Форпост. Найди и убей Валерьев Андрей

Когда как-то раз заезжий генерал по пьяной лавочке нахлобучил на блестящую лысину капитана Лужина свою генеральскую папаху, все сидящие за столом дружно покатились со смеху. Капитан здорово смахивал на молодого чеченского старейшину: пышные чёрные усы, большой мясистый нос и торчащие из-под каракуля в разные стороны уши. С тех пор за Георгием Александровичем прочно закрепилась кличка «чечен». Дело это было ещё во времена Союза, когда капитан Лужин проходил службу в далёком сибирском городке под названием Ужур. Так что на этот позывной Гера (так его иногда называли близкие друзья) совсем не обижался. Внешне Гера былинным богатырём не выглядел, хотя парнем слыл боевым и отвечал за охрану одной из ракетных шахт Ужурской дивизии РВСН. Отдав службе двадцать лет, прорву здоровья и шевелюру на своей голове, он был потихоньку уволен со службы из-за сокращения вооружённых сил. Ну как уволен… Родное начальство, не долго думая, перевело капитана Лужина, вместе с десятком таких же бедолаг, военпредом на военный завод под Томском. На мизерный оклад в восемьдесят четыре рубля. И наплевать ему, начальству, да и государству вообще, было на то, что служебной квартиры лишился не только офицер, но и вся его немаленькая семья. Жена, два сына и малютка-дочь. И родители жены. И две собаки. И рыбки младшего сына. Получив две комнатки в рабочей малосемейной общаге при заводе, Гера унывать не стал – всё-таки Томск это не Ужур. Возможностей для умного и делового человека – хоть отбавляй. Армия, и так обошедшаяся с капитаном по-свински, расстаться окончательно, по-человечески не захотела. Наплевав на 23 квадратных метра общей площади, Лужин уволился по-плохому – лишившись напоследок по одной звёздочке с каждого погона. Руки у Георгия Александровича росли из нужного места, мозги – варили и отставной сорокадвухлетний старлей, имеющий в загашнике ещё и красный диплом выпускника ТИАСУРа, снял в аренду однокомнатную квартирку и пошёл работать автослесарем в ближайшую к дому мастерскую.

А потом бабахнуло. Страны, которой он когда-то служил, не стало и началось мутное время. Бизнес у Лужина не «пошёл». Но и неудачником назвать дядю Геру назвать было никак нельзя. Старший сын, пошедший статью в мать, давным-давно служил в ОМОНе, обзавёлся собственной семьёй и регулярно подкидывал на выходные двух замечательных внуков. Средний, Алёшка, пока не женился, хотя постоянно грозился – вот-вот, вот-вот! Подросла и Анютка, превратившись из гадкого утёнка в прекрасную молодую девушку, за которой увивались все парни микрорайона. Долгий и тяжёлый труд, наконец, принёс свои плоды и в свои шестьдесят дядя Гера являлся гордым владельцем большущей пятикомнатной квартиры на окраине Томска и дачи в шесть соток с маленьким домиком – за окраиной оного города. Из плюсов была праворульная «Тойота», возросшая военная пенсия и необременительная работа сторожем в гаражном кооперативе. Сын сосланного в Кемеровскую область донского казака был, всё так же подтянут, сухощав и подвижен.

И с годами, напяливая на себя по случаю купленную папаху, становился похожим на чеченского старейшину всё больше и больше.

Ту злополучную поездочку дядя Гера запомнил на всю жизнь и в малейших подробностях. Супруга его, Надежда Иосифовна, дочь ссыльного поволжского немца и ссыльной же кержачки из староверов, помимо высокого роста и голубых глаз, характер имела совершенно нордический и однажды утром командным голосом попросила мужа съездить за престарелыми родителями, обычно всё лето и до поздней осени, живших на даче.

Иосиф Гансович и Капиталина Гавриловна хоть и были уже сильно в возрасте, но бодрости духа не теряли, днями напролёт с удовольствием возясь на грядках. Дача, почему-то упорно именуемая томичами «мичуринский участок», давала неслабый урожай – солений-варений, зелени и картошки обычно хватало до следующей весны. Тесть с тёщей, тусуясь в среде таких же соседей-пенсионеров, в город, на зимние квартиры не рвались, уезжая лишь в начале октября с первыми заморозками. Но на этот раз, Лужины, съездив на дачу, мнение своё поменяли. Возле дачного посёлка пёстрым палаточным городком встал табор.

Лошадей у дачников отродясь не было, но цыганскую молодёжь это нифига не остановило. Дачи бомбились «на ура» и стахановскими темпами. Робкие попытки старика-сторожа дать отпор закончились расправой, больницей и растерянными глазами участкового. Что делать с этими уродами он не знал. За пару лет до этого местные мужики спалили в соседней деревне несколько избушек, принадлежавших цыганам, так вони было… по самое не могу. Иосиф Гансович, конечно, был ещё весьма крепким стариканом, да и ружьишко с десятком патронов имелось, но рисковать не хотелось. Обычно вывоз имущества продолжался пару недель и вывозилось, при этом, всё. От банок с огурцами до старых металлических кроватей. Даже навесной замок с двери снимался и увозился в на хранение в гараж. На зимовку домик оставался без мебели, печки-буржуйки и с входной дверью, примотанной проволочкой. Бомжам, обильно заселявших дачный массив зимой, не оставляли ничего. Некоторые соседи вынимали и увозили на хранение даже окна.

Вечерний семейный совет постановил выехать всем возможным транспортом. «Королла» главы семьи, старый «Паджерик» старшего, Славки и раздолбанный «Жигуль» Лёшки. Прикинув количество вещей, которые нужно будет вывезти, дядя Гера пригорюнился – ехать придётся без женщин и детей и упаковывать и складывать придётся всё самим. Да и то – придётся делать, как минимум пару ходок, чтобы осилить такой объём. Но тут, пожалуй впервые за всё время, в семейный совет влезла Анюта. Сильно смущаясь она сообщила, что «один её знакомый» сейчас, «временно, папа, временно!», подрабатывает водителем на грузовой «Газели», перевозя из магазина мебель. Супруга победно посмотрела на Георгия Александровича, явно гордясь своей повзрослевшей дочерью, тот усмехнулся в пышные усы, и согласие было получено. Покрасневшая Анютка немедленно вызвонила Серёжку и тот, заикаясь от счастья, немедленно заверил дядю Геру, что к восьми утра он будет как штык и «всё будет в лучшем виде». Тут уже в разговор влезла Ирина, жена Славки, и заявила, что последние тёплые выходные надо бы провести на природе. Особенно с внуками. Потом сам собой организовался шашлык и сослуживец Станислава с женой и ребёнком. Ехать решили всем гамузом и аж на два дня.

Когда впереди полыхнула вспышка молнии и машину начало бросать на ухабах, дядя Гера немедленно затормозил – благо, что из дачного массива на трассу всегда приходилось выбираться с черепашьей скоростью. То, что он увидел, поразило его до глубины души. Горы! Какие, нафиг, горы? Дядя Гера протёр глаза. Горы, густо поросшие деревьями, никуда не делись. Несмотря на царившую ночь, было очень душно и страшно болели уши – как после самолёта. Из машин раздался дружный детский рёв. Вот таким образом Семья Георгия Александровича Лужина в полном составе прибыла в этот новый, странный, мир.

Глава 1. В которой Иван улыбается, молчит и усиленно поправляется.

«Все врут» G.House M.D.

Всю первую неделю Иван лежал пластом. Силы понемногу восстанавливались, но в душе царила пустота. Чтобы избежать ненужного общения с Алиной, он удачно притворялся вечно спящим. Да так, что к концу недели Маляренко и сам не был уверен, что глаза сумеют открыться. «Проснувшись» на восьмые сутки, Ваня, «слабо», но «искренне» улыбаясь поприветствовал супругу, позволил пожать свою ладонь Володе и чмокнуть себя в щёку Маше. Алина прыгала от счастья, осторожно тиская мужа и зацеловывая его лицо. Иван поел с ложечки мясного бульончика и «устало» откинулся на подушку.

– Я отдохну, любимая. Ты иди. Мне Бимка компанию составит.

Пёс согласно заурчал и, прекратив принюхиваться к супу, привычно устроился в ногах. Алина ещё раз чмокнула мужа в нос и убежала. «А глаза такие счастливые, счастливые…»

Эмоций не было никаких. Внутри было пусто и холодно. Ваня «перегорел», что-то сломалось в его душе. Какая-то важная деталь вышла из строя, превратив искреннего и открытого человека в лицедея. Бим поднял голову и долгим, всё понимающим взглядом, посмотрел на хозяина. «Первое. Поправиться и набраться сил. Второе…» Что будет идти вторым пунктом его программы, Иван так и не решил.

«Ладно. Война план покажет!» – решил Ваня и, осторожно повернувшись на правый бок, по-настоящему заснул.

К концу второй недели после «удара» (Иван решил называть, то что с ним произошло «ударом», потому что никто и понятия не имел, что же на случилось на самом деле) Маляренко, опираясь на руку Володи и плечо жены выполз на свет Божий и даже доковылял до баньки, где Алина заботливо вымыла его тёплой водой, как следует потерев мочалкой. Дальнейшее восстановление пошло ударными темпами. Через три дня Иван уже мог самостоятельно ковылять по лагерю, опираясь на клюку, сделанную Романовым. Поскольку лето было в самом разгаре и жара стояла несусветная, Ваня придумал перейти на ночной образ жизни, мотивировав это тем, что жару, «в его состоянии», он переносит крайне плохо. Став добровольным ночным дежурным Маляренко разом убил нескольких зайцев.

Во-первых, ночью было действительно легче дышать, и самочувствие было сильно лучше. Во-вторых, сильно сокращалось общение с Алиной и другими жильцами лагеря. Видеть щебечущую и порхающую вокруг него жену было, мягко говоря, неприятно. А в-третьих… можно было просто посидеть и подумать глядя на языки пламени. И побыть наедине с самим собой и своими мыслями.

«Поздравляю, вас, Иван Андреевич» – внутренний голос был полон сарказма.

«Вот вы и рогаты! Тьфу! Ни хера не понимаю я в этой бабе. Не почудилось же мне это? Или почудилось? Блин. Не знаю»

Алина вела себя абсолютно естественно, заботясь о муже и всячески показывая ему свою любовь. Иван порой впадал в ступор. ТАК бутафорить было нельзя – любой наблюдатель мог бы поклясться всеми святыми, что эта женщина безумно любит этого мужчину! Это было невозможно. Мозги плавились и «зависали». Алина списывала это на рецидивы болезни, на глазах её немедленно наворачивались слёзы и она начинала заботиться о муже в два раза больше. Что, конечно, приводило к ещё большему ступору и женской истерике. Иван, глядя на «благоверную» охреневал, не понимая как себя вести с ней дальше.

Через месяц после начала болезни Маляренко почувствовал себя совсем хорошо. Грудь не болела, да и голова перестала кружиться. Исчезла и отдышка. Единственное, что пока смущало Ваню – это быстрая усталость, но, тут мужчина усмехнулся, слава Богу, пока есть кому о нём позаботиться и силы точно вернутся. А там… К столу, на ужин, подошёл Володя и Ваня привычно натянул на лицо приветливую улыбку.

– Как охота, босс? Романов погрозил ему пальцем, не иронизируй, мол.

– Нормалёк. Эти арбалеты – просто чудо какое-то! Мяса столько впрок заготовили – просто страшно становится. Кто его будет есть?

– От Звонарёва новости были? Романов помрачнел.

– Нет. Никто не приходил. А сам я туда – ни ногой. Сам понимаешь. Боюсь – сорвусь ещё.

Алина подала к столу тарелки и Иван обратил внимание на отсутствие Маши.

– А…

– Заболела. – Володя резво зачерпнул ложкой суп, давая понять, что эту тему он обсуждать не желает.

– Понятно. Маша! – Иван повысил голос. – Выздоравливай!

Женщина не ответила. Краем глаза Маляренко успел заметить, как сморщила нос Алина. «Мля. Нет, не привиделось.»

– Ну что? Какие планы на завтра?

– Да думаю пойти – баньку починить. – Романов старательно делал вид, что всё нормально. – Алину со мной отпустишь? Одному неудобно, а вдвоём за пару часов справимся. «Ну ну, ну ну…»

– Без проблем.

Алина, не глядя на мужиков, возилась с кастрюлей. – Помогу, конечно. Пока ты спишь, Маша подежурит. «Не надорвись, сука»

Иван проводил взглядом жену, скрывшуюся в палатке. Смотрелась она очень привлекательно – стройная загорелая фигурка и минимум одежды. «Хороша»

– Да-да. И тебе спокойной ночи, любимая. «Млядь»

В Машкино дежурство Иван не спал. Проворочавшись после плотного завтрака с полчаса, Маляренко выполз под палящее, несмотря на утро, солнышко. Маша, отвернувшись к очагу, ломая, подкладывала в огонь веточки.

– Доброе утро! – Ваня включил свой самый придурковатый вид и уселся напротив женщины.

– Доброе. – На красивом лице Марии красовался свежий «фонарь».

– Ого! Что это?

Маша снисходительно опустила голову и полным пренебрежения взглядом, посмотрела на Маляренко. Мысленно Иван скрипнул зубами. «Сука»

Уничижительно-мудрых взглядов от красивых и умных женщин он не переносил. Сначала бедный студент, а впоследствии не менее бедный менеджер по продажам И.А. Маляренко всегда комплексовал оттого, что женщины махом «просчитывали» его «не крутость» и вели себя так, будто он был пустым местом. Ваня терялся, замолкал и старался больше такой женщине на глаза не попадаться.

Нынешний Ваня был уже другим человеком. Согнав придурошное непонимание со своего лица, он расслабленно кивнул в сторону баньки.

– И давно это у них? Маша медленно выпрямилась и хищно улыбнулась.

– Ты знаешь?

Иван потянулся, окинул нарочито плотоядным взглядом смуглое тело Марии и кивнул.

– Ага, – голос его был крайне ленив и пофигистичен. – Знаю, но не всё. Расскажи?

– Просила я вас по-хорошему – убейте его. А ты его пожалел. – Машка зло прищурилась. «Сам знаю, что дурак, но тебя, проблядь, это не касается…»

– Знаю, Машенька. – Иван вздохнул. – Чего уж теперь то. Рассказывай.

Картина, была, что называется, маслом. Прежде всего, Маша, сбросившая с себя маску суки и превратившаяся в обычную усталую и растерянную девчонку, заявила, что Алина, без сомнения «Вас, дядя Ваня», любит. И что Алина ещё при переезде жалилась ей, что уже несколько месяцев никак не может забеременеть, хотя и очень старается и что, по-видимому, всё дело в возрасте её любимого.

На этом месте в пустой душе Ивана заскреблись кошки. Про детей он никогда не задумывался, но сам факт того, что он в чём-то ущербен был очень неприятным. Маляренко посмотрел на негнущиеся пальцы. «Мда…»

А потом, сразу по приезду на новое место, окончательно сдвинувшаяся на этом вопросе баба, пристала к Володьке с просьбой посодействовать ей в этом деле. Уж очень Алине хотелось порадовать мужа сыном. На этом месте рассказа Марии Иван помотал головой и сделал «бррррр». Маша очень понимающе усмехнулась.

Процесс зачатия оказался настолько увлекательным, что парочка немного увлеклась. И Маша, поначалу как минимум, не возражавшая против этого эксперимента, поняла, что её отставка не за горами. Романова она никогда не любила, но особого выбора здесь не было. Юрка, с которым она жила, сгинул на охоте.

Тут Маша хлюпнула носом. Впрочем, через секунду женщина полностью контролировала свои эмоции.

– И в итоге у меня «фонарь» и я снова писаю кровью. – Увидав непонимающий взгляд Маляренко, она добавила. – Когда по вашему приказу меня… «объезжали» – полтора месяца ссала красным. Ребёнка мне выбил. Иван примуел.

– Он не знает об этом. Срок совсем небольшим был. Может, оно и к лучшему – кому я тут нужна? Мария встряхнулась и снова превратилась в ледяную королеву.

– А насчёт того, любит ли тебя Алина сейчас… не знаю, не знаю. Ха! Два раза ха. Ты же, Ваня – просто старый! И бывшая секретарша, изящно покачивая бёдрами, удалилась. «Вот сука!» Подумал Ваня в восхищении.

Долгий суетный день подходил к концу. Володя в глубокой задумчивости, не торопясь, переворачивал палочки шашлыка. Аромат, раздающийся вокруг, заставлял страшно нервничать Бима, опасающегося, что ему может не хватить такой вкуснятины. Романов шикнул на пса и мысленно вернулся к мангалу. Мангал был хорош. Пусть маленький, походный, зато настоящий. Из прошлого. Как и палочки, и тарелки.

– Э-эх, жизнь-то налаживается.

Впрочем, вздох у Вовы вышел совсем невесёлым. Эту бодягу с Алиной пора было заканчивать. Конечно, она женщина опытная и умелая – Маша, при всех её внешних достоинствах, в постели по сравнению с Алькой – просто бревно. Но всё равно – надо заканчивать. Иван далеко не дурак, а связываться с ним, если догадается – себе дороже.

«Ну допустим. Валю я его. Так эта сучонка, его же на самом-то деле любит! Она ж меня следующей ночью – того… Да и Машка меня ненавидит. Куда ни кинь – всюду клин. Ладно. Решено. Завязываю с Алиной и постараюсь помириться с Машей».

Романов засвистел попсовую мелодию и усиленно замахал пучком веток над шашлыком.

– Ах! Вкуснотищща! – Иван, боясь обжечься, не откусывал мясо прямо с шампура, а аккуратно срезал кусочки первым попавшимся ножом и отправлял себе в рот.

– Осторожней, дурак! Язык обрежешь! – Алина обеспокоенно смотрела на мужа, но тот только блаженно щурился и усиленно жевал нежное мясо.

– Винца бы! Соусу – и всё! Жизнь – удалась! – Настроение Вани было по-настоящему хорошим. Чёрт те знает почему – никаких мыслей насчёт того, как быть дальше у него не было вообще. Зато была приятная звенящая пустота и лёгкий ветер в голове.

– Как самочу, Вань? – Романов тоже терзал шашлык. – Завтра начнём склад разбирать? – Он показал шампуром на складированные под навесом ящики. – А то я без тебя как-то не решался всё распотрошить.

– Дауай! – Мясо было очень горячим. Алина, глядя на мужа, счастливо рассмеялась. Выпучив глаза и усиленно вентилируя рот холодным воздухом, тот попытался улыбнуться в ответ.

Когда в обед Алина и Владимир вернулись «с ремонта», то очень удивились, застав Ивана бодрствующим. Иван, снова натянув маску весёлого простачка, вскочил и схватив жену за руку, потянул её к палатке, жарко нашёптывая на ушко всякие глупости. Задорный блеск в глазах Алины разом померк и сменился растерянностью, а румянец – бледностью. Иван сделал вид, что не заметил, как посерело загорелое лицо жены. Тогда, придумав какую-то околесицу, она впервые за всё время их знакомства отказала ему в близости. Алина до сих пор не верила в то, что смогла вывернуться. Ноги её дрожали до сих пор и она нервно смеялась, глядя, как обжигаясь, ест шашлык её Ванечка. Всякий раз, думая о том, что могла так глупо всё разрушить, Алину охватывал ужас. Живот начинал болеть, а колени – дрожать. Мысль зачать ребёнка с помощью Володи казалась ей самой идиотской в её никчёмной жизни! Что за дура! Дура! Дура! Никогда больше! С этим Романовым сегодня же всё закончится! Всё! Уфффф… Маляренко привстал из-за стола.

– Вовка, там ещё палочка есть? Шашлычник довольно усмехнулся и отправился за новой порцией вкусняшек.

– Держи. – Романов протянул Ивану шампур.

– О! Спасибо, дорогой! – Иван на секунду придержал правой рукой шампур с рукой Романова и, не глядя ему в лицо, совершенно спокойно и даже как-то буднично, воткнул тому в живот здоровенный кухонный нож.

Глава 2. В которой всё вновь идёт кувырком, а Иван потихоньку становится самим собой.

Целую неделю в лагере Маляренко царила гробовая тишина. Даже Бим, чувствуя состояние окружавших его людей, притих. Иван Андреевич потратил эти семь блаженных дней на обычные хозяйственные хлопоты. Дел было невпроворот. Сначала Маляренко провёл инспекцию запасов, сделанных покойным, и с удовольствием отметил, что хоть в этом то Романов не соврал. Мяса и птицы, заготовленных впрок, было действительно много. Снова во весь рост встала проблема соли – надо было наведаться к Звонарёву и попытаться выменять килограмм двадцать на какой-нибудь ножик. А с другой стороны… ну чего напрягаться? Жратвы навалом, жить есть где, забор стоит и не падает. Чего не хватает то? Русской печи и украинских вареников? Ваня почесал бороду.

– Ладно, там видно будет! – И растянувшись под солнышком на брезенте, снова принялся перечитывать письмо племянника.

Здравствуй, дядя Иван. Пишет тебе твой племянник Артём. Не знаю, получишь ли ты это письмо, но, на всякий случай, пишу. Мой отец и твой брат Иван Сергеевич скончался 6 апреля 2023 года, в самом начале пандемии этого проклятого гриппа. Из наших родных – из тех кого ты знал, сейчас никого не осталось. Твои родители долго тебя искали, но так и не нашли. Искал тебя и мой отец, но и ему ничего не удалось сделать. Он говорил, что в тот день по всей России пропало очень много людей и что с ними – никто не знает. А потом ему стали сниться сны про тебя. Так мы нашли этот памятник. Я не верил в эту затею отца… да и сейчас, если честно, не особо верю. Но сам факт, что я до сих пор жив – только благодаря тому, что я успел уехать «на нашу крымскую дачу». Так этот домик называл мой отец. О чём ещё писать – я не знаю. Если ты всё-таки это письмо получишь, то я буду очень счастлив, что наш род не умрёт, а продолжится и в будущем. С уважением, Артём Иванович Маляренко.

p.s. Если у вас получится, то, пожалуйста, приснитесь и мне тоже. Мне очень хотелось бы знать – как там, в будущем?

Ваня сумрачно осмотрелся. Будущее представляло собой выжженную степь, забор и три корявых шалаша вокруг очага. Маляренко завалился на спину, накрыв лицо пергаментом и, подставив тощий живот солнцу, уснул.

– Кхм.

– А? – Ваня продрал глаза. Над ним стояла Алина.

– Вот это я даю! Сколько времени то, а?

Женщина не верила своим ушам – после недели тяжкого молчания Ваня был снова лёгок и весел. И он с ней заговорил! Подмигнув жене, мужчина вскочил на ноги и сладко потянулся.

– На ужин-то, что у нас? Ну же, Алинка, не тормози.

Из глаз Алинки водопадом хлынули слёзы и повалившись на колени, она вцепилась в ноги Ивана, лепеча что-то бессвязное и целуя ему руки. Иван некоторое время стоял в образе «утоли моя печали», поглаживая преданно заглядывающую ему в глаза женщину по голове и нашёптывая какую-то успокаивающую чушь. Мягко подняв жену с колен, Ваня поцеловал её в лоб и аккуратным шлепком по попке отправил её к кухне. Не верящая своему счастью, Алина, плача и смеясь одновременно, побежала накрывать на стол.

– Херово ты играешь. – Машка, стоявшая поблизости, с откровенной иронией глядела на Ивана.

– Да ладно. Ей сойдёт. Сама же видишь. – Ваня сплюнул вслед жене и отправился умываться.

– А ты скот, Ваня. Похлеще Романова.

– Да и пох. В душе Ивана не всколыхнулось ничего.

Серёга Звонарёв напряжённо всматривался в ночную мглу, каждую минуту ожидая новых неприятных сюрпризов. Рядом, вооружившись большим самодельным топором, замер Юра. Серый покосился в его сторону.

«Надо же! Кто бы мог подумать. Кем был – кем стал. Такой точно не бросит и не подведёт.»

– Думаю, что сегодня они уже не придут. Пойдём, поговорим с этим дебилом.

Грузно спрыгнув с помоста у калитки, Звонарёв потопал к столовой. Там, хлопоча вокруг раненого Аркадия, крутились все женщины посёлка. Только Светлана, как-то слишком спокойно сидела поодаль, постоянно переплетая свою косу.

– Ну что? Жив? Говори, дебил! – Звонарёв был вне себя от ярости. Эти два придурка-охотничка нашли людей, но не придумали ничего лучше, чем затеять драку из-за паршивого сайгака! Урррроды!

– Чё сразу «дебил»? – Аркаша ещё не врубился в ситуёвину и был не в меру борз. – Это я этого сайгака подбил! Я! Он – мой. У Серого помутилось в голове.

Ххек! Юра не выдержал первым и наотмашь ударил банкира по морде. Тот заорал и выплюнул из разбитого рта осколки зубов.

– За что?!

– Где Макс, дебил? Говори. Не ори, сволочь. Говори. – Звонарёв от души залепил Аркаше по уху – тот сразу заткнулся и принялся выдавать информацию.

– Я этого… подбил. Он ушёл на тот берег. Мы за ним, он в кусты.

– Где Макс?!

– Я и говорю. А там трое. Уже добили и кровь спускают. Я. – Тут до Аркаши дошёл весь его косяк, он побелел и прошептал. – Я не знаю, зачем я дротик кинул. Он сам. Как-то.

– Дальше. Охотничек хренов. – Юра зарядил по другому уху.

– Они тоже бросили дротики и, вроде, лук у них. Макс там. Я не видел, что с ним. Я побежал и мне в спину попали.

– В жопу тебе попали! Ты, значит, всю эту кашу заварил, потом Макса бросил, а потом к нам под забор является чувак и, полчаса матерясь, рассказывает, что они с нами со всеми сделают.

– Выдать тебя им, что ли? – Серый успокоился и задумчиво рассматривал Аркашу, явно прикидывая, что с него на прощание можно снять.

– Мужики, вы чего?! Их же двое всего осталось! Да мы их… за Макса отомстить надо! – Позабыв о ране Аркадий подскочил, как ошпаренный. – Их возьмём – узнаем кто они и откуда! И… и… – На этом его мысль закончилась. Сергей и Юра мрачно переглянулись и пошли спать.

Алёшка Лужин был точной копией своего отца. В отличие от викингоподобного старшего брата он был невысок, черняв и очень подвижен. А ещё он, как и его отец в молодости, был завзятым бабником и балагуром. Так же, как и отец, он всегда, даже под костюмом, носил тельняшку и классно играл на гитаре. Всё это можно было уже говорить в прошедшем времени. Алёшка Лужин умирал. Дротик, пробивший лёгкое вынули, но это не помогло. Поначалу бодрившийся, и утешавший отца и младшую сеструху шутками-прибаутками, парень слабел, пока час назад не потерял сознание. Дядя Гера держал на своих коленях голову сына и тихо-тихо плакал. Будённовские усы давно намокли от слёз и бессильно повисли. Рядом, держа брата за руку, в полный голос выла Анютка. Её муж, Сергей, и ещё два парня из новеньких, потрясённо сидели рядом. Никто и не думал, что встреча с людьми может быть такой опасной. Лужин-младший дёрнул головой и умер.

Светало. Всё ещё нервно всхлипывающая Аня, устроилась в объятьях мужа и, наконец-то, задремала. Лужин, сидевший возле могилы сына, поманил к себе совсем молодого паренька, с ног до головы затянутого в чёрную, проклёпанную и всё ещё блестящую кожу.

– Нашёл, где они? Парень вытянулся по стойке смирно и открыл рот. Лужин махнул – сядь.

– Так точ… да, дядь Гера. Вон в той роще. Там у них здоровенный забор. Метра три. Посёлок метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. Сколько их там не видно. Но, думаю, немного. Собак нет. Вроде всё.

Лужин подтянул к себе древнюю «тулку» деда Оси и переломив, посмотрел на одинокую латунную гильзу, будто надеясь, что к последнему заряду утиной дроби невесть откуда прибавится ещё один.

– Я тоже пойду. – Сергей осторожно освободился от Ани и подошёл поближе.

– И я. – Немедленно поддержал его «кожанный».

– И я. – Последний из разведчиков остервенело перематывал портянку. – Никак не получается. – Тихо и стыдливо добавил он.

Лужин, не чуя по собою ног, поднялся, подошёл к парню и начал показывать ему, как правильно это делать. Все притихли.

– Папа! Я тоже пойду! – Аня повернулась к мужу и очень похоже изобразила свою мать. – Милый, не спорь. Я – теперь за тобой всюду. Ой! Папка! – Девушка прижала руки к груди.

– Ты. Ты. У тебя.

Иссине-чёрные усы и остатки волос на висках отца были белоснежно-белыми.

Ужин у Маляренко удался. Алина расстаралась на славу, доказывая мужу, что она, помимо многих других талантов, ещё и чудесно умеет готовить. Иван слопал всё, что ему подали на персональной серебряной тарелочке с узорами и довольно отвалился.

– Алина! Хватит тебе с Машей ночевать. Домой! – Маляренко хлопнул ладонью рядом с собой. Машка с трудом подавила улыбку и отвернулась – именно так Иван Андреевич подзывал к себе пса. Но сейчас Бим был слишком занят косточкой и на хозяина никакого внимания не обратил, зато Алина, восторженно пискнув, тут же пересела на указанное место. Машка расхохоталась и, эротично раздеваясь на ходу, ушла к себе в шалаш. «Вот сука!» Подумал Ваня в восхищении. Опять.

– Ну что? Отвёл душеньку? – Мария, как ни в чём не бывало, сидела у очага и разогревала завтрак. – Силён ты, Иван свет Андреевич. Ты её там, часом, до смерти не затрахал?

Ваня насмешливо посмотрел на повариху и нарочито вызывающе почесал своё хозяйство.

– Не знаю. Сходи – пульс пощупай.

Настр у Вани сильно улучшился. Всё-таки зависит душевное здоровье от женщин! Зависит! Впрочем, как в худшую, так и в лучшую сторону. Однозначно!

– Ладно, Маша, кушать давай. Пока прохладно до Звонарёва на велосипеде съезжу. Может соли выделит. Ваня зевнул и взялся за ложку.

Больше всего эти велосипеды, своим видом, напоминали старую добрую «Каму». И формой рамы и размером колёс и даже толщиной труб, пошедших на эту самую раму. Вот только вес был раза в четыре меньше, да тормоза, как и у всех «современных» великов, были на руле. Бросив в металлическую корзину на переднем крыле пару ножиков в подарок и повесив, на всякий случай, на спину арбалет, Иван помахал рукой на прощанье и, не обращая внимания на кричавшую что-то вслед жену, покатил к Звонарёву.

Резкий хлопок, донёсшийся от посёлка, заставил бездумно крутящего педали Ваню резко остановиться. Это было похоже… было похоже… Не долго думая Иван спрыгнул с велосипеда и, слегка нараскоряку переставляя ноги, ломанулся с ним к ближайшему кустарнику. До посёлка было не меньше километра и, как ни вглядывался Иван в стену деревьев, рассмотреть ничего так и не смог. Посидев в засаде пару минут, Маляренко совсем уж было решил, что выстрел ему померещился, как вдруг из рощи выскочила маленькая фигурка и со всех ног побежала в его сторону. Сначала Иван понял, что это – женщина. Потом – что это Светлана. А потом, когда девушка была уже совсем близко, что она вся зареванная, растрёпанная и страшно запыхавшаяся. Иван осторожно выглянул из-за кустов. Погони никакой не наблюдалось.

– Светик!

– Аааа! – Девушка истерично заорала и рванула обратно.

– Да стой ты, дура! Это я, Иван! – Маляренко, не напрягаясь, догнал и повалил девчонку. – Ты чего? Что случилось.

В безумных глазах Светланы, постепенно проявились первые признаки узнавания и девушка, схватив Маляренко в охапку, бурно разрыдалась. Что она говорила, понять было совершенно невозможно и Ваня, посчитав, что посреди чистого поля, выяснять, что же там произошло не годится, подхватил её на руки и утащил в кусты.

Дав Свете отдышаться, Маляренко напоил её водой из фляги и приступил к расспросам.

– Что?

– У-у-убили! – Светка снова заревела.

– Кто?

– Чу-у-ужие!

– Кого? – Иван похолодел. Люди в посёлке жили хоть и не самые близкие, но всё же не чужие. Свои. А уж про будущего крестника и говорить нечего – родной человек будет!

– Настю. У Вани подкосились ноги.

– Юре прямо в голову выстрелили, а Аркашку – повесили. – Светку крупно трясло. Голова у неё тоже тряслась. Как у старого деда. – А Максимушку ещё вчера у-у-убили.

Похоже у Светки начался припадок – дрожь перешла в конвульсии и девушку пришлось прижать к земле всем своим весом.

– Тихо, милая, тихо. Я что-нибудь придумаю. – Маляренко встряхнулся. Весь расслабон и пофигизм махом вылетели из головы. Ивана начало потряхивать – изнутри росла мутная волна ярости. «Дыши, Ваня, дыши. Дыши. Дыши. Спокойней»

– Света! Ты меня слышишь? – Иван взял лицо девушки в ладони, та кивнула.

– Ты на велосипеде ездить умеешь? Да? Молодец. Сейчас ты ответишь на два вопроса и поедешь по моему следу в мой лагерь. Поняла? Скажи Алине Ринатовне и Марии, чтобы спрятались в лесу. Поняла? Умница. Сколько их?

– Пятеро. И ружьё одно.

– Умница. Езжай.

Несмотря на своё состояние, Светлана удивлённо уставилась на чудо техники и попыталась вякнуть что-то вопросительное. Маляренко сделал страшные глаза и показал рукой направление.

– Туда езжай.

Через полчаса из рощи, по направлению к затаившемуся в кустах с арбалетом Иваном, вышло пять человек.

Глава 3. В которой война «план показала» а Иван обзавёлся новыми знакомыми.

«Вон тот, с ружьём – он будет первым. А вот тот, здоровый – будет вторым»

Иван с сомнением оглядел арбалет – за неделю стрелковой практики он научился лишь сносно попадать в неподвижную мишень с пятидесяти шагов. Да и то – мишень была… большая. Мешок с травой, например. Маляренко затихарился и стал ждать. Он совершенно ясно осознавал, что у него, максимум, два выстрела и сделать третий, а тем более четвёртый, ему не дадут.

Враги, тем временем, совсем не думали о том, чтобы как следует попасть в засаду меж двух роскошных «клумб». Едва выйдя из рощи, они попадали куда глаза глядят и занялись разными неприличными делами.

Ваня озадачился – на убивцев эти снусмумрики как-то не тянули. Пара затянутых в кожу парней повалилась прямо посреди чистого поля и активно принялась «вызывать Ихтиандра», ещё одна парочка («явно гомики» – подумал Маляренко) принялась утешать друг друга, отойдя от остальных всего-то шагов на пятьдесят. Самый интересный персонаж – тощий дядька в годах и с ружьём, ушёл дальше всех, за маленькую «клумбу» и, упав на задницу, принялся тереть своё лицо. «Чего это с ними? А, ладно… какая разница!»

Маляренко прикинул диспозицию и, уверившись что «стрелок» никому не виден, взвёл арбалет и петляя словно заяц, рванул короткими перебежками от куста к кусту. «Ща. Погоди. Ща я тебя…» Ивана охватил настоящий охотничий азарт. «Ща я тебя, гада, подстрелю!»

Не добежав до сидящего на земле врага метров сто, Ваня залёг в траве – дальше укрытий не было.

Цель (а никак иначе этого покойника Ваня уже не воспринимал) сидела вполоборота, закрыв лицо ладонями и о чём-то размышляя. Дистанция в сто метров была для Маляренко великовата, но он решил рискнуть. Затаив дыхание и ощущая себя натуральным индейцем, бывший менеджер по продажам продуктов питания пополз вперёд. Ненависти не было. Да и злости и желания отомстить он не чувствовал. Просто очень хотелось попасть. Прицелиться, нажать курок и попасть. Совершенно некстати вспомнились строчки из Твардовского. «Ты лежишь ничком парнишка… … вот сейчас тебе и крышка, Вот тебя уже и …» Иван прицелился. «Сейчас я тебя…»

И тут, скорым шагом, из рощицы, руки-в-брюки, вышел «красивый», то есть очень обмотанный тряпками, Юра. Несмотря на огромный кровавый тюрбан на голове, не узнать его было невозможно