Форпост. Найди и убей Валерьев Андрей
Литовец молча пожал Ивану руку и, взвалив на плечо «пробник» – тяжёлую корзину с картошкой, луком и кабачками, потопал в посёлок. «Надеюсь, мы с тобой всё-таки ещё свидимся»
– Иван, ты верить им? – С Франца можно было лепить скульптуру «Сомнение». Маляренко показал половинку ногтя мизинца.
– Ни на вот столько не верю. Лукин согласно кивнул.
– Байдарка-то моя, двухместная, где-то там, – он ткнул пятернёй в сторону берега, – и вернёмся ли мы за ними потом – они не знают.
– Ja. Я, как они, делать риск.
«Угу, я бы тоже, на их месте рискнул. Эта лодка – единственный шанс на выживание, если всё то, что Аудрюс рассказал – правда»
– Жаль его. Лукин похолодел.
– Вы думаете…?
– Да что тут думать. Война план покажет. Иван зевнул и спрятал замызганный блокнотик в карман.
– Франц, выходи в море. Всем, пока не стемнело – спать.
– Хорошо, что Луна полная, – Лукин прикидывал, как далеко можно будет засечь тёмную байдарку при свете Луны, – повезло. Ваня жалостливо поглядел на прапорщика.
– Повезло. «Ну нельзя же быть таким простодушным!»
Время прибытия к месту назначения под полную Луну Борис, по приказу Ивана, просчитал абсолютно точно.
Пять километров от берега до дрейфовавшей лодки русских эта странная конструкция из каяка с двумя гребцами и вцепившимися, словно гроздь винограда, в привязанную к ней верёвку восемью пловцами, преодолела всего за один час. Питер, несмотря на лето и тёплую воду, страшно замёрз. Руки, примотанные к верёвке, окоченели, и парень их уже не чувствовал. Крепыш из арабов, болтавшийся на привязи сразу за ним, отвалился еще десять минут назад. К его чести утонул он молча, без единого звука.
Перед этим заплывом «отчаяния и надежды», как назвал его пастор, все пловцы договорились тонуть молча. Эта лодка, на которой пришли проклятые русские ПОКУПАТЬ их женщин, была последней надеждой на выживание. Питер, тридцатилетний юрист из Эдмонтона, поцеловал жену и сынишку, скинул с себя лохмотья, зажал в зубах нож и привязался к канату. Два могучих гребца-американца синхронно взмахнули вёслами и каяк ушёл в тёмное море. Питер, на секунду оглянувшись, успел заметить освещённый Луной пляж, на котором в полном молчании стояли сотни людей. Успел разглядеть сына. Каяк остановился и усталый гребец три раза дёрнул за верёвку.
Пятеро оставшихся пловцов отвязались от буксира и, окружив каяк, прислушались к полковнику. Тот был первым гребцом. Вторым был его сын.
– Лодка там. Триста ярдов. – Шёпот морпеха был едва слышен, – сейчас я топлю каяк, мы плывём туда и по моему двойному стуку лезем на борт. Борт у них низкий – должны дотянуться. У них винтовки, но, может быть, кому-то и повезёт. С нами Бог!
Мужчина посмотрел на тёмное лицо последнего оставшегося арабского пловца.
– И Аллах! Полковник взял нож и разрезал днище каяка.
– Пошли-пошли-пошли!
Как только стемнело, Иван собрал совещание. Предчувствие, которое его обманывало крайне редко, просто-напросто визжало о грядущей беде. Иван задумался, а потом начал рассуждать вслух.
– Понятно, что эти ребята обязательно используют байдарку. Проплыть пять километров по открытой воде вплавь, да ещё разглядеть с поверхности воды лодку – это крайне сомнительно.
– Это если они решатся напасть. – Лукин вставил свои пять копеек. Маляренко поморщился. Он уже отвык от того, чтобы его перебивали.
– Будем делать перебздеть. Меня это уже не раз выручало. Экипаж дружно закивал головами.
Иван представил, как при полной Луне к борту «Беды» швартуется байдарка и оттуда, матерясь и факая, лезет пара гребцов.
«Не не годится. Значит, подплывут на байдарке, а последние сотню-две метров – вплавь. Вариант возможный. С топорами не поплывут. Значит ножи. Ладно. Посмотрим»
Команда «Беды» поставила в центре палубы большой квадратный ящик, молча уселась спина к спине, положив на колени тяжёлые, остро отточенные мачете и принялась ждать.
Полковник повёл всех грамотно, с тёмной стороны, оставив лунную дорожку с другого борта судёнышка. Питер грёб, стараясь не шуметь, из последних сил. Икру свело судорогой и канадец, нырнув под воду, изо всех сил потянул стопу на себя. Это помогло, но мужчина немного отстал от группы. «Нет, так не пойдёт! Скажут – струсил»
Питер крепче сжал зубами нож и припустил за остальными. Порезанные лезвием губы жгло солью, а эмаль на прекрасных ровных зубах крошилась о ржавое железо. «Плыви, поганец! Плыви!» Франц мягко толкнул в плечо.
– Там.
– Тсс!
Это было тихо-тихо, почти незаметно. Если бы шумел ветер и была чуть сильнее волна, они бы их ни за что не заметили.
– Франц, – голос Вани был на грани слышимости, – готовь факелы. Фойер, понял? С тёмной стороны за фальшборт светлым пятном зацепилась чья-то рука.
– Ну что, мужчины, поработаем? Франц, огонь!
В свете внезапно зажёгшегося факела Питер прекрасно видел, как лишился руки полковник, первым рванувший наверх. Уже уходя под воду, раненный вояка метнул свой нож во врага. И, кажется, даже попал, но это был единственный успех абордажников. Команда кораблика, подсвечивая себе факелами, спокойно рубила измождённых пловцов огромными мечами. Питер отчаянно замычал и изо всех сил заработал руками и ногами. Ему хотелось орать, но проклятая железка во рту мешала. «Не успел, Боже, не успел! А! Атака!»
– Стой, куда? – Питера остановил Джейк, стюард американского «Боинга». – Не видишь, мы одни остались.
Он мотнул головой в сторону дрейфовавшей в пяти метрах лодки. Люди на её борту, просто стояли, освещая всё вокруг, и слушали о чём говорят два уцелевших пловца.
– Не повезло нам. – Джейк улыбался и дышал как загнанная лошадь.
– Эй! Ком, ком. Пис, браза! – Люди на лодке махали факелами и звали пловцов к себе.
– Да пошли вы нахер! – Джейк резко выдохнул и нырнул в тёмную воду. На востоке засерел краешек неба.
Диверсанты оказались крепкими парнями. Назад повернул только один, остальные упорно лезли наверх, не обращая внимания на падающих в воду зарубленных товарищей. «Сволочи они, конечно, но храбрецы!» Иван только сейчас обратил внимание на распоротый рукав камуфляжа.
– Ты смотри! Даже руку зацепил!
– Сильно, Иван Андреевич?
– Пустяки, царапина. Эй ты, ком цу мир, бля! Франц, как это на английском сказать?
На глазах потрясённой команды один из двух оставшихся пловцов, показал фак, выдохнул и утопился. Последний оставшийся диверсант выплюнул в море нож и посмотрел на рассвет. Было видно, что он не боится. Ни смерти, ни боли, ничего не боится. Просто, по каким-то своим причинам, он не хочет умирать. Мужчина перевернулся на спину, отдохнул минутку и, не торопясь, поплыл к далёкому берегу.
– Франц, заводи и давай-ка за ним. Он мне нужен. Договариваться то, насчёт баб, всё-таки придётся.
– Всё, шеф, он спёкся.
– Ну чего стоите? Ныряйте за ним!
Глава 11. В которой освещаются некоторые особенности бизнеса с иностранцами (продолжение).
Аудрюс, как ни странно, был ещё жив. Старпом лежал на песке, у самой линии прибоя, а позади него, столпившись и с надеждой вытянув шеи, торчало ещё человек пятьдесят-шестьдесят.
Литовец делал странные движения руками, как-будто пытался плыть, мотал головой и пробовал подняться. В монокуляр Иван хорошо рассмотрел обрезанные уши и располосованную ножами спину.
– Кожу снимали.
– Что? – Не расслышал Лукин.
– Кожу со спины ему сняли, да уши обрезали. А так – жив ещё. – Маляренко искоса наблюдал за реакцией Игоря. «Молодец!»
Парень не стал устраивать истерики и бесноваться с пеной у рта, а лишь немного побледнел и крепко сжал челюсти. На щеках перекатывались желваки. «Эге! Что-то будет»
Жалости к будущим покойникам, пока ещё спокойно стоящих на пляже, Иван не испытывал совершенно.
– Ты, на всякий случай имей ввиду, мил-человек, что патронов-то у нас – одна обойма.
– Я понял, Иван Андреевич, – Лукин сплюнул и пошёл собираться.
– Франц, давай к берегу!
В десант пошёл сам Иван и два Игоря. Связанный диверсант валялся в трюме, а на самой «Беде», которая отвернула в море, остался только немец.
Высадку русских моряков в воду в двадцати метрах от пляжа, толпа встретила ошеломлённым молчанием. Подняв над головами автоматы, по грудь в воде, три мрачных мужика решительно шли на берег.
Страшно закричала женщина, за ней ещё одна. Потом плач подхватили ещё несколько женщин.
Толпа подалась назад и рассыпалась, на песке остался лишь Аудрюс и воющие вдовы.
Литовец умер через полчаса, так и не придя в сознание. На нём, что называется, не было живого места. Было видно, что моряка пытали очень долго, умело и вдумчиво. Лукина проняло. Парень облизал ссохшиеся губы и, едва сдерживаясь, процедил:
– Верите-нет, Иван Андреич, вернусь сюда. Обязательно вернусь. Соберу ребят и всех… Костяшки сжатого изо всех сил кулака, побелели и затрещали.
– Верю, Игорь, верю. Да заткнись ты!
Иван от всей души отвесил пинка особо громко воющей бабе. В бабе что-то хрустнуло, она всхлипнула и вырубилась. Над пляжем повисла тишина. «Так. Не считая этой дуры, имеем ещё четырёх баб. Неплохо»
Второй Игорь согнал пленниц в кучу и, надавав для профилактики тумаков, вязал женщинам руки их собственной одеждой. Полунагие пленницы смотрелись очень аппетитно – все они были довольно молоды и стройны. И, кстати, замученными совсем не выглядели. Припомнив, в каком виде он вывозил отсюда русских женщин и девочек, Иван почувствовал, как в нём мутной волной поднимается ненависть. «Суки! Самым скотам вас отдам! На самые глухие хутора!»
Среди двадцати «женишков», вкалывающих сейчас у него в усадьбе, было несколько таких «кадров», что рядом с ними Иван не хотел бы жить ни за какие коврижки.
Штурмовать укреплённый лагерь было глупо. Это понимали все. Даже кипевший ненавистью Лукин.
Что делать дальше было непонятно, и Иван, скрепя сердце, мигнул Францу зеркальцем, подзывая «Беду» обратно к берегу. Пяток баб – это мало, но лучше чем ничего.
– Шеф, глянь. – Лукин недобро смотрел в степь. – Идёт кто-то.
Этим «кем-то» оказалось то самое маленькое чмо. Тощий и худой оборванец, ростом метр с кепкой, тащил за собою пустую корзину из под овощей. В другой руке у него была кривая палка с привязанным к ней серым от грязи бывшим белым платком. Чмо заискивающе улыбалось и что-то лепетало на непонятном языке. Иван сплюнул.
– Ком, бля! Вот держи, – он выдрал из блокнотика Аудрюса страничку с именами женщин, – ту хавер, понял, бля? Для верности Маляренко показал два пальца и ткнул в циферблат часов.
– Го! Маленький человечек понятливо кивнул и припустил обратно к посёлку. «Как же пить хочется!» Питер открыл глаза и огляделся. Он всё-таки попал на эту чёртову лодку! «Вот дерьмо!»
Последнее, что он помнил – это тёмная зелёная вода над головой. Он утонул. А эти русские, его, видимо, спасли. «Вот дерьмо!»
Питер был основательно связан по рукам и ногам. Сбежать отсюда было невозможно. Канадец вздохнул и успокоился. Смерти он не боялся, просто было очень жаль оставлять одинокой жену. А ещё ему было очень жаль, что он не увидит, как вырастет его сын.
Надо было срочно с кем-нибудь поговорить и Ваня велел вытащить из трюма пленника. Увидав связанного, но живого мужчину, одна из пленниц, апатично сидевших на песке с потухшими глазами, вдруг подскочила как сумасшедшая и разрыдалась от счастья.
«Угу, а вот и супруга. Маленький, ну что ж ты так дёргаешься то? Ну и что, что жена твоя почти голая? Победители, однако, имеем право, хе-хе-хе!»
Лукин засандалил мужику в челюсть, а Игорь, дежуривший возле баб, пинками успокоил остальных. Разговора не получилось.
Ровно через два часа к пляжу вышел десяток испуганных и побитых женщин, «мелкий» и четверо здоровых лбов с палками. Увидав русских, конвоиры напоследок придали ускорение невольницам и отвалили обратно в степь, от греха подальше. «Мелкий» тряс головой, улыбался и, показывая на валяющуюся пустую корзину, требовательно лопотал. «Ну, Снусмумрик!»
Больше всего Ивану хотелось просто убить их всех. Чмо. Диверсанта. Конвоиров. «Млять!»
– Лукин!
Иван пересчитал женщин. Вместе с пленницами выходило пятнадцать голов. Пополнение, честно говоря, Маляренко сильно порадовало – женщины были не старые и не уродливые. За исключением четырёх китаянок, остальные все были белыми. «Мелкий» протянул список – напротив половины имён стояли галочки.
– Фууууд?
– Игорь, Франц! Пятнадцать корзин сюда тащите. Иван посмотрел пленного и его жену.
– Хрен с ним. Четырнадцать.
Питер сидел на песке, обняв любимую, и смотрел вслед уходящему кораблику. Рядом крутился Коротышка Ло, пискляво командуя носильщиками – русские честно расплатились за женщин. Их капитан, перед уходом посмотрел Питеру в глаза и, сунув ему в руки несколько мятых листочков, на корявом английском языке попросил о помощи.
«Хорошо. Жизнь. Там. Еда. Много. Дружба. Посмотри имя. Список. Уговори. Пожалуйста!»
Линда, наконец, успокоилась и затихла. Питер осторожно поцеловал любимую и, косясь на могилу замученного арабами литовца, сунул список себе в карман. «Я осторожненько…»
Глава 12. В которой Иван отдаёт долги и затевает новое путешествие.
Привезя первую партию невольниц, Маляренко впервые столкнулся с открытым бунтом. Драки между «женихами» за желанную добычу и делёж понравившихся женщин постепенно переросли в откровенную агрессию по отношению к Хозяину. Богатой и комфортной жизни Маляренко завидовали все. Но молча и внутри. А тут, что называется, прорвало.
Иван собрал ополчение и задавил бунт в зародыше, выцепив из толпы заводил и смутьянов. Оставшиеся мужики опомнились, растеряно почесали репы, мол, и чего это мы в самом деле и, похватав в охапку своих женщин, разбежались по своим хуторам. Каждому из таких «опомнившихся» Хозяин презентовал по комплекту камуфляжа и пару ботинок.
Таня ругалась, указывая на то, что таких комплектов почти не осталось, Маша вставала на защиту семейных припасов всей своей большой грудью, но Иван был непреклонен – этим людям, а особенно прибывшим с севера женщинам, срочно требовалась одежда и обувь.
Двух особо дерзких смутьянов казнили в Юрьево, собрав в назидание всех неофитов из Севастополя и его окрестностей. Еще двоих отвели в Бахчисарай и там, на центральной площади городка, Андрюха жестоко высек их кнутом, а потом объявил, что эти два индивидуума на веки вечные становятся рабами и поступают в полное распоряжение владельца лесопилки. «Опричники» шустро нацепили на бедолаг колодки и уволокли их к месту работы. Так в Крыму появилась ВЛАСТЬ.
Лукин задумчиво посмотрел на свежеповешенных придурков и решительно направился к Боссу.
– Когда пойдём к Спиридонову?
Маляренко, закончив шептаться с Юрой, с интересом уставился на прапорщика.
– Дозрел, наконец? Сам видишь, дела у меня. Может, через недельку? Выйти в поход получилось только через месяц.
Сказать, что Ваня сомневался насчёт похода к Спиридонову, значит – ничего не сказать. Маляренко не просто сомневался, а вообще идти туда не хотел! Лукину Иван верил. Верил, но не доверял. Конечно, всё то, о чём ему рассказывал Игорь, было правдой. Иван в этом был абсолютно уверен. А ещё больше он был уверен в том, что о многом Лукин умолчал. Да и времени прошло… два года, как-никак. Мало ли.
А ещё Иван боялся. Просто боялся. Уйти и сгинуть. И оставить здесь в одиночестве своих женщин и своего ребёнка. Чем больше Маляренко обживался, обрастал хозяйством, тем страшнее было его терять.
«Мля! Вспомни, баран, как шарашился по степи, с ножиком и с водяным колесом! Ты ж ни черта не боялся!»
Настр был, прям скажем, не очень. Маляренко прикидывал так и сяк. По всему выходило, что эти люди ему вовсе не нужны. И делать там нечего. И вообще, можно запросто всё там и потерять. Даже жизнь. «Что-то я чересчур подозрительным становлюсь. А ладно! Была не была!» Но перед тем как уйти, надо было сделать ещё кое-что.
Лукина, на всякий случай, отправили с мужиками на «сафари». Подальше в степь и на две недели. В это время Маляренко разослал во все стороны гонцов и провёл в Севастополе учредительное собрание.
Собрались все, кто хоть что-то значил в крымском обществе. Мужчины и женщины, старые и молодые, богатые и бедные.
Огромный лодочный сарай был забит под завязку. Ваня оглядел притихших людей и судорожно сглотнул. На него выжидающе смотрели десятки человек. «Родные мои…»
– Гхм! Так! Я собрал вас всех здесь, этим летом, первого июля четвёртого года… «Как же я вас всех люблю…» … чтобы объявить о том, что сего дня, здесь. В городе Севастополе… «Вы уж меня простите за всё…»
… я объявляю, – голос Ивана звенел, – о том, что время становления закончено! И настал момент, когда ВЫ ВСЕ должны принять решение о создании здесь и сейчас ГОСУДАРСТВА.
Мы прошли долгий путь. От землянок и голода, от бунтов и бандитизма до налаженной, сытой жизни. Жизни безопасной и стабильной. «Я не могу больше…»
Пришло время подумать о будущем. О будущем наших детей и внуков. Убеждён, что только сильное и справедливое ОРГАНИЗОВАННОЕ общество равноправных и независимых людей сможет дать нашим детям будущее. Дать знания, безопасность и уверенность! Спасибо за внимание. Маляренко выдохнул и украдкой вытер со лба пот. «Ну не оратор же я!»
Коленки снова задрожали и Ваня поспешно сел на лавку. Народ ошеломлённо молчал. Маша безмятежно улыбалась и смотрела в потолок. Олег озадачено чесал репу, а Стас и мама Надя одинаково подперев голову правой рукой, задумчиво изучали дрожащие Ванины коленки.
Первой взяла слово, к немалому удивлению Ивана, Алина Ринатовна, пришедшая на собрание вместе с мужем – зажиточным мастеровым.
– Ох и дурак ты, Маляренко, хоть ты и вождь, а – дурак!
Плотину молчания прорвало. Люди разом зашумели, загомонили и принялись орать на Босса, мол, нечего сваливать с капитанского мостика, когда тебе все доверяют и так далее и тому подобное.
Маша всё так же улыбалась, глядя в потолок и мечтательно накручивала на палец свой золотистый локон, а Таня смотрела на любимого с каким-то искренним сочувствием. «Ему надо отдохнуть. Как это будет по-русски? Отпуск! Ja!»
Ваня понял, что он так ничего до сих пор и не понял.
Да, очень многие его боялись и ненавидели, но ещё большее число людей, лучших людей, его искренне уважали и любили.
Маляренко встал, поклонился людям в пояс и ушёл, оставив позади себя оглушительное молчание.
Глотки драли три дня. Каждый вечер, в том же самом сарае, за тем же самым столом, устраивали пирушку и пьянку, а на утро споры начинались заново. Иван на собраниях не появлялся, копаясь на огородах Юрки, пока тот, в числе остальных «делегатов», решал судьбу крымского общества, и отсыпаясь в своей старой палатке. Утром четвёртого дня за ним пришёл очень серьёзный Звонарёв.
– Пошли. Люди хотят тебя видеть. Ваня с надеждой зевнул.
– Может, попозже? Спина, после вчерашней прополки, болела неимоверно.
– Вставай. Они хотят тебя видеть немедленно! Руководителем он уже, де-факто, являлся. Пятого июля четвёртого года Иван Маляренко стал Главой Крыма де-юре.
– А если я не вернусь?
Маша перестала улыбаться и, уткнувшись носом мужу в грудь, принялась сосредоточенно откручивать пуговицу.
– Ты вернёшься. Я знаю, ты вернёшься.
– А если…
– Тогда Я соберу новое собрание и они изберут нового Главу! Глаза женщины смотрели твёрдо и зло.
– Дать бы тебе по шее, любимый, за твои идеи с походами! Но… не могу. Женщина снова прильнула к груди мужа.
– Ты знаешь, что делаешь. Она всхлипнула.
– Только вернись.
Глава 13. В которой Иван улыбается и машет.
«Военный, а нам оружие дадут?» К-ф ДМБ
– Да где-то здесь.
– Где «здесь»? Ты уже тридцать раз мне это говорил.
– Да точно – здесь! Ну, или, может, чуток…
Лукин растеряно замолк. Берег был однообразным и никакими признаками цивилизации не блистал. «Блин! А если промахнулись?»
– Кэп, давай до вечера пройдёмся, а? Точно здесь должен быть посёлок. «Если он ещё существует…»
«Беда» уверенно шла на запад вдоль берега. Места, проплывавшие в полукилометре по правую руку, были точной копией того берега, куда выбросило Ваню больше трёх лет тому назад. Восхитительная степь покрытая разнотравьем, впрочем, уже довольно выгоревшим на солнце. «Клумбы» кустов, да торчащие там и сям кривулины, которые и деревьями то назвать было нельзя. И солнце, и синее безоблачное небо, и жара. Море было спокойным и если бы не заноза неизвестности, в которую они шли, Иван счёл бы это путешествие приятной курортной прогулкой. Весь экипаж (Франц и Игорёк), кроме вперёдсмотрящего Лукина, залез под тент и лениво перебрасывался в картишки. Ваня, стоя за штурвалом, потихоньку начал клевать носом.
– Есть! Есть! Пришли! Вон там!
Лукин возбуждённо орал и подпрыгивал, указывая пальцем на далёкие скалы.
– Наконец то, ура. Парень рухнул на пятую точку и расслабленно выдохнул.
– Добрался.
В сорокакратную цейссовскую оптику был отлично виден посёлок, приютившийся за стеной у скалы, устье реки и ещё один посёлочек на другом берегу этой речки. На самом верху торчала смотровая вышка, на которой, в свою очередь, торчал какой-то торчок, неспешно ковырявшийся в носу. На плече у «торчка» висел автомат… «Ой, бля! Лукин, Лукин… что ж ты…» … а на груди бинокль.
За вышкой виднелся ветряк, лениво вращающийся на слабом ветерке. И вокруг – огороды, огороды.
Издалека посёлок не впечатлил. Ну никакого сравнения с Бахчисараем и, Иван самодовольно хмыкнул, с его усадьбой. Но и нищим, как тот, на Севере, он не выглядел. «Пойдём-ка, поближе его рассмотрим»
– Франц, тише ход. Игорь. – Маляренко глазами показал на прыгающего на носу кораблика Лукина. Дружинник понятливо кивнул и зарядил арбалет. «Мало ли»
«Торчок», наконец, соизволил их заметить, и над берегом мощно завыла сирена. Ваня открыл рот.
– Нихрена ж себе!
Здесь, метров за пятьсот от вышки, тревожный сигнал был ОЧЕНЬ хорошо слышен, а что уж творилось там…
– Стоп-машина.
Вой продолжался минуты три. В монокуляр было отлично видно, как к часовому присоединилась пара вооружённых автоматами людей и что-то на русском народном сказала этому растяпе. Вой смолк. «Как тараканы, чесслово!» Народ лихорадочно разбегался, кто куда. Ваня помрачнел.
– Слышь, Лукин, а чего это они такие нервные то? А? Пуганные, что ль?
Лукин, косясь на арбалет в руках дружинника, пожал плечами и тоже помрачнел.
– На, посмотри, никого не узнаёшь?
Игорь поднёс трубу к лицу – на вышке стоял Спиридонов и пялился на него в бинокль.
– Серёга! Свои, Иван Андреич, свои!
В сброшенную на воду пластмассовую лодочку Лукин погрузил все свои нехитрые пожитки. Две «Сайги», завёрнутые в брезент, и узелок с пистолетом. Проку от этого оружия пока что не было никакого. Ни одного патрона у Лукина не было. Иван кивнул на лодочку.
– Там меня подожди да!
– Франц, Игорь, слушайте и запоминайте. Иван перешёл на шёпот.
– Сейчас уходите. Километров на пятьдесят на восток. Помнишь, лиман там был? Франц кивнул.
– Ждёте неделю ровно. Утром седьмого дня придёте сюда. Отсюда смотрите в трубу. Если в десять ноль-ноль меня нет – домой! Ясно? Игорь насупился.
– Так точно! «Молоток, парень! Лычку ему… если вернусь»
– Если я есть и машу рукой, то тоже уходите! И только если я буду махать веткой – к берегу. Уяснили? Маляренко зашвырнул в лодку мешок с копчёной рыбой и луком. Настроение было отчаянно-весёлым.
«Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Да и хрен с ним! Будь что будет!»
– Шеф! Иван удивлённо оглянулся. «Чего ещё?» Дружинник, ни слова не говоря, облапил его своими могучими ручищами.
– Удачи! Следом, на прощание, Ивана обнял Франц.
– И-и-и, раз!
Ни бить, ни убивать Ваню, как оказалось, никто и не собирался. Мужчины, которые его встретили на берегу, все как один были серьёзные, положительные и с выправкой. Ваня затосковал. «Це ж сердюки!»
На лбу Войтенко аршинными буквами читалось: «восемь классов и спецназ». Спиридонов тоже… изо всех сил изображал отца-командира, рассказывая о «законе степи» и тому подобной чуши.
Маляренко мысленно хрюкнул. Перед глазами проплывали картинки из далёкого стройбатовского прошлого и кинофильма ДМБ. Почему то отчётливо вспомнился «дикий прапор». Ваня «хрюкнул» в полный голос. Местный босс удивлённо обернулся и пригласил Ивана откушать чем Бог послал.
Целый день Ваня прошлялся в одиночестве. Ну как в одиночестве? Компанию ему составлял специально обученный Вася. Конвоир и гид в одном лице. Лукин исчез среди шумных женщин и больше не появлялся, а сам Иван, то сидел в бане, то в столовой, а то и вообще – раздербанил малую копёшку сена, сложенную у стены и завалился спать.
– Ты! – Злобный шёпот раздался прямо над ухом. – Ты чё? Не мог его в гостевой дом проводить? «Войтенко»
– Станислав Данилович, я только на минутку отвлёкся. Откуда ж я мог знать, что он вот так сразу вырубится? Будить? «Хе хе хе. Боец, боец»
– Я тебе разбужу! Карауль! Ваня незаметно улыбнулся и по-настоящему заснул.
Дурацкое пофигистическое настроение, с которым он высаживался на незнакомую территорию поутру, исчезло, словно дым. Вокруг был реальный посёлок, в котором жили настоящие люди, которые требовали к себе настоящего, серьёзного отношения. Иван открыл глаза. Он всё так же лежал на сене, но голова его уже покоилась на подушке, а сам он был укрыт тёплым шерстяным одеялом. Почищенные ботинки аккуратно стояли рядом. «Спасибо вам, добрые люди!»
Маляренко обулся, растолкал бессовестно дрыхнувшего конвоира и отправился наводить мосты любви и дружбы.
Видимо Лукин уже доложился своему начальству, потому как перемену в отношении к себе Иван уловил сразу. Вчера оба, что Войтенко, что Спиридонов были нейтрально-вежливы и не более. Сегодня они смотрели напряжённо, испытующе, как-будто ожидая от него какого-нибудь подвоха. «Уже наплёл, уррродец» Ваня широко улыбнулся и отложил ложку.
– Это был не я! Я – хороший! Начальство ошарашено переглянулось. «Что за клоун?»
Маляренко вздохнул, согнал с лица придурковатую улыбку и постарался тщательно сформулировать свои мысли.
– Здравствуйте, меня зовут Иван Маляренко, я родился в городе Алма-Ате, в семидесятом году. Я был командирован на дальний восток…
Подробный рассказ занял три часа. Мужчины слушали его молча, не перебивая и не торопя. Иван время от времени прикладывался к кувшинчику с квасом и говорил, говорил. Он говорил чистую правду, не утаивая и не скрывая ничего. Рассказывая обо всех своих промахах и неудачах. О победах и успехах. Он привык говорить правду и не считал, что ложь во спасение – благо.
– В заключение хочу сказать, – Иван резко подался вперёд, – Я всегда говорю правду и всегда держу своё слово. На том стою.
Местное начальство снова ошарашено переглянулось – переход от расслабленного состояния к агрессии был слишком резок и неожиданен.
– И кстати, посёлок мне ваш – не нравится! «Бля, кто меня за язык тянет? Заткнись, урод!» Спиридонов оскорблённо вскинулся.
– Это ещё почему? Иван посмотрел на низкий корявый потолок и пожал плечами.
– Домишки не очень. Не веришь – у Лукина спроси.
Судя по всему, местным боссам требовалось время, чтобы переварить всё то, что на них вывалил Иван, они вызвали бойца и попрощались до завтра.
Давешний конвоир отвёл Ивана на кухню, где симпатичная и смешливая женщина налила ему огромную миску горячей ущицы и вручила полкраюхи горячего ХЛЕБА!
Ваня выпал в осадок. Тарелка, случайно задетая локтём, полетела на пол. Гость, к полному изумлению всех присутствующих, вцепился двумя руками в хлеб, поднёс его к лицу и принялся им ДЫШАТЬ.
Какое же это было чудо! Хлеб, настоящий, серый, ноздреватый хлеб. Как же он пах! Трясущимися пальцами Ваня отщипывал от краюхи кусочки, мял их пальцами и отправлял в рот.
С замирающим сердцем, боясь услышать отрицательный ответ, Маляренко заискивающе посмотрел на повариху.
– А ПИВО ЕСТЬ?
Весь лёд недоверия растаял сам собой. Мужики сидели под камышовым навесом на берегу реки. Разумеется с удочками. И, конечно, с пивом и вяленой рыбкой. Рядом, на самодельном гриле, жарились и шкворчали домашние колбаски. Запах был – умопомрачительным! Только ради этого стоило сюда приплыть! И пусть эти люди живут в неказистых домишках, но они знали толк в нужных и правильных вещах!
– А Фермер еще и тёмное варит. Крепкое, зараза. И душистое!
Маляренко страдальчески застонал и очень захотел в гости к неведомому Фермеру.
На вопрос Ивана, как же они при такой жаре умудряются сохранять пиво холодным, Войтенко загадочно закатил глаза и сообщил, что это и есть «самая главная военная тайна».
Войтенко прекратил корчить из себя Главнокомандующего Всея Руси и запросто поведал Ивану в ответ всю их историю, жалуясь на отсутствие врачей, пиломатериалов, ледяной водки и жареной картошки с салом.
– Эти топинамбуры, мать их, достали уже!
Спиридонов скривился и тоже сплюнул. Ванька залпом выхлебал литровую кружку и тоже влез в базар со своими проблемами. Пикник удался.
– Это у вас КОРАБЛЬ такой?