Христианская Церковь в Высокое Средневековье Симонова Н.

Позже, когда со временем искушение опять пришло, и юноша вновь потребовал свою одежду, брат Симон еще раз отогнал это искушение беседой о Боге. И после того как это случилось много раз, наконец, однажды ночью искушение напало на юношу с такой силой, что он, бессильный противостоять мирскому соблазну, пошел к брату Симону и опять попросил у него свою мирскую одежду, потому что не было у него сил оставаться. Тогда брат Симон, по своему обыкновению, посадил его рядом с собой и завел беседу о Боге; юноша же в тоске и грусти положил голову на колени брату Симону. И брат Симон из великого сострадания к нему поднял глаза к небу и в благоговейной молитве за него Богу был восхищен, и Бог услышал его.

Когда он пришел в себя, юноша почувствовал себя полностью свободным от того искушения, словно никогда его и не испытывал. Пыл искушения даже превратился в пыл Духа Святого. Ведь он сидел рядом с горящим углем – с братом Симоном – и весь воспламенился любовью к Богу и ближнему.

Однажды поймали некоего злоумышленника и должны были ему выколоть глаза. Тогда брат Симон, из сострадания, бесстрашно отправился к наместнику на заседание суда и со слезами на глазах почтительно попросил, чтобы один глаз выкололи у него, а другой у злоумышленника так, чтобы тот не оказался совсем лишенным зрения. Но наместник и суд, увидев в этом брате великий пыл милосердия, отпустили и того, и другого.

Раз стоял брат Симон в лесу на молитве и чувствовал великое утешение в душе своей, а стая ворон принялась докучать ему своим карканьем; тогда он Христовым Именем повелел им улететь и не возвращаться больше на то место; и птицы эти улетели, и с той поры их никогда не видели ни в том месте, ни во всей округе. Это чудо стало известно всей области Фермо, где находилось то место.

Во славу Христа. Аминь.

Глава ХLII. О многих святых братьях и о множестве содеянных ими чудес

Провинция Марка Анкона издревле была, как небо звездами, украшена святыми братьями примерной жизни. Они, как светила небесные, озаряли и украшали Орден святого Франциска и весь мир поступками и речами.

Среди них был брат Лючидо Древний, который поистине светился своей святостью и пылал Божественным милосердием. Его славные речи, внушенные Духом Святым, приносили удивительные плоды, когда он проповедовал. Был еще брат Бентиволья из Сан-Северино, которого брат Массео видел в лесу поднявшимся на воздух во время молитвы на большое расстояние. Из-за этого чуда брат Массео, тогда еще священник, оставил свой приход и стал меньшим братом. Он прожил святую жизнь и сотворил много чудес при жизни и после смерти.

Брат Бентиволья жил однажды один в Тревебонанти, присматривая и ухаживая за неким прокаженным. В это время он получил от прелата повеление уйти из того места и отправиться в другое, в пятнадцати милях оттуда. Не желая оставлять этого прокаженного одного, он положил его себе на плечи и за время от заката до восхода солнца прошел с ним все пятнадцать миль пути вплоть до Монте-Саничино – места, куда его направили. Будь он даже орлом, он не смог бы пролететь этот путь в такое короткое время. Во всей стране от этого Божественного чуда было великое изумление.

Был еще брат Петр из Монтичелло. Брат Серводео из Орбино, в ту пору гвардиан в старой Анконской обители, видел Его однажды поднявшимся от земли на пять или даже на шесть локтей, до подножия церковного Распятия, перед которым он стоял на молитве. Этот брат Петр, держа однажды с великим благоговением пост святого архангела Михаила, в последний день поста стоял в церкви на молитве, а один юный брат, который спрятался под большим алтарем, чтобы увидеть какое-нибудь проявление его святости, подслушал, как тот беседовал со святым архангелом Михаилом.

А речи, которые они говорили, были таковы. Святой Михаил сказал: – Брат Петр, ты, как верный, потрудился ради меня и изнурил свое тело: теперь я пришел утешить тебя и сказать, чтобы ты просил милости, какой хочешь, – я вымолю ее тебе у Бога.

Отвечал брат Петр: – Святейший вождь небесного воинства и вернейший ревнитель Божией чести и жалостливый защитник душ, я прошу у тебя такой милости: вымоли мне у Бога прощение моих грехов.

Отвечал святой Михаил: – Проси другой милости, а эту я и так тебе без труда вымолю.

А так как брат Петр не просил ничего другого, то архангел сказал в заключение: – За твою веру и почтение ко мне, я вымолю тебе эту милость, о которой ты просишь, и много других.

И по окончании их беседы, длившейся долгое время, святой архангел Михаил исчез, оставив его в великом утешении.

В одно время со святым братом Петром жил еще один брат Коррадо из Оффиды, принадлежавший вместе с ним к Форанской обители в Анконской кустодии. Брат Коррадо пошел однажды в лес, чтобы созерцать там Бога, а брат Петр тайком пошел за ним, чтобы посмотреть, что случится. И вот брат Коррадо стал на молитву и начал благоговейно и с рыданиями молить Деву Марию, чтобы она вымолила для него у своего благословенного Сына милость почувствовать немного той Божественной сладости, какую испытал в день Сретения Господня святой Симеон, держа на руках благословенного Спасителя Иисуса. После этой молитвы милосердная Дева Мария вняла ему.

И вот Царица Небесная появилась с благословенным Сыном Своим на руках в великой лучезарности и, приблизившись к брату Коррадо, положила ему благословенного Сына Своего на руки. Тот принял Его с благоговением, обнял, поцеловал и, прижимая Его к груди, весь растаял в Божественной любви и неизъяснимом утешении.

Брат Петр, видевший все это из потаенного места, почувствовал величайшую сладость и утешение в душе. А когда Дева Мария ушла от брата Коррадо, брат Петр немедленно вернулся в свое жилище, чтобы его не заметили.

Брат Коррадо вернулся веселым и радостным, и брат Петр сказал ему: – О, небесный, ты получил сегодня великое утешение.

Ответил брат Коррадо: – Что такое ты говоришь, брат? Что ты знаешь про меня? – Уж я знаю, знаю, – говорил брат Петр, – как к тебе приходила Дева Мария с благословенным Сыном Своим.

Тогда брат Коррадо, который, будучи поистине смиренным, хотел сохранить в тайне милости Бога, попросил брата Петра не говорить об этом никому. С тех пор была между ними такая великая любовь, что, казалось, у них была одна душа и одно сердце.

Однажды в Сирольской обители брат Коррадо избавил от демона одну одержимую женщину, молясь за нее всю ночь. А наутро убежал, чтобы народ не отыскал его и не воздал ему почестей.

Во славу Христа.

Аминь.

Глава LII. Как Христос показал и дал уразуметь брату Иоанну из Верны высочайшую Троицу и все святые и дивные тайны, какие Святая Церковь приняла от Божества

Вышеназванный брат Иоанн из Верны полностью отрекся от всякого наслаждения, от всего мирского и преходящего и возложил на Бога все свое упование и всю свою радость. Божественная благость давала ему удивительные утешения и откровения, особенно в праздники Христовы.

Однажды, когда приближался праздник Рождества Христова, он ожидал от сладостного человечества Иисуса Христа Божественного утешения. Святой Дух вложил в душу его столь великую и безмерную любовь и пыл умиления ко Христу, Который унизился до принятия нашей человечности, что поистине ему казалось, будто душа у него извлечена из тела и пылает, как горнило. Не в силах выносить такого пыла, он томился и таял. И не мог из-за порыва к Духу Святому и великого пыла любви удерживаться от крика. И тем же путем, каким приходил к нему этот безмерный пыл, приходила такая сильная и верная надежда на спасение, что он совсем не верил, что ему надлежало пройти через чистилище, если бы он умер тогда. И эта любовь длилась в нем целых полгода; хотя этот безмерный пыл не был в нем постоянно, но приходил в определенные часы.

И тогда, и после он был удостоен многократных посещений Бога и много раз бывал восхищен, как это видел брат, первый написавший об этом. Однажды он так был вознесен и восхищен в Боге, что видел в Нем, Творце, все творения Его, и небесные, и земные, и все их совершенства, и степени, и различные порядки. Он ясно понял тогда, как каждое творение являло своего Творца, и то, как Бог пребывает и над, и внутри, и вне, и вокруг всех творений. После он познал единого Бога в трех лицах и три лица в едином Боге, и ту бесконечную любовь, с которой Сын Божий воплотился из послушания к Отцу. В конце концов, он познал в этом видении, что не было никакого другого пути, чтобы идти душе к Богу для получения жизни вечной, как через благословенного Христа. Он же и путь, и истина, и жизнь души.

Аминь.

Цветочки святого Франциска Ассизского /

Пер. А. Печковского. М., 2000.

Якопо Пассаванти

Якопо Пассаванти родился в конце XIII или начале XIV

в. в старинной и знатной флорентийской семье; тринадцати лет он вступил в Доминиканский орден и обучался в монастыре Санта Мария Новелла, затем для продолжения обучения был послан в Париж. Вернувшись в Италию, Пассаванти преподавал философию и теологию в Пизе, Сиене и Риме; занимал различные церковные должности в Ломбардии и Тоскане. В 1345 г. он стал викарием флорентийской епархии, настоятелем родного монастыря, был известен среди сограждан, оказывал услуги правительству Флорентийской республики. Умер в 1357 г.

«Зерцало истинного покаяния» – это проповеди флорентийского монаха, одно из многочисленных аскетических произведений Средневековья из ряда трактатов, зерцал и сумм. С теологической точки зрения, Пассаванти не разработал проблему покаяния, а изложил, следуя традиционной логике, уже известную доктрину, хотя в его трактате можно заметить отголоски богословских споров. Записывая проповеди на бумаге, Пассаванти ушел от первоначальной темы, включив в сочинение несколько вставных трактатов – «О гордыне», «О смирении», «О тщеславии», «О науке», «О сновидениях». Само «Зерцало» осталось незавершенным. Особенно примечательны «Примеры» (из жизни или вымышленные), включенные автором почти в каждую главу трактата.

Выбор наиболее показательных глав сочинения Пассаванти, позволяющих проследить за ходом его рассуждений и составить представление о предмете и способе изложения, сделан по изданию: Lo Specchio delta vera penitenza. Firenze, 1856.

Зерцало истинного покаяния

Начинается пролог книги, названной «Зерцало истинного покаяния»

Преподобный учитель церкви мессер святой Иероним говорил: «Poenitentia est secunda tabula post naufragium», – покаяние есть вторая доска после кораблекрушения¹⁵.

Святой ученый муж не всуе уподоблял покаяние доске. Если в кораблекрушение попадает осторожный и предусмотрительный человек, то при первой же опасности он крепко хватается за любую отлетевшую от корабля доску и благодаря ей даже в сильнейшую бурю в открытом море не утопает и среди бушующих волн не погибает, а благоуспешно достигает до берега или до тихой гавани и избегает тем самым опасностей бурного моря.

То же происходит и в море нашей жизни, которую мы называем морем, поскольку и в ней беспрестанное движение и переменчивая погода, и в ней происходят бурные несчастья, и в ней подстерегают грозные опасности, и большинство людей в них погибает. И так уж устроено море нашей жизни, что невозможно плыть по нему без приложения труда: удержаться на воде не позволяет нам и тяжесть нашей плоти, и груз первородного греха, и греха нынешнего, что лежит на плечах сыновей Адамовых, и сила роковых волн соблазна, и мирские и плотские испытания¹⁶.

Лишь нашему Спасителю Богочеловеку Иисусу Христу было дано легко пересечь это море. Повествуется в Писании, что к ученикам своим в страшную непогоду и в сильный противный ветер плывшим в лодке в море Галилейском, Он пришел без труда по волнам бурного моря; чего не мог совершить святой Петр и ко дну пошел бы, если бы не простер к нему свою добродетельную десницу Иисус Христос. Из этого евангельского рассказа надлежит понять, что всякий утонет в грозных водах житейского моря, если не снизойдет к нему десница благодати Божьей¹⁷.

Во спасение рода человеческого благодать Божия измыслила легкий и прочный челн, а Христос Спаситель сотворил его своими руками: из святого крестного дерева своего сложил, острыми гвоздями страстей своих сбил, драгоценной кровью своей омыл и окрасил. Этот чёлн есть не что иное, как невинность во крещении, в которую входит каждый, крестимый крещением Христовым. Целым и невредимым он приведет в гавань вечной жизни того, кто станет его хорошо вести и править и радеть о нем будет, как истинный и праведный христианин.

В этом едином и крепком челне через море нашей жизни проплыла Пресвятая Богородица Пречистая Дева Мария, проплыл в нем святой Иоанн Креститель, проплыли в нем и другие святые, освященные еще во чреве материнском и хранимые благодатью Божией и убереженные ею от впадения в слабость смертного греха¹⁸.

Проплывают в нем и все, нареченные невинными. Невинные суть те, которые, не научившись еще по состоянию своему различать доброе и злое и потому не впавшие в губительное зло греха (а к нему гораздо более, нежели к творению добрых дел, склоняется человек по порочной природе своей), сразу после принятия благодатного таинства крещения бывают поглощены естественной смертью или же принужденной обстоятельствами телесной жизни. Но не их заслуга, что без малейшей помехи и благовременно достигают они до надежной гавани вечного небесного града, поскольку не могут желать и уметь смотреть вперед и вести прекрасный челн благодати Божьей. Заслуга эта принадлежит Хозяину и Творцу челна: это Он своей благодатью и своим пребыванием ведет и правит его.

Иногда (и настолько, насколько простираются возможности свободной воли) небесный Господин препоручает человеку и управление, и заботу о движении, и ведение этого челна. Самого человека всеблагой Бог делает кормчим тогда, когда тот достигает такой степени возраста, что может и желает усердно грести веслом и выносить все тяготы охранения и ведения столь драгоценного судна.

Но из небрежения или из невежества, из пустого удовольствия или из порочной похоти, из самонадеянности или из неосторожности, или из дерзновенных помыслов – словом, из-за своего малого провидения – человек забывает о премудростях осторожного и осмотрительного управления и гоняет без удержу это судно по бескрайнему морю. И челн невинности безвозвратно гибнет либо измотанный противными ветрами, либо пробитый острыми камнями, либо выброшенный на коварную мель, либо увлеченный стремительным потоком, либо заверченный свирепым смерчем, либо опрокинутый буйной волной, либо раздавленный тяжелым валом, либо поглощенный морской пучиной, либо сбившийся с пути в ночной темноте, либо испугавшийся лютых чудовищ, либо опьяненный сладкоголосыми сиренами, либо захваченный жестокими разбойниками, либо обманутый ложными друзьями.

В перечисленном надлежит увидеть корни пороков и грехов. А еще понять, что грехи и пороки подтачивают и разрушают челн чистой невинности. И чем тяжелее и сквернее они, тем скорее рушится и гибнет он. И тогда человек лишается милости и блага; и нечем залатать пробоины, и не вернуть былую прочность; и остается закоренелый грешник наг и одинок посреди бурного моря, и последний луч надежды гаснет, и неоткуда ждать помощи¹⁹.

Одно только спасительное прибежище создал человеколюбивый и милосердный Бог, ибо Он не желает человеку погибели, даже когда тот по своей вине губит измысленный для него благодатью Божией крепкий и легкий челн невинности. Это прибежище и есть покаяние, за которое каждый потерявший святую невинность и думающий о спасении должен ухватиться и крепко держаться. Об этом прибежище и думал блаженный учитель наш святой Иероним, когда уподоблял его второй доске после кораблекрушения, то есть после разрушения и гибели судна первой святой невинности. <…>

Так, после потери первой невинности, за вторую доску покаянную, в которой единой спасение и духовное здравие человеческого рода, предусмотрительно ухватилась Мария Магдалина, ухватился святой Павел; ухватившись за нее, спасаются все, кому милостью нашего Ходатая отпускаются их греховные деяния.

Задумаемся, возлюбленные братья, как и нам, грешным, взойти в их круг, дабы избежать погибели в грозящем потопить нас зыбком и тревожном мире временной жизни, ибо выбросило нас из единого и прочного судна первой невинности, и мы тонем в пучине тварного мира и плутаем в волнах греховной запутанности. Отвергнем же и мы, грешные, всякое небрежение и невежество и в пламенном и едином стремлении к нашему духовному спасению станем предусмотрительными, протянем руки и ухватимся за покаяние, как потерпевший кораблекрушение хватается за спасительную доску и всеми силами своего существа за нее держится, если хочет спастись; она вынесет нас из бездны греха и препроводит в гавань божественной благодати²⁰, и я, меньший из братьев-проповедников²¹ флорентиец Иаков Пассаванти, движимый сугубым попечением о спасении грешных душ и верный предписаниям моего ордена, который видит первейшую из своих обязанностей в пробуждении людей от греховного усыпления, замыслил особый трактат о покаянии.

Побуждаем я был и многими благочестивыми и добродетельными людьми. Зная, что вот уже много лет – и особенно в Великий Пост нынешнего года, одна тысяча триста пятьдесят четвертого от Рождества Христова – я читаю проповеди о покаянии, они призывали меня, к пользе их и утешению, также к пользе утешению всех, кто пожелал бы их прочесть, изложить мои проповеди на бумаге в строгом порядке и на нашем народном флорентийском наречии, поскольку на народном наречии они произносились. Не желая отказывать в том, что долг милосердия велит исполнить к вящей славе Господней, и отвечая на дружеские побуждения, пишу этот трактат, как и прошено было, на народном наречии – дабы понятен был простым людям, и на латыни – дабы полезен был людям духовного звания, а, следовательно, и не только им, но и всем, кого они станут поучать, или кому станут читать проповеди, или кого станут наставлять на путь истинный, или чьи исповеди станут слушать²².

Уповаю при этом на величайшего из проповедовавших покаяние, отца всех братьев-проповедников, мессера святого Доминика²³. Смиренные надежды возлагаю на труды великого учителя церкви мессера святого Иеронима, чьи житие и учение являют образец совершенного и истинного покаяния и отражают его, как чистейшее из зеркал.

Смиренно прошу читающего эти строки вознести ко Господу кроткое моление о рабе Божием Иакове Пассаванте, поведать Ему о моих проповеднических трудах и о бдении над этой книгой о покаянии и просить Всевышнего, чтобы даровал мне милость до конца дней моих жить в усердном и ревностном покаянии и ниспослал мне в мой смертный час Свою благодать и спасение. Аминь.

Итак, теперь перейдем к книге, в которой мы намерены показать, что надлежит делать для истинного покаяния и чего надлежит остерегаться. Названа эта книга «Зерцало истинного покаяния»²⁴.

Часть первая

Глава I. В соответствии с избранным порядком расскажем прежде всего, что такое покаяние

Святой Амвросий говорил: «Poceitentia est main proeterita plangere, et plangenda iterum non committere», что значит: покаяние есть оплакивание прошлых злодеяний, то есть содеянных грехов, и несовершение впредь того, о чем придется горько плакать. Подобно говорил и святой Григорий: «Poeni-tere est ante acta peccata flere, et fienda iterum non committere» – мысль святого Григория подобна изречению святого Амвросия. А святой Фома, разъясняя эту мысль, разделил ее на два суждения²⁵. Первое – касательно прежнего греха: надлежит оплакивать прежние грехи. И второе – касательно греха, который принесет время: надлежит бежать грехов, которые придется горько оплакивать. Второе суждение святого Фомы предусматривает крепкое намерение имеющего в сердце истинное покаяние и горько сокрушающегося о содеянных грехах впредь исправиться и уберечь свою душу от повторного впадения в грех.

Если же грешник повторно согрешает, первое его покаяние все же следует считать действительным, а в каждом новом грехе следует каяться каждый раз заново. Хотя, похоже, есть люди, которые утверждают обратное и ссылаются, как Магистр сентенций, на слова святого Августина, святого Исидора, святого Григория и некоторых других, о которых упоминается и в декрете, и в трактате о покаянии²⁶.

Когда наши Святые Отцы говорили, что совершенный грех надлежит оплакивать и иметь твердое намерение не совершать более греховных деяний, они говорили не про единожды совершаемое покаяние, но про покаяние, разнесенное во времени. Верно, когда человек сокрушается и плачет о грехе, он должен не просто не совершать, но даже не помышлять о совершении подобного или другого тяжкого греха. Но если случится, что несмотря ни на что, человек все же впадает в грех такой же или другой, и первое, и второе, и все покаяния до самой его телесной смерти будут действительными и должны считаться таковыми.

Человек слаб, и поэтому милостью Божией ему дано единожды принять Святое Таинство Крещения, но многажды – Святое Таинство Покаяния. Дано ему столько раз приносить покаяние, сколько раз согрешать будет. Не об этом ли говорил Иисус Христос святому Петру, когда тот приступил к нему с вопросом: «Quoties peccabit in me frater meus, et dimittarn ei? usque septies? – Non dico tibi usque septies, sed septuagies septies». Вопрошал святой Петр: сколько раз должно прощать грехи и достаточно ли семи раз? А всещедрый и милосердный Иисус отвечал ему: не семь, но семьдесят раз по семь. Вот и выходит, что Господь завещал столько раз прощать грешнику, сколько раз согрешит или согрешить сможет, лишь бы каждый раз тот преисполнялся покаянным чувством до самой глубины своего сердца.

Если после покаяния человек совершает повторное грехопадение, то оно гораздо тяжелее прежнего. Причин тому множество, но первейшая из первейших коренится в человеческой неблагодарности. По порочной природе своей человек не может благодарно внимать ниспосланной ему благодати. И хотя прежде оплаканный грех не возвращается, как прощенный в искренне высказанном покаянии, последствия этой неблагодарности безмерно тяжелы, гораздо тяжелее, чем последствия прежнего грехопадения. Ибо говорил Иисус Христос в Евангелии: «Cum immundus spiritus exierit ab homine ets., et adducit alios septem spiritus nequiores se ets., et fiunt novissima hominis illius peiora prioribus». Говорил Он, что злонравный дух, исторгнутый покаянием и возвращенный новым грехопадением, семикратно злонравен, а положение падшего хуже прежнего. Об этом же Он говорил одержимому болезнью, им излеченному: «Vade, et amplius noli peccare ne deterius tibia liquid contingat» – «Иди, и не хоти больше грешить, дабы с тобой не случилось худшее». Видите, Христос сказал «noli» и не сказал «non pecces» – «не согреши». А смысл в этом заключен такой: чтобы покаяние было действительным, достаточно иметь твердое намерение не хотеть более грешить, даже если после все же согрешаешь. <…>

Часть вторая

Глава II, в которой говорится о том, что страх Божий подвигает нас к покаянию

Второй причиной, подвигающей нас к покаянию, мы назвали страх Божий, то есть боязнь суда Божиего, ибо каждого, кто в телесной жизни не обеспокоится и не очистится от греховной скверны, по смерти ожидает суровый и беспощадный суд Божий.

Для очищения нам дано единое средство, и это средство – покаяние. Покаянием единым человек себя судит, осуждает и наказывает за свои злодеяния. Покаянием единым человек избегает небесного судилища, ибо сказано в Писании: «Да не будет наказано дважды одно злодеяние». Об этом говорил мессер апостол святой Павел: «Si nosmetipsos judicaremus, non utique judicaremur» – «Если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы». А святой Григорий говорил: «Всесильный Господь и милосердный судья охотно принимает наше покаяние и скрывает от Своего суда наши грехопадения». Святой Августин учил нас: «Воссядь в уме своем на трон судии и поставь себя, преступного, перед собою, своим судиею. И не хоти стать позади себя, ибо Бог ставит тебя перед Собою». Итак, человек должен сам себя судить покаянным судом, чтобы не осудил его Господь своим суровым и беспощадным судом. Ибо говорил премудрый Екклезиаст: «Si poenitentiam non egerimus, incidemus in manus Domini» – «Если не покаемся, падем в руки Божии». Сказано в Евангелии Иисусом Христом: «Nisi poenitentiam habueritis, simul omnes peribitis» – «Если не покаетесь, все погибнете. А святой Августин предупреждал: «Кто истинно кается, тот не оставляет безнаказанным злодеяние свое; и кто сам себе прощения не дает, получает его от Бога, ибо никому не суждено избежать суда Божиего!».

Не жалейте себя, грешные, столь жестокой жалостью! Не убойтесь столь малого страдания в земной жизни! Ибо придет час праведного суда Божиего, и будете осуждены на вечные муки геенны огненной!²⁷

Вот пример, о котором повествуется в книге «Семь даров»: «Один юноша из богатой и знатной семьи, привыкший к неге, довольству и холе, неожиданно для всех вступил в орден братьев-проповедников. Узнав об этом, и отец, и родня, и друзья – все воспротивились и принялись обольщать юношу и призывать вернуться в мир. Они искушали его душу лестью и обманом, они говорили ему, что он, мол, такой нежный, хрупкий и слабый, что он не сможет перенести все тяготы монастырской жизни. Но юноша им ответил: “А я вступил в орден потому, что понял, что слишком нежен, хрупок, слаб. Если я страдаю от простых неудобств в земной жизни, как же я буду страдать в аду от бесконечных и неисчислимых мук? Нет! Уж лучше пострадать немного здесь, на земле, чем гореть в аду! И я не отступлю от своего решения!” Нечего было возразить на такие слова. Пришлось и отцу, и родне, и друзьям оставить того юношу в покое» <…>²⁸.

Глава V, в которой говорится о том, что к покаянию нас подвигают трудности приступления к нему после долгого коснения в грехе

Пятая причина, подвигающая к скорому покаянию, есть трудность приступления к нему после долговременной привычки коснеть в грехе. Святой Августин говорил: «Если не противоборствовать привычке, она станет потребностью». Привычка, по всем известному выражению, вторая натура; потому склонные к злодейству и пороку не могут удержаться от греховного соблазна. Их разум затуманен гнусными пристрастиями и подвластен им, а свободная воля несвободна и устремиться к благу без нисшествия особой благодати не может. Такие люди не в состоянии преодолеть греховную томительно-болезненную суету и подобны больным, в которых закоренели тяжкие недуги: лечить их поздно, а вылечить совсем нельзя. Поэтому свой греховный недуг следует сразу лечить лекарством покаяния, а не дожидаться, пока он разрастется, пустит корни и застареет.

Святой Григорий говорил: «Грех, не отмытый покаянием, своей тяжестью к новому греху склоняет». Грех к греху, растет бесчестие, и много бед наживает себе грешник. Первейшая из этих бед такая: чем дольше грешит человек, тем более отдаляется он от Бога и тем большим временем придется возвращаться к Нему. Кто же до смерти или до старости откладывает свое покаяние, тот сам у себя крадет драгоценное время! Правда, Господь даровал спасение некоторым грешникам, покаявшимся перед самой смертью. Но, скажите, зачем испытывать терпение Божие? Ведь говорил святой Иероним: «Льгота для немногих не есть закон для всех». И святые учат, что не являет Господь Свою благодатную помощь тем по смерти, кто в жизни ее попирал.

Вот пример, о котором повествует святой Григорий: «Один человек умер после тяжелой болезни. А перед самой смертью он видел, что за его душой явилось множество чертей во главе с самим диаволом. Они тянули его душу из тела, а он что было сил кричал: “Подождите! Дайте срок! Ну, хоть до утра!”. Напрасно: черти его не слушали. Наконец, они вытянули душу и поволокли ее в пекло. И грешник умер, стеная, рыдая и мучась»²⁹.

Другая беда состоит в том, что чем долее человек откладывает свое покаяние, тем больший грех он совершает. А чем больший грех он совершает, тем сильнее тяготит его греховное бремя. Оно непрерывно растет и достигает таких размеров, что может раздавить грешника. Потому проникнись советом, данным святым Павлом: «Deponentes omne pondus, et circumstans nos peccatum» – «Cвергнем с себя всякое бремя и запинающий нас грех».

Вот пример, о котором повествуется в «Жизнеописании Отцов»: «Святому Арсению послышался однажды голос: “Иди, я укажу тебе дела людские”³⁰. Святой Арсений послушал, пошел и увидел человека, рубящего дерево. Нарубит, наложит, вознамерится поднять и не может: слишком велико бремя, а сил таких нет, и обратно на землю кладет, и снова рубит, подкладывает, тщится поднять и не может, и опять рубит, и опять добавляет, и опять хочет поднять и падает. Голос сказал святому Арсению: “Те это, которые к грехам грехи добавляют, и унести не могут, и гибнут под их тяжестью”. Потом святой Арсений увидел всадников, везущих бревна поперек седла и желающих въехать в храм, и не могущих. Голос сказал: “А это те, которые праведность своих дел несут в гордыне”. Еще увидел святой Арсений: на берегу бескрайнего моря стоит человек и без отдыха черпает воду и льет ее в бочку, а та вся в дырах и трещинах, и вода выливается обратно в море. И снова сказал голос: «А это те, которые имеют добрых дел малость и топят их во множестве злых».

Да не увеличим грехов наших! Да убудет их тяжесть! Ибо об этом греховном бремени вопиял пророк Давид³¹: «Quoniam iniquitates meoe supergressoe sunt caput meum, et sicut onus gravatoe sunt super me» – «Беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне». Безрассудны те люди, которые оставляют старости и смерти свое греховное бремя, ибо ни старость, ни смерть удержать его на себе не могут.

Еще одна беда состоит в том, что чем долее человек грешит, тем сильнее он искривляется и затвердевает и тем труднее ему склоняться и распрямляться. Так, старое трухлявое дерево скорее рассыплется или сгорит, чем согнется и распрямится. Внемлем же совету святого Петра: «Poenitemini igitur, et convertmini, ut deleantur peccata vestra» – «Покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши». Скорее это надо делать, как учил пророк Иоиль³²: «Nunc convertimini ad Dominum Deum vestrum, quoniam benignus et misericors est» – «Теперь без промедления обратитесь ко Господу Богу вашему, ибо Он благ и милосерд». А святой Августин, объясняя псалом, говорил: «Твое покаяние, дабы плоды принесло, не должно опоздать. Ныне исправься, грешник! Ибо тот, кто завтра будет твоим судией, Иисус Христос, ныне твой защитник». Ибо благовествовал святой Иоанн³³: «Advocatum habemus apud patrem lesum Christum iustum» – «Перед Отцом Небесным мы имеем истинного ходатая в лице Иисуса Христа». На него мы возлагаем нашу веру и веруем, что Его милостью в нашу сторону склонится судная чаша.

Посему, возлюбленные братья, научимся призывать Христа в милосердные Ходатаи, чтобы Он предъявил за нас Свои крестные страдания, которыми искупил все наши непотребства, а всемилостивый Бог простил нам наши падения и принял в Свое милостивое внимание нашу естественную слабость и обвинил врагов наших. Да не отложим покаяние, а углубимся в него с плачем, ибо придет суровый судия и учинит праведный суд нашим беззакониям.

Часть третья

Глава II, в которой говорится о том, что страх отвращает человека от покаяния

Второе препятствие покаянию есть страх, то есть малодушная боязнь всерьез ворошить свою жизнь и налагать на себя телесную муку.

Люди своевольные, склонные к мирским утехам, забавам и плотскому сладострастию, страшатся потерять даже часть своих незаконных наслаждений, отвергнуть которые велит самое таинство святого покаяния. Но падким на наслаждения обязательно надо испытать духом и плотью хоть немного страданий, чтобы уравновесить непотребства своего тела и беззакония своего ума и понять, что своевольничая – грешат³⁴.

Против этой суетной, отвращающей от покаяния боязни есть единое средство: проникнуться мыслью, что ни один грех не остается незамеченным Богом, что всякий грех будет непременно наказан, а кара Божия неизбежно настигнет грешника либо в этой жизни, либо в иной. В этой жизни наказанием служит епитимия³⁵, налагаемая вслед за покаянием, в иной – наказание назначает суд Божий. И воистину, уж лучше какой-нибудь час помучиться покаянными муками здесь на земле, чем всю жизнь, а может, и всю вечность мучиться невыносимыми и страшными муками в аду. Ибо в аду муки наивысшие, беспредельные и всеобъемлющие.

Не мудро поступает тот, кто пренебрегает недолгой покаянной мукой на земле и идет в ад на вечные пламенные муки. А что муки ада вечны, неизбежны и нестерпимы, тому нас научают и назидания Священного Писания, и святых пророков, и многие примеры, нами слышанные и виденные. Вот назидательный пример из «Жизнеописания Отцов»: «В праведных странствиях по пустыне святой Макарий³⁶ однажды набрел на череп человека. Он ткнул его посохом и спросил, заклиная ответить, чьей головой он был. Череп ответил святому Макарию, что при жизни был головой языческого священника, а вот теперь обречен на вечную муку. “А что за наказание тебе дано?” – спросил святой Макарий. Череп ответил: “Все пространство, какое ни есть от земли и до неба, заполнено для меня одним испепеляющим огнем, и жар от него никогда не ослабевает. Куда ни глянь – и снизу и сверху – только один огонь. И я не один так страдаю, но все, как и я, не ведавшие всемогущего Бога. Под нами же, в еще большем огне, страждут тьмы скверных христиан. И наказание их ужаснее нашего”».

Подобное же назидание содержится и в следующем примере: «Повествуется, что в Париже жил некий учитель логики и философии по имени Серло, у которого было много учеников. Один из них, выделявшийся большой сообразительностью и умением тонко вести ученый спор, как впрочем, и непомерной гордыней и порочным образом жизни, умер. И вот однажды ночью, спустя несколько дней после смерти ученика, когда учителю Серло совсем не спалось и он даже решил подняться и сесть за занятия, ему явился образ умершего. Серло узнал его и очень испугался. Однако набрался сил и спросил, что с ним сталось после смерти. “Я осужден”, – отвечало видение. Серло снова спросил, правда ли, что тяжелы мучения в аду. Ученик ответил, что бесконечно тяжелы, гораздо тяжелее, чем думают люди, и не хватит никаких слов, чтобы описать их, но знак их тяжести он может показать. “Смотри, – он сказал, – какое на мне платье. Кажется, что оно соткано из софизмов. Оно давит на меня так, будто я держу на своих плечах самую большую башню Парижа или самую большую в мире гору. А самое ужасное – я никогда не смогу снять с себя этот груз. Это наказание назначено мне Божественным судилищем за мое тщеславие. И по заслугам: мне всегда казалось, что я знаю больше всех, что я лучше других умею складывать тонкие софизмы, то есть аргументы для победы в споре. Наказанное мне платье все полно ими, и всегда мой позор перед моими глазами, а совесть моя постоянно тяжко смущает меня”. Потом он отвернул полы плаща и проговорил: “Видишь, какой он изнутри? Пышет жаром и горит огнем. И ни минутки, чтобы дух перевести! Беспрерывно горю и жарюсь! Это наказание дано мне за то, что я бесчестно купался в подлом плотском грехе до самой смерти. И даже на смертном одре я не пожелал принести покаяние, а в сердце у меня не было даже самого слабого намерения оставить порочное житие. Я бы и желал жить еще. Но если бы и жил, то для греха, и вновь впал бы в духовное усыпление. Воистину, по заслугам меня покарал суд Божий. Я заслужил мои бесконечные и беспрерывные страдания. Бедный я человек! Только теперь я осознал, как глубоко мое падение. Только теперь я понял, что в земной жизни умел разбираться в тонкостях софистики и логики, но не понимал главного: за свои грехи человек получает на Божественном судилище бесконечные муки ада! Я не хочу, чтобы мое появление прошло для тебя без благовременного поучения, ты его получишь в благодарность за твои поучения. Дай мне руку, добрый учитель!”.

Учитель Серло протянул ему руку, и с горящего пальца умершего ученика на его ладонь упала крошечная капелька пота. Насквозь она прожгла ладонь учителя! Словно остроконечная и горящая стрела, его пронзила мучительная боль. “Теперь и ты попробовал мучений ада!” – сказало видение и исчезло со скорбными криками, оставив учителя одного в ужасе и смятении. До самой смерти Серло так и не смог отыскать лекарство, чтобы залечить ужасную рану.

Для многих этот случай послужил поучительным уроком к исправлению жития. Сам учитель Серло в глубоком душевном сокрушении, вызванном видением и телесным страданием, убоявшись ужасных мучений, которые ему довелось испытать на себе, и по зрелом размышлении решил оставить свою школу и уйти от мира. На следующее утро он вошел к своим ученикам, рассказал о видении и показал прожженную руку. А на прощание произнес им два стиха, сложенные ночью в думах об оставлении мирской суеты:

Linquo coax ranis, ora corvis, vanaque vanis;
Ad loycam pergo,quae mortis non timet ergo —

Пусть лягушки квакают, а вороны каркают, пусть суета мирская останется суетным людям;

Я же ухожу туда, где логика не боится вывода о смерти, то есть к святой религии.

Вот так он оставил все попечения, обратился к Богу и прожил в святости до конца дней своих».

Если же найдется такой человек, который скажет: «Я никогда в жизни не буду каяться, а покаюсь перед самой смертью и пройду муки покаяния в чистилище, – то этот человек глуп. Мы говорили уже, что не всякий человек, надеющийся на добрый конец, получает его. Многие, однако, тешут себя пустыми упованиями. Чаще всего бывает, что по жизни и смерть: как человек живет, так и умирает. Святой Григорий говорил: «Грешник, в жизни забывший Бога, на праведном суде забывает себя самого». Но предположим, что человек уверен в своем предсмертном покаянии. Как же глупо тогда желать проходить муки покаяния в чистилище! Святой Августин учил, что они страшнее любой из земных мук. Грешник, зачем не пострадаешь покаянной мукой здесь, на земле? Ведь покаяние само из твоей души вырастает, ты сам, по своей воле искупаешь свой грех, мука от такого искупления ничтожна. А на муки чистилища ты обречен по необходимости, и они безмерны. К тому же, в чистилище у тебя не будет ни места, ни времени стяжать себе прощение!

А что муки чистилища тяжелы, научают нас все святые. И в каком бы месте ни было назначено чистилище, будь то ближе к центру земли, где преисподняя и где душа будет очищаться тем же пламенем, что и грешники в аду, будь то в любом другом месте на земле, указанном праведным судом, – муки там будут очень тяжелы. Если чистилище будет в межземельном пространстве, где горит пламень ада, то нет никакого сомнения, что душе будет безмерно тяжело гореть этим пламенем. Если чистилище будет определено в других местах на земле – либо для пребывания в месте совершения греха, либо для взывания к помощи родных и близких, либо для назидания живущим, либо по другому неведомому суждению Божиему – бесспорно то, что и в этих местах муки будут очень тяжелы. Ведь суд Божий определяет наказание чистилищем для омовения от греховной скверны, исходя из числа и характера грехов.

Из множества примеров, подтверждающих эту истину, я приведу только один, из Элианда: «Недалеко от Ниверсы жил бедный угольщик. Был он человеком богобоязненным и добрым христианином. Однажды вечером он как обычно разжег свою угольную яму и отправился спать в сторожку, что стояла рядом. Вдруг в самую полночь раздались истошные крики. Угольщик выскочил из своей сторожки наружу и увидел страшное видение: к его яме, что есть силы, бежит нагая и растрепанная женщина, криком исходит. Следом на страшном коне вороном скачет рыцарь с кинжалом в руке. У коня из глаз, из ноздрей, из ушей вырываются языки яркого пламени. Женщина подбегает к самому краю ямы, видит раскаленные угли, отступает и бежит вокруг. Рыцарь настигает женщину, хватает за волосы и вонзает свой кинжал ей в грудь. Из раны кровь рекой, женщина падает на землю. Рыцарь хватает ее за окровавленные волосы и со всего размаха бросает в яму с горящими углями. И час и больше стоит над нею. Потом вытаскивает ее, всю обугленную, взваливает на коня и, безутешно рыдая, мчится прочь – туда, откуда явился.

И на вторую и на третью ночь страшное видение повторилось. Но угольщик уже не мог вынести таких страстей и отправился к своему господину графу Ниверсы, поскольку ему были известны доброта и набожность графа. Пришел и обо всем рассказал. Выслушав угольщика, граф воскликнул: “Я своими глазами хочу увидеть это видение!” – и поехал с ним. Вот уже вдвоем спрятались в сторожке. Время полночи наступило, и все случилось по рассказу: и женщина убегала, и рыцарь догонял, и все остальное тоже повторилось. Граф трепетал, но ему очень хотелось понять, отчего все так происходит, и когда безжалостный рыцарь уже отправлялся в обратный путь со своей ношей на коне, граф вышел из сторожки и, заклиная рыцаря остановиться, обратился к нему с просьбой объяснить видение. Тот повернул своего коня и в горьком рыдании поведал: “Знай, мой граф, раз уж ты захотел узнать о наших мучениях, которые Господь пожелал открыть тебе: именем я Джуффреди, я был твоим рыцарем, у твоего стола кормился. А женщина, которую я столь безжалостно мучаю – это донна Беатриче, бывшая женой твоему славному рыцарю Берлингьеру. Знай, что нас соблазнила низменной похотью преступная любовь, и мы впали в тяжкий плотский грех. И чтобы никто не мог мешать нам предаваться постыдным удовольствиям, она убила своего супруга, твоего славного рыцаря Берлингьера. И купались мы в своем грехе, пока не настал наш смертный час. Но на смертном одре сначала эта женщина, а потом и я поплакались перед Господом, покаялись и исповедались. Всеблагой Бог принял наше предсмертное покаяние, смилостивился и простил нам вечные муки ада и назначил временные муки чистилища. Потому знай, мой граф, мы не обречены, и во искупление нашего греха в этом месте нам назначено чистилище. Вот что ты видел. За тяжкий грех плоти еженощно мы совершаем эту страшную погоню. А освобождены от этих ужасных мук будем, когда того пожелает Господь”.

Чтобы лучше понять смысл наказания, граф снова обратился к рыцарю за разъяснением. Тот отвечал со многими слезами и воздыханиями: “Этой женщине, поднявшей руку на своего мужа из любви ко мне, дано такое наказание: еженощно принимать смерть от моей руки, от моего кинжала. Суд Божий постановил еще, чтобы она, питавшая ко мне любовь блудливую, еженощно была мною кидаема в жаркие угли этой ямы. Ты это видел. И как прежде мы смотрели друг на друга со страстным вожделением и предвкушением греховных утех, так ныне с отвращением и ненавистью преследуем друг друга. И как один был причиной воспламенения бесчестной любви другого, так ныне один есть источник мучений другого. Ибо всякая мука, испытуемая ею, есть и моя мука. Когда вонзаю в нее свой кинжал, все вокруг обращается для меня в негаснущий огонь. Когда кидаю ее в жаркие угли, сам начинаю гореть тем же пламенем. Конь же мой – это диавол, которому мы даны для терзаний. Таковы наши суровые кары. Как мы несчастны! Граф, прошу вас, молите Господа нашего, известите о нас ему в мессах, раздайте милостыню нищим. Да облегчит Он нам эти тяжкие муки!” – проговорив это, рыцарь растаял, как вспышка молнии».

Да не убудет от нас, возлюбленные мои, претерпеть на этом свете данную нам за грехи епитимью, да избавим себя от великих мук и от горьких терзаний, которые – хотим мы того или не хотим – ожидают нас по смерти³⁷.

Глава III, в которой говорится о том, что тщетное упование отвращает нас от покаяния

Третье препятствие покаянию есть упование на милость Бога. Человек говорит: «Велика милость Божия, Он любит нас, Он искупил наши грехи Своей драгоценной кровью, Он не даст нам заблудиться», – и не кается, и коснеет во грехе. Против таких людей сказано в Священном Писании: «Maledictus omnis qui peccat in spe» – «Проклят Богом грешащий в надежде». Размышляя об этих словах, святой Бернард говорил: «Кто грешит в надежде, у того неверная вера, достойная проклятия».

Истинно названы люди достойными проклятия, потому как богохульствуют и глумятся над безграничной милостью и великой добротой Божией. Казалось бы, в милости и доброте они должны увидеть силу и величие Божественного водительства, причину и повод для противоборствования греху. Нет! Грешат! Грешат без оглядки!

О таких людях говорил святой Павел: «An ignoras quod benignitas Dei ad poenitentiam te adducit» и дальше, как прежде мы говорили. Святой Павел указывал также на тяжесть подобного греха: «Irritam quis faciens legem Moysi et spiritui gratioe contumcliam fecerit»³⁸. В «Толковании» об этих словах так сказано: «Грешащий в надежде на милосердие Божие, дух благодатный и кровь Христову попирает и посрамляет». Человеку следует остерегаться греха, прежде всего во имя милосердного Бога, ибо еще говорил святой Павел: «Господь Бог спас нас по милости Своей». Так поступает всякий, у кого сердце возвышенное и кто бежит греха не из страха, а из любви. Кто же поступает противно и согрешает, наказан будет, как сказано в Писании.

Кто по собственной воле впал в глубокую пропасть греха и уповает на милость Божию, тот попирает Бога, и милостью Божией тот будет обойден. Самое же страшное, что милость Божия оставит его в час наивысшей надобности, в смертный час. Свидетельствуют об этом многие примеры, почерпнутые из житий святых, из жизнеописаний Святых Отцов, из рассказов святого Григория. Мы не станем их все пересказывать, они есть и в других книгах, да и наш трактат слишком бы удлинился.

Против тщетной и высокомерной надежды сказано в Писании: «Не скажи: велика милость Господня, Он не помянет мои грехи. Знай, столь же скор Он на гнев и на мщение, сколь и на милость». Воистину, Бог милостив, но Он не желает быть попранным в доверии. Оттого и говорил святой Григорий: «Веруя, что Бог справедлив, да не оставим без покаяния грехи наши; веруя, что Он милостив, да не впадем в отчаяние». Только жаждущий исправить свою жизнь может уповать на милость Божию, но не желающий купаться в злодеяниях!

Тщетна вера человека, который питает глупую надежду жить долго и кончить свои дни в благости. И все же многие откладывают покаяние, не проникаются словами Писания, изреченными устами премудрого Екклезиаста: «Ne tardes converti ad Dominum,et ne differas de die in diem; subito enim veniet ira illius, et in tempore iracundiae disperdet te» – «Не опаздывай с обращением к Богу, не перекладывай со дня на день, чтобы не обрушился на тебя гнев Его и не потерял Он тебя в час гнева и мщения. Не обрекай себя в свой, смертный час, когда судим будешь», – увещевал премудрый Екклезиаст³⁹. А святой Григорий говорил: «Сразу бывает украден тот, кто долго был поддерживаем». Сразу – так скоро, что и представить невозможно, – бывает украден смертью и представлен суду Божиему тот, кого долгое время Бог поддерживал выжидании к покаянию. Вот пример, о котором повествует Петр Дамьяни⁴⁰. «В городе Салерно жил благородный, по мирскому мнению, и богатый правитель. Он долгие годы купался в преходящем благополучии здравия, богатства и плотских утех, привык к этому и любил повторять: кто имеет благо на этом свете, тот имеет его и на том свете, – понимая благо в его плотском, вещественном значении, а не так, как правильно надо понимать. Когда он достиг, по его представлению, наивысшего мирского благополучия, какого у него еще никогда не было, случилось ему однажды утром взглянуть из своего дворца на гору Этну, на Монджибелло, и увидеть, что необычайно велики вырывающиеся из горы искры и языки пламени. Тотчас он созвал свою семью; и всех слуг и объявил им: “Скоро умрет кто-то богатый и могущественный. Я видел, как Монджибелло подавал огненный знак, он ждет очередного грешника, чтобы засосать его в пекло через свою огнедышащую пасть”.

А когда Монджибелло выпускает необычайно много огня, в тех местах говорят, что вскоре должен умереть какой-нибудь богатый грешник, поэтому Монджибелло готовится принять его. Местные люди считают, что через эту гору проходит одна из дорог в преисподнюю.

Вот и князь, о котором наш рассказ, поспешил объявить о скорой смерти богатого грешника, когда увидел необычайно яркие вспышки огня. Но о том, что этот грешник он сам, и это его готовится принять подземное царство через свои огнедышащие ворота, он даже и подумать не пожелал. Поэтому ночью, как обычно, самодовольно и самоуверенно он улегся в кровать с одной из своих женщин, и в самом греховном действии, которое совершал многие годы, испустил дух! Вот так тот, кто еще накануне был жив-здоров и даже ночью не один лег в постель, утром оказался совершенно бездыханным!» <…>

Часть четвертая

Глава III, в которой говорится о том, что вызывает в нас сокрушение

Перейдем теперь к третьей части нашего рассказа о сердечном сокрушении и ответим на вопросы: что вызывает в нас сокрушение, или какими путями входит в нас сокрушение, и сколько этих путей? Святые ученые мужи утверждают, что таких путей шесть.

Первый путь – это воскрешение в памяти содеянных грехов. О нем говорил пророк Исайя в обращении к Богу: «Recogitabo tibi omnes annos meos, in amaritudine animoc meoe» – «Я подумаю и положу их все перед Тобой, все мои годы, в горечи души моей, то есть с горькой скорбью». Про этот путь мы уже говорили в других местах нашего трактата. Вспомните пример о знаменитой блуднице Таис; о блуднице, у которой от преисполнения скорбью разорвалось сердце; о рыцаре, который отрекся от Христа, но не отрекся от Богородицы.

Второй путь, следующий за воскрешением в памяти грехов, – это стыд. Царь Соломон говорил в своих притчах: «Putredo in ossibus eius qui confusione res dignas gerit» – «Гниют кости совершающего деяния, достойные стыда и смущения». «Гниют кости» – это внутренняя скорбь, она облегчает тяжесть последствий греховных деяний, которых человеку надлежит смущаться и стыдиться. Пророк Аввакум говорил: «Ingrediatur putredo in ossibus mei» – «Боль проникла в кости мои, то есть в сердечные пристрастия, и они не причастны более греху, и нечего мне стыдиться».

Третий путь, вводящий в нас сокрушение, – это низость греха, ибо грех делает человека омерзительно подлым. О низости греха, обращаясь к грешной душе, говорил пророк Иеремия: «Quam vifis facta es, iterans vias tuas» – «О, до чего же ты низка, когда каждый день воскрешаю в памяти пути твои!» О грешниках говорил псалмопевец: «Corrupt! sunt, et abominabiles fact! Sunt in studiis suis» – «Они тленны и омерзительны в занятиях своих, то есть в скверных делах, творимых с усердием».

Четвертый путь – это страх Божиего суда и вечной муки. Об этом говорил святой Петр: «Impius et peccator ubi pare-bunt?» – «Нечестивые и грешные где предстанут (словно хотел сказать: не будет им места, где достойно предстать пред гневным судией) и смогут ли они вынести вечные невыносимые муки ада?» Вот пример: «Во Франции жил один богатый человек, любивший земные богатства и мирскую суету. Однажды он задумался, смогут ли через тысячу лет прекратиться мучения тех, кто осужден на муки ада? И сам себе ответил, что не смогут. Тогда он снова спросил сам у себя:

“А через восемьсот тысяч лет?” И вновь дал неутешительный ответ. Потом он подумал: “А через тысячу тысяч лет смогут ли освободиться грешники?” И снова сказал себе: “Нет, не смогут!” «А через столько лет, сколько капель в море?» И снова отвечал отрицательно. От таких мыслей он пришел в сильное волнение, сердце его преисполнилось скорбью, и он горько заплакал в глубоком сердечном сокрушении. Поразмыслив, он решил оставить суету этого мира и сказал: «Как глупы и как ничтожны люди: ради преходящих наслаждений в этом бренном мирe они обрекают себя на бесконечные муки в аду!»

Пятый путь, который вводит в нас сокрушение, – это скорбь от того, что теряем небесный райский град и наносим оскорбление Богу. Ибо надлежит его слушаться как Творца, почитать как Небесного Отца, любить как Ходатая и Спасителя, отдавшего за нас свою драгоценную кровь. Святой Петр и святой Иоанн говорили: «Dilexit nos, et lavavit nos a peccatis nostris in sanguine sua» – «Иисус Христос возлюбил нас и омыл грехи наши кровью своей». Размышление о том, что человек марает и пачкает срамотой своего греха очищенную и омытую кровью Христа душу, должно вводить в нас печаль и скорбь о грехе.

Шестой путь, вводящий в нас сокрушение, – это упование на отпущение грехов, на ниспослание благодати, ради которой избираем доброе, и на увенчание славой, к которой нас ведет Господь. О благодати и славе говорил псалмопевец: «Gratiam et gloriam dabit Dominus» – «Господь даст нам благодать и славу свою»⁴¹.

Выше всех путей, вводящих в нас совершенное и истинное сокрушение, вознесена горячая и преданная молитва, ибо только молением Господь ниспосылает в наше сердце дар сокрушения, а без усвоения благодати и милости Божией сокрушению не быть ни совершенным, ни истинным. Да и самое обретение сокрушения невозможно без особой благодати Божией; и вот, чтобы обрести его, человек возносит преданную молитву. Посему, всякий жаждущий благодати во имя спасения, приступи к молению и живи так, чтобы моление твое было достойным исполнения, а еще проси Господа, чтобы Он даровал тебе благодать жить в благости и усердно молиться.

Трактат о смирении

Глава II, в которой рассказывается, сколько ступеней смирения существует

Теперь посмотрим, сколько видов смирения, или, правильнее сказать, сколько ступеней смирения существует и каковы они. В «Толковании» говорится о словах Иисуса, обращенных к Иоанну Крестителю: «Sic decet nos implero omnem iustitiam, idest omnem humilitatem»⁴² – «Совершенное смирение имеет три ступени». Первая ступень – это покоряться старшему и не возвышаться над равным. Вторая ступень – это покоряться равному и не возвышаться над меньшим. И третья ступень – это покоряться меньшему. Смирение первой ступени называется достаточным, ибо его достает для спасения; вторая ступень называется обильной, ибо даже превышает необходимое; третья ступень – чрезмерной, ибо не просто превышает необходимое, но и вообще означает, что большего смирения быть не может. Смирение третьей ступени явил народу Христос, когда опустился для крещения пред Иоанном Предтечей, ибо это означало покориться меньшему; это смирение – совершенное.

По-другому смирение разделяют на четыре ступени: sper-nere mundum,spernere nullum, spernere sese, spernere se sperni – презирать мирское, не презирать человека, презирать самого себя, презирать презрение к себе.

В «Правиле» святого Бенедикта⁴³ выделены двенадцать ступеней смирения, противопоставленных двенадцати ступеням гордыни. По разделению святого Бенедикта, первая ступень смирения – глазами и телом проявлять кротость, а взгляд устремлять долу – противостоит первой ступени гордыни, называемой любопытством, когда человек ходит с высоко поднятой головой и проявляет излишний интерес ко всему. Вторая ступень смирения – это говорить мало, рассудительно и негромко; в противоположность второй ступени гордыни – легкомыслию, когда человек болтает изрядно и произносит надменные слова. Третья ступень смирения – презирать громкий и беспричинный смех; в противоположность третьей ступени гордыни, позволяющей непристойно радоваться всему. Четвертая ступень смирения – молчание, умение молчать, пока не спросят; в противоположность четвертой ступени гордыни – хвастовству, когда человек похваляется и болтает без надобности. Пятая ступень смирения – не выделяться среди других, придерживаясь общих правил жизнеповедения в монастыре; в противоположность пятой ступени гордыни – обособлению, когда человек стремится казаться лучше других и делает то, чего не делают другие. Шестая ступень смирения – постоянно помнить и говорить, что ты самый подлый человек; в противоположность шестой ступени гордыни – высокомерию, когда человек ставит себя выше других. Седьмая ступень – это говорить и верить, что ты существо бесполезное и недостойное; в противоположность седьмой ступени гордыни – самонадеянности, когда человек полагает себя приносящим пользу и достойным. Восьмая ступень смирения – это исповедание в грехах; в противоположность восьмой ступени гордыни – оправданию своих падений. Девятая ступень смирения – это в трудностях хвататься за покаяние; в противоположность девятой ступени гордыни, когда человек исповедуется в грехе не по простоте душевной и искренне, а лишь для того, чтобы избегнуть наказания, и при этом сам себя прощает. Десятая ступень – это послушание; в противоположность десятой ступени гордыни – строптивости, когда человек упорствует и не покоряется старшим. Одиннадцатая ступень смирения – это не испытывать удовольствия от своевольного действия; в противоположность одиннадцатой ступени гордыни – свободе, когда человек желает делать всё, что заблагорассудится. Двенадцатая ступень смирения – это боязнь Бога; в противоположность двенадцатой ступени гордыни – привычке грешить, когда человек попирает Бога и его заповеди⁴⁴.

Трактат о тщеславии

Глава IV, в которой говорится о том, каковы причины тщеславия и что вводит человека в этот порок

В четвертую очередь мы должны рассказать о том, что является причиной тщеславия и вводит человека в этот порок. В «Поликрате» сказано о пороке тщеславия: «Редко кто не имеет пристрастия к тщеславию и не желает быть славимым от людей». В порок тщеславия люди впадают по нескольким причинам: одни превозносятся добродетелью или видимостью добродетели, другие превозносятся благами от судьбы, третьи – благами от рождения. Это и есть те три источника, в которых корень всякой людской похвалы и мирской славы – душа, тело, судьба.

Душа наделена как естественными, так и приобретенными благами (приобретение благ происходит вдуновением благодати святого Духа, упорным трудом либо усердным учением). Естественными благами души являются: светлый ум с тонким разумом, рассудок, свободная воля, крепкая и цепкая память и некоторые другие чувственные способности, единые для души и тела. Приобретенные блага души – это теологические и божественные добродетели, это добродетели ума и нравственности, это мудрость, наука и искусства.

Блага тела – это здоровье, сила, красота, благородство, свобода, радость; ловкость, проворность и стройность, благонравие; это миловидность, изящество, обходительность, сильные чувства; это смелость, находчивость и осторожность; это усердие в учении, старательность и склонности к самым разным делам; это знание правил хорошего тона, приветливость и любезность, ласковость, веселость, статность и хорошее сложение; это красноречие, умение вести непринужденную беседу, говорить легко и красиво, мягким и полнозвучным голосом; это скромный взгляд и степенная походка; это все другие проявления прекрасных манер. Многие из перечисленных благ проистекают из добродетелей души и воплощаются в добродетелях тела, когда соприкасаются с внешним миром.

Блага судьбы – это явления внешнего мира, ни в нас, ни в нашей власти не соблюдаемые и потому против нашей воли каждодневно и внезапно теряемые. Это богатство, благополучие, положение, почести, чины, могущество, удовольствия, слава, милости, владения, друзья, поклонение, свита, богатая одежда, слуги; это изящная, честная, любящая, красивая, древнего рода и доброго имени жена и от нее много прекрасных чад; это великолепные дворцы с богатыми покоями, бескрайние угодья и сады. Есть люди, которые превозносятся дорогими и красивыми книгами, богатыми одеждами, прекрасными статуями и великолепными картинами. Есть люди, которые превозносятся тем, что дают пышные обеды и накрывают столы драгоценными блюдами с дорогими кушаньями. Есть люди, которые превозносятся оружием и богатым выездом, лошадьми и кучерами. А есть и такие, которые превозносятся тем, что умеют свое дело хорошо начать и хорошо кончить или тем, что одержали славные победы над врагами и добились для себя мира и спокойствия. Вот так суетятся люди в низменном стремлении быть известными и славимыми за эти и за многие другие блага – все их перечислить понадобилось бы слишком много времени. <…>

Итак, мы рассказали о том, чем человеку свойственно величаться. Теперь следует сказать и о том, что не подобает человеку величаться перечисленными благами.

Глава V, в которой говорится о том, что человеку не подобает величаться перечисленными благами

В пятую очередь мы должны сказать о том, что человеку не подобает величаться перечисленными благами, поскольку из них проистекает и в них осуществляется грех тщеславия. Прежде всего, мы покажем общий вред этих благ, а затем рассмотрим некоторые из них в отдельности.

Человеку не подобает величаться благами души, поскольку не за наши заслуги, а по своей доброте Господь ими щедро одаряет людей. Хвалу и благодарность за милость и за щедрость возносят не тому, кто принимает, а тому, от кого они исходят. Об этом говорил святой Павел в одном из своих посланий: «Quid habes quod non accepisti? Et si accepisti, quid gloriaris quasi non acceperis?» – «О, человек, не получил ли ты то, что имеешь? А если получил, то зачем похваляешься, словно и не получал вовсе, а сам имел?» Размышляя об этих словах святого Павла, святой Бернард говорил: «Богу единому честь и слава! Человек, зачем ты жаждешь славы за победу, если ты не был в сражениях? Ты бесстыден, раз жаждешь славы без побед и стремишься присвоить победы без сражений!» И еще: «Если живешь в святости, помни, что Святой Дух есть святитель и животворитель. Если имеешь благодатное свойство проповедовать святое учение, не забывай простую истину: не ты говоришь, а Дух Святой. Если чудодействуешь, и эта добродетель – Божия». И о многих других благах подобно говорил святой Бернард. Эти блага Господь сотворяет в нас и для нас, ибо мы, смертные, не можем и не умеем сотворять благо, а можем и умеем только сквернить его. Святой Бернард свою мысль заключает такими словами: «Если славу или хвалу за свое благо ты принимаешь на себя, а не относишь их ко Господу, знай, что ты вор и мошенник! Дарителю благ надлежит воздавать славу и возвещать хвалу!». Вспомним еще раз слова святого Павла: «Soli Deo honor et gloria!» – «Богу единому честь и слава!» А святой пророк Исайя говорил так: «Nunquid gloriatur securis adversus eum qui secat in ea?» – «Величается ли секира пред тем, кто рубит ею?» Словно хотел сказать: «Нет, слава за добрый труд принадлежит мастеру, который искусно водит секирою!» Так и человек: он лишь орудие, которым Господь изготовляет всякое сущее благо, потому и слава – целиком главному мастеру. «Exclusa enim est gloriatio tua!» – «Заключена снаружи твоя слава!» – учил святой апостол Павел.

Человеку не подобает превозноситься и естественными благами, такими как память, ум, свободная воля и всеми другими, потому что не его заслуга в том, что он их имеет; а еще потому, что сами по себе эти блага ни добры, ни злы. Только находясь в добром или злом человеке, они направляются на добро или зло. Святой Бернард говорил: «Если человек имеет гибкий разум, светлый ум и крепкую память, он не должен ими похваляться, ибо они орудия как порока, так и добродетели».

Человеку не подобает превозноситься и благами, приобретенными постоянным упражнением или усердным занятием (а это науки, искусства и нравственные добродетели), по причинам, которые мы уже приводили или еще приведем. Святой Бернард⁴⁵ говорил: «Бог – владыка всех наук. В нем все сокровища мудрости и науки. Он – живой источник, из которого изливается все, что ни получает человек. Из Него изливается человеческое мастерство, праведность, добрая воля, светлый разум, красноречие, все остальные блага. Будешь верным рабом, если не оставить на своих руках Господней славы, ибо она не исходит из тебя, а проходит через тебя, если преданно произнесешь: “Не нам, Господин наш, не нам, но Имени Твоему – слава!”».

Не подобает человеку превозноситься и благами тела: здоровьем, красотой и силой. Как говорил Боэций, они так легко и так быстро могут исчезнуть. Трехдневный жар может их погубить или испортить. К тому же, блага тела почти всегда противоположны и даже враждебны добродетелям души.

Бессмысленно превозноситься и благами судьбы, которые находятся не внутри, но вне человека (богатства, почести, мирское могущество), ибо и они не принадлежат человеку. А как же! Хочет или не хочет человек, а они могут исчезнуть или потеряться! Правильно говорил Сенека: «Никто не должен похваляться тем, что не его». О благах судьбы и о том, что они нам не принадлежат, говорил и святой Августин: «Ничего не может быть нашим, если против нашей воли может быть у нас отнято. Другому принадлежит то, чем ты плохо владеешь». И Сенека в одном из своих писем Луцилию писал, что внешние блага – не наши, и сами по себе не делают человека ни великим, ни достойным славы. Более того, Сенека называл эти блага обманом и надувательством.

О том, что в этом мире человеку не подобает величаться никаким благом, коротко и точно сказал пророк Исайя: «Non glorietur sapiens in sapientia sua, nec fortis in fortitudine sua, nec dives in divitiis suis» – «Да не хвалится мудрый мудростью своею (о благах души), да не хвалится сильный силою своею (о благах тела), да не хвалится богатый богатствами своими (о благах судьбы)».

После рассказа о том, что не подобает величаться своими благами, особо следует сказать о тех благах, которыми чаще всего человек попирав от Господа Бога.

Трактат о науке

О второй науке, человеческой

Вторая наука – это наука человеческая. Ее можно понимать тремя способами: как науку, познающую предметы человеческие, как науку, найденную человеческим умом, как науку, благодаря которой люди знают то, что знают. И какой бы смысл мы ни вкладывали в слова «человеческая наука», ясно одно: она безмерно ущербна и несовершенна. Даже философу Фемистию⁴⁶ пришлось признать, что человек знает ничтожную часть того, чего он не знает. Вся человеческая наука пронизана бесчисленными ошибками, так что, воистину, лучше не знать, чем знать! Даже Сократ⁴⁷, по словам святого Иеронима, сказал: «Hoc unum scio, quod nescio» – «Я знаю одно, что ничего не знаю». Вторя ему, Лактанций⁴⁷ говорил: «Сократ сказал, что не знает ничего, кроме того, что ничего не знает».

Благодаря силе и свету природного разума человеческий ум научился отыскивать мельчайшие предметы, придавать им определенный порядок и строгое правило. И все это для того, чтобы уметь говорить, уметь делать или уметь воображать. В соответствии с разнообразием предметов и с правилом, им установленным, человек дал имена наукам и искусствам. Среди этого разнообразия выделяются семь основных искусств или же семь свободных наук: грамматика, логика, риторика, арифметика, геометрия, музыка и астрология. Об этих искусствах и о людях, их открывших, можно было бы сказать еще немало хороших и добрых слов, но нам нужно еще столько рассказать о многих полезных вещах! Не следует оставлять полезное ради приятного! Поэтому, а также чтобы не удлинять безмерно нашу книгу рассуждениями о человеческой науке, мы скажем только вот что: наука человеческая несовершенна и ущербна, в ней много темных мест и неясностей. Поэтому человеку не следует величаться этой наукой. Лучше прислушаться к словам Соломона: «Qui addit scientiam, addit et dolorem» – «Кто умножает знания, умножает скорбь и страдание. Потому что, кто больше знает, тому больше нужно, тот больший груз на себя взваливает и больше познает такого, от чего одна только скорбь и одно страдание.

Итальянский гуманизм эпохи Возрождения. Сборник текстов. Ч. II / Пер. В. В. Полева. Саратов, 1988. С. 134–151.

Екатерина Сиенская

Екатерина Сиенская (1347–1380) была родом из итальянского города Сиены, дочь красильщика. Ее семья жила в доме, находившемся рядом с женской обителью Св. Доминика. Еще девочкой она проявляла особую набожность и благочестие и поражала окружающих аскетическим рвением. В 14 лет Екатерина вступила в общину «кающихся сестер Св. Доминика», которая жила по очень строгому монастырскому уставу. Склонная к аскетизму Екатерина, как Невеста Христова, вела затворническую жизнь в келье в молитвах и постах, трижды в день занималась самобичеванием. В своих видениях она представляла, будто бы пила молоко из груди Девы Марии и кровь из ран Христа. Ее духовником стал доминиканский монах Реймондо, он оказал большое влияние на аскетически настроенную монахиню, подвигнув ее к широкой пропаганде аскетической морали. Будучи уже в возрасте 30 лет Екатерина научилась грамоте и начала сочинять проповеди и письма с призывами к полному отрешению от мирских чувств и дел, отказу от любви к миру. Вместо этого Екатерина предлагала избрать путь спасения через грубое поношение, испытание жаждой, голодом, нищетой и страданиями.

Письма Екатерины были обращены к Папе, кардиналам, монахам и светским лицам. Она была замечена, приглашена в Рим и несколько лет служила при дворе Папы.

По церковной традиции, Екатерина умерла от истощения во время длительных, тяжелых постов и изнуряющих молитвенных бдений. В XV в. она была канонизирована Церковью. «Житие Екатерины» написал ее духовник Раймондо.

В истории подвижников Католической Церкви образ святой Екатерины является примером величайшей святости, беспредельного страха в сердце, полного отрешения от бренного тела ради единственной цели – спасения души, ищущей умиротворения только в Боге.

Письмо монне Бьянкине Салимбени (№ 3)⁴⁹(Т. 2. С. 25–28)

Именем распятого Христа и сладчайшей девы Марии. Дражайшая мать во Христе сладчайшем Иисусе! Я, Катарина, раба и ничтожнейшая из рабов Иисуса Христа, пишу Вам, помня о его драгоценной крови, с желанием видеть Вас, сбросившей со своего сердца и мирские одежды чувств, и себя самое, потому что иначе Вы не сможете облечься в одежды распятого Христа (Римл., 13, 14)⁵⁰. Ибо между миром и Богом нет ничего общего (Римл., 12, 2): беспорядочное чувство любви к миру ведет к гордыне, а Бог предпочитает смирение⁵¹. Мир ищет почестей, положения, богатства, всеблагой Бог Христос их презирает, предпочитая поношение, грубое обращение, жажду, голод, бесконечный зной и подобное этому, вплоть до бесчестия на Кресте…

Мир ищет удовольствия в творениях⁵², не заботясь о том, что это неугодно Творцу; а Христос не стремится ни к чему иному, кроме как к послушанию Отцу вечному ради нашего спасения (Фил., 2, 8). Христос предпочел облачиться в одежды добровольной нищеты, а мир ищет больших богатств. Поэтому одно совершенно отделено от другого; и совершенно ясно, что, если сердце скинет божье одеяние, то оно облачится в мирское. Так сказал наш Спаситель: «Никто не может служить двум господам. Ибо одному станет усердствовать, а другому не радеть» (Мф., 6, 24). Поэтому, не медля ни минуты, мы должны отвратить свое сердце и чувства от этой тирании мира и обратить их к Богу совершенно свободно и искренне, без всяких колебаний; и не раздваиваться и не лицемерить в любви.

Слишком большая глупость и безрассудство наше в том, что мы, будто слепцы, не ведаем страха в сердце⁵³, надеясь на время, которое имеем, не будучи уверенными, что оно есть. Знаем, что Бог нас видит и, как справедливый судья, наказывает всякую вину и вознаграждает всякое добро; но мы всегда за что-нибудь цепляемся. Бог отрубит одну ветку, мы сразу хватаемся за другую. Более всего мы боимся потерять преходящие вещи, которые улетают как ветер; увы, мы больше боимся потерять творения, чем Творца. Все это проистекает из-за беспорядочной любви, которая гнездится в нас: мы удерживаем ее в себе и подчиняемся ей вопреки воле Бога.

Из-за беспорядочной любви мы в этой жизни словно уже начинаем погружаться в ад: потому что Бог предусмотрел, чтобы тот, кто беспорядочно любит, стал невыносим самому себе. В нем всегда идет война между душой и телом. Он наказан тем, что имеет имущество и боится его потерять; тем, что работает день и ночь для сохранения того, что имеет, и для его приумножения. Он наказан и тем, чего не имеет, потому что жаждет иметь и страдает, не получая желаемого.

Так, его душа никогда не бывает спокойна среди этих мирских вещей, потому что они меньше, чем сама душа. Они сотворены ради нас, а не мы ради них; мы же сотворены для Бога, чтобы наслаждаться его высшим и вечным добром. Потому что только Бог может насытить душу: в нем она умиротворяется, и в нем отдыхает; потому что она никакой вещи не может ни хотеть, ни желать, которую не нашла бы в Боге. Она находит Бога, в нем – мудрость, которая направляет к вещам, служащим для спасения.

Поэтому душа умиротворяется в Боге и ни в чем другом: ведь Он – высшее богатство, высшая власть, высшее добро, высшая красота. Он умеет, может и хочет насытить душу и исполнить святые желания того, кто вознамерится сбросить с себя груз мирских одежд и облачиться в одежды Христа (Кол., 3, 10)⁵⁴.

Дражайшая мать! Я не хочу, чтобы мы продолжали дремать, но призываю пробудиться от сна (Римл., 13, II): потому что время наше приближается к вечной смерти. Я хочу, чтобы мы только пользовались преходящими и временными вещами и всем, что сотворено, любя их и владея ими, как чем-то данным во временное пользование, а не в собственность. Если вы будете делать так, то сможете обрести чувство любви к Богу, иначе – нет.

Поверьте мне, другой дороги нет. Я повторяю, что хочу видеть сердце и чувства Ваши сбросившими груз мирских одежд. Мне кажется, что и Бог постоянно призывает Вас к этому.

Письмо к конвенту монастыря Пассиньяно Валле Омброза (№ 67) (Т. 3. С. 392–395)

Дражайшие братья и дети во Христе, сладчайшем Иисусе! Я, Катарина, раба и ничтожнейшая из рабов божиих, пишу вам, помня о драгоценной крови Христа; с желанием видеть вас в саду святой веры цветами благоуханными, а не зловонными.

Знайте же, дети дражайшие, что цветок зловонный, дурной запах которого оскорбляет и Бога, и ангелов, и людей – это тот монах, который идет против религиозного обычая, рожденного святой верой; и тогда он живет похотливо, с беспорядочными устремлениями, с раздражением относится к порядкам монашеского ордена⁵⁵.

Подобный человек заслуживает осуждения: он ведет себя самого к вечной смерти, то есть к вечным мукам ада. Стремясь к мирским богатствам, он впадает в нищету; мечтая о почестях – бесчестит себя; он желает чувственных наслаждений, возлюбив лишь себя самого и забыв о любви к богу, и тем самым ненавидит себя; желает он насытиться наслаждениями и удовольствиями мира и остается голодным, умирая от голода.

Потому что не могут насытить душу все сотворенные вещи, все удовольствия и наслаждения мира; ведь эти сотворенные вещи созданы для разумной твари, а сама тварь – для Творца.

Подобного не делают цветы благоуханные, то есть истинные монахи, блюстители порядков Ордена, а не нарушители; и потому они скорее предпочтут умереть, чем когда-либо покинуть его. Итак, повторяю, истинные монахи, каковыми и обязаны быть вы, дети мои, соблюдают порядки своего Ордена: никогда не испытывают желания преступить через обет послушания ему и не ставят под сомнение волю того, кто стоит над ними, но просто подчиняются.

И это знак истинного смирения; потому что оно всегда послушно, а послушный всегда смирен. Послушный всегда смирен, потому что он уничтожил в себе извращенную волю⁵⁶, которая делает человека гордым.

Смиренный послушен, потому что ради любви к богу отказался от собственной воли, утопил ее, уничтожил тем самым ее иго над собой. Иными словами, он с корнем вырвал из души ее мятежную и чувственную часть, которая игом своей воли стремится противиться своему создателю. Он добровольно подчинил себя божьему произволу и игу святого послушания.

Поэтому смиренный пренебрегает богатствами, от которых собственная воля черпает гордыню, стремится к истинной и святой нищете. Ведь он видит, что добровольная бедность в этом мире обогащает душу и освобождает ее от рабства; она делает человека добродетельным и кротким, отвращает от

пустой веры в то, что можно возлагать надежды на преходящие вещи, и дает ему живую веру и истинную надежду. Он надеется на своего Создателя, а не на себя⁵⁷: ради Христа распятого он все переносит (I Кор., 13, 7). Он хорошо знает, что тот проклят, кто доверяет человеку (Иер., 17, 5), поэтому возлагает свою надежду и веру на Бога и на истинную и праведную добродетель. Он с большой радостью переносит страдания, оскорбления, насмешки, дурное обращение.

Вы понимаете, что из любви к истинному богатству он презирает пустые богатства мира и ищет бедности, желая видеть ее своей невестой во имя любви к распятому Христу, вся жизнь которого была ни чем иным как бедностью. И как нам указано, он избрал и возлюбил нищету, дабы поучать нас, несчастных и невежественных.

Мало-помалу монах и в остальном следует истинному воздержанию, поскольку тот, кто смирен и послушен, презирает богатства и мир со всеми его удовольствиями, предпочитает бедность и простую жизнь, находит удовольствие в душеспасительных беседах и в святой молитве; он сразу становится воздержанным, поскольку теперь он не только отмывается от грязи плоти, но даже мысль о ней становится ему в тягость, и он очищает самого себя; он понимает, что ему вредны беседы с развратными и падшими людьми, а еще больше – дружба и разговоры с женщинами, которых он бежит как ядовитых змей.

Он жаждет бесед о Святом Кресте и учится их вести со всеми теми рабами божьими, которые истинно любят распятого Христа. Он никогда не насытится песнопениями и молитвами и никогда от них не устанет, поскольку понимает, что они, словно мать, дарящая нам молоко Божественной сладости и кормящая грудью своих детей добродетели. И он получает от этого удовольствие. Бдения и молитва объединяют его душу с Богом, украшают его чистотой, дарят ему совершенную мудрость истинного познания самого себя⁵⁸ и доброты Бога в себе. Одним словом, дражайшие дети, он находит в святой молитве все сокровища и удовольствия, которых душа может жаждать в этой жизни.

Такие люди являются цветами благоуханными, радующими своим благовонием бога, ангелов и людей. И потому ради любви к распятому Христу я взываю к вам: если вы до сегодняшнего дня делали противное, прекратите это и положите конец всему недозволенному. Представьте себе, будто вы – новички-послушники и будто бы только сейчас заново и с большим почтением соединяетесь с мистическим телом святой веры. Бог сделал вас достойными пребывать в евангельском состоянии. Не возжелайте же вернуться к мирскому; ведь мирянам дадено лишь обычное греховное состояние. Вы же пребываете в совершенном. И если вы откажетесь от своего особого состояния, то вернетесь не просто в мирское, но в гораздо худшее – хуже, чем состояние самых мерзких животных.

Итак, дети мои, омойтесь в крови распятого Христа; эта кровь укрепит вашу душу и снимет все ваши слабости. Беседуйте в ваших кельях о Божественном, находите наслаждение в церковном пении, будьте послушны, бегите общения с развратными людьми, усердствуйте в молитве и в бдении. И это все. Оставайтесь в святой и сладостной любви к Богу.

Письмо монне Коррадо (№ 247) (Т. 3. С. 415–418)

<…> Благочестивая женщина любит в себе рассудок и Бога и ненавидит чувственность, которая стремится к беспорядочному наслаждению земным миром. Эта чувственность либо наслаждается своим положением и богатством, либо, основываясь на своем разумении, получает большее удовольствие от тварей, чем от Творца. Благочестивая женщина ненавидит удовольствия и наслаждения мира и всякую волю.

А сказанное выше относится к тем, кто беспорядочно и слишком чувственной любовью любит своих детей, или мужа своего, или мать свою, или отца. Эта любовь вырастает в препятствие, отгораживающее душу от Бога и не позволяющее до конца познать истину настоящей и высшей любви. Сказала же первая и сладостная Истина, то есть Христос: «Кто не оставит отца и мать, сестру и брата, и себя самое, не будет достоин меня» (Мф., 10, 37).

Истинные рабы Божьи всецело освобождают и сердца, и чувства, и души свои от мира с его великолепием и удовольствиями, и от всех тварей вне Бога; это не значит, что они не любят созданий Божиих, но любят их только ради Бога, поскольку эти создания беспредельно любимы самим создателем. Они ненавидят чувственность, восстающую в них против Бога. В них душа перестает скорбеть и волноваться относительно происходящего вокруг, познав, что все делается по провидению Божию и с величайшей любовью, <…> что не стоит беспокоиться ни из-за чего, творящегося вокруг, поскольку все случается по велению Божьему. И тогда душа сразу становится садом, полным благоухающих цветов святого желания; а в центре посажено дерево Cвятейшего Креста, под которым спит непорочный агнец, источающий кровь и увлажняющий сладостный и славный сад⁵⁹, и собирает он зрелые плоды истинных и праведных добродетелей <…>

Душа воспаряет над миром, поскольку презирает его. К такой душе, горящей Божественным милосердием, демоны даже не приблизятся.

Итак, дражайшая мать, я не хочу, чтобы Вы продолжали пребывать во сне непростительной нерадивости и чувственной любви; поднимитесь до чувства беспредельной и горячей любви к Богу, омойтесь кровью Христа, укройтесь в его ранах. Скажите и Коррадо, чтобы он поступил подобным образом.

Итальянский гуманизм эпохи Возрождения. Сборник текстов. Ч. II / Пер. Н. И. Девятайкиной. Саратов, 1988. С. 130–134.

Раздел III
Христианская духовность и народная религия Фома Кемпийский

Фома Кемпийский (около 1380–1471) – каноник, августинец, родом из Кемпена (около Дюссельдорфа). Жил в монастыре и занимался перепиской рукописей, богослужебных книг, проповедей, теологических трактатов, составлением биографий. Его труд свидетельствует о высокой интеллектуальной культуре западноевропейских монастырей, чистой набожности и религиозном рвении не только этого монаха, но и почитателей его таланта церковного писателя. Книга «О подражании Христу» стала широко известна уже в 1418 г., ее автор, возможно, следуя принципу монашеского смирения, себя в ней не называет. Поэтому авторство Фомы Кемпийского до сих пор остается под сомнением. Книга была очень популярной не только в середине XV в., но и позже. Она является наставлением в христианской вере, дает душе истинного христианина утешение и вдохновение в принятии и глубоком понимании Божественных истин.

О подражании Христу

Книга первая
Наставления, полезные для духовной жизни

Глава I. О подражании Христу и о презрении к миру и суете его

1. Кто последует за Мною, – говорит Христос, наш Спаситель, – тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни. Такими словами призывает нас Иисус Христос следовать учению Его и подражать жизни Его, и если мы воистину хотим просветиться и избавиться от слепоты духовной, следует посвятить все духовные поиски свои созерцанию жизни и святого учения Иисуса Христа.

2. Учение Иисуса Христа превосходит все учения святых, и кто откроет в себе Дух Его, найдет в учении Его Манну сокровенную. Но со многими бывает так, что хотя и слышат они часто (слова) Евангелия, однако обнаруживают мало желания (постичь услышанное), ибо не имеют в себе Духа Христова. Посему тот, кто хочет уразуметь спасительные слова Христа во всей их полноте, должен стремиться к тому, чтобы жизнь свою сообразовывать с жизнью Христа.

3. Что пользы тебе рассуждать глубокомысленно о Троице, если нет в тебе смирения, и этим не угоден ты Троице? Истинно, не высокие слова делают человека святым и праведным, а жизнь праведная делает его угодным Богу. Лучше предаваться раскаянию (за грехи свои), чем знать лишь определение того, что такое раскаяние. Если знаешь всю Библию наизусть и все изречения всех философов, что пользы тебе от этого, если нет в тебе благодати, милосердия и любви? Суета сует, – все суета, за исключением любви к Богу и служения Ему Одному. Высочайшая мудрость состоит в том, чтобы через презрение к миру приближаться к Царствию Небесному.

4. Поэтому искать себе тленных сокровищ на земле и возлагать на них надежды – суета. Суета – гоняться за почестями и стремиться к высокому положению. Суета – отдаваться похотям плоти и желать того, за что придется нести тяжкое наказание. Суета – желать долгой жизни и мало заботиться о жизни праведной. Суета – беспокоиться о сиюминутном и не думать о том, что грядет. Суета – иметь пристрастие к тому, что преходяще, и не стремиться туда, где пребывает радость вечная.

5. Почаще вспоминай, что сказано: глаз не может удовольствоваться тем, что видит, а ухо тем, что слышит. Посему, постарайся отвратить сердце свое от любви к тому, что видимо, и направить его к тому, что незримо. Ибо тот, кто подчинен своим чувственным желаниям, оскверняет совесть и лишается благодати Божьей.

Глава II. О смиренном знании себя самого

1. Всякий человек желает обладать знанием, но много ли значит знание без страха Божия? Смиренный землепашец, слуга Божий, несомненно, стоит выше, чем горделивый философ, который, не познав самого себя, отдается изучению хода небесных светил. Тот, кто знает себя хорошо, противен себе в своих собственных глазах, и не радуют его пустые похвалы человеческие. Если бы я знал обо всем в этом мире, но не имел бы любви, что пользы мне от этого (знания) перед Богом, который будет судить меня по делам моим?

2. Отступись от неуемного желания (достичь) многого знания, ибо в нем много смятения и обмана. Те, кто (много) знают, жаждут быть на виду и слыть мудрецами. Много есть такого знания, которое приносит мало, а то и вовсе никакой пользы душе, и неразумен тот, кто занимается всяким делом, но не тем, что послужит его спасению. Множеством слов не насытится душа, а мысль очищается благой жизнью, и чистая совесть дает твердое упование на милость Божью.

3. Чем больше и глубже твои знания, тем строже судим будешь, если живешь не свято. Не превозносись оттого, что владеешь каким-либо искусством или знанием, а скорее страшись знания, данного тебе. Но если кажется тебе, что ты знаешь многое и имеешь какое-то разумение, помни: того, чего ты не знаешь, несравненно больше. Не считай себя знатоком возвышенного, а лучше признай свое неведение. Отчего кичишься перед другими (своей ученостью), ведь найдется (всегда) множество людей, которые ученее тебя и искуснее тебя в Законе (Божьем)? Если хочешь что-либо знать или чему-нибудь с пользой научиться, научись сначала оставаться неизвестным и неприметным.

4. Высшее и самое полезное знание – знать о себе всю правду и презирать себя. Не превозносить себя, а думать о других только хорошее и возвышенное – вот великая мудрость и великое совершенство. Если видишь, что другой грешит или совершил черное дело, не думай, что ты лучше его, ибо не знаешь, долго ли сам будешь оставаться в праведности. Все мы слабы и бренны, и не считай, что кто-то слабее тебя.

Глава III. О научении истине

1. Блажен тот, кого истина учит не преходящими образами и звуками, а сама собою, (показывая, какова она есть). Наши мнения и наши чувства часто обманывают нас и (не позволяют) видеть ясно. Что пользы раздумывать о тайном и темном, о котором не спросят в Судный День: почему пренебрег этим? Великое безумие тратить столько усилий в погоне за любопытным и предосудительным, забывая о полезном и нужном. (Поистине), глаза имеем, но не видим.

2. И что пользы нам от многообразия всего в этом мире? Тот, кому дано Слово вечное, свободен от мнений, (разнящихся между собой). Все происходит от Слова, все объявляет нам об одном: вот Первоначало, обращающееся к нам. Без него нельзя ничего понять, нельзя ни о чем составить верного суждения. Тот, для кого все суть Единое, тот, кто приводит все к Единому и все видит в Едином, может быть постоянен в сердце своем и умиротворен в Боге. О Боже Истины, сделай так, чтобы я был един с Тобою в непреходящей любви! Часто, когда я (что-либо) читаю или слышу, меня охватывает скука, (ибо только) в Тебе, (Боже), заключено все, к чему я стремлюсь и чего желаю. Да умолкнут все ученые, да приутихнут все сущие перед лицом Твоим, – один Ты говори со мной.

3. Чем больше человек внутренне укрепится и чем больше он будет внутренне прост, тем глубже и тем легче он постигнет высокие тайны, ибо получит свыше свет разумения. (Человек), душа которого чиста, непорочна и не подвержена сомнениям, не тратит сил попусту на дела суетные, ибо все свои деяния он вершит во славу Божью; (такой человек) не ищет благ для себя. Что более всего мешает тебе и мучает тебя? Твои необузданные желания. Добродетельный и благочестивый человек готовит себя внутренне к тому, что он намерен совершить вовне, и дела его чисты от порока и подчинены суду праведных намерений и разума. Кому приходится вести самую тяжкую борьбу? Тому, кто стремится превозмочь себя. Нашим насущным делом должно стать стремление побеждать себя и оттого становиться сильнее и лучше.

4. Никакое совершенство в этом мире не обходится без доли несовершенства, и никакое размышление не свободно от некоторой непроясненности. Смиренное познание самого себя – более верный путь к Богу, чем глубокие научные поиски. Не следует осуждать науку или какое-либо знание, (ведь) знание само по себе есть добро и предписано Богом, но знанию следует предпочитать чистую совесть и добродетельную жизнь. Но поскольку люди часто предпочитают знание добродетельной жизни, они часто заблуждаются, и жизнь их дает мало или вовсе никаких плодов.

5. О, если бы люди стремились к искоренению пороков и насаждению добродетелей так же настойчиво, как они стремятся к обсуждению всяческих любопытных вещей! Тогда бы не было столько зла и безобразий в народе, не было бы такой распущенности среди монастырской братии. Ведь когда придет Судный День, у нас не спросят, что мы читали, но спросят нас, что мы сделали; не спросят нас, хорошо ли мы умели излагать (свои мысли), а спросят нас, жили ли мы по вере. А теперь скажи мне, где ныне все те книжники и ученые, которые, как тебе известно, преуспевали в своей учености? Уже другие заняли их места, и не думаю, что помнят о них. Пока они были живы, их почитали, а теперь даже и не вспоминают.

Страницы: