Форпост. Найди и убей Валерьев Андрей

Глава 2. В которой всё идёт кувырком.

«Сынок, всегда смотри под ноги!» Мама. «Протри глаза! Смотри куда идёшь!» Папа.

Володя поплотнее укутался в своё пончо и проводил взглядом руководство, ушедшее железной рукой прививать молодёжи дисциплину. Руководство, честно говоря, было всё ещё слегка пьяненьким и шагало кое-как, постоянно спотыкаясь и поскальзываясь на мокрой траве. При этом, шедший впереди вождь умудрялся на ходу что-то втолковывать Ивану, обернувшись и размахивая руками. Иван Андреевич в ответ смеялся и хлопал того по плечу. Озябший Романов повернулся к очагу и протянул к огню окоченевшие ладони. До подъёма оставалось десять минут.

– Так я ей и говорю – охолони, не нервничай. – Коля активно махал руками в надежде донести до друга все сложности взаимоотношений с подругой. – А она…

Тут вождь, который пару раз лишь чудом не грохнулся в лужи, наконец подошёл к калитке. Облегчив свою душу очередной порцией мата, посвященного Ольге, он дёрнул засов, но не удержался на размокшей глинистой почве и со смехом шлёпнулся на пятую точку, чуть не уронив при этом Ваню. Причём прямиком в лужу.

– Мля! – Обрызганный Маляренко рефлекторно отпрыгнул в сторону.

– Ты того… аккуратней, дядя! – Ваня обошёл истерично хохочущего друга и спиной вперёд вышел из калитки.

Как он сумел среагировать на метнувшуюся серую тень Иван так и не понял. Пятым, шестым, двадцатым чувством, наверное. Огромные серые псы молча бросились на мужчину, всё произошло так быстро, что Ваня не успел ни испугаться, ни удивиться.

– Мля! Как в кино! – Всё ещё не веря, что это происходит наяву, Маляренко крутанулся на месте, встречая дубинкой первую тварь. Удар пришёлся аккурат по оскаленной пасти. Зверь почти по-человечески взвизгнул и отлетел в сторону. Почти сразу же на Ивана налетели еще три здоровенных псины.

– Ааааааа! – Позади Вани, катаясь по земле, отбивался ногами и палкой Николай, вокруг него вилась ещё пара псов, непонятно как пробравшихся Ивану за спину. Обернувшийся на долю секунды к другу, Маляренко успел заметить, как тот переломил дубинкой лапу одному хищнику.

– Ааааааа! – Иван заорал от страшной боли – в руку намертво вцепились клыки огромного лохматого пса. Приложив по черепу твари дубинкой, Маляренко почти стряхнул хищника, но в это время прямо ему в лицо, из серой предрассветной мути, прыгнула новая серая тень. От мощнейшего удара в грудь Иван отлетел назад и, хорошенько приложившись затылком, потерял сознание. Последнее, что он успел краем уха услышать, был отчаянный, полный муки, вопль Николая.

Когда начальство скрылось в предрассветных сумерках, Володя взялся за веник, валявшийся на кухне. Звонарёв изрядно намусорил, стружки были и на столе и под столом и вообще везде. Романов хмыкнул, скоро проснётся Светланка, а передавать ей такой свинарник Володя не хотел. Девушка ему нравилась и, хотя план по уводу поварихи у него ещё окончательно не созрел, Володя потихоньку начал двигаться в этом направлении. От калитки донёсся гогот вождя и Вовка, весело насвистывая нечто легкомысленное, принялся наводить марафет.

Страшные крики и вопли, раздавшиеся через мгновение, подбросили Романова, заставив сразу позабыть о Светке. Пару секунд Володя прислушивался к шуму у калитки – происходило там что-то совсем нехорошее. Совсем позабыв о своём копье, на автопилоте, Володя сунул веник в очаг. Сухие веточки вспыхнули жарким пламенем и вооружившись таким «оружием» дежурный бросился на помощь.

– А ну пошли! Пошли вон! – Володя отчаянно размахивал уже догорающим факелом. Собак удалось отогнать от неподвижных тел Ивана и Коли, но твари кружили в пяти метрах от Романова, у калитки, подбираясь всё ближе и ближе. Что делать Володя не знал, а потому просто заорал во всю силу своих лёгких. Твари отпрянули и в это время пришла помощь. Вооружённые кольями и палками мужики быстро вытурили собак за забор и заперли калитку на засов, для верности подперев её парой палок. Веник окончательно догорел и погас. У Романова отказали ноги, и он обессилено плюхнулся в грязь.

– Вовремя вы. Спасибо мужики.

Больно не было. Совсем. Тело, как-будто онемело. Мысли в голове текли медленно-медленно.

«Я всё ещё жив. Наверное, кому-то там, наверху, я сильно приглянулся. В любом случае, спасибо тебе, кто бы ты ни был». Иван открыл глаза. Вокруг сновали мужики, вооружённые чем попало. Лежать на земле было мокро и очень холодно.

– Живой? – Над Иваном навис тёмный силуэт. Судя по обеспокоенному голосу, это был Серый. – Погоди, мы сейчас тебя под навес отнесём.

Несколько рук вцепились в Ивана и рывком подняли его в воздух. Ваня всхлипнул и отрубился.

– Мда. Расслабились мы. Что тут ещё скажешь. – Звонарёв сокрушённо покачал головой. – Все хороши. Нечего на себя наговаривать. Твоё дело сейчас – поправиться. Ясно?

Голос прораба был нарочито бодр. Николай, к которому он обращался, был совсем плох. Твари изрядно поработали над его телом, порвав ноги и искусав лицо. Иван, лежащий на соседнем лежаке, отделался куда легче. Изжёванная вусмерть правая рука, разодранная когтями грудь, да пяток укусов на левой ноге на фоне ран Коли казались пустячком.

– Да Колян. Не ссы. Прорвёмся. – Маляренко кряхтя приподнялся на локте. – Я тоже хорош. Вышел за забор задом-наперёд. Робинзон хренов. Но собачки то каковы, а? Дождались нас. Молча! В засаду сели и дождались. Умные твари.

– Ребята не вернулись? – Глаза у вождя были как у побитой собаки. «Не доглядел». Володя и Сергей одновременно помотали головами.

– Дык, как? В осаде сидим. Плотно сидим.

Военный совет продолжался уже час. Попросив дежурившую у мужчин Алину выйти из палатки, у входа уселись Звонарёв и Романов, позади маячили Юра-толстый да Макс с Аркадием. Всё наличное мужское население решало, как быть дальше. Стая никуда не ушла, а вольготно расположилась прямо за забором в роще, возле ручья. Из трёх десятков псин пять-шесть всегда кружили вокруг забора, временами пробуя его на прочность. Слава Богу лазить по деревьям эти твари не умели. Звонарёв весь вчерашний день укреплял забор, залатывая прорехи. К счастью таких слабых мест было немного и люди успели найти их раньше хищников. Кое-какие запасы еды имелись, так что в осаде можно было сидеть ни о чём не беспокоясь, дожидаясь когда поправятся Иван с Николаем. Вроде всё хорошо, но в груди Сергея Геннадьевича нехорошо саднило. Судьба молодых ребят его тревожила, хоть все дружно его и уверяли, что те просто отсиживаются в лагере у дальнего ручья. Макс заявил, что через ту защиту звери никак не проберутся. Народ, глядя на бьющуюся в истерике Свету, сам себя убедил в том, что и Димка и Юрка ТОЧНО спаслись. По другому и быть не может!

– За ребят беспокоюсь.

– Серый! Не трави душу! Закрыли эту тему. – Коля чуть не плакал. Он не верил в чудеса. «Не доглядел».

Димку было жаль, да и к Юрке он, если честно привык, но своя рубашка, как говорится, ближе к телу и мысли Вани были сосредоточены на самом себе. Маляренко смотрел на замотанную правую руку и мысленно радовался, что он левша. Воспоминания о том, как его лечили, были во сто крат хуже той боли, которую он терпел сейчас. Алина, при всей своей внешней хрупкости и слабости оказалась железным человеком. Велев мужикам держать Ивана покрепче, она раскалённым ножом взрезала все раны и укусы на теле мужа, как следует их вычистив и промыв остатками одеколона. Крови при этом Ваня потерял едва ли не больше, чем от собак. Было бы хорошо потерять сознание во время этих процедур, но, как назло, этого не произошло и наорался Маляренко тогда от души. На два года вперёд. Даже на три. Алина, с каменным лицом, зашила разрезы, обмыла раны мужа кипячёной водой и туго забинтовала их остатками бального платья. Так что бинты, в которых сейчас красовался Иван, были из белоснежного шёлка. Правда, после всей этой кровавой бани Алина свалилась обморок, а придя в себя, ударилась в неуправляемую истерику, но дело было сделано. Ольга же не смогла заставить себя сделать такое и Николая обрабатывал Серый. Правда получилось это у него неважно ибо опыта не было никакого. А что делать с ногами, разодранными в клочья, он вообще не представлял. Звонарёв просто промыл раны водой и накрепко замотал их тряпками.

Так ничего толком и не решив, мужики разошлись по своим делам, оставив друзей поправляться и отдыхать. Внутрь палатки с маленьким стаканчиком в руке прошмыгнула Алина. Воровато оглянувшись на уснувшего Николая, она вытащила из внутреннего кармана маленькую таблетку.

– Глотай, быстро!

– Что это?

– Потом, потом. Спи. – Алинка нежно поцеловала мужа и выскочила из палатки.

Николай Николаев, бывший старлей-зенитчик, скончался на третий день после схватки с собаками.

Иван, к тому времени уже немного оправившийся благодаря заботам жены, собрал мужиков и велел готовить факелы. Много факелов. Идти на прорыв к погосту решили все вместе. Мужчины и женщины. Идею похоронить вождя внутри ограды Маляренко, посоветовавшись со Звонарёвым, отверг – здесь был родник, а эти подземные воды… кто их знает, где они там текут. Рисковать Ваня не хотел.

С мрачной решимостью люди собрались возле калитки, сбившись в плотную группу, в руках женщин были факелы, мужчины держали копья и дубинки. Люди молча стояли и ждали команды Ивана. Маляренко дождался, когда Серый, тащивший через плечо тело Николая, подойдёт поближе и, глядя в сосредоточенное лицо Алины, скомандовал: – Пошли! Почему то вспомнился самолёт и крепкое рукопожатие при знакомстве.

– Да помню я этот обелиск, его мой отец делал, я тогда у него на подхвате был. – Невысокий мужичок, весь, с ног до головы покрытый серой каменной пылью, степенно отряхнул ладонь и крепко пожал руку полковника.

– Тогда для отделки горкома должны были мрамору привезти, но чего-то напутали и привезли диабазу. Завхоз, помню орал долго… ну и туда-сюда распихали матерьял-то. Крепкий, зараза. Намучились пока сделали. Так чего нужно-то?

Иван Сергеевич мысленно попросил прощения у деда за ложь и принялся вдохновенно врать.

– Да понимаете…

– Александр Анатольевич.

– Александр Анатольевич, установил я точно, что дед мой там похоронен в братской могиле. Думаю или фамилию нашу на обелиске выбить или, если не разрешат, рядом ещё один памятник поставить. Поменьше, конечно. И тоже из этого… диабаза. Глаза у камнетёса заинтересованно блеснули.

– Ну дело хорошее, можно и поставить. Новый, конечно, памятник. Из администрации только бумагу надо бы получить.

– Будет тебе бумага. Полковник, задумавшись, отстранённо кивнул и вышел из мастерской.

Глава 3. В которой Иван преодолевает текущие невзгоды.

Стая исчезла также неожиданно, как и появилась. Однажды прохладным солнечным утром Маляренко, взобравшись на помост у калитки в надежде подстрелить из самодельного арбалета одну из тварей, никого не обнаружил. Вечно вьющиеся под забором собаки исчезли. Будучи уже «учёным» Иван в снятие осады нифига не поверил, а кликнув мужиков, расставил их на дозорных помостах в разных концах посёлка. Собак не было не видно, ни слышно. За три недели псы приучили людей жить при постоянном рычании, тявканье, вое и прочем шумовом оформлении, сопровождающем три десятка собак, и сейчас у Вани было ощущение, что он оглох. Напряжённое наблюдение в течение дня ничего не дало – вокруг пели птички и шумели деревья. Вечером, отозвав людей с постов, новый «старый» вождь устроил совет.

– Ну, что, Геннадьич? Ничего? Подошедший к столу последним, Звонарёв отрицательно помотал головой.

– Ничего Иван Андреич. Ушли проклятые. Иван призадумался: – Это же сколько мы тут безвылазно просидели?

– Двадцать дней как Колю схоронили. – Прораб устало повалился на мягкое кресло. – Вот и считай. Двадцать три дня.

– Ага, всю зиму. Заметили, дни солнечные стали. И теплее с каждым днём.

– Несерьёзные тут зимы – и трети дров не спалили. – Звонарёв довольно щурился.

– Значит так, мужики. Завтра поутру смотрим внимательно, если всё чисто – снова готовим на всякий случай факелы и идём все вместе, плотно идём, вокруг рощи. Надо убедиться, что псы ушли.

– Без баб пойдём? – Влез в разговор Романов.

– Да.

– Если снова нарвёмся, то, может, и не отобьёмся. Как Колю хоронили, помнишь?

Маляренко помнил. Тогда вышедшие за забор люди были сразу атакованы десятками собак, и лишь плотная стена из горящих веток остановила хищников. Так, пятясь и отмахиваясь, поселенцы добрались до погоста. Разложив вокруг костры из принесённых с собой веток, люди стали в прочную оборону, дожидаясь пока лихорадочно орудовавшие лопатами Серый и Юра не выроют глубокую могилу и не похоронят вождя. Ни копий, ни дубинок псы не боялись, но запах палёной шерсти сразу охладил их пыл, и свора все это время держалась на приличном удалении от людей.

– Ладно, парни. Утром видно будет. – Маляренко нарочито бодро улыбнулся. – Да и арбалеты теперь у нас есть! Отобьёмся, если что. Света! Ужин давай!

Арбалеты были плодом научных и инженерных изысканий Романова. Руками он такие вещи делать не умел, но кое-что помнил из кино и литературы. Так что, слегка покумекав, он привлёк к работе Юру и Серого. Делать в осаде, было, в общем, нечего и мужики с энтузиазмом взялись за работу. Арбалетов получилось два. Один большой, а второй маленький. Стреляли оба плохо, вдобавок рычаг для натягивания проволочной тетивы, вышел совсем корявым. Рессора от «Газели» сгибалась с превеликим трудом, да и стрелять особенно никто не умел. Особенно по таким вертлявым и беспокойным целям, как собаки. За последнюю неделю дежурные выпустили почти сотню болтов, попав при этом всего три раза. Да и пробивная сила у болтов была какая то… не пробивная. Из подстреленных собак только одна завалилась и была немедленно растерзана сворой. Остальные две, взвизгнув, удрали. Но всё-таки это было оружие! Ивану оно придавало уверенности в себе гораздо больше чем какая-то дубина.

– Ушли, точно ушли. – От радости Володька прыгал до тех пор, пока не вляпался в засохшее собачье дерьмо. Восторженные вопли сменились матом и проклятьями. Настроение Ивана, осторожно шагающего по изрядно загаженному берегу ручья, стало просто отличным. Твари исчезли, солнце светит, ветерок уже не холодный. Что ещё надо? Вон «у соседа корова сдохла, пустячок а приятно».

– Ты под ноги смотри, а не скачи как стрекозёл. И вообще, Кулибин, скажи мне, как так получилось, что при зверском усилии на взвод, арбалет стреляет еле-еле?

– Иван Андреич, убей Бог, не знаю! Загадка природы сие!

– Ну-ну… Кулибин.

Маляренко выбрался на опушку и, усевшись на пенёк, стал дожидаться возвращения дозора. Парни, отошедшие в степь шагов на триста, бодренькой трусцой, всё время настороженно оглядываясь, возвращались к ставшей уже родной рощице. Судя по их улыбающимся рожам, собак они так и не заметили.

– Значит так парни, – Иван постарался говорить уверенно и внушительно. – Сейчас двигаем к лагерю у моря. Ищем ребят. Не разбредаться. Идти плотно. В облаках не витать. Смотреть вокруг. Геннадьич, ты Соловьём-разбойником будешь. Свисти со всей мочи каждые сто шагов. Алга пацаны!

Поиски ребят ничего не дали. Лагерь был пуст и заперт снаружи. Маляренко прикинул возможный риск и разбил людей на две тройки, отправив Звонарёва с подручными обшаривать степь между дальним ручьём и посёлком, а сам с Володей и Юрой, переправившись через изрядно разбухший ручей на другой берег, двинул от водопоя дальше на юг. Пропетляв четыре часа, спасатели так никого и не нашли. Это было, в общем, не плохо, останков ребят нет – значит есть шанс на то, что они где-то до сих пор шарашатся. В то, что пара охотников может сдохнуть с голода Иван не верил. Следов своры тоже не было видно. Это был несомненный плюс. Из минусов было то, что все трое вконец сорвали себе голоса и разговор на обратном пути вёлся свистящим шёпотом.

– Завтра снова пойдём? – Ну Юрку было жалко смотреть – к таким долгим переходам он был явно не приспособлен.

– Я пойду, Володя – ты тоже пойдёшь. Может быть ещё кого-нибудь из парней Звонарёва возьму. – Иван тоже устал. Вроде бы совершенно зажившие укусы на левой ноге некстати разболелись и передвигался Маляренко чертыхаясь и прихрамывая.

– Ребята могли и на мою старую стоянку уйти. Там вода есть. И по ручью вверх уйти. До той рощи, где Володя привал делал. Романов кивнул.

– Да. От воды им нельзя уходить. Или-или. Или возле источников найдём, или можно вообще не искать.

К посёлку подошли уже затемно. Светлана, с надеждой ожидающая возвращения поисковиков, бурно разрыдалась, когда Иван отрицательно помотал головой. Навстречу из-за стола поднялся прораб.

– Ничего не нашли, Иван Андреевич. Пусто.

За следующие три дня Иван, взяв в компаньоны Володю, обшарил оба берега дальнего ручья от устья и до источника в роще. На второй день Алина, которой смертельно надоело сидеть в лагере и утешать Светку, напросилась идти с мужчинами. Ваня, поскрипев зубами, всё-таки дал своё согласие – присутствие рядом жены его всегда радовало и бодрило. Наедине Иван частенько называл свою женщину лучшим лекарством, одно присутствие которой способно поставить на ноги даже безнадёжно больного. Впрочем, всё было на самом деле не совсем так. Когда-то давно все жители посёлка дружно удивлялись тому, что Алина сумела выходить сильно искусанного Алексея. Тогда все решили, что всё дело в заботе, уходе и любви. На самом деле, при обыске и изъятии вещей дядя Паша и Серый каким-то образом проморгали небольшую сумочку, в которой Лёша, оправляющийся от последствий простуды, вёз с собой немного таблеток ампицилина. Таблетки помогли и сейчас. Маляренко заикнулся было о том, что надо бы поделиться с Колей, но Алина упёрлась как русская пехота под Сталинградом и лекарство офицеру не дала, мотивируя это тем, что таблеток осталось всего восемь штук – раз, и, судя по ранам, Николай не жилец – два. Благодаря своевременно принятым мерам и антибиотикам, Маляренко действительно быстро поправился, правда мизинец и безымянный палец на правой руке категорически не желали сгибаться. Что было тому причиной – клыки пса или нож Алины, Маляренко так и не узнал.

– Какие планы, Иван Андреич? – Звонарёв неторопливо поглощал наваристую мясную похлёбку. – Дальше искать будешь? Сидящая неподалёку, у очага, Светлана, встрепенулась и навострила ушки.

– Ага. – Маляренко уныло кивнул. – К «парковке» Иваныча пойду схожу. Если там никого не будет… – Вождь помолчал. – Тогда всё. Больше искать не будем.

От очага раздались сдавленные рыдания и повариха быстро исчезла в темноте. Никто из женщин даже не дёрнулся пойти следом чтобы утешить девушку. Иван с удивлением поглядел на Олю. Та ответила откровенно злобным взглядом и, раздражённо прошипела: – Да зае…сь я уже её утешать. Истеричка хренова, а не подруга.

Бывшая «первая леди» резко встала из-за стола и, со злости пнув веник, ушла в дом. Иван сидел и отстранённо думал о том, что он очень устал, устал морально. Что устали все вокруг и оттого у баб постоянные истерики. И что посиделок вокруг костра с песнями-танцами давно уже не было. И что бывшие бомжи признались ему, что мечтают прирезать Романова. И что Алина часто плачет по ночам, вспоминая потерянную дочь, а эта сука, Маша, перессорила кучу народа. И что со всем этим надо что-то делать, но сил никаких нет. Да и желания, в общем, тоже. И что он, Иван Андреевич Маляренко, хотел бы, подобно страусу сунуть голову в песок и не думать ни о каких проблемах. Тоска и безысходность. «Мля. Нельзя так. Сдохнем ведь!»

Ваня встряхнулся и заметил задумчивые взгляды, обращённые на него со всех сторон. Люди чего-то ждали. Ждали слова вождя.

Маляренко встал и, улыбнувшись, громогласно выдал нечто совсем уж несусветное – всплывший из глубокого детства стишок:

– О чём поют воробышки, В последний день зимы? Мы выжили, мы дожили, Мы живы – живы мы!

– Юрка! Тащи сюда всю бражку. Сегодня пьём! Объявляю первый день весны! – Голос вождя гремел на всю округу.

Народ, напрочь охреневший от неожиданной речи Ивана, ожил, засуетился и зашумел. Вождь таким нехитрым детским стишком умудрился донести до всех простую мысль: они живы – и это главное!

Маленькая команда разведчиков за пару дней шустро сбегала до «парковки» и обратно. Парней не было и там. Димка-таксист и Юрка-студент исчезли бесследно.

Артём, как человек, поднаторевший в искусстве убеждать, уверенно дожимал своего визави. Глава сельской администрации из глухого степного района Крыма, то краснел, то бледнел, при этом невероятно потея. Деньги сами текли в руки, но вывести из сельхозоборота пятнадцать соток, и оформить их как дачу было страшновато. Прокурор района был человек серьёзный.

– Да возьмите любой другой участок! Господин хороший!

Артём покосился на стоящего вдали отца. Иван Сергеевич, рассеяно крутя в руках старый компас, стоял посреди поля и глядел на далёкий обелиск.

– Значит так. Прокурора я возьму на себя. Оформляй бумаги. Ещё пять процентов я тебе, так и быть, накину за беспокойство.

– А…

– И всё!

– Папа, ты уверен в том, что делаешь?

Глава 4. В которой Иван думает тяжкую думу и начинает свой путь в олигархи.

– Володя, бросай ты это дело. Надо поговорить. – Маляренко довольно потянулся. – Тепло, хорошо. Настоящая весна пришла! Травка зеленеет, солнышко журчит… или блестит?

Романов, затеявший в связи со своим новым «старым» семейным положением строительство отдельного домика, с облегчением бросил месить глину и направился в «кабинет» вождя. Вождь выволок из-под навеса столовой одно кресло и, поставив его на солнышке, загорал. Грязный, словно чушка, Володя подошёл и со стоном повалился прямо на землю.

– Что? Трындеть – не мешки ворочать?

– Да. Что-то я того… погорячился. – Бывший банкир огорчённо разглядывал мозоли на своих ладонях. – Пока на один блок намесишь, пока отформуешь. Эдак я два года на дом кирпичи делать буду.

– Угу. Не забывай, что Серый тебе ещё и другие дела найдёт. Работу на общину никто не отменял. Ты у нас уже сколько? Почти четыре месяца, да? А к памятнику мы так и сходили.

Романов поражённо воззрился на вождя. Причудливые ходы его шахматной мысли порой ставили Володю в тупик.

– Удивил, Иван Андреевич. Чего это ты об этом вспомнил? Или, – Володя ухмыльнулся, – проверить решил, не обманул ли?

Маляренко шутливый тон не поддержал, молча разглядывая сидящего перед ним парня. Под неожиданно тяжёлым и пристальным взглядом вождя Романов вдруг почувствовал себя очень неуютно. Поперхнувшись недосказанной шуткой, он согнал улыбку с лица и торопливо кивнул.

– Когда выходим?

– Иди, работай. Там видно будет. – Иван смотрел на удалявшегося Романова и решал, что с ним делать. С одной стороны – мужик то неплохой, умный. А с другой стороны – руками до сих пор только ложку держать и может. Ну ещё морды бить. Хорошо хоть Машку свою приструнил, а то, сука, совсем вразнос пошла. За несколько месяцев, проведённых в посёлке, она немного отъелась, округлилась и привела себя в порядок и при этом умудрилась рассорить почти все сложившиеся пары и заставила переругаться между собой всех баб. Иван зажмурился. Талант! Талантище! Эту Машку надо было к врагу в тыл забрасывать – Третий Рейх рухнул бы в одночасье. Бабы пытались устроить разборки, но секретарша и тут всех удивила – дралась она не хуже своего бывшего босса, так что студентки покинули поле боя несолоно хлебавши и еще долго потом радовали окружающих лиловыми фонарями. После этого вождь в категоричной форме приказал Романову «объездить» свою бывшую подчинённую. Володя прикинул хрен к носу, сравнил совершенно запустившую себя Светку с Машкой и принялся «объезжать». Укрощение строптивой продолжалось неделю и завершилось полным успехом. Как он это сделал, Иван знать не желал, но звонкие звуки пощёчин и глухие – ударов, говорили сами за себя. Да и ходила Маша потом целый месяц скособочившись и вся сплошь разрисованная синяками. Зато моральный климат в посёлке разом оздоровился. По крайней мере женщины вновь стали между собой разговаривать, а Мария стала тихой, незаметной и очень вежливой. Через какое-то время, за общим ужином, Романов публично объявил всем, что берёт её в жёны совершенно официально и на полном серьёзе попросил у Маляренко благословения и «штамп в паспорт». Вождь тогда неслабо подавился, но нашёл в себе силы и, судорожно проглотив кусок, объявил их мужем и женой. Женщины от умиления даже всплакнули, а Маша с тех пор стала просто шёлковой.

Вождь ещё разок посмотрел на копошащегося в куче глины Романова и вздохнул. «Отселить бы их. А куда? Сдохнут ведь. Да и нужен он мне. А я ему».

Звонарёв опять становился проблемой. Заполучив пару военнопленных, к тому же люто ненавидящих Володьку, прораб, и без того руководивший ежедневной жизнью общины, стал усиленно тянуть одеяло на себя. Или, вернее, под себя. Юрка-толстый, одно время болтавшийся как цветок в проруби, между вождём и прорабом, открыто примкнул к Серому. Так что счёт был два четыре в пользу зама. Ни та ни другая группировка не желали открытых боевых действий, понимая, что на этом на общине смело можно будет поставить крест, и в посёлке сложился вежливо-равнодушный нейтралитет. Внешне, на общих собраниях и планёрках, которые вёл Иван, всё было чинно-благородно – прораб выслушивал указания вождя, но делал потом всё по-своему.

Алина, несмотря на то, что всегда, по-женски, старалась всё решать миром и та скрипела зубами, глядя на то, что вытворяет Звонарёв. Первым делом тот поменял жильцов в доме. Теперь там проживал лично он с Ксенией, Юрка с Настей, да Макс с Аркадием. Всех баб, даже больную Аллу вновь вытурили в палатки. Вспомнив об этом, Иван злобно выматерился. Произошло это, когда его не было в посёлке, а потом, откровенно говоря, вождь дал слабину. Не прижав наглого зама сразу, Маляренко упустил время. С тех пор прораб был безукоризненно вежлив и не давал повода к себе прицепиться. Да и выгнанные в один голос дружно уверяли, что, мол, уже тепло и «на свежем воздухе получше будет». Глубоко в душе Иван с этим был согласен: ютиться друг у друга на головах – удовольствие ещё то. Но, при этом, чувствовал он себя словно оплёванным. Затем, науськиваемый Ксенией, Серый, по примеру вождя, велел своим хлопцам поделить, наконец, студенток. Хотят они того или нет. Алина было решила встать на защиту девчонок, но, подумав, нехотя признала, что без мужчин они пропадут. Парни бросили монетку и честно поделили тёлок. Девчонки поплакали, но кочевряжиться не стали, поскольку за последние месяцы сильно поумнели, а покорно последовали в дом за новыми мужьями. С тех пор, глядя, как по-хозяйски обходит свои владения прораб, Иван не раз замечал торжествующий огонёк в его глазах. Трон был близок. «Ладно. Худой мир лучше доброй ссоры».

Иван представил себе возможное побоище ВНУТРИ посёлка и его передёрнуло. «Нафиг, нафиг! Пока Серый открыто не нарывается – потерплю».

– Чаю будете?

– А? – Иван очнулся. На кухне привычно хлопотала Светлана, растапливая очаг.

– Да, Светик, – Маляренко ласково улыбнулся, – с удовольствием.

Девушка вздрогнула, что не укрылось от глаз вождя. Весёлый и добрый человек, много и с удовольствием смеявшийся задорным и заразительным смехом, она превратилась в серьёзную и даже немного угрюмую женщину.

– Сядь, поговорим?

– Не о чем нам разговаривать, Иван Андреевич. У меня всё… нормально. Повариха твёрдо посмотрела в глаза вождю.

– Все кто меня здесь имел – умерли. И этот сдохнет. Сейчас кипяточек подойдет. – Света резко сменила тему и натужно улыбнулась. Возле стола нарисовался Макс.

От этих виражей у Ивана по спине побежали мурашки. Он смотрел на эту стройную и хрупкую блондинку так, будто впервые её увидел.

«С ума сойти! А ведь точно. Это же свихнуться можно. Откуда в ней столько сил? Сначала Юрка, он был её парнем ещё там, потом Ермаков, потом грёбанный Рома её трахал, теперь вот Димон… погиб. Охренеть!»

Ивану захлестнула волна жалости к этой женщине. Свирепо поглядев на съёжившегося Макса, Маляренко взглядом пообещал ему геену огненную если хоть один волосок… Парень, прошмыгнув мимо вождя, подошёл к жене и, сильно смущаясь присутствующего здесь Ивана, вытащил из-за пазухи маленький букетик самых первых полевых цветов. Девушка слабо улыбнулась, что-то тихо сказала и взяла букет.

Мысленно поставив себе «неуд», Маляренко бодренько допил чай и тоже рванул за цветами.

– Слухай, Вовка, а действительно, сколько лет он, по-твоему, здесь стоит? – Иван сосредоточенно оттирал от пыли якорь на монументе. Пыльная и грязная ладонь, шурша, ходила по граниту. Действительно, Володя не соврал, кроме якоря на обелиске едва можно было разобрать цифры. Тысяча девятьсот сорок четвёртый. И на этом вся историческая ценность монумента заканчивалась.

– Тыщща! Не меньше! – Володька шумно высморкался, извинился перед Алиной и продолжил: – Двинули уже, а? Нам до посёлка ещё топать и топать. До темноты бы успеть, а то нарвёмся. А вообще, интересно, сон. Ага. Угу. Не понимаю, Иван, не понимаю.

– Ты думаешь, Я понимаю?! – Маляренко бросил наводить лоск на памятнике и зло крутанулся к Романову. – Да я материалист по жизни. Я, блин, в Бога не верил и не верю до сих пор! Я в разум человеческий верю. В инженеров и учёных верю. У меня уже полгода крыша сбоит – что за хрень вокруг нас творится? И как всё это, блин, с материализмом соотнести… не знаю. Ваня сел на землю перед памятником и схватился за голову.

– Ладно, перенос. Неизвестное науке природное явление я ещё допускаю, но сны? Как видеозапись. Это что? Со мной Аллах разговаривает?

– А почему Аллах? – Романов удивлённо насторожился.

– Тьфу! Приплети сюда ещё религиозные предрассудки, приплети. – Иван продемонстрировал внушительный кулак. – Потому. Какая разница! Заратуштра и Иисус с Буддой. Я не знаю кто. Может инопланетяне?

Алина сидела неподалёку и слушала спор двух мужчин. Зная своего мужа, она понимала, что влезать в этот разговор бесполезно. Ивана несло. Брызгая слюной и обильно матерясь, он пытался уложить факты в привычные рамки, царившие у него в голове. И это у него не получалось, а смириться он не мог и не хотел. Ну как же! Человек – царь природы! Венец творения. Алина горько усмехнулась. Сама она уже смирилась, не пытаясь ничего понять, а просто приняв всё как есть.

– Милый, я отойду за холмик, ладно? Как раз в это время «милый» и Романов схватились за грудки.

– Ты ещё «Матрицу» вспомни!

– А я и вспомню! Вспомню!

– Да не пошёл бы ты…

– Милый.

Дрожащий, тоненький голосок жены буром влез в мозг Ивана. Он моментально заткнулся и, выхватив тесак, кинулся к супруге. Следом, позабыв о драке, подхватив копьё, рванул Володя.

– Что? Что случилось, что с тобой?

Глаза у Алины были как два полтинника, позабыв застегнуть ширинку, одной рукой она придерживала джинсы, а второй тыкала куда-то за спину.

– Там. Посмотри. Там ещё один памятник.

– Фууххх! – Иван перевёл дух. – Ну напугала! Подумаешь, памятник. Пошли, посмотрим.

И мужчины, перевалив через совсем маленький холмик, обнаружили ещё один «монумент». Массивный гранитный куб метр на метр наполовину врос в землю, а свежая трава скрадывала ещё сантиметров двадцать, так что казалось, что над степью торчит выбеленная солнцем квадратная столешница.

– И чего тут? – Маляренко скептически хмыкнул. – Камень как камень.

– Ты прочитай. Там. С той стороны. – Алина запунцовела. – Я там увидела.

Трава за оборотной стороной камня была примята и Иван, совершенно запросто прочёл прекрасно сохранившиеся, чёткие буквы. «Маляренко Иван Андреевич».

Маляренко Иван Андреевич прочёл это ещё разок, вспотел, странно кашлянул и хлопнулся в обморок.

– На, выпей водички. Пей, пей. – Ваня проснулся от того, что какой-то идиот лил ему на лицо тёплую, противно воняющую резиной воду. Тьфу ты!

Голова лежала на тёплых женских коленях. Запах любимой привёл Маляренко в чувство и он, открыв глаза, резко сел. Не глядя, впрочем, на камень.

– Что-то перегрелся я сегодня. – Вид у Вани был как у только что проснувшегося человека. – Мерещится фигня всякая.

Взгляд его старательно блуждал по степи. Вид, действительно был красивым. Там и сям среди пока ещё не выгоревшей на солнце зелени, под ветром колыхались красные пятна дикого мака. Степь расцветала.

– Эта «фигня»? – Голос Романова был чертовски напряжённым. Иван нехотя обернулся. За то время, что он валялся в отключке, Володя провернул нехилые земляные работы, практически полностью раскопав и почистив монумент. В полном молчании Иван изучал надписи.

«Маляренко Иван Андреевич». Дальше шли даты рождения и смерти. Года были, естественно другие, но день и месяц рождения, выбитые в камне, точно совпадали с днём рождения Ивана. А день гибели (Маляренко наморщил ум) совпадал с датой начала его командировки.

– Блиииин. – Ваня нервно потёр лицо. – Это что за привет из прошлого?

Володя молча развёл руками, а Алина, изумлённо закусив кулачок, только пожала плечиком.

Под этими знаменательными надписями присутствовала ещё одна, в которой всем сообщалось, что сей монумент воздвигнут неким Иваном Сергеевичем Маляренко, а также имелась уже немного нечёткая картинка с падающим самолётом. Причём нарисовано это было так, что нужно было иметь богатое воображение, чтобы понять что это самолёт. Больше всего это смахивало…

– Вань, а ведь эта загогулина на стрелку смахивает. – Глаза Алины азартно блестели.

Глава 5. Планово-убыточная. В которой Иван проявляет выдержку и мудрость.

– Копаем? – Володя тоже был изрядно возбуждён.

– Погоди, красавец. – Маляренко обошёл вокруг камня пару раз, явно что-то в уме прикидывая. – Закапывай! Всё как было, закапывай. И травку погуще сверху набросай.

– Ванечка!

– Иван Андреевич, ты чего?!

Возмущению спутников не было предела. Конфетку показали, развернули обертку, а попробовать не дали! Иван вздохнул – ну что ж такое. Умнейшие ведь люди, причём оба, и как себя ведут. Как дети, чесслово! Маляренко постарался успокоиться и тихим, почти ласковым голосом повторил.

– Закапывай и маскируй. Аля, Володя, не мне вам объяснять, что уже вечер, скоро стемнеет. Надо идти назад. Задерживаться я тут не хочу. Сейчас не хочу. Через пару дней найду подходящий повод, и мы все сюда придём надолго. Так надолго чтоб все загадки можно было разгадать. И ничего никому не говорите. Даже Маше.

Иван пристально посмотрел в глаза Романову – тот молча кивнул и пошёл работать.

Назад шли очень быстро, временами срываясь на лёгкий бег, вокруг, то и дело, раздавалось какое-то тявканье, вой и прочие прелести дикой природы. Зверьё потихоньку начало выбираться из своих нор на ночную охоту. И хотя Ваня уже прекрасно знал, что большую часть этих звуков издают неопасные зверьки, вроде маленьких лисиц, идти всё равно было неприятно. Алина тоже зябко поёживалась, несмотря на то, что было совсем не холодно. Позади, вцепившись в копьё и постоянно оглядываясь, пыхтел Романов.

Не дойдя до заветной рощи метров шестьсот, в почти полных сумерках, троица нос к носу столкнулась с «комиссией по встрече». «Комиссия» была абсолютно голая, заплаканная и сильно замёрзшая. Романов, увидев в каком виде, посреди ночной степи, его встречает жена, длинно выматерился и, обогнав остолбеневших Маляренок, побежал к Марии.

– Какого хера?! – Иван и Алина ошарашено переглянулись. Опознав среди путников Володю, сидящая на земле девушка подскочила и, попав в объятия мужа, разревелась.

Длинная кожаная куртка, доставшаяся Ивану в наследство от таксиста, пришлась немного успокоившейся девушке в самый раз. Завернувшись в неё, как в банный халат, Маша спрятала лицо на груди Володи и что-то тихо стала ему нашёптывать, временами всхлипывая и вытирая нос.

Через минуту Маляренко смог воочию лицезреть то, о чём ему рассказывал Николай, когда перед боем у Вани «рухнула планка». Только теперь это произошло с неизменно спокойным и рассудительным банкиром. Романов зашипел, мягко отодвинул жену, схватил копьё и с подвыванием кинулся в сторону посёлка.

– Стой! Не надо! Не ходи! Они же только этого и ждут! – Маша, визжа, вцепилась в брючный ремень, но озверевший мужик не обратил на это никакого внимания, волоча женщину за собой. Ваня прикинул, как бы ему не попасть под копьё, догнал напарника и, изловчившись, двинул ему в левое ухо. Романов рухнул, как сноп.

Расположились они там же, где перед нападением на посёлок обитал Романов с «бомжами». В кустарнике у дальнего ручья. Благо какое-никакое укрытие там было и переночевать можно было без опаски.

– Ну вот, – костерок окончательно разгорелся и Иван, усевшись поудобней и обняв жену, приготовился слушать. – Теперь расскажи. Не торопись. Спокойно. Кто. Что. Как.

– Расскажи. – Володя мрачно щупал распухшее ухо. – Подробнее.

Маша подтянула под себя голые ноги, укуталась в куртку поплотнее и напоследок хлюпнув носом, начала.

– Как только вы ушли, я стирку затеяла. В бане. И сама помылась. Тут эти, – Маша скривилась и словно выплюнула, – «бомжи» припёрлись. Я кричала, но никто не пришёл, не помог. Меня… побили и … Девушка замолчала. Иван почувствовал, как задрожала Алина.

– Суки.

– Потом вытащили за руки, за ноги из посёлка и из ворот… раскачали и бросили. Сказали, чтоб проваливала. И чтобы ты, если жить хочешь, в посёлок не возвращался. – Маша убито посмотрела на мужа. – Я целый день бегала, зарядку делала. Было очень холодно. А потом я устала и села. Так вас и дождалась.

Иван смотрел через огонь на пару, сидящую напротив, и пытался определиться со своими чувствами. Женская солидарность, проявленная Алиной к избитой и изнасилованной девушке, его ничуть не тронула. К Машке он относился весьма скептически, хотя и признавал её красоту. Ситуация была ясна как Божий день. Звонарёв решил взять власть в свои руки. Сначала команда «фас», конечно тихая и негласная. Потом люто ненавидящие и бывшего босса и его секретутку «бомжи» её трахают и избивают, но так, аккуратненько, очень больно и обидно, но без увечий и членовредительства. Да ещё и нагишом гонят. Чтобы, значит, встретила нас.

– Хе! – Ваня громко усмехнулся.

«Серый, Серый… ну что ж ты такой… тупорылый то, а? Даже самому тупому дебилу понятно, что без твоей команды эти перцы даже пёрнуть не смеют. Да и Толстый бы точно влез, он хоть и тряпка, но изнасилования бы не допустил. Значит ты и его придержал, и баб. Ясно – там у всех, в общем, насчёт Романовых полный одобрям-с».

Ваня посмотрел на Володю. Тот явно всю эту схему тоже просчитал и теперь задумчиво изучал лицо вождя. Маляренко кивнул. «Да, Вовка. Ты точно не дурак. Чего мне теперь с тобой делать-то?»

– Хе! А что, дорогуша, насчёт меня и Алины Ринатовны, хоть словом каким кто обмолвился?

В умных глазах Машки на миг проскочило желание соврать, но, подумав немного, она отрицательно помотала головой. Володя понимающе скривился.

«Ну-ну, ну-ну. Типа, просто месть. Просто недоглядел. Все недоглядели. Милости прошу Иван Андреевич и так далее и тому подобное. А потом, глядишь и выборы организуются. А я один, да Алька, а остальные за тебя и буду я у тебя, Звонарёв, на побегушках. Молодец. Умница.» Иван посмотрел на жену.

– Пойдём, дорогая, пошепчемся.

Никто в посёлке не спал. Все чего-то ждали. Женщины сидели вокруг костра и тихонько шептались о чём-то своём, парни, держа копья под рукой, сидели за столом вместе со Звонарёвым. Только Юрка-толстый угрюмо шатался перед домом со злостью пиная камешки и что-то бормоча себе под нос. Брошенная дубина валялась у крыльца.

– Не одобряет. – Аркадий пристально следил за еле видимым в темноте силуэтом. – Не перебежит?

Серый сплюнул. Всё пошло как-то не так. Подразумевалось, что Романов, увидев свою женщину в таком виде, немедленно ломанётся разбираться и карать. Тут-то его из арбалетов и… а тёлку нынешние ассистенты очень хотели сделать «бомжихой», чему его Ксюша была бы очень рада. Но не срослось. Романов не пришёл, не пришёл и Иван, а это было хуже всего. Ивана Звонарёв боялся. Втайне Серый надеялся, что Маляренко Романова всё-таки «кинет» и вернётся. Тогда можно будет предложить ему даже больше, чем планировалось – полную свободу, на тех же условиях, что и с Колей. Да! Решено! Если Иван один вернётся – так он и поступит!

– Мля! Хуже нет – ждать да догонять. – Аркадий зевнул.

– Заткнись и иди на пост. – Серый мутно посмотрел вслед убежавшему парню. День был долгий, нервный, прораб дико устал и спать хотелось неимоверно. «Мля! Ну и где же этот Ваня?»

Объяснять Алине ничего не пришлось. Как только они отошли от костра на приличное расстояние, женщина вывалила на Ивана всё то, о чём он только что думал. Только вслух, тараторя при этом как Трындычиха.

– Тссс. Да, да, да. Я всё это знаю, любимая. Мы прямо сейчас можем вернуться в наш дом, поужинать, сходить в баньку. Никто и слова не скажет. Буду, наверное, всё также мотаться по округе и жить как раньше. Понимаешь?

– А как же… – Алина растеряно заглядывала в глаза мужу. В темноте это было нелегко. – А Романовы?

– Их убьют. Тебя это волнует?

Алина ахнула и отступила от мужа на шаг. Холодный и равнодушный тон, которым были сказаны эти жуткие слова, потряс её. Это был не её Ванечка!

– Звонарёв, объективно самый полезный член общины, больше всех работает. И лучше всех. Он единственный, у кого руки не из жопы растут. Остальные, в том числе и я – балласт. Ведь так? Алина отвернулась.