитают делом чести немедленно атаковать того, кто дерзнул глядеть им в душу.
* * *
Данила вышел из серверной и направился во двор станции. Он был расстроен. Дело в том, что, бродя по просторам интернета, он наткнулся на рекламное заявление одной из компьютерных компаний, она «с гордостью представляла» свою новинку – планшетный ПК, в котором тексты снабжены самооткрывающимися ссылками. Ссылки срабатывали при задержке взгляда на них в течение определенного времени, и тогда рядом возникала иллюстрация к данному отрывку произведения. При этом иллюстрациями выступали не только картинки, но и аудио и видеоролики. То, чем Данила занимался в последнее время, потеряло смысл. Вообще-то, признал Данила, он только собирался заняться этим – даром, что прихвастнул перед Фигакселем, будто чуть ли не закончил работу. Но так или иначе, идея о ссылках, которые открываются по приказу пристального взгляда, протухла. Очередная история провала. Нет, определенно он как-то неправильно ставит себе цели в жизни, подумал Данила, он в принципе неправильно как-то живет. Или нет?
Конечно, можно было бы уже доложить начальству об устранении проблемы с сервером и отчалить домой, но ему захотелось в последний раз покурить здесь. И к тому же надо бы попрощаться с коллегами. Техник по взятию бычьей спермы Клим, его помощница Зина и заведующая станционной лабораторией, она же хозяйка вагинной, Полина Петровна, – они ведь не виноваты в увольнении Данилы. Он с ними ладил. Так почему бы не повидаться с ними напоследок?
Данила вошел в производственный корпус, через который можно было попасть в тенистую часть двора. Побрел по свежевымытому кафелю дышащего прохладой коридора. Миновал вагинную, которая была заперта, подошел к распахнутой двери хранилища бычьей спермы. За порогом стояла незнакомая девушка. Она смотрела с надменностью начальницы. Из-за ее спины выдвинулась Полина Петровна.
– Познакомься, Данила, – сказала Полина Петровна. – Это наш новый менеджер Лида.
Лида стала нарочито сверлящим взглядом смотреть на Полину Петровну, так что та не могла не обратить на это внимание. Увидев испытующий взгляд, Полина Петровна спохватилась:
– То есть Лидия Борисовна.
Лида легонько кивнула в знак того, что Полина Петровна на верном пути, но продолжала все же буравить ее неистовым взглядом.
– То есть Лидия Борисовна не просто менеджер, а менеджер проектов, – сконфуженно добавила Полина Петровна, видимо, случай с неправильной аттестацией Лиды был не первым. Лицо Полины Петровны при этом осветилось уважением профана, который понятия не имеет, чем менеджер проектов отличается от просто менеджера, но подозревает чудеса. Лида выделила ей в ответ строго дозированную улыбку, мол, видите, Полина Петровна, даже такие работнички, как вы, умеют достигать успехов, если их системно подвергать менеджерский дрессировке.
– А это наш Данила, – поспешила сказать Полина Петровна, чтобы наконец отвести от себя взгляд Лиды. – Сись, хе-хе, админ.
Данила пропустил эту аттестацию мимо ушей – ему был хорошо знаком не отличающийся изысканностью юмор Полины Петровны. Для Лиды это было открытием, судя по выражению ее лица, ставшего еще более брезгливым.
– Приятно познакомиться, – сказала Лида, посмотрев на Данилу, но не меняя выражения лица.
– Да чего со мной знакомиться? У меня последний рабочий день, и я уже все сделал, что надо было, и как раз пришел попрощаться, – сказал в ответ Данила. Он не посчитал нужным изображать даже формальную степень воодушевления. Его мысли были сейчас заняты другим, а кроме того, он в принципе был не очень-то рад этому знакомству – Лида, сходу определил он, была стервой, причем стервой убежденной, той разновидностью стерв, которые гордятся своей стервозностью, делая вид, что это часть профессионализма. От таких людей Данилу воротило.
Глаза Лиды сузились.
– Это очень хорошо, что вы так быстро справились с поручением, но… – она демонстративно посмотрела на свои наручные часы. – До конца рабочего дня еще много времени. Здесь неподалеку есть хозяйство «Светлый путь». Нужно, чтобы вы съездили туда, отвезли термос с нашей продукцией. Так что – вперед. Возьмите вон там у стены любой переносной термос, кроме того, на котором написано «Кенозин», и – в добрый путь.
– В «Светлый путь», – уточнила бесхитростная Полина Петровна.
Лида окатила ее ледяным взглядом, но Полину Петровну это не смутило, она просто не поняла к чему этот взгляд.
Данила меж тем старался сохранять спокойный вид, хотя при слове «кенозин» сердце его стукнуло. Впрочем, он быстро сообразил, что никто из присутствующих не может знать о той ночной истории с кенозином. Да и вообще, здесь, на станции, его абсолютно ничего больше не касается, а тем более какой-то чертов кенозин.
– Я свою работу сделал, – заявил Данила, – а термосы возить – я не почтальон, я не для этого университет заканчивал.
– Насколько я знаю наше трудовое законодательство, – строго сказала Лида, – администрация имеет право любому работнику поручить ту работу, которую сочтет нужной и которую работник способен выполнить. Вы же с вашим университетским образованием способны отвезти термос? Значит, повезете.
– Так со «Светлого пути» только что Афанасий нам бычка привез, – опять встряла Полина Петровна. – Он же сейчас обратно к себе поедет, вот и повезет термос.
Лида на секунду запнулась, похоже, она не знала про приезд Афанасия. Но, очевидно, чтобы дать понять, кто тут руководитель, медленно и зло произнесла, поглядывая то на Полину Петровну, то на Данилу:
– Если я говорю, что нужно что-то сделать, то просто нужно это сделать. Или это будет расценено, как невыполнение поручения, и оплаты труда не будет. Если этот, как его, из «Светлого пути»…
– Афанасий, – подсказала Полина Петровна.
– Если Афанасий туда сейчас поедет, то он может и Данилу с собой взять. Потому что Даниле оттуда надо будет привезти акт приемки-передачи термоса, с подписью ответственного лица.
– Да ладно, куда этот акт денется? Все ж свои, в следующий раз бы Афанасий и… – докончить фразу Полина Петровна не решилась, потому что на сей раз вполне точно поняла исполненный тихой ярости взгляд Лиды.
«Так тебе и надо, – думал о себе Данила. – Попрощаться он, видите ли, захотел с людьми. Придурок недоделанный. Чего с ними прощаться, они и не вспомнят обо мне через пару дней».
– Полина Петровна, а что у вас сейчас по плану? – язвительным тоном сказала Лида. – Отбор семени. А почему мы тут разговариваем вместо этого?
– Ну сейчас, Зина с Климом и с Афанасием чай попьют, и мы начнем.
– Как мило, – Лида была на коне. – Чаепитие в Быково – картина маслом, русская классика. А чего же вы к ним не присоединитесь?
– Я чай не очень-то люблю, – ответила Полина Петровна. – И с Афанасием поцапалась.
– Только поэтому. Пойдите и позовите-ка сюда этих чаевников. За чай денег не платят.
Полина Петровна пошла по коридору и скрылась за одной из дверей. В то короткое время, когда она входила и дверь была раскрыта, из комнаты донесся веселый гомон и смех.
– А вы тоже не стойте, – обратилась Лида к Даниле, – спуститесь пока в хранилище и возьмите термос.
Данила нехотя зашел в хранилище бычьей спермы. Лида несколько секунд постояла на месте, но не вытерпела и чуть ли не с рычанием зашагала к двери, в которую во, крикнула Даниле, который уже спустился в полуподвал хранилища:
– Только не нужно брать термос, на котором написано «Кенозин», любой другой. Слышите?
– Да-да, слышу, понял, – неожиданно бодро и с готовностью быть полезным, словно солдат офицеру, отрапортовал из хранилища Данила.
Лида, вдохновленная (один из врагов капитулировал!), двинулась в карательную экспедицию к оборонительным рубежам любителей попить чайку посреди рабочего дня. А Данила, ухмыляясь и приговаривая: «Слышу-слышу, как не слышать?», взял термос, на котором значилось «Кенозин», аккуратно отлепил наклейку с надписью и сначала хотел приладить ее на другой такой же термос, но тут же передумал и просто отпустил ее из пальцев, и бумажонка спланировала на пол рядом с батареей одинаковых термосов. «Сама клей куда хочешь, коза», – мысленно обратился он к Лиде.
Глава 32. Гром среди ясного неба
Во дворе станции тем временем происходила вопиющая нелепость. Так, по крайней мере, оценивал ситуацию президент Паутов, который был зажат в кирпичном углу неприветливым быком – не нападавшим, но и не выпускавшим его из ловушки. Какой эта ситуация представлялась быку, сказать трудно. Судя по всему, он не находил ее такой уж нелепой, поскольку едва Паутов пытался малозаметными шажками двинуться в какую-либо сторону, бык начинал переминаться и угрожающе дрейфовать в том же направлении. Они уже несколько минут стояли друг против друга, и Паутову все яснее становилось, что это стояние так просто не кончится.
Если бы Паутов хоть однажды в жизни видел тех быков, что обитают на этой станции (как раз за кирпичными стенами, которыми он был стиснут), если бы знал, каким монстром, какой чудовищной громадиной может быть настоящий породистый бугай в расцвете сил, то он бы, вполне вероятно, отнесся к своему визави с меньшей опаской. Хотя как сказать. Несмотря на то, что этому молодому быку, вчерашнему теляти, еще только предстояло подняться по бычьей карьерной лестнице и стать истинно крупнорогатым скотом, следует признать, что уже сейчас рога у него все-таки были препорядочными и могли доставить серьезных неприятностей, могли и убить при удачном ударе. Или при неудачном, смотря с какой стороны оценивать.
Паутов отчаянно трусил, и это его бесило. Он испытывал смешанное чувство страха, злости и презрения – к быку, к себе и вообще ко всей этой идиотской ситуации. Бык вдруг стал для Паутова воплощением всех бед последнего времени – начиная с подлости президента Микулова и кончая митингами молодежи в Москве и других крупных городах, протестовавшей против Паутовской застойно-отстойной, как говорили эти горлопаны, политики. Вернее, наоборот – начиная с митингов и кончая подлостью Микулова, потому что началось все с митингов. Не то чтобы Паутов сейчас, стоя перед вздорным быком, анализировал последние события своей и общественной жизни, просто в этот экстремальный момент он не забывал о Микулове и вспомнил о митингах. Причем вероломство Микулова не вызывало в нем такого накала ненависти, как митинги. Возможно, потому, что Микулов был политиком, а беспринципность, низкие помыслы, готовность всадить нож в спину партнеру являлись, в понимании Паутова, извинительными издержками его профессии. Но вот митинги – совсем другое дело. С этих сборищ нового, не очень понятного поколения началось для Паутова и новое время – время, когда он начал чувствовать, что уже не может считать себя истинным, беспредельным властителем страны. Стала подводить всегдашняя уверенность в себе, иной раз куда-то улетучивался былой кураж. «Эти придурки просто не понимают, ценой каких трудов удалось наладить в стране тишину и стабильность, а главное – потом поддерживать это», – подумал он.
Зиждитель стабильности уже не предпринимал попыток вывернуться из кирпичного угла и стоял на своем месте. А бык – на своем.
Между тем Данила вышел с термосом из производственного корпуса во двор. Он пошел было к грузовику, чтобы там дожидаться водителя, но остановился, когда увидел быка, преграждавшего ему путь и пялившегося на что-то, что было скрыто от Данилы за кирпичным углом пристройки. Данила решил не рисковать и направился в противоположную сторону, к искусственной корове Кларе. Клара стояла в теньке, так что даже если и не было бы никакого быка во дворе, все равно лучше было подождать шофера здесь. Он поставил термос на землю, а сам сел на Клару и закурил. Интересно, что этот бык там высматривает? Впрочем, Даниле быстро прискучило глядеть на почти неподвижного быка, и он обратил свой взор за ворота, на сельское раздолье.
Паутов тем временем был близок к тому, чтобы сорваться и предпринять хоть что-то, пусть и нелепое и бестолковое, лишь бы скорее закончилось это противостояние с быком.
В один из моментов Паутов решился было взять и дать деру в сторону грузовика, чтобы спрятаться в кабине, но по всем прикидкам выходило, что дотянуть до кабины не получится – бык догонит (а в том, что он обязательно погонится, если поймет, что противник намылился ускользнуть, у Паутова сомнений не было). Бык поводил головой, как бы примериваясь, как действовать – правым рогом лучше зацепить жертву или левым, или пронзить сразу обоими.
Чертов бычара! Паутов ощущал нарастающий страх; и чем больше боялся, тем бурливее вскипала в нем злость. И к тому же Паутов видел (он бы мог поклясться, что видел) по глазам быка, что тот понимает, как усиливается его, Паутова, ненависть к нему, и тоже все больше преисполнялся злобы и решимости не отступить и не спустить ситуацию на тормозах. Даже странно, что он до сих пор не напал, мелькнуло в голове у Паутова.
И тут-то бык, гулко топнув копытом и замычав, шагнул уже не в сторону, а прямо к нему.
Мало соображая, что делает, Паутов тоже с рычанием двинулся навстречу и, ощутив что-то в своей руке (то был мобильник денщика Артемки), кинул телефоном в опущенную перед атакой морду. Внезапный демарш Паутова имел определенный успех, бык, когда об его лоб раскололся мобильник, смешался и приостановил наступление; этой заминки хватило для того, чтобы Паутов выскочил из замкнутого пространства, но когда он помчался в сторону спасительной кабины грузовика, то, как и ожидал, услышал за спиной приближающийся топот копыт.
Данила увидел выбежавшего из-за угла пристройки Паутова, но издалека не признал в нем президента. Теперь стало понятно, на кого смотрел бык.
Помочь бедолаге нельзя было ничем. Далеко, не успеть. Да и чем поможешь? Подбежать и принять бычью ярость на себя? Оставалось только смотреть. «Хорошо, что я не потащился к машине, ато бы сейчас вместе с этим мужиком сверкал пятками как сумасшедший», – подумал Данила.
Паутов остановился и развернулся лицом к опасности. Бык, бежавший, как выяснилось, не напрямую за ним, а несколько по кривой, словно, не нападал, а играл в нападение, как кошка с проскакал по инерции вперед и тоже встал. Путь к грузовику теперь был блокирован, потому что бык оказался чуть ближе к передней части автомобиля, чем он. Вместе с тем эти маневры показали, что бык не жаждет его крови, во всяком случае не жаждет ее немедленно: он не настиг его, не ударил в спину, хотя мог бы, а лишь обошел по дуге. Паутов решил, что в такой ситуации нужно просто показать животному свою неколебимую уверенность в себе и отойти в сторону – возможно, бычина пытается тут заявить, что двор – это его территория, ну ради бога, пусть подавится, надо продемонстрировать ему, что никто на эту территорию не претендует.
Паутов отвернулся (но так, чтобы все же видеть боковым зрением быка) и неспешно и твердо зашагал в сторону ворот. Если добраться до них, то можно выскочить наружу и закрыть ворота за собой. Или можно вскарабкаться на них.
Бык стоял как вкопанный. Продолжая идти, Паутов с облегчением сильно вдохнул и выдохнул, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Главное – не выдать страха.
Дойдя до той точки, когда быка уже не стало видно за грузовиком, Паутов хотел побежать к воротам, но заставил себя продолжить неспешный шаг. Внезапно из-за грузовика донеслось короткое мычание и затем – топот копыт. Паутов резко обернулся. Бык из-за кузова не появился. Где этот скот? Ответ на вопрос, искрой мелькнувший в голове у Паутова, нашелся быстро. Бык обошел автомобиль с другой стороны и теперь надвигался на Паутова так, что контролировал и путь к кабине грузовика, и дорогу к воротам.
Это было нечто сверхъестественное – как эта скотина могла разгадать его планы? Впрочем, размышлять времени не было. Бык уже шел на него и, похоже, на сей раз останавливаться не собирался.
Паутов ринулся что было мочи прочь по двору, бык – за ним.
Данила видел, как Паутов мчался самой короткой дистанцией к бетонному забору, и порадовался за то, что эта дистанция пролегала не в его, Данилы, сторону.
Забор был довольно высоким, не меньше, чем в полтора человеческих роста. Паутов лихорадочно соображал, что делать. Поверхность секций забора имела «дизайнерские» выступы, и при хорошем разбеге можно было, сходу опершись ногой на такой выступ, подскочить и ухватиться за верхний край бетонной плиты, а тогда уж, подтягиваясь на руках и хорошенько работая обеими ногами, нетрудно было бы быстро влезть на забор и спастись. Однако только сейчас Паутов увидел, что на его пути лежит куча металлолома. Центром металлической композиции был холмик беспорядочно накиданных друг на друга больших железных листов, видимо, старой кровли. Паутов начал соображать, правой или левой ногой он окажется на земле непосредственно перед прыжком на листы, и сбился с ритма бега, и споткнулся о кустик травы. Скорость была безнадежно потеряна. Он спиной чувствовал, что всё, теперь он уже не оторвется от преследования и бык вот-вот поднимет его на рога.
И тут животный страх в одно мгновение обратился в ярость. Паутов вспрыгнул на листы, развернувшись в воздухе, и когда туфли его с грохотом опустились на металл, он не то закричал, не то заревел по-звериному, глядя на быка, весь напружиненный, в отчаянии готовый принять атаку, готовый хоть раз успеть зарядить скотине кулаком в морду. И при этом он еще, словно бы в подтверждение своей решимости, с силой топнул ногой по металлическому листу, отчего на скотном дворе во второй раз разразился театральный гром.
Бык вдруг испугался этого грохота и резко остановился, подняв облачко пыли.
Паутов верил и не верил своим глазам. Данила со своего места тоже заворожено смотрел на арену нежданного жизненного представления.
– А? – торжествующе заревел Паутов на быка с интонацией, означавшей риторический вопрос «Ну что, скотина?» и он еще раз, повыше подняв ногу, топнул по железу. На этот раз бык и вовсе потрусил бочком подальше от громовержца.
Триумф, истинный триумф! Паутов, тяжело дыша, но радостно улыбаясь, сошел на траву. Бык отступил еще чуть дальше. Это была капитуляция.
Победителем прошествовал Паутов к воротам, намереваясь покинуть проклятый скотный двор, и вдруг, едва его взору открылось поле и лес за ним, он увидел двигающийся по проселочной дороге в сторону станции черный джип. Паутов инстинктивно отпрянул за ворота. Потом осторожно выглянул в щель между бетонным забором и воротами. Щурясь от напряжения, он увидел в джипе фигурки, они были в черных костюмах. От таких людей в такой день ему хотелось быть как можно дальше.
Он отступил и стал загнанно озираться. Затем скорым шагом подошел к грузовику и юркнул в кабину. Данилу, сидевшего на Кларе в дальнем углу обширного двора, он не заметил. Странный мужик, подумал о нем Данила, который все видел, кроме приближающегося сбоку к воротам станции джипа.
Паутов напрасно опасался, что люди из черного джипа заметили его. В джипе, который направлялся к станции, ехали Алексей и Андрей, башибузуки советника Байбакова, они были раздражены, переругивались, и им было не до того, чтобы высматривать, что происходит далеко впереди, во дворе за воротами.
– Ну а что это еще, как не маразм? – сказал Алексей. – Я жизнью рискую, мочу каких-то непонятных придурков, а ты, видите ли, головой ушибся, валялся там, как на курорте.
– Меня тоже убить могли, – парировал сидевший за рулем Андрей. – Причем по твоей вине.
– «Вине». Вот именно что.
– Ты меня под пули толкнул, еще тут наезжаешь, – перебивая, говорил Андрей.
– Вином отделался, вместо крови, – также не слушая товарища, продолжал Алексей. – Анекдот какой-то ходячий.
– Да иди ты в жопу, – сказал Андрей и отвернулся.
– Мы уже в жопе. Из-за тебя. Если бы ты был нормальный оперативник, мы бы не упустили Паутова.
– Если б я был такой же нормальный оперативник, как ты, мы бы его уже грохнули. Вот где была бы жопа. Жопенища безвылазная.
Алексею ничего не ответил, замолк. Андрей до самой станции тоже больше не открывал рта.
* * *
Советник президента Прибытков сидел в кафе в компании дирепктора фабрики резиновых изделий Болотова и его дяди, который и устроил встречу, чтобы придать карьере племянника ускорение. При знакомстве дядя представил Болотова гендиректором холдинга по производству резиновых изделий различного назначения, в том числе для космических программ. Болотов, услышав это, чуть не поперхнулся кофе, но совладал с собой и оценил широту взглядов дяди. Только теперь он сообразил, зачем дядя по дороге в кафе все расспрашивал его, куда поставляются презервативы фабрики, как она развивается, и почему дядя одобрительно угукнул, услышав, среди прочего, что однажды в рекламных целях набор презервативов был подарен космонавту, который был родом из Бакова.
Впрочем, разговор не очень клеился. Прибытков был явно занят своими мыслями, слушал рассеянно и лишь иногда односложно поддакивал. Что, однако, никак не напрягало дядю Болотова. Тот говорил за всех и обо всем, не забывая иной раз вставлять замечания о том, как небесполезно в жизни иметь преданных, своих людей, на которых вполне можно положиться при решении любых задач. Замечания сопровождались взглядами в сторону Болотова. Сам Болтов, в начале встречи слегка робевший, под впечатлением от напора дяди тоже стал ощущать кураж.
В один из моментов беседы в чехле на брючном ремне Прибыткова зазвонил мобильный телефон. Номер звонившего абонента не определился. Прибытков нажал на зеленую кнопку.
– Аркадий Леонидович, – услышал он голос заместителя председателя ФСБ Копулова, – слышите?
– Да, Иван Андреевич.
– Можете говорить?
– Один момент, – Прибытков встал и, кивнув Болотову с его дядей на телефон в качестве извинения, быстро направился в сторону туалета.
Болотов, повинуясь инстинкту пройдохи, тоже встал и поспешил следом.
В мужском туалете было две кабинки. Прибытков убедился в том, что в помещении никого нет, зашел в одну из них и сказал в трубку:
– Да, я вас слушаю.
В туалет неслышно вкрался Болотов и стал подслушивать.
– Вы передали координаты местонахождения Паутова своим людям? – услышал в трубке Прибытков.
– Да, конечно, – ответил он. – Сразу же, как вы сказали.
– Свежая информация, – сказал Копулов. – Сигнал от телефона, по которому мы вычислили, где находится президент, исчез. Но по идее Паутов еще должен быть где-то в том же районе, хотя возможно, что он уже начал куда-то перемещаться. В любом случае точно отследить его теперь не получится, поэтому скажите своим, чтобы поспешили с прочесыванием квадрата.
Того, что говорил в трубке заместителя председателя ФСБ Копулов, директор презервативной фабрики Болотов, конечно, не слышал. Он слышал только ответы Прибыткова, из которых ничего не понял. Но вслед за тем, не выходя из туалетной кабинки, Прибытков связался с Алексеем, который в этот момент ехал с напарником Андреем в джипе, и объяснил своим архаровцам ситуацию с Паутовым. И вот тут Болотов уже все понял. В конце разговора Прибытков сказал о том, что скорее всего люди белорусского президента, засевшего в Кремле, тоже усиленно ищут Паутова. И тут уж Болотов все услышал и все понял.